КАК СПАСАТЬ КОТА (руководство для майора милиции).

Эта история не связана с армией. Она - про будни милиции. Написана в 1995-ому году, основываясь на реальных событиях. События были несколько приукрашены и упорядочены в хронологическом порядке.
Намедни перевёл в электронный вид. Строго не судить. Сам знаю, что длинная.


++++++++++За год до событий.++++++++++++++

Был понедельник, и голова Александра Тимофеевича Кустова была заполнена по самую маковку знакомой, тупой болью. Его персональная белая "троечка" (ша, коллеги, - ВАЗ-2103, не "бэха") упорно сопротивлялась парковке у входа в отделение и всячески норовила надменно долбануть замовский Москвич. Было начало мая, период, в аккурат упавший между двумя праздниками. Воздух был неописуемо ароматен и после нудной, долгой зимы начальник отделения милиции с удовольствием ехал с открытыми окнами.

Прямо напротив отделения пустила корни обычная советская общеобразовательная школа, каких на просторах Родины сотни тысяч. А в школе той учились самые обычные советские школьники, коих на просторах насчитывалось вообще миллионы.

Белая троечка совершила ещё десятка два бестолковых эволюций и в самый ответственный момент таки дала Москвичу под дых. А всё потому, что превозмогая синдром понедельника, водитель отвлёкся на нечеловеческий вопль, донесшийся извне и слегка отвлёкся от обеспечения безопасности движения.

Небольшой, но сплочённый коллектив обычных советских школьников издевался над обычным рыжим советским котёнком. Школьники бурно ликовали, а рыжий комочек так же бурно протестовал.

-Кто ж так котёнка вешает!? - глубоко в душе возмутился милиционер и опустил на асфальт первую лакированную туфлю.
-На леске, на леске надо, а не на верёвке. Верёвка, - она толстая и коту есть во что вцепиться.
-Зелень! - добавил он в душе и опустил на асфальт вторую лакированную туфлю.

Когда обе туфли прочно стояли на тверди земной, майор вспомнил о служебном удостоверении в кармане кителя и тяжёлым галопом направился к пионерам. Двоих гадёнышей поймал за уши и отвёл в учительскую. Там толкнул пламенную речь и, уже прочно войдя в роль доброхота, пошёл обратно, на работу.

Жертва пионеров сидела теперь у входа в отделение и жалобно мяукала, пристально разглядывая снующих через проходную людей.

С этого дня внутренний распорядок заведения был нарушен. Кота прозвали Феликсом Д., поставили на довольствие, и обитать он стал прямо на письменном столе начальника, в лучах его настольной лампы.



++++++++За полгода до событий.+++++++++

Время шло, и кот рос. Из жалкого грязного комочка он превратился в хамоватое огненно-рыжее существо, не дававшее прохода служивым и всячески развлекающееся, издеваясь над гуманоидами.

Любимым занятием Феликса Д. было притаиться под стульями около окон дежурного, выждать, пока по коридору проскрипит сапогами кто-нибудь одетый в шинель и, разогнавшись, неожиданно вскарабкаться жертве на плечи. Потом котяра издавал непечатный клич самого крайнего из могикан и совершал впечатляющий прыжок в сторону. Опытные следаки подметили одну странную деталь, - набрасывался кот только на представителей закона. Посетителей же не трогал и даже совершал попытки дать себя погладить. Потом котяра стал красть у служивых бутерброды и лакать растворимый кофейный напиток из крышек термосов. Персонал, официально, был очень даже в восторге от выходок животного, но за кулисами живенько интересовался друг у друга, возможно ли надёжно умертвить кота (абсолютно абстрактного кота!!!), предварительно выстрелив в него из служебного пистолета, а затем намотав на кардан автозака.

Однажды кот совершил вероломное нападение на только принятого на работу молодого сержанта. А на излёте получил дополнительный импульс от сержантского сапога. Кустов Александр Тимофеевич оченно возмущались, а потом отменили плановые мероприятия и отправились с котейкой к ветеринару.
-Почки отбиты! - грустно доложил чуть погодя начальник и в отделении пооткрывались окна от коллективного вздоха облегчения (на выдохе).
-Но жить будет! - обломил всех главный и прошёл в кабинеты.
С тех пор кот плюнул на приматов и стал штурмовать старую курчавую грушу во внутреннем дворике. Впрочем, и там, довольно быстро нашлись недовольные.

В кроне дерева вороны сплели себе гнездо и, однажды, восхождение рыжего Феликса Д. закончилось аппетитным нокдауном. Кот следовал на землю обратным рейсом и извергал нецензурные вербалии, ранее подслушанные у людей. Молодые милиционеры по приказу свыше разорили гнездо, а самих ворон прогнали народными средствами ПВО. Кот, однако, к груше больше не подходил.

Следующим развлечением Феликса стала "рыбалка". Это когда кот сидел в засаде на притолоке и цеплял шапки-ушанки внизу проходящих блюстителей закона. Ну вот, представьте себе, - идёте вы по государевой необходимости по рекреации, думы благие думаете, а тут раз,.... Какая то сволочь срывает с вас шапку. А ещё, бывает, не отдаёт. Потому что коготь запутается. А если шапки нет? Если только шевелюра, пышная, как у старшего следователя Самарина? -Тогда ой!
-Ой! - заорал тогда кот, внезапно и окончательно потеряв веру в человечество вообще и гуманизм отдельных особей в частности. Кот молча влетел в кабинет начальника, зло захлопнул за собой дверь, забился под стол и дал клятву больше вообще никогда и никуда не выходить без пистолета.


++++++++++Описываемые события.+++++++++++

Отделение не было самой большой гордостью городского управления. Однако, с преступностью боролись неплохо. Наверное, из-за этого, когда в ночь на 5-е мая лучшее отделение города сгорело к чёртовой бабушке, Кустов Александр Тимофеевич получил спешный телефонный звонок и был оповещён, что начальник городского отдела кадров, его давнишний знакомый, приедет на визит в сопровождении польских коллег.

Экстренное утреннее собрание было посвящено именно этому душещипательному факту.
-Нам нечего бояться, орлы! У нас всё нормально. Раскрываемость Николаенку (имя начальника кадров) не епёт, а полякОв - тем паче. Бумаги тоже их не это.... Их вообще ничего не епёт. Они сюда бух.....

Договорить у Александра Тимофеевича не получилось. Из окна раздался благой кошачий мат, весёлый собачий лай и противный скрежет когтей по свежему асфальту, только уложенному во внутреннем дворике заведения.

-Ах ёп! - сказал Кустов, взгромоздился на четвереньках на подоконник и показав подчинённым упитанное седалище, дал понять, что собрание окончено. Зато начинается представление.

Разлапистый кобель-подросток, ростом с трактор К-700, гнал Феликса вдоль стенок. Между животными шла оживлённая перебранка, когда к погоне присоединился сам начальник. Команда дала пару-тройку кругов, и к участникам подключился молодой оперативник, торжественно держащий в руках фуражку, обронённую командиром. Окна здания пораспахивались настежь и в них появились добрые физиономии заинтересованных лиц.

-Ату его, ату! - орали сверху следаки, дипломатично не уточняя, кого его.
-Хотим жаркое из рыжего кота, - требовали задержанные из окошек-амбразур.
Даже кладовщик дядя Дима что-то выкрикивал, высунувшись из своего окна и циклично промахиваясь по макушке кота резиновой дубинкой (Он, гад, после событий божился, что целился по кобелю).

Потом Кустов упал. Его туша мотала конечностями и пыталась перевернуться на спину. Рыжий кот, заканчивая следующий виток эскалации, увидел препятствие, вильнул задним мостом и, наплевав на детские страхи, взлетел по груше на самый клотик.

Через некоторое время котовья поддержка в лице начальника отделения наконец сумела подняться на ноги и, причитая и повизгивая, неслась на собаку, держа в руках пожарный багор. За ним по пятам продолжал бегать молодой оперативник с фуражкой в руках. Собака прикинула шансы на победу, взвизгнула и исчезла в подворотне, пообещав вернуться и удалить коту гланды (без наркоза).

Феликс Д. был котом, а потому, так же, как и все коты замечательно залезал наверх. И также как и остальные коты имел трудности со спуском. Как только кобель исчез, котяра устроился поудобнее и стал требовательно орать, предлагая незамедлительно вызвать службу спасения и опустить его на землю.

-Лезь, - приказал Кустов страдающему от скуки водителю.
-Есть, - сказал водитель и полез.

Долго ли, коротко ли, добрался водитель наверх, руку помощи протянул.
-Наа! - коротко и зло сказал кот и воткнул человеку ноготь прямо в середину ладони.
-Сука! - тихо сказал сержант.
-Кто? - спросил кот.
-Твой папа, - сказал молодой человек и спешно эвакуировался вниз.
-1:0, - записал кот и продолжил жалобно орать на всю округу.

-Лезь, - приказал майор второму скучающему водителю.
-Есть, - ответил второй, и с трудом поборов страх убежал в помещение.

-Всё сам, всё сам, - пожаловался на судьбину Кустов и полез сам. Однако возраст уже был не тот, а брюшко, трепеща по крупной амплитуде, упиралось в ствол и ограничивало действия спасателя. Возраст уже был не тот, но жизненного опыта, - хоть отбавляй.

-Эй, милиция! - заорал он другому водителю. Подгони сюда свой фургон!

Под грушу был незамедлительно доставлен отдыхающий автозак и начальник, полязгивая суставами и тяжело отдуваясь на манер паровоза братьев Черепановых, залез на подножку, оттуда на капот, дальше - на крышу фургона и уцепился за ключевую ветку.

Перед восхождением он критично оглядел ГДРовские лакированные туфли, снял их, закатал брючины и сбросил обувь на хранение тому самому оперативнику, который таскал его фуражку. За неимением лишней пары рук оперативник повесил фуражку на ручку двери фургона и, стараясь не дышать, держал туфельки на некотором отдалении от тела.
Кустов снял китель, с любовью пригладил его и повесил на сучок. Затем он выполнил несколько разминочных движений с грацией, достойной обкурившегося Винни-Пуха и приступил к штурму высоты.

Всё начиналось удачно. Кот заткнулся и с любопытством взирал на "папеньку" с высоты. "Папенька" медленно, но верно поднимался всё выше и выше, толпа возбуждённо кричала, мысленно припоминая начальнику все обиды, а загрузка другого автозака подошла к концу.

-Пип-пип - сказал гружёный автозак, требуя уступить дорогу.
-Водитель, скомандовал начальник отделения. -Ты давай, отъедь, а потом вернёшься.

Первый автозак заманеврировал всем телом. Оперативник схватил фуражку папеньки с крючка на фургоне, и за неимением свободных рук выставил туфли на асфальт.
Потом отчаянно захрустела коробочка старого ГАЗа, лишённая намёков на синхроны заднего хода. Люди замахали руками, заводя водителя на цель, и всё было бы штатно, если б фургон не сломал ту самую ключевую веточку почти под корень. Путь к отступлению был отрезан.

Все снова счастливо заорали, а кот, вняв людским восторгам, абсолютно легко и непринуждённо миновал хозяина, и, не проявив никаких сантиментов, спустился вниз. Там, внизу, он уселся под стенку и принялся вылизывать обе половины своей гордости.

Долго заниматься гигиеной ему не довелось, потому что потешный пёсик, как чуял, снова появился из подворотни и, широко улыбнувшись публике, повторно кинулся на Феликса Д. Жертва премного заторчала от такого расклада. Дерево было занято папенькой, внутренний вход в отделение закрыт, а у подворотни - трибуна болельщиков противника. Недолго думая, котяра выгнул спину и полоснул оккупанта по морде. Пёс взвизгнул и моментально забыл о своих агрессивных планах. Зато посреди двора стояли лакированные туфли начальника, которые, сто процентов, по морде не дадут. На левый туфель собака подняла лапу, а правый схватила и стала отыгрываться за нанесённое оскорбление.

Александр Тимофеевич кричал, срываясь на ультразвук, топал ногами и жалел, что личное оружие осталось в сейфе. Собака, не отвлекаясь на раздражитель, прикончила туфлю, душевно отрыгнула и скрылась в дырке, а с неба полил чистый, тёплый майский ливень.

Автор думает, что читателю абсолютно понятно, что делала во дворе отделения милиции пожарная команда, спустя десять минут. Так же абсолютно ясно читателю, почему сам начальник отделения стоял посреди двора босиком, в закатанных штанах, промокший до нитки и в грязной порванной рубашке. У его ног лежала растерзанная обувь и пожарный багор, а высоко на дереве сиротливой тряпкой висел китель. Вся предыстория читателю известна. Она была неизвестна начальнику городского отдела кадров и его польским спутникам, которые были уверены, что в городе бунт и народ последовательно сжигает лучшие отделения, а начальников пытается линчевать или изнасиловать.


1.78

(В сегодняшнем выпуске лучшие истории 2005 года из категории "Свободная тема" - КБ)

СВАДЬБА(или РАЗВОД ПО-СВИРИДОВСКИ)

-Тут ведь, соловей мой, край особенный, с длинной историей. У нас, как это в фильме было? - Восток, - дело тонкое! Учиться надо, притираться, с людьми знакомиться.
-А чё Восток? Русаки тут у вас, вроде? - не отвлекаясь от бинокля спросил молодой.
-Ну дык мы и есть Восток. Восток Горьковской области, - поучительно и без тени улыбки сказал старый милиционер Пушкин и лизнул самокрутку. Потом участковый повоевал с зажигалкой, чертыхнулся, метко забросил её в пустой рукомойник, за ненадобностью, и поджёг косяк, чиркнув спичкой о стекло. Умиротворённо, полной грудью затянулся, со смаком пожевал дым, слегка обмяк и съехал в кресле.

Пушкин провёл в этом кресле пятнадцать лет. Он знал всех вокруг и все вокруг, включая телеграфные столбы, знали его.
Молодой сержант Лёвка Осьмушин, недавно прибыл в подкрепление старому милиционеру, на почве обострившейся в районе криминальной обстановки.

Участок расположился на окраине села Красное, несколько возвышающегося над небольшой долиной, расстилающейся в пойме речки Уста .
Красное - самое большое село в округе. Домов триста, а то и поболе. И едоков - тыщи за полторы тут обитает. И всех в лицо, по фамилии-имени-отчеству знать-ласкать надо.

Лёвка продолжал водить биноклем, в сотый раз слушая вводную лекцию старого милиционера.
-А вон там, справа - это Свиридово. Дворов двести будет.
-Свиридовский Пасадобль, гыыыыы! - вдруг заржал молодой, тыча пальцем куда-то в необъятную даль.
-Чего? - возмутился Пушкин и схватил бинокль.
-Пасадобль, говорю, - сказал молодой. - Танец такой, как будто, коррида, с быком. - Глянь, Василий Степаныч, - баба там с коровой воюет, около переправы.
-А-а-а-а, вижу. Это не пасадобль, это пасадобля. Это она, бабка Кустиха. И корова у неё скажёная. Как запирает она её, так та сразу башкой в стенки бъётся.
-Кто бъётся? Бабка? - хохотнул Лёвка
- Ты от неё подальше вообще держись. Говорят, ведьма она. Как что не по её получается, - всё, капут обидчику, - ответил Пушкин.

-Так уж и ведьма, - с сомнением сказал молодой и в то же мгновение воткнул глубоко в ладонь сучок, отслоившийся от подоконника милицейкого участка.

-Ты слушай, - сказал старый, вытащив занозу плоскогубцами. - Вон то - Свиридово, просто Свиридово. А это (он ткнул надкушенным огурцом в другую сторону) - Новое Свиридово, Сто дворов. Тут история то не очень смешная. Дерутся они. Так, каждый, по отдельности, - хорошие люди. Можно, даже, сказать, сельская интеллигенция. А как найдёт на них - звони в столицу, зови войска. Пока кого-нибудь вилами не проткнут - не успокоятся. И хрен скажут. Помирать будут, а кто дырки в них понаделал - не скажут. У них история уже лет сто с хвостиком как бушует.....................

-Когда-то было только Свиридово. А потом, году эдак, значит, в 1850-ом, случилась тут свадьба одна. Ну, а свадьба - она ж ведь у мужиков как без питья горячительного? Никак! Вот и понеслась.
В общем, кто, за что, почему - тёмное дело. Говорят, правда, пра-пра-пра-бабка Кустихи замешана тут была. Заколдовала она кого-то и, прямо там на свадьбе он и умер. И сыновья его померли. Щи хлебают, ложку ко рту подносят и мрут. Так народ сразу на Кустихину сродственницу и подумал и на вилы её подняли. А Кустихины пол-деревни в месть ударились, обидчиковы избы посжигали. Гражданская война, в общем, приключилась. А кончилось тем, что те, кому пожгли дома, ушли из деревни и новую отстроили, Новое Свиридово. И зажили себе спокойно, церкву свою срубили, кладбище своё завели.
Только вот разок в месяц обязательно дерутся с тех пор. Традиция! (Пушкин многозначительно указал пальцем в небо). На кулаках, на вилах, на цепах, кто во что горазд. Кузька, Паршов который, - тот вообще, огнемёт наладил целый. Да что там огнемёт. Они, полоумные, где-то бочку от кваса нашли. Тачанка, видите ли у них. Кузька вовнутрь засел, огнём, что твой Змей Горыныч полыхает. Пришлось по сопатке надавать, конфисковать, дело завести. Он, дурак, урожай чуть не посжигал.

Старый участковый встал, и поглядывая в окно, стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. Немного помолчав, сказал с плохо скрываемой гордостью:
-Только, научился я с ними бороться! Они у меня вот тут!!! - Пушкин потряс сжатым жилистым кулаком и с силой бросил в пустой рукомойник скомканный обрывок газеты, оставшийся от приготовления самокрутки.
-И как? - с интересом спросил молодой.
-Как, как? - Это, можно сказать, молодой человек, моё социальное изобретение. Недавно придумал и испытал его, даже!
Пушкин сделал эффектную паузу, свысока поглядел на Лёву и продолжил:
- Я, значит, инициативу перехватываю. Если обидчиков успеваю поймать - получают они порцию первача, из заранее конфискованного. Если обидчики уходят - я пострадавшей стороне вечерком отвожу, чобы в месть не ударялись. Они ж, мужики бесшабашные, меры не знают. Что привожу - то выпивают и валяются потом как мёртвые, рогульками кверху.

Старый помолчал, почесал в подбородке, отвлечённо позвенел связкой ключей, вздохнул и, словно оправдываясь, тихо-тихо сказал
-Зато, кровушку не проливают, окаянные.
И пожал плечами.
Молодой кивнул и, кажется, сглотнул слюну.

-А ты того, внимательно смотри - тут самое важное, не проглядеть. Потому как, они долго не собираются. Петух в жопу клюнет, они в телегу прыгают и в атаку идут, заключил наставления старый участковый.

Время шло, Лёвка притирался. Лёвке нравилось - на участке ничего особенно не происходит, тишина. Люди уважение оказывают. На дороге, если встречают, - здороваются, почтенно расступаются и потом подолгу глядят вослед. Даже, когда они с Пушкиным ходили по домам и конфисковывали самогон, люди воспринимали это как должное, а некоторые, даже, вроде, к порогу заведомо выставляли. Аппараты не трогали, соблюдая статус-кво. В общем, дружно жили с милицией, потому как ВЛАСТЬ!

Однажды Лёвка, по своему обыкновению, стоял у окна и рассматривал владения в бинокль. Тонька Топорова, двадцатилетняя пышнотелая учительская дочка, Свиридовская, развешивала бельё, попутно строя глазки Сашке Сапелову, плотнику, разгильдяю и пъянице, коренному жителю Нового Свиридова. Это показалось Лёвке странным. Пушкин говорил, что Свиридовцы и Новосвиридовцы крутят романы и женятся с кем хочешь, «хучь с татарами, хучь с чувашами». Но друг-друга обходят стороной, как холеру.
Лёвка слегка удивился, однако брителька Тонькиного сарафанчика вдруг сползла, заманчиво обнажая аппетитную, немятую молодую грудь до определённого, деревенской этикой установленного уровня. Молодой милиционер мигом позабыл обо всём и вгрызся в окуляры с новой силой.

Сашка Сапелов бесстыдно разглядывал Тонькину конструкцию, не подозревая, что у него есть коллеги. Лёвка же судорожно двигал кадыком, неспокойно переступал с ноги на ногу и желал продолжения.
Пушкин подошёл к нему сзади, рассеянно посмотрел на речку, зевнул и вдруг весь напрягся.
-Дай сюда, - почти вскрикнул он. Силой, грубо вытащил из рук молодого потёртый бинокль и покрутив колёсико резкости молча уставился.
-Блядь! Едут! Опять! - сказал он.
-Кто?
-Новое Свиридово на тропе войны. Сказал же мне вчера дед Антон, -бухтят молодые.

По дороге, идущей вдоль берега, виляя хвостом и подпрыгивая на ухабах нёсся, едва не взлетая, трактор с прицепом. В прицепе стояли люди и, несмотря на то, что держаться им было не за что - не выпадали. Лишь орудия войны лязгали и сталкивались друг с дружкой, высекая искры (как показалось участковому).
-Что-то вообще очумели, - сказал Пушкин, взглянув на часы. Время - полдень, а они - на войну.
Он пожал плечами, передал Лёвке бинокль и стал что-то записывать в толстой тетрадке.
Лёвка ухватился за оптику и с разочарованием заметил, что Тоньки уже не видать, а Сашка Сапелов, наверное, совершенно пъяный, идёт по полю в неизвестном направлении и беспорядочно размахивает руками.
-Или мух отгоняет, или стихи читает, ......про любовь, - подумал Лёвка. Вспомнил Ромео и Джульетту, усмехнулся и поймал в поле зрения Новосвиридовский БТР.

Трактор нёсся вперёд, не объезжая рытвины и лужи. За ним поднимался шлейф пыли, а пассажиры угрожающе размахивали предметами, частенько поглядывая в сторону милицейского участка.

-Сиди тут, остаёшься за старшего, позвонит телефон - скажешь, на оперативном мероприятии, - многозначительно сказал Пушкин, прыгнул в мотоцикл и поехал на перехват.

Лёвка видел, как стороны встретились, молча постояли друг против друга, потом стали жестикулировать, кричать и, наверное, бранить друг-друга. В один из моментов, когда трактор неожиданно тронулся, угрожая помять мотоцикл, Пушкин схватился за кобуру. Потом они ещё немного поорали, показывая что-то на пальцах. Затем боевая дружина спешилась, побросала орудия в прицеп и пошла домой, непрестанно оглядываясь. Трактор, увязавшись за мотоциклом, пополз наверх, к участку.
Когда транспорты совершенно заполонили собою весь бинокль, Лёвка услышал звон стеклотары, ворчание чьего то голоса, отсчитывающего горячительное и зудение Пушкина:
-Последний раз, ей богу. В следующий раз - сразу в тюрьмк. Без суда и следствия! И не дай вам бог вам к ним ещё поехать.
Ворчливый голос, наверное, сбился со счёта и выругался.
-Дык дело чести, Василь Степаныч. Да ты не дрейф, Новосвиридовцы своё слово держат.
Голос икнул и продолжил
-Сегодня не поедем больше.
Потом, наверное подумал, вспомнил обиду, опять икнул и сказал
-А чёёёё они? Ты, Степаныч, ИХ в тюрьму посади. Всех. Потому что, поджигатели они. Форменные поджигатели войны.
-Всё, устал! - сказал голос Пушкина. - Уё..... И смотри мне....

-Понял? Вот так решаются междуусобные конфликты двадцатого века, - сказал Пушкин и опять сел делать записи в журнале.
-Василь Степаныч! А что это Вы с ними цацкаетесь. В тюрьму их, за физическое насилие! И всё. И конфискованное останется целым, - сказал молодой и опять облизнулся.
-Дурак ты, Лёва! Я ж вырос тут. Они мне всё равно, как родные. Уроды, понимаешь? Но родные.А самогонка... Так ведь всё равно, ихняя. Зато тишина!

Под вечер Пушкин озабоченно чесал в затылке, наблюдая, как из Свиридова выбрался Зил, заполненный «вооружёнными» людьми.
-Чёрть их знает, что с ними? Белены, что ли объелись? Да если б не я, давным давно друг друга поубивали, нехристи, - бухтел милиционер, сильно прижимая бинокль к глазам.

Всю последующую неделю участковый с помощником занимались только тем, что разводили воюющие стороны, каждый раз опустошая склад конфискованного. Пушкин не понимал, в чём дело, качал головой и принял решение
-Пора брать языка. Тут что-то не так! Да и запаивать их больше нечем.

Следующим утром Пушкин приехал в участок довольно поздно, привезя с собой сухонького пожилого бородача
-Я тебя, дед Антон, предупреждаю, так сказать, официально!-Правду, значит, правду и только правду!
-Угу! - кивнул Антон, беспощадно комкая в руках кепку.
-Чего опять не поделили? Только правду, дед Антон.
-Правду, конечно правду, согласно закивал старик. - Теперь ужо можно.
-Ну, так что не поделили?
-Так наоборот, Василий, поделили. Свадьба у нас. История, значит. Свадьба и мир будет теперь между всеми Свиридовскими! И новыми и старыми!

Пушкин внимательно рассматривал глубины чернильницы, пытаясь вникнуть в суть, но смысла не понял и вопросительно поднял глаза.

-Темнишь ты, дед, что-то.
-Никак нет, Василий. Сашка Сапелов и Антонинка Топорова браком сочетаться будут вскорости.
-Ну???
-Гну, Василий! Какая, скажи, мил человек свадьба без спиртного?
-Ну???
-Дурак ты, Василий, хоть и органы! Комедию они тебе ломали неделю. Академический театр! Понял? -А ты и раззявил. Всю самогонку им сдал.

Лёвка вздрогнул от шума, - это старый опытный Пушкин закатился, задыхаясь от смеха, под рабочий стол и нещадно лупил себя ладошкой по лбу.

1.85

Воспоминаниями Steel_major’a навеяло

- Чтооо?!.. - рев. Похоже, сейчас кого-то будут убивать.
- Влага... - а вот и жертва; говорить пока может, но уже как-то неубедительно.
Это парнишка из нашей группы экзамен сдает. Разгильдяй редкостный, но человек хороший. Плохому я б своей конспект не дал. Даже интересно что он на этот раз учудил.
- Что за бред?!!..
- Тридцать процентов...
- Что за?.. Вы что пили?!!.. Вы хоть понимаете, что говорите?!!..
- Вы сами так на лекции давали, вот, в конспекте...
- Й-о... Я такой хе... ерунды точно сказать не мог! Это ж бред!!!.. Бре-е-е-ед!!!
Блин, нормальный же у меня консп! Он что, списал с ошибками??? ...или... без ошибок, слово в слово? Оп-па... Ну тогда сейчас будет коррида...

Апрель в Киеве - дивное время. Позади слякоть зимы, на улицах зелень, солнце пригревает, ветерок не дует, а словно поглаживает... Так на волю хочется... Вместо этого сижу на лекции. Конструкция авиационной техники. Гермокабины.
Народа в аудитории, прямо скажем, негусто: одни, участвующие в «Студвесне» (наш ответ КВНу) от занятий на время репетиций освобождены, другие, почуявшие весну, не поленились сбегать в санчасть за ОРЗ... причем и тех, и других можно без труда отыскать в близлежащих пивнушках. Я сходить к медицине поленился и сейчас конспектирую требования к пассажирским салонам. Скучно.
Добрались до условий внутри салона. Температура... скорость движения воздуха по салону... влажность... М-да, скучновато. И от скуки между «влажностью» и «давлением» вписываю до той поры неизвестный науке параметр - «влагалищность». С уточнением - «не менее 30%».
Ерунда вроде, а как-то повеселее на лекции сидеть стало. А там и пара кончилась, и вообще забыл я об этом случае примерно через час.

- Так... - шипение, будто в аудитории паровоз избыточное давление сбрасывает или пара тысяч гадюк в брачные игры играют. - Так. И. Зачем. По. Вашему. Это. Нужно?!!
А вот ответ на этот вопрос в конспекте точно есть, сам поулыбался, придумывая... И слышно бодрое:
- Чтобы экипажу скучно не было!..

P.S. Когда прошли конвульсии и смех сменился всхлипываниями, преподаватель с трудом выдавил: «три... балла... свободен... бля... хорошо что я у вас последний семестр вел...»

1.7222222222222

(В сегодняшнем выпуске лучшие истории 2005 года в категории "Вероятный противник" - КБ)

Спасение от камикадзе
(Навеяно историями борттехника Ф.)

В боевой обстановке каждый борется за свою жизнь сам, выживает по-своему и принимает решения в соответствии с ситуацией. Хотя чувство опасности несколько притупляется, но глубоко сидящий инстинкт жизни заставляет человека искать выходы из опасных ситуаций, а иногда и предугадывать их. Но инстинкт этот у каждого свой, у одних развит больше, у других меньше, а у кого-то отсутствует совсем.
Среди летчиков эскадрильи самой дурной славой отличался заместитель комэска майор Смертин (фамилия изменена с сохранением характерного смысла). Не потому, что он плохо летал, наоборот, он был летчик-ас с врожденным чувством полета. Летать с ним в одном экипаже никто не хотел из-за его чрезмерно буйного характера, бесшабашности, склонности к постоянному поиску опасных приключений. Тревог боевых вылетов ему явно не хватало, и он дополнительно гонялся за ними. Одним словом, летчик Смертин невольно попал в сильную адреналиновую зависимость на этой войне. Во внешности этого человека было что-то, внушающее страх: длинный худощавый рост, впалые темные глаза, черные усы, свисающие над тонкими губами, выдающийся вперед подбородок. Наиболее благоразумные штурманы и борттехники по возможности старались избегать полетов с ним в одном экипаже.
Вот несколько характерных эпизодов с его участием. Однажды, во время полета в высокогорный Чагчаран, майор Смертин, грубо проигнорировав указание командования по этому маршруту летать только на «потолке», в поисках приключений снизился на опасную высоту, и вертолет сразу же был в упор обстрелян душманами из ДШК. Пуля прошила лопасть несущего винта в сантиметре от силового лонжерона, можно сказать, смерть пролетела совсем рядом, Смертин получил хорошую дозу адреналина, а борттехник Толя Л. до сих пор отмечает этот день как свой второй день рождения.
А чего стоило остальным членам экипажа гонка «за стингером», когда движки вертолета после приземления на аэродроме заглохли сами по себе из-за окончательной выработки топлива! После того полета борттехник Ф. совсем слег, это был явный нервный срыв, а не солнечный удар, как заключил врач.
Кошмаром для борттехника М. стал даже облет вертолета после замены двигателей с тем же командиром экипажа Смертиным. Что он вытворял в полете с только что установленными и не облетанными двигателями! Вопреки инструкции и программе облета борта, он многократно перегружал силовые установки, делал недопустимые крены, а на высоте 5000 м. в режиме автопилота отпустил ручки управления и, не зная куда девать свою энергию, с криком «киа!» начал махать руками и ногами, изображая удары каратиста (он имел по этому виду спорта какой-то пояс). Жизнь кипела и бурлила в этом человеке, словно пытаясь вырваться и покинуть слишком тесное для нее тело. Ему бы за штурвал истребителя, да побольше небесного простора! В лице вертолетчика Смертина истребительная авиация потеряла много - это же настоящий камикадзе, готовый в любой момент врезаться в авианосец противника! Борттехник едва успевал записывать показания приборов и режимы работы двигателей для составления технического отчета, у него даже возникло сомнение в благополучном исходе полета. А штурман весь полет держался за красную ручку блистера, готовый к покиданию вертолета. После этого полета борттехник М. решил больше не летать с этим летчиком, пусть это делают другие, вроде бывшего истребителя Коли-Рэмбо. Он еще вспомнил полет с грузом для военных советников на предельно малой в кишлак Зарандж, когда во время случайного боестолкновения с духовским караваном осколок от собственного НУРСА прошил лобовое стекло вертолета прямо перед носом борттехника М. и застрял в ранце парашюта. Командиром экипажа был тогда все тот же зам. комэска. Можно было ведь самим не вступать в бой, а спокойно сообщить СУ-17-м координаты каравана! «Больше испытывать судьбу нельзя, - твердо решил лейтенант,- «есть у нас еще дома дела!»
Но разве борттехник решает, чей экипаж полетит на его борту! Распределяет борта на задания инженер эскадрильи по своему усмотрению.
И вот, не прошло и недели после облета борта с новыми двигателями, утром инженер объявляет, что на поисково-спасательное обеспечение бомбардировочных вылетов СУ-17-х на борту N10 полетит экипаж майора Смертина. На этих вольных полетах камикадзе Смертин уж точно будет делать все, что взбредет в его дурную голову не жалея ни технику, ни нервы остальных членов экипажа!
После утреннего построения борттехник М. сразу же начал искать выход из ситуации. Времени для принятия какого-либо решения было всего 10-15 минут, пока свирепый командир экипажа не прибудет на стоянку со своим обреченным штурманом. Прикинуться больным и пойти в санчасть не получится, он был совершенно здоров. Лейтенант М. вспомнил историю, услышанную еще в Союзе про одного бортового техника МИ-8, который, если не хотел летать, ослаблял хомут на воздуховоде пускового двигателя, и основные двигатели из-за травления воздуха не запускались. Он решил поступить также, открыл люки двигателей, но закралось сомнение, вдруг прием не сработает? Нет, надо придумать что-то другое. А если объявить, что борт не готов к полету из-за неисправности. Но на что сослаться? Причина должна быть убедительной и касаться наиболее важного агрегата вертолета. Борттехник откинул люк гидроотсека и внимательно начал осматривать систему, надеясь обнаружить хоть какой-нибудь недостаток. Но все агрегаты были исправны, контровки целы, рукава и трубопроводы высокого давления гидроусилителей были предательски сухие - ни одной капельки просочившейся жидкости, ни одного признака негерметичности! На прошлой неделе он сам добросовестно выполнил все регламентные работы на вертолете. Стоп!.. А если... Борттехник в одно мгновение оказался внизу у контейнера, достал оттуда бутылку с маслом АМГ-10 и также быстро оказался наверху в гидроотсеке. Аккуратно, стараясь не пролить лишнего, он облил маслом рукав гидроусилителя автомата перекоса. Затем закрыл все откидные люки и спустился вниз. Когда он спрятал бутылку в контейнер и вытирал руки, экипаж Смертина уже приближался к стоянке. Командир шагал бодро, мыслями весь уже в предстоящем полете. Борттехник М. сделал несколько шагов навстречу и, отчеканил перед командиром экипажа заранее составленный предполетный рапорт: «Товарищ майор, вертолет к полету не готов, во время предполетного осмотра обнаружено отпотевание рукава в гидросистеме, необходима замена!».
- Обнаружил только что, можете сами проверить, - добавил он для пущей убедительности. Веселье на лице майора сменилось гримасой досады и огорчения, но он прекрасно знал, что с неисправной гидросистемой летать очень опасно, тем более, на предельно малой высоте. Он приказал вызвать техников из ТЭЧ и вместе со штурманом отправился к инженеру эскадрильи.
- Кажется, пронесло, - облегченно про себя сказал борттехник М., теперь надо дождаться техников, но с ними уже попроще будет, подумал он.
Прибывших ремонтников даже убеждать не пришлось. Старший техник, увидев «отпотевший» рукав, сказал: «Молодец Феликс, вовремя обнаружил, а то с таким рукавом вы бы недалеко успели отлететь от Шинданда! - Вон сколько масла уже просочилось, рукав явно поврежден, нужно срочно его заменить. Техники отправились в ТЭЧ. Нужный рукав нашли только после обеда, к этому времени экипаж майора Смертина уже улетел на борту N33 бедолаги - борттехника Т.
После устранения «предпосылки» для срочного вылета за раненными в Фарах на стоянку прибыл экипаж капитана Божко. И на душе лейтенанта М. стало легко,- с родным командиром Степанычым он готов лететь хоть в Фарах за раненными, хоть в далекий Чагчаран на сопровождение, хоть на самый край земли!
Поздно вечером во время обсуждения прошедшего боевого дня борттехник М. убедился, что внутреннее чутье его не обмануло. Борт N 33, на котором сегодня летал майор Смертин, прилетел на аэродром с задания на одном работающем двигателе. Другой заглох, захлебнувшись брызгами воды, когда, пролетая на предельно малой высоте над оазисом, бравый майор решил то ли полюбоваться фонтаном от взрыва НУРСов в воде, то ли решил глушить рыбу. Об этом поведал борттехник Леша Т., лицо которого все еще было бледным после пережитого.
«А если бы вода попала в воздухозаборник и второго двигателя?- задал вопрос лейтенант Толя Л. Все замолчали, фантазировать на счет последствий и лишний раз щекотать свои нервы, уставшие за длинный афганский день вертолетчики уже не стали. Только борттехник М. произнес таинственную фразу: «Есть только один способ спастись от камикадзе...»

1.7

ВАРФОЛОМЕЕВСКАЯ НОЧЬ

1982 год. Уссурийск.
Подполковник Зубко занимал немаленькую должность заместителя командира дивизии по тылу. Родись он лет на сто раньше, наверняка стал бы каким-нибудь бравым гусаром, либо кавалергардом. Любитель выпивки и женщин, далеко не дурак, он имел большой успех у противоположного пола, играл на гитаре, знал массу различных баек, историй и анекдотов и умел великолепно их рассказывать. Все эти достоинства, плюс должность, делали его желанным гостем в любой компании.
К нам в часть он приехал с очередной ревизией, но что это за ревизия - стало понятно сразу.... Не столько проверять Макарыча на предмет соответствия продуктов и обмундирования, сколько проверять местных дам на предмет доступности и огненную воду на предмет крепости...
Прошествовав с деловым видом в кабинет Макарыча, для проверки документации, Зубко вышел оттуда минут через сорок с довольной улыбкой, раскрасневшимся лицом и масляно блестящими глазами, распространяя вокруг себя запах коньяка:
- Ну, Иван, надо бы теперь и о культурной программе подумать! Баня работает еще?..
- Обижаете, Вадим Петрович! - широко улыбнувшись, протянул Макарыч, - баня у нас всегда наготове!
- Тогда давай-ка, займись подготовкой, а я съезжу по делам еще. Где у тебя дежурный водитель, давай его сюда! К вечеру вернусь, чтобы все было готово!
- Будет сделано! - бодро отрапортовал Макарыч.
За полдня катания с Зубко я накрутил почти две сотни километров. Челноком прочесав несколько раз город, мы посетили еще пару колхозов, заскочили на аэродром Барановский, окружные вещевые склады, тыловые службы флота, УВВАКУ (Уссурийское Высшее Военное Автомобильное Командное Училище)... Да, куда только не ездили!.. Я уже и не вспомню, сколько мест он осчастливил своим присутствием. Причем, всюду с кем-то о чем-то договаривался, решал одному ему известные дела, словом - использовал служебное положение на все сто процентов. К вечеру, после всех этих поездок, в кузове лежало изрядное количество разных коробок, тюков, мешков и ящиков. Финальным аккордом явилась десятилитровая канистра, как выяснилось потом, дагестанского коньяка. Коньяк был вручен Зубко начальником столовой какой-то части с уверениями в совершеннейшем почтении и клятвах в вечной признательности. Коньяк пришелся очень кстати, ибо Зубко предпочитал водке именно его, а найти качественный в то время в Уссурийске было практически нереально. Пару бутылок для высокого начальства Макарыч, на всякий случай, держал у себя в сейфе. Но, что такое - две бутылки?! Во-первых - одну уже оприходовали, а во-вторых - намечающаяся баня явно требовала большего количества.
В вечерних сумерках в ворота КПП въехал ведомый прапорщиком, начпродом гарнизонного госпиталя, УАЗик-таблетка с красным крестом. Помимо него и еще двух офицеров, оттуда с хохотом и шуточками выгрузились несколько дамочек различного возраста и комплекции. Дружной гурьбой эта компания ввалилась в баню, где их уже поджидали Макарыч и Зубко. Что там происходило - догадаться не трудно. Угомонились они далеко за полночь и, наконец, вдоволь натешившись, начали расползаться. Дамы кое-как загрузились в УАЗик, прапор был усажен за руль, и все общество с пьяными песнями исчезло за воротами.
Наступила тишина.... Даже не наступила, а скорее навалилась, как будто выключили радио. За забором пару раз несмело гавкнула собака, где-то протарахтел одинокий мотоцикл.
Перед тем, как начать эту фиесту, Макарыч предупредил, чтобы я, когда все разъедутся и все утихнет, был готов ехать. Куда - не сказал, но намерения у него были самые серьезные. Он оставался сегодня дежурным по части, поэтому я ничуть не удивился. Минут через тридцать несмело постучал в дверь бани. Ответом явилась гробовая тишина. Осторожно приоткрыв дверь, я прошел в коридор и толкнул дверь в предбанник. Дверь, поддавшись сантиметров на десять, дальше открываться отказывалась. В образовавшейся щели моему взору открылась босая пятка. Остальное тело, судя по всему, подпирало дверь. Безуспешно попытавшись несколько раз открыть ее, я решил отдохнуть.
Выйдя из бани и присев на валяющийся под окном ящик, прикурил и, выдохнув дым, задумался. Послышались шаги, из-за угла высунулась коротко стриженая голова вечного помдежа и постоянного собутыльника - Генки:
- А!.. Это ты. А я думал - Макарыч вылез. Слушай, а куда он сегодня на ночь глядя собирался?
- Хрен его знает! Но, думаю, вряд ли куда уже поедет.
- Что? Готов?! - заулыбался Генка
- Похоже на то. Пойдем, поможешь дверь открыть. Там под ней он и валяется. Не зайти.
Вдвоем удалось приоткрыть дверь сантиметров на сорок и проникнуть внутрь. Картина, представшая нашим глазам, была еще та!.. Замотанный в простыню, наподобие тоги римского сенатора, под дверью мертвецким сном спал Макарыч. Попытки привести его в чувство результата не дали. Наш командир не реагировал ни на какие раздражители. На широком столе в предбаннике в живописном беспорядке были раскиданы пустые стаканы, бутылки и остатки закуски. Банка из-под шпротов использовалась в виде пепельницы и издавала отвратительнейший смрад.
- Тьфу, бля! - выругался Генка, - Ну, как свиньи!..
- Как-то вечером патриции собрались у Капитолия... - процитировал я, покосившись на Макарыча, - А где Зубко?..
На вешалке у двери висели подполковничья шинель и фуражка, хозяина не наблюдалось.
Макарыч под дверью громко всхрапнул и, дернув пару раз ногой, вновь засопел, уткнувшись в свалившийся с вешалки собственный китель.
- Давай-ка, положим его хоть на топчан, что ли.
- Да ну, нафиг! Навернется с топчана. Пусть тут валяется.
- Тогда оттащить надо, чтобы не мешал ходить...
Оттащив Макарыча в сторону и уложив под батареей, дабы не замерз, мы продолжили обследование объекта. Зубко был идентифицирован по богатырскому храпу в одном из кабинетов, где он пребывал в состоянии ненамного отличном от Макарыча. Правда, спал он не под дверью, а на кровати, но тоже в полной отключке. Лицо его украшали следы помады, на столике красовался натюрморт из двух стаканов, надкусанной шоколадки и пустой бутылки. У изголовья кровати стояла алюминиевая канистра, на которой, зацепившись за горловину, болтался забытый бюстгальтер.
- Ну, этот время неплохо провел! - подытожил Генка, сняв лифчик с канистры, и кинул его на кровать. Бюстгальтер, спланировав, приземлился точно на волосатую грудь Зубко, который даже не шевельнулся. Генка потряс канистру:
- Что-то там еще есть! Ну-ка, давай попробуем!
- Давай! Только кружку принесу, а то из этих стаканов мне как-то не хочется!
Выглянув в предбанник, и зацепив со стола эмалированную кружку, я вернулся к Генке, который уже открутил пробку и принюхивался к содержимому. Я подставил кружку, он наклонил канистру. Ароматная темно-коричневая жидкость полилась в кружку, запах не вызывал никаких сомнений.
- Коньяк! Красиво живут, собаки!.. - Генка, наполнив полкружки, покосился на Зубко.
- Ну, ты бы на его месте так же жил! - я, отхлебнув половину, передал ему кружку.
- За то, чтоб мы так жили! - Генка допил и вопрошающе уставился на меня - Давай еще накатим! Вряд ли он помнит, сколько там оставалось в канистре!
- Давай! Кружку наливай полную, ставь канистру на место, и пойдем в предбанник - а то вдруг проснется еще!
Благодаря нашему вмешательству, канистра опустела еще почти на пол-литра. Довольные, мы аккуратно закрыли дверь, не забыв заботливо укрыть Зубко, валявшимся на полу серым солдатским одеялом.
В предбаннике все оставалось по-прежнему. Макарыч просыпаться, судя по всему, не собирался еще долго. Выпитый коньяк ударил в голову, настроение было великолепным. Хохма, которую я отмочил в следующий момент, родилась спонтанно. Стоило Генке скрыться за дверью туалета, как я скинул бушлат, и быстро облачился в висевшую на вешалке подполковничью шинель. Надвинув на глаза фуражку и приняв грозный и непреклонный вид, с любопытством стал ждать выхода моего собутыльника из места общего пользования.
Зашумел унитаз, через несколько секунд довольный Генка, что-то напевая, вышел из туалета... И осекся, увидев на пороге незнакомого подполковника. Выражение его лица я помню и по сей день. Пауза затянулась. Я молчал. Генка, после недолгого ступора, открыл рот, чтобы что-то сказать, затем присмотрелся и заржал:
- Бля! Так ведь и до кондратия довести можно!.. Это хорошо еще, что светло тут, разглядел, а в темноте хер поймешь!..
Довольный произведенным эффектом, я допил остатки коньяка из кружки и, закурив, решительно повернулся к двери:
- Пошли!
- Куда?.. В таком виде?!
- Именно в таком! Щас мы им устроим... Варфоломеевскую ночь!.. Долго помнить будут!

Первой нашей жертвой стал наряд по КПП. Валявшийся на топчане дежурный, младший сержант Панин, куривший и листавший какой-то журнал, чуть не проглотил со страху сигарету, когда в три часа ночи заскрипев, открылась дверь и на пороге возникла фигура незнакомого подполковника. Из-за его плеча выглядывала перепуганная физиономия Генки. Судорожно застегивая пуговицы одной рукой, и пытаясь отдать честь другой, Панин,
запинаясь, начал отдавать рапорт.
- Бабы где?! - изменив голос, рявкнул я.
- Товарищ подполковник, тут нет никаких баб, только наряд!
- А напрасно! Бабы должны быть! - я снял фуражку. Генка восторженно захохотал.
- Бля!.. Карел!.. Лысый!.. Ну, вы даете!.. - ошалело помотал головой Панин - А чья шинель, кого раздели?..
- Неважно! - Генка довольно ухмылялся - Щас нас выпустишь, пойдем на пекарню «бубликов» пугать!..

Пекарня была находящимся по соседству, военным хлебозаводом, где работали хорошо знакомые солдаты срочной службы, которых у нас называли «бубликами» из-за их специальности. Хлеб, выпекаемый ими, заслуженно считался лучшим в Уссурийске. Не знаю, как потом, но в начале восьмидесятых это было так! Лучший хлеб, который я пробовал в своей жизни, был именно оттуда! А поскольку наш парк процентов на семьдесят состоял из хлебовозок и продуктовок, то жили мы с ними очень дружно. Да и бражку ставили вместе, поскольку у них были дрожжи, а у нас - сахар. Все это впоследствии выпивалось совместными усилиями. Недели две назад Генка как раз привез им сахар, и бражка уже должна была созреть.
На хлебозавод мы проникли через дыру в заборе. Обговорили диспозицию и сверили часы. Я остался стоять за углом, а Генка направился в цех. Ночная смена лениво валялась на мешках с мукой. Старший - горбоносый армянин Рубен, раскинув руки и улыбаясь, направился навстречу Генке.
- Здравствуй, брат! Где ты пропал, скоро канистра взорвется уже! Давай, дорогой, сейчас дам команду - картошки пожарят. Сядем, выпьем...
- Рубик - джан! Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся! Сейчас на территории у вас какой-то подполковник ходит вместе с дежурным. Наверное, в цех придут вот-вот! - выпалил Генка, - Так что, давай потом выпьем! Я побежал, пока за жопу не взяли!.. - Генка выскочил из цеха, забежал за угол, и приник к окну, стараясь не пропустить ни секунды предстоящего действия.
Рубен изменился в лице:
- Нет, ну что не спится им!? - он выругался по-армянски.
- Эй, хватит спать, включай тестоделитель! - крикнул Рубик кому-то из своих подчиненных, - Давай, давай! Все по местам, сейчас проверка придет!
Когда я вошел в цех, вся дежурная смена пекарей дружно имитировала бурную деятельность. Агрегаты и машины шумели, гремели и лязгали, личный состав деловито сновал по цеху. Рубен с серьезным и озабоченным видом наблюдал за процессом размешивания теста, краем глаза отслеживая перемещения подполковника, которого какой-то черт принес ночью на хлебозавод. Подполковник, постояв около печи и заглянув под конвейер, решительно проследовал по направлению к сложенным за печью мешкам с мукой, остановился, и, не оборачиваясь, поманил пальцем похолодевшего Рубена:
- Ну-ка, сержант, что там у тебя за мешками?..
- Н-ничего, товарищ подполковник! - севшим голосом проговорил Рубен.
- Ничего?! Да там у тебя канистра с бражкой стоит! Вон, за вторым мешком! Немедленно вытащить!
Рубен, теряясь в догадках, какая сволочь успела подсмотреть и настучать, обреченно полез на груду мешков и выволок из-за них двадцатилитровую канистру.
- Товарищ подполковник! Не знаю, откуда она тут! Это не я, правда, не я положил!..
- Ну, на гауптвахте разберутся, кто положил! Канистру сюда, а сам давай собирайся! Сейчас я тебя прямо туда и отвезу! - я с трудом сдерживался, чтобы не заржать.
- Товарищ подполковник!.. - Рубен поднял глаза на меня, я уже не в силах терпеть, сдвинул на затылок фуражку и тихо давился от смеха, глядя на его перепуганное лицо.

Помните глаза товарища Саахова из «Кавказской пленницы», когда тот вышел из комнаты, облитый шампанским и с гвоздикой за ухом? Вот у Рубика глаза тогда были точно такие же. Если не больше... Последующая реакция была бурной и неуправляемой...

Ну, скажите, что могли подумать подчиненные Рубена, обалдело глядя, как по цеху, перепрыгивая через поддоны и лавируя между тележками, подобрав полы шинели, со всех ног удирает подполковник. А за подполковником, размахивая шваброй, несется старший смены, громко крича, что он сделает с ним, когда поймает. Сержант, гоняющий шваброй по цеху подполковника.... Да-а-а!.. Это что-то!
В довершение всего, в дверях цеха появилась долговязая фигура непосредственного начальника Рубена, старшего прапорщика Загребина, который, будучи дежурным по части, проснувшись, вылез из дежурки проверить службу своих подчиненных. Что он подумал, глядя на убегающего от сержанта Саркисяна подполковника - сказать не берусь. Наверное, решил, что глюки посетили. Я пронесся мимо Загребина, чуть не потеряв фуражку, и скрылся в ночной темноте. Рубен остался объясняться со своим начальством. Что он ему сказал - я так и не выяснил потом. Рубик молчал, как партизан и только улыбался.

Оббежав цех, я нырнул в кусты у забора. Через пару минут туда же, икая и задыхаясь от смеха, подошел Генка.
- Ну, цирк! Класс!.. А Рубик-то, Рубик!.. - Генка, не в силах стоять, опустился на траву - Это полный финиш!..
- Пошли! Надо шинель назад положить, пока Зубко не проснулся. А то будет нам финиш... Полный.

На КПП все было спокойно. Панин открыл калитку, запустив нас в родные пределы, и поведал, что вот только, буквально, пару минут назад, из самохода пришли два наших горячих грузинских парня Гиви и Махо. Я посмотрел на окно склада, где горел слабый свет. Все ясно. Наверняка переодеваются на складе, сейчас выйдут. Генка, потирая руки, предвкушал новые развлечения. Панин, не желая пропустить зрелище, оставил КПП и присоединился к нам. Я встал под деревом невдалеке от склада, Генка пристроился рядом. Панин спрятался в кусты, откуда просматривался и склад и КПП, чтобы и зрелище не пропустить и пост не оставить. Лязгнул замок, скрипнула дверь склада. Махо и Гиви, довольно похохатывая, спустились с крыльца и направились к казарме. Я, изменив голос, начал представление:
- Сержант, вот вы - помощник дежурного по части! Что за вид!? Почему повязка грязная?! Почему у вас ремень на яйцах висит?!
- Виноват, товарищ подполковник!.. - с трудом сдерживаясь, подыгрывал мне Генка.
Гиви и Махо замерли.
- А это что у вас тут?.. Эй, бойцы! Ну-ка сюда! Бегом!.. Бегом, я сказал!..
Падающий сверху свет одинокой лампочки над дверями склада хорошо освещал звезды на погонах, оставляя в тени лицо под сшитой на заказ фуражкой - аэродромом.
Гиви и Махо, подбежали и, вытянувшись, замерли. На лицах читалось: «Ну, надо же так влипнуть. Не в городе, не в общаге у девчонок, а в родной части, в двух шагах от казармы...»
- Что за хождения по ночам?! Почему не в казарме, я вас спрашиваю?!! Так!.. Товарищ сержант! Этих двоих - в штаб!.. Я сейчас вызову машину и отвезу их в комендатуру. Они точно из самоволки шли! Я сам видел, как пять минут назад их дежурный по КПП запустил. И он, кстати, тоже вместе с ними туда поедет!.. Найдите замену ему! Я вас всех научу Родину любить!..
Генка, глядя на похоронную физиономию Гиви, не выдержал и захохотал. Махо, в недоумении, переводил взгляд с меня на Генку и обратно, не в силах понять - что все это значит. Панин вылез из кустов, загибаясь от смеха. Я снял фуражку...
Гиви врубился первый и заржал, присоединившись к Генке и тыкая меня кулаком в живот. Махо, охреневший от такого панибратства земляка с незнакомым подполковником, еще некоторое время стоял, пытаясь осмыслить происходящее, потом и до него, наконец, дошло. Он неуверенно улыбнулся и в сердцах выдал длинную фразу на грузинском. Что она значила - можно было только догадываться...
- Пайдем в казарму! - Гиви, раздосадованный тем, что купился на этот развод, очень не хотел оставаться крайним - Пайдем падъем устроим! Трэвогу, да!?
- Иди, устраивай, если хочешь, не стану я людей будить, пусть спят!
- Ну, нэ будить, ну проста по казарме прайди, в каптерку заглини! Думаешь, спят все?..
Я посмотрел на часы, на баню, потом перевел взгляд на Генку:
- Ну, что, уважим просьбу зрителей?
- А что мы с этого будем иметь? - Генка хитро подмигнул Махо и вопрошающе уставился на Гиви - Я ведь знаю, что у вас чача есть!..
Сошлись на том, что вечером Гиви приготовит что-нибудь вкусное и после отбоя в столовой будет выпита бутылка чачи, которую наши генацвале получили вчера от каких-то своих земляков посредством переброски оной через забор на хоздворе. Генка случайно этот факт передачи засек, что там было - он не знал, но наобум предположил, что чача - и оказался прав. За это мы с Генкой должны были устроить представление в казарме, где еще не спали отдельные индивидуумы в лице каптера, писаря и еще пары-тройки человек. Окно каптерки светилось сквозь кусты. Гиви осторожно заглянул туда и хитро заулыбался:
- Сидят, слушай! Как будто чай пьют! А у них там точно бражка в чайнике!
Я пару секунд полюбовался «чаепитием», улыбнулся, вспомнив вольноотпущенного вурдалака Альфреда из книжки Стругацких, и осторожно отошел в сторону:
- Ну, иди тогда, шугани их. Мы минут через пять подойдем!

В дверь каптерки тревожно постучали.
- Кого там несет еще? - Серега недовольно повернулся ко входу - Вы че, духи, охренели?!
- Сэрега, открой, да! Открой скарэй! Шухир!!!
- Гиви?! Что стряслось?! - Серега щелкнул замком, Гиви влетел в каптерку
- Шухир!!! Там какой-та падпалковник с праверкай приехал! Макарыч бухой в бане валяется, так он Лысого снашает!
- А Лысого за что?
- Лысый помдежем сегодня! Злой какой, слушай! Кричит: Все на губу паедите! Карела заставил машину завадить и Макарыча из бани вытаскивать - сам сюда идет! - на ходу сочинял Гиви, - Я еле успел спрятаться!..
-Бля! Ну-ка, все спрятали! Чайник!.. Куда его девать-то?.. Там же еще половина не выпита! - заметался Серега.
Остальная компания в панике покинула каптерку, попрыгала по койкам и старательно захрапела, усердно притворяясь спящими. Входная дверь уже, скрипя, открывалась. Серега, не успев, нырнул под свою койку и замер там, прикинувшись ветошью, в надежде, что все обойдется.... Не обошлось!
Мы вошли в казарму. Генка показал замершему на тумбочке дневальному кулак. Я откашлялся:
- Товарищ сержант! А это что у вас такое?! Почему пыль на подоконнике? Почему у дневального крючок расстегнут?! Дневальный! Два наряда вне очереди!
- Есть два наряда, товарищ подполковник! - включился в игру дневальный.
- Так! Сколько человек в расположении? Сколько в наряде? Журнал мне сюда живо! Сейчас пересчитаю всех - хоть одного не будет в наличии - на гауптвахту вместе с дежурным по части поедете! Вам ясно, сержант?! Барррдак!!! Не войсковая часть, а черт знает что!..

Я направился в расположение. Генка с журналом в руках шел сзади. Часть народа явно не спала. Не считая тех, кто успел выскочить из каптерки, бодрствовало, как обычно, еще несколько человек. Но все они дружно и старательно притворялись спящими. Обычно в казарме по ночам было тише. Во всяком случае - храпящих по ночам было значительно меньше, нежели сейчас. Я постоял, послушал, и, не торопясь, направился в конец казармы.
- Товарищ сержант, это чья койка?! - негромко спросил я, указав на пустую койку каптера Сереги.
- Младшего сержанта Ермолова, товарищ подполковник! - отрапортовал Генка.
- Он в наряде?..
- ......
- Вы что молчите, товарищ сержант?! Не знаете где он? А вот я знаю! Сказать?..
Генка ухмылялся, показывая пальцем вниз, я постучал по койке:
- Младший сержант Ермолов! Вылезайте, вылезайте! Почему-то все люди, как люди, на койках спят, а вы под койкой. Там удобнее? И чайничек с бражкой не забудьте! Он с собой у вас, или спрятать успели?!
Под койкой зашевелилось. Серега обреченно выбрался и, понурив голову, уставился на мои сапоги, которые были хоть и яловые, но на хромовые офицерские явно не тянули. Подняв взгляд выше, он обнаружил два ряда блестящих офицерских пуговиц на шинели. Еще выше обнаружились подполковничьи погоны. Над погонами ухмылялась знакомая физиономия в офицерской фуражке-аэродроме. Рядом с подполковником, у которого почему-то были солдатские яловые сапоги, стоял Генка. Физиономия его напоминала... Черт знает, кого она вообще напоминала. Серега с трудом осмысливал происходящее. Что-то тут было явно не то, но что - он понять так и не успел. Гиви не выдержал, и захохотал, подпрыгивая на койке, и хлопая себя руками по коленкам. К нему присоединился Махо, за Махо во весь голос заржали мы с Генкой. Из-под одеял высовывались головы тех, кто не спал. Народ, присмотревшись, дружно смеялся и веселился от души.
- Ну, хватит! - отдышался я - Концерт окончен! Генка, пошли имущество возвращать!..


Зубко покинул нас ближе к обеду. На железнодорожный вокзал я его привез уже практически трезвого, по-уставному выбритого и начищенного. Немаловажно уметь выглядеть после буйных попоек так, чтобы по тебе ничего не было заметно. И Зубко этой способностью обладал в полной мере. Только шинель сзади, если присмотреться внимательно, все же не была идеально чистой. Как мы с Генкой ни старались, так и не смогли до конца оттереть грязное пятно под правым плечом...

Сержант Саркисян сумел-таки один раз достать шваброй проверяющего подполковника.