Купель адмирала - I


Теперь то известно, что корабль, на котором мне довелось почти три года находиться в роли адепта корабельного устава советского ВМФ, разрезали на «иголки» в 1987 году. А включили его в состав ВМФ в далёком 1964 году. Ни много ни мало двадцать три года верой и правдой служил он российскому флоту. Сколько людей прошло через его кубрики, каюты, боевые посты за эти годы! Корабля того нет уже давно, но остался в памяти людей, водивших его в походы, заботившихся о его состоянии и внешнем виде. Годы, проведённые на военном корабле, каковы бы они ни были, из памяти не вычеркнешь. Со временем всякая флотская скверна (а как же без неё?) тускнеет и, слава богу, пропадает. Остаётся и с каждым прошедшим годом становится всё яснее, кристальная суть корабельной службы, незабываемая пора флотской юности. И корабль твой уже не просто «железная коробка», а, пусть железное, но одухотворённое существо, твой железный бог, который остаётся с тобой навсегда.

Тысячи людей, самых разных, не знающих друг о друге ничего, незримо объединены памятью о корабле, на котором они когда-то в разное время служили.

У каждого корабля собственная неповторимая судьба, но есть в ней, как у людей, счастливые дни молодости, когда корабль красив и статен, быстр и полон сил, и не страшны ему любые шторма. И годы зрелости, когда его ещё побаивается вероятный противник, сталь корпуса его прочна и надёжна, но скорость уже нет, не та. И, наконец, как и у людей, наступает возраст, когда турбины его отработали ресурс, металл бортов утонился, а шпангоуты и стрингеры, "подустав" за долгие годы, подозрительно скрипят на волне, когда вид его уже никого не впечатляет, а на выход из базы в непогоду «добро» не дают. Значит пора, пора старику на вечную стоянку, а там уж недалёк тот день, когда порежут его железное тело, как говорят моряки, «на иголки».


Последний раз протопал я по трапу моего противолодочного корабля МПК-85 22 июня 1970 года. Ох, какой это был долгожданный момент! Об этом мечтают все срочники с первого дня службы на корабле. Однако, я, как ни странно, особого счастья отнюдь не испытывал. Более того, какая-то неведомая сила заставляла меня оглянуться, что я и сделал вопреки морскому суеверию, уходя насовсем, не оглядываться на корабль.

Корабль мой, отныне уже бывший мой, одиноко прижавшийся к стенке причала, показался мне таким осиротевшим и даже обиженным. Я проглотил комок в горле. С тех пор наяву мы с ним не встречались, но во сне... Сколько раз корвет мой являлся в снах частью причудливых флотских сюжетов! Говорят сны надо записывать, но как можно записать сон, если он в переживаемых эмоциях непередаваемо сложнее и богаче содержания.

Прошли годы, сюжеты снов стал однообразны и тоскливы - как завороженный, бродил я по незнакомым причалам и пирсам в поисках моего противолодочника. Вдоль причалов стояло множеством различных кораблей, но мой куда-то запропастился. Я знал, что он где-то неподалёку, но отыскать не мог. На мои вопросы какие-то незнакомые люди показывали пальцем, мол, да вот же он, корвет твой, и добавляли с удивлением: «Слепой что ли?» «Где, где ?!» - радостно вопрошал я, бегом поспешая в указанном направлении, но безуспешно, и опять одиноко слонялся по бесконечным причальным «стенкам». Увы, напрасно. Однажды, очнувшись в холодном поту и свинцовой тоской в груди, я осознал, что нет уже моего корабля, разрезали его на «иголки», а вместе с ним и драгоценную частичку моей флотской юности. После такого печального прозрения в душе возникла ностальгическая потребность узнать историю моего корабля, как он «жил - не тужил» без меня эти долгие годы.

Благо, появилась такая замечательная, да что там..., гениальная вещь под названием Интернет. Может и не знает он всего, но запасись терпением, не поскупись на время и будешь вознаграждён за старания. Вот и начал я вспоминать будущее моего корабля, раз за разом отыскивая в сети новые для меня факты и события, касающиеся МПК-85. Наконец, наткнулся на одну прелюбопытнейшую вещь, которая и дала толчок написанию настоящего повествования. Но, всё по порядку.

* * *

Расстался я с кораблём, а он продолжал нести службу, ходил в походы, стоял в дежурстве, отрабатывал боевые задачи. Со временем менялись экипажи, офицерский состав и командиры. С кораблём происходили различные события, как и в жизни человека. К моему удивлению, некоторые из них каким-то странным образом повторялись.

В конце декабре 1969 года по окончанию затянувшегося ремонта в Либаве противолодочный корабль МПК-85 покинул акваторию судоремонтного завода Тосмари и направился в Балтийск, родную базу. В двух часах среднего хода от Либавы на корабль неожиданно налетел шквал. Волны наносили тяжёлые удары по корпусу корабля, пока одной из них не удалось смять угол полуюта в месте его соединения со шкафутом. Негоже возвращаться из ремонта с помятым полуютом. Пришлось возвратиться в Либаву. До нового 1970 года оставалось несколько дней. Стоянка в заводе так осточертела, что остаться ещё, даже на сутки, тем паче, встречать там новый год было невмоготу. Поэтому командир корабля Алгашев кинулся с мольбами к главному инженеру завода. Подействовало. Пара дней, вернее, суток, ибо работали и ночью, и полуют был восстановлен в первозданном виде. Мы, преисполненные решимости, уже намеревались распрощаться с опостылевшим заводом и «на всех парах» лететь в Балтийск.


Ага, держи карман шире! За эти дни, похоже, в мозгах у начальства что-то перещёлкнуло, и на корабль негаданно пришёл коварный приказ. Якобы, в целях сохранения моторесурса главных двигателей, нам надлежит идти в Балтийск на буксире. Боевой предновогодний настрой команды враз сменился унынием. Во - первых, идти под буксиром - под баржУ косить - позорно, во-вторых, буксир быстрее шести узлов не пойдёт против наших шестнадцати, а значит, придётся тащиться на привязи в три раза дольше. И, наконец, досадная авральная суета по заведению буксирных тросов даже заядлого боцмана потехой не заманит.


Но приказы надо выполнять, и двадцать восьмого декабря противолодочный корабль МПК-85 покорно отдался воле морского буксира. В Балтийск, в Балтийск, как угодно, наперекор всему! Не тут то было! Вновь, похоже, вмешались высшие силы. Не прошло и двух часов буксировки, как ветер начал заметно крепчать, что неотвратимо сулило повторение сюжета недельной давности. На корабле начали мрачно шутить, что, мол, морской бог не хочет нас отпускать из Либавы. Действительно, это уже мало походило на случайную игру сил природы. Ведь второй раз выходим, и вновь всерьёз заштормило, как в первый раз. Командир корабля Алгашев, считавший ниже достоинства морского волка стоять на мостике корабля, идущего на привязи, теперь поднялся на мостик. И не зря. Условия буксировки быстро ухудшались. Буксировочный трос то выстреливал в струну, то изнемогал от бессилия, пропадая в волнах. Капитан буксира закапризничал, предложив прекратить буксировку. Но Алгашев, приказавший держать главные дизеля «на товсь», сознавал, что в штормовых условиях процесс отдачи буксировочного конца грозит серьёзной опасностью для авральной команды, и на риск идти не торопился.


Однако, соломоново решение вымучивать не пришлось, всё образовалось само собой. В аккурат, на траверсе Клайпеды буксировочный трос, не выдержав сумасшедшей нагрузки, оборвался. К тому времени командир уже запустил главные дизели, и они ожидали команд машинного телеграфа. Буксир - не было бы счастья, да несчастье помогло - смотал «удочки», развернулся, и, просигналив нам «Счастливого пути», лёг на обратный курс. Мы же, баба с возу..., полетели вперёд своим ходом. Полетели душой, а тела наши бренные вместе с кораблём то проваливались в бездонную, казалось, пропасть, то, как на взлёте самолёта, устремлялись в зенит, при этом не забывали усердно кланяться то влево, то вправо.

Волны перекатывали через шкафут, бак корабля полностью уходил под воду, бортовые крены пугали фатальной необратимостью. Море, как у себя дома, рьяно хозяйничало на палубе корабля и всё, что плохо «лежало» или «стояло», бесцеремонно изымало в качестве трофея, вещдока или просто сувенира на память. Такого шторма за три года моего мореманства испытать не пришлось. Впрочем, если быть точнее, в море испытать не приходилось, а вот с ужасом наблюдать сильнейший шторм, разразившийся над южной Балтикой осенью 1967 года, выпало, правда, с палубы блокшива, стоящего у Восточного мола в уютной бухте г. Пионерский. Кстати, тогда к борту нашего мачо- противолодочника, спасаясь от шторма, грациозно пришвартовалась белоснежная красавица, парусная баркентина «Вега». Связанные узами швартовых, они ту воробьиную ночь провели вместе.

Признаться сказать, у многих из нас, даже видавших виды, мозг буравила тревожная, и даже трусоватая думка «Дойдём ли до Балтийска?». Жить то хотелось в неполные 22, как, впрочем, и сейчас в полные 65. А что уж говорить о новобранцах, пришедших на корабль во время ремонта. Некоторые море то увидели впервые. Ох, и натерпелась братва эта страха! Ведь это был их первый, по- настоящему морской поход, если не считать неудачной кратковременной попытки недельной давности. Дошли. Корабль не подвёл, и команда лицом в грязь не ударила. С какой радостью и облегчением мы пришвартовались в крепостном канале в расположении родной бригады. Через три дня наступит новый 1970 год и, не смотря на условность встречи нового года в условиях корабельной службы, настроение у команды было приподнятое. Тем более, после тяжёлого перехода из Либавы все оставшиеся до нового года дни на нас махнули рукой, и распорядок службы соблюдался условно.


Спустя четыре года история эта с кораблём странным и удивительным образом повторилась точь-в-точь. Конечно, уже без меня и прознал об этом, копаясь в сети. В 1973 году противолодочный корабль МПК-85, отбороздив моря положенные межремонтные три года, вновь на ремонте в Либаве. За прошедшие годы экипаж корабля сменился полностью. Ещё в апреле 1970 года, так и не получив заветный большой корабль, сдал командирские полномочия капитан третьего ранга Алгашев. Перевели его на должность командира дивизиона консервации, старые корабли которого обречённо стояли у стенки внутренней гавани. Прибежище кораблей, которые по разным причинам стали не нужны флоту, но у которых ещё теплилась надежда когда-нибудь расконсервироваться и вновь выйти в море. Находились такие счастливчики.

Алгашева лишили моря и командирского мостика, его несомненный талант охотника за подводными лодками теперь оказался невостребованным. Он ещё с месяц приходил на свой корабль, на мостике которого пережил самые трудные и самые счастливые дни командирства. По каким-то причинам ему не доверили большой корабль, но он предпочёл бы остаться на своём, чем командовать дивизионом мертвяков, годами не покидавших причала внутренней гавани. Но что поделаешь? Потихоньку смирился.
Итак, в сентябре 1973 года, пришёл приказ из базы срочно завершить ремонт и возвратиться в Балтийск. Заводчане быстро свернули работы, и корабль был готов к переходу. Но здесь имелась одна закавыка. Командир корабля капитан-лейтенант Овчинников, который сменил Алгашева, находился в отпуске. Уж насколько срочно и для чего понадобился корабль в базе, Интернет умалчивает, но приказали, не дожидаясь командира, срочно выйти в море под командованием помощника командира.

Всё бы так, только помощником командира был лейтенант, который всего лишь год назад пришёл на корабль после окончания Военно-морского училища им. Фрунзе. Всего лишь несколько месяцев назад он сдал экзамены на самостоятельное управление кораблём, однако закрепить знания и набраться опыта по практическому вождению не удалось, так как корабль стал в ремонт. И вот теперь вновьиспечённому помощнику предстояло самостоятельно вести корабль в Балтийск.

Ну что же, глаза боятся, а руки делают, да и не боялся он. Прокрутив весь переход в голове, пришёл к выводу, что самым сложным будет вывод корабля из акватории завода и, соответственно, вход в базу и швартовка. Сам переход трудности, по его мнению, не представлял. Потому был преисполнен уверенности в том, что приведёт корабль в Балтийск и сделает это не хуже опытного командира. Зато, когда ему ещё представится такая возможность самостоятельно «порулить» кораблём, лучшего подарка не придумаешь.

Корабль вышел из акватории завода Тосмари и взял курс на родную базу. И вот тогда на долю корабля, чем-то, видимо, не угодившего морскому божеству, вновь выпало испытание, которое он прошёл почти четыре года назад. Не погодив и пары часов, свирепым псом шторм набросился на корабль, словно прошедшие годы неотлучно поджидал его здесь, в двадцати милях от Либавы, чтобы довести до конца некогда начатое покушение.

Корабль, как подводная лодка, скрывался почти всем корпусом в озверевшей балтийской волне, порывы штормового ветра разрушили радиолокационные антенны, штурманская электронная аппаратура начала давать сбои.
Четыре года назад на мостике стоял опытнейший морской волк, капитан третьего ранга Алгашев, а сейчас кораблём управляет лейтенант, который сам на корабле как говориться «без году неделя». Судьба подарила ему возможность почувствовать, как это управлять кораблём самостоятельно. К этому приходят обычно значительно позже, пройдя солидную школу под надзором опытного командира. Море же решило проверить на прочность нового военмора и не стеснялось в выборе средств достижения цели. Однако экстремальная ситуация не смутила помощника командира и он принял вызов стихии. Он не покидал мостик в течение всего перехода, уверенно управляя кораблём, принимал правильные решения, был спокойным и уверенным в себе. Команда, офицеры поверили в него и чётко выполняли его приказы. А когда МПК -85, имея в общем то невысокую проектную мореходность, преодолев запредельный шторм, благополучно вошёл в калининградский канал всем стало ясно, что лейтенантик этот командир от бога.

И вот здесь меня подстерегло любопытное открытие, а я, надо бы честно признаться, падкий на всевозможные загадочные случаи и факты в жизни людей. Словом, тем отчаянным лейтенантом, сумевшим привести корабль в базу в тяжелейших штормовых условиях, был двадцатичетырёхлетний Владимир Комоедов. Да, да тот самый, который в возрасте сорока двух лет, девятнадцать лет спустя, станет адмиралом. Выходило, что на моём корабле начал службу будущий адмирал, мало того, командующий Черноморским флотом! И мой МПК-85, образно говоря, именно в тот незабываемый переход Либава- Балтийск в сентябре 1974 год стал его адмиральской купелью.

Продолжение следует.

Капитанские истории-5

Пикник

Наша 67 запасная танковая дивизия в Сибирском военном округе за глаза именовалась «Голубое соединение». Слово «голубой» в те времена ещё не носило смысла сексуальной переверсии, а означало - «полностью кадрированная контора, в которой обитают бездельники». Как кадрированная пасека - мёд есть, пчёл нет. Но и должности офицерские тоже были тупиковые. Тихо - мирно досидеть до пенсии. Такой кадровый «отстойник». Естественно, ссылали сюда далеко не лучших.
Как говаривал наш командир дивизии - у меня в подчинении все «из бывших». Бывшие перспективные офицеры, бывшие честные люди, бывшие непьющие командиры, бывшие члены партии.
Так мы и жили. Потихоньку обрастая огородами, погребами, сарайками, живностью. Работа с 9.00 до 17.00. Пятница - короткий день. Суббота, воскресение - выходной.
Но однажды, в ничем не примечательный серый, летний день, толи Марс зашёл в дом Стрельца, толи Юпитер вышел из дома Девы, толи - не знаю... Пришёл здоровенный приказ о реформировании нашей дивизии. С новым штатным расписанием. По этому штатному расписанию у нас появились новые должности, изменились многие старые. А некоторые должности повысились в звании. Пришедшие изменения дли для большей части офицеров приятные. Вот и у меня должность из капитанской стала майорской. Правда наш начальник штаба дивизии (полковник и мудак с синдромом буонапарте) решил кое кому крылья то на взлёте подрезать. Ему, в Управлении кадров округа, намекнули, что пока идут перетрубации, то от некоторых офицеров, с которыми он (НШ) не хочет работать, можно избавиться. Так наш начальник штаба накатал такой список, при взгляде на который, окружные кадровики сказали, что им проще заменить его одного.
Всякая хорошая новость в армии, как правило, заканчивается пьянкой. Руководство дивизии понимало, что пьянки будут. Будут с непредсказуемыми последствиями. И что остановить этот процесс невозможно. А, если процесс нельзя остановить, то его надо возглавить. Было принято решение и нам объявлено, что все желающие, с женами, в субботу утром выезжаем на пикник на берег Обского моря. Командование предоставляет два автобуса и кое-что из провизии. Всё остальное брать своё. Из расчёта «на себя +1».
И вот, ранним июньским утром, мы погрузились на автобусы, загрузили сумки со снедью и поехали культурно отдыхать. Набралось человек сорок. Ехали недалеко, километров двадцать, по просёлкам, мимо спящих деревень. Где-то через час добрались до места. Вышли из автобуса и ... аж вздрогнули от неожиданности. Представьте прекрасный солнечный день, ярко-голубое небо без единого облачка, ослепительное солнце, безбрежная гладь рукотворного моря, высокая круча берега, поросшего зелёной травой, полоска песчаного пляжа ( для антуража был даже остов полу затопленного старинного колёсного пароходика, с ещё видимым названием на кожухе колеса «Партизан»), и ... сильный, пронзительно - холодный северный ветер. В автобусе то ехали, жарко было, распарились. А тут ... бр-р-р.
Стали думать, что делать. А что делать - что делать? Не возвращаться же назад. Но и в автобусе тоже сидеть мало приятного. Тут кто-то вспомнил, что недалеко есть глубокий овраг. Решили пойти туда. Хоть от ветра спрятаться. Овраг и правда был рядом. Широкий, глубокий, с заросшими мелкими кустами склонами. Такой овраг в этой части Сибири называют лог.
Спустились вниз. И правда ветра почти не чувствуется. Не жарко, конечно, но терпимо. Разложили снедь и приступили к празднованию. Пересказывать содержание подобных мероприятий не имеет смысла. Все на них бывали. После первых тостов командования, все разбились на группы по интересам и просто отдыхали. Только вот тут чудеса начались. Вроде всё то же, а как-то теплее стало. Многие уже и курточки поснимали. Когда кончилась водка ( а она всегда кончается раньше закуски) многие уже и загорать начали, и в волейбол играть. Командование уехало, оставив старшим старого, мудрого полковника Василь Дмитриевича Аминева. Василь Дмитрич, чутко уловив настроение коллектива, быстро собрал деньги и отправил одного из прапорщиков на автобусе в ближайшую деревню за добавкой. Прапор вернулся где-то через час, и без водки. Сказал, что водки нигде нет. Поэтому он привёз два ящика портвейна. Все поморщились, но Василь Дмитрич сказал, что кто не хочет может не пить. После этих ящиков загорали уже все. В том числе и женщины. А самые храбрые полезли купаться.
После третьего ящика портвейна, купленного во втором заходе, купаться полезли тоже уже все.
Вечер закончился финальным залпом сигнальных ракет. Целую упаковку которых, выставил начальник службы РАВ. Жаль только, что огни ракет было плохо видно. Их очень сносил все тот же сильный, пронзительно-холодный, северный ветер.

Купель адмирала - II


Один мой хороший знакомый, особо не мудрствуя , делит людей на «звёзды» и «остальных». «Звёзды» это те, кто благодаря незаурядным способностям, сумасшедшему трудолюбию и упорству, добиваются впечатляющих успехов. (здесь не имеется в виду только карьерный рост) Такие люди редки и, собственно говоря, они, звёзды и двигают нашу жизнь вперёд. За немалый жизненный путь мне посчастливилось встретить лишь двоих, которых можно отнести к «звёздной расе». Первый, ставший позже известным писателем Григорий Медведев. С другим работаю по сей день, и в тандеме с которым с нуля(!) создали современное эффективное машиностроительное производство.


А вот пересечься с восходящей звездой флота, к сожалению, было не судьба. Не свёл господь... Хотя и родились мы без малого чуть ли не в один день, он 14, я 19 августа, но разница в два года не позволила встретиться на малом противолодочном корабле. Ушёл я с МПК-85 летом 1970 года, он пришёл летом 1972. Разминулись на два года, а жаль, было бы интересно и, думается, полезно послужить с таким офицером. По крайней мере, узнал бы, каковы они, адмиралы в молодости, но не довелось. Тем не менее, приятно сознавать, что на моём корабле начал службу будущий адмирал, командующий флотом. И пусть не имею возможности изложить здесь личные впечатления от общения с этим человеком, но попытаюсь на основе сведений, почерпнутых из сети, эскизно показать восхождение молодого лейтенанта на флотский Олимп.
Но прежде, ещё одно загадочное повторение случая с моим, теперь буду говорить, с нашим кораблём.

Южная Балтика. Июньский погожий денёк 1970г. Позади промозглая балтийская зима и затяжная весна, пора непрерывных походов, боевых дежурств, отработка задач боевой подготовки. Живы в памяти и разговорах перипетии грандиозных учений советского ВМФ «Океан». В канун долгожданного лета, когда накал боевой подготовки спадает и вожделенный сезон отпусков не за горами, на корабле царит приподнятое настроение.

Суббота. Закончена большая приборка. На верхней палубе ни пылинки, палубная бронза отливает цыганским золотом. Корабельная рында, ни дать ни взять ёлочная игрушка, магнитом притягивает взор. Команда отобедала и предалась обыденной субботней суете - стирка, стрижка, наведение порядка в рундуках. Корабельный котёл набирает пары, вот-вот по кораблю объявят "помывку" личного состава. А завтра - воскресенье. В городе местные красавицы истосковались по матросскому неутомимому теплу. Фанаты футбола ждут, не дождутся воскресенья, чтобы вволю наиграться на крошечной площадке, расположенной неподалёку и приспособленной для игры в пресловутый «дыр-дыр».

Корабль наш дремлет напротив штаба дивизиона правым бортом к причальной стенке. К левому борту причален другой противолодочник дивизиона. За нашей кормой правым бортом на обычном расстоянии около пятнадцати метров на швартовых стоит ещё один корабль, на котором, не смотря на субботний день, проводятся экстренные работы по ремонту пневматической муфты главного дизеля. Дизель то запускается, то останавливается. Похоже, что-то там не клеится и работы затягиваются.

«Мы в цвете лет, мы бодры духом». Эта римская цитатка почти про меня, но, к сожалению, не сегодняшнего. Cудите сами, человеку нет и двадцати двух, заканчивается последний год службы на флоте. Как - никак, старшина первой статьи, специалист первого класса, довольно известная и уважаемая в дивизионе фигура. Только что окончил курсы офицеров запаса и представлен к званию младшего лейтенанта. Ну что ему тужить? А, через неделю-другую под звуки «Прощания славянки» с чувством исполненного долга, последний раз пройдёт он по трапу родного корабля. Впереди встреча с родными - друзьями и, наконец, заветная мечта - Московский энергетический институт (звучит то как!).

С таким светлым чувством, с удовольствием щурясь на солнышке, сошёл я с корабля на причал для осмотра силового кабеля берегового электропитания. Ведь заступающая на дежурство дивизионная служба первым делом пробавляется состоянием береговых коммуникаций кораблей - кабелей берегового электропитания и рукавов водоснабжения. Проложенные на специальных деревянных «козликах», они должны и смотреться культурно, и не препятствовать проезду - проходу на причальной стенке. И не приведи боже, если у кого-то «козлик» скопытился невзначай, или что другое не в масть дежурному придётся...

Не успел я, спустившись по трапу, приблизиться не спеша к полуюту, где расположен щит берегового электропитания, как МПК, стоящий за нашим кораблём, вдруг истошно взревел дизелем. Дальнейшие события приняли оборот крутого экшен по какому-то безумному мультяшному сценарию. Необъезженным конём, которого безжалостно хлестанули по крупу нагайкой, корабль, подпрыгнув из воды, сорвал швартовы и ринулся на мой, ни в чём не повинный корвет, впавший в сладкую дрёму субботней идиллии. Коварный удар, нанесённый острым форштевнем взбесившегося корабля в транец , оказался настолько мощным, что наш корабль резко пошёл вперёд. Швартовы натянулись в струну, готовые вот-вот разорваться, кабель берегового питания, выбрав слабину, также стал угрожающе прямолинейным. Из кубриков, как по "большому сбору", высыпал народ с испуганными лицами, не понимая, в чём дело, не представляя, что делать и куда бежать. Некоторые, от греха подальше, сбежали на земную твердь, другие кинулись на боевые посты, проявляя должную выучку в непонятной ситуации, остальные пребывали в растерянности на палубе.


На ходовых мостиках обоих кораблей появились офицеры. Колокола громкого боя сыграли аврал. На причал из штаба дивизиона выбежал обескураженный дежурный офицер дивизиона, ведь оставалось ему до смены каких-то пару часов, и на тебе - ЧП.

Из люка Поста энергетики и живучести показался старшина первой статьи Валерий Коробко. На рукаве голландки бело-синяя повязка «рцы» - дежурный электромеханик. Понятно, почему его появление на палубе задержалось почти на минуту. Из железного чрева машинного отделения доносились звуки работающего дизеля носовой корабельной электростанции. Который уж раз поразился находчивости и самообладанию этого спокойного, толкового парня, с которым служил почти три года. Возможно, он был единственным в царившей на корабле суматохе, кто действовал хладнокровно и последовательно. Ведь в случае потери берегового электропитания, корабль остался бы без энергоснабжения, а, значит, все системы, обеспечивающие живучесть корабля, были бы мертвы. Теперь Коробко, отвечающий за живучесть корабля, как дежурный по электромеханической боевой части, должен установить суть происшедшего. Он бросился на полуют по правому борту, но угрожающе натянутый электрокабель заставил его отпрянуть и подняться на полуют по левому трапу (Опыт!). Ему хватило секунды, чтобы охватить взглядом невероятную картину тарана и оценить ситуацию.

«Да, да, проверить, дошла ли пробоина до поверхности воды» - об этом мы с Коробко подумали одновременно. Он открыл люк в румпельный отсек и рухнул вниз. Если пробоина достигла воды, то в румпельный отсек сейчас поступает вода, причём, коль скоро «дикий» МПК решит освободить свой форштевень и даст задний ход, то затопление отсека возрастёт в разы. В принципе, затопление небольшого румпельного отсека не угрожает плавучести корабля, но там расположены приборы и электродвигатели управления рулём. При таком раскладе корабль, как минимум, месяц не сможет выйти в море. А ведь это уже моё заведование! Я бросился на корабль. На полуюте столкнулся с Коробко, который лаконично сообщил:
- Порядок! Сухо...
«Порядок», то же сказанул, корабль с проломленной кормой. Что же тогда называть беспорядком? Впрочем, могло быть и хуже...
На «спятившем» МПК запустили дизель левого борта, ибо дизель правого борта, виновника «торжества», экстренно заглушили, и злополучный МПК дал задний ход. Пред нашим взором предстала впечатляющая картина следов таранной атаки. Транец корабля имел треугольный пролом, как после удара гигантским колуном, с максимальной шириной на палубе более полуметра и глубиной «въезда» более полутора метров. Сквозь пробоину видны внутренности турбинного отсека. В месте пролома находились стеллажи с ЗиПом. Ящики с запчастями в беспорядке разбросаны по всему отсеку. С первого взгляда показалось, что никакое оборудование, не считая ЗиП, не пострадало. Однако, при детальном осмотре места аварии обнаружилось ещё кое-что. Праздничное дотоле настроение моё пошло на убыль при виде повреждённых пучков кабеля, проходящих по транцу на расстоянии полуметра друг от друга. «Повреждённых» - мягко сказано! Они были сорваны с креплений и варварски разодраны.

Бывалые военморы уж верно догадались, что дело тут не пустяшное, и пучки эти, до полусотни кабелей в каждом, есть не что иное, как обмотка размагничивающего устройства (РУ) корабля, которая опутывает весь его корпус по стрингерам и шпангоутам. Назначение этого довольно хитрого электромагнитного устройства заключается в защите корабля от магнитных мин путём компенсации собственного магнитного поля корабля. Без исправного РУ ни один корабль выйти в море не может. А суть всего в том,что РУ это пресловутое наряду с рулёвым устройством обслуживается корабельными электриками, старшиной коих являлся на тот период ваш покорный слуга.

Закралось сильное подозрение, что до устранения повреждения обмотки РУ демобилизации не видать мне, как собственных ушей. Вот вам, бабушка, и Юрьев день! Пробоину в транце ребята с плавмастерской «оформят» за пару дней - комар носа не подточит, но без действующего размагничивающего устройства корабль враз сделался никудышным и «де-факто» вышел из строя боевых кораблей.

Опасения мои не замедлили материализоваться уже на следующее утро. В штаб дивизиона вызвали механика корабля старшего лейтенанта Лихачёва. Не прошло и пяти минут, как дивизионный рассыльный явился и по мою грешную душу. Несмотря на изумительный воскресный день, в штабе собрался озабоченный синклит в составе механика бригады, командира нашего корабля капитан-лейтенанта Овчинникова и нового начальника штаба дивизиона МПК капитан-лейтенанта Добышева.

Заседали недолго, чай воскресенье на дворе, и до занудства дело не дошло. Просто популярно объяснили, что на всё про всё сверху "спущена" неделя, и корабль, что твой сивка-бурка, должен быть в строю. А ремонт обмотки Родина возлагает конкретно на старшину первой статьи Садовского, то бишь, на Вашего покорного слугу. Ну и мякенько так дали понять, что Дону- батюшке нашему Тихому придётся погодить со встречей казака донского недельку - другую, (авось, водицы в нём не поубавится), пока РУ не заработает в штатном режиме.

Честно признаться, не верилось в успех «заплаточного» ремонта обмотки. Они то, начальство, не знают, как мы с этим РУ нянчимся, как с дитяти малым, в попку дуем. Чуть сопротивление изоляции обмоток поплыло - сразу паника: «Обмотки на прогрев и не отходить! Изоляция растёт? Слава тее..., пронесло!» А здесь стрингерные пучки в лохмотьях, ну что с этого «роЯ» может выйти путного?

Мои попытки отказаться под предлогом сложности работы, требующей профессионального подхода, лишь изрядно подлили масло в огонь. Ничего не оставалось,как без проволочек приняться за работу. Чем быстрее будет восстановлена обмотка, тем скорее грянет демобилизация. Моя, а то чья же!


После ремонта корпуса турбинный отсек за неделю стал роднее кубрика, и покидал его я, чтобы поесть - поспать. Зачищал, паял, накладывал изоляцию, формировал пучки. Каждый день в отсек являлись проверяющие,- «Как дела? Сколько осталось? Когда закончишь?» Я же знал, что работу мою будет принимать не люди, а само устройство. После включения оно даст индикацию об исправности обмоток и готовности к работе. Ещё были сомнения о состоянии изоляции в местах срыва пучков с креплений. В этом случае следовало бы менять все повреждённые пучки. К счастью, прокатило. Первые после ремонта замеры показали соответствие требованиям, а последующий запуск устройства показал, что ремонт выполнен качественно. Устройство милостиво приняло мою работу.

Похожая история с МПК -85 удивительным образом случилась спустя четыре года. И вновь лейтенант Владимир Комоедов исполнял обязанности командира корабля. В тот день он с утра находился в штабе 64 бригады ОВР на занятиях по командирской подготовке. Там ему и сообщили о ЧП с МПК бортовой номер 151, то есть с его кораблём. В борт МПК в районе полуюта, то есть почти там же, куда четыре года назад «въехал» другой МПК, при швартовке врезался базовый тральщик, дивизион которых дислоцировался за дивизионом МПК в сторону внутренней гавани. Владимир срочно вернулся в дивизион.
Повреждения корпуса оказались серьёзными, и Комоедов энергично принялся за организацию срочного ремонта. Конечно, он никоим образом не был виноват в происшедшем, но чувство вины перед командиром не проходило. Ведь ему же доверил командир корабль, который в итоге оказался повреждённым. Замечено, что талантливый человек проявляет способности во всех делах, за которые принимается. Владимир Комоедов и в этом, казалось бы, не свойственном ему деле, проявил деловитость, организаторский талант, настойчивость и требовательность. В течение месяца интенсивных работ повреждение было устранено, и корабль вновь мог нести боевую службу. Маленький шаг на большом пути, но, не совершив его, не факт, что человек пройдёт весь путь и достигнет цели.

А путь к адмиральским звёздам того энергичного, дотошного и толкового лейтенанта оказался тернистым. Ведь на Олимп он поднимался из самой непрезентабельной и тяжёлой флотской глубинки - малые противолодочные корабли, сторожевики. Бесконечная рутина боевых дежурств в составе поисково-ударных групп, дозорные походы и отработка задач в тяжёлых погодных условиях. Небольшие по водоизмещению корабли кланяются каждой волне, переваливаясь с борта на борт и зарываясь носом так, что иногда с непривычки кажется, что бак уже не появится над клокочущей балтийской волной. Непрерывная качка, к которой невозможно привыкнуть, сутками изматывает человека физически и морально. Далеко не каждый человек способен выполнять тяжёлую морскую работу в таких непростых условиях.

Офицеры, не имея помощников, в течение всего похода сутками не покидают боевых постов, командиры не уходят с мостика. Густые «шапки» густого ядовитого газовыхлопа главных дизелей порой накрывают палубу и мостик, выжимая слёзы из глаз, сворачивая судорогой грудь и вызывая невыносимые приступы тошноты. Это пришлось испытать и мне- маслопупу в составе баковой авральной команды во время швартовок. Но особенно от газовыхлопа дизелей страдали авральные команды на шкафуте.

Бытовые условия на таких кораблях суровы для матросов, не намного лучше они у офицеров. Тесные, крошечные каютки, включая командирскую, в которых приходилось жить неделями даже тогда, когда корабль стоит у причальной стенки и находится в получасовой боевой готовности, которая реально воплощается в экстренные выходы в море. И так год за годом...

Далеко не каждому дано пройти всё это ,преодолеть, и всегда быть лучшим и успешным без пресловутой родственной поддержки. Не взирая на "принцип Питера", стать адмиралом, командующим флотом, начав лейтенантом на малом противолодочном корабле. Ведь говорил же один остроумный адмирал северного флота, что со своего адмиральского мостика может одним махом обоссать целый дивизион МПК. Знать, ему повезло по жизни, и службу он начал на БПК с дружеского визита в одну из западноевропейских стран. На МПК о визитах в зарубежные порты не мечтали, но корабли свои уважали.

Продолжение следует.

КРОСС
Кросс, почему-то имени Петрова, был чем-то вроде священной коровы. И жить мешает, и трогать нельзя.
Сам Петров, инициалов уже, к сожалению, не помню, был герой войны. Вечная ему память и уважение, но зачем надо связывать имя достойного человека с этим действом? Был ли он бегуном, и имел ли вообще какое-то отношение к спорту, этого моя память тоже не сохранила.
Но каждый год в октябре все студенты института обязаны были пробежать в спортивном темпе, в спортивной одежде, на спортивном стадионе, с номерочком на груди, целый километр. Девиз забега: «Главное не результат, а участие». Но время засекалось. Чемпионы поощрялись. Кому-то это может, и доставляло удовольствие, но для большинства это было как серпом по пальцам. И самое печальное. Пропустить это мероприятие, как вражеские танки над собой, ну просто никак.
Состязание устраивает вроде как кафедра физкультуры. Понимая, что явка будет ниже нижнего, пристегивала к организации и обеспечению процента участников военную кафедру.
С теми бодаться сложней. Постоянный шантаж армией. Угрозы сослать в Афганистан, на помощь братскому народу, вынуждали идти на сделку с прочими своими чувствами.
И для воплощения в жизнь сказанного, все рычаги у них есть.
Так вот в последнее занятие на «войне» перед забегом все строились в рекреации, где доходчиво объяснялось, кто мы есть и кем будем, если не придем побегать на свежем воздухе в эту субботу, такого то числа, октября месяца, сего года.
От кафедры «физры» на съезде присутствовала зам. декана, курировавшая этот субботник. Женщина лет сорока, стройная, за собой следящая. Видимо, не прочь покрасоваться, а заодно и покомандовать студентиками.
Рассказывали, а может вечный анекдот, что пару лет назад, на таком собрании, полковник, зав. кафедры, галантно, по военному, поставил ее перед строем и задвинул речь:
- Кросс это о-го-го! Кросс это вам не хи-хи-хи! Короче кросс это для настоящих мужчин! Так вот вам Марьванна и чтобы завтра все были мужчинами!
Потом долго не мог сообразить, что происходит. Почему строй ржет до сработки пожарной сигнализации, а Марьванна покраснела, взглянула на него с ненавистью и убежала.
Позже ему объяснили нюансы русского языка, и он целый год носил свой живот с цветами аж на четвертый этаж, на кафедру физкультуры для заглаживания недоразумения.
Вот и получается. В состязании участвуют только самцы. Представительницам противоположного пола на этом факультете вообще была «лафа». Мы целый день на «войне». У них дополнительный выходной. И на военные сборы они не поедут. Если бы в то время существовали операции по смене пола, это был бы повод для размышлений.
А надо сказать, что октябрь не самый простой месяц в учебном периоде. Все вернулись с производственной практики. Там многие развлекали население и геологические организации в Заполярье или Сибири. И деньги там платили другие. При зарплате рядовых сотрудников института в сто - сто двадцать рублей. Студент с тысячей в кармане после практики не такая уж и редкость.
Дальше каждый самореализовывался согласно своим наклонностям и способностям. А геологоразведочный факультет или его часть проводила много времени, в том числе и учебного, в девятом корпусе. Институт имел всего восемь учебных корпусов. Девятым называли пивбар «Гавань».
Там время текло незаметно. В основном за рассказами об этой самой практике. Всякие были, большинство же пьяницами не были. Очень даже спортивные ребята. Но две недели октября это отдельное время жизни, а специальность определяет бытие и сознание. Молодость, беспечность и шальные деньги толкали. Были и обеды в самых дорогих ресторанах. Притом, что там нет ни одного посетителя. И вообще он закрыт. Сидим только мы вчетвером, и пять официантов с бегающими в глазах циферками предполагаемых чаевых. И на ужин к цыганам.
Все усугубляла жалость к себе и бездарно потраченному отрезку юности. Мысль, что я вместо походов с барышнями по консерваториям провел целых два-три-четыре месяца в таких тьмутараканях! В таком месте и условиях! Вкалывал так, что теперь город Питер, с его возможностями и моими деньгами обязан мне компенсировать. В результате хорошо, если тапочки успевали купить. Ну и само собой консерватория откладывалась.
Словом режим в эти две недели был не очень спортивным. Дым стоял коромыслом. И кросс, ну ни как не вписывался в чаяния народа. А тут суббота после пятницы, которую приятно вспомнить и хочется повторить.
Логично было бы проводить «микроолимпиаду» попозже, но идея перенести чемпионат на две недели, когда кураж и деньги кончатся, поддержки не нашла.
Вот и тащимся. К черту на кулички вместо «Гавани». Хмурое осеннее Питерское утро. Легкий морской бриз пробирает аж до самых костей. Настроение портится.
Кафедральные офицеры сбивают нас в кучки. Не в строй, не повзводно, а хоть какой-нибудь толпой по мере прибытия. Одна стоит у линии на старте и ждет, когда предыдущие отбегут подальше. Вторая наизготовку позади и третья подготовительная, которая все время пытается разбрестись по своим делам. Вот их охраняют отдельно.
Над стартующей группой вьется сигаретный дымок. Выстрел из стартового пистолета и они как смогли, так и ускакали. После них на линии только пустые пивные бутылки остались.
Наш черед. Бежим, пыхтим, хочется в пресловутые три минуты уложиться. Бежать надо снаружи стадиона. Вроде там километр получается. А то тут, то там в укромных местах группки «спортсменов» сидят и курят. И нас жестами приглашают. Так они ж стартовали минут десять назад?
- Мужики, что не торопитесь? Вас там, небось, уже на боевые потери списали.
- Не. Они привыкли. Последние годы если у нас результат меньше пятнадцати минут, то у судьи возникают подозрения. Вдруг перебегать заставит.
Уф. Финиш. Вроде в нормативе. Ну, держись «Гавань» сегодня.
Но были и такие, которые не бегали или пропадали в пути. В стартовом протоколе они есть, а на финише их никто не видел. На следующее занятие эти дезертиры приносили справки, приводили доводы. И все вроде бы законно, но не на тех нарвались. Военная кафедра не была бы военной кафедрой, а позором советской армии, если бы не умела присовокупить этих предателей к общему проценту бегунов.
Зав. кафедрой не признавал никаких других цифр кроме ста процентного участия. Думаю, что даже если бы кто-то умер, то весь взвод в спортивке с номерами на груди бегом тащил бы по стадиону гроб, венки и памятник. На гробу тоже бы болталась тряпочка за номером тринадцать. Ну не повезло товарищу с номером. Но если бы приказали, он должен был бы прийти к финишу первым.
«Предателей» было не много, но человек двадцать набиралось. И вот, недельки через две, когда хворые выздоравливали, у проблемных проблемы рассасывались, им назначался персональный забег имени Сидорова.
Но теперь всем уже было лень связываться со стадионом и тратить на это выходной. Поэтому он устраивался в будний день прямо напротив института, на набережной лейтенанта Шмидта. Часика эдак в два дня.
Наблюдение за ними доставляло несказанное удовольствие. Они без всякой формы. В повседневной одежде группировались на набережной и по команде офицера: «С богом», мчались по тротуару вдаль. До следующего человека в форме. И команды: «Тпру-у-у». Тут уже время не фиксировалось, поголовье считалось только на старте. Некоторые умудрялись на полпути запрыгнуть в трамвай и куда-нибудь подальше от этого дурняка.
А вот наблюдение за случайными «мирными» прохожими стоило двойного тарифа. Сначала это ступор. Они, видя, как группа молодых людей после краткой беседы с человеком в погонах резко поворачивается и во всю мочь бегут прочь. В плащах и куртках, брюках и туфлях. С дипломатами в руках.
Какие мысли могли родиться в их головах? «Караул! Война! Драпать надо от них или за ними!». И они тоже стартовали. Кто домой собирать деньги и вещи, а кто за бегунами. «Стайеры» рассказывали, что присоединялись к ним гражданские с ошалелыми глазами и вопросами. И честно добегали до финиша, выполняя норматив.
Порой, в числе финиширующих, были замечены не заявленные участники.
Да здравствует спорт и физкультура в мирных условиях!

Ротация

Декабрь 1942 года. В степи где-то под Сталинградом....
Они шли уже второй день, и казалось, что дойти не смогут никогда. Низкое зимнее солнце посылало свои прощальные вечерние лучи в спину небольшой - не больше тысячи человек - колонне странных, призрачного вида людей. Изможденные и обмороженные, они зябко кутались в бабьи платки и кургузые летние шинели. От свирепого степного ветра не спасали ни вязанные шерстяные наушники, ни опущенные клапаны пилоток. Онемевшие, в страшных струпьях обморожений кисти рук они тщетно пытались прятать кто в женские муфты, кто просто в карманы. Колонна передвигалась медленно - у большинства вместо щегольских хромовых сапог на ногах красовались то обрезанные чуни, то диковинного вида лапти, больше похожие на корзины, в каких хозяйки несут с рынка яйца.
Наконец невдалеке показался полосатый шлагбаум и приземистая изба блок-поста. Над избой, особенно яркое в лучах заходящего солнца, яростно рвалось куда-то под порывами злого ветра красное полотнище флага. Возглавлявший колонну высокий худой человек с лицом геморроидального чиновника средней руки и погонами фельдмаршала на узеньких плечах сделал еще несколько сомнамбулических шагов на негнущихся обмороженных ногах и остановился у шлагбаума. Все его воинство мгновенно сбилось в кучу, как стадо овец, и тщетно пыталось согреться, переминаясь с ноги на ногу.
Дверь блок-поста распахнулась, и в ярком световом пятне возникла кажущаяся огромной фигура человека в добротном полушубке и валенках. В одной руке человек держал мощный фонарь, луч которого попеременно выхватывал из сгущавшихся сумерек то одну, то другую измученную физиономию, другая рука покойно лежала на автомате ППШ, что уютно и ловко примостился у него на груди. В густых усах у него застряло перышко зеленого лука.
-Кто такие? - строгим баском осведомился страж, поправляя ремень автомата.
Возглавлявший колонну высокий человек разглядел в неверном свете три рубиновых треугольничка на петлицах у спрашивающего, сделал шаг вперед и щелкнул давно потерянными в степи каблуками. Вскинул негнущуюся руку к голове, на манер восточного тюрбана обмотанной бабьей шалью, и произнес скрипучим, измученным голосом:
- Их бин фельдмаршал фон Паулюс, герр сержант! Ротациен... майне комараден... Ми есть виходить ротация! Во ист майн кормрад Манштейн?
-Ротация? - озадаченно переспросил русский сержант, - А ну-ка, посмотрим. Сколько вас? - спросил он, и потащил из-за пазухи пачку засаленных листков бумаги.
- Айн тысяча меншн! - еле слышно произнес фельдмаршал, и по его изможденному лицу скатилась скупая солдатская слеза.
- Ско-о-о-о-лько? Одна тысяча? А у меня в списке десять тысяч! - изумленно воскликнул сержант, - А остальных куда девал?
- Генераль Мороз... Поломки техники... Энтузиазм населения... Одна побелка... Купорос - понес уже полную околесицу фельдмаршал, механически притоптывая ногой в плетеном лапте и глядя полубезумными глазами куда-то на запад.
-Ничего не знаю! - коротко оборвал его сержант, отвернулся и громко крикнул в сгустившуюся степную ночь:
- Манштейн! Эрих Левинсович! Ко мне - бегом марш!
Через пару секунд из тьмы слепился высокий осанистый человек в серой шинели и фуражке с высокой тульей. Щелкнув каблуками хромовых сапог, щегольским жестом отдал честь и рявкнул по уставному:
- Йа, майне герр сержант!
- Йа, йа... головка от хуя! - хмуро передразнил тот и скомандовал:
- Отбирай из своих архаровцев тысячу залетчиков, остальным скажешь, что они в рубашке родились. Нормы вооружения - одна винтовка "Маузер" на взвод. Патроны добудете в бою... если дойдете. Вопросы?
- Нихт вопросен, герр сержант!
- Выполнять! - закончил разговор сержант и сдвинул ППШ на спину.
- Сидоренко! - закричал он куда-то в сторону избы.
Дверь вновь распахнулась, и на крыльцо вышел человек, похожий на сержанта, как родной брат.
- Ну я! - нехотя ответил он.
- Головка от хуя! - грубо оборвал его командир, -Ротация прибыла! Проверь, чтобы все было как надо - не мне тебя учить. Поросенка-то мне оставили?
- Так точно, тащ сержант! - проорал, вытянувшись в струнку, Сидоренко.
- Ну, то-то! - подобревшим голосом проворчал сержант и скрылся в избе, захлопнув за собой дверь.
Ветер усиливался, тьма окончательно сгустилась. По подбородку фельдмаршала Паулюса, который сумел услышать вопрос о поросенке, катилась скупая солдатская слюна.