Скоро, скоро Новый год.
Давайте-ка вспомним, как мы встретили этот, уже остающийся в прошлом. И если были ошибки, постараемся их не повторять.
Итак, история проводов 2003 года, рассказанная в узком кругу ветераном одной из войн на второй день после событий.

#ля! (Проводы Старого Года вчера - отчет)
________________________________________

Жена:
- Мы встречаем Новый год всей конторой, я хочу чтобы ты, гад, хотя бы раз со мной вышел в люди.
Хорошо,- подумал я,- хочешь - значить, надо...
Надеваю галстух и пинджак.
- Мы идем веселиться? - спрашивает меня жена.
- Ага, - отвечаю я честно, - нажраться и мордой в салат!
- Нет! - воскликнула моя жена. - Только не это!
Ага.
Приехали мы, значит, на вечер. Приехали как всегда - если вечер начинается в 18-00, то моя жена начинает собираться как раз в это время.
Но не суть.
Приехали в 20-00. Все уже подвыпили, но танцуют как-то невесело (это я отметил еще трезво).
Место нам нашлось в самом углу самого конца зала. Мы сели.
- Наливай! - сказала мне жена.
Я налил. Ей - шампусика, себе - коньячка. В одинаковой пропорции.
- Ну, выпьем! - сказала мне она.
Я возмутился.
- Как так - выпьем?! Что мы, алкоголики, что ли? А тост?
Она призадумалась. Ладно, - шевельнулось в ее мозгу, - хочешь тост - будет тебе тост.
- Ну, чтобы в следующем году все было лучше, чем в этом!
Ага, - шевельнулось у меня в полном отсутствии вышесказанного. - Ты думаешь, что все самое худшее позади? Ну-ну!
Но честно продолжал пить коньяк, тихо, как мышка.
Народ пил. Тамада, дико визжа всеми динамиками, пыталась поздравить нас с неотвратимо надвигающимся Новым Годом, но у нее это почти не получалось - ее визг закладывал уши. В моем контуженном мозгу от децибел смешивались в дьявольский коктейль остатки серого вещества. Наконец, поубавив в тембре высокие частоты, тамада спросила:
- Кто приходит к нам каждый год с одним и тем же деревом и с одной и той же женщиной?
Зал привычно-заинтригованно примолк.
Моя душа возмутилась.
- Папа Карло! - уверенно выкрикнул я в царящей тишине.
- Ответнеправильный! - воскликнула типа тамада. - Это дед Мороз!
- Ваааааааааааааа! - заорал зал.
- Ни хренаааааааааааааа! - заорал я. - Что вы рушите мои детские мечты?! Я всю жизнь свято верил, что Снегурочка - девочка!
Зал заинтересованно ждал ответа, но тамада в соответствии с программой уже вела другую тему.
Выкрики из зала, понял я, не поощрялись. Ладно, подумал я мстительно, ты еще узнаешь - что такое нетрезвый я, тока дай мне допиться!
Выпито мной всего ничего - бутылка коньяка.
На сцене полностью разгуливается конкурс вопросов-ответов-и подарков.
Народ откровенно начинает скучать. Я, отхлебнув немножко из стоящей фляги, решил, что я ж сюда не скучать пришел! Выбрался на сцену.
- Что такое: растет на грядке, но не овощ? - с неправдоподобно-наивным видом спрашивала Снегурочка лет так сорока.
Я знал, что это - арбуз, но для меня речь уже шла не об этом. Снедурочка доверчиво протягивала мне микрофон.
-Народ! - воззвал я, усиленный хрен-знает-скольки-ваттными-динамиками. - Мы что сюда пришли - танцувать али нет?
- Танцуваааааать! - радостно взревел зал.
- Ну тык, ё-моё, давайте тунцевать! - заорал я в микрофон, выдираемый из моих рук Снегурочкой.
Вы видели кино "Битлз" приехал?
Так вот - "Битлз" отдыхает!
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!! - радостно отозвался зал.
- Уйди нахххххххх!!! - ласково сказала мне Снедуррочка, злобно сверкая очами.
- Сама иди туда же! - доброжелательно ответил я, перегрызая зубами шнур микрофона.
Снегурочка и Дед Мороз ретировались за ёлку - на Малую сцену. Они пытались что-то продолжать в микрофон - глупые! Я же перегрыз шнур!
Я, не слыша музыки, завопил в микрофон пока работающий:
- Танцуют все!
Пам-пам-пам-паааа-па-пам-пам, пам пам пам пам-пам!!!!
Смоооооооооооук он дэ вооооотееер!!
И, самое удивительное!!!!
Народ начал танцевать, несмотря на то, что с малой сцены доносились призывы продолжать конкурс!
Я, как оказалось, сорвал конкурс... Когда?
Так я в очередной раз стал врагом очередной таманди...
Вы знаете, кого приглашали на все танцы чаще всего?
А вот и не угадали!
Не Деда Мороза, а меня!
Но всему приходит предел. Ансамбель играл разные мелодии, песни пел:
- А сейчас для вас поет всеми любимый Алексей Щеглов!!!! - А-а-а-а-а-а-а - неуверенно отзывался зал, не знающий - а что за херь такой этот?
Я, вышедший на сцену, поднял микрофон, трусливо брошенный сбежавшей тамадой:
- Девчонки! Мы пришли сюда веселиться, или где?!
- Веселиться-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! - радостно отозвались девчонки и не только.
_ А стриптизу хотите!!!!
- Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! - отозвался зал.
И под звуки "Dancing son of Chinghis-ghan" я начал снимать....
пиджак....
галстух....
рубашку....
но не более того!
- Все! Едем домой! - сказала мне моя жена, сдергивая меня со сцены.
И мы поехали.
Вы не знаете, почему жена сегодня не разговаривает со мной, а?

БреднЯ шестая: дядя Миша и призрак старого костела.
___________________________________
Как-то поехали мы с дядей Мишей к родным корням. В края, так сказать, рождения. Конечно, ездили мы туда постоянно, но вместе - не так уж и часто.
Про дорогу рассказывать не буду - трое суток беспробудного веселья, с песнями, плясками, пьяными проводницами и прочими прелестями беспутной жизни.
Упс, пардон - попутной жизни!
Вот, значит, приехали мы каждый в свою деревню, осамогонились немного... Тьфу ты черт, что это со мной сегодня?! Я хотел сказать - ополлитрились... ээээ... вот же незадача... слово совсем вылетело, как воробей... Акклиматизировались, во!
И вот однажды сижу я, значит, весь акклиматизированный, только-только от топора и плахи (дрова рубил бабушке своей), и мечтаю о вечере, который вот-вот должен был наступить. Договорился я с одной местной девушкой, оператором машинного доения, после кино пойти на сеновал - звездами любоваться.
И в самый разгар моих мечтаний об ужине и свидании (именно в таком порядке), вдруг вваливается в хату дядя Миша, весело гремя всеми своими авоськами. Вы, кстати, не заметили - дядя Миша почему-то всегда вваливается вдруг! Нет бы вваливаться как все люди, по-тихоньку, стукнув для приличия в дверь. Хотя, надо все ж признать честно, иногда дядя Миша все-таки стучит в дверь. Ногой, когда руки заняты.
- Ну, хлопцы и дивчыны, здоровеньки булы! - поздоровался он на местном диалекте. - Як делы? Шо робите?
- Отдых роблю, дядь Миш, - лениво откликнулся я.
- Ну-ну! Устал мух считать? - весело подколол меня дядьМиша, - тяжкое это занятие, Игoрюха, тяжкое!
- Да ладно тебе, Миша, хлопец дров воз переколол, отстань от него! - вступилась за меня бабушка, - Я вот сейчас лучше соображу чего-нибудь на скору руку!
- Сообрази, Григорьевна, сообрази! - согласно кивнул дядя Миша, доставая пару пузырей кубинского рому. - Это нам не лишне будет!
Тут я немножечко отвлекусь, пока дядя Миша откупоривает бутылки: во-первых, деревенское "на скорую руку" - это вам далеко не "чем бог послал" из "12-ти стульев" Ильфа и Петрова. Это... даже слов не подберу - это ого-го! Короче, столько всего, что городскому человеку за неделю не съесть, если только всех друзей и знакомых пригласить. И во-вторых, кубинский ром - это такая вещь... кто не пил - никогда и не пейте! Шешьдесят градусов смерти! Но вот дядя Миша любил его отчаянно...
Короче, вернемся в хату. Вот, разливает значит дядя Миша первую порцайку по стаканам, мы вздрагиваем это дело за хозяйку данного дома, и дядя Миша осведомляется у меня:
- Собираешься куда-то вечером?
- О-о-о-о! - мечтательно протянул я, глядя затуманившимися от счастья глазами куда-то за плечо старого капитана. (Ну люблю я астрономию, что тут поделаешь!) Но тут что-то меня насторожило - то ли в дяди Мишином тоне, то ли в его взгляде. - А что?
- Да нет-нет, ничего! - как-то поспешно ответил дядя Миша, разливая вторую порцию. - "О-о-о-о" - это дело хорошее... правильное дело! Ну, - чокнулся он со мной, - будем!
И мы были. Но какой-то червячок внутри меня копошился всеми своими сорока лапками и не давал мне покоя. Что-то все реальнее выглядывал из-за плеча дяди Миши гордый белорусский птах обломаист. Но, желая продлить мгновения надежды на несбудущее счастье, я не задавал дяде Мише больше вопроса "А что?".Так и посидели мы еще немного, усиленно двигая челюстями и думая каждый о своем.
- А я вот, Игорюха, - кивнул дядя Миша наконец-то на авоськи, - в ночное иду!
- Да ну! - радостно вскинулся я, резонно предположив, что смотреть на звезды в ночном, в стогу сена, будет гораздо романтичнее, - А меня берешь?
- А то! - кивнул дядя Миша, - конечно!
При этих словах мне послышалось хлопанье крыльев обломаиста, поспешно улетающего прочь. На радостях хватил я еще стакан рому и накинулся на закусь, как голодный беженец из недоедающих стран.
- Я вот, правда сомневался, брать ли тебя... Но раз ты сам напросился... - дядя Миша уже разливал по-новой. - Тут такое дело, понимаешь ли... Поспорил я с мужиками нашими, что мы с тобой в старом костеле ночь проведем, и ничего с нами не будет!
Обломаист радостно защелкал клювом. Я механически выпил стакан рома, не почувствовав ни вкуса, ни градуса. Ночное неблагополучно накрылось медным тазом вместе с астрономией и прекрасной операторшей машинного доения.
Теперь, пока тогдашний я пытаюсь придти в себя, мы сделаем еще одно отступление, которое тут крайне необходимо. Старый костел располагался в районном городишке (5 км от нашей деревни и 10 - от дяди Мишиной). Стоял он на самом высоком месте городка, почти напротив православной церкви, но в отличии от нее был заброшен. Славился он тем, что (по местным преданиям), обитал там жуткий призрак. По ночам бродил он по костелу, жутко завывая и гремя цепями. Находились люди, которые пытались провести там ночь, после чего их находили или упавшими с какой-нибудь лестницы вниз головой, или вообще повесившимися. Как-то мы, еще пацанами, решили толпой узреть этого призрака. Ровно в полночь у кого-то со страху забурчало громко в животе - так мы бежали все 5 километров до своей деревни не оглядываясь. Такое вот веселенькое местечко - как раз, самое подходящее, чтобы ночью там попить рома. В конце семидесятых приезжала туда толпа ученых, понаставили там кинокамер, прожекторов; но призрак почему-то не появился.
- Ну что ж, - обреченно промямлил я, - костел, так костел! Все равно мне вроде делать было нечего...
- Да я ж тебя не неволю, - пробасил дядя Миша, щедро наливая в стаканы, - нет, так нет!
- Почему же "нет"? - обиженно вскинулся я. Не хватало, чтобы надо мной потом смеялись, что я, большой мальчик, призрака испугался! Тем более те, кто его сам боится. Да и красавиц местных, любящих астрономию, было много - операторов и других профессий; а дядя Миша был один. - Я разве говорил такое слово: "нет"?
Короче, собрали мы закусь, взяли авоськи, свечки (не от геморроя, а стеариновые - которые путем горения свет дают) и на попутке доехали до райцентра. Костел стоял мрачный и угрюмый, глядя на нас заколоченными дверями и окнами. Сзади нашлось одно окошко с отломанными досками, через которое мы и проникли вовнутрь. Расположились на алтаре (или как он там в костелах называется?), расстелили газетки, разложили закусь... Молча ухайдахали пару пузырей рома. Говорить что-то не хотелось, место было какое-то... больше располагающее к молчанию. Наконец наступила долгожданная полночь. "Бьют часы-ы-ы-ы на стар-р-рой б-б-башне.... про-о-овожают день вче-е-е-ера-ашний", - начал было выводить я дрожащим голоском, но тут же сорвался и замолчал, так как где-то под самым сводом костела раздалось какое-то жуткое завывание и лязг цепей.
- Померещится же! - сплюнул в сердцах дядя Миша.
- Ага! - согласно закивал я, пытаясь унять дрожь в руке, сжимающей стакан. - Причем обоим сразу!
Я махом выпил стакан рома и тут почувствовал, как все выпитое мной моментально заледенело - я увидел глаза дяди Миши.
Дядя Миша смотрел куда-то за мою спину, и так смотрел скажу я вам! По моей спине тут же забегали разбуженные мурашки, холодно щекоча меня всеми своими крошечными лапками. Кучеряшки на моей голове выпрямились и встали дыбом. Я медленно оглянулся. За спиной моей, шагах в пяти, стояло что-то такое полупрозрачно-колеблющееся, напоминающее проекцию человека с бледным лицом, испачканным кровью.
Почему-то я сразу вспомнил что давненько не ходил в туалет.
- Дзянькую, панове! - почти неслышно прошелестело это. - Проше браздо - яка година буде?
- Якое табе дзянькую, - возмутился дядя Миша, - подкрался яки тать! Я с переляху чуть в портки не наробыв, пся крев!
Я же молча сидел, пытаясь оттаяться от скамьи, к которой намертво примерз, позабыв слова не то что польские, по-русски и то - если что и помнил, то только матерное. Для того, чтобы не переводить все сказанное, буду рассказывать сразу на русском.
Вот, значит, возмутился дядя Миша: какой мол, тебе здравствуйте, когда ты подкрался как враг к партизанам, так что дядь-Миша с перепугу чуть не ...гм... протрезвел, сукин он сын (призрак, конечно, а не дядя Миша).
Тут призрак обиделся, начал завывать чего-то, из чего я с огромным трудом понял, что он никакой не сукин сын, а самый что ни на есть настоящий польский шляхтич. И что ему тоже не улыбается бродить тут, глядя на наши нетрезвые лица неизвестной национальности.
- Ладно, шляхтич, не держи обиду! - сказал ему на это дядя Миша, разливая щедрой (правда все ж слегка дрожащей) рукой по стаканам ром. - Давай, выпьем за здоровье там, иль за упокой - это как пожелаешь.
Призрак очумело молчал. Я тоже.
- Ну что? Долго ром греть будем? Игорюха, бери стакан! Ты, несчастье этого места, тоже!
- Как же я могу пить, если я - призрак? - ошарашено прошелестело видение, - если б такое было возможно!
- Да, дядь Миш, - начал оживать я, беря негнущейся рукой стакан, - он же призрак! Бесплотный дух то есть! То есть пить он вроде по определению не может!
- А он пробовал? - спросил дядя Миша. - Как цепями греметь, так это он может! А пить - не может!
- А Вы это.... пробовали? - переадресовал я вопрос призраку.
- Нет... - удивленно прошептал тот. - Да мне и не предлагал никто!
- Вот мы и предлагаем! - осмелел я, - давай, за знакомство, что ль!
Призрак недоверчиво приблизился к стакану, заглядывая в него то так, то этак.
- Да не боись ты, не отравлено! - хохотнул дядя Миша.
Призрак покрутился-покрутился, да и обволок как-то стакан, после чего жидкость из стакана начала убывать.
- Ну вот и добре! - обрадовался дядя Миша, - а то не пью, не пью... Вот, представляю тебе нас! Я - Михаил! Вот это чудо с выпученными глазами - Игореха. А ты хто таков будешь, исчадие?
- Я не исчадие, я - польский шляхтич, офицер польской армии... бывший. Анджей Глюк, - ответило Оно. - Жертва коммунистических антирелигиозных и антипольских репрессий.
Я подавился ромом. Не хватало мне ко всему прочему еще и глюков! Но я благоразумно промолчал. Короче, после третьего обволакивания были мы уже лепшими корешами. Дядя Миша все пытался обнять призрака Анджея за плечи, но его рука просто проходила сквозь того, как сквозь туман. Дядя Миша же упорно пытался повторить попытку после каждого стакана. Они на пару спели несколько каких-то тягучих польских песен; потом мы с дядей Мишей на пару спели несколько русских народных - чтобы потешить хозяина, так сказать. В без пяти четыре глюк вдруг вздрогнул и, вздохнув, прошелестел:
- Ну. мне пора! Сейчас петухи петь будут - нельзя мне задерживаться! Рад был знакомству с вами, ясновельможные паны, но закон есть закон. Вы заходите, я всегда вам буду рад! Мало ли там - явиться к кому надо, или еще как помочь!
- Ты это... погоди... - остановил его дядя Миша. - А на посошок? - И, разливая "на посошок", спрoсил, - А ты чего именно тут осел, Андрюха? Какое-то проклятье именно этого места?
- Да нет, просто меня тут большевики расстреляли. - ответил призрак, - вот я тут и мыкаюсь!
- Так а ты б на родину к себе! В Польшу! Там костелов да замков - немеряно, будешь хоть среди своих бродить! Погутарить будет с кем, выпить опять же! А то у нас тут народ дикий, призраков боится хуже горькой редьки!
- Это мысль! - изумленно прошептал призрак. - как же я сам не додумался! Ну, я пошел!
-Ээээ, нет, так не годится! - пристал к нему дядя Миша, - а обволочься "на коня"?
Стали обволакиваться "на коня", причем у нас обволакивание уже получалось не хуже, чем у хозяина; и тут закричал первый петух. Призрак испуганно вздрогнул и растаял какими-то клочками.
- Эх, жаль парня! - сокрушенно покачал головой дядя Миша, - Ну что за существование! Ни выпить тебе, ни баб, даже не поговорить ни с кем! Не-е-е-е, Игорюха, если уж помирать - так уж насовсем!
Я согласно кивал головой и молча хлебал ром. Так посидели мы еще пару часов, а потом пошли прочь из костела. Окрестный люд, увидев нас вылезающими из окна, со страху бросился кто куда - кто бежать, кто в обморок; думали мы и есть привидения. Так что спор, в итоге, мы отспорили. Но вот с тех пор никто больше не видел призрака Анджея Глюка. Где он - ушел ли к своим, или задержавшись до первых петухов пропал совсем?
А костел, уже в пост-советские времена восстановили, и теперь там опять идут службы (или чего у них там, в костелах).

Пророк.

Впервые я его увидел на "посвящении в студенты". Мы долго кучковались на площади перед мощным портиком Бауманки, дожидаясь поздравительной речи ректора.

- Коля, - сказал он, протягивая мне руку.
- Саша, - ответил я.
- ИУ-1 здесь?
- О! Да ты наш? Знакомься - это Наташа, наша будущая староста!
- Интересно, какая хреновина сегодня приключится? - оригинально представился девушке Коля и начал беспокойно озираться.
Мы с Наташей переглянулись, синхронно пожали плечами и продолжили наш разговор.

Все это время перед микрофоном крутился какой-то патлатый панк с гитарой, представившийся то ли Петей, то ли Сережей из МЭИ, который, немузыкально подвывая, пытался петь свои несмешные студенческие песни.

- А я, как берусь что-нибудь петь на людях, вечно какая-то хреновина приключается! - грустно пожаловался Коля, - Хотя голос у меня хороший!
- Ой, да не вечер, да не ве-ечер, - неожиданно заблажил он, - Мне-е малым-мало-о-ой и-ик!

Наташа прыснула в ладошку, Коля мучительно покраснел и замолчал.

Вечером на дискотеке Коля доверительно сообщил мне:
- А я танцевать не умею, вечно какая-то ...
- Хреновина приключается, - хором закончили за него мы с Наташей и еще три наших новых друга по будущей группе, уже оповещенные нами!

Коля мужественно выпрямился, сделал несколько движений, запутался в собственных ногах и упал!

После того, как он в первую же сессию снайперски предсказал себе три незачета и один несданный экзамен, кличка "Пострадамус" появилась сама собой!
Коля безошибочно предсказывал несчастья, которые должны были произойти с ним в ближайшем будущем, причем, знание никоим образом не помогало ему уйти от проблем, казалось, будто он покорно следует строго предписанной судьбе. В то же время он был нормальным парнем - ничего особенного, кроме этого странного дара за ним замечено не было! Предсказать судьбу кого-то другого он не мог - не получалось!
Коля мужественно шел на очередной экзамен, заранее зная результат, что, впрочем, позволяло ему не зацикливаться на переживаниях и спокойно идти на пересдачу.
Вечером, после окончания лекций, он прощался с нами, говорил:
- Что сегодня приключится?
- Опять хреновина какая-нибудь, Коль! - слышал он бодрый ответ и на следующее утро мы узнавали, что Коля либо провалился в какую-то яму с водой и заболел, либо потерял по дороге чертежи, которые на следующий день необходимо было сдать или просто проспал рубежный контроль.

Сборы после пятого курса не стали для Коли исключением - он систематически предсказывал себе "какую-нибудь хреновину", пунктуально эту хреновину выполнял, получал начальственный втык, иногда с нарядами и двигался дальше по жизни строевым шагом.
И вдруг его заклинило:
- Мужики, - патетическим шепотом сказал он, хватая нас за руки и делая глаза как у героев японских мультиков, - Я гос по войне не сдам!!!

Стало не до смеха. Это была судьба!

Три дня на Колю было страшно смотреть. Он перестал есть, взгляд его ни на чем не фокусировался, начинал маршировать всегда с правой ноги, уверенно пиная мыском сапога Лоншакова под локтевой сгиб ноги и спокойно проходя сквозь Лоншакова, как сквозь призрак. Закуривал сигарету обязательно с фильтра, сломал все наши зажигалки, порвал в паху галифе и разбил нос о штангу ворот, смотря как мы играем в футбол.

Мы стояли в курилке возле казармы, дожидаясь капитана, который должен отвести нас на экзамен. Вдруг Коля начал хвататься за сердце и хрипеть:
- Я сейчас упаду!!!
- Держи его, братва, - среагировали мы и вцепились в Колю десятью руками сразу.

Лоншаков отечески похлопывал Колю по щекам, приговаривая:
- Ну видишь, ну не упал же!

Коля пытался что-то сказать, но не успевал вставить слова между пощечинами.
Когда капитан скомандовал построение Коля был совершенно здоров, неестественно румян и попыток упасть больше не делал.
Последнюю свое пророчество он попытался сделать перед входом в аудиторию, но увидев как Лоншаков разминает застоявшиеся без дела ладошки, судорожно сглотнул и двинулся вперед.

Как оказалось - никакого экзамена не было и в помине - всем автоматически выставили среднеарифметическое от полученных ранее оценок на экзаменах по военной кафедре.
Несовпадение мрачного прогноза с реально полученной четверкой полностью вышибло Колю из равновесия. Он летал, не касаясь сапогами асфальта, он ходил не падая, он отдавал воинское приветствие старшим по званию правой рукой, а не той, что была дальше от командира.
И что самое замечательное - он больше не пророчествовал - никогда. Да и странных "хреновин" с ним после этого стало случаться гораздо меньше!

Опять Забайкалье... Я не виновата, что тогда у меня не было фотоаппарата.


Фото 1. Тетушка

Безлунным вечером, ощупью возвращаясь со службы, два приятеля-офицера спотыкаются обо что-то возле своего дома, светят фонариком, чтобы посмотреть, обо что они споткнулись, и видят хорошо им знакомую тетушку. Тетушка в своем шикарном полушубке из серого кролика лежит на животе наподобие «лежачего полицейского» поперек дорожки, косит черным глазом, смущенно и дружелюбно улыбается и приветливо машет ладошкой. Если вы сейчас смеетесь, это значит, что вы просто не представляете себе, чем был кроличий полушубок в то время, когда весь гарнизон ходил в ранних китайских пуховиках, и колючее петушиное перо лезло сквозь неплотную ткань, и стелилось позади пуховиков грязно-белым шлейфом, как инверсионный след позади самолета. Если вы думаете, что тетушка пьяна, то тоже жестоко ошибаетесь. Тетушка просто шла с работы и решила срезать угол. А сэкономить лишние двести метров пешей ходьбы можно только вскарабкавшись на малюсенькую горку прямо перед подъездом. А когда лед и ветер, двигаться можно только по горизонтали, и только крепко уперевшись всеми ногами в землю, да и то не туда, куда вам надо, а туда, куда дует ветер. А если вам надо в другую сторону, то лучше ухватиться за первый попавшийся столб и переждать. А на малюсенькую горку приходится ползти на коленках и локтях, которые все время разъезжаются. И оно стОит того, ведь сэкономленные двести метров - не шутка по такой погоде. И в общем даже неплохо, если, несмотря на поздний час и темноту, ваше восползание на горку увидят два знакомых офицера - потому что они помогут вам встать и отбуксируют до подъезда. У них унты на резиновом ходу - не скользят.

Фото 2. Машинопись

Занятие на курсах машинописи в Доме офицеров. Двадцать пять ржавых, скрипучих механических машин. Самая лучшая - почти новенький «Роботрон», которому не исполнилось еще и двадцати, - на столе тетушки-преподавателя. Вы не представляете, какую гору металлолома мне пришлось перелопатить, чтобы захватить его в свое пользование. Двадцать четыре безработных офицерских жены, которые пошли на эти курсы только затем, чтобы убить время. Дела у них идут неважно - буквы путаются и клавиатуры норовят ущипнуть за пальцы. Но им не нужна на фиг эта машинопись, потому что работать они никогда не будут. Жены все старше тетушки, у них уже прошло время, когда не было возможности, и наступило время, когда уже нет желания. Они сидят за машинками в шарфах и меховых шапках, каждые десять минут вскакивают и бегут к высокой печке в углу класса греть руки. Возле печки постоянно небольшая давка, побелка на ее стенках - в следах многочисленных окоченевших рук.
Одна из учениц на задней парте громко чихает, и пока она роется в сумке в поисках носового платка, на ее носу висит и раскачивается длинная прозрачная сопля. И лишь когда спустя пять минут платок найден, до тетушки доходит, что она, тетушка, все это время задумчиво и серьезно смотрит на эту соплю и мысленно задает себе вопрос глобальной важности, перед которым отступает и холод, и ржавчина на машинках, и глухая ненависть к этим машинописным занятиям, один только вопрос - замерзнет, или не замерзнет?

Фото 3. Прокопий

Торжественное собрание, посвященное Дню работника военной торговли. Клянусь - есть такой!! Вот как раз где-то в ноябре или декабре его празднуют... Актовый зал Дома офицеров. В первых рядах тесными группками, чтобы теплее, сидит военторговский персонал, которому только что раздали подарки - по бутылке импортного шампуня и куску мыла. Шампуни у всех разные, поэтому всем интересно, особенно женщинам. Они откручивают крышечки, нюхают свои подарки, дают их понюхать другим и тычутся носами в подарки чужие. На сцене - обшитая линялым кумачом деревянная кафедра с графином воды. В графине плавают льдинки. За кафедрой возвышается бюст майора Черняева - круглая ушанка, круглое лицо, на лице - белые брови, белые ресницы и розовый нос картошкой. Он читает торжественно-поздравительную речь, пританцовывая от холода и хлопая сжатыми в кулаки руками. В особо патетических местах речи Черняев вместе с ушанкой скрываются за клубами пара, вырывающегося изо рта. Сквозь пар поблескивает только кокарда. Ниже круглого лица на животе кумачовой кафедры - герб, а ниже герба, невидимый сверху Черняеву, сидит домоофицерский кот Прокопий - крупный, костистый и жилистый. У Прокопия почти нет шерсти - он покрыт лишь тончайшим темно-дымчатым велюром, шелковистым на ощупь, но в ледяной атмосфере своего дома чувствует себя вполне комфортно. Прокопию всегда нечего делать, поэтому он всегда занят тем, чем обычно занимается кот, когда ему нечего делать. И на торжественном собрании, посвященном Дню работника военной торговли, сидя на сцене перед кафедрой - тоже. Он отрывается от своего занятия лишь тогда, когда Черняев от холода пускает петуха. Тогда Прокопий с удивлением смотрит вверх, и не увидев ничего, кроме герба, кумача и клубов пара от Черняевской речи, снова задирает заднюю лапу и возвращается к своим делам.
Полутемный обшарпанный актовый зал, Черняев, читающий речь, Прокопий, лижущий яйца, пар от дыхания нескольких десятков человек, и вокруг всего этого - инопланетные запахи импортных шампуней...

Фото 4. Черняев

Лиза. О том, что она не сможет назвать мне свою фамилию, я догадалась почти сразу - после того, как я ее трижды переспросила, а она трижды издала нечеловеческий набор звуков и ласково мне улыбнулась. Тогда я дала ей пачку из-под сигарет, ручку и попросила фамилию написать. Она улыбнулась еще ласковей и снова зазвучала. Вы когда-нибудь слышали, как звучит немой человек? Не ГЛУХОнемой, а просто немой. Мы беседовали довольно долго - я тыкала ручкой в пачку из-под сигарет, показывая пальцем поочередно на нее, на ручку и на кипу зарплатных ведомостей на моем столе. А она пыталась что-то мне объяснить одними гласными. Вообще, раньше я ее часто видела в поселке - она все время куда-то бодро шагала в крупно-клетчатом пальтишке и, смеясь, махала вслед проезжающим грузовикам. Но увидеть ее в кассе в день зарплаты никак не ожидала.
Она раньше меня догадалась, что переговоры о ее фамилии зашли в тупик, ободряюще улыбнулась, вышла и вернулась через минуту, ведя за собой Черняева. Он-то мне и объяснил, что сторож гаража Капустина Е.И., или просто Лиза, шестидесяти двух лет от роду, не может назвать мне свою фамилию из-за врожденных проблем с речью, и написать ее тоже не может, потому что неграмотна.
Сторож гаража Капустина Е.И. нарисовала в ведомости кривульку там, куда я указала пальцем, получила деньги, улыбнулась и сказала:
- Ы...И...О...
Я в замешательстве перевела взгляд на Черняева, но он только строго и неодобрительно покачал головой и обратился к Лизе:
- Ну, иди. В следующий-то раз она тебя уже узнает.
Потом покровительственно похлопал Лизу по плечу и вытащил из нагрудного кармана шоколадку.
- На, держи.
- Ы...И...О..., - повторила она ему и засмеялась.
- Не за что... На здоровье, - ответил Черняев и попрощался со мной укоризненным взглядом.

Преступление и наказание - 2

Вздумалось как-то нашей славной дивизии провести 500-километровый марш. А чтобы не было бардака и упрощений, которые неизбежны в каждом отдельно взятом полку, дали приказ ехать всем вместе. И ехать веселее, и контролировать легче. Мероприятие сие служит финальным аккордом в вопросе доподготовки молодых водителей. Каждый молодой водитель после этого получит в военный билет заветный штампик «доподготовку на ЗИЛ-131 (к примеру) прошел», и только после этого может ездить на этом типе автомобилей совершенно законно. Почему-то на этот раз командованию дивизии захотелось иметь связь по маршруту движения, и от полков были расставлены по маршруту несколько «Чаек» для контроля прохождения колонн. Хотя я обычно ездил старшим машины на таких шоу, на этот раз приходилось выезжать на три дня на «Бенцовский» перекресток - давать связь. Там как раз рядом проходила наша телефонная линия , можно было подключиться и облегчить себе работу...
Водителем «Чайки» был опытный старый солдат Новожилов, взял я с собой еще одного старого радиста, и двух молодых для «обкатки». Собрались быстро - в начале лета уже не хочется таскать с собой надоевшую за зиму шинель, но ночью без нее никак не обойтись. Получили на продскладе сухой паек - 15 банок тушенки, кучу хлеба, кашу в банках, полмешка картошки - печь в костре по ночам, кульки с крупой, пачку соли - получилось четыре плотно набитых солдатских вещмешка. Послушали инструктаж ротного - капитана Шеховцова о недопущении и соблюдении, получили оружие - «Яхта» все-таки на борту - и выехали за КПП. Езды-то всего было километров 15. БТР идет мягко, чуть хрипло рыча своими газоновскими движками, погода солнечная - красота. Сидишь себе на броне, свесив ноги над головой водителя, держась одной рукой за крышку люка, дымя «Охотничьей» сигаретой и наслаждаешься своей мощностью и скоростью. Внезапно сзади кто-то засигналил . Немцы обычно не позволяют себе такой наглости - сигналить моей быстрокрылой «Чайке», да и ехали мы километров 70 в час. Оглядываюсь - за нами наш советский БТР, судя по номеру - личный командира дивизии. Обошел он нас как стоящих, и скрылся за поворотом. Все настроение как рукой сняло. Что у него там за движки стояли, не знаю... Впереди - деревня. Так, принимаем позу боевого командира... Пусть девки смотрят... На автобусной остановке - стайка «камрадят» лет 10-14. Ждут автобус. Стучу ногой Лехе по плечу: - Тормозни, покатаем детишек. Остановились на остановке.
- Эй, киндера, кто хочет фарен, зетцен на машина, оне гельд, мит музик аллес бессер!
Два раза приглашать не потребовалось... Все мигом были на броне. Один «самый крутой» остался, но, увидев, что он такой один , залез тоже. Распихал я всех по отсекам, раздал шлемофоны, автоматы без магазинов. Крик, визг, восторг. В следующей деревне всех высаживаем - ауфидерзейн!
Вот и Бенцовский перекресток - наша дорога на Берлин N109 пересекается со второстепенной деревенской дорогой, но качество покрытия у них почему-то одинаковое... С четырех сторон на нем сходятся четыре поля - два пшеничных, кукурузное и картофельное. Тут же стоит автобусная остановка - бетонная продолговатая коробка без передней стены и с длинной деревянной лавкой внутри. Накидываем сверху брезент - готовая палатка. Ставим «буржуйку» - получаем очень уютный дом. А где же развернуть «Чайку»? Принимаю решение - на картошке. Она не так сильно зеленеет, если вытопчем - незаметно. Не прошло и часа - прикатил на велосипеде камрад с рулеткой и ни слова не говоря измерил вытоптанный участок аж с колами растяжек, и укатил. Ну заплатит полк за потраву, а что делать? На дороге же не будешь разворачиваться.
Достал из кармана радиоданные, вручил их молодым радистам - настраивайте радиостанции, а ты, старый, контролируй. А мы с Новожиловым пока оборудуем нашу палатку: прилаживаем трубу к печке, укладываем матрасы, перетаскиваем продукты - обычные хлопоты новоселов. Тушенку выкладываю под лавочку, автоматически по привычке пересчитываю... Стоп.. Четырнадцать! Не понял... Вытряхиваю вещмешок - пусто. Банок все равно четырнадцать. Но я же точно помню, что их было пятнадцать - по пять на день... Кричу в задний отсек, где потеют радисты, боясь поломать радиостанции: «Эй, экипаж, а где пятнадцатая банка тушенки?» В ответ удивленное мычание - типа никто к ней и близко не подходил... Дела... Что-то с памятью моей сталось, как пелось в популярной тогда песне. Зову Новожилова - Леха, сколько было банок?
- Да вроде пятнадцать... я точно не помню...
Нет, я этого дела так не оставлю...Надо провести следствие. Подобные дела надо пресекать на корню. Складываю продукты обратно в мешки, завязываю, выношу на улицу. Собираю оружие в БТР, назначаю старого радиста старшим. Весь экипаж ничего не понимает.
- Так, ребятки, где банка тушенки? Никто не знает? Может она по дороге потерялась, из завязанного мешка выпала? Даю минуту на размышление, потом не обижайтесь...
Минута прошла... - Ну, Леха, бери два мешка, и я возьму два, и пойдем...
Двигаемся в сторону ближайшей немецкой деревни. Леха по дороге шутит, совсем не понимая всей серъезности дела, решает что приготовит на ужин... Ну-ну...
Вошли в деревню, выбрал я двор попроще, вызвал хозяйку - бабку и начал с ней переговор:
- Ты, фрау, тушенку либен? Если мёхте получить банку, бляйбен к себе в сарай эти фир мешочка, а я потом заберу, когда надо будет... Ферштейн? Бабка без проблем согласилась, и мы налегке двинулись в обратный путь. Леха приуныл...- Так как же с ужином?
- Да никак. Найдется баночка - верну харчи, а не найдется - извините
- А как же вы?
- А так же и я. Я что, буду жрать, а вы будете смотреть?
К вечеру мой экипаж загрустил. Связь была установлена по всем сетям. Из трех радистов один дежурил на связи, другой стоял на посту часовым, третий - отдыхал. Все было налажено и привычно кроме одного - приема пищи... Он отсутствовал полностью. Поздно вечером к нам подвезли регулировщиков - трех ребят из мотострелкового батальона. Все они были брюнеты и
по-русски говорили очень слабо. Они расположились под деревом, не обращая на нас особого внимания, разожгли костер, и стали трескать кашу с мясом из железных банок. Мой экипаж мужественно терпел. С утра началась работа - пошли машины, надо было их считать и докладывать наверх сколько и чьих прошло «коробок» (ни один шпион бы не догадался).
Регулировщики себе регулировали, периодически набивая брюхо горячей кашей. Экипаж тихо зверел. К исходу первого дня пошли размышления вслух насчет -а не ты ли, Вася, баночку сныкал? Что-то у тебя морда блестит...
Ночь прошла быстро и незаметно. Меня будили на каждую смену, и, все проверив я ложился в палатке, делая вид, что сплю, тем не менее выскакивая на малейший шум. Доверяй, но проверяй... Среди ночи тихонько поднимаюсь, выхожу из палатки. Тишина...Луна светит... Часового нет... Где же он? Залез в БТР? Вряд ли, за такое я бы устроил ему веселую жизнь... Смотрю - на картофельном поле какое-то темное движущееся пятно... Тихонько подхожу поближе, вижу - мой часовой роется в земле, руками вытаскивая из кустов картошку размером с добрую вишню, и жрет ее. Даю легкий пинок под задний мост. Вскакивает - в одной руке пачка соли, оставленная мной как несъедобный элемент питания, в другой - горсть картофелинок-вишенок. Морда перепачкана в земле, автомат валяется в стороне. Защитник Родины, хоть плакат рисуй...В карманах шинели - еще добрых полкило продукта. Отбираю, выбрасываю.
К обеду второго дня у наших добрых соседей-регулировщиков закончилась-таки каша. Никто из них не утруждал себя подсчетом - сколько банок нужно съесть в день, чтобы хватило на три дня... Вот банки и кончились через полтора дня... Вечером ко мне прибыла делегация из двух наиболее русскоговорящих соседей с единственным вопросом - не дадите ли чего-нибудь поесть... Объясняю товарищам, что поесть можно заработать, поймав с поличным товарища в руках которого будет или была банка тушенки... Черная агентурная сеть заработала... В глухую полночь меня подергали за ногу: -Тарыш камандыр, вставай там твой часовой хавает тушенка...
Тихо выхожу... Стук ложки о банку слышен вполне ясно...Подхожу... Банка, блестя под луной улетает в картофельную ботву... Ну что, молодой ты мой радист, попался? Кого ж ты хотел обмануть? Ты еще мал и глуп, и не видал больших за...!
Я нашел банку, предъявил ее этому моральному уроду, да он и не отпирался - в зят как говорится с поличным... Баночку я сохранил...
Утром третьего дня есть уже не хотелось совершенно, но тем не менее мы опять пошли в деревню, на этот раз забирать продукты. Бабка от банки не отказалась, сказали ей данке шен и унесли все обратно Она наверное до сих пор не поняла зачем это все делалось.
Желающих готовить и есть обед не нашлось... Аппетита не было, видите ли. Зато щедро поделились с соседями - у них прекрасный аппетит. К вечеру все маневры закончились, радиосети прекратили свое существование, мы свернули телескопическую мачту и подготовились к маршу. Немцы получили обратно свою автобусную остановку, остался только вытоптанный участок на картофельном поле... Мой юный друг - любитель тушенки в целях укрепления физических данных долго бежал впереди «Чайки» с вещмешком на плечах , а я сидел за рулем, и наступал ему на пятки...
На ближайшей вечерней поверке я вывел его перед строем нашей славной роты связи, рассказал все о подвиге данного товарища, и вручил награду - злополучную банку из-под тушенки с петлей из проволоки для ношения на шее... Понимая, что данная награда плохо согласуется с уставами, я разрешил ее носить только в те дни, когда я прихожу ответственным по роте.... Месяца через два, когда он полностью проникся и твердо встал на путь исправления, я перед строем роты торжественно снял с него эту банку, и он строевым шагом отнес ее на мусорку.