Эти вагоны пришли, как и все вагоны не вовремя. Эти пришли особенно не во время. Они пришли в ночь на первое мая. Все нормальные люди готовились праздновать, мне же предстояло разгружать вагоны, не вручную, конечно, но организовать разгрузку нужно было именно мне.
Добиться от таможни «добро» на выгрузку и осуществить саму выгрузку. В принципе, самой работы там был мизер, надо было всего лишь снять с платформы парочку огромных тракторов. Помотавшись между железной дрогой и таможней, я добился того, чтобы вагоны пришли в тупик. Можно начинать работы. Но... солнце уже предательски садилось, козловые краны, понурясь, притулились к краю подъездных путей, а из живых существ на этом тупике были две собаки неизвестной породы и сторож, еще не утративший способностей говорить. От него-то я и узнал, что на крановые работы от владельца всего этого хозяйства разрешение есть, но нет крановщицы Дуси, которая со свойственной женщинам загадочностью удалилась, оставив адрес своего вероятного нахождения.
Вооружившись адресом, я поехал за Дусей. Жила она в каком-то малопонятном общежитии, в которое-то и в мирное время не стоило бы заходить, а уж вечером в праздничный день такие походы могли обрасти кучей дополнительных впечатлений и ощущений.
Тщетно я стучал в дощатую со следами облезшей краски дверь... На стук часто выглядывали соседи, но Дусина дверь издевательски оставалась молчаливой.
На мой стук или чисто случайно в коридоре появилось тело, в отраженном сиянии потолочного светильника, напоминающее призрак. Существо передвигалось по синусоиде, дополнительный шарм его походке придавала болтающаяся в противофазе полированная радиола образца 60-х годов, вероятно, взятая с собой на прогулку в качестве аудиоплеера.
Дойдя до крыльца, тело, поставив свою музыкальную шкатулку на пол, решило покурить, а я неосторожно решил спросить, не знает ли этот очень уважаемый мною человек, где находится не менее уважаемая обитательница комнаты N Х-Дуся. Тело жителя этого общежития вернувшись в бренный мир по моему зову известило о том, что Дуся в настоящий момент у Толяна, и он меня проводит. В качестве доказательства своих намерений этот добрый человек решил поднять с крыльца свой девайс. Совершив действие по подъему радиолы на уровень груди, слегка напоминающее становую тягу, человек завалился на спину, и совершил полет с крыльца в заросли травы и репейника, там, придавленный полированным ящиком, он и уснул. Солнце окончательно пересекло линию горизонта. Шанс выполнить поручение испарился. Впереди был второй день разгрузки. Утром все было наготове. Стояли грузовики. Приехали сервисные инженеры. Поглазеть на технику приехали агрономы, в чье распоряжение пойдут эти трактора. Все было торжественно и празднично. Причем все это напоминало парадные расчеты перед парадом на Красной площади. Командовал парадом технический директор.
Глядя на все это великолепие, мне отчего-то подумалось, что за отсутствие крановщицы меня так же торжественно перед строем и расстреляют. Обошлось. Прислонившись к будке сторожа, дремала явно похмельная крановщица. Технический директор проверил готовность и почти дал разрешение на подъем, но природная осторожность заставила его подойти к Дусе. Дуся нехотя поднялась. Ей было нехорошо. Ее штормило. Она изгибалась из стороны в сторону, пытаясь оторваться от спасительной стенки будки. «Я готова...» - икнула она в сторону директора... Дуся была права во всех смыслах. И в алкогольном, и в рабочем. «А ты не убьешься?» - вспомнил о ТБ технический директор... Дуся сделала утверждающий жест, по ее мнению, отвечающий на все вопросы. Мол, и стропы в порядке, и кран запитан, и сама я молодец - хотели сказать ее глаза и органы, отвечающие за речь, но получилось только еще раз протяжно икнуть в сторону директора... Опять запахло праздничным расстрелом...
Выручил сервисный инженер, который сообщил, что развернет трактора на платформе и сгонит трактора. Так оно и вышло. Расстрел отменили. Но и премию за работу в праздники зажилили

Кустанай - Славянка - транзит,
или
О-о-о, я еду в армию

В тот майский день 1983 года, на областном сборном пункте Кустанайского военкомата, было очень людно. Со всей округи свезли сотни будущих воинов. В ожидании отправки команд все бродили по территории, не зная как бы убить время. Наша группа из Семиозерного военкомата держалась кучкой на случай стычек с другими компаниями. А компаний было хоть отбавляй.
Возле туалета, один парень с гитарой так пел под Высоцкого, что я вначале подумал: играет магнитофон. Подошел поближе - нет живой звук. Классно пацан копировал Владимира Семеныча. Все сгрудились возле него, а он все больше входил в азарт.
Но вот прибыли первые «покупатели». Это были представители воинской части из Харькова. Они отбирали только тех, у кого были водительские удостоверения. Нас построили перед крыльцом здания. На столе лежала кипа личных дел. «Покупатель» выкрикивал фамилии призывников. Кого называли - выходил из строя и становился в свою команду. Я, конечно, не попал в эту команду, так как водительского удостоверения не имел.
Потом нас опять построили - набиралась команда в учебку ракетных войск стратегического назначения, в город Мышенка (Белоруссия). Меня в этих списках тоже не было.
Но вот приехали «покупатели-морячки». По наших сплоченных рядах прошелся шумок - кому охота служить три года. Некоторые ребята сиганули через забор в город. Они правильно решили - вот построят сейчас, назовут фамилию, а его нет. Ну, поищут-поищут (а время поджимает), и вместо него кого-нибудь другого отправят. А он потом обратно перелезет через забор. Ну, поорут, заставят полы помыть или в туалете прибрать - но это вам не три года служить на Северном флоте.
Потом мы увидели самых страшных «покупателей». Приехали старлей и сержант из Ферганской учебки, которая готовила воинов на Афган. Офицер был одет в парадно выходную форму, а вот сержант видать побывал уже «за речкой». Одет он был в «песчанку», в панаме, шнурованных ботинках, а на груди медаль «За отвагу» да желтая нашивка за тяжелое ранение. Видно после госпиталя служил в учебке «замком», учил, как выжить на той войне.
Прозвучала команда строиться. Стоим - не шелохнемся. Звучат фамилии по алфавиту: Абрамцев, Бабкин, Голубкин, Корчак, Лавров, Маркелов, Нарбут...
Стою и понимаю - миновала меня лихая. Уже пошли фамилии на букву «Р». На этот раз с Афганом пронесло. Названых ребят посадили в крытый грузовик и увезли в аэропорт.
Мы снова разошлись. Уже ребята между собой шушукаются, где бы это, с кем бы это, чем-нибудь спиртным побаловаться. Уже скидываемся на «пузырек», уже гонца выбираем. Но тут снова зовут нас строиться.
Новые «покупатели» - опять старший лейтенант и сержант - у обоих красные общевойсковые погоны и эмблемы «капуста». Опять звучат фамилии: Бутаев, Коруна, ЛЕВЧУК, Манвайлер, Маркин, Черанев...
Нас набралось много - человек девяносто-сто. Погрузили всех, как телят, в автобус ЛиАЗ, в простонародье - «коровник», и повезли в аэропорт. Правда, перед этим выдали паек на трое суток. Хороший паек: хлеб белый и черный, консервы мясные и рыбные, каша с мясом, сахар, масло. Мы всё спрашиваем сержанта, куда нас повезут, и в какие войска мы попали, а он шутит: «В Сочи, на три ночи. В подводную кавалерию вы попали».
Когда ехали через Кустанай, Вовка Черанев вдруг начал кричать:
- Ребята, по моей улице едем! Мамка, родная, выгляни в окошко! Сыночка твоего родимого увозят неведомо куда!
Все смеёмся. Вообще-то ехать в армию весело. Как на дембель едут - еще не пробовали.
В аэропорту нас заводят в отдельный зал, и мы сидим около двух часов в ожидании рейса. Где-то уже нашли «шнапс». Еще веселее стало. Вовка Черанев успел позвонить маме по городскому телефону, и она примчалась через несколько минут. Правда ее к нам не пустили и он «поговорил» с ней через стекло.
Дело в том, что Вовка длительное время водил военкомат за нос. Ему уже стукнуло двадцать один год, а он во время призыва всегда куда-нибудь пропадал. То, типа, заболел, то уехал в гости к тётке в Каунас. А вот на этот раз Володьку сцапали. Только вчера вечером пришла ему повестка на комиссию, и он сегодня утром пошел в военкомат, ничего не подозревая. Прошел всех врачей и ему сразу всучили повестку: на 12.00, сего дня, быть на областном сборном пункте. Вовка кричит военкому, что уже половина двенадцатого и он не успеет забежать домой, что бы взять ложку-кружку да запасные трусы. Ему же ответили:
- Ничего. В армии выдадут. Мы тебя сейчас с шиком на «бобике» отвезем прямо на сборный пункт. А мамочке с армии напишешь, что уже служишь.
Вот так в мае 1983 года, некоторых хитрых, в армию забирали. Тогда гребли всех подряд - кривых, слепых, плоскостопных, залетчиков. Одних в Афган, других в стройбат, а остальную масу в разные рода войск.
Потом мы загрузились в ТУ-134 и полетели в неведомую сторону. Полный салон новобранцев. Шум-гам, бренчит гитара. Стюардесса предложила водку по «четвертаку» за пол-литра. Скинулись - купили. Деньги у призывников всегда имеются. Родственники на дорожку выдали. Пьем казахскими пиалами - кисушками. Кисушка широкая, глубокая - по бороде течет, а в рот не попадает. Но через час полета весь салон сопит-храпит.
Проснулись среди ночи от крика сопровождающего сержанта:
- Подъем! Самолет садится на дозаправку. Всем выйти на летное поле аэродрома. Можете играть в футбол, но курить запрещается.
Выходим из теплого салона в ночную темень, освещенную аэродромными фонарями. Постояли минут пять - о-го-го! Холодрыга! Трава вся в инее. Мороз, что ли?!
Рядом пробегает солдатик-летун в шинели. Все разом спрашиваем:
- Слушай, друг! В каком месте Земного шара находимся и какая температура воздуха?
- Станция Белая, под Иркутском, - отвечает, - А температура сегодня теплая - минус девять.
И побежал дальше. Мы же сообща решаем, что если самолет дозаправляется, то, наверняка, полетим к Северному полюсу. Одеты мы по казахстански - в рубашках, кое-кто в свитерах или спортивных куртках. Когда вылетали из Кустаная было +25°С, а здесь - минусяра! Холодно очень. Начинаем и вправду играть футбол какой-то жестянкой. Весь хмель из головы выветрился за минуту.
Наконец самолет заправился, и мы оравой вбегаем по трапу в теплый-претеплый салон и сразу кисушка с водкой пошла по кругу. Выпили, согрелись и опять до утра уснули.
Проснулись от ощущения того, что приземляемся. В иллюминаторах виден большой город. Широкая, полноводная, красивая река пересекает его.
По салону проходит сопровождающий сержант. Опять спрашиваем его, что это за город с рекой.
- Город - Хабаровск, - отвечает, - а река - Амур-батюшка.
В здании аэропорта нас заводят в отдельный зал, где уже полно, таких же, как мы - бритоголовых. Отдельно в уголке замечаем группу призывников-таджиков в полосатых халатах, с дорожными торбами-баулами. Диковинка!
Между нами шастают подозрительные личности и просят поменяться одеждой на водку. Генка Манвайлер уже поменял хороший спортивный костюм на какие-то лохмотья, зато заработал две бутылки водки.
К нам подходят какой-то лейтенант и сержант. Обращаясь ко всем, сержант говорит:
- Ребята. Кто желает в сержантскую учебку? Наша часть в Приморском крае. Курортная зона. Поселок Славянка находится на одной параллели с городом Сочи (вот тебе и Сочи на три ночи). Полгодика погоняют, а потом полтора года будете командирами. Тяжелее планшета, ручки и сто грамм в руках держать не будете. Записываем только русских, украинцев, белорусов, прибалтийцев с образованием не ниже среднего.
- А немцам можно записываться? - спросил Генка Манвайлер.
- Можно и немцам, - ответил лейтенант, - они тоже вояки хорошие.
Во мне сыграла хохлацкая кровь (а как же - заветные сержантские лычки), и я сразу обратился к Сереге Маркину - другу-кушмурунцу:
- Давай, Серега, запишемся.
- Давай.
Лейтенант посмотрел наши личные дела, взглянул на мою не очень спортивную фигуру:
- Левчук Иван Васильевич - хорошо. Украинец - хорошо. Образование среднее-специальное - хорошо. А выдержишь физические нагрузки?
- Я выносливый.
- Записывай, Лукин, обоих, - сказал он сержанту.
Кроме нас записались: Вадим Бутаев, Васька Коруна, Вовка Черанев, Генка Манвайлер. Записали и четырех таджиков. Из них потом сержантскую роту окончил только Фарид - каратист и самый врубчивый, остальных троих через месяц отчислили рядовыми в части. Короче, собралось нас 16 человек. Посадили в крытый брезентом ГАЗ-66 и повезли на железнодорожный вокзал.
Потом всю дорогу до Уссурийска спали, пили водку и доедали все домашние припасы и казенную тушенку. Перловую же кашу с мясом выбрасывали под рельсы - пресытились. Как часто потом вспоминались эти банки перловой каши, когда после отбоя тихонько жевали кусочек черствого хлебушка!
В Уссурийске пересели на другой поезд (узкоколейку), который ехал в Славянку и сержант Лукин сказал:
- Вечером будем дома.
А где мой дом? - подумал каждый из нас. Но вплоть до Славянки пить и гудеть не переставали.
Был поздний вечер, когда мы прибыли на место. Нас построили и повели к части. Прошли КПП, где дежурный сержант пошутил:
- О, как вкусно пахнет домашними пирогами. Ничего, мы этот дух быстро из вас выгоним. Верно, Лукин?
Лукин ухмыльнулся, но ничего не ответил на реплику дежурного.
Большое красивое здание казармы нам понравилось. Вошли в расположение - красота. Полы блестят, квадратные колоны, ряды двухъярусных коек на каких спят солдаты (такие же, как мы салабоны, только на пару дней раньше приехали из Алтайского края). Дневальный - младший сержант, стоит со штык-ножом. В каптерке сидят два прапорщика (Беляев с 1-й роты 233 УК к Панасюку в гости пришел, прослышав, что «духов» привезли).
Построили нас в две шеренги на «взлетке». Стоим в своем гражданском, а сзади строя проходит дежурный по роте младший сержант, смотрит у кого одежда поисправней, и шепчет на ухо:
- Снимай джинсы.
Это к Вовке Чераневу относится. Он прямо с дома в армию попал и брючки «Монтана» на нем - то что надо.
- Как снимай? - шепчет он, - а в чем же я останусь?
- Тебе сейчас другие выдадут.
Снял Вовка джинсы и остался в трусах. У меня пиджак забрали, у того - спортивную куртку.
Тут выходят из каптерки два прапорщика, и Панасюк (наш будущий старшина) говорит:
- Шо это ты за шоблу-ё...лу привез, Лукин? Ну и видок у них! - и уже к нам, - Сейчас, воины, заходим по одному в каптерку. Снимаем все свое вшивое и получаем обмундирование.
Тут он замечает Черанева в трусах:
- Воин, ты чьо, так в трусах и приехал?
- Так точно, товарищ прапорщик. Пропил я джинсы по дороге, - браво ответил Вовка.
- Я тебе пропью! - крикнул Панасюк, - Который из этих обалдуев снял с тебя брюки?
Он построил перед нами ротный наряд - дежурного и троих дневальных - все младшие сержанты.
- Который, спрашиваю!? - обращается Панасюк к Чераневу и оборачивается к дежурному по роте, - Ты, Поткин, снял?
- Никак нет, товарищ прапорщик, - прогундел дежурный.
- Тот, которому я джинсы продал, в Уссурийске остался, - ответил Вовка.
Второй, такой полный прапорщик (Беляев), сказал:
- Да они же все пьяные в дребедень.
- Ничего, - ответил Панасюк, - мы их завтра опохмелим. Короче, войско, по одному заходи и получай обмундирование.
Быстро все заходили и через пару минут выскакивали из каптерки уже в новеньких синих армейских сатиновых трусах, синих майках, в сапогах на босу ногу и связкой обмундирования под мышкой, и направлялись в бытовку одеваться.
Пришла моя очередь. Как-то с непривычки стремно раздеваться догола, когда на тебя смотрят трое мужиков, но ничего не поделаешь. Панасюк кричит:
- Зубную пасту, бритвенный прибор оставляй себе - все остальное на кучу. Деньги, документы на стол. Какой размер обуви носишь?
- Сорок второй, - отвечаю, а сам быстренько одеваю трусы и майку, которые мне бросает сержант (Гогуля).
- Сапоги хорошо примеряй. Сапоги в армии самое главное, что б не жали и не болтались на ноге как га...но в проруби, - поучает меня подвыпивший прапорщик Беляев и добавляет, - А кто это тебя научил правильно портянки завертывать?
- Отец, - отвечаю.
- Молодец!
Я так и не понял кто молодец - я или отец (скаламбурил).
В это время, окинув меня взглядом, не спросив мой размер одежды, сержант бросает в мои руки связку обмундирования:
- Получай. Иди, одевайся и зови следующего.
Забегаю в бытовку и быстренько примеряю одежду. Размер попался мой - сорок шестой, третий рост (правда, за ночь её подменили на пятидесятый, и мне потом очень легко было одеваться по тревоге). Сапоги тоже очень хорошие - дальневосточные, эксперементальные, с толстой подошвой (нашему призыву первому попались - неисходимые). Подпоясался ремнем, как учил отец, что бы два пальца входило, надел набекрень пилотку и быстренько подошел посмотреть на себя в зеркало. Хотя еще без погон, петлиц и звездочки, но на меня смотрел неплохой солдатик - так все хорошо сидело. Сам себе понравился. Но тут сзади прошипел как удав, тот же дежурный по роте, младший сержант Поткин:
- Не так ремень носится, воин. Не так. А ну снимай.
Он взял мой ремень, затянул по окружности лица и с силой застегнул его на талии:
- Вот так полгода ходить будешь. Понял, «душара». Не дай Бог ослабишь! Завтра утром проверю. Я тебя запомнил.
Я стоял, как пчелка с пережатой талией и вся романтика воинской службы улетала из моей наивной головы.
Потом нас всех переодетых во все новенькое, зеленое, такое одинаковое, что мы друг друга перестали узнавать, построили возле кроватей и прапорщик Панасюк речь задвинул:
- Поздравляю вас, товарищи курсанты, с прибытием в легендарную воинскую часть 73692! Надеюсь, что служить вы будете отлично. В баньку мы вас завтра сводим. Погоны и петлицы пришьем тоже завтра. Как постели заправлять и портянки наматывать научитесь по ходу жизни. Ну а похмелять мы вас будем тоже завтра, то есть, уже сегодня, потому, что уже час ночи. А сейчас - отбой!
Нам показали наши кровати, и мы наконец-то улеглись.
Что интересно? Пока нас переодевали, пока мы шумели, грохали, все солдатики, которые спали, даже ухом не повели - как убитые сопели. И мы подумали - наверное, гоняют тут очень сильно, если они так за день умаялись.
Моя кровать оказалась рядом с кроватью Вовки Черанева и, засыпая, он потянулся и громко сказал, что бы все услышали:
- Ну, вот, Ванька, и покатила наша служба!
Не успел он договорить, как в проходе очутился прапорщик Беляев, хватанул бедного Вовку за шкирку и потащил к выходу:
- Какая команда была, воин? А?! Отбой была команда. А ты, что это себе позволяешь, такую твою не такую...!!!
Вовка стоял прижатый толстым прапорщиком к массивной колоне, и храбрым пьяным голоском ответил:
- Ну, давай, гребаный «кусок», размазывай меня по стенке. Давай! Чего ты?!
- Тьфу, на тебя! - засмеялся прапорщик, - Иди спать. Завтра вас всех опохмелят.
И, обращаясь к Панасюку, сказал:
- Ты понял, Толя, какое войско нам привезли. Ну, прямь артисты. Раз-ма-зы-ва-й! Ну и выдал.
Лежал я в солдатской кровати и долго не мог уснуть. Не знал я тогда никаких молитв - комсомольцем был. Но в эту ночь придумал себе одну, которую повторял все два года в трудных случаях. И вот сейчас молился мысленно:
- Господи! Если я счастливый, сделай так, что бы эти два года пролетели как два дня, и что бы все было хорошо, и что б я вернулся домой живым и здоровым.
А впереди было 730 дней службы, если кругленько считать.

Когда я впервые попал на аэродром в армии, меня покоробил обильный мат в разговорах, и я из чувства врождённого противоречия решил принципиально обходиться без него. Мой начальник, крутой майор, инженер эскадрильи, был очень резок, и не понимал то, что я ему говорю. Грозил всякими карами. И однажды я сорвался. В популярной форме, где кроме мата с междометиями почти ничего не было, объяснил ему, почему вот этот вот самолёт сегодня летать не смог.

Реакция была весьма неожиданной, майор сказал: хорошо, езжай домой отдыхай, завтра дам механиков, технику, ремонтируй.

Вывод: с людьми надо разговаривать на том языке, который они понимают :)

Наповал меня полковник Ш-ман, зам по воспитательной Уссурийской бригады, сразил нахрен и сразу. Ну, чтобы в долгий ящик не откладывать. Прямо в первый мой ознакомительный визит в полевой лагерь близ военной базы Хейшуй, что в провинции Цзелинь (это мы там на учениях были).

Ведь что, сука, характерно? Я ему ещё накануне, где-то за месяц, из Москвы телеграмму хитрую послал. Что из Уссурийска на сопредельную территорию брать, каким концом что в лагере приколачивать, и где он может проявить инициативу вкупе с креативщиками из УВР ДВО, а что делать обязательно, и ниипёт. Потому как буду злиться, и слова всякие нехорошие в служебной карточке на обороте листа писать. А это может быть и мимо денег потом.

Ага, и про радиотрансляцию и расписание её на лагерь я тоже написал. Ну как расписание - включили с подъёмом, выключили перед вечерней прогулкой, ну и днём пару-тройку перерывов, чтобы совсем уж не заёбывать личный состав. Новости дня там, музыка всякая хорошая на нашем языке, «экипаж лейтенанта С. опять перевыполнил норматив (когда этот выскочка уж успокоится)...». Ну как-то так. И компакт-диски велел взять, штук 10-15. В формате МР3 (отдельно указал). Сборников всяких хороших песен (ну ладно, не бухтите, такие тоже бывают). По моим прикидкам, музматериала часов на 100 должно было на три недели хватить, чтобы ротацию нормальную делать. И этот деятель ведь, сука, мне ответил русскими буквами, что всё понял, и уже-таки выполнил. Мол, лети, тащ московский полковник в Китай себе спокойно, мы нихуя не подведём родную армию, и ничего в грязь не уроним!!!

Блядь, лучше бы я вместо консервов, что на китайской таможне отобрали, домашнюю фонотеку распотрошил. И нехуй про консервы ржать! Я в последние лет 10 службы на полигонах - в бункерах - ещё на свежем воздухе провёл времени мало не больше, чем в кабинете. Потому и опытный был, а китайцы сказали, что санитарный контроль, и нас и без того покормят. Одной только каши с мясом 10 банок, тушёнка, рыбные консервы «Мировой закусон»... Эх. Всё в Цицикаре осталось. Да хер с ним, там такие голодные таможенные глаза на всё это изобилие смотрели... И про еду не обманули - кормили нас даже на 6.

Ну ладно. Мы, конечно, лететь маленько заебались. Чкаловский - Амурская область - Цицикар - Улан-Хото, и из внутренней Монголии полтора часа на автобусах. Приехали в ночь, тут бы стакан внутрь и в люлю, да щас - банкет у китайской стороны для особо продвинутых. И вот, вместо того, чтобы с боевыми друзьями стресс от перелёта снимать, пришлось сидеть за 18ю переменами китайских блюд (суп из каракатицы не ешьте - гадость редкостная), слушая в промежутках китайские мотивы на народных инструментах (а этих инструментов, доложу я вам, у них невъебенное количество - одних палок со струнами я насчитал разновидностей 12). И всё многоязычие официальных тостов, и покурить выпустили только один раз... Короче, обычный официальный ужин, после которого хочется или морду кому набить, или ещё что, но стресс снимать надо. Ага, мы потом в гостиничном баре догнались, чтобы партнёров по переговорам наутро не поубивать.

Ну, с утра оно как-то наладилось. Нас на базе нормально так разместили, и кофе, и пиво, и бесплатная связь с Россией. Ну, они, типа, нам предоставили пару телефонов - вдруг мы там планы войны будем обсуждать, или ещё секреты какие... Мы радостно откликнулись, и любимым женщинам не звонил ежедневно только находящийся в режиме отдыха после расставания подполковник С. Переводчики китайские расширили познания в офицерской любовной лирике, да.

Но это я отвлёкся. Значит, в полевой лагерь я попал только на второй день. Настроение зашибись, хоть полупустыня и под +40 на Солнышке. Лагерь китайцы зачётный опять-таки поставили. Хожу, смотрю, душа такая радуется. Но как-то не совсем радуется, свербит чего-то. Почесал - не проходит, свербит. И тут инсайт - в воздухе не то звучит. На китайской стороне лагеря патриотические (видимо) песни, речёвки какие-то, диктор на четырёхтональном языке что-то интересное вещает. А у нас - ни разу ничего не раздаётся, кроме гласа старшины, иносказательно дневальных поёбывающего.

Говорю:
- Ш-ман, я тут несколько в последние дни из жизни как-то выпал. По причине длительных перелётов и изощрённого китайского гостеприимства. Не подскажешь, по какому поводу на Родине траур? Мне грустить уже, или радоваться по причине массового самоубийства всех министров экономического блока?

Чувство юмора, замечу, у Ш-мана было на высоте. Ну примерно сантиметров 15 от плинтуса. Выслушав чёткий доклад об отсутствии сведений о несчастьях общероссийского масштаба, и как я мог такое подумать («ну флаг же не спустили»), на меня взглянуло воплощённое недоумение. Пришлось пояснить.

- Где трансляция на лагерь, блядь? Ты ж мне врал вчера по телефону, что у тебя всё готово, и вся аппаратура стоит.
- Мы выпускаем газету по 20 минут вечером.
- Я тебе какой график трансляции рисовал? Какого хера весь Главк ломал над ним голову, руководствуясь последними достижениями военной психологии? Ш-ман, мне твоя одинокая трансляция вечером, когда боец слушает только зов плоти перед отбоем, походно-полевой ужин переваривая, это исключительно мало. Оно, может, и хорошо, про ваши выдающиеся достижения китайскому воздуху рассказать, на зависть союзнику, но где эти чарующие звуки прямо сейчас? Где патриотическое творчество наших мастеров, не побоюсь этого слова, культуры? Где пропаганда русского языка на сопредельной территории, чтоб глаза им расширило? Путём высокотехнологичных матюгальников? Почему в центе китайской полупустыни в российском полевом лагере я слышу не жизнеутверждающее «Небо славян» Кинчева, а недалёкие отголоски расово чуждых напевов?
- Комбриг «Любэ» больше любит.
- Да пусть он хоть «Ленинград» любит, трансляция на лагерь где?
- ....
- Пошли в радиорубку.

Ну как, радиорубка. Палатка такая прорезиненная на 4 линии. Сержант-контрактник сидит, лениво веером обмахиваясь, морда уже - хоть прикуривай. Не, не то, что вы подумали, там на воздухе +дохуя, а в палатке - ещё больше, и обмахиваться впору берёзовым веником. По обнажённому торсу. Но аппарат толковый, рабочий, КФС принял без проблем. Поворачиваюсь к Ш-ману.

- Ну что, тащ полковник, давай мне в мозолистую руку свой замечательный компакт-диск формата МР3, что я велел тебе взять минимум десять раз по одному разных, а ты мне прямо-таки написал, что у тебя всё получилось. Буду мастер-класс вам показывать, к какую щель и какой стороной его пихать, и в какую кнопочку пальцем тыкать, чтобы патриотическое зазвучало, радуя душу воина близостью Родины.

Ш-ман промолчал в том смысле, что не дам. В разговор вступил сержант, его из ансамбля ДВО за приставание к китайским солисткам сюда эротически остыть прислали. И на Ш-мана ему было исключительно пох.
- Да не порадуется душа.
- ?

И протянул мне сержант компакт-диски. Все два. Формат AVI. Минут на 50 каждый. 90-х годов. Таня Буланова и Алла Пугачёва...
- Это всё????

Ш-ман промолчал в том смысле, что да.

- Полковник, ты в курсе, что ты уже нахуй и совсем? Что это идеологическая диверсия и подрыв боеготовности за пределами наших священных рубежей? Что это, сука, предпосылка к твоему личному травматизму?
- Во-во - вклинился в эфир сержант - то самое мне и комбриг вчера говорил. Когда мы Буланову по третьему кругу пустили.
- Молчи, сержант - это Ш-ман.
- Да ну его нах молчи! Кому комбриг обещал штекер в жопу засунуть, если вот оно опять? Вам, что-ли?

Ш-ман покинул свой похуизм, и выдал нездоровое возбуждение. Ну типа того, что а) я зажравшийся московский придурок, что сам не знает, что ему надо; б) он от сердца своей жены оторвал диски с кровью; в) заебали всяческие пидарасы. Посмотрел мне в левый глаз. Съебал стремительно. Я ему даже упаковкой от диска кинуть в спину опоздал.

Тут обозначилась засада. Потому, как, если, у меня не будет трансляции на лагерь через четыре, сука, дня, то иметь противоестественно, но сладострастно, будут уже родной мой анус. С правом загрызть нахуй Ш-мана в плане регрессного иска, что никак не утешит разорванное в кровь очко. Перспектива записать комический дуэт из насилуемого замкомбрига и подбадривающего сержанта меня не впечатлила. Надо было думать. Про то, как наезжать на невиновных китайцев.

Да, вот так прямо-таки и наехать. Мол, какого хера вы нам аппарат не в то место засунули, где мы его использовать не можем. Мы к вам в Чебаркуле со всей душой, а вы, суки узкоглазые... Не, там культурней было, но смысл тот же.

Ну, китаёзы, если что не понимают, у них глаза нашими становятся. И плещет из этих глаз вся тоска собачки бассета - мол, какого хера? Чего тебе ещё, тварь белобрысая? Технику дали, водкой поили - чего тебе ещё? Да сяо Ен Бо Чун в том плане и выразился.

А надо было мне, чтобы из той палатки на 4 линии аппарат в Интернет-палатку перенесли. О, эта палатка... Большой такой шатер, с кондиционером, и 25 столов с компами по соронам...

Никак нельзя, сказал да сяо Ен Бо Чун. Ага, испугал. Меня атташе наш уже просветил - если китаец отмазывается, то есть перспектива. Вот если соглашается сразу - тогда бойся, это он тебя уже нахуй в душе послал. И, через три часа вокруг да около пиздежа, когда переводчики просили их застрелить небольно, мы договорились встретиться завтра.

Ну, я - сволочь тоже профподготовленная, и встречу назначил на самый полдень, в 10 часов утра. Харе пиздеть, это в Пекине полдень в 12, а, поскольку по почти всему Китаю пекинское время, то в Цзелинь, на долготе Благовещенска, полдень как раз в 10.

К 10 утра пекинского в палатке был самый смак. Ну, ощущение финской бани. Причем, глухая зашнурованность палатки с вечера температуре только способствовала, а поставленное мной ведро с водой уже успели унести.

Да сяо Ли Цун, старший по тарелочкам и прочей культурной фигне в Шиньянском военном округе, всем видом загорелого лица внутри палатки мне показывал картину «заебись». Я его пообещал оставить там на 2 часа. Он выразился в том смысле, что вырвался из крестьян, и ему таки пох. Коварный я собрал в ладонь конденсат на кожухе от аппарата, и пояснил, что это мне пох, если влажность сойдутся в сладострастном соитии с электрическим током. Он впечатлился. Осознал. И вышел из палатки.

Клёвый, к слову, мужик Ли Цун оказался. Мы подружились потом. И он меня спас от подставы, и я ему должен.

Утром следующего дня китайцы радостно волокли аппарат в сторону Интернет-палатки. Ну там, как назло, был один свободный стол. В наименее просматриваемом со входа углу. Но был. Вот они и не заморачивались, куда ставить...

Терпелки хватило подождать убытия последышей Мао. И состоялся примерно такой диалог с заблаговременно заготовленным начальником связи бригады:
- Видишшшшшшшь?
- Что
- Там выход из компа. Там вход на аппарате. Сколько тебе надо времени, чтобы через пять минут у меня был переходник?
- Да до модуля дойти, потому как я инженер, а не вашему начальственному хую побаловаться. Щас принесу.
- Герай. И лейтенанта потолковей принеси, и не пизди, здесь важная государственная задача.

Ш-ман, суетясь, предложил своего лейтенанта. Я с этим уёбком был уже знаком, и нахуй они пошли дуэтом. Строем. С запретом приближаться к радиоузлу на 15 метров днём, и насовсем - ночью.

- Старлей - сказал я через 20 минут - я не знаю, чем ты согрешил супротив извилин своего начальника, но тебе таки в последний раз улыбнулось счастье. Потому как ты не будешь бегать по пустыне в надежде поймать нужный голос. Ты будешь смотреть порнуху, играть в карты, сидеть в соцсетях, а задачи у тебя ровно две. Чтобы интернет-трансляция РадиоРоссии шла на весь лагерь по графику, и, чтобы, когда союзническая рожа появится в палатке, кабель был у тебя в кармане. Спать, жрать, курить - мне похуй. Но, если слетит график трансляции, или китайский союзник вскроет мой замысел - тебя закопают прямо здесь. Цветы носить будут, но редко и несвежие.

Трансляция пошла. На весь лагерь. Китайцы терпели дня три. Потом, на послеобеденных посиделках, выразились откуда такая роскошь, если радиоволны по расчетам до нас не достают? Я им рассказал про системы тропосферного радиоприёма. Они попросили посмотреть. Я пообещал составить с атташе список того, что мы желаем посмотреть взамен. Они перевели тему разговора.

И уже потом, на военно-полевом банкете, Ли Цун (а я ему был уже должен) спросил - а как, сука, так? Я рассказал (ведь был должен). Он пояснил - вас, русских, не то, чтобы не победить. С вами связываться не надо. Вы вредите нашей психике.

И моя ненаглядная шан сяо Лина это подтвердила.

Самобеглый самолёт
Вспомнилась старая байка, которую уже не раз рассказывал, но здесь вроде бы её ещё не было :)

Занесло меня однажды по каким-то делам в технико-эксплуатационную часть полка, ТЭЧ. Смотрю, на «козелках» (здоровенных самолётных домкратах) стоит самолёт. К нему подогнали «гидравлическую» машину с целью проверить уборку/выпуск шасси после ремонта. Она создаёт давление в гидросистеме самолёта, а заодно шумит. Если видели "мусорку", которая мусорные баки в себя опрокидывает, то примерно так же, но ещё громче.

Дали давление в систему, перевели кран на уборку. Одна нога убралась, другая осталась на месте. Посозерцав немного эту картину, решают попробовать выпустить шасси. В результате убранная нога выпустилась, но выпущенная — убралась.

Казалось бы, всё уже ясно: перепутали местами шланги гидросистемы. Но то ли в надежде на чудо (поменять шланги местами - не проблема, но вот добраться до них...), то ли просто картина понравилась, ещё раз повторяют процедуру. Результат, естественно, тот же: ноги убираются по очереди. Само собой, что зрелище необычное, и зевак вокруг собралось изрядное количество.

Гидравлическую машину наконец-то заглушили, и в наступившей тишине из толпы раздался чей-то ехидный голос: «Он у вас что, как курица по полосе разбегаться будет?» Был ли ответ, я не расслышал в дружном гоготе.