ТАНКОВАЯ ОСЕНЬ В БУДАПЕШТЕ

Командир взвода тяжелых танков 33-й гвардейской мехдивизии старший лейтенант Филатов получил приказ выдвинуться к кинотеатру "Корвин". Ротный предупредил, чтобы ушки держали на макушке, в октябре колонна их дивизии уже попадала в засаду, и предупреждения на вкус старлея были излишними. Приняв на броню отделение танкового десанта и венгерского коммуниста в качестве проводника, ИС-ы, заревев дизелями, поползли по улицам затаившегося Будапешта. Лейтенант рассекал на броне по этой столице уже второй раз. Недаром на груди его висела медаль за город Будапешт. С 29 октября 1944 г. по 13 февраля 1945 г. Сержант Филатов воевал на этих улицах на командирской ИС-е, (правда, тогда это был ИС-2) и спас тогда комполка, вытащив его из горящей машины. После войны командир его не забыл и пристроил в Казанское танковое училище, где командовал тогда батин однокашник, полковник Живлюк. Так что взводный, смотря через свой ТПК на дома, пытался найти что-то знакомое из тех военных лет, но сегодняшний город начала ноября 1956 года сильно отличался от Будапешта образца 1944 и в первую очередь тем, что было меньше развалин. Машины шли в специальном боевом порядке, обеспечивающим наилучший контроль за окнами верхних этажей. Один танк шел по левой стороне улицы, контролируя дома справа. Второй, соответственно, по правой стороне, а командирский полз посередине улицы, страхуя всех сзади. Передняя машина стала выползать на перекресток, и тут раздался непонятный звук, нечто вроде взрыва и звона одновременно. ИС-3 дернулся и остановился, с него горохом посыпался десант, неуверенно стал открываться люк на башне, и тут звук повторился, и люк, лязгнув, открылся до конца, и из башни потянулся вверх неуверенный дымок, густея на глазах. Тут же из верхних окон правого пятиэтажного здания полетели на танки бутылки с горючей смесью и ударили выстрелы. Все действия на такой случай были проговорены заранее. Усатый старшина Стецько, командовавший десантом, приказал уцелевшим солдатам прижаться к фасадам домов и открыть огонь по окнам. Отвлеченные стрекотанием ППШ, мятежники упустили момент, и два турельных ДШК прошлись свинцовой 12,7-миллиметровой метлой по окнам засады. Бутылки с коктейлями Молотова упали, к счастью, мимо танков, и горели они как-то не весело, видно венгры в своих подпольных мастерских что-то перемудрили. С той стороны перекрестка замелькали какие-то люди с оружием, и из-за дальнего поворота вывернула тридцатьчетверка с щитами Святого Стефана* на башне. Филатов проорал в рацию: «Двойка, огонь, и сразу заряжай бронебойным, и снова огонь!» И сразу же добавил переключившись на ТПУ: «Бронебойным заряжай». У «Двойки» пушка была заряжена осколочно-фугасным, ну а Филатову же было проще. Пушка была не заряжена, и заряжающий уже дослал бронебойный снаряд и заканчивал с зарядом. Филатов довернул башню на цель, нажав кнопку электропривода на ТПК. В это время бахнула стодвадцатидвухмиллиметровка «Двойки», и перед тридцатьчетверкой вырос фонтан взрыва. Венгерский танк торопливо огрызнулся, но болванка попала в дом, и тут наводчик Филатова сам себе скомандовав "огонь" (такая была у сержанта привычка), нажал на плунжер. Танк дернулся, завоняло сгоревшим порохом, обрезиненные обода окуляра привычно вжались в глазницы, и через секунду с тридцатьчетверки слетела башня. Но радоваться было рано, впереди слева было то, что подбило головную машину, и скорее всего, это была 57-миллиметровая противотанковая пушка ЗИС-2. Судя по глухому звуку выстрела, она была в укрытии, и как бы не в подвале. Старлей помнил, как в 1944 в этом же городе артиллеристы 9-го корпуса СС у него на глазах подбили три ИС-2 из замаскированных в развалинах орудий. Тут повторения такой ситуации допускать было нельзя, тем более, что одну машину он уже потерял, а батальонный передал по рации приказ: «Захватить перекресток и держать его зубами, пока не придет подмога». Взводный приказал «Двойке» сдать назад, зарядить орудие фугасно-осколочным и держать под прицелом улицу на той стороне перекрестка. Сам же, взяв старшину Стецько, венгра и трех десантников вооруженных соответственно - РПД, снайперкой и ППШ, пошел на рекогносцировку. Высовываться на перекресток было опасно, но выяснить, где там слева за углом проклятая огневая точка мятежников, было необходимо, и Филатов принял решение. В левом доме, несмотря на расстрелянные окна (они добавили по верхнему этажу еще пару фугасных), несомненно, были еще инсургенты, и соваться туда малыми силами было глупо, но дом справа был тих, молчалив и зашторен, и именно туда старший лейтенант и направил свою группу. Дверь запертого изнутри парадного вынесли гранатой, без помех поднялись на четвертый этаж и венгр Ференц, позвонив в дверь и сказав в ответ на вопросительное блеянье волшебное слово Авош**, открыл разведчикам путь в нужную квартиру. Оставив гражданских в дальней комнате под охраной Ференца и одного из солдат, старший лейтенант осторожно выдвинулся на балкон и стал изучать в бинокль перспективу слева. Метрах в трехстах была видна разбитая витрина какого-то магазина, заложенная частично мешками с песком. На улице никого не было, но внутри угадывалось какое-то движение, поставив свой старый но надежный Цейс на максимальное увеличение, Филатов разглядел в глубине помещения силуэт орудия, и план действий оформился моментально. Подозвав жестом снайпера и пулеметчика, он объяснил им ситуацию и порядок действий. Снайпер и пулеметчик занимают позицию в дверях балкона, и как только командирский ИС приблизится к углу, то они выходят на балкон и снайпер с позиции лежа начинает гасить все, что шевелится внутри витрины, а пулеметчик с колена начинает вести беспокоящий огонь по позиции ПТО и вообще всему, что шевелится, ну а далее действуют по обстановке...
Снайпер, кривоногий коротышка с простой якутской фамилией Иванов, молча кивнул и стал обустраиваться на своей позиции. Пулеметчик Коля Семенов (по прозвищу «Косая сажень»), в ожидании дела расположился на старинном диване и занялся пулеметом и коробами с лентами. Старший лейтенант хотел еще раз повторить указания, как на улице громко бабахнула стодвадцатимиллиметровка, сразу же добавила вторая и радостно замолотили короткими ДШК. Командир и старшина ринулись на улицу. К моменту их появления все успокоилось, как доложил сержант Балакин, остававшийся на команде, вдали за перекрестком нарисовалась еще одна тридцатьчетверка Национальной гвардии в сопровождении разношерстной пехоты. Сержант не стал выяснять, атака это или нет, и открыл огонь. Тридцатьчетверка потеряла башню, а мятежники были накрыты огнем и уничтожены. Больше шевелений в той стороне не было, а по рации батальонный передал, что к перекрестку приближается колонна мотопехоты, и Филатов решил приступить к операции по подавлению ПТО противника и захвата перекрестка...
Командирский танк полз посередине улицы. На полкорпуса сзади и правее его сопровождала «Двойка». У зенитных ДШК сидели старшина Стецько и ефрейтор Рахимов из десанта. Экипажи были нужны внутри танков, а в командирской машине на место наводчика сел сам взводный. Механик-водитель согласно полученным инструкциям медленно вел танк вперед, готовясь в любой момент остановиться и врубить реверс. Башня была развернута влево, и когда в панораме прицела появилась проклятая витрина, которая почему-то искрилась, Филатов крикнул: "Стоп!" и нажал электроспуск. Танк дернулся от выстрела, и взревев двигателем, подался назад, и только тогда старлей понял, что витрина искрилась от пуль бьющего по ней РПД. "Двойка" повторила тот же маневр, но назад уже не отъехала. Не переставая, трещал ДШК, поливая расширившийся проем на месте витрины, еще один фугасно-осколочный снаряд завершил разгром магазина. С балкона залился прощальной очередью РПД, и никто сначала не понял, почему прекратился веселый мат старшины Стецько, подсоединявшему к турели последний пятидесяти-патронный короб. И только когда новая очередь стеганула горохом по броне, Рахимов увидел в окне второго этажа щуплую фигурку с ППШ. Тяжелые 12,7-миллиметровые пули вбили кукушку назад в комнату. Когда через двадцать минут Филатов и Ференц ворвались в комнату, они увидели седую женщину, рыдающую над изуродованным телом подростка, рядом с которым валялся окровавленный автомат.

* Святой Стефан - Щит увенчаный короной святого Стефана - Герб Старой Венгрии
** АВОШ - Политическая полиция Социалистической Венгрии AVH. Államvédelmi Hatóság, State Defense

ТАНКОВАЯ ОСЕНЬ В БУДАПЕШТЕ

Командир взвода тяжелых танков 33-й гвардейской мехдивизии старший лейтенант Филатов получил приказ выдвинуться к кинотеатру "Корвин". Ротный предупредил, чтобы ушки держали на макушке, в октябре колонна их дивизии уже попадала в засаду, и предупреждения на вкус старлея были излишними. Приняв на броню отделение танкового десанта и венгерского коммуниста в качестве проводника, ИС-ы, заревев дизелями, поползли по улицам затаившегося Будапешта. Лейтенант рассекал на броне по этой столице уже второй раз. Недаром на груди его висела медаль за город Будапешт. С 29 октября 1944 г. по 13 февраля 1945 г. Сержант Филатов воевал на этих улицах на командирской ИС-е, (правда, тогда это был ИС-2) и спас тогда комполка, вытащив его из горящей машины. После войны командир его не забыл и пристроил в Казанское танковое училище, где командовал тогда батин однокашник, полковник Живлюк. Так что взводный, смотря через свой ТПК на дома, пытался найти что-то знакомое из тех военных лет, но сегодняшний город начала ноября 1956 года сильно отличался от Будапешта образца 1944 и в первую очередь тем, что было меньше развалин. Машины шли в специальном боевом порядке, обеспечивающим наилучший контроль за окнами верхних этажей. Один танк шел по левой стороне улицы, контролируя дома справа. Второй, соответственно, по правой стороне, а командирский полз посередине улицы, страхуя всех сзади. Передняя машина стала выползать на перекресток, и тут раздался непонятный звук, нечто вроде взрыва и звона одновременно. ИС-3 дернулся и остановился, с него горохом посыпался десант, неуверенно стал открываться люк на башне, и тут звук повторился, и люк, лязгнув, открылся до конца, и из башни потянулся вверх неуверенный дымок, густея на глазах. Тут же из верхних окон правого пятиэтажного здания полетели на танки бутылки с горючей смесью и ударили выстрелы. Все действия на такой случай были проговорены заранее. Усатый старшина Стецько, командовавший десантом, приказал уцелевшим солдатам прижаться к фасадам домов и открыть огонь по окнам. Отвлеченные стрекотанием ППШ, мятежники упустили момент, и два турельных ДШК прошлись свинцовой 12,7-миллиметровой метлой по окнам засады. Бутылки с коктейлями Молотова упали, к счастью, мимо танков, и горели они как-то не весело, видно венгры в своих подпольных мастерских что-то перемудрили. С той стороны перекрестка замелькали какие-то люди с оружием, и из-за дальнего поворота вывернула тридцатьчетверка с щитами Святого Стефана* на башне. Филатов проорал в рацию: «Двойка, огонь, и сразу заряжай бронебойным, и снова огонь!» И сразу же добавил переключившись на ТПУ: «Бронебойным заряжай». У «Двойки» пушка была заряжена осколочно-фугасным, ну а Филатову же было проще. Пушка была не заряжена, и заряжающий уже дослал бронебойный снаряд и заканчивал с зарядом. Филатов довернул башню на цель, нажав кнопку электропривода на ТПК. В это время бахнула стодвадцатидвухмиллиметровка «Двойки», и перед тридцатьчетверкой вырос фонтан взрыва. Венгерский танк торопливо огрызнулся, но болванка попала в дом, и тут наводчик Филатова сам себе скомандовав "огонь" (такая была у сержанта привычка), нажал на плунжер. Танк дернулся, завоняло сгоревшим порохом, обрезиненные обода окуляра привычно вжались в глазницы, и через секунду с тридцатьчетверки слетела башня. Но радоваться было рано, впереди слева было то, что подбило головную машину, и скорее всего, это была 57-миллиметровая противотанковая пушка ЗИС-2. Судя по глухому звуку выстрела, она была в укрытии, и как бы не в подвале. Старлей помнил, как в 1944 в этом же городе артиллеристы 9-го корпуса СС у него на глазах подбили три ИС-2 из замаскированных в развалинах орудий. Тут повторения такой ситуации допускать было нельзя, тем более, что одну машину он уже потерял, а батальонный передал по рации приказ: «Захватить перекресток и держать его зубами, пока не придет подмога». Взводный приказал «Двойке» сдать назад, зарядить орудие фугасно-осколочным и держать под прицелом улицу на той стороне перекрестка. Сам же, взяв старшину Стецько, венгра и трех десантников вооруженных соответственно - РПД, снайперкой и ППШ, пошел на рекогносцировку. Высовываться на перекресток было опасно, но выяснить, где там слева за углом проклятая огневая точка мятежников, было необходимо, и Филатов принял решение. В левом доме, несмотря на расстрелянные окна (они добавили по верхнему этажу еще пару фугасных), несомненно, были еще инсургенты, и соваться туда малыми силами было глупо, но дом справа был тих, молчалив и зашторен, и именно туда старший лейтенант и направил свою группу. Дверь запертого изнутри парадного вынесли гранатой, без помех поднялись на четвертый этаж и венгр Ференц, позвонив в дверь и сказав в ответ на вопросительное блеянье волшебное слово Авош**, открыл разведчикам путь в нужную квартиру. Оставив гражданских в дальней комнате под охраной Ференца и одного из солдат, старший лейтенант осторожно выдвинулся на балкон и стал изучать в бинокль перспективу слева. Метрах в трехстах была видна разбитая витрина какого-то магазина, заложенная частично мешками с песком. На улице никого не было, но внутри угадывалось какое-то движение, поставив свой старый но надежный Цейс на максимальное увеличение, Филатов разглядел в глубине помещения силуэт орудия, и план действий оформился моментально. Подозвав жестом снайпера и пулеметчика, он объяснил им ситуацию и порядок действий. Снайпер и пулеметчик занимают позицию в дверях балкона, и как только командирский ИС приблизится к углу, то они выходят на балкон и снайпер с позиции лежа начинает гасить все, что шевелится внутри витрины, а пулеметчик с колена начинает вести беспокоящий огонь по позиции ПТО и вообще всему, что шевелится, ну а далее действуют по обстановке...
Снайпер, кривоногий коротышка с простой якутской фамилией Иванов, молча кивнул и стал обустраиваться на своей позиции. Пулеметчик Коля Семенов (по прозвищу «Косая сажень»), в ожидании дела расположился на старинном диване и занялся пулеметом и коробами с лентами. Старший лейтенант хотел еще раз повторить указания, как на улице громко бабахнула стодвадцатимиллиметровка, сразу же добавила вторая и радостно замолотили короткими ДШК. Командир и старшина ринулись на улицу. К моменту их появления все успокоилось, как доложил сержант Балакин, остававшийся на команде, вдали за перекрестком нарисовалась еще одна тридцатьчетверка Национальной гвардии в сопровождении разношерстной пехоты. Сержант не стал выяснять, атака это или нет, и открыл огонь. Тридцатьчетверка потеряла башню, а мятежники были накрыты огнем и уничтожены. Больше шевелений в той стороне не было, а по рации батальонный передал, что к перекрестку приближается колонна мотопехоты, и Филатов решил приступить к операции по подавлению ПТО противника и захвата перекрестка...
Командирский танк полз посередине улицы. На полкорпуса сзади и правее его сопровождала «Двойка». У зенитных ДШК сидели старшина Стецько и ефрейтор Рахимов из десанта. Экипажи были нужны внутри танков, а в командирской машине на место наводчика сел сам взводный. Механик-водитель согласно полученным инструкциям медленно вел танк вперед, готовясь в любой момент остановиться и врубить реверс. Башня была развернута влево, и когда в панораме прицела появилась проклятая витрина, которая почему-то искрилась, Филатов крикнул: "Стоп!" и нажал электроспуск. Танк дернулся от выстрела, и взревев двигателем, подался назад, и только тогда старлей понял, что витрина искрилась от пуль бьющего по ней РПД. "Двойка" повторила тот же маневр, но назад уже не отъехала. Не переставая, трещал ДШК, поливая расширившийся проем на месте витрины, еще один фугасно-осколочный снаряд завершил разгром магазина. С балкона залился прощальной очередью РПД, и никто сначала не понял, почему прекратился веселый мат старшины Стецько, подсоединявшему к турели последний пятидесяти-патронный короб. И только когда новая очередь стеганула горохом по броне, Рахимов увидел в окне второго этажа щуплую фигурку с ППШ. Тяжелые 12,7-миллиметровые пули вбили кукушку назад в комнату. Когда через двадцать минут Филатов и Ференц ворвались в комнату, они увидели седую женщину, рыдающую над изуродованным телом подростка, рядом с которым валялся окровавленный автомат.

* Святой Стефан - Щит увенчаный короной святого Стефана - Герб Старой Венгрии
** АВОШ - Политическая полиция Социалистической Венгрии AVH. Államvédelmi Hatóság, State Defense

Армейский юмор вещь настолько специфическая, что по этому поводу сложено много анекдотов. Но вот последствия такого юмора столь непредсказуемы, что все, кто служил, обязательно вспомнят несколько случаев, когда из безобидной шутки возникали очень серьёзные проблемы. Попробую рассказать об одном из таких эпизодов, свидетелем которого была вся наша часть.
В семидесятых годах к нам прибыли из разных укрепрайонов Дальнего Востока два старших лейтенанта, выпускники Московского общевойскового училища (круче в пехоте не бывает, достаточно вспомнить дело Литвиненко и их фирменные голенища) и были назначены, соответственно, на должности командира роты охраны (А.О.) и помощника начальника штаба по строевой и кадрам (А.Н.). Так как они были одного года выпуска, то естественно, между ними сразу завязались тёплые товарищеские отношения, что понятно каждому офицеру. У нас они несколько отличались от остальных, потому что подавляющее большинство офицеров были выпускниками Можайки, Дзержинки и прочих уважаемых инженерных учебных заведений, что не помешало им сразу влиться в коллектив и пользоваться заслуженным уважением - ребята были надёжные и порядочные.
В части был установлен жесткий порядок - все отпускники обязаны были убыть в отпуск с 1 по 5 число каждого месяца и о всех случаях несоблюдения графика докладывалось начальнику штаба для принятия решения. Связано это было с постоянно растущими задачами, увеличением количества личного состава (был период интенсивного развёртывания и строительства) и графиком нарядов, дежурств, смен и пр. В один из таких весенних дней А.Н., увидев, что его друг не подал рапорт на очередной отпуск (кто прошёл роту этому не удивится - там и про день рождения можно забыть), срочно вызвал ротного к себе в кабинет и между ними состоялся приблизительно такой диалог (с их же слов): «Ты что, совсем ох....л! Послезавтра ты должен быть в отпуске, а рапорта у меня нет. Мне что идти и докладывать, что ты не хочешь идти в отпуск? Получишь втык и поедешь в декабре как миленький!» Угроза подействовала, и А.О., попросив лист бумаги, спросил, как правильно писать, на что его друг ответил: «У тебя что, твои клоуны последние извилины выпрямили? Пиши: прошу предоставить очередной отпуск и т.д. и обязательно укажи станцию назначения, куда выписывать проездные документы, а то поедешь за свой счёт».
Дальше разговор принял несколько неожиданный оборот: «А куда ты мне можешь их выписать? - Да хоть тебе в ж..., главное - укажи конечную станцию. - Спорим, ты мне не выпишешь проездные до того места, где я хочу провести отпуск? - Ты что, в роте совсем тупым стал, без лоботомии обошлось?» В итоге поспорили на бутылку, что помощник начальника штаба не сможет выписать запрашиваемые проездные. А.О. взяв лист и на перегородке комнаты начал писать рапорт. В конце его он вывел заветное предложение: «Отпуск буду проводить в Майями-Бич, штат Флорида. Проездные документы прошу выписать до аэропорта Майями. Дата. Подпись» (служившие в то время заулыбались) и с довольным видом протянул его своему другу, при этом исход спора у него не вызывал сомнения. Но что-то не заладилось - помощник, прочитав рапорт, и со словами: «У вас в роте, похоже, все придурки, начиная с командира» собрал подготовленные документы на подпись и отправился к начальнику штаба за резолюцией, предварительно сказав другу, чтобы тот его дожидался. Через несколько минут в строевую влетел посыльный и срочно затребовал ротного к начальнику штаба. В итоге классического разноса, который получили оба старлея, каждому было объявлено по выговору - одному за незнание 010 Приказа, другому за небрежность при подготовке документов (наш начштаба полковник А.Х., довольно уважаемый человек, большую часть службы прошёл на Байконуре и участвовавший в запусках первых космонавтов под руководством Королёва, был требователен во всем - такая закваска характерна для людей той эпохи). Как говорится, отпуск не задался...
По сложившейся практике тех времён, взыскание снималось не ранее шести месяцев, а у друзей срок получения капитанских погон выходил летом. В итоге обоим было задержано звание месяца на три с лишним, что никак не повлияло на их дружеские отношения, так как к подобным происшествиям морально готов любой офицер. Сидя как-то в курилке и подсчитывая недополученную прибавку к жалованию за три месяца, они с сожалением констатировали, что одна бутылка стоила им ящика водки, что конечно ни в какие ворота не лезло. При том никаких признаков злоупотребления алкоголем за ними не замечалось - они были отличными товарищами и произошедшее, только добавило им авторитета, как пострадавших на почве юмора. Впоследствии они обзавелись семьями и убыли из гарнизона по причине служебного роста - у нас не было вакансий по их профилю и командование разрешило им подыскать себе место. А.О. стал преподавателем на военной кафедре одного из столичных вузов (его шаржи и карикатуры иногда печатала «Красная Звезда»), а А.Н. перешел в одно из учреждений МО, где мы с ним как-то встретились. Любой офицер всегда с теплотой вспоминает свой первый гарнизон и свои первые звёзды, поэтому нам было о чём поговорить и вспомнить эту историю с улыбкой.
С.М.

Уставные взаимоотношения

Два раза в месяц, чтобы не было скучно, курсантов военно-морского училища N*** заставляли перекрашивать здание штаба. В натуральную величину.
Всю трехэтажную постройку, изнутри и снаружи.
В начале и в конце каждого месяца повторялась эта ритуальная пляска в респираторах, когда половина участников выносила на улицу столы, стулья и сейфы, а вторая половина с муравьиным видом лазила туда-обратно и переводила гамму из нежно-розовой в нежно-зеленую и наоборот.
Командованию это не надоедало никогда, а приезжих проверяющих такая оптическая иллюзия даже забавляла. Был штаб розовый - и нате, уже зеленый, вот здорово! А не выпить ли "адмиральского чайку" за это дело?
И пили.

Кстати, перед штабом стояла статуя. Когда-то (дела давно минувших дней) она изображала гордого военмора в бескозырке, бушлате нараспашку и клешах. Военмор был с автоматом и рвался в бой. Но после того, как статую бесчисленное количество раз обновили, щедро обливая серебряной краской (это делалось к каждому празднику), военмора узнать стало уже нельзя.
Больше всего это напоминало скульптуру: "Снеговик, уставший после Нового Года". Краску пытались отбить, но только превратили автомат в пистолет с прикладом.
К чему это я?
Да к тому, что, несмотря на многочисленные прискорбные последствия, энтузиастов в Вооруженных Силах хватает.
Вот, например, старшина первой статьи Россомахин.
В то время, как штаб красили, он на заднем дворе поспорил на бутылку дефицитного виски, что поднимет "Волгу" начальника училища. Правда, не всю, а за задний бампер.
Виски выставили на поребрик, и эпопея началась.
Правда, она тут же и закончилась. Россомахин "Волгу" поднял. В самом деле, чего там поднимать-то? Он крякнул, напрягся и оторвал ее заднюю часть от земли примерно до коленей.
Через две секунды, в торжествующей тишине, оторвался бампер, за который наш герой тянул. "Волга", хрюкнув, упала на рессоры. Что-то заскрежетало, и машина окончательно села вниз. Самая незадача была в том, что из штаба в этот момент как раз вышел товарищ Разумовский, который собирался на "Волге" отправиться по своим неведомым делам. Увидев машину, присевшую, как перед низким стартом, капитан-лейтенант тоже присел и стал очень внимательно ее разглядывать.
Присутствовавшие потихоньку испарялись, пока не остался только один Россомахин, виновато и задумчиво вертевший в руках бампер.
- И кто это сделал? - в полной тишине спросил Разумовский. - Какая писька вялая это сумела оторвать? Чьи седые яйца мне за это целовать взасос? А? РАС-СА-МАХИН! СУКА!
Да, у начальника училища было очень давнее и близкое знакомство со старшиной, поэтому он продолжал рыть землю копытом.
- ГА-А-НДОН МЕЛКОДЫРЧАТЫЙ! В жопу, в жопу себе этот бампер запихни и там зафиксируй на болт! Стоишь тут... тополь с Плющихи! Отрастил себе члены все... все члены, кроме головы! Старшина! Ну ладно, вот они - ты на них посмотри! Дети скрюченных блядей от хромого папы! Им что хуй, что палец - тут же понеслись, радостно чавкая, как к мамкиной сиське! Но от тебя! Такого! Не ожидал! Свежеёбаный тиранозавр! Ты этот бампер мне на сопли свои приделай... или на слюни! Развесил тут слюни бахромой на бутылку!
Россомахин сопел и клонил могучую шею. Он чувствовал себя виноватым, а поэтому не отвечал. Хотя мог.
Разумовский, который стоял перед ним на цыпочках и махал руками, издалека был очень похож на оперного певца. Потом он отобрал бутылку виски и ушел.
Старшина первой статьи вызвал к себе двух курсантов. Из тех, что с выпускного курса. Он передал им бампер и лаконично сказал:
- Приделать. Вон туда. В полчаса. И свободны до двенадцати ноль-ноль завтрашнего дня. Выполнять.
Обалдевшие от неслыханной щедрости старшины, курсанты постарались.
Бампер был приварен намертво, так что теперь "Волгу" можно было поднимать за него хоть башенным краном. С рессорами вышло хуже, но Разумовский все равно уехал по делам - тихим ходом, ласково глядя в окно на Россомахина и улыбаясь чему-то своему.

Тому, впрочем, было уже не до машины.
Оставшись без виски, он экзаменовал дикого курсанта-тунгуса Федорова, пойманного вместо покраски штаба на турнике. Допрашивал с пристрастием по Уставу караульной службы.
Еле начавшись, тут же все и закончилось.
- Ну? "Часовым называется..."? - навис над Федоровым старшина, словно циклоп над Одиссеем. У тунгуса не было овец, чтоб среди них спрятаться, поэтому приходилось отвечать. Но отвечать он не мог.
- Часовым... называется...
- Ну?
- Часовым...
Через десять минут Россомахин был доведен тунгусом до каления, как Тунгусский метеорит.
- Федоров, ё-ё-ё-ёпт! Ну... выхухоль! Мамонт трелевочный! Иди! Иди вон туда, где "газик" стоит, заберись в кабину и обними ручной тормоз! Понял? Обними и поцелуй... в головку прямо! Это твой папа потому что! Стоять! Па-на-ра-жа-ли! Идиотов! Часовым, Федоров, называется вооруженный караульный, выполняющий боевую задачу по охране и обороне порученного ему поста! Вооруженный! Мозгами вооруженный, а не только хваталками, под метровый хуй заточенными! Ты понял, или тебя прокомпостировать?! Если трудиться головой не можем, будем трудиться всеми руками и остальной жопой!
Старшина поступил просто и гениально.
Трудотерапия всегда была его коньком. От всех болезней.
Он нашел китайскую пластиковую метлу и с хрустом отломил от нее рабочую часть. Потом насадил ее на здоровенный лом, весом килограммов пятнадцать, и торжественно вручил Федорову.
- На! Это праздник, который всегда с тобой. Аллею видишь? Мети ее до самой караулки, пока чистой не будет. Блатная работенка, это не на турнике крутиться. Потом придешь и доложишь, кто такой часовой и почему это тебя потрясло до глубины души, ясно? Кру-хом!

И Федоров мел.
Долго шевеля про себя губами.
Наверно, вспоминал про часового.
А товарищ Россомахин в тот вечер все-таки нажрался и крутил на турнике подъемы с переворотом, пока не зашатались столбы, залитые в бетон почти до центра Земли.

© Шарапов Вадим
Цельнотянуто с www.voffka.com

Шаг. Ещё шаг. Как болят руки! Пальцы вцепляются в расщелины между камнями как клещи. Больно. Свой вес, вес тёплой одежды, вес рюкзака. Не скалолазная экипировка. Никакой страховки. Дурак. Можно же было дать крюк в пару-тройку километров и дойти спокойно. Можно. Но этот путь короче. Значит быстрее. Значит больше успею сделать. Если вообще успею сделать ещё что-нибудь. Вниз не глядеть. Сапоги скользят, из-под них срываются камни. Страшно. Но назад идти ещё труднее. Только вперёд. По чуть-чуть. По миллиметру. Подтянуться на руках, переставить ногу. Три точки опоры. Как болят руки! Практически висишь на одних пальцах. Кромки камней острые. Режут. Больно. Шаг. Ещё шаг. Ещё чуть-чуть. Дошёл. Выдох. Теперь можно и вниз глянуть. Да... Пропасть. И куда меня понесло? Надо было в обход. Но первый день в поле. Хотелось быстрее. А здесь горы. А в горах прямая - не всегда кратчайший путь. Всё. Вдох. Выдох. Унять дрожь в ногах. Пошли. Это ещё не работа. Это только путь на работу...
... Через несколько дней я тщетно пытался найти тот участок пути, который я так героически и самоотверженно преодолевал. Так и не нашёл. Тот же самый маршрут подъёма совершенно не требовал применения рук. Да и наклоняться нужно было, чтобы рукой достать склона. А где же та страшная пропасть? Склон крутоват, но вполне позволяет идти ногами не глядя куда ступаешь. И уж, если ты бы вдруг поскользнулся, то падать было просто некуда. Я даже расстроился. Ну зачем я затеял эти поиски?! А ведь какие мемуары о героической работе геологов можно было написать впоследствии! «Шаг. Ещё шаг...». Так красиво всё начиналось.