Было это, как издавна повелось, в трижды Краснознаменном, дважды парнокопытном Кызыльском погранотряде.
Ходил наш комендантский взвод в караулы по охране вертолетной площадки. Площадка имела также склады ГСМ и прочие причиндалы, и была потенциально опасным объектом, особенно в годы окончания перестройки. Тогда в поисках самоопределения немногочисленный тувинский народ продолжал мучительные попытки отыскать на своей земле нечто ценное, что могло бы быть обменено на спирт "Рояль". Отсутствие "находок" вело к повышению их национального самосознания, вплоть до отделения и назначения "крайних". На "крайних" все больше были похожи мы, погранцы.
В этих условиях бдительность в караулах была нешуточной.
Зима. Мороз под 30. Ночь, Непогодь. Помощник начкара с-нт Исаев решил проверить несение службы молодым пограничником - ряд. Джанибековым, любимым сыном дагестанских гор, последним в ауле ходившим за солью.
Что уж в тот день творилось в голове Исаева, никто не знает. Может, должность штабного писаря его перегрузила, может, недавно кинутые сержантские лычки.
Он решил, видимо, сыграть в Бонда. Никого не предупредив, он покинул территорию охраняемого объекта, вывернул белый тулуп наизнанку (а внутри тот был из черной овчины) и пошел со стороны города по голой заснеженной степи к складам ГСМ, окруженным колючкой. Решил взять того на "понт".
Рядовой Джанибеков слова "понт", к сожалению, не знал. На удивление всем, он в эту ночь не спал, видно, мороз прихватил и его мозг. Мечталось ему о родных горах, кизлярском коньяке и женщинах. На заставах за нарушителя давали внеочередной отпуск. А здесь-то какие нарушители....
Короче, заметил он незнакомца в черном, гордо шедшего к его посту. Заметил поздновато.
Окрикивать было уже ни к чему, да и свидетелей-то нет.
Джанибек встал на колено, вскинул АКМ и стал поливать фигуру длинными очередями.
Исаев, ждавший хотя бы окрика (не думаю, что он планировал доведение проверки даже до предупредительных выстрелов), даже обосраться от неожиданности не успел. Надо было спасать свою жизнь, что в малоснежной тувинской степи было достаточно проблематично. Какими-то небывалыми прыжками он кувыркался в снегу, взлетал орлом в небо и т.п. Подбежавшая в ночи подмога, на его счастье, огня открывать не стала, посчитав двух рожков Джанибека достаточными.
Разбирались всю ночь и следующий день круто. Вазелин в военторге раскупили быстро.
Сажать Исаева не стали, разжаловали и сослали на границу "колуном" ходить. Жизнь ему спасла в общем-то случайность.
Джанибек долго еще потом горевал среди земляков по несбывшемуся отпуску, кляня собственную близорукость...

Низкая Глиссада.

Лирджетами я для себя окрестил все маленькие частные реактивно-корпоративно-безумно-дорогие самолетики. Все эти Ситэйшн, Дассоны и прочие заразные Бомбардье. Не везет мне с ними. Не мне одному - они у всех у нас, пропеллерных Карлсонов, вызывают приступы холодной зависти, прицельной матершины и, бывает, черепно-мозговые травмы. К тому же диспетчера, волки позорные, им всегда подигрывают.

Давеча, ушел работать соло и взлеты-посадки в МакКинни. У нас низя, не разрешают - траффик плотный. Видимость и потолок были так себе. По идее летать не должен был - дяденька инструктор сказал 7 миль на 3500 футов, иначе заблудишься и будешь, как слепой котенок, под зонтиком класса Б пропеллером облака мусолить и на башню мяукать - дайте мне вектор да дайте мне вектор. А они тебе фигу. Но тетенька директор школы сказала it’s your call. Типа, не сдерживай порывов, которые идут от сердца, как говорил один известный капитан. Королевских Мушкетеров. Согласился со стариком Де Тревилем и полетел. Правильно сделал. Иначе упустил бы возможность поймать в прицел в лобовой атаке Лирджета, что есть праздник души для любого Карлсона. Было так.

Не взирая на, прямо скажем, неустойчивые погодные условия, в МакКинни было весело. Штук пять Карлсонов околачивались в коробке, работая на touch-and-go. Диспетчер в башне, или как их здесь называют, контроллер, особо не потел, распределяя затянутое дымкой небо между пятью самолетами. Каждому по кусочку досталось. Крутили себе карусель, никого не трогали, пока на частоте не возник Лирджет. С каким акцентом он говорил с диспатчером не знаю, но звучало забавно. Эдакий Мимино - сюшай, посадку давай, да? Нихачу в коробка твой вставать, ты сам себе коробку эту вставь. Куда хочэщ вставь. Мою пряма вставь на полосу 35 (Все остальные пользуют 17 - встречку). Понял, да? Дэвки в порту есть?

Я был на финальном с разрешением на касание и взлет, когда башня озадачила вопросом - ты низкую глиссаду (low approach) сделать сможешь? Не знала тогда башня, что говорит со скубэнтом у которого от силы 20 часов налета и только два из них соло, и что всю эту диспетчерскую феню он понимает предельно буквально. Без базара, отрапортовал я. Сделаю так низко, что всем страшно станет. Башня тут-же разрешает посадку Лиру. Вот, спасибо, дарагой, обрадовался Лирджет, еще не зная что его ждет.

«Низкая глиссада», как я потом выяснил, совсем не низкая, а, скорее, даже наоборот. Снижение прерывается еще на повороте с базы на финальный, затем следует стремительный уход обратно в коробку над серединой полосы. И никаких касаний в этой процедуре не предусмотренно. В моем-же воспаленном воображении задача предстала в гораздо более извращенном варианте. Понимая, что на мою полосу, прямо в лоб мне, идет на посадку Лир, я намеревался приземлиться и взлететь(!) на 1/5 длине полосы, щедро, по-царски оставив таким образом 4/5 Лирджету. Гуляй, рванина.

С пятой длины все получилось нармальна. Сессна, она как вертолет, когда ветер встречный. Уже набрав сотню футов высоты, я с интересом наблюдал как элегантный реактивный самолет красиво прошел вниз через мой «сектор обстрела». Вот что-то только физиономии у обоих летунов были малость перекошенные...

Когда башня снова обрела дар речи, я уже запрашивал очередной тач энд го. Мата по открытой сетке не было, но инструктора, босса моего они по-телефону в известность поставили. Когда вернулся в ADS у него был приступ борьбы за безопасность полетов длиной ровно в минуту, затем он торжественно объявил что все это херня и оставил мне мой соло статус. На ночь следующего дня я летел ночное кросс-кантри. Это было в одном слове офигительно (все остальные слова вырезаны цензурой).

Сижу на работе, жду субботы. По штурвалу скучаю. Опять пойду соло, опять в МакКинни. Башня, это 45992. Я снова с вами. Вам низкую глиссаду не сделать? Знаю, мне будут рады. Зы. Про диспетчерскую терминологию книжку нашел. Читаю между митингами и битингами. «Без знания терминологии нет понимания между сторонами - участниками общения». Понимание, все таки, важная штука.

Не про армию, но мне понравилось
Взято с анегдот.ру

Мы прошли тот порог сходу. Хороший порог. Адреналинчику добавил. За порогом река немного успокаивается, хотя и бежит довольно быстро.
Где-то через полчаса после порога мы увидели приличное место для стоянки и встали на ночевку. Только разоблачились от сплавной амуниции,
стали ставить лагерь. Вдруг Паша заорал: "Кончай ночевать!!! Спасаловка!!! " По реке плыл человек (труп?) в спасжилете и каске. Плыл как бревнышко. Без всякого шевеления. Волки мы старые, тертые. И реками,и жизнью. Вскочили на катамаран практически сразу и успели перехватить утопленника почти напротив лагеря. Вернее утопленницу. Девка. Реакции - никакой, но лицо не синюшное. Это радует. Выскочили на берег. Повторяю мы волки. Никого учить не надо. Паша - искусственное дыхание "рот в рот" Толя - непрямой массаж сердца. Серега - сдирать одежду. Дело в том, что вода в реке - градусов семь-девять. От порога, где могла перевернуться группа, потерявшая эту утопленницу, плыть до нас чуть ли не полчаса. Смерть от переохлаждения не менее вероятна чем асфиксия. Здесь важно снять всю мокрую одежду, а потом уже растирать и согревать. Все при деле. Я поворачиваюсь и бегу в лагерь за аптечкой, спиртом и сухой, теплой одеждой. Глядишь, и откачаем девку. Не успел отбежать, слышу за спиной истошный бабий визг, сливающийся с утробным Пашиным ревом, и задышливым воем Сереги. Оборачиваюсь и наблюдаю картинку. Полуголая "утопленница" с глазами дикой кошки сжалась на песке. Паша зажимает руками физиономию, с которой ручьями льется кровь. Серега, сжимая руками гениталии, корчится на песке. Офигевший Толя сидит на песке, крутя
головой почти на 360 градусов. Барышня водит взглядом вокруг. Видит берег реки, катамаран, спасжилет, каску. Взгляд становится осмысленным, и она выдает: "Так вы меня спасали!!?". "Нет, трахнуть тебя, дуру,хотели!!!" - ревет Паша раненным быком. "Пока ты, дура, совсем не остыла!" - сипит, держась за гениталии, Серега.
"Понимаешь, Пашенька" - заплетающимся языком, в который раз повторяет "утопленница", в которую уже влито достаточное количество спирта.
"Прихожу в себя. Ничего не помню. Но чувствую: один мужик - целует, другой - грудь тискает, а третий - штаны стягивает. Первая мысль - насилуют. Реакция у меня - естественная: нанести максимальный урон насильникам". "Да чего уж там? - бурчит Паша, замазывая бальзамом "характерные" полосы на лице. "Только ногти на сплаве стричь надо под корень!"
Но все это происходит вечером, когда уже подплыли "потеряшки" - группа молодых раздолбаев, перевернувшихся в том пороге сразу всеми судами и
сообразивших, что потеряли девку, где-то лишь через полчаса. Их радость, нечаявших уже увидеть свою красавицу живой - была немерена. За что
суровый Паша, в качестве компенсации за моральный и физический ущерб, забрал весь их спиртовой запас. И то верно - рано соплякам пить, пусть
сперва сплавляться научатся.
А команду нашу еще долго потом называли "Насильники утопленниц".

CopyRight www.anekdot.ru
Да плевать нам на Ла-Манш ...

Ледокол класса «река-море», где вторым помощником капитана трудился мой родственник Саша, спускался вниз по течению могучей реки Лена. Береговая полоса этого северного края едва-едва подернулась зеленью лета, но видно ее было плохо, ведь ширина Лены после Сангары достигает двух-трех километров. Судно шло ходко, торопясь в море Лаптевых, и ничего не предвещало неординарных ситуаций. Рев аварийного сигнала и крик - «Человек за бортом!» стал для большинства экипажа полной неожиданностью. Но факт оставался фактом и вот так он выглядел в глазах очевидцев.
В рубке нес дежурство второй помощник капитана, тоже, кстати, уверенный
в спокойном прохождении своей вахты. Сказать, что он удивился, увидев
гребущего посреди реки человека без всяких технических средств, было бы
неправильно - он был ошарашен! Бросив взгляд на ближайший берег, до
которого было метров восемьсот и понимая, что ситуация выходит из-под
логического контроля, он, спасая свой разум, начал озираться по сторонам
в поисках обломков кораблекрушения. Но их не было! И кто знает, как бы
он перенес данный факт, если бы не необходимость срочных действий.
Команды «стоп-машины, полный назад, шлюпку на воду», отдавались быстро
и четко. Через секунду в рубке был и капитан, тоже принявший самое
активное участие в отдаче распоряжений. Экипаж действовал быстро и
слаженно. Как только судно погасило скорость до возможного спуска на
воду бота, четверо матросов устремились на нем к утопающему.
Но, странное дело, за всей этой суматохой ни капитан, ни старпом, ни
мой родственник, поначалу даже не обратили внимание, на то, что
утопающий вел себя довольно спокойно. Размашистые гребки и планомерное
движение должно было бы смутить всех, но видимо сказывалась неординарность ситуации.
- Держись, браток, помощь близко! - стиснув зубы, прохрипел капитан,
успокаивая всех, в том числе и себя.
Видимость с рубки и палубы была отличной, весь оставшийся экипаж
мысленно отсчитывал секунды, радуясь быстрому приближению бота к
утопающему. Как только бот приблизился на расстояние руки, поведение
спасаемого резко изменилось. Наблюдавшие с нескрываемым волнением
отметили, что он стал вести себя неадекватно. Вместо того, чтобы
стараться залезть в бот, он яростно махал руками, барахтался в воде и
что-то орал - но что, на судне слышно не было.
- Как его колбасить начало, - уныло протянул капитан, - видимо шок, или
судороги!
- Конечно судороги, вон, за бортом вода всего пять градусов! - также
уныло протянул старпом, кивнув на навигационные приборы.
В боте действия утопающего расценили, видимо, также, как и руководство
на судне. Отличие было лишь в том, что помимо всего прочего, у них был
еще и приказ - спасти любой ценой! Через минуту один из матросов,
поняв всю бесплодность попыток затащить утопленника в бот по-хорошему,
перехватил одной рукой весло и смачно хрякнул им по лбу спасаемого.
Действие дало результат. Уже через секунду, три пары рук выхватили из
воды довольно щуплое тело.
За время транспортировки на ледокол тело понемногу пришло в себя. И
когда капитан, с радостным криком:
- Живой, родимый! - бросился к щуплому, но довольно жилистому
представителю коренного населения Саха, тот уже оглядывал экипаж,
довольно недружелюбно.
- Капитана, зачем меня на судно вытащил! - злобно зашипел он, потирая
довольно приличную шишку.
- Как зачем, ты ж тонул? - с трудом вникая в ситуацию, опешил тот.
- Сам ты тонул, а я домой плыл! Меня жена дома ждет. Где этот гад,
который меня веслом ударил!?
«Гад», уже понявший, что что-то сделал не так, давно уже замаскировался
среди членов экипажа.
- Так ты домой плыл? А лодка твоя где, утонула? - все же стараясь
понять, перебил его капитан.
- Слушай, зачем мне лодка, я же не на рыбалку плавал. Я к Ваньке на тот
берег гонял, погостил, сейчас домой возвращаюсь!
Поняв, что основного обидчика не найти, а драться со всем экипажем
небезопасно, якут поплелся к борту.
- Слышь, иди хоть чаем напоим! - не найдя ничего лучшего, предложил ему
в спину обалдевший капитан.
- Да пошел ты ...! - огрызнулся якут, - была бы водка, можно было бы
остаться! А из-за чая мне потом что, лишних пять километров вверх,
против течения плыть?!
Весь экипаж с полчаса, не имея возможности захлопнуть рот, молча
смотрел, как якут ловко соскользнув вниз по фалу, ровно без рывков, плыл
к далекому берегу.

История обычная. Из армейской бытности. Давно это было, в конце 80-х.
Служил я в танковых частях в Закавказье и национальностей разных там
было представлено во множестве. И вот, когда я был уже на "дембеле" к
нам в роту привезли "зеленого". И звали его Эдик Бричников. Это был
маленький еврейский мальчик с огромной головой, большими ушами и
очаровательной мордашкой. Один взгляд на него вызывал слезы умиления... Он
хлопал длиннющими ресницами, улыбался и мы его почти любили - он был
просто украшением роты... :) На гражданке он был электриком, электромонтером... НИКОГДА его родители его ничему не учили - они хотели,
чтобы он стал электриком, он не умел чистить картошку, не умел чистить
обувь, он не знал, что такое гуталин, он не умел держать нитку с
иголкой, он не... Но он знал ВСЕ об электричестве.
Однажды, когда, на политзанятиях в "ленинской комнате" он не смог найти
на карте мира Судан, Эфиопию, Аргентину и еще с десяток таких же
малозаметных стран, его, чисто по приколу, подкололи вопросом про
лампочки. -" Ну ты хоть про лампочки чего-нибудь знаешь? Рассказал бы..."
-"Лампочки бывают разные" - начал Эдик. -"Бывают дневного света, лампы
накаливания, лампы неоновые..." Первые пять минут мы глупо хихикали. На
пятнадцатой минуте его лекции до нас начало доходить, что он просто
зачитывает нам статью из энциклопедии или из учебника по электротехнике... на память. Командир роты смотрел на Эдика остекленевшим взглядом, находясь в глубокой коме. Вышел он из нее только минут через 20-25. Занятие было закончено.
Когда Эдик начинал где-нибудь вкручивать лампочку или (о ужас!)подходил к оголенному проводу с изоляцией в руках, мы мысленно прощались с ним, читали молитвы и просили простить, если что не так... Эти руки... Они были не его, чужими! Он был не в состоянии удержать в руках отвертку! Лампочка могла просто выскользнуть у него из рук! Но он НИКОГДА. НИГДЕ. НИ РАЗУ. НЕ ОШИБСЯ. Это был феномен. Он хлопал ресницами, а мы вытирали пот со лба.
В один прекрасный день его послали на дальний пост. Видимо, вкрутить
лампочку. Когда он вернулся... Мы, находящиеся в роте, были в шоке. Вместо
носа у него был лосиный "рубильник" на пол-лица (!). Это была смесь
гоблина с Гурвинеком. Он был весь грязный и в крови. :( Нервно отсмеявшись, мы решили поинтересоваться, что же все-таки произошло.
Дальнейшее не поддается описанию.
Мы: - Это ты как это...хм... красивый такой...
Он: - А меня на грузовике подвезли.
Мы: - Ну...
Он: - А там лужа была.
Мы: - Где, там?
Он: - Ну, я когда на ходу спрыгивал, там лужа была я не удержался, и когда падал в лужу, я чтобы руки не испачкать, УБРАЛ ИХ ЗА СПИНУ(!!!!!!!!!!)...
Он упал плашмя.
У нас была истерика. Мы просто сползали по стенке вытирая слезы...
Он никогда, нигде не ошибался, он столько раз нас выручал, он знал об
электричестве ВСЕ. У него были золотые руки!
Это от бога. :)))