О ВОЕННОЙ МЕДИЦИНЕ ( ВОСПОМИНАНИЯ О САНБАТЕ)
Доктору Бодику с уважением и благодарностью.

Что такое полигон, думаю, известно каждому служившему. Ну, или почти каждому. И вот, нас тоже не минула чаша сия - в количестве пяти машин под командованием Макарыча отправили помогать обеспечивать развертывание какой-то там дивизии. Видимо, мало машин было, а может, из каких других соображений - не знаю. Партизан понагнали туеву хучу народу, техники... По мнению Макарыча - кто-то там в верхах сильно проворовался, и под партизан и учения списывали все, что только можно. Ну, ему виднее, конечно, но нам от этого легче не было, ибо постоянно приходилось что-то возить от железнодорожной станции (названия за давностью лет уже не упомню) до места дислокации. Как обычно, толкового руководства не было, куча начальников отдавала приказы, абсолютно противоречащие друг другу, брызжа слюной и топая ногами, грозили сгноить на губе нас, посадить Макарыча и все такое прочее. Единственные более-менее рабочие машины были наши, и мотались мы по маршруту Станция-Полигон практически круглосуточно, жили в кабинах, спали не раздеваясь. После того, как кто-то из бойцов заснул за рулем и заехал в болотину, из которой его пришлось вытаскивать ГТТ-шкой, Макарыч озлобившись, дозвонился до части и в категорических выражениях потребовал замены. Долго ли, коротко ли, но, наконец, все же привезли подмену, а мы отправились в свою часть.
Отправиться-то отправились, но прибыли не все. Я, волею судьбы, поехал знакомиться с военно-полевой медициной. Случилось так, что где-то неслабо приложился голенью, еще в самом начале этой эпопеи. Нога тупо болела, значения этому я особо не придавал - в футбол играли, еще сильнее попадало, но перед отъездом сапог снялся с большим трудом, штанину же пришлось разрезать. Правая нога ниже колена чудовищно распухла, место, которым приложился, представляло собой неправильной формы кружок размером с пятикопеечную монету, под которым нащупывалась какая-то жидкая субстанция. Такое впечатление - накачали шприцем какой-то дряни туда. Встревоженный Макарыч связался с автобатом, дислоцировавшимся поблизости, обрисовал ситуацию и попросил помочь. Оттуда ответили, что санчасть у них общая с пехотным полком, своей нет, но машину пришлют и содействие окажут. Через часа полтора пришла "санитарка" и я отбыл к военным медикам, встречаться с коими за прошедший год службы еще не доводилось.

Скрежеща раздолбанной коробкой передач, уазик-таблетка доставил меня в санчасть. В приемной важно восседал какой-то краснопогонник с тещами в петлицах и погонами младшего сержанта, но с таким самодовольным и спесивым видом, какой бывает не у всякого генерала. Лоснящиеся щеки закрывали и без того узкие глазки, не меняя позы он небрежно процедил:
- Чито прышол?
- Нога болит.
- Гиде балыт? Давай нага сматреть буду, - с важным видом он, взяв пинцетом тампон, окунул его в банку с йодом, намазал ногу и откинулся на стул. - Все, иды. Иды к сибе в част. Скора прайдет!
Я всегда поражался, почему всегда на самых теплых местах хлеборезов, поваров, санинструкторов, каптерщиков, кладовщиков и прочая, прочая, прочая, почти неизменно оказывались представители "братских" среднеазиатских и кавказских республик. Ни черта не умеющие, с трудом говорящие по-русски, они плотно оккупировали всю эту синекуру. Не везде, правда, но в процентах девяноста частей, в которых приходилось бывать, это присутствовало. Поняв, что медицинской помощи, равно как и сочувствия, получу не больше, чем получает его окурок, плавающий в унитазе, я похромал к выходу. Дойти, правда, не успел. Дверь распахнулась, в приемную ввалился здоровенный дядька в майорских погонах и той же самой тещей в петлицах. Подскочивший на стуле санинструктор, такое впечатление, сдулся, как шарик и угодливо подбежал с докладом к майору. Тот, небрежно махнув на него рукой, уставился на мою ногу:
- Что случилось?
- Болит, тащ майор! Ударил где-то.
- Давно?
- Неделя уже. С полигона привезли только сейчас.
Майор повернулся к краснопогонному эскулапу:
- Где журнал регистрации?
Узкие глазки забегали:
- Нэ успел писат, таварищ майор!
- А куда ты его отправил тогда?! Писатель!!! Еще скажи мне, что писать умеешь!!! Ты зачем здесь сидишь, ишак самаркандский???!!! - взревел майор - Фельдшер, блядь!!! Какой ты к хуям фельдшер???!!! Купил диплом за пять баранов, сам шестой!!!! Ты в своем кишлаке коз сношал и ишакам хвосты крутил!!! Фельдшер он!!! Забудь это слово, ты не фельдшер, ты - гандон!!! Повторяю, чтобы запомнил ГАН - ДОН !!!!
Развернувшись, он бросил мне: - Иди сюда!
Выйдя из приемной, майор, пинком отворив дверь кабинета начальника санчасти в звании прапора, принял рапорт, затем скомандовал зайти.
- Это что?! - сурово вопросил он прапора, указав пальцем на мою ногу
Прапор наклонился к ноге: - Флегмона, вроде... - неуверенно проговорил он.
- Прапорщик !!! Это не вроде!!! Это именно флегмона!!! Настоящая, стопроцентная, которую нужно было вскрыть еще неделю назад! Твой урюк ее йодом намазал и бойца в часть отправил. Я, блядь, вам обоим жопы намажу, и не йодом , а скипидаром!!! - вновь загремел грозный майор - И будете вы у меня бегать вокруг санчасти, пока из них дым не повалит, как из паровоза!!! Немедленно в санбат его отправляй! Чтобы через час он уже у меня на столе лежал!!!

- Слушай, а кто этот майор? - поинтересовался я у водилы, когда уазик, подпрыгивая на ухабах, катил по направлению к медсанбату, находившемуся километрах в пяти, в поселке около железнодорожной станции.
- Начмед. Майор Левин - не поворачивая головы проговорил водила - Крутой мужик, но правильный. Хирург главный в санбате. Щас он тебя и резать будет наверное... Повезло тебе, вообще-то, что он тут оказался, от этих козлов ( имелся ввиду самаркандский ишак и прапор) толку никакого. У них один диагноз на все болезни - острый шлангит называется.

Рассказ об операции я упущу. Все равно ничего интересного читателю, если он не является медиком, тут не будет, да и медикам тоже малоинтересно. Обычное дело... После операции Левин удовлетворенно обозрел дело рук своих и подмигнул медсестре, лица которой я не разглядел из-за скрывающей его повязки, но глаза!... Ох, какие у ней были глаза!.. Глаза, в которых мужчины тонут сразу и бесповоротно... Помнится, я еще нашел в себе силы пошутить в ответ на ее вопрос о чувствительности моей злополучной ноги, которую она обколола новокаином.
Начмед сурово глянул из-под густых сросшихся бровей: - Хм!... Он еще и комплименты отвешивает!.. Давай, поднимайся и топай в палату!.. Олег! - обратился он к сержанту-фельдшеру - Помоги ему добраться.
Поддерживаемый Олегом, я доковылял до койки. Тот установил капельницу, присоединил ее к торчащим из ноги трубкам и подставил под ногу какой-то тазик-не тазик - не знаю, как это называется. Желтоватая жидкость в банке начала медленно убывать.
- А это зачем? - спросил я
- А это затем, чтобы вся дрянь которая там осталась, вытекла. Ну, как двигатель веретенкой промываешь - объяснил он в более понятных выражениях..
- Не дурак, понял...
- Ага, был бы дурак - не понял бы! - усмехнулся Олег. Вот теперь будешь каждый день так промываться, пока не выйдет все оттуда.
В палату зашел Левин. - Ну как? Жив?.. Вовремя тебя привезли, еще бы день -два и заражение могло пойти. Так-то вот, боец...У тебя там дохрена гноя накопилось. Но, будем надеяться, все вычистили.
- А если не всё?
- А если не все - еще раз почистим, не переживай! - жизнерадостно оскалился майор - Не ссы, боец, на своих ногах уйдешь!
- Олег, а кто ассистировал, что за сестра? - поинтересовался я, после того, как начмед покинул палату и тяжелые шаги его стихли в глубине коридора.
- Жена его, Лена... Хорошая тетка. Нас с Андрюхой пару раз засекла за выпивкой, но ему не заложила. А то был бы кирдык. Витя - мужик суровый, огребли 3.14здюлей как делать нефиг!..

Тетка.... Для нас, девятнадцатилетних, красивая молодая женщина за тридцать, уже была теткой. А сорокалетние вообще считались стариками. Боже мой! Как же все-таки быстро летит время!... Сейчас я и сам уже старик для молодых, хоть и считаю, что человеку столько, на сколько он себя ощущает. Но против времени не попрешь, как ни старайся, и седина, и морщины, и отсутствие иллюзий и жизненный опыт дают о себе знать, и никуда от этого не деться. Все проходит...

Видимо, я накаркал все же, потому, что через несколько дней, осматривая ногу, Левин остался чем-то недоволен, вновь уложил меня на операционный стол и все повторилось по новой. На этот раз, однако, все было отнюдь не так гладко. За день до этого неожиданно прикатил Макарыч. На полигоне завершалось свертывание и тот решил перед отъездом заехать в санбат. Видимо, думал, что меня уже вылечили и хотел попутно забрать, но как оказалось, поторопился. Поговорив со мной, передав письма и пожелав скорейшего выздоровления, он направился в сторону склада. Пока Макарыч с прапором, заведующим аптечным складом, решали свои стратегические и тактические задачи около бочки со спиртом (о ней речь пойдет позже), мы разговорились с сидевшим за рулем Серегой Симаковым. Подошел Олег и после недолгого разговора путем нехитрого бартера выменял у Сереги литровую армейскую фляжку, полную самогона взамен каких-то дембельских прибамбасов и значков. Самогон был приобретен, судя по всему, на станции. Вечером в компании медбратьев Олега и Андрюхи это все было выпито, а наутро я скрипел зубами на операционном столе, ибо новокаин с похмелья практически не действует, и ощущения были весьма и весьма малоприятные. Кричать от боли в то время, когда на тебя глядят красивые женские глаза, было стыдно, поэтому пришлось мужественно терпеть, сжав зубы и смаргивая слезы. Я подозревал, что майор догадался о моем состоянии, но наказывать дисциплинарно не стал, справедливо полагая, что мучений мне и так достаточно. Когда без наркоза в ране ковыряются - ощущения не из приятных...

Боря Красин... "Херовый доктор". Не в профессиональном плане, что вы! Профессионал Боря был отменный! Только специальность его... Ага!.. Вот именно!... Боря был дерматовенерологом. Но не подумайте, что знакомство наше состоялось по причине болезни. "Болезни дурной, французской, от плотских похотей происходящей", как было сказано у Конецкого. Лейтенант Красин был "пиджаком", призванным на два года после окончания Хабаровского мединститута.
Как профи, Боря действительно знал свое дело, но как офицер... Круглая толстогубая физиономия, ироничный взгляд маленьких глазок. мешковатая фигура, на которой халат еще смотрелся, но форма сидела как на пугале, причем меньше всего Борю это волновало. Он был любитель выпить, поволочиться за бабами, посидеть в хорошей компании. Хождение строем, рапорты, наряды и долбоебизм вышестоящих начальников Борина душа органически не принимала. И если начмед, весьма неглупый мужик и блестящий хирург, относился к нему с некоторым снисхождением (ну, пиджак, что с него взять?), то замполит медсанбата при виде лейтенанта Красина морщился как от зубной боли, вызывал в кабинет, долго и нудно взывал к его достоинству, упирал на то, что Боря хоть и на два года, но офицер, посему должен соответствовать... Боря же резонно замечал, что в первую очередь он врач, за что его тут и держат, а все остальное вторично, и следовательно не заслуживает внимания. Но особо на Красина все же не наезжали, потому что "херового доктора" кроме него не было, а от вензаболеваний не застрахован даже замполит, ибо тоже не чужд плотских радостей. Врачебную тайну Боря хранил строго, и о круге его пациентов можно было только догадываться, но практика у него была, надо полагать, обширная. "Херовый доктор" брал анализы, делал процедуры, вкалывал в зады лошадиные дозы болючих антибиотиков типа бициллина и прочих лекарств и относился к своему делу с веселым цинизмом. Это сейчас, спустя почти четверть века после описываемых событий, достаточно съесть пару таблеток и через два дня быть готовым к новым подвигам. А тогда... Тогда все было совсем не так...
А еще Боря любил бардовскую песню, играл на гитаре и слушал Би-Би-Си и Голос Америки. Гремящие по радио песни Пахмутовой, советская эстрада и прочие проникнутые патриотизмом произведения его ни капли не интересовали. Боря искал отдушину в программах Севы Новгородцева, песнях Городницкого, Визбора и Галича. Телевизор же в медсанбате не работал вообще по причине отсутствия приема. Какое-то заколдованное место было. Не принимала ни одна программа. При том, что буквально в радиусе километра телевизоры показывали на редкость четко безо всяких помех.
Единственная в батальоне гитара тоже была у Бори, время от времени он уступал просьбам фельдшеров и давал попользоваться на вечер. Разница в возрасте была небольшая. Интересы совпадали... И вообще, очень дружно жили ребята. Андрей и Олег были призваны после окончания медучилища и служили срочную фельдшерами в званиях сержантов. Боря. как я уже сказал, закончил институт и был лейтенантом-духгадючником...

Стук в дверь.
- Войдите! - оторвал голову от микроскопа Боря
Дверь приоткрылась, в кабинет просочился Олег.
- Борь, дай гитару на вечер!
- Нет, обойдешься без гитары сегодня. Я дежурю, делать нехер ночью, вот и подергаю струны.
- Борь, там парня одного привезли с ногой, Левин оперировал вчера. Так он тоже играет.
- Все играют... - меланхолично произнес Боря, наклонившись к микроскопу что-то там разглядывая и напевая: - Прыг-скок, прыг-скок ! К вам приехал гонококк!..
- Он и бардов играет, - как бы невзначай обронил Олег, краем глаза наблюдая за реакцией Бори
- Да?.. - заинтересованно произнес Боря - Ладно, подходите в ординаторскую после отбоя. ... Сухов, говоришь... Помотрим... что за Сухов!.. - процитировал он незабвенного Верещагина.
После отбоя в ординаторской негромко звучала гитара, попивался чаек с каменной твердости пряниками и малой толикой спирта, велась неторопливая беседа и вообще было уютно, душевно и при некоторой доле воображения можно было представить, что ты не в армии, а где-нибудь в общаге медучилища. Правда, женский пол отсутствовал, но Боря, ужасно довольный этой посиделкой, пообещал к следующему своему дежурству договориться с вольнонаемными медсестричками Наташей и Клавой и принести спирта.
- Ты завтра ко мне зайди. Покажешь некоторые вещи... И вообще я очень многого не слышал раньше . - признался мне Боря.
- А что я скажу, куда пошел?
- Скажешь, на процедуры пошел...
- К тебе на процедуры с другим диагнозом ходят! - заржал Андрей.
- Херня! Не бзди, Андрюха! Скажешь - я вызвал, если будут его искать. Для консультации!
- Еще один херовый доктор?.. Консилиум, бля!.. Да что тебе, горит что ли? Успеешь. Не завтра его выписывают, недели две точно проваляется - выпустил дым в форточку Олег.
Я сидел в продавленном кресле, перебирая струны. Инструмент, как ни странно, хоть и был дешевым изделием Благовещенского комбината музыкальных инструментов, но имел очень красивый мягкий и глубокий звук. На пару сотен гитар одна хорошая попадается, и видимо, это она и была...
Финальный аккорд гулким эхом затих в глубине темно-янтарного корпуса.
- Олег, дай сигарету.
- Держи! - Олег протянул пачку.
- БАМ... Никогда таких не пробовал.
- Попробуй! - Олег хитро улыбнулся.
Я, прикурив, затянулся. Мятный холодок ментола проник в легкие.
- Нихера себе!.. Это что, наши сигареты с ментолом выпускать начали?! - удивился я и еще раз затянулся - Ну, точно, ментол!!
Андрюха довольно захохотал:
- Ага! Жди!..Выпустят они, как же!.. Это Олежкино ноу-хау!
- Не понял...
- Сейчас поймешь! - Олег вытащил из шкафа пузырек с бесцветной жидкостью и непочатую пачку сигарет. Вскрыв ее, он сковырнул пробку с пузырька, заткнул его большим пальцем, тряхнул, и мокрым пальцем провел по фильтрам сигарет. - Всё! Получите!..
- А что это за зелье?
- Жидкий валидол! Содержит девяносто процентов чистого ментола.
- Круто! Я возьму парочку?
- Да бери всю пачку, чего там! - расщедрился Олег
- Не, расстреляют всё сразу. Лучше пусть тогда у тебя лежит, будешь выдавать по одной...

* * *
- Слушай, мне кажется - это должно в другой тональности звучать - Боря взял несколько аккордов - Так примерно.
- Правильно кажется, оно так и звучит. Просто у меня голос ниже, вот и поменял тональность под себя. Легче петь..
- А в оригигинале как оно идет?..
Ответа Боря получить не успел.
- Кр-р-расин!!!... Где этот человек и пароход!!?. Кто его сегодня видел!? - раздался в глубине коридора голос начмеда.
- Левин!.. запаниковал я - Борь, щас нам дюлей вставят... Я ведь полдня тут у тебя сижу...
- Хуйня!.. Не ссы! - невозмутимо ответил Боря
Дверь распахнулась, вошедший начмед недоуменно уставился на меня: - А ты что тут делаешь?!. Красин!.. Он, что, еще и по твоей части лечится, что ли?!! Я хуею с этого зоопарка!!!
- Да нет, товарищ майор, я его попросил мне на гитаре показать кое-чего.
- Бля!!! Это не санбат! Это ансамбль песни и пляски какой-то!!! Марш в палату! - рявкнул на меня Левин - Музыканты, мать вашу!..

Прошло около недели, и вот, Красин, снова заступил дежурным. Ждал этого дня он сам. Ждали мы, ждали, я полагаю, и вольнонаемные медсестрички Наташа и Клава, которых Боря пригласил составить нам компанию на вечер. Еще он намекнул мне на возможность продолжения знакомства с Наташкой, которая была старше меня всего на пару-тройку лет, поведал, что ей нравятся песни Антонова и порекомендовал мне наморщить ум и вспомнить что-нибудь из его репертуара. Воодушевленный этой перспективой, я настолько был уверен в продолжении знакомства дома у Наташки, которая жила неподалеку от санбата в поселке, что выклянчил у Борьки брюки, кроссовки и куртку, которые припрятал в процедурной за титаном... И вот, наступил вечер...

- ЗдОрово!.. - Наташка мечтательно прищурилась и потянулась в кресле.- А сыграй эту... " Пове-е-есил свой сюртук на спинку сту-у-ула музыкант..." знаешь?
- Знаю, только слова не все помню.
- Я помню, Олег помнит. Ты играй, мы споем...- Наташка одарила меня долгим взглядом и многозначительной улыбкой...
В ординаторской горела настольная лампа, создавая приятный полумрак, на столе стоял чайник, открытая банка сгущенки, пакет печенья, еще что-то, принесенное с собой боевыми подругами. Опасений, что нас кто либо услышит, не было, так как ординаторская находилась в левом крыле здания, равно как и весь лечебный корпус, а палаты и столовая в правом. Левое крыло отделялось от правого дверью, ключ от которой находился в кармане у Бори. Второй ключ был у начмеда. Третий, запасной - в специальном шкафу в казарме санбата под печатью и охраной дневального. Для поднятия настроения Боря добавил в кружки с чаем по чуть-чуть спирта. Пьяными не были, но легкий хмель присутствовал. Как раз то, что нужно. Песни перемежались анекдотами, анекдоты рассказами и байками... Я, памятуя о том, что женщины любят ушами, старался изо всех сил, и все чаще и чаще ловил на себе откровенные взгляды Наташки. Девица была без комплексов, и думаю, наверняка уже принимала у себя и Красина и обоих фельдшеров. Клаве было лет двадцать пять - двадцать семь, она сидела на коленях у Бори и что-то, посмеиваясь, шептала ему на ухо. Тот довольно жмурился и напоминал большого сытого кота.
- А про медицину знаешь что-нибудь?.. Спой, а?.. - попросил меня Андрюха, взглядом намекая Боре плеснуть еще немножко спирта. Красин, заглянув в кружку, аккуратно нацедил чуть-чуть, затем посмотрел остаток и спрятал плоскую стеклянную фляжку в карман:
- Хватит пока. Будем растягивать удовольствие! - Боря обнял за талию Клаву - Давай, про медицину действительно ! Знаешь эту?.. - он продекламировал пару строк, я отрицательно покачал головой. - Это у нас в меде любимая песня была...
- Ну, я-то не в меде учился! - парировал я, но вспомнил песню на медицинскую тему и, подстроив инструмент, ударил по струнам:

Жил я с матерью и батей на Арбате - здесь бы так!
А теперь я в медсанбате, на кровати весь в бинтах.
Что нам слава, что нам Клава - медсестра и белый свет?
Помер мой сосед, что справа, тот, что слева - еще нет.

Наталья, хихикнув, посмотрела на Клаву, Олег, довольно улыбаясь, притопывал в такт ногой, Борька, закрыв глаза, внимательно слушал...

И однажды как в угаре, тот сосед, что слева, мне
Вдруг сказал - Послушай, парень, у тебя ноги-то нет!
Как же так, неправда, братцы! Он наверно пошутил!?
Мы отрежем только пальцы - так мне доктор говорил...

Внезапно под потолком вспыхнул яркий свет. Аккорд, оборвавшись, жалобно зазвенел в гробовой тишине. Щуря глаза, я посмотрел на открывшуюся дверь. На пороге возвышалась фигура начмеда. От него исходил запах коньяка и почему-то рыбы. Видимо, закусывал семгой...
- Та-а-а-ак!... - протянул Левин голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Боевые подруги, испуганно ойкнув, вылетели из ординаторской, мы, вытянувшись, замерли.
- Красин, мать твою!!! Ты что тут развел???!!! Что за сборище в час ночи?!! Ты, бля, вообще охуел!!!
- Чай пили, товарищ майор!... - пытался оправдаться Борька.
- Были сигналы - не чай он там пьет !!! - выказал похвальное знакомство с классикой советской фантастики Левин, - Блядь!!! Ведь как чувствовал, решил в часть завернуть - и что вижу?!! Дым коромыслом, бабы, фельдшерА вместо того, чтобы делом заниматься, здесь торчат! Этот менестрель херов песни сочиняет, и все под чутким руководством лейтенанта Красина!!! Ты почему не в палате, рифмоплет?!!! - рявкнул он, обращаясь ко мне.
- Это не я, это Высоцкого песня!..
- Высоцкий?! Про медсестру Клаву, которая завтра свое огребет и про ногу которую я тебе резал - это Высоцкий?!.
- Ну, совпадение просто. Высоцкого это песня, тащ майор! - всеми силами старался я увести разговор в более безопасное для нас русло, и похоже, мне это начинало удаваться. Левин заинтересованно посмотрел на меня:
- Значит, говоришь, Высоцкого знаешь?.. И много знаешь?
- Много... - и это было правдой. Творчеством Владимира Семеновича я был увлечен не на шутку и переписывал на свой Маяк-205 все, что попадалось, причем знал наизусть практически все, чем в тот момент располагал. А располагал, признаться, немалым количеством записей, немногочислеными пластинками, издававшимся "Мелодией", французским диском "Натянутый канат", за который не раздумывая выложил всю стипендию и, переписанным от руки, официально изданным мизерным тиражом, сборником "Нерв", каковой успел выучить от корки до корки..
- Ну-ка, иди за мной!.. - начмед шагнул к двери, затем обернулся и грозно посмотрел на Борьку и обоих фельдшеров:
- Все убрать, проветрить! И вазелин приготовьте. Завтра он вам пригодится! Красин! Тебе в особенности!!!
- Есть! - вытянулся Боря, но судя по реакции, угрозы начмеда не очень-то его и пугали... Не первый выговор и не последний. Да и отходил Левин быстро, ребятам это было известно. Если сразу не наказал, то обещанной завтрашней экзекуции вполне могло и не быть.
Я похромал за Левиным в направлении его кабинета. С третьего раза попав ключом в замочную скважину, он, наконец, открыл дверь:
- Садись! - кивнул он мне на стул, подошел к стоящему в углу сейфу и извлек оттуда початую бутылку "Белого аиста". Плеснув себе полстакана, выпил, шумно выдохнул, заткнул пробку и поставил обратно. Затем из сейфа был вытащен кассетник.
- Ну, если говоришь, что Высоцкого знаешь, давай-ка расшифруй. У меня пара кассет есть, но качество поганое. Половину слов не разобрать. - Левин нажал клавишу. Я вслушался. Песни были знакомые, я без труда различал слова сквозь шипение и провалы. Но не знающему человеку понять, что звучит, было весьма и весьма сложно... Запись действительно была отвратительного качества.
Левин, слушая расшифровку и прикладываясь к коньяку, расслабился.
- Ты знаешь, я к своему стыду, Высоцкого для себя совсем недавно открыл - задумчиво произнес он, перевернув кассету - Уже после того, как он умер. Фильмы смотрел - да, но песни всерьез не воспринимал. Да и не слышал очень многого. Вот и эта про ногу.. Думал - твое сочинение!.. Хохотнул он..
В забытом Богом и цивилизацией поселке достать записи в хорошем качестве было нереально. Да и вообще, культурная жизнь сводилась к просмотру кино в поселковом клубе и танцам под радиолу по субботам.

Сегодня трудно представить себе, что песни Высоцкого тогда несчетное количество раз переписывались друг у друга, что ни по телевидению, ни по радио они не звучали. Что редкие диски, выходившие на "Мелодии", были просвечены недремлющей цензурой от и до.. В 1981, опять же с многочисленными купюрами, был все-таки издан единственный сборник его стихов. Смехотворным тиражом в двадцать пять тысяч экземпляров на всю двухсотпятидесятимиллионную страну.. Моим детям этого сейчас просто не понять... Для них это уже "Преданья старины глубокой..."

В процессе общения я поведал начмеду и о "Нерве" и о записях и о французской пластинке. У разгоряченного выпивкой Левина загорелись глаза:
- Слушай, а как бы переписать? Ты на дембель когда?
- Через год.
- Долго... - грустно протянул начмед - А прислать почтой тебе не могут?
- Могут, но письмо туда недели две будет идти, посылка оттуда и того дольше... Да пока еще перепишут...
Вдруг лицо Левина просияло:
- У тебя там дома телефон есть?
- Нет. Но позвонить есть куда. А что?...
- С домом поговорить хочешь? - он хитро посмотрел на меня.
- А что, можно ? - удивленно спросил я.
- У нас можно всё! Но услуга за услугу! Я тебе обеспечиваю разговор, а ты заказываешь записи Высоцкого. Дашь мой адрес, наложенным платежом отправят.
Как?.. По рукам?..
- Да я не против, только мало ли, вдруг не дозвонимся. Может, там дома никого нет...
Левин задумался: - Что, только один номер, что ли?.. Больше некуда?
- Да есть куда, вообще-то...
- Тогда сейчас будем звонить! - решительно потянулся он к телефону.
- Сделку обмывать положено... - негромко пробормотал я себе под нос, но Левин услышал и медленно повернулся ко мне:
- Ну ты нагле-е-е-ец !.. - протянул он с непонятным выражением, - Что ты, что Красин! Немудрено, что снюхались... - он вновь потянулся к телефону
- А что заказывать-то? У меня ведь много всего...
- Начмед, отложив трубку, задумался: - А давай все, что есть! - решительно рубанул он.
- Да там кассет двадцать не меньше! Плюс пластинки еще. Ну кассеты три-четыре еще купят, может быть, да перепишут, а двадцать - вряд ли. Не миллионеры все же!
- Ну, тогда пусть диски запишут и концерт полностью. И еще что-нибудь, только в качестве хорошем... Давай, бери ручку, пиши номер!
Левин снял трубку и потребовал соединить его с центральным узлом полка правительственной связи. Судя по всему - там у него было все схвачено, ибо через минут десять после разговора с абонентом, которого, видимо, начмед тоже когда-то оперировал, он довольно откинулся на стуле:
- Сейчас подождем немного, соединят... Будешь потом хвастаться дома, что по правительственной линии разговаривал!
Затарахтел телефон. Левин снял трубку:
- Да!.. Ну?.. Не отвечают?.. Сейчас другой номер дам! - он взглядом указал мне на ручку, я торопливо черкнул номер, начмед продиктовал и, положив трубку повернулся ко мне:
- Не отвечает номер...
- Так там уже утро. На работе наверное..
Вновь ожил телефон...
- Ну? Есть?.. Сейчас... - он протянул мне трубку. После трех-четырех гудков раздался щелчок и сонный голос недовольно проворчал: - Да, слушаю!..
- Серега! Привет!.. Не узнал?...
- Кто это?... - слышимость была великолепная, такое впечатление, что абонент находится в соседней комнате.
После того, как я представился, Серега проснулся сразу и радостно завопил, чтобы я немедленно подъезжал к нему. Поверить в то, что я нахожусь на другом конце страны, он по причине качественой связи не мог, и был уверен, что я его разыгрываю, валяя дурака где-то поблизости. Однако же, пришлось ему смириться с тем, что появлюсь я еще не скоро, и пообещав сделать все, о чем я его попросил, он, пожелав удачи, отключился.
Начмед посмотрел на меня, перевел взгляд на бутылку и после недолгого колебания все-таки плеснул в стакан грамм пятьдесят коньяку:
- Выпей! Заслужил! И марш спать, чтобы никаких хождений и песен! Через десять минут лично проверю!
Проверять он так и не пришел, утром тоже никаких обещанных репрессивных мер не последовало. Олег и Андрюха тем не менее, старались не попадаться на глаза Левину - мало ли что! Красин после дежурства отдыхал у себя в ДОСе, где у него имелась комнатушка в коммуналке. Мои же приключения на этом не закончились.

- Эй, ну-ка, поди сюда! - окликнул меня лейтенант Мартынов, начальник аптеки - Пойдем на склад медикаменты получать. Сейчас еще кого-нибудь найдем, одному тебе не унести.
Через пару минут он отловил еще одного бойца, вручил ему порожнюю пятнадцатилитровую бутыль и мы пошли в закрома.
- О!.. Мартын пришел! - приветствовал его начальник склада, прапорщик Бондарь по прозвищу Айболит (всех излечит, похмелИт добрый доктор Айболит) - Зачем пришел? Спирт получать?
- И спирт тоже! - ответствовал Мартынов, аккуратно положив на стол накладную.
- Так... Так... Так... - нацепив очки, просматривал список Бондарь - Ну, этого нет сейчас, не привезли еще... Это тоже пока не поступало, на следующей неделе обещали... Это есть, это тоже есть... Спирт... Вы что, пьете его, что ли?! - со смешком вопросил он - Вроде совсем недавно получал, и опять бутыль пустая...
Затарив здоровенный брезентовый баул таблетками, бинтами и прочими медикаментами, мы подошли к стоящей в углу двухсотлитровой бочке.
- Шланг где? - спросил Мартынов.
- Нету - меланхолично проговорил Айболит.
- Как нету!? - возмутился начальник аптеки - Прошлый раз был!
- Прошлый раз был, а сейчас нету..
- А как тогда наливать? Во! - увидел Мартынов большую эмалированную кастрюлю - Давай, мы сейчас из бочки выльем в кастрюлю, а из кастрюли перельем в бутыль! Раза в три-четыре наполним. Так, бойцы, взяли бочку и аккуратно наклоняем!
С трудом удерживая наполовину пустую бочку, мы набулькали полкастрюли.
- Стоп! Теперь надо перелить в бутыль. Григорьич, у тебя воронка есть?
- Нету... - последовал уже знакомый ответ.
- Ну, тогда попробуем прямо так перелить! - с этими словами Мартынов наклонил к узкому горлышку кастрюлю, ценный продукт частью попадал в бутыль, частью проливался мимо. Григорьич, не в силах наблюдать такое безобразие, отобрал у него кастрюлю:
- Получишь меньше ровно настолько, сколько разлил! - сказал он, как отрезал
- Так как перелить то?!
- Не знаю... У тебя что, в аптеке воронки нет что ли?
- Есть. И шланг есть
- А что не взял?
- Так я думал - у тебя есть.
- Ну, так иди и принеси. Я подожду.
Топать обратно в аптеку Мартынову было очень неохота, но никому доверить ключи он не мог, и поэтому, матерясь, подался к выходу. Я присел на корточки около бочки, Григорьич, бдительно поглядывал на стоявшую рядом с бутылью злополучную кастрюлю, в которой еще было на треть спирта. Запах щекотал ноздри, я усиленно думал, каким образом приложиться к этому Граалю... Вдруг зазвонил висевший на стене телефон. Бондарь снял трубку, на мгновение отведя взгляд от кастрюли. Этого оказалось достаточно. Присосаться к кастрюле я конечно не смог бы, но зачерпнуть спирта широкой крышкой, с надписью "Реахим", которой закрывалась бутыль, успел.
- Эй, ну-ка загороди меня! - шепотом скомандовал я бойцу, пришедшему со мной. Тот, как бы невзначай, отвернув полу халата, встал так, что в поле зрения Григорьича оставалась лишь кастрюля, мирно стоящая в метре от меня...
Сколько вмещает крышка от бутыли? Думаю, грамм сто точно. Может, даже чуть побольше. Диаметр у нее был примерно сантиметров семь-восемь, высота столько же. Огненая вода обожгла пищевод, дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы. Самое тяжелое было не закашляться, но это мне удалось, и придя в относительно нормальное состояние, я стал подумывать, как бы еще исхитриться и повторить процедуру. Поговорив, Григорьич повернулся повесить трубку, вторая попытка не замедлила последовать и тоже завершилась успехом. Я, поймав умоляющий взгляд прикрывающего меня бойца, отхлебнул половину, отдышался и незаметно передал ему крышку. Тот, стоя спиной к Айболиту, мгновенно опрокинул в себя остатки спирта. Операция прошла быстро, но опыта питья спирта без закуски и запивки у бойца не было, и он громко и долго закашлялся. Григорьич мгновенно вскинулся и внимательно посмотрел на нас. Кастрюля стояла на прежнем месте, я сидел в прежней позе.
- Что это он? - бдительно вопросил Айболит.
- Болеет... - равнодушно бросил я - Воспаление легких, осложненное бронхитом...
Бондарь подозрительно посмотрел на меня:
- Ну-ка, давай, сюда кастрюлю! Ставь на стол. Во-о-от ! - довольно проговорил Айболит - Здесь она целее будет. Он, подумав, вытащил откуда-то стакан, зачерпнул из кастрюли спирта и поставил его на подоконник, прикрыв от посторонних глаз занавеской. Над окном висел кумачовый транспарант, видимо оставшийся от каких-то праздников: "Наш лозунг должен быть один - учиться военному делу настоящим образом! / В.И.Ленин /. Буква Н в фамилии вождя мирового пролетариата была грубо переправлена на В.
Хлопнула дверь, появился запыхавшийся Мартынов с воронкой и шлангом. Григорьич заржал:
- Слушай, а ты что собрался делать?! Шлангом отсасывать или кастрюлей извращаться? Если шлангом - нахера тебе воронка? А если воронкой - на хрена шланг притащил? Га-га-га!
Мартынов посмотрел на шланг, на воронку, на ржущего Айболита, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Взяв воронку и вставив ее в горлышко бутыли, он вылил из кастрюли остатки спирта, затем посредством шланга заполнил бутыль и закрутил крышку.
- Вот затем мне воронка и затем мне шланг! Понял? Га-га-га! - передразнил он Бондаря, и скомандовал нам: - Пошли!
Выходя из аптеки, где мы сгрузили медикаменты и получили от Мартынова в качестве премии пачку сигарет, я нос к носу столкнулся с начмедом. Левин повел носом и уставился на меня:
- Пил?!!!
- Не пил, товарищ майор! - браво отрапортовал я.
- А чем это от тебя тянет?
- Коньяком, товарищ майор! С ночи еще не выветрилось...
Левин, ничего не сказав, окинул меня взглядом, хмыкнул, видимо оценив ответ, и прошел в аптеку. Я поковылял в процедурную на очередную промывку...

Через недолгое время нога зажила, и Левин объявил, что завтра за мной придет машина и я поеду к себе в часть. За пару дней до этого он устроил мне еще одни переговоры с домом, дабы убедиться, что обещанная посылка отправлена. Все было сделано в точности и теперь оставалось уповать на расторопность почты.
Прощаясь, начмед ничего мне не наливал, был строг, по обыкновению своему. А может это маска такая у него была?.. Которая тогда, ночью, чуть-чуть приоткрылась под влиянием коньяка и Высоцкого?... Не знаю... Но думаю, что так оно и было...

Красин перед отъездом позвал меня к себе в кабинет и, нацедив из бутылки в пластмассовый флакон какой-то прозрачной жидкости, торжественно вручил его мне:
- Держи! Пригодится!.. Это жуткий дефицит - хрен где найдешь!
- А что это?.. - я нюхнул, спиртом не пахло - Лекарство что ли?
- Вроде того. Лекарство... Чтобы не лечиться потом. - Называется мирамистин. - и Борька коротко проинструктировал меня о способе применения.
- Ну, снаружи обработаю, а внутрь-то как залить?.. Через трубочку что ли?..
Красин вытащил из шкафа одноразовый шприц:
- Иголку выбросишь, а шприц используешь. Все понял?
- А оно эффективное, лекарство это? - рассматривал я флакон - А то вдруг не подействует?
- Ну, если сразу не промоешь, в течение часа-полутора, то может и не подействовать.. Тогда - милости прошу! Заходите, всегда поможем!
- Нет уж!... Лучше вы к нам! - со смехом ответствовал я...

(Рассказ о том. что было потом, в части, когда замполит обнаружил шприц и флакон, заслуживает отдельной истории. Но об этом - как-нибудь в другой раз.)

Красин не приехал, конечно, но через пару месяцев позвонил мне в Уссурийск. В разговоре я вдруг обратил внимание на новое словосочетание, появившееся в его лексиконе:
- ... Бедованы Качавые!...
- Как ты сказал? Кто? - с улыбкой вопросил я.
- А хрен знает! С легкой руки Левина пошло по батальону гулять... А ты не знаешь что это такое?...
Я-то знал... И из этого сделал вывод, что посылку начмед все-же получил...
- Есть такая сказка музыкальная, оттуда это... Если интересно, попроси у Левина послушать. "Алиса в стране чудес" называется.
- Уже не попрошу!.. - вздохнул Боря - Перевели его от нас месяц назад. Теперь он вроде в окружном госпитале оперирует...
- А вместо него кто теперь?
- Да прислали мудака какого-то! Ни рыба ни мясо. Как хирург - ноль полный. Левину в подметки не годится... Иваныч все же мужик был понимающий, а этот!...- Боря выругался - Ладно хоть до дембеля немного осталось...

Доктор Левин... Доктор Красин... Андрей... Олег.. Клава... Наташка... Люди, с которыми судьба свела совсем ненадолго, и которых я помню до сих пор. Дай Бог, чтобы все у вас было хорошо!... Счастья вам!...
1.8637992831541

Автор: Ломачинский Андрей Анатольевич
http://zhurnal.lib.ru/l/lomachinskij_a_a/

ПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД
(или Пропедевтика на ВПХ)

Этот забавный эпизод произошел на Кафедре Военно-Полевой Хирургии зимой 1983 года. Я тогда там себя пробовал в качестве будущего хирурга в научном кружке (выброшенное время - к хирургии в дальнейшем не подходил на пушечный выстрел). Кто из младшекурсников не мечтает стать хирургом? Вот и я был не исключение. В те юные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре толкового молодого научного руководителя - майора м/с Константина Яковлевича Гуревича. Сейчас этот дядька весьма известен - один из ведущих профессоров в ГИДУВе, или как он сейчас обзывается - в Медицинской Академии Последипломного Образования. Ну а тогда сей ученый был заурядным клиническим ординатором, только-только отписавшем кандидатскую.

Позвал меня майор Гуревич "на крючки" в свое дежурство - помощи не много, волосы брить, мочу катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию - к оперативной медицине (надеюсь не забыли, что хирургия, это рукоделие по латыни). Сам Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького. И вот в его дежурство поступает здоровенный "химик" с колото-резаным ранением в области правой почки. Может сейчас термин "химик" не совсем понятен, на тогдашнем сленге "химиками" называли зеков на вольном поселении - вроде как условно-досрочно освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.

Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки размера этак сорок шесть - сорок восемь. Да такой и в солидном костюме по Невскому пройдет - от Адмиралтейства до Гостиного Двора народ в след смотреть будет. А тут зима, из "скорой" весьма бодро соскакивает этот амбал с голым торсом, на его бычьем торсе не обнаруживается естественного цвета кожи - одни тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему прочему видно, что наш Геракл весьма пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки как баскетбольные мячи, а пальцы веером -точно павлиний хвост. Как к такому подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже толку, как с козла молока. Ситуация патовая.

И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде как он не хирург и кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.

Гуревич: "О-оо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали! Проходи родной, не стесняйся."
Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на "хулигане" еще год назад погорел, ему "строгую Ригу" приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!"
Гуревич: "Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!"
Зек: "Ты чo, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть утопись!"
Зек: "Ну давай, пошли по маленькой."
Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная, хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: "О, это моя начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка, золото, вишь ситуация - друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирта литра два."

Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на стеклянный шкафчик с бутылью и пулей выбегает из предоперационной. Гуревич лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль литров этак на пять и почти полную. Открывает пробку и нюхает: "Чистый спирт! Самый лучший, самый медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую."

Выходит он из предоперационной как будто ничего не происходит. Все к нему, на мордах немой вопрос: "Что делать?" Гуревич голосом дежурного хирурга говорит: "Пустую литровую банку, пару соленых огурцов и два стакана." И без всяких дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: "Жорик, моя бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захотим. Только ее на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь принесут, ты забазарь всю историю. Ну чо за кипеж был, в натуре?"

Зек: "Да в натуре подляну кинули! Падлы - перо в спину."
Гуревич: "Сознанку не терял?"
Зек: "Ты чо, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал. Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем на лесоповал. Чо свистеть-то, вот и все дела."
Гуревич: "Жора, ну ты молодец, в натуре!"
Зек: "На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!"
Гуревич: "Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или дешёвые беспонты, типа не фиг суетиться. Или тебе труба через час - ласты склеишь даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк тебе эти падлы почку прошили."
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да в натуре, Жора, сказал же - век воли не видать. Сейчас нам закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча - то тогда мой базар - пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки, помажем ранку йодом и пойдешь себе домой. Ну а если что серьёзное, то я тебе листочек и карандашик дам - может успеешь прощальную маляву мамане или там друганам накатать."
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре? Ты - на воле, да и бабы через дверь смотрють, мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!"

Дежурный реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берет поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в коридоре персонал клиники: "Вы чо, в натуре? Чо театр? Чо не ясно? Не, ну в натуре!"

Затем зек берет с подноса банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная бригада заглядывает в дверь. Зек: "Не, ну вы чо, в натуре?! Щас мОзги вышибу!"

С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре. Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теоретические предположения крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом наркотиков. Делать нечего - майор Гуревич, как дежурный хирург, подкрадывается к дверям и чуть приоткрывает одну створку.

Голос Гуревича в момент становится властным голосом ответственного хирурга: "Санитарка, приберите. Вынести все и быстро дезинфицировать пол! Бригада - мыться. Пенетрационное ранение правой почки, кровопотеря. Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!"

Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев наполненная кровью. Зек медленно поворачивает голову: "Друганы, режьте меня!" А затем обращается персонально к майору Гуревичу: "Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век воли не видать. Да я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!"

Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное - индивидуальный подход к больному!

1.69

Судьба поросенка


У старшины нашей роты, прапорщика Дяченко по прозвищу "Брат" была одна неизбывная головная боль. Именовал он ее аббревиатурой БПТ - "ближний привод тунеядцев".

Здесь я немного отвлекусь и раскрою небольшую военную тайну об устройстве аэродрома "Ленино". (Жителям ближнего и дальнего зарубежья этот абзац не читать, чтобы меня не обвиняли в измене Родине!). Каждый аэродром, военный или гражданский, оборудован четырьмя так называемыми "приводами", и аэродром "Ленино" не был исключением. "Приводы" - это, научно выражаясь, радиомаркеры, расположенные по оси взлетной полосы, а грубо говоря - обычный средневолновый передатчик, который подает сигнал, указывающий самолету направление на взлетно-посадочную полосу. Нечто вроде радиомаяка. Приводов всего четыре - по два с каждой стороны полосы. "Ближний" находится в километре от торца полосы, "дальний" - в 4 км. На одном из дальних довольно долго служил я, приводя в порядок собственную картину мира, но речь сейчас не об этом.

Реально привод - это затерянная в камчатском лесу избушка на курьих ножках, где вместо Бабы-Яги обитают два матроса. Живут они там совершенно безнадзорно (единственная связь, особенно зимой - телефон, который они всегда ломают, или лыжи), поэтому без отеческой опеки отцов-командиров бойцы разлагаются с пугающей интенсивностью. Самое "козырное" место для разложенцев - это, конечно, дальний привод, но и на ближних встречались такие умельцы, что мама не горюй!

Два таких разложившихся тунеядца и окопались на одном из ближних приводов. Фамилии их были Гордеев и Бачурин, а звали их, соответственно, Гордей и Боча. Это и впрямь были уникальные люди, как говаривал Михаил Самюэлевич Паниковский, таких уже нет, и скоро совсем не будет.

До встречи они жили совершенно в разных мирах - Гордей был недоучившимся студентом, изгнанным из храма науки за совершенно неприличное количество хвостов, а Боча - крестьянским сыном, к тому же местным: до призыва он проживал в камчатской деревне с громким названием Верхние Коряки. Но совместились они идеально, совпали, как пальцы и перчатка, притерлись друг у другу без зазора, как патрон и затвор. Оба были такими патологическими лодырями, что в совокупности представляли собой некую идеальную картину, эдакий непревзойденный Абсолют богодульства. Ничем иным, кроме эстетический ценности и завершенности этого союза, нельзя объяснить тот факт, что эту парочку так не разогнали все полтора года. Очевидно, даже у грубых военных мужланов не поднималась рука на такое совершенство.

Службу они несли всегда в одной и той же позе - лежа на двухярусной кровати, стоящей вдоль стенки вагончика. Боча - внизу, Гордей - наверху. Жизнь Гордея поражала разнообразием - он слушал транзистор, трепался с дежурным телефонистом на коммутаторе по телефону или доставал Бочу насмешками и вопросами. Боча же был однолюб - из всех возможных вариантов времяпрепровождения он отдал свое сердце одному. Периодически он затаривался в гарнизонной библиотеке никому кроме него не нужными книжками из серии "Военные мемуары", а потом с исключительной сосредоточенностью изучал их на своем нижнем ярусе, задумчиво возя грязным пальцем по красным и синим стрелкам на картах. "Стратег, мля!" - потешался Гордей, но Боча на насмешки не реагировал.

Расходясь в потребностях и желаниях, в своих антипатиях они были идентичны - оба категорически не желали ни выкашивать траву вокруг вагончика и станции, ни убирать снег, ни чинить УД-шку, ни красить вагончик, ни делать профилактику дизелю - ни-че-го. Они хотели лежать.

Брат бился с ними год. Он их воспитывал словесно, вел долгие и задушевные беседы (разговор тунеядцы поддерживали охотно, особенно Гордей, но без всяких последствий). Доставал их целенаправленным посещением объекта каждый божий день (втуне). Натравливал на них известного своей дуростью и активностью "пиджака" (традиционное именование лейтенанта, призванного на военную службу после гражданского вуза) Баклана - именно с его подачи Главный Майор сделал доставшего всех своей неуемной инициативностью летеху куратором БПТ. (Баклан сломался через два месяца и устроил Главному Майору истерику из цикла "не-могу-больше-заберите-меня-а-то-я-не-выдержу-однажды-а-потом-под-трибунал-пойду").

Несколько раз, воспользовавшись удаленностью объекта и правильным пониманием неуставного кодекса воспитуемыми, Брат лодырей бил. Иногда сам, чаще в компании с любившим это дело прапорщиком Пакашкой, один раз даже на пару с Бакланом. Шевелений на объекте от этого больше не стало. Богодулы не желали даже ходить ловить рыбу или обжирать ягоду - они упорно лежали на койках, слой за слоем прессуя окурки в пятилитровой консервной банке из под томата, служившей им пепельницей (это богатство как-то нашел на помойке возле камбуза Гордей, и, оценив, как редко теперь придется вытряхивать пепельницу, уволок гаджет до хаты).

Терпение Брата лопнуло однажды ранней весною. Во всем был виноват Гордей с его креативностью.

Тогдашнее нашествие Брата на ближний привод началось как обычно. Старшина картинно возник в дверях вагончика и разбудил тунеядцев Ритуальной Фразой: "Во, мля, гадюшник развели!", после чего немедленно совершил Ритуальное Действо - от души пнул валенком стоящую возле кровати банку-пепельницу.

И замер, только сейчас заметив изменения во внутреннем убранстве вагончика. Ошалев, он вместо традиционного "Подъем, бойцы!" взревел - "Это что за хрень" и указал на искомую хрень рукой в меховой рукавице.

Вагончик напоминал иллюстрацию к фантастическому роману английского писателя-фантаста Герберта Джорджа Уэллса "Когда Спящий проснется". Казалось, в нем порезвился сумасшедший паук - через весь вагончик в хаотическом порядке были натянуты не поддающиеся исчислению нити.

- Это, товарищ прапорщик - зачастил скороговоркой соскочивший с кровати Гордей - я к дембилю готовлюсь. Я же в институт восстанавливаться буду - вот и вырабатываю в себе навыки технического мышления. Показать?

Ошалевший Брат только кивнул головой.

- Вот смотрите - Гордей запрыгнул обратно к себе на верхний ярус - хочется мне пить. Я говорю - Боча, зачерпни воды! Но он же богодул, он не зачерпнет! А что делать? (Гордей выжидательно посмотрел на Брата. Брат молчал, лишь глаза его наливались кровью) А вот что! - ликующе завершил фразу Гордей.

- Я тяну за эту ниточку... - стоящая на столе металлическая кружка поползла к краю - Тяну... И кружка падает! (кружка и впрямь бултыхнулась в стоящее под столом ведро в водой). А теперь тянем вот за эту нитку, и - ву а ля! - поднимаем уже полную кружку наверх! Можно пить не слезая!

Гордей был искренне горд своим инженерным гением. Кроме того, теперь у него появилась возможность дистанционной настройки стоящего на столе транзисторного приемника "Альпинист" и дистанционная же регулировка громкости. Все эти возможности он, любуясь собой, и продемонстрировал ненаглядному старшине.

Сказать, что Брат был потрясен - это ничего не сказать. Из его уст упала лишь одна фраза, тяжелая, как булыжник. "Это уже пи$%ец какой-то" - скупо уронил Брат, молча уничтожил эпохальное изобретение, и, так ничего больше и не молвив, повернулся и ушел по-английски.

На объекте Брат не появлялся целую неделю. Думал.

Не знаю, читал ли он в эти дни Макаренко, но в любом случае он пришел к тем же выводам, что и великий педагог: самое лучшее воспитание - это воспитание трудом.

Через неделю настороженные затянувшимся молчанием противника тунеядцы засекли Брата еще на подходе к приводу. Вышагивающий на лыжах товарищ прапорщик являл собой нечто среднее между Санта-Клаусом и фольклорным образом прапорщика. Проще говоря - нес на плече мешок изрядной величины.

- Слушай сюда - приветствовал он вываливших на порог негодяев - Вот вам поросенок. (Брат тряхнул мешком, в котором кто-то залихватски взвизгнул). Поросенка надо вырастить. К Новому году. Роте на праздничный стол. Ясно? Я его у Мустафы взял.

(Справка: "Мустафа", он же прапорщик Мустафенко - лучший друг прапорщика Дяченко. Живет с семьей на одном из дальних приводов, ведет кулацкое хозяйство. Держит батрака - старшего матроса Гумелюка, которого никогда не пускает в гарнизон, опасаясь вредного влияния неуставной вольницы на эксплуатируемые трудящиеся массы.)

Взглянув на вытянувшиеся рожи лодырей, суровый старшина продолжил инструктаж все теми же рубленными фразами.

- Если он у вас сдохнет. Лучше сразу вешайтесь. Вы меня достали. И вы меня знаете. Знаете? - поинтересовался он у притихших богодулов

Те, синхронно сглотнув, кивнули. Брата лучше не доводить - это в гарнизоне знали все. Как истинный хохол, Брат был злопамятен. Это горячий прибалтийский парень прапорщик Покашус мог во гневе пару раз зарядить в дыню (больше обычно не требовалось), но назавтра уже общался как ни в чем не бывало. А Брат - это не отходчивый шоферский предводитель Пакашка, на "Ленино" до сих пор рассказывали триллеры о том, как он однажды отправил бойца на дембиль в "дрищевском" виде. В неушитой форме, с уставными знаками различия, бескозырке на пару размеров больше чем требовалось, с невыгнутой кокардой, ботинках с неподрезанным рантом и тому подобный страх господен.

- Жить он будет в теплых сенях. Где у вас уголь хранится. Куда вы уголь денете - меня не %бёт. Кормить будете помойкой. Каждый вечер один из вас будет приходить в гарнизон. Помойку забирать на камбузе. С Гусейном я договорился. Вопросы? - ледяным тоном завершил старшина.

- Тарищ прапорщик - дрожащим голосом поинтересовался Боча. - А как поросенка зовут?

Брат немного помолчал, задумавшись, потом весомо изрек: "Сынку", повернулся и ушел назад по лыжне.

Решение Брата было исключительно логичным. Боча с Гордеем были бойцами ленивыми, но не злыми, а даже сентиментальными, и уморить живое существо без угрызений совести не могли. Кроме того, поросенок - не то животное, чтобы умереть от голода без борьбы. Своим визгом он в 90 случаях из ста совесть у своих воспитателей разбудит. В общем, надеялся Брат, не мытьем так катаньем поросенок выполнит главную задачу - растормошит сонное житье лодырей.

Дальнейшие события только радовали Брата. Судя по всему - он угадал. Тунеядцы ежедневно являлись к повару-лакцу Гусейну за помойкой, и вскоре даже начали клянчить для своего питомца лакомые кусочки. Вообще, к своему Сынку они привязывались все больше и больше, и вскоре уже изрядно утомили нас рассказами о его проделках. Люди, часто общающиеся с молодыми матерями, нас поймут.

Брат улыбался в пышные усы и выглядел очень довольным. На радостях он даже снизил бдительность и неделями не появлялся на объекте, довольствуясь ежедневными отчетами помойконосцев.

Прошло два месяца. Гордей засобирался на дембиль, и, как он нам тайно поведал, в знак прощания решил сделать дорогому Сынке подарок на память о папочке. Свиновладелец о чем-то долго шушукался со своим призывом, даже зачем-то смотался к аэродромщикам и в недалеко стоящий стройбат, который строил нам новую казарму. И вот однажды он появился с сияющим лицом и прямо с порога объявил нам, что подарок сделан.

- Ну, так пойдем, посмотрим на презент... - из баталерки вышел не замеченный Гордеем Брат.

Немая сцена.

Я не буду долго испытывать ваше терпение, байка и без того изрядно затянулась, перейду сразу к главному.

Нет, поросенок не погиб и даже не выглядел несчастным. Гордей не отрезал ему ногу на холодец и не приделал протез. Поросенок Сынку был абсолютно цел, ухожен и даже довольно весел.

Просто многодневными стараниями Гордея и Бочи он был татуирован.

Весь.

От пятачка до залихватски завернутого хвостика.

На правом плече, как и полагается, у него красовалась чрезвычайно распространенная геральдическая фигура - щит с изображением моря, солнца и большого противолодочного корабля. Щит обрамляла виньетка с лаконичной надписью "КТОФ". На левом плече у свина располагалось стилизованное изображение вулкана с крупной надписью полукругом "Камчатка". Далее везде - красивые девушки в пилотках, злобные одноглазые пираты, обвитые змеями кинжалы, и прочие тату-рисунки, выпрошенные Гордеем у нас и в стройбате. Оставшееся пространство лодыри заполнили афоризмами - фольклорными и собственного сочинения. Тут были и "Они устали" (над копытцами), и "СЭР", и "ЛЕБЕДИ", и "Нет в жизни счастья", и "Дембиль неизбежен, как крах капитализма", и "Солдат ребенка не обидит", и "Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок" и тому подобное авторское и народное творчество. Татуировочная машинка, сделанная из бритвы, явно жужжала на ближнем приводе не один день.

Опустим занавес, и не будем слушать все то, что Брат сказал Боче и Гордею - здесь бывают женщины и дети.

Скажу лишь, что поросенок Сынку не только выжил, но и стал знаменитостью, одной из главных достопримечательностей нашего аэродрома. Молва о нем пошла по всей Камчатке и все прибывающие на аэродром "Ленино" ходили смотреть на него целыми экскурсиями. Резать на Новый год его не стали - неудобно, звезда все-таки, да и мы Брата упросили не душегубствовать. Свин пережил и Гордея, и Бочу, и к моменту моего увольнения в запас пребывал в добром здравии. Пестовал его пришедший на смену Чомбе XIII (в миру - Азамат) Чомба XIV (в миру - Салават).

О дальнейшей судьбе этого достойного хряка мне ничего не известно. Надеюсь, его жизнь была счастливой.


(Эта история скопирована из ЖЖ автора - Вадима Нестерова, оригинал - http://www.livejournal.com/users/vad_nes/128903.html)

Рассказом "Кот-штурман" навеяло.

То что коты (кошки) могут возвращаться в родные места и за сотни километров, слышали, наверное, многие - я и сам в такое верю. Но то, что предлагаю, вызывает только удивление и восхищение. История прошлого года - по телевидению, в каких-то новостях показывали.

Часть перебазировалась за сотни километров (если ничего не путаю, из бывшей южной республики СССР). У одного Прапорщика (имя не помню, поэтому буду писать с большой буквы), с армянской фамилией был обыкновенный кот - голубых кровей помоечник (в смысле прямых и дальних родственников, а не поведения). Нет скорее Кот, т.к. хотя и домашний, а по кошкам шлялся. И случилось же такое, что перебазирование части совпало с очередным загулом Кота. Как не искало хвостатого семейство, как не звало - никто на "кис-кис" не откликнулся (налицо самовольное оставление части, а под подозрением и дезертирство), и пришлось, утирая сопли и слёзы детям, грузится в эшелон и убывать в скорби и печали. Любили Кота в семье сильно и не только дети, хотя часто из-за желания потискать пушистую зверюгу приходилось чилдранам ходить в царапинах (Ну не любил Кот панибратства). Грустили по пропавшему искренне и часто бывало, что родители мягко забирая у детей фотоальбом с фотографиями Кота на фоне семейства, сами украдкой подолгу их рассматривали, молча на кухне. Друзья-сослуживцы это всё знали и сочувствовали.
А через почти два года, в части, на разводе появился грязный, измождённый кот, который пристально рассматривал строй. Все попытки помощника дежурного прогнать, кот игнорировал, устало обегая дежурную службу, упорно всматривался в лица стоявших в строю, ища кого-то.
Один из офицеров, стоявших в первой шеренге, наблюдая вместе со всеми за цирковой репризой «Кот и Служба», в стиле "а-ля Куклачёв", вдруг задумчиво произнес: «Парни, а не Прапорщика ли это Кот?» Кто-то рядом ответил: «Да ну, столько времени прошло. Да как найти нас мог - по почтовому адресу?! Бред!», но за Прапорщиком послали.
Прапорщик дежурил по столовой, услышав гонца, подумал, что это розыгрыш, но тело уже само начало движение к дверям столовой.
А дальше веся часть наблюдала следующую картину:
Прапорщик, в белом халате с повязкой и грязнущий кот, бегущие навстречу друг-другу. Внезапно резво трусящий кот, не добежав до Прапорщика пару метров резко остановился. Прапорщик из-за этого нерешительно затоптался на месте, разглядывая зверя. А кот, пристально глядя в глаза человеку, вдруг крикнул (не за мяукал, а именно крикнул), и была в этом крике такая сначала обида, а затем радость, что перевод на русский с кошачьего лежал в пределах от «Бррросссили МЕЕНЬЯЯ!!!!» до «-Как я рад, что нашёл Вассс!!!» И Прапорщик, бухнувшись на колени, подхватил и прижал к себя грязного, тощего и вонючего, как многолетний бомж, Кота, а тот заурчав, пачкая белизну халата лапами, терся лбом в лицо Хозяина, оставляя на нём грязные полосы.
Кто-то из стоявших в первой шеренге, странно поперхнувшись, с улыбкой произнес:
- Кот и повар, блин...
По шеренгам то затухая, то нарастая понёсся хохот

1.8

Были «паркетного» крейсера N47 или «Адмиралы тоже плачут».

Ночь уже вступила в свои права. Оперативный дежурный по эскадре, проводив всех командиров и начальников, давно снял галстук, переобулся в мягкие тапочки и, заполнив журналы, под тихое бормотание телевизора мечтал о грядущем отгуле за дежурство. Сладостные думы были грубо прерваны резким звонком берегового телефона.
- 7-55-15, первого ранга Григорьев, - автоматически представился дежурный, ещё лихорадочно достраивая план своего законного выходного.
- Пал Петрович, как у нас на эскадре? - дребезжащий тенорок заместителя комэска моментально и окончательно развеял мечты об отдыхе. Звонок начальства в неурочное время по определению не мог означать ничего хорошего.
- Без происшествий, тащ адмирал! - дисциплинированно доложил дежурный. «Вроде ж действительно всё в порядке? - лихорадочно прикинул он в уме, - На корабли планы довели. Доклады получили. Справку на флот подали...»
- Личный состав как? - ненавязчиво поинтересовался зам.
«Блин, кого-то на кораблях потеряли, а сейчас в городе выловили, - оперативный вспомнил про гуляющие по эскадре слухи о близкой дружбе зама с комендантом гарнизона, - А мы чего? По докладу о поверке - всё в ажуре. И всё равно оперативная служба крайней останется»
- По результатам поверки на кораблях лиц, незаконно отсутствующих, нет, - подстраховался дежурный.
- И на катерах? - уточнил адмирал.
«Точно, из этой катерной банды кто-то в самоход слинял, - уверился капраз, - Утром урою старшину»
- Помощник по техготовности лично их считал - тоже все налицо были, - голос звучал уже менее уверенно.
- И по койкам считали? - не унимался зам.
- А рано ещё, - оперативный ехидно улыбнулся, - через минут 20 только первые доклады будут. По распорядку дня только в час проверка.
- Ну-ну, - адмирал, казалось, задумался. Оперативный сморщился в ожидании незаслуженного разноса, но вместо громов и молний из телефонной трубки последовал новый неожиданный вопрос.
- Корабль никакой не разморозили?
«Да тут бы такой хай стоял, - опешил оперативный, - если б кто вымерзать начал. Хотя... в том году, помнится, этот кретин, командир 119-го, перед уходом на пенсию подлянку кинул, телеграмму прямиком в Москву отстукал, мол, мазута осталось на двадцать четыре часа. Замерзаю, но не сдаюсь. Капитан Шмидт хренов. Как весь штаб бегал! Как ПНЭМС (помощник начальника по электро-механической части - прим. Авт.) матюгался! Мазута, конечно, фиг дали, но нервишки всем причастным подёргали знатно,» - он попытался рассмотреть через иллюминатор рейд, над всеми ли бортами дымят котлы, но полярная ночь не предоставила такой возможности. Оставалось надеяться на лучшее.
- Никак нет. Докладов не поступало!
- Там автобус завтра в Росту с офицерами штаба должен пойти. Не забыли заказать? - вдруг резко сменил тему зам.
- Конечно, - капраз даже обиделся. За добрую сотню оперативных дежурств он не упустил ещё ни одной мелочи, - Дежурный по гаражу проинструктирован. График на завтра ещё до ужина начштаба успел подписать.
- Хорошо, - адмирал на какое-то время опять замолк, - А на завтра у нас из потенциально опасных что есть?
- 434-й на 18-м причале РБ (реактивные бомбы - прим. Авт.) выгружает. Машина заказана. С базой согласовано. Перешвартовку 050-го перенесли по погоде, - заученно пробубнил дежурный, подтянув к себе сборник планов.
«Ничего не забыл? Да нечего особо забывать. Чай 90-е на носу, не 80-е. У причалов - и то пустота, а уж в морях - вообще никого,» - офицер мимоходом посочувствовал напряженному режиму оперативной службы времён расцвета Северного Флота.
- Перенесли, помню, - откликнулась трубка. И вновь в разговоре повисла гнетущая пауза.
- Тащ адмирал, - решился дежурный, - А чего вы звоните-то? Информация какая-то новая появилась?
- Нет, Пал Петрович. Нет никакой информации, - дребезжащий голос адмирала на том конце провода невольно вызывал сочувствие, - Просто приехал домой, поужинал, телевизор посмотрел, пошел ванну принять, лежу и вдруг чувствую - не владею обстановкой! Вот и позвонил.
Оперативный крепко прикрыл микрофон на телефонной трубке ладонью, поэтому адмирал остался в неведении относительно витиеватого комментария своих полуночных терзаний.