В процессе обсуждения всплыло интересное мнение, что армий у нас несколько и все разные: одна для гг. офицеров, искренне полагающих, что куда матроса не целуй, он всегда подставит жопу, вторая - для срочников, которые не особо стремятся опровергнуть это тонкое жизненное наблюдение, а третья - для прапорщиков, в гробу видавших первых и вторых, хотя, справедливости ради, нужно заметить, что и в этой категории совслужащих можно найти жемчужное зерно:
- Товарищ старший прапорщик, а вот старший прапорщик - это как, ближе к офицеру?
- Нет, дальше от матроса.
И вот в этом антагонизме, пожалуй, и черпается тот жар, который по всем правилам военной науки вываливается на головы осаждающих, то бишь, оппонентов. Причем, среди участников обсуждений прапорщиков как-то не видно, не тот стиль, все больше офицеры, как правило, бывшие, и срочники.
Я никого не хочу обидеть, но получилось так, что мое уважение к офицерскому сословию сложилось скорее благодаря литературе и кинематографу, чем личному опыту. Ну сам я видел, как после объявления боевой тревоги, когда веселые матросы точили саперные лопатки, бледные, как мел, офицеры скручивали звездочки с погон и отстегивали портупеи. Я понимаю, что это тонкий тактический ход, не позволяющий супостату обезглавить подразделение в первые минуты после высадки, что у них семьи и т.д., но мне, как рядовому пользователю, гораздо милее образ отца-командира впереди на лихом коне, чем сзади в бронетранспортере. И если уж зашел разговор о художественных произведениях, то карабановых и хвощинских из «Баязета» я встречал крайне редко, в лучшем случае, - латышевых.
Да, был у меня командир, капитан Сулимов. Если бы у нас, как у американцев, поощрялось прикладывание руки к пустой голове, я бы делал это каждый раз, вспоминая о нем или встречая в дембельском альбоме его фотографию. Правильный был Командир. Уважаемый. Без говна. Сидим в курилке, влетает бойчина с горящими глазами: «Парни, меня только что Капсуль по имени назвал!». Не уверен, что сутки отпуска при части произвели бы на него такое же впечатление. К сожалению, это исключение. Теперь о правилах.

Развод.

Нравилось мне это ежедневное шоу, неизбежное как дембель. Бумтум-бумтум-бум-бурудумтум, дискотека, мать ее. И со всех сторон сползаются празднично украшенные наряды и караулы. 60 караулов за два года - это 60 разводов, а сколько еще нарядов на службу («есть три наряда на службу!») ... Ритуал, таким образом, был знаком до мелочей. Обычно, новый дежурный по бригаде выясняет у заступающих в караул, какова длина цепочки кружки питьевого бачка, что такое боевое знамя части и когда надо стрелять в нарушителя. Если этот новый дежурный - нормальный, то и осмотр проходит быстро, и караульное помещение горит не чаще одного раза за сутки. А вот если данный офицер заступает в наряд не с той ноги, то несоблюдение кем-либо расстояния между бляхой и штык-ножом может здорово испортить вечер всему коллективу.
В тот раз дежурным заступал как раз такой капитан, кажется, танкист. Вздрючив три поста с разводящими, он добрался до нас и до%*&лся до стоящего рядом со мной парнишки. Честно говоря, в данной ситуации этого стоило ожидать, Сян был парень славный, но у него на лбу читалось заглавными буквами: я тут временно и вообще студент я из Москвы. А наша лучшая в мире форма (1989 год) смотрелась на нем как на негре косоворотка, что не помешало ему, оператору ПТУРС, поехать в отпуск за отличную стрельбу.
В общем, когда капитан объяснял ему недопустимость выполнения боевой задачи в мирное время с погоном пришитым таким образом, я, вежливо попросив разрешения обратиться, сказал: «А у Вас, тащ капитан, ремень на хлястик сполз», что в этих обстоятельствах прозвучало, как «на себя посмотри, чувырло» и именно так и было воспринято. В результате долгой тирады о недопустимости замечаний старшим по званию и восьми прихваток по моей шинелке мы вдвоем были отправлены устранять недостатки. Фигли их устранять, когда в кармане ключи от каптерки. Мы просто переоделись и через десять минут прибыли доложить об устранении. Как-то так получилось, что именно в этот момент в дежурке находился наш начштаба, который целый майор. Т.е. «товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану», и н/ш уже поневоле втянут в беседу. А вот..., ваши бойцы..., вид расхристанный..., замечания делают... Надо сказать, что кулачина у майора был с мою голову, и на все вопросы он, как правило, отвечал, изменяя выражение лица и положение этого кулака по отношению к телу подчиненного, саундтрек обычно отсутствовал. И сейчас он ждал отмазку.
Поскольку капитан, как младший по званию и редкий мудак, был из разговора исключен, майору было доложено, что, руководствуясь долгом каждого военнослужащего помочь своему товарищу устранить недостатки, я обратил внимание товарища капитана на хлястик его шинели, умолчав при этом о тоне и интонациях, так как в уставе этот момент не оговаривается. Выслушав меня, майор повернулся к капитану, который, заметив, что теряет инициативу, поинтересовался, почему мы, такие умные, стоим в чужих шинелях. На что мы молча расстегнулись и предъявили внутренние карманы, где аккуратненько хлорочкой были вытравлены наши фамилии и номера военных билетов. Здесь майор начал ржать, капитан зеленеть, а мы потихоньку удаляться.
Был такой фильм «Команда 33», там призывников привозят в часть, ворота открываются и экран становится черно-белым. Так вот, сделать два года своей жизни разноцветными можно, и не обязательно быть «крутым кладущим», нужно только правильно вписаться в существующий порядок.

Кому как, а мне через пол-года службы в саперной роте мотострелкового полка повезло в писари перевестись. Да не в полковые, а аж в дивизионные. Штаб дивизии находился прямо в расположении полка, в котором я раньше служил, и первое время я здорово рисковал получить по шее от дембелей своей бывшей роты.
Но раз так вышло стал я привыкать к новой армейской жизни. А она у штабников другая совсем оказалась. Не стало зарядок, спортивных праздников, хождений строем с песнями и прочего всякого разного армейского. При том при всем как был я салагой ? им и остался, и, как выяснилось был взят на замену дембелю, который с моим приходом беспробудно спал среди рулонов ватмана (днем), а ночью переодевшись в гражданское шарахался в городе (как он гордо говорил ?по блядям?). Возможности у него для этого были, так как часть наша в то время находилась как раз посреди красивого прибалтийского города с огромным количеством блондинок.
Спустя пол-года я освоил все премудрости штабной жизни и своей профессии. Привык спать по 3 часа в сутки, есть по ночам и т.д. Дембель-напарник уволился и стал я полноправным хозяином своей каморки с бумагами, чернилами и прочей писарской ерундой.
Как то раз решил я устроить себе еженедельную постирушку. Хэбчик мой здорово засаливался к концу недели от бумаг. А так как жили штабники втихаря прямо в штабе дивизии, то и все эти дела делали там же. Чаще всего ночью и в выходные. Стирали как правило в штабном офицерском туалете. Он у них был такой белый весь, красивый и не по армейски чистый. Не просто дырки в полу, а унитазы и прочие гражданские радости жизни. Стирали, конечно, не там, где толчки, а среди раковин, прямо на полу. Бросишь хэбчик на кафель, намылишь его хорошенько, щетку в руки ? потер, смыл теплой водой и все дела. Воду потом с пола молодежь собирала.
Ну так вот - было воскресенье. В штабе было как всегда в выходные тихо. Зашел я в туалет, а там сержант, Андрей, моего призыва, командир над отделением комендачей. Тоже значит хэбэ свое застирывает. Кинул я свое барахло рядом и за работу. Оно и хорошо. Поговорить есть с кем за неспешными заботами.
Отполировали мы свое добро, собрались уж смывать мыло да выжимать ? шаги по коридору! И входит в туалет собственной персоной комдив! Сам генерал-майор Т. За каим хреном он в штабе оказался в выходные, да еще с утра на нашу голову? Может и не уходил никуда со вчерашнего дня? А оказаться перед главным отцом-командиром в одних трусах среди мокрого туалета с мокрыми хэбчиками в руках был такой залет, что я тут же представил себя на губе, а в перспективе ? прощай халявная штабная жизнь. Рядом стоял Андрей и думал, по моему, тоже самое.
Однако я ошибался. Увидев генерала Андрей ни сколько не растерялся. На грозный вопрос ?Какого х...я вы тут устроили?? он бодро отрапортовал ?Моем полы, тщ генерал!?. Генерал оглядел туалет и вдруг одобрительно заметил: ?С мылом! Молодцы?. Потом аккуратно обошел нас и заперся на толчке. Мы же кинулись натирать пол... своими хэбчиками. Других то тряпок не было!
Командир тужился на толчке, а мы ударно, с мылом мыли туалет собственными хэбчиками.
Такие дела. Ходить потом пришлось в подменке. И стирать я старался у земляков, в полку.

История эта произошла в середине 80-х в Сормовской танковой дивизии. Командовал полковник Гусев. Достаточно крутой товарищь в смысле разборок. Генерала не давали и в партию не принимали за то, что как-то по случаю прилюдно набил морду одному нерадивому прапорщику. Так вот. Зима 85-го. Большие дивизионные учения.Отмобилизовали полный состав партизан. Я тогда эту толпу увидел, охренел мрачно. Но дело не в этом.Что бы новоявленные бойцы лишнего в частях не имели решено было все знамена из штаба собрать в кучу ихранить в КУНГе одной из штабных машин. Ну и постоянный караул к ним, как положено. Так и жили эти 4 бойца все учения в будке. Ну чем не солдатское счастье? Знающие поймут. За бортом до - 35, а ткт сторожи 10 палок. И главное кому они нужны ? Ну и спали ребята все 24 часа в закрытой будке, а чтотам еще делать? И все было бы хоршо, но вдруг!
Как-то поздно вечером штаб снялся и переехал куда-то в другое место. Нам наступать приказали. И вот катрина: ночь, зима, мороз, снег и звезды. По лесной дороге едет комдив на своем боевом УАЗе. Поперек дороги валяется какая-то странная палка с чехлом на верхней части. Остановились. Вышли. Развернули. Боевое знамя дивизии. Состояние Гусева не знаю. Я там не был, но представить могу. (См. устав в разделе о боевом знамени)
Историю сильно раздувать не стали. Мужикам впаяли по месяцу губы и еще продлили по особой просьбе главного участника. Тем и ограничилось, а если бы он его не нашел?????

Швартуется авианосец.
Впередсмотрящий докладывает капитану:
- До пирса три ярда, сэр! Два ярда, сэр! Один ярд, сэр!
Один ярд пирса, сэр! Два ярда пирса, сэр!..

Бессонница
Посвящается Игорю НеГорюю.
Братишка, всё будет пучком!
Не сплю. Опять не сплю. Бессонница - это кошмар, преследующий меня уже много лет.
Холодные струи дождя за воротник. Автомат студит пальцы, но его суровая уверенная сила греет, убеждая, что всё будет хорошо.
Три часа ночи. Сон исчез. Совсем исчез, будто не было дневной усталости, беготни и лиц, лиц, лиц. Не тех лиц, что мелькали под прицелом «калашникова». Многие из них нигде, никогда не мелькают. Давно. Странно, что моя физиономия реальна. Лучше, а вернее, правильнее было, если бы её мелькание остановилось там, тогда. И справедливее. Перед богом и людьми. Взял - отдай!
День - облегчение после бессонницы, искупление безжалостно прожитой ночи.
Люди. Обыкновенные люди. Им что-то надо от меня, мне - от них. Изнуряю себя работой.
Скоро вечер. Суета закончится. Исчезнут лица.
Не хочу ночи.
Почему мне так хочется оказаться там, двадцать лет назад. В горах. В песках. В Афгане. Чтобы дождь холодными струями лился за воротник бушлата, а руки грел студёный автомат.