ЛАДА

Жила-была на территории автопарка собака по имени Лада. Благородных деревенских кровей. Лада хорошо разбиралась в людях, имела чутьё на начальство и безошибочно определяла когда стоит спрятаться, а когда можно выйти на свет божий и повалять дурака с солдатиками. Потом Ладушка ощенилась, подарив Советской Армии ещё девятерых мохнатых нахлебников. Автор вообще-то всегда любил собак. Малышня это дело почуяла своими маленькими носиками-пуговками и завидев меня по утрам сбегалась со всех направлений пожелать хорошего дня и попробовать в очередной раз прокусить кирзу вычищенных сапог. Сначала это было прикольно. Но затем малышня подросла, превратившись в стадо сбрендивших инфантов, занятых поиском смысла жизни. Пропорционально весу тушек увеличивался урон наносимый их бурной деятельностью. В принципе, отцы-командиры вполне терпимо относились к толпе дворняг, позволяя себе лишь изредка топнуть ногой и шугануть уж слишком зарвавшегося четвероногого. Но однажды в середине дня в части сыграли общее построение, итогом которого было экстренное выдвижение колонны по какой-то казённой надобности. Так уж случилось, что когда полк уже замер на плацу, выслушивая приказ, бравые ремонтники (сопровождающие колонну) ещё чесали гениталии. А потом произвели неповторимый фурор, явившись перед публикой в сопровождении радостно лающей и беспорядочно скачущей своры. Комполка был хорошим мужиком, но такого цирка стерпеть не смог. Моя команда и я огребли как надо, а собак было поручено отправить в подсобное хозяйство пасти свиней.
Я трясся в кабине Краза и сердце обливалось кровью. Забирают моих собак. Я гневился на небеса, за то что это произошло и благодарил их потому что отлавливать малышню и отвозить их на ферму придётся не мне. Через два дня мы вернулись в расположение. В парке царило уныние и неестественная тишина. Их было так много. И я был к ним очень сильно привязан. Работа не шла, инструмент валился из рук. Полдня проведены в курилке. Я добивал дневную порцию овальных сигарет "Полёт", когда влажный нос ткнулся мне в ладонь. Это была Ладушка. Поднялась на задние лапы, лизнула в лицо. Потом села прижавшись к ноге. Время от времени поднимала морду, посматривая на меня. Я готов поклястся, что видел в её глазах слёзки. Забычковав окурок направился к боксу. Лада пошла-было со мной, но, видимо вспомнив, что теперь она "вне закона" поотстала и скрылась в бурьяне. Когда свору отлавливали и сажали в грузовик, умная собака затаилась. Её не нашли. Дня три после моего возвращения она шифровалась около курилки, выходя только завидев меня. Дня три Лада провожала меня, удаляясь на считанные метры от своего прибежища, чтобы не попадаться на глаза командованию. На четвёртый день когда я был в курилке, зампотех явил своё лицо из-за боксов и энергично возмущая воздух позвал меня трудиться. Я поднялся и поспешил к нему. Лада потеряв осторожность рефлекторно побежала за мной, попав в поле зрения начальства. Я цикнул на собаку, но она очень внимательно глянула на меня и продолжала трусить рядом. В итоге мне пришлось грузить Ладушку в машину и везти-таки её на ферму.
- Эх ты, глупое создание, - ворчал я на псину, сидящую рядом. - Ну кто тебя просил высовываться? А?
Ладушка в ответ только повиливала хвостом и отворачивалась к окну. Потом я встречал в своей жизни ещё немало глупых созданий, но Ладушку уже к ним не причислял. Понял я это, когда мы заехали на территорию хозяйства и в приоткрытую дверцу ворвался резкий запах свинарника. Собака стремглав вылетела из кабины и бросилась к одному из своих малышей, сосредоточенно грызшему кость исполинских размеров у входа в подсобку.

Ладушка точно знала, что нужно было делать, чтобы снова встретиться со своей малышнёй.

Навеяно историями про пуски и ракеты...
Было такое «милое» место в Советском Союзе - Капустин Яр. Или Капьяр, в просторечии... «Пускались» там многие. И многое....
И вот как-то в курилочке, после «дозы принятой», пошли разговоры - воспоминания... Несколько историй запомнилось. Привожу одну из них от первого лица.
Как-то раз мы (а МЫ - это подразделение, отвечающее за наблюдение и своевременную передачу начальству данных о полете летающих предметов - в просторечии «Изделий»), отработав положенное, собравшись принять внутрь что-нить съестное, двигались в сторону расположения, нас догнал один из наших офицеров на ГАЗ-66-м.
- Значица так. У «соседей» с наблюдением беда. То-ли станция шалит, то-ли что еще. Есть предложение. Надо помочь товарищам, обеспечить пуски. За что вышеназванные товарищи обязуются компенсировать моральные и физические мучения всем, что придет вам в голову, но в пределах разумного....
Народ переглянулся.... «Ну...это... если надо - сделаем»...
Бодренько загрузились в кунг, поехали.
На ходу незнакомый майор объяснил суть вещей. Оказывается, поднимали они «крылатую». Ту самую, которых в то время в СССР не было, а были только у поганых империалистов. Надо было расставить на маршруте полета посты слежения и докладывать в «центр» о прохождении этой штуки над местностью. Пролетев положенное, она должна грохнуться в «заранее заданном районе» и прекратить существования самоубийством. Рубежей должно быть пять или шесть. На определенном удалении. По окончании пусков милости просим к нам на точку. Доставку вас в ваше расположение в любом состоянии, а так же сохранность аппаратуры гарантируем.
Ну как было отказать! Тем более, когда коварный «Дядя Сэм» спит и видит наше поражение в этой гонке... «А выпить найдется? - Обижаете... У нас повар так огурцы солит - хруст на всю степь стоит».
Начали. Расставили посты, проверили связь. Я сижу в Главном Капонире со своим «захребетником». «Захребетник» лампочками моргает, урчит чего-то в наушники и динамик.... Метрах в 200 стенд с «изделием».
Весь капонир большими звездами забит. Полковник воду по стаканам разливает. Жарко.
«Тащ генерал, разрешите запуск!» «Разрешаю.» «Восьмой - четырнадцатому: Подъем!!!»
Ахнуло где-то рядом и со звуком «Ф-ф-ф-ф-у-х-х-х-» что-то пронеслось недалеко от капонира, быстрое и невидимое.
Через пару минут ожил мой «захребетник»:
- Пост один-четыре. Изделие прошло. Время такое-то....
Большие звезды что-то записали на бумажке...
Еще через минуту-две:
- Пост два-четыре. Изделие прошло. Время такое-то....
Опять записали...
Еще:
- Пост три-два. Изделие прошло. Время такое-то....
«Отклонение наметилось.... Ну это пока незначительно. Идет нормально»
Опять:
- Пост четыре-четыре. Изделие прошло. Время такое-то....
-Ну вот, мля, выровнялась... А ты говоришь.
Пауза....
Еще пауза.....
Опять пауза....
- Капитан, что у Вас со станцией?
- Все нормально, тащ ген-лейтенант.
- Вы уверены?
- Конечно.
-М - да... Вызовите пятую линю!
- Я - точка. Пятый - ноль на связь!
- Пятый-первый на связи. Пятый-второй на связи. Пятый-третий на связи. Пятый-четвертый на связи....
- Доложите о прохождении!
- Изделие не проходило! Изделие не проходило! Изделие не проходило! Изделие не проходило!...
И вдруг.... По другому каналу.....
- Пост четыре-два. Изделие прошло. Время такое-то....
Капонир переглянулся...
- Пост три-два. Изделие прошло. Время такое-то....
Капонир зашевелился....
- Пост два-два. Изделие прошло. Время такое-то....
«Домой идет» - выдохнул кто-то...

Дальше началось нечто. Стадо генералов и полковников начало выбираться наружу. С виду тучные служаки бодренько выпрыгивали наружу, как лейтенанты-первогодки... Апофеозом этого было уже знакомое «Ф-ф-ф-ф-у-х-х-х-» над головами... Куда ушло изделие - было неведомо никому....
А накормили-напоили после этого нас здорово!

В продолжение темы про службу в роте охраны.

Засобирался я отдать свой долг Родине. В ожидании армии трудился я на кафедре своего института. В один из дней на соседней кафедре появился мой троюрный брат Антон. Братец мой только-только демобилизовался из рядов славной и непобедимой. Само собой встреча была бурной и радостной. Целых полгода, вплоть до моей отправки в войска брат передавал мне премудрости армейской службы. Большая часть советов оказалось весьма кстати и в разных стремных ситуациях знания нюансов и хитростей службы, поведанных братом меня спасало. Однако на каждую хитрую ж..... .
В общем, применил я братов наказ не самым лучшим образом. Призвали меня служить на одну из авиабаз дальней авиации в роту охраны. В процессе службы гоняли наш студенческий призыв много и качественно. Как-то дошло до нас известие о грядущем забеге в противогазах. Общее уныние охватило молодое воинство. Все понимали, что удовольствие от сего действа мы не получим. Тут мне вспомнился совет брата, которым я поспешил поделиться с друзьями. Хитростей при забеге с резиной на голове существует несколько. Самые прозаичные методы типа откручивание трубы от фильтра или удаление дыхательной мембраны из самой маски, по причине ушлости командования роты и угрозы применения синеглазки были отменены сразу. Остался один «хитрый» метод, который мы и применили. Рота была построена, была дана ненавистная команда «газы» и начались народные забавы под названием скачки. Опытные старослужащие бойцы, словно кони, начали забег резво и мощно. Мы, молодежь, начали отставать и задыхаться. Настал момент применения способа «спасения». Между резиной противогаза и щекой были вставлены спичечные коробки. Приток свежего воздуха придал дополнительных сил, дедушки были быстро настигнуты и рота стала видимым нерушимым монолитом. Командиры нами справедливо гордились, о чем нам сообщали в весьма ветееватых подбадриваниях в виде смеси армейского юмора и русского мата. Но, как оказалось до облома было недалеко. Через какое время стеклышки маски стали запотевать. Еще немного и смотреть можно было только сквозь узенькую полоску нижней кромки стекла. Ну да не беда, финиш близко, а ориентироваться можно и по виду сапог впереди бегущих дедушек. Как потом оказалось, подобное неудобство с обзором испытывал весь взвод. Все ориентировались одинаково, по мелькающим пяткам передних коллег. Видя финиш, головной отряд дедушек резко ускорился. Внезапно из моих смотровых щелочек пропал вид мелькающих каблуков, но звук соприкосновения их с бетоном был где-то рядом и стал громче. Смекнув, что финиш близко мы тоже рванули и....... . Внезапно я на полном ходу налетаю на что-то вертикально стоящее, плоское и очень, очень твердое. Удар был страшной сокрушающей силы. Через доли секунды его сила была многократно увеличена врезающимися в меня сослуживцами.
Возникшую тишину разрезал мощный поток отборных ругательств из образовавшейся кучи бойцов и не менее мощный поток ржания всех кто созерцал эту картину со стороны.
Как потом рассказывали очевидцы, дедушки и салаги ускорились почти одновременно, но дедушки то зряче и красиво вписались в поворот дороги, а молодой призыв со мною во главе не менее красиво пролетел прямо и даже не думая тормозить, со всей дури вошел в бетонный забор, вошел весь, до последнего человека.
Утверждают, что часть так еще никто не веселил. Мы стали первыми клоунами авиабазы. Еще долго нас подкалывали, прелагаю повторить номер на бис. На что мы скромно отмалчивались. От праведного гнева и справедливого возмездия моего призыва, за предоставление замечательного способа спасения, меня спасло только то, что все соплеменники были людьми интеллигентными и с развитым чувством юмора.
Часть снова зажила спокойной размеренной, боевой жизнью. А в авиации по-другому и не бывает.

Христос был одиозной личностью. Любое его действие будоражило не только личный состав роты, не только её комсостав, но и, наверное, угловые флаги на нашем импровизированном футбольном поле. Это началось с момента его появления в створе ворот первого бокса и закончилось с его посадкой(а точнее, с погрузкой) в военный ЛАЗ в последний день.
Тот день начался с шапочного знакомства с нашим новым комполка, которого приняли за партизана и которому по дружески в неофициальной обстановке в деталях описали окружающую бутафорию. Включая мелкие детали характеров отцов-командиров. Когда прикол вскрылся мы перманентно потеряли дар речи и ръяно взялись за работу. Временами переглядывались, улыбались друг-другу, иногда взрывались нездоровым смехом и кто-то повторял с чувством: "Лермонтов,Ъ!". Когда нас посетил очередной смехун, калитка открылась и появился он, Христос. Благонравное лицо с печальными глазами, длинными волосами и библейской бородкой. Под лицом размещался старый помятый офицерский китель без пуговиц. Из-под полы кителя совсем по-домашнему свешивались пижамные штаны с эмблемой Международного фестиваля молодёжи и студентов 198счастливого года в Москве. Логическим заключением ансамбля служили уставные солдатские тапочки. Оба правые.
Христос постоял, попытался вникнуть в причину веселья и смущённо улыбнулся. Его геройское обличье вызвало в нас очередную волну гоготания. Слегка понервничавший с утра Дрын, наш начальник, услышав "дискотеку" ломанулся из бытовки с целью сломать кому-нибудь черепную коропку и заварить рот газосваркой кому-нибудь другому. Дверь получила пинок поддых, жалобно охнув разверзлась, а Дрын открывший рот для проведения воспитательного процесса забыл его закрыть и стал разглядывать партизана. Потом Дрын начал дёргать щекой и бровью, что говорило о потере душевного равновесия.
-Это что?, - спросил он нас, тыкая в Христа.
-Партизан, - ответил кто-то из бойцов и провалился в яму чтобы скрыть приступ смеха.
-Понятно,..... явление Христа народу! - многозначительно заявил прапорщик Дрын и вернулся к своему столу (Так Христос стал Христосом). Он судорожно схватил телефон, нажал на одну из трёх кнопок, торчавших вместо номеронабирателя, и начал речь. Не буду утомлять читателя. Смысл сводился к тому, что мало того, что он, Дрын, был категорически против получения "подмоги", мало того, что подмога в числе четверых партизан делегировала только одного, мало того, что этот один больше похож на сумасшедшего настройщика скрипок, чем на технаря, а своими пижамными штанами ослепил даже привычного к бликам сварщика Печенко. Он, этот партизан ещё и еле стоит на ногах, Пятиминутный монолог Дрына прошёл на одном дыхании и был оборван каким-то коротким, видимо нецензурным словообразованием. Дрын ответил "есть" и уселся за свой стол. Глаза прапорщика отвлечённо упёрлись в выпуклости полуобнажённой красотки разлёгшейся, на красиво, по-буржуйски красиво отпечатанном плакатике. Дрын был в нашей части сторожилом, поэтому хорошо помнил предыдущий "партизанский наезд". В его воображении партизаны представлялись тучей саранчи, а кадровая армия - сборищем мазохистов. Саранчу никто не зовёт, она неожиданно является сама, пожирает, разрушает всё вокруг и так же неожиданно исчезает. Партизаны делали всё то-же самое, но в отличие от саранчи, армия добровольно приглашала их на сборы. Мало того, армия в своих приглашениях была предельно навязчива. Армия сама искала проблемы на свою большую неповоротливую задницу.

-Обход, бойцы, - заорал прапорщик, вернувшись к нам.

Обход, - визит зампотеха, тяжёлого человека, майора Кротова. Майор любил экспромты, чистоту, уважал технику безопасности и не скупился на наряды. Обычно по команде "обход" бойцы временно бросали инструменты, со скоростью молнии наводили видимость порядка, лишние приспособления и железяки распихивали по штатным местам, оправлялись и морально готовились к перевариванию пиндюлей. Как заслуженных реально, так и заслуженных виртуально.
Многократно проведенные Дрыном учения принесли пользу и первый бокс был готов к обходу в течение двух минут. Осечки не было и на этот раз и Дрын, заняв пост у ворот в последний раз окинул взглядом владения. Майоровский силуэт уже маячил своей фуражкой, когда глаза прапорщика остановились на Христосе.
-В кузов, - прозвучала деловитая команда.
Обалдевшего, покачивающегося партизана подхватили под руки-ноги и аккуратно закинули в кузов ближайшего Зила. Дрын вскочил на колесо, и порекомендовал партизану быть тише воды и ниже травы.
И тут начался Обход. Первым делом Крот в пятисотый раз наехал на сержанта Пресняка за татуировку с изображением медузы, поселившейся на запястье. Когда зампотех отвернулся, Пресняк отдал честь в лучших традициях "Кин-дза-дза", моментально узрев Дрынов кулак.
Потом майор привычно заглянул в ведро с солидолом, привычно узрел на поверхности ГСМ частички сигаретного пепла, поманил пальцем Дрына, молча указал на упущение и Дрынов кулак увидели все остальные. Майор блистал и пиндюля равномерно разлетались от него по всем направлениям, как снопы света от красна солнышка. Дрынов кулак мелькал как кривошипно-шатунная пара на полном ходу. Мы краснели и бледнели, в очередной раз поняв насколько мы, стадо баранов, никчемны, ленивы, неряшливы и беспросветно глупы(Ну, что нового??!!). Узрев на стене самопальную таблицу чемпионата страны по футболу с его любимым "Зенитом" глубоко в заднице, Крот рыкнул : "Снять" и выполнив уставной разворот на 180 градусов собирался удалиться потрошить радистов. Вдруг повторно молча уставился на таблицу чемпионата. Желваки его истерично забегали, а дыхание стало напоминать отсечку воздушного компрессора. Наша коллективная судьба решила, что портясений, ипытанных сегодня явно недостаточно. Над бортом грузовика появилась голова Христа. Майор Кротов был прочно скрыт от партизана кабиной. Приняв наши вялые телодвижения и лёгкий ропот за конец визита, Христос идеально скопировав голос зампотеха сказал: "Так,... Ъ, а теперь перекур". После этого, всё ещё не видя майора стал голосом Крота повторять выдерку из выступления вышеуказанного товарища о наших интеллектуальных и физических способностях. Крот с недоумением всматривался в наши лица пылаясь определить источник крамолы. Потом его озарило, он поднялся на колесо придерживая свой головной убор и заглянул в кузов.
-Ты кто? - растерянно спросил майор.
-Гвардии старшина запаса такой-то, - отрекомендовался Христос, сидя в позе задумчивого Будды.
-Привезли!!!!!!,Ъ!!!!!!, - прогремел зампотех и молодцевато спрыгнув спешно направился к выходу.
-Так домой отпустите, тащ полковник, - невнятно донеслось из кузова.
-...уй тебе, а не домой. - заартачился майор Кротов.

О боже, как он потом пожалел, что был воспитан упорным.

Любовь. Бетон (посвящается 8 марта)

Говорят, любовь - это пухлый мальчонка с крыльями, луком и стрелами. Говорят, любовь - это не вздохи на скамейке и так далее. Говорят еще, что она нечаянно нагрянет. Вот это, пожалуй, из всех расхожих представлений ближе всего к истине. На самом деле любовь - это обнаженная бетонная девушка баскетбольного роста с подъятыми к небу руками. Устрашающая, надо сказать, штука. Почему бетонная? Ну откуда же я знаю? Так пожелалось ее создателю. На ярлыке, привязанном к щиколотке ее правой ноги так и было написано: «Любовь. Бетон».
Появилась она у нас в тот период, когда предводитель нашей маленькой, но гордой фирмы увлекся коллекционированием и кинулся скупать в художественных салонах, на вернисажах и просто у разных проходимцев то, что ему выдавали за произведения искусства. Бетонная Любовь была одним из таких произведений. Предположительно ее втащили к нам в офис через окно при помощи подъемного крана с близлежащей стройки. Потом стройка закончилась, подъемный кран уехал, и статуя оказалась в ловушке. Собственно, нам она не мешала, лишь иногда до полуобморока пугала редких посетителей. Мы обитали тогда на четвертом этаже дома старой постройки в центре Москвы - коридорная система, потолки шестиметровой высоты и запах пригоревшей каши по утрам. Запах пригоревшей каши происходил от того, что в некоторых элементах этой самой коридорной системы еще жили люди - по большей части реликтовые старушки в пенсне и бархатных шляпках.
Наша маленькая, но гордая фирма снимала под офис две однокомнатные квартиры в разных концах коридора, в котором при желании мог бы приземлиться и взлететь небольшой самолет. И не мешала нам наша Любовь до тех пор, пока мы не вознамерились переехать. И вот тут-то начались проблемы. Хозяйка квартиры - интеллигентная преподавательница музыки - наотрез отказалась принять девушку в дар к своему столетнему юбилею. Не прельстила ее даже возможность использовать Любовь в качестве торшера.
- У меня нет стремянки, чтобы вытирать с нее пыль, - холодно мотивировала она свой отказ и добавила, что если уж мы выметаемся из ее квартиры, то пусть «эта похабщина» выметается в первую очередь.
Потерпев первую неудачу, наш шеф решил идти испытанным путем и попытался Любовь продать. На первое объявление в газете «Из рук в руки» не откликнулся никто. Тогда мы это объявление отредактировали, выкинув из него все упоминания о размерах скульптуры. Откликнулось человек пять, но посмотреть товар пришел всего один, хотя, отвечая по телефону на вопросы о Любовиных габаритах, мы отчаянно врали, вычитая из общего роста девушки высоту постамента и длину простертых к солнцу рук. Этот единственный отчаянный покупатель охрип, столкнувшись в прихожей с бетонной подмышкой произведения искусства, поэтому торговаться не стал, а просто сделал вид, что ошибся дверью.
Отчаявшись вернуть средства, вложенные в поддержку молодого скульптора, наш незадачливый меценат выдал секретарше Мадлене Иосифовне пятьсот рублей и приказал где угодно найти кого угодно, кто мог бы за эти деньги выволочь фигуристую бетонную дуру хотя бы в коридор. Он рассчитывал, что до того момента, как ее обнаружит там старая склочница уборщица тетя Даша, мы успеем смыться. Щепетильная Мадлена Иосифовна подобрала возле ближайшего гастронома четверых с половиной бомжей и пятисотрублевой бумажкой заманила их к постаменту Любви. Четверых с половиной - потому что их вообще-то было пятеро, но пятый был пьян более других, и товарищи поочередно несли его на закорках, так как бросить было жалко. Увидев голую бабу с ярлыком на ноге, этот пятый громко сказал «ни хренаськи!», протрезвел и сбежал, а оставшиеся четверо принялись отрабатывать обещанные деньги. После полутора часов нечеловеческих усилий, в результате которых им удалось лишь на сантиметр сдвинуть пьедестал, вырвать клок обоев и провонять всю квартиру перегаром, главный бомж тяжело вздохнул и сказал:
- На хрена вам бетонная? Купили бы лучше резиновую....
Потом они дружно встали и вышли, не взяв с нас ни копейки, но попутно сперев в прихожей сапоги Мадлены Иосифовны.
На все сэкономленные пятьсот рублей наш начальник накупил дешевого коньяка, и мы всем коллективом до полуночи под «В лесу родилась елочка» водили хороводы вокруг статуи, а начальник плакал у ее гигантских ступней и уверял, что он зайчик.
И вот, когда положение стало казаться совсем уж безвыходным, из отпуска вышел личный водитель начальника Валера. Осмотрев неубранные последствия наших хороводов и молча выслушав несколько рассказов о последних неприятностях вокруг Любви, он оседлал стул на колесиках, одолжил у Мадлены Иосифовны телефонный справочник и уехал на кухню. Валера всегда ездил верхом на стуле. В пределах одной квартиры он перемещался, цепляясь за попадающиеся по пути предметы, а для переезда в другую часть нашего двухквартирного офиса вставал на сиденье коленом одной ноги, другой отталкивался от пола и так, держась обеими руками за спинку, развивал немыслимые скорости. Бабушки в бархатных шляпках испуганно прижимались к стенам, когда Валера с гиканьем мчался на своем стуле по длинному коридору. Но в этот раз он повел себя на удивление тихо. Полдня Валера напоминал о себе лишь шуршанием телефонного справочника и позвякиванием посуды. Поэтому все, кто находился в квартире, одновременно вздрогнули, когда из кухни вдруг донесся его вопль:
- Алло!!! Алло!!! Здравствуйте! Скажите, лом цветных металлов вы почем принимаете? А? Бронза... Много... А адрес? Записываю...
Видимо, то, что ему ответили, ввергло Валеру в смятение. Он выехал в прихожую и очень почтительно объехал несколько раз вокруг статуи. Потом сказал:
- Мда-а-а, - и снова скрылся в кухне.
Мы переглянулись.
- Как вы думаете, - заволновалась Мадлена Иосифовна, - Стоит ему сказать, что она не бронзовая?
- А вас спрашивали? - отозвался завхоз, - Думаю, не стоит. Может, это к ней вообще отношения не имеет.
- Ну да - не имеет! Вы видели, как он на нее смотрел?
- Ну-у, смотрел..., - завхоз пугливо покосился на Любовь, - Может он... это... любовался.
- Нашел, кем любоваться, - ревниво заметила секретарша и снова уткнулась в газету.
Бетонную девушку она невзлюбила с самого начала и считала, что такое количество обнаженного стройматериала в офисе разлагающе действует на коллектив.
- Не может же он и вправду думать, что она бронзовая... Он, конечно, оболтус, но не настолько же...
Завхоз ошибался. Оказалось, что все-таки настолько.
На следующий день Валера явился на работу не один, а в сопровождении приятеля.
- Это Роман, - коротко отрекомендовал он и обратил свой плотоядный взор на Любовь.
Роман напоминал гигантского моллюска - одна сплошная мышца от шнурков на ботинках до надбровных дуг. Даже уши у него были мускулистые.
Было ясно, что ему предстоит стать главным исполнителем идеи, генератором которой являлся Валера. Образно говоря, Валера был Мозгом, а Роман - Мускулом.
Мускул был большой, а Мозг - маленький, поэтому вся затея с самого начала не обещала ничего хорошего.
Судя по всему, поначалу их вдохновляла сумма, обещанная Валере за килограмм бронзы. И то, что этих килограммов в Любви было по меньшей мере полторы тысячи, приятелей ни в коей мере не обескураживало. В коридор они выволокли статую почти без потерь - разбитый хрустальный абажур и опрокинутая вешалка не в счет.
В коридоре Роман с Валерой уложили Любовь на спину, обмотали пьедестал веревками и натужно поволокли в сторону лифта. Точнее, волок Роман, а Валера, расставшийся по такому случаю со своим стулом, метался вокруг и все время норовил запутаться в вожжах. Мысль обернуться назад пришла им в голову одновременно, но лишь у самого выхода на лестничную площадку. Оказалось, что несгибаемая Любовь зацепилась одной из своих сталеварских ручищ за край линолеума, которым был покрыт коридор. Линолеум был настелен давно, некачественно, и против объединенных усилий Романа и бетонной женщины не устоял. Первый лист оторвался, сложился наподобие плоеного воротничка и с добродушным шорохом двинулся за всей скульптурно-мускульной группой, аккуратно снимая штукатурку со стен, выкорчевывая еще уцелевшие кое-где плинтусы, подминая и срывая с места все на своем пути. В общей сложности Валера, Роман и Любовь за один проход сняли, сложив в гармошку, не менее тридцати метров линолеума. В одной из складок застряла реликтовая бабушка, потерявшая от ужаса голос и бархатную шляпку. Валера и раньше не пользовался доверием гражданского населения подъезда, а теперь, когда лежащая навзничь бетонная женщина обрела пугающее сходство с окоченевшим трупом, его перспективы стали и вовсе безрадостными. Валера, ослепленный предстоящей баснословной выручкой от реализации бронзового лома, об этом не задумался ни на мгновение. Он мило извинился перед старушкой, при помощи Романа выдернул ее из искореженной массы линолеума и прислонил к стенке. Ему было не до старушек. Операция переходила в следующую стадию - поворот на лестничную площадку.
На холодные голени бетонной девушки падали тяжелые капли пота охотников за цветными металлами. Щербатые плитки, которыми был выложен пол перед лифтом, хрустели и крошились в мелкую пыль под ее бедрами... В тот момент, когда под странное взвизгивание Романа нижняя часть скульптуры вывернулась на площадку, Любовь изловчилась своей остававшейся еще в коридоре верхней частью и чиркнула указательным пальцем по противоположной стене, пропахав в ней глубокую борозду и играючи порвав толстый кабель, снабжавший электричеством весь этаж.
Потом друзья сидели на животе у Любви, громко дыша и слизывая пот со щек. Но долгое бездействие было не в Валерином характере. Не дожидаясь, пока его помощник перестанет дышать совсем, он вскочил:
- Ну что, давай теперь ее на попа? В лифт будем впихивать...
Не потрудившись хотя бы визуально сопоставить размеры лифтовых дверей с ростом статуи, Роман послушно поднялся...
Лифт пришел не пустым. В нем ехала дама - еще не старушка, но уже где-то на грани.
- Добрый день, - обаятельно улыбнулся Валера, когда двери лифта открылись, - Вы вниз?
Улыбающийся, мокрый, как мышь, Валера и мутный взгляд шатающегося Романа, цепляющегося за гигантскую обнаженную женщину, сделали свое дело - дама завизжала. Ее визг отрикошетил от всех стен сразу и кувалдой обрушился на всю троицу. Потная рука Романа, удерживавшая его в контакте со статуей и с действительностью, соскользнула. Он успел ухватиться за перила, а Любовь не успела и, выбив руками стекло в двери лестничной клетки, затем и саму дверь, в несколько приемов снова приняла горизонтальное положение.
Сдаваться Валера был не намерен. В считанные минуты он разработал новый способ транспортировки статуи к заветному приемному пункту. Ей предстояло проделать весь путь вниз по ступенькам лежа, вставая на ноги только на площадках, поскольку между лестничными пролетами места для разворота Любви в лежащем положении не было. Роман, уже не отдающий себе отчета в происходящем, новый план одобрил.
- Бум!!! - сказала голова Любви, съехав на первую ступеньку. Отколовшийся от ступеньки кусок мрамора сделал несколько прыжков и канул куда-то в пустоту между пролетами.
- Бум!!! - повторила она, съехав ниже. Вторая тупенька треснула.
- Бум-м-м-м-м.... - мелодично загудели чугунные кованые перила, увлекаемые арматурными объятиями Любви.
- Уй-ё-ё-ё, б***дюга! - взвыл Роман, которого между третьим и четвертым этажом припер к батарее объемный пъедестал бетонной девушки.
Вызволять друга пришлось Валере... Он так и не понял, на чей счет относился этот возглас.
Еще один пролет они преодолели аналогичным способом.
На площадке третьего этажа Роман долго отдыхал, обхватив Любовь за талию и припав к ее холодной груди. Валера подпирал статую с тыла и, время от времени приходя в сознание, сучил ногами по плиточному полу, чтобы придать себе видимость равновесия.
- Ромыч, - хрипел Валера из-за бетонных ягодиц, - Держись... Еще немного... Ты тока прикинь, какие бабки...
Роман со свистом втягивал воздух, забывая делать выдох.
- Ты тока прикинь, - не унимался Валера, - Тут ведь не меньше тонны. Это ж получится...
Он попытался подсчитать, загибая пальцы, но пальцев не хватило.
Повторяю - Мускул был большой, а Мозг - маленький, поэтому ярлык на ноге статуи они прочитали только между первым и вторым этажом, когда эта самая нога застряла сразу в двух почтовых ящиках, попутно искорежив еще четыре.

Косметический ремонт подъезда пришлось оплачивать нашей маленькой, но гордой фирме.
С тех пор мы плохо относимся и к любви, и к меценатам.
А Валеру посадили на пятнадцать суток за нарушение общественного порядка в ночное время. Он крушил отбойным молотком огромную Любовь и мешал спать немногочисленным жильцам.