Посольские истории или дети дипломатов и шпионов - 1
(это байки, а то... в «Матросской тишине» еще много мест, все имена и фамилии вымышленные)

Отлет и прилет

Как-то осенью 198... года, будучи 13 летним отпрыском, в наказание за какую-то внушительную провинность я находился дома и читал шедевр Ф.М. Достоевского «Идиот», который мне вручила мама со словами: «От сих - до сих», и на всякий случай отвесила пару подзатыльников. Делать нехуя - наказан. Прочитав несколько страниц, я посмотрел на политическую карту мира, висевшую над столом, а затем в окно. Сентябрьская погода оставляла желать лучшего. Шел сильный дождь - о рыбалке не могло быть и речи. Вздохнул и продолжил мучить свой мозг истинами и недоразумениями князя Мышкина. Не прошло и часа, как пришел отец, молодой (на тот момент) служащий МИДа. Они с мамой что-то долго обсуждали на кухне, а я ждал вердикта семейного суда и думал о судьбе своей пятой точки. Спустя время в комнату зашел улыбающийся батя и произнес: «Ребята, мы через месяц летим в Африку!»
Я захлопнул «Идиота», удивившись тому, что в руках отца не было ремня, а маленький братишка перестал в своем манеже сосать бублик с маком и уставился своими наивными зелеными глазами на папу. Малыш понял, что произошло что-то важное, но что - ему было еще непонятно.
- Сынки, - продолжил отец, - меня с мамой на несколько лет отправляют в Африку, а вы с нами...
- «Идиота» читать? - на радостях спросил я.
- Что? «Идиота»? - призадумался батя, - Нет! В этом нет необходимости. По крайней мере, сегодня. Мамку главное не обижай. А вот прививки от малярии вам сделать придется.
При этих словах я чихнул, а брат Коля, интуитивно почувствовав наступление большой «жопы», засунул бублик в рот и скрылся в пространствах своих многочисленных подушек и игрушек, закутавшись в пуховое одеяло. Почему-то слово «прививка» для него оказалось страшнее, чем слово «Африка».
Потом были медкомиссия, прививки, которые мы с братом мужественно перенесли, походы в магазин за кожаными чемоданами и летними шмотками, а также ряд других устроенных матерью шопингов и мероприятий.
И вот настал день отлета. Вернее сказать - ночь отлета! По старой традиции вечером в квартире собрались все провожающие: родственники, соседи, коллеги отца и жаждущие похмелиться из числа «я знаю твоего папу, я с ним в школу ходил». Пока взрослые пили и ели, мы с братом пытались тщательно спрятать в кармашки его одежды подаренные ему сладости. Все карамельки и шоколадки в его карманчиках не помещались, а посему было принято решение разместить оставшуюся часть у меня в сумке. Предварительно подумав и пристально оглядев мой радикуль, брат дал добро и проглотил целиком «Ириску». Я испугался, а малыш лишь добавил: «Всё бели, плигодится!» (Это сказал будущий директор строительной фирмы). Я сложил в сумку все подаренные кондитерские изделия и стал ожидать окончания фуршета. Бабушка плакала, провожая внуков за «кордон» и паковала в пакет пирожки с капустой и рисом, которые я не попробую еще целый год, а сейчас уже никогда.
Одна часть приглашенных родственников отправилась домой, другая, более трезвая, двинула с нами в «Шереметьево-2». Там взрослые еще пропустили по «стремянной», и мы прошли на регистрацию рейса. При этом всю дорогу до аэропорта брат боролся с желанием сожрать что-нибудь из своих запасов, которые жестко были конфискованы на подходе к таможне мамой, посчитавшей сладости «контрабандой» и сложившей всё в свою сумку.

Африканская страна встретила москвичей страшной жарой. В аэропорте нас встречал офицер безопасности посольства (контрразведка КГБ) дядя Ваня. Вручив нам с братом по свежевымытому манго и бутылке «Перье», а родителям по бутылочке холодного «Джин-тоника», он загрузил наше семейство и багаж в свой «Пежо» и повез в Посольство СССР, где мне было суждено провести год. Довольно сложный год... Год, проведенный вдали от Родины, бабушки и ее пирожков.
Прежде чем продолжить повествование, я хочу отметить, что в данной стране находилась довольно большая колония советских граждан: посольство, представительства военных и торговых советников, а также госпиталь с нашими отечественными хирургами, проктологами и гинекологами. Само посольство состояло из двух частей: служебный корпус и жилой. Служебный блок представлял из себя обыкновенное монументальное детище советских архитекторов с флагом СССР и с резиденцией посла. Посольские служащие делились на 3 группы: дипломатический состав (дипломаты МИД, резиденты спецслужб (КГБ и ГРУ) с подчиненными сотрудниками и обязательно представитель ЦК КПСС: типа замполит), техсостав (завхоз, инженер, слесари, электрики, сантехники, учителя, врачи) и ДЕТИ - основная и самая проблематичная часть населения советской колонии.
Жилой корпус располагался через дорогу и являлся гордостью французских строителей, которые под «всевидящим оком» ЦРУ, возводили этот комплекс: с 5-ти этажным домом, клубом, библиотекой, баром (бунгало), бильярдной, бассейном, школой, теннисным кортом и медпунктом. При этом посольство по «доброй» воле спецслужб иностранных государств было построено на территории векового пристанища совокупления змей (куда смотрели наши «спецы» - это вопрос!!!), которые каждый сезон из года в год любили там предаться оргиям с целью размножения. Этот природный феномен, основанный на инстинктах пресмыкающихся, сыграл дурную шутку не только с моей мамой, но и с моим братишкой и первыми лицами Посольства. Но об этом позже.
Территория жилого посольства мне показалась огромной (250 на 200 метров) и красивой. Несмотря на то, что она была огорожена 2-х метровым бетонным забором, на всю семью она произвела впечатление. Красивые цветы, пальмы, птицы, бабочки и другая тропическая мутатень заставили мою маму сказать: «Красота!», а при виде служебной квартиры удивиться и произнести: «Прекрасно!». На меня лично впечатление произвел большой бассейн под открытым небом.
В то время как принимающая сторона, радуясь замене, прибывшей из Союза и привезенным черному хлебу и селедке, от души отмечали с родителями наш удачный прилет, мы с братом двинулись на улицу. В гиды нам был предоставлен их сын Гена, мой одногодка, который и провел ознакомительную экскурсию по всем «злачным» местам посольства. Увидев, как Колька тянет в рот желтую ягодку, он крикнул: «Фу! Нельзя, обосрешься!» и прочел лекцию о местной флоре и фауне. Братишка, не слишком внимательно слушавший лекцию, через час долго сидел с бананом в руке на горшке, а мама стирала его трусы.
Через неделю, пообвыкнув и сделав косметический ремонт, мы полностью привыкли к нашей новой квартире, располагавшейся на 3 этаже дома. Отец ежедневно отправлялся на службу, мама оформилась работать директором и по совместительству барменом в посольском баре («бунгало»), Колька целыми днями со своей новой подружкой Вероникой проводил на улице, носясь по территории с сачком за бабочками, жабами и ящерицами, а я отправился в школу, располагавшуюся на 1 этаже нашего корпуса. Учитывая, что детей было не слишком много, в каждом классе одновременно занималось не более 10 человек. Что самое интересное, для детей был установлен определенный распорядок дня. Занятия начинались в 7 утра и заканчивались в 12 часов. Затем один час (до 13-00) отдавался детям, которые предпочитали проводить его в бассейне. При этом существовало одно «НО». Детям в бассейн без сопровождения взрослых проход был запрещен. Выход был найден - на водные процедуры брали учителей, которые впрочем, учитывая климат, особо не сопротивлялись.
С 13-00 до 16-00 наступал тихий час. Солнце находилось в зените, и выход ребенка на улицу в это время приравнивался к измене Родине. Трахали не детей, а родителей. Родители, в свою очередь, при помощи подручных средств (ремень, веник, тряпка, бамбук и пальмовые ветки) прививали любовь детей к СССР и к дисциплине. Да в принципе, и мы не особо желали в это время выходить на солнцепек. Делали уроки, читали, спали, что-то мастерили, изучали. Как принято говорить - занимались самообразованием и рукоблудием. Тьфу! Рукоделием, конечно. Но ровно в 15 часов 55 минут, без команды, одновременно, все отпрыски посольских работников высыпали на общий балкон и хищно пожирали территорию посольства глазами - ждали первого взрослого, идущего на водопой..., бля, в бассейн. И вот представьте картину. На общем балконе стоят 12 детей и хищно всматриваются в дорогу, ведущую к бассейну. У каждого на голове дорогие водные очки, а на жопе охуительные плавки.
И вот в один из дней мы, как мартышки свешавшись с балкона, ждали взрослых. Нам было по барабану кто пойдет: посол, его «замок» или электрик дядя Петя Головко. Главное, чтобы кандидату было 18 и более лет. Вдруг спокойно, держа в руках пакет с вещами, в сторону бассейна дефилировала Татьяна Ивановна Петровская - горничная посла.
- ТЁТЯ ТАНЯ, МОЖНО МЫ С ВАМИ? - заорало 12 харь и, не успев получить согласия, побежало вниз. На ходу, оттолкнув перепуганную Петровскую в сторону, команда «головастиков» с криками: «Эх, ма!!!» прыгнула в воду. Тетя Таня нас больше не интересовала. Юридический аспект решен. Если что, Петровская с нами, а мы с ней. Практически каждый день проходил таким образом. Но... Были ситуации, о которых следует рассказать отдельной строкой. О том, как в День Нептуна чуть не утопили консула и жену посла, как справляли Новый год, как смотрели первую эротику и как мне чуть не ампутировали обе руки. Но обо всем по порядку.

Ё@анная африканская фауна

Проснулся я ранним утром от сильнейшей обжигающей боли в руках. Открыв глаза, я посмотрел на свои «клешни» и охуел - они были от кистей и до плеч покрыты огромными красными пятнами цвета свежих томатов. Любое прикосновение к ним, а тем более шевеление ими, приносили страдание. «Чё это за х#йня?» - удивился я и отправился на консультацию к матери.
- Смотри! - без «доброе утро» и «где мой завтрак» обратился я к маме.
- Господи, - вздохнула родительница. - Наверное, солнечный ожог. Сейчас кефиром смажем. С этими словами она достала из холодильника этот молочный напиток, смазала мне руки и отправила обратно в постель. Но с каждым часом боль усиливалась и становилась невыносимой. Кроме того, красные пятна превратились в синюшного цвета волдыри. На вечернем семейном совете было принято решение пригласить посольского врача с красивой русской фамилией Мавзон.
Прибывший ученик Гиппократа оглядел мои руки, поправил очки, достал из своего ридикюля какие-то инструменты и стал, прокалывая, снимать с волдырей кожу. Закончив сию болезненную процедуру, и смазав результат своей работы какой-то вонючей мазью, он улыбнулся мне улыбкой «доктора Менгеле» и произнес:
- Ну таки ничего страшного, на солнышке перегрелся.
Через пару минут, встав с постели, я отправился в туалет. По пути я обратил свой взор на кухню, где этот сатрап, заедая халявный коньяк красной игрой, жестикулируя руками, глазами и ногами, рассказывал моим родителям об успехах советской медицины в борьбе с буржуазными хворями.
На следующий день с постели я уже встать не смог. Шкалы градусника не хватало, чтобы объективно показать мою температуру. Родители не знали что делать. Отец отправился на службу, а мать осталась со мной. Однако через четверть часа батя вернулся домой, но не один, а с офицером безопасности посольства, который в этой стране находился уже шестой год. Оглядев мои руки, дядя Ваня вынес вердикт:
- Кузьмич, бери сына в охапку и едим в городской госпиталь, - тихо проговорил он. - Мне сдается, что это какая-то местная х#йня.
- Но наш доктор сказал, что это солнечный ожог...
- Б@я, да кого ты слушаешь!!! Он клизму себе сделать не сможет!!! Надо было сразу ко мне обращаться!!! Но это моя вина, вовремя не проинструктировал, - взорвался дядя Ваня. - Давай быстрее, жду в машине.
Дорога до госпиталя давалась мне тяжело. Любой скачок машины отдавался страшной болью не только в руках, но и в груди. Приехав в медучреждение, мы без очереди прошли в кабинет. За столом сидел огромный негр в белом халате. Медленно встал, подошел ко мне, осмотрел руки и дал выпить какую-то таблетку размером с пивную пробку. Затем докторило что-то долго на французском языке объяснял отцу и дяде Ване. Тогда я не понимал о чем они говорили, но запомнил, что в конце разговора они втроем дружно рассмеялись и пожали друг другу руки. Отец преподнес «Айболиту» бутылку виски, а тот в свою очередь передал отцу небольшую зеленную коробочку.
По дороге домой я уснул. Проснулся я лишь утром с перебинтованными руками. Рядом сидела мама. Боли не чувствовал, но очень хотелось сладкого.
- Ну, как ты? - спросила матушка, - Болят руки?
- Нет. Пить и есть хочу.
Я съел огромный кусок кокосового пирога и запил его литром холодного молока. Пока я утолял голод и жажду, мама поведала мне страшную историю:
- Когда вчера тебя осмотрел доктор Жулгано (так звали того негра) он сразу поставил диагноз: сильный химический ожог ипритом, начальная стадия гангрены. Еще бы несколько дней и тебе бы ампутировали руки.
Я подавился кокосовой стружкой, закашлялся и разлил молоко.
- А чё это за иприт, я ведь руки только мылом мою, - откровенно удивился я.
- Здесь водиться такая ипритная муха, - продолжала мать. - На ее тельце имеется пыльца, в состав которой входит ядовитое вещество - иприт. Вероятно, она села тебе на руки, а ты расчесал эту пыльцу по всей их поверхности. Кстати, страдают от нее только белокожие люди, местным она не страшна.
- Да точно, - согласился я. - Несколько дней назад у меня стали сильно зудеть руки.
- Вот, а в таких случаях надо обязательно подставлять руки под струю теплой воды. Запомни это.
- А на улицу мне можно? - поинтересовался я, возвращая пустую тарелку.
- Нет! Доктор дал мазь и наказал 5 дней повязку не снимать и на улицу носа не показывать, - строго ответила мать и ушла на работу.
- Х#ясе, мушка. Монстр и убийца, б@я. Е#ал я в рот таких це-це, - с этими словами я взял со стола газету, сворачивая которую, стал внимательно оглядывать комнату в поисках летающих тварей. Но не одного подозрительного субъекта кроме брата Кольки, игравшего на полу с машинками, обнаружено не было.
С тех пор прошло много лет. Мне далеко за 30. Но каждое лето, покрываясь загаром, я вспоминаю ту зло@бучую муху, т.к. пятна от ран на руках проявляются в светло бежевом цвете.

Если вас, уважаемые, биглиряне, заинтересовали эти истории, то в дальнейшем я продолжу повествования из этого цикла. Бейте мух, нах#й!

Комендантский патруль

Свидетелем этой истории я не был, но косвенные... гм... последствия наблюдал. Был у меня сосед (сейчас переехал) — последнее звание подполковник, служит в городской комендатуре, а тогда был еще капитаном. И вот в один «прекрасный» день вижу у него на лице здоровенные синяки. Спрашиваю — благо отношения были нормальные, на почве общего интереса к военному делу — откуда ветер дул? И рассказал сосед эту историю.

Что такое комендантский патруль, никому объяснять не надо. Явление это в нашем городе не то чтобы часто, но встречается — как-никак, авиационное училище присутствует, да и пара-тройка небольших воинских частей завалялась еще с советских времен. Недавно вон батальон патрульно-постовой службы ВВ (форма смешанная, МВД и армейская) добавился — тот еще рассадник «самоходчиков»!

И вот ставят капитана старшим патруля, придав ему двоих третьекурсников с училища. Не знаю как у других, а у меня почему-то отношение к «комендачам» нормальное... А сосед вообще мужик хороший, справедливый. Не из тех, кто готов к столбу придраться и за нарушение формы одежды того наказать. Но — куда бойца ни целуй, везде у него будет... афедрон. Впрочем, по порядку.

Прошлись они с курсантами по улице от комендатуры к парку — там частенько гуляют с «дамами сердца» получившие увольнительную солдатики местной части «химиков». Никого не встретили, но вроде не особо по данному поводу и расстроились. Курсанты потихоньку «дистанцию» сократили, уже без уставщины общаются с капитаном, да и нельзя в одном патруле только на «разрешите обратиться» быть — толку не будет. В общем, отпросились они сгонять в общагу, к знакомым студенткам-медичкам, благо та общага недалеко «базировалась». Капитан возьми и разреши — на полчаса. В том смысле, что мужик мужика всегда поймет и в положение войдет. А сам пока на лавочке в парке сидит, заречными далями любуется...

Где полчаса, там и сорок минут, но вот видит капитан: идет по улице «тело» в форме. Обычный камуфляж без ремня, сапоги, петлицы ракетные, воротник нараспашку, в воротнике тельняшка, в погон — берет черный засунут, на погоне - «лычки» гипертрофированные, самодельные. А самое главное — в руке пиво открытое! Сосед рассказывал — ему просто интересно стало, что это за «супердембель» такой. Подошел к нему поближе, говорит: сержант, а поди-ка сюда... А тот его посылает туда, куда нормальные мужики друг друга не посылают — и деру. Капитан — за ним. Видит, курсанты-авиаторы на горизонте нарисовались, кричит им: а ну, за мной!

Ну от патруля бегать многим приходилось, да и за нарушителями тоже некоторые бегали, объяснять азарт погони не надо. В общем залетает этот чудо-воин во двор, капитан — следом... а там на скамейках и вокруг — компания молодежи, рыл в дюжину... Обоего полу, с преобладанием мужского. Воин сразу осмелел, развернулся к капитану и говорит: ребята, вот этот урод меня назвал (в переводе - сексменьшинство... я бы его, кстати, так же назвал, но это к слову!)... В общем, окружила эта шпана моего соседа. Как это бывает: «Да ты чё крутой? Да ты кто вообще? Да может тебе в морду дать?» Авиаторы будущие, увидев численный перевес, откровенно задали стрекача, бросив своего старшего одного. Капитан, несколько от таких раскладов офигевший, держался сколько мог, но его просто повалили и начали запинывать ногами. К счастью, проезжал мимо патруль вневедомственной охраны, увидев который, молодежь разбежалась кто куда. Вот так сосед и оказался с синяками. Хорошо еще, что ничего не отбили и не сломали... Да, и воина того так и не нашли. Черт его знает, отпускник залетный, «самовольщик», или на самом деле дембелёк это был?

Где мораль? А мораль была, когда училище построили на плацу рядом с вертолетной площадкой, и тех двоих курсантов с позором исключили. За что? Официально — за нарушение приказа старшего по званию, а также академическую неуспеваемость. Но все училище прекрасно знало — за трусость их выгнали... А капитан уже подполковником стал, служит, потихоньку приближаясь к пенсии. Говорит, в тот день только и понял простую житейскую мудрость: не стоит жалеть своих подчиненных. Не оценят...

«Солдатская смекалка»

«...На учениях в окоп к рядовому Петрову случайно залетела боевая граната. «Пи@дец», - смекнул рядовой Петров. И снова солдатская смекалка не подвела опытного бойца!»
Типа из армейской многотиражки

Я не знаю, почему мне вдруг вспомнилась эта история, рассказанная кем-то из случайных знакомых в одной из «горячих» командировок. Возможно, кто-то уже ее слышал в какой-нибудь иной интерпретации. Но суть истории реальна, домыслы мои, основанные на личном опыте тех времен и рассказах знакомых.

Старая армейская шутка времен создания в США нейтронного оружия, которое поражало исключительно живую силу, не портя при этом материальные ценности, гласила, что в Союзе давно уже создано страшное оружие обратного действия, которое легко и быстро поражает материальные ценности, абсолютно не интересуясь живой силой. И это оружие есть институт прапорщиков. Конечно, имелись ввиду не старшины боевых рот (хотя те еще жуки), не начальники аппаратных и смен, и не бравый десантник прапорщик Волонтир из «Зоны особого внимания», а также многие другие прапорщики и мичманы, на суровом опыте которых держались Армия и Флот. Речь шла о классовой армейской прослойке - штате начальников складов, технических и тыловых подразделений, людях, руководящих материальными ценностями. Мой рассказ об одном из таких. Назовем его просто Прапорщик...

Прапорщик служил в мотострелковом полку начальником склада вооружений. Сознание того, что под его зорким оком, чутким руководством и в полном его распоряжении, но в ограниченном пространстве находятся тонны и тонны оружия и боеприпасов, его не особо радовало - раз, и не давало никакого авторитета в части - два! У начальства он был на очень хорошем счету, имел благодарности и плановые награды, в отпуска ходил исключительно в лучшие месяцы, но в славном строю материально ответственных прапорщиков считался последним из лучших. На всех, как сейчас говорят, «корпоративных» посиделках всем своим существом он ощущал некоторое соболезнующее снисхождение более удачных в жизни коллег.
Начальник продсклада лоснился от подкожного жира и с трудом помещался в форменную одежду. Весы на его складе имели разброс плюс-минус пять кг, но всегда показывали плюс, которого хватало на безбедную жизнь ему, жене, двум их детишкам, теще с тестем и особо приближенным из службы тыла, включая прямых начальников. Столовая и полковой свинарник тоже приносили неплохой доход определенной группе лиц со звездочками, но без просветов на погонах.
Начальник вещевого склада тоже почему-то не бедствовал, хотя голым по части никто не бегал. Злые слухи говорили за махинации с подменным фондом, а также недополученным разными категориями офицеров вещевым довольствием. С миру по нитке - прапорщику кооперативную квартирку.
Начальник склада ГСМ ездил на новенькой «шестерке». «Волгу» он не купил только из природной скромности - у командира полка была такая служебная, а на личную и командирской честной зарплаты не хватало. Мотострелковый полк ой как много жрет соляры и бензина. Так много, что на три процента от этого не только «шестерку» можно купить, но и трехэтажный особняк в соседней деревеньке построить - по проценту на этаж. А ГСМ - они ведь сильно летучие, испаряются.
И даже на техскладу начальник не бедствовал. Чем и как он промышлял, наш Прапорщик не ведал, но уверенный в себе взгляд и снисходительная улыбка говорили за то, что и здесь материальные ценности приносят их хранителю существенную материальную выгоду.

А нашему Прапорщику взрывчатые и огнестрельные материальные ценности выгоды не несли. Он бы и рад что-то украсть, да с оружием особо не побалуешь, налево не спишешь, не недодашь... И так и эдак думал Прапорщик, но ничего, кроме неба в клеточку не выходило. Ни одна из прод-, вещ- и ГСМ-схем незаметного воровства не подходила. Опять же - украсть мало - продать трудно! Оружие не пользовалось особым спросом у мирного населения. В тихие советские времена слово «терроризм» применяли исключительно в сочетании с фразой «на загнивающем западе», а плохо организованная преступность действующий на то время арсенал ВС пользовала очень ограниченно.
И вот тут бабахнули лихие 90-е. Развалился великий и могучий СССР, а с ним ушли и оказавшиеся липовыми идеалы всеобщего братства и равенства. Культивируемая СМИ нелюбовь возобладала у народа по отношению к людям в погонах, пропала уверенность в завтрашнем дне. Но не пропал блеск в глазах у начальников прод-, вещ- и ГСМ-складов.
Вещевик расцвел на смене формы одежды и связанном с этим бардаке. Продовольственник - на ажиотажном спросе у гражданского населения на еду и бардаке с поставками продовольствия. ГСМ-щик - просто на бардаке и на начале автомобильного бума. Но выше всех взлетел начальник техсклада: то, что раньше просто списывали и выбрасывали, оказалось ценным вторичным сырьем - только одна списанная боевая машина после разборки давала почти тонну алюминиевого сплава и других цветных металлов! И это даже не считалось воровством, правда, для этого приходилось делиться с зампотехом - он там что-то делал в документах. Зампотеху, кстати, такой скромный доход позволял почти официально содержать две семьи - двух жен (блондинку и брюнетку) с детьми, поддерживая с обеими тесные отношения всех видов. Говорю в трезвом уме, поскольку именно с этим зампотехом мы лежали в госпитале в одной палате и даже несколько сдружились на почве совместного употребления алкогольных напитков, он мне сам об этом рассказывал. Обе жены, кстати, его навещали в госпитале. Ситуация становилась пикантная, когда на зычный вопль медсестрички «Кто тут Петров? К вам там жена пришла!» следовал вопрос Петрова: «А какая: светленькая или темненькая?»
Но я отвлекся. Бардак в государстве коснулся всех областей жизни, и в первую очередь поселился в сознании граждан. Однажды к Прапорщику подошли двое и предложили деньги, очень большие для прапорщика деньги за совсем немного оружия. Откуда они узнали, кто он такой, неизвестно, но вопрос сбыта решился сам собой. Оставалось только решить вопрос схемы выноса и нюансы бизнеса, потому что самый принципиальный вопрос - ДА или НЕТ - не стоял: однозначно ДА!!! Если государству наплевать на своих граждан, то гражданам ничего не остается, как плюнуть в ответ.
Первый раз было страшновато, но все прошло гладко: партия оружия (несколько гранат и патроны) была небольшой, Прапорщик был на хорошем счету и осторожен, покупатели оказались честными...
И завертелось. Канал и схема были просты и потому надежны. Покупателями выступали всегда только те двое. Что они дальше делали с оружием, Прапорщика не интересовало, скорее всего, они были только посредниками. За раскрытие канала Прапорщик не сильно боялся - в стране бардак, а в Подмосковье сотни таких складов, но меры предосторожности применял: номера на номерном оружии спиливал, отпечатков пальцев не оставлял, крупными партиями не торговал.
Его задачей было только вынести оружие со склада за пределы части. С мелкими стрелковым и боеприпасами проблем не было - их он выносил на себе. С более крупным вопрос решился как-то сам собой. Поскольку оружие и боеприпасы поставлялись в войска в тяжеленных, но изумительных по прочности и качеству ящиках, тара эта пользовалась у истинных ценителей большим спросом. Систематически Прапорщик презентовал их особо полезным друзьям (не задаром) и начальству. Однажды при развозе партии ящиков для командования части один из них просто осел в гараже Прапорщика. Эта схема и в дальнейшем действовала безотказно, ибо ни один нормальный человек не заподозрит материально ответственное лицо в воровстве у себя же. Ведь в течение нескольких лет все, абсолютно все, даже внеплановые проверки склада боеприпасов и вооружения показывали полное соответствие наличия всем приходно-расходным документам. Ни одного патрона недостачи! А благосостояние Прапорщика неизменно росло вместе с постоянным повышением спроса и ростом цен на оружие.
Развязка случилась абсолютно неожиданно. Прапорщик был живым человеком, и поэтому, хоть ненадолго, но заболел, да так, что был помещен в стационар. В это самое время и случилась совершенно неожиданно внеплановая проверка. В отсутствии «хозяина» склада он без всяких темных мыслей был вскрыт для проверки его начальником, и вот тут и всплыла недостача, причем такая, что и проверяющие и проверяемые долго отказывались верить в реальность очевидных фактов...
Я не знаю дальнейшей судьбы Прапорщика, но мне известно, как он это делал. Невозможно было придумать схему легализации пропажи, но можно было скрыть ее от проверки! Все гениальное просто.
Оружия было так много, что в одно складское помещение оно не входило. Поэтому под началом нашего Прапорщика таких одинаковых помещений было два. В каждом из них были свои опечатываемые ворота с отдельным входом, но были эти отдельные помещения смежными, то есть имели общую внутреннюю стену. А в этой стене имелась потаенная дверца, золотой ключик от которой Прапорщик всегда носил на себе...
Не думаю, что дверца эта была создана самим Прапорщиком именно для реализации своего «аццкого» плана. Точно не знаю, но предполагаю, что сделали ее давным давно: может, просто так, а, может из лени - чтобы не шастать в соседнее помещение через улицу, каждый раз открывая тяжеленные ворота. Как бы там ни было, а дверца эта была искусно замаскирована, и никто уже о ней, кроме начальников этого склада не знал. А они передавали это знание исключительно по наследству. Любая проверочная комиссия работала только в присутствии лица, материально ответственного за проверяемые ценности, то есть начальника склада. Причем за один рабочий день оба помещения проверить никогда не удавалось - просто физически не успевали. Посему проверку второго складского помещения всегда переносили на второй, а то и третий день. Непроверенное или недопроверенное второе помещение на ночь (или даже на обед) опечатывалось печатью проверяющего, исключая таким образом несанкционированный доступ в него. Уже проверенный первый склад комиссии был не интересен, и поступал в полное распоряжение Прапорщика. Полагаю, дальше все понятно?
Учету и контролю прапорщика научил не социализм, а собственное очко. Посему у него не только было точно учтено количество украденного оружия, но и подготовлен аналогичный украденному комплект. В нужный момент, когда один из складов был уже проверен и поступал опять в распоряжение Прапорщика, а второй опечатывался печатью проверяющего, открывалась заветная дверца, и заготовленный комплект передвигался из одного помещения в другое. Назавтра он учитывался повторно, и комиссия удовлетворенно ставила галочку - на этом складе все в ажуре.
Трудно сказать, каким видел свое будущее и будущее своего склада Прапорщик. Ведь неведение о недостаче не могло длиться вечно. Рано или поздно ему бы пришлось уйти да хоть и на пенсию. И что тогда?

Никто не думал, почему периодически горят и взрываются военные склады в разных концах нашей ранее необъятной родины СССР? Неужто из-за некачественной электропроводки?

ДТП Три

Ваня Кузнецов призвался в армию осенью 1987 года из Караганды и попал служить в группу советских войск в Германии в учебный полк гарнизона города Форст Цинна, что находился в округе Берлин. Призывника как бывшего сельского механизатора тут же определили в учебную роту механиков-водителей танка. Молодому солдату не то чтобы очень хотелось служить в войсках, просто у него не было выбора. Призвали и всё! Надо служить. Старший брат отслужил также механиком-водителем танка на Дальнем Востоке. Отец прошёл свой путь в пехоте под Свердловском. Один дед Ивана погиб под Сталинградом, а второй остался жив и дошёл до Берлина.
Фронтовик Пётр Кузнецов часто рассказывал своим внукам о войне, о Победе. Вспоминал своих погибших друзей, как сам был неоднократно ранен в боях. Последнее ранение он получил уже в Берлине. Дед с улыбкой рассказывал Ивану, как раненный смог взять в плен в подвале разрушенного дома несколько немецких солдат. Так и дополз вместе с пленными до своих позиций под артиллерийским обстрелом. А последние метры его тащил немец по имени Ганс. Дед так и говорил про этого немца: «Ганс из Берлина».
Ганс Шмидт, отслужив свои полтора года в танковых войсках Национальной Народной Армии ГДР (Volksarmee der DDR), в октябре 1987 года вернулся домой в Берлин. Ганс успел до армии окончить техническую школу (Fachschule) по специальности машинист электропоезда и отработать полгода помощником машиниста. Фельдфебель Шмидт немного отдохнул после службы и устроился по своей специальности в депо «Deutsche Reichsbahn» городского вокзала Остбанхоф. Отец Ганса работал в этом же депо электрослесарем. Один дед в этой семье погиб под Сталинградом, а второй был ранен, попал в плен и пробыл до 1950 года в плену под городом Караганда.
Фронтовик Фриц Шмидт никогда и никому из своих домочадцев не рассказывал о войне и своём пребывании в плену в степях Казахстана. Только однажды перед самым призывом Ганса в армию дед выпил немного шнапса и позвал своего внука во двор дома. Они вдвоём в беседке проговорили до позднего вечера. Дед рассказал, как горел в танке под Курском, затем был ранен под Кенигсбергом и попал в плен. Бывший военнопленный долго говорил о бескрайних землях и суровой зиме под городом Караганда. Фриц с теплотой вспомнил о начальнике конвоя, офицере по имени Иван, который вопреки всем инструкциям разрешал военнопленным собирать дрова в округе. Зимы в те времена были морозными. А в бараках лагеря были только печи-буржуйки, которые и отапливали сами немцы. Так молодой Ганс и запомнил имя этого русского: «Иван из Караганды».
После принятия присяги в учебной части Ивана начались занятия по вождению. Вначале в учебных классах были изучена материальная часть боевой машины. Затем на специальных тренажёрах отработаны действия с педалями, рычагами, другими органами управления и панелью приборов механика-водителя. Недалеко от полка рядом со станцией железной дороги располагался наш танкодром, трасса которого проходили по пересеченной местности с уклонами, подъемами и крутыми спусками. Маршрут вождения проходил по замкнутому кольцу длиной два километра, обратный путь которого проходил вдоль железной дороги. Грязи, конечно же, тут всегда было навалом. Кто догадался построить этот танкодром прямо рядом с железнодорожной станцией, одному богу известно. Но все курсанты знали, что «Наши танки грязи не боятся!» Поэтому занятия по вождению проходили постоянно днём и ночью.
Курсант Кузнецов усвоил уроки вождения, научился управлять танком, но только в дневное время. Так получилось, что первые ночные занятия вместе с водителем-инструктором он пропустил. В первый раз молодой солдат попал в наряд по роте, а в следующие дни разгружал брикет на железнодорожной станции. Вскоре по плану подготовки наступили дни индивидуальных ночных вождений.
Машинист Шмидт уже в первые дни своей работы быстро восстановил свои навыки на универсальном тренажерном комплексе, который позволял на практике отрабатывать управление электровозом при ведении пассажирских поездов с различным количеством вагонов на участке. Затем прошёл практическое обучение под руководством опытного машиниста-инструктора. И только после трёх месяцев стажировки вместе с наставником молодому машинисту доверили самому вести пассажирский состав. В конце января следующего года Ганс получил свой первый самостоятельный выезд в город Лейпциг с обратным ночным возвращением в Берлин.
В этот же день по плану у учебной танковой роты были ночные вождения. Многие курсанты роты уже неоднократно откатались ночью на учебном «вожденческом» танке Т-64 и спокойно воспринимали эти занятия. Но не все. Курсант Кузнецов попросту боялся остаться один на один с танком, да ещё и в темноте. Для него сегодня был особенный день, вернее - ночь. Ване впервые самому, без инструктора, предстояло вести боевую машину в ночных условиях. Ночью всё виделось совсем иначе. Даже уже привыкший танк казался Ване выше, громадней и немного страшней. Молодой солдат решил пока никому не говорить о своём страхе.
Занятия начались на час позже. Долго ждали дежурный тягач из парка полка. Но так и не дождались. Руководитель занятий, командир роты, принял волевое решение и решил начинать ночные вождения, хотя прекрасно знал, что если давно уже не новый учебный Т-64 заглохнет, то завести его можно только с помощью тягача. Офицер прикинул, что если танк встанет на учебной трассе, он тут же пошлёт в полк за тягачом техника роты. Но всё происходило в штатном режиме. Курсанты один за другим проезжали свой круг, бодро докладывали ротному о своём прибытии на командный пункт и шли отдыхать в боксы. Настала очередь курсанта Кузнецова. Иван быстро запрыгнул на место механика-водителя, надел шлемафон, поджал ларингофоны к горлу, коробочку с тангентой прицепил к пуговице комбеза и доложил о готовности. Вроде всё знакомо и понятно. Кроме одного - молодой солдат впервые сел один в боевую машину, да ещё и ночью. Курсанта Кузнецова бил лёгкий мандраж.
Cкорый поезд D-716 выехал из вокзала города Лейпциг точно по расписанию. Секунда в секунду. Машинист Ганс Шмидт сидел за пультом управления абсолютно спокойно. Электровоз был новый и прекрасно слушался всех команд. Маршрут был изучен досконально и только что, ещё днём, пройден от начала до конца. Оставалось доставить пассажиров обратно в Берлин в тёмное время суток. Ганс знал, что в его поезде разместились около 400 пассажиров, что было нормой для конца января. Летом количество пассажиров на этом рейсе обычно удваивалось. Состав проехал две станции, до третьей, конечной, оставалось 40 минут. Пассажиры скорого поезда «Лейпциг - Берлин» мирно дремали в откинутых креслах или равнодушно глядели в окно на пролетавший мимо зимний мрачно-мокрый пейзаж.
Учебный танк преодолел первую половину круга, развернулся и выехал на обратную дорогу вдоль железнодорожного полотна в направлении станции и командного пункта. Ваня с испугу даже не помнил, как смог завести двигатель и тронуться в путь. Танк шёл на второй скорости, тяжело переваливая через подъёмы и спуски. Молодой 18-летний солдат, вцепившись до боли в костяшках пальцев в рычаги управления танком, с ужасом вглядывался в прибор ночного вождения ТВН, который ещё более искажал картину вокруг трассы. По ходу движения из темноты появлялись редкие огромные деревья и тянули свои ветки - щупальца прямо к расширенным от страха глазам механика-водителя. Ваня теперь боялся только одного - заглохнуть посреди дороги и остаться одному ночью в этом страшном лесу. Руки и ноги напуганного курсанта уже онемели от постоянного напряжения.

Боевая машина тяжело нырнула в очередную яму, наполненной грязью, по инерции выехала на склон и оказалась на одном уровне с соседней железной дорогой.

Скорый поезд миновал поворот вокруг редкого леса и начал набирать свою крейсерскую скорость.

Молодой механик-водитель увидел в приборе сквозь деревья мерцающие огни, успел подумать про командный пункт танкодрома и об окончании своего заезда, как внезапный мощный столб света, усиленный прибором ночного видения, буквально оглушил его. Руки инстинктивно, уходя от опасности, дёрнули левый рычаг.

Молодой машинист электропоезда в ярком свете прожектора вдруг с ужасом заметил, как на рельсы выезжает знакомый силуэт танка, и успел включить систему экстренного торможения.

Иван Кузнецов, ослеплённый лучом электропоезда, потерялся в пространстве, испугался и резко сбросил руки и ноги с рычагов и педалей управления. Танк дёрнулся, заглох и встал.

Ганс Шмидт вжался в своё сиденье. Время для него замедлилось. Танк становился всё огромней и вскоре закрыл всё небо.

Удар был чудовищной силы! Несмотря на экстренное торможение, поезд D-716 со всей инерцией движения семи вагонов ударил в бок 38-тонной боевой машины. Несколько вагонов сошли с рельс и упали под откос.

Первыми на месте этой ужасной катастрофы оказались микроавтобусы «Скорой помощи». Погибли шесть человек, около тридцати с различными степенями ранения были доставлены в местную больницу. Немецкие врачи, не разбирая раненых на «своих и чужих», отправили советского солдата вместе со всеми.

Так и оказались в одной палате Ганс из Берлина и Иван из Караганды.

P.S. По результатам расследования этого ДТП со своих должностей были сняты командир полка, командир батальона и командир роты. Командира взвода отправили служить в Союз. А молодого солдата просто перевели в другую часть. От греха подальше! И только после этого случая по всей Группе войск в тех местах, где наши полигоны и танкодромы стыковались с железной дорогой, начали рыть разделительные траншеи и вкапывать бетонные шпалы.

Тень Империи
(путевые заметки штурмана)

...Кончилась грязь, тяжелая среднерусская грязь, намертво залепляющая лобовое стекло, обматывающая широченные зубастые «лапти» Лягухи, превращая их в гладкие гоночные слики. Под колесами загрохотали стыками ушедшие в мягкий грунт железобетонные плиты. Бетонка! Посреди глухого мрачного леса! Это что-то новенькое. И пугающее - тут просто нет никакой жизни. Давно. Откуда бетон? А, черт, забыл совсем, тоже мне, штурман...

- Он где-то рядом... - мрачно цедит пилот, часто перехватывая руками руль: на старой бетонке машину кидает из стороны в сторону, давления-то в «лаптях» почти нет. - Раз пошел плитняк - поверь на слово, он где-то рядом! Сейчас объявится...

Тень-2 всегда появляется неожиданно. Не помогают самые лучшие карты, и компас, и даже подробнейший, расписанный с точностью до двадцати метров, спортивный навигатор Garmin. Город открывается людям тогда, когда этого захочет. Такое ощущение, что влияет карма, биополе засекреченного Империей объекта... Вот и сейчас - прямо в лобовом стекле неожиданно возникает цепочка бетонных столбиков странной формы - в виде буквы Т. На них когда-то держалась колючая проволока. Теперь проволоки нет, а сама линия полностью заросла малинником и разной сорной травой. Осторожно преодолеваем заграждение. Кстати, навигатор упорно молчит - с его точки зрения, тут должно быть обширное болото.

Какие-то кустарники, похожие на одичавшую сирень, расступаются, сметенные колесами. Перед бампером Лягухи появляется шлагбаум. Колея ведет влево, минуя заброшенный пост КПП, через поваленный бетонный забор. Рыча мотором, карабкаемся через завал, пересекаем какой-то земляной холм, в котором с трудом угадывается пулеметный колпак... и вот она, Тень-2. Зона. И сразу мороз по коже. Нет, правда... Город-призрак вызывает ощущение какого-то тихого ужаса. Пилоты не глушат здесь моторы. Пока ревет форсированный двигатель Лягухи, не так страшно... Потому что, если заглушить его - придет Тишина.

Стандартные пятиэтажки-хрущевки стоят правильными рядами. В окнах даже стекла уцелели, местные панически боятся этого места. Такое ощущение, что город живой, но это лишь до того момента, пока не глянешь в окна. За ними поселилась Тьма. Ни единого огонька, синих от работающих телевизоров, желтых - от настольных ламп... Только теперь понимаешь, насколько живым и уютным может быть обычный многоквартирный городской дом. Когда в нем живут, ага.

В городе нет ни единой живой души. Тень-2 мертва с тех самых пор, как ликвидировали ракетные шахты на расположенных чуть севернее стартовых площадках. Рев мотора ломает тишину, эхом отражается от стен, мечется в перекрестках... Даже бродячих собак нет. Даже забытых в суматохе кошек. Из расколотого чугунного люка канализации мощно прет молодая сосна. Сюр - сосна посреди проезжей части самой обычной улицы.

- О, вон там оконную раму вывернуло. - замечает пилот. - Наверное, последним ураганом. Здорово крутило, у меня на даче все помидоры... Что это?!

А кто его знает, что это? Смутная тень, мелькнувшая за мертвыми домами города. Чья-то рухнувшая в одночасье жизнь. Чьи-то несбывшиеся здесь надежды. Молодая и красивая девчонка, вышедшая за бравого и многообещающего офицера... не подозревая, что всего лишь пару лет спустя он станет стопроцентным безработным без будущего. Повариха из детского сада, проработавшая лет так сорок, и вдруг ставшая никому не нужной. Тени минувшей жизни. Ох, не зря этот город назвали так...

Оконная рама, бессильно повисшая на изогнутой петле, радует. Это хоть какая-то жизнь, точнее, неправильность жизни, нарушение порядка, свобода... А вот наглухо закрывшиеся целехонькими стеклами общежития... детский сад с расставленными по двору большими пластмассовыми утятами и зайчиками... магазин, зияющий распахнутой дверью под вывеской «Гастроном». Это не-жизнь. А если заглянуть в пустые квартиры - там можно увидеть уменьшенные копии этих игрушек. Странное ощущение: похоже, покидали свои жилища обитатели Тени-2 в лютой спешке, бросая все и собирая самое необходимое. Так наверное бежали жители Припяти во время эвакуации, свято веря, что скоро вернутся за своими фикусами в горшках и томиками Лермонтова. Увы, вернуться не пришлось... что тем, что этим...

Армейский флёр виден даже слепому. На главной улице - здоровенные стендовые плакаты с жизнерадостными воинами СА, в шинелях и улыбающимися, готовыми отстоять мир от любой угрозы. Плакаты уже немного смыты дождями. Тут и там торчат «грибки» вентиляции противорадиационных убежищ. На въезде, на шлагбауме - грозная надпись «Стой! Предъяви пропуск! Стреляют без предупреждения!»

Пилот матерится, бросая Лягуху в сторону: на дороге высится пирамида из смятых железнодорожных контейнеров. Маленьких - для узкоколейки. Сама узкоколейка остается справа. Останавливаться как-то не хочется. Вот просто не тянет - и все. Жутко. Так, наверное, будут выглядеть города после грядущей войны. Береза, выросшая на балконе пятого(!) этажа, вызывает оторопь. Как и заросшие жестким сорняком тротуары. Город НЕ ДОЛЖЕН выглядеть так. В нем должны ездить машины и копошиться в песочницах дети. А если нет - зачем он тогда?

Кто-то скажет: ну, нагнал жути. Банальный брошенный военный городок. Таких много осталось после краха СССР. Ой нет, ребята, не все так просто... Если уж охотники за «цветметом» оставили целую электростанцию нетронутой, со всеми генераторами и силовыми установками... Если никто не прикоснулся даже к залежам кирпича и бетонных плит ( в то время как в деревнях разбирают на кирпичики печи от развалившихся избушек), не тронул тысячи метров проводов, труб... То значит, не только у меня ощущение «запретной зоны» присутствует.

- Уходим влево, вправо дорога ведет к действующей части. - я перебираю маршрутные точки в Garmine. - Влево два километра бетонка, потом будет съезд...

Лягуха, рыкая мотором, обходит вросший в землю бетонный куб. Что это такое, я не знаю и знать не хочу... Радует уже то, что мертвые здания города-призрака остались позади. Вокруг - только деревянные покосившиеся сараи. Подсобное хозяйство. Жуть отпускает. Мимоходом удивляюсь количеству бетонных плит, брошенных в этих безлюдных местах. То и дело среди деревьев мелькают «плеши» непонятного назначения, выложенные добротным бетоном... Ох, какая же это была страна! Какая силища и мощь! Тот, кто говорит, что СССР был «колоссом на глиняных ногах», должен хоть раз побывать в таком месте.

Ну наконец-то. В сторону от бетонки ведет привычный уже съезд в виде раскатанной «месителями грязи» колеи. Лягуха, радостно взрыкивая мотором, погружается в родную стихию внедорожья. Похоже, мертвая гнетущая тишина Тени-2 достала и ее...