Сказка для внука.
(может , у кого есть кому прочитать - если понравится )

Его звали Кот.
Как и любой корабельный кот, он имел любимое место отдыха - на подшивке газеты «Правда», лежавшей на запасном столе в кают-компании.
Когда вестовые накрывали стол - «табльдот», Кот спал совершенно спокойно, даже не реагируя на звон тарелок, ложек и вилок.
Но стоило раздаться команде по трансляции, оповещающей о конце приборки и зовущей офицеров в кают-компанию, Кот счастливо потягивался, выпуская когти, и жмурился, зевая.
Скоро будут кормить.
Кота любили все. Может быть, кто-то из матросов и обиделся бы на него, найдя где-нибудь на объекте заведования продукты кошачьей жизнедеятельности, но никто и никогда их не находил. Как Кот решал этот вопрос, не знал никто, но всех это устраивало.
Так что врагов у Кота не было... почти...
С подшивки «Правды» гонял его Зам - кто-то когда-то пошутил, что, мол, коты тянут темную энергию, и не зря, мол, не зря Кот на «Правде» спит....
Но с Замом Кот смирился, как смирился за всю свою короткую жизнь с отсутствием вокруг собратьев и собратьиц. Его принесли на Корабль совсем маленьким Котенком, только-только попробовавшим молоко из блюдца.
За то время, пока Корабль готовился в море, Котенок подрос, и к выходу на долгие месяцы в море мог уже обходиться без молока.
В принципе, у него был еще один враг, Комдив, но Комдива уже два месяца не было на Корабле, и жизнь Кота стала в два раза спокойнее.
Кот совсем не хотел становиться врагом Комдива, но тени занавесок иллюминатора так весело играли на загорелой блестящей лысине Комдива... а Коту так хотелось поиграть...
Царапины на лысине зажили быстро, оставив после себя белые полоски и обиду на Кота в душе Комдива, так что пока тот был старшим на борту, «вывозя» молодого Командира на первую боевую, у Кота был настоящий враг.
Потом Комдив сошел на другой корабль... - и тут кто-то пошутил насчет «Правды»... Жизнь без врагов не получалась... Но в общем, это не сильно печалило Кота, ведь он не знал другой жизни.
По вечерам Кот любил приходить в каюту Командира. Здесь так сладко дремалось под теплым светом настольной лампы. А когда становилось скучно, можно было лапами постучать по дергающейся в руке Командира палочке, марающей бумагу, или на крайний случай крутнуть мягкие лопухи вентилятора... а потом подойти к холодильнику.
Конечно, кот не знал, что такое холодильник, но он точно знал, что вот из таких белых шкафов, откуда слегка веет холодом, всегда достают что-то вкусное.
Командир часто разговаривал с Котом и почти никогда не ругал.
Правда, иногда командир закрывал дверь в каюту, и оттуда начинало так вкусно пахнуть....
Но потом Командиру сказали, что Кот тоскливо сидит под дверью каюты иногда... ну, когда Командир запирается... и с тех пор Командир хлопал дверью холодильника, Кот слышал этот звук, и бежал со всех ног в каюту... А командир чесал его за ухом и называл почему-то «шестеркиным»...
Обычно жизнь корабельных котов осложнена соседством крыс, но Кот попал на странный Корабль - на нем не было ни одной крысы.
Хуже всего Коту приходилось, когда Корабль попадал в шторм, он никак не мог привыкнуть к качке, и иногда ему казалось, что эти мучения придумывают злые люди, чтоб специально отравить его спокойную жизнь.
Но в общем-то, легкую качку Кот переносил спокойно.
Когда корабль зашел в иностранный порт, Кота сначала долго искали, а потом нашли на площадке у самого гюйсштока, напряженно поводящего носом, ведь даже сюда, на рейд доносились какие-то чужие, береговые запахи.
Кота взяли на барказ и отвезли на берег.
Там Коту стало почему-то совсем плохо, ему трудно было ходить, ведь берег не качался под лапами, и вокруг было столько всего незнакомого, и запахи, запахи...
Кот очень испугался, распушил хвост, поднял шерсть на загривке, потом лег на брюхо, и категорически отказался куда-нибудь идти, пока его снова не забрали в барказ, и палуба под ним снова привычно закачалась....
А сегодня на Корабле было какое-то странное - для Кота - настроение. Все ходили веселые, шутили, и за хвост Кота дергали как-то весело, не хотелось даже обижаться.
Все говорили «Домой, домой» и вместо привычных синих штанов и шортов надели черные и синие длинные брюки.
Да и ветер был какой-то странный, холодно-неприятный, и в то же время зовуще-бодрый.
Впрочем, к вечеру все успокоились, и, как всегда на ходу, когда командир был на мостике, Кот пошел прогуляться по кораблю.
Сначала он сходил в кают-компанию, но двери были закрыты, и даже вестовых не было на привычном месте.
Тогда Кот спустился палубой ниже, туда, где была кают-компания мичманов, но и там было темно и пусто...
Оставалась одна надежда - камбуз. Кот иногда заглядывал туда по ночам, когда почему-то очень хочется есть. Но сегодня с камбуза доносился к сожалению не очень приятный запах жареного... и даже слегка горелого.
Кот не очень любил жареное, он с бОльшим удовольствием ел вареное или даже сырое мясо или рыбу, а тут пахло жареным. Очень сильно пахло.
Дверь на камбуз к удивлению кота была приоткрыта, и когда Корабль покачивался, тихонько хлопала.
Кот давно знал такие повадки корабельных дверей, и поэтому смело проскочил, когда дверь в очередной раз полуоткрылась.
Как всегда в ночные часы на камбузе было пусто - то есть в этот раз совсем пусто, не было даже дежурного кока, который обычно во время таких визитов разговаривал с Котом и срезал ему кусочки мяса с косточек.
Вернее он был где-то здесь, рядом, запах его ощущался, но самого кока не было видно.
Кот повел туда-сюда усами, и вдруг заметил между большими горячими котлами, к которым он в общем-то очень не любил подходить - ботинок. Ботинок как раз и пах дежурным коком.
Сам Кок лежал, неловко повернув голову как раз между котлами, и что-то тихо мычал.
Все это Коту очень не понравилось.
Раньше такого не было, и не должно быть теперь.
Надо было что-то делать.
Кот дождался, когда дверь с камбуза приоткроется, и выскочил в коридор.
Некоторое время он соображал - что же делать,...он никогда не встречался с такой ситуацией..... и тут Коту стало страшно. Он не понимал, отчего, но действительно он испугался... и поэтому, может быть от подступившего страха, а возможно оттого, что он действительно не знал, что делать - Кот заорал...
Ведь в сущности он был еще совсем не взрослым Котом, скорее он себе представлялся большим, сильным и взрослым, но на самом то деле он был совсем еще Котенком, к тому же совершенно не знавшим кошачьей жизни.
Но орал зато он от души. Так громко, что проходивший рядом с люком палубой выше матрос - дозорный услышал его мяв, и спустился к камбузной двери.
Дверь очередной раз приоткрылась на качке, и дозорный, увидев лежащего кока, бросился к нему, потом, громко крича какие-то слова, которые кот почему-то слышал чаще всего от людей на корабле, убежал, потом снова прибежал, уже не один.
Вместе они вытащили кока из-за котлов и куда-то унесли.
Некоторое время по кораблю гремели команды, звенели звонки и бегали люди.
Потом все успокоилось. Кот тоже как-то сразу успокоился - ведь крики, звонки, команды - это все было правильно, как всегда.
Когда окончательно стихла беготня, Кот отправился спать под трап на мостик - там лучше всего было дожидаться, когда корабль снова проснется, и снова вестовые откроют кают-компанию.....
.................
Днем, когда Кот как всегда потягивался на подшивке «Правды», а офицеры уже собирались к обеду, зашедший в кают-компанию Командир почесал кота за ухом, погладил и сказал:
- Вестовые! Котяру накормить от пуза, возьмите у продовольственника консервов рыбных. Надо его за вчерашнее поощрить.
И снова погладил Кота.
Кот так и не узнал, что своим мяуканьем он помог потерявшему сознание Коку, которого той же ночью и прооперировали. Кок сейчас лежал в лазарете и все рассказывали, какую тревогу поднял вчера Кот.
Да в общем-то Коту это было и не особенно интересно.
Но зато он понял слова «рыбные консервы» и «накормить», и это ему понравилось.
Жизнь в общем-то удалась.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА АФГАНИСТАН

Аэродром возле Шинданда, 1158 метров над уровнем моря. 302-я ОВЭ (Отдельная вертолетная эскадрилья - Ми-8МТ, Ми-24, прикомандированные Ми-6), работала на западной половине Афганистана. Сфера действия: по долготе - от иранской границы до высокогорного Чагчарана, по широте - от советской границы (Турагунди-Кушка) до самого юга Афганистана - пустынных Заранджа, Геришка, Лашкаргаха (Лошкаревки) и дальше.
Состав 302-й ОВЭ под командованием подполковника Швецова заменил «черную сотню Александрова» 22 декабря 1986, и закончил работу в ранге «дикой дивизии Швецова» 23 октября 1987 года.

ПЕРВЫЙ БОЕВОЙ

Прибывших летчиков разместили в палатках - старая эскадрилья еще несколько дней ждала «горбатого» (ИЛ-76), чтобы улететь в Союз, и, естественно, продолжала занимать «модули» (сборные щитовые бараки). Ночью грохало и ухало - по горам били гаубицы, над палаткой с шелестом пролетали снаряды, вот спустили воду в огромном унитазе - над головой, казалось, едва не касаясь брезента, с воем и гомоном пронеслась стая эрэсов «Града». Никто не мог уснуть. (Через неделю, уже в модулях, никто не просыпался, когда по фанерным стенкам акустическими кувалдами лупила артиллерия, и от этих ударов с полок валились будильники и бритвенные принадлежности.)
Наутро 23 декабря лейтенант Ф. и лейтенант М. приняли борт N10. Старый его хозяин, беспрестанно улыбаясь, открывал и закрывал капоты, бегал кругами, пинал пневматики, хлопал ладонью по остеклению и, наконец, крепко пожав руки лейтенантам, со словами «не ссыте, машина хорошая, сильная», унесся со стоянки, не оглядываясь.
После обеда, когда лейтенант Ф., которому выпало летать первую неделю, осматривал новоприобретенный борт, к машине подошли двое летчиков в выгоревших комбезах. Судя по их виду, оба были с большого бодуна - скорее всего, они вообще сегодня не спали, празднуя прибывшую замену.
- А где Андрюха? - спросил у борттехника летчик постарше. - Или он уже заменился?
Борттехник кивнул, надеясь, что летчики уйдут.
- Ну, что, брат, полетели тогда с тобой... - вздохнул старший, и оба летчика с трудом полезли в кабину.
Борттехник, ничего не понимая - первый день, предупреждать надо! - полез следом. Запустились, вырулили в непроглядной желтой пыли, запросились, взлетели.
- Садись за пулемет, друг, - сказал командир. - Наберем высоту, сядешь обратно. Летаем на потолке, чтобы «Стингер» не достал. Слава богу, это наш крайний вылет, отработали свое. Теперь ваша очередь.
С трудом набирали высоту. «Дохлая машина» - кривился командир. Борттехник с нагрудным парашютом сидел за пулеметом, и смотрел на желтую землю в пыльной дымке.
- Увидишь, если заискрит внизу - докладывай, увидишь вспышку - докладывай, увидишь дымный след - значит пуск, увидишь солнечный зайчик - значит машина бликует стеклами, - бубнил командир.
Набрав 3500, они вышли из охраняемой зоны и потащились на север, добирая высоту по прямой.
- Здесь пулемет не нужен, - сказал командир. - Садись на место.
Борттехник начал вылезать из-за пулемета. Развернуться не было возможности - нагрудный парашют цеплялся за пулемет, и борттехник понимал, что если он зацепится кольцом, то раскрытие парашюта в кабине никого не обрадует. Он приподнялся, занес правую ногу назад и опустил ее...
Но поставил он ее не на пол, а на ручку «шаг-газ» (находится слева от правой чашки и дублирует «шаг-газ» командира). Несмотря на то, что командир держал свой шаг-газ, его расслабленная похмельная рука оказалась не способна среагировать на неожиданное нападение слепой ноги борттехника. Ручка дернулась вниз, угол атаки лопастей упал, вертолет провалился.
- Еб, - спокойно сказал командир. - Прими ногу, брат, - мне и так тяжело...
Судя по внезапной легкости в телах, они падали.
Борттехник, у которого все скукожилось от страха, упершись левым коленом, соскочил назад, плюхнулся на свое откидное сиденье. Командир потянул шаг, придавили перегрузки, вертолет затрясся, и пошел вверх.
Некоторое время молчали, закуривали.
- А все-таки я завидую борттехнику, - вдруг сказал правый летчик, и посмотрел на командира. - У него целых два места. Хочет здесь сидит, хочет - за пулеметом.
- Но с другой стороны, - сказал командир, - если борттехник сидит, как сейчас, на своем месте, то при спуске на авторотации передняя стойка шасси, которая находится точно под сиденьем, пришпиливает борттехника к потолку. Если же он сидит за пулеметом - как на балконе, - то является мишенью для вражеских пуль.
- Это точно, - согласился правый. - А если прямо в лобовое остекление влетает глупый орел, то борттехник с проломленной грудной клеткой валяется в грузовой кабине. Да и в случае покидания вертолета мы с тобой выбрасываемся через свои блистера, а борттехнику нужно ждать своей очереди или бежать в салон к двери.
- В любом случае не успевает, - кивнул командир. - Наверное, поэтому потери среди борттехников намного выше, чем у других категорий летно-подъемного состава...
- Ну, все, командир, - сказал борттехник. - Останови, я прямо здесь выйду.
И все трое засмеялись.

Муравейник

Есть такие человеческие муравейники на флоте - авианесущие крейсеры называются.
Давайте встанем рядом и ощутим все великолепие этой громады. Ощутили?
Посмотрите вверх, умилитесь отточенности форм, торжеству народного зодчества и всеобщей колоссальности сотворенного.
Рот открыли от восторга? Закройте. Сверху могут запросто плюнуть.
Давайте разрежем его вдоль... Нет, лучше не будем, нас могут побить.
Давайте представим его разрезанным, что мы видим? Ходы. Тысячи ходов, выходящих ниоткуда и уходящих в никуда. По ним озабочено бегают люди-муравьишки, что-то друг другу докладывающие, приказывающие и посылающие нафиг...
Если вас по недоразумению пропустили внутрь, запомните - передвигаться в лабиринтах можно только в сопровождении опытного следопыта или, вооружившись мелком, которым вы будете отмечать свой путь. Но имейте в виду, что мелок сотрут на первой же приборке, и вы заполучите неплохой шанец остаться в этих немыслимых лабиринтах навсегда... и одичать.
Когда я приблизился к нему первый раз, он еще назывался «Баку».
Я стоял на палубе подходящего к этой громаде катера и восхищался...
Предстояла рутинная работа - обеспечение точного местоопределения при выполнении учений.
Аппаратура была установлена, матросы размещены, потянулись часы ожидания.
Меня поселили в каюту к командиру ЭНГе. Гостеприимный каплей проводил до койко-места, показал, где устраиваться и напоследок предостерег:
«Не выходи никуда, заблудишься, перед обедом я за тобой зайду, если что - звони, вот телефон».
Для начала по старой флотской традиции я поспал часик. Потом подумал, и поспал еще полчасика. Проснулся я внезапно. От банального желания пописать.
Высунулся в коридор, обозрел прилегающее пространство. Ничего похожего на гальюн не было.
Помня о наставлениях, позвонил каплею.
«Нет его, вышел куда-то».
Зашибись. Ладно, делать нефиг, не пацан какой, сам найду.
Вышел я, и довольно смело пошел вправо. Думаю - главное повороты считать.
Останавливаю матроса:
- Где тут гальюн?
- А, это прямо, второй коридор налево, еще через коридор справа будет трап вверх, там спросите.
- А на этой палубе, что нет? - изумляюсь я.
- Есть, но... объяснить тяжело... заблудитесь.
- Ладно... давай еще раз...
Топаю куда-то, где-то поворачиваю... никаких трапов вверх... А хочется уже нестерпимо! Вокруг люди военные бегают озабочено. Останавливаю еще одного:
- Где гальюн?!!!
Матросик смущенно пожимает плечами:
- Я тут всего полгода... Вот возле нашего кубрика знаю...
Бегу дальше...
- Где...?
- Направо... налево... вниз...
Мля, думаю, вот развернусь фронтом к стенке и обоссу тут все! Путешественник хренов! Сидел бы сейчас в теплой каюте, названивал потихоньку.
- Где...?!!!
- Это вам в другую сторону...
ААА! НЕ МОГУ! ЩА ЛОПНУ!!! Взорвусь тут эдакой бомбой, обрызгаю им все!
В ошалевшей голове бьется - «НУ КТО ТАК СТРОИТ!!!»
Через некоторое время со мной уже начали здороваться.
- Здравия желаю...!
Мне? Вот ведь примелькался. Бегаю тут уже полчаса. Совсем свой стал. Узнавать начали.
- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться, матрос Худайбердыев! Где каюта ....мнадцать?
Машу рукой: «Прямо... налево... - разворачиваюсь бегу, на ходу бурчу, - направо... там автобусная остановка...у бабушек спросите...»
Уже ничего не хочется, хочется обратно в каюту... но как её теперь найти?
Озарение - может, у них тут вообще гальюнов нет, а все их ответы - заговор молчания? Брежу.
Вроде, пробегал здесь уже, знакомые шероховатости на стене...
Интересно, а меня найдут когда-нибудь?...
- Товарищ старший лейтенант, а где найти мичмана Кренделева?
- Гальюн!!!...
- Что гальюн?
- Гальюн где?!!!
- Ааа... прямо... направо... вверх...
- Зачем вы мне врете?!!! Нет там никакого вверх!...Вперед! Ведите меня!
- Ну, тащ старший лейтенант... мне надо...
- Вперед мамувашу!
Куда-то идем, где-то поворачиваем. Матрос встает и задумчиво озирается.
- Ага! - ору восторженно, - нету здесь ни хрена! Ну где, где, покажите! - поворачиваюсь кругом, - здесь нет! И здесь нет! Его вообще нигде нет!
Пока я возмущался, матрос смылся. Сука. Найду - убью.
Бреду в никуда...
- Тащ старший лейтенант! Разрешите доложить! Ваше задание выполнено! Приборка в гальюне произведена!
Смотрю недоверчиво. Боюсь спугнуть призрачную надежду. Хриплю, пучеглазя:
- Гальюн... ведите...
ОН все-таки был. И совсем недалеко. Милый... как я скучал по тебе...
Я долго не кончался... какой же это оргазм, ребята...
Вальяжно выхожу в коридор. Люблю всех. Останавливаю матроса.
- Любезный, где тут каюта номер ....цать?
- Это вам надо направо... налево....
Начинается...

ПРИЧЕСКА ДЛЯ ДУРАКА

Пара летит в Лошкаревку. На ведущем борту N10 - командир дивизии. Он торопится и периодически нервно просит:
- Прибавьте, прибавьте.
Пара идет на пределе, на максимальной скорости. Чтобы сэкономить время, ушли от дороги и срезают путь напрямую. Вокруг - пустыня Хаш. Ни одного ориентира. Да они и не нужны экипажу - командир идет по прямой, строго выдерживая курс. Правак отрешенно смотрит вперед, борттехник поигрывает пулеметом.
Комдив, сидящий за спиной борттехника, толкает его в плечо, и, когда тот поворачивается, спрашивает:
- Долго еще?
Борттехник кивает на правака:
- Спросите у штурмана, товарищ генерал.
Генерал толкает правака в плечо:
- Мы где?
Застигнутый врасплох, правак хватает карту, долго вертит ее на коленях, смотрит в окно - там единообразная пустыня. Он смотрит в карту, снова в окно, снова в карту, водит по ней пальцем, вопросительно смотрит на командира.
Рассвирепевший комдив протягивает руку к голове правака и срывает с нее шлемофон.
- Я так и знал! - говорит он, глядя на растрепанные волосы штурмана. - ДА РАЗВЕ МОЖНО С ТАКОЙ ПРИЧЕСКОЙ ВЫПОЛНИТЬ БОЕВОЕ ЗАДАНИЕ?

ГЕРОЙСКАЯ СЛУЖБА

Следующий день. Действующие лица - те же, маршрут - противоположный. Привезли комдива в Герат. Сели в аэропорту Герата на площадку за полосой. Подъехали уазик и БТР. «Буду через час», - сказал комдив и уехал. БТР остался для охраны вертолетов.
- Слушай, командир, - сказал правак. - У меня здесь на хлебзаводе знакомые образовались. Могу сейчас сгонять на бэтэре, дрожжей для браги достать, а то и самой браги. Даешь добро?
Командир посмотрел на часы:
- В полчаса уложишься?
- Да в десять минут. Туда и обратно шеметом!
Правак запрыгнул на броню, и БТР укатил.
Прошло полчаса. Сорок минут, сорок пять. Командир взволнованно ходит возле вертолета, вглядываясь в сторону, куда убыл правак.
- Убью, если живым вернется, - бормочет он.
Прошел час. Комдив, к счастью, запаздывал. Подкатил БТР, бойцы сняли с брони безжизненное тело правого летчика и занесли его на борт. Судя по густому выхлопу, правака накачали брагой.
- Может мне застрелиться, пока комдив не приехал? - спросил командир. - Или этого козла пристрелить и списать на боевые потери...Мы это животное даже в правую чашку не сможем посадить.
Командир с борттехником положили тело на скамейку в грузовой кабине и примотали лопастным чехлом, чтобы тело не вышло на улицу во время полета. На секунду очнувшись, правак посмотрел на командира и сказал:
- О, кэп! Пришлось попробовать, чтобы не отравили...Если бы ты знал, какая это гадость! Как мне плохо!
Подъехала машина с комдивом. Командир подбежал, доложил:
- Товарищ генерал, вертолеты к полету готовы! Но вам лучше перейти на ведомый борт.
- Это еще почему?
- Правый летчик, кажется, получил тепловой удар, и плохо себя чувствует.
- Это тот, который нестриженый? Вот поэтому и получил! - сказал довольный комдив. - Ну, где этот больной битл, хочу на него посмотреть.
И комдив, отодвинув командира, идет к борту N10. Командир бежит сзади и из-за спины комдива корчит борттехнику страшные рожи. Борттехник, метнувшись к бесчувственному праваку, закрывает его своим телом и склоняется над ним, имитируя первую помощь.
- Ну что тут у вас, - говорит генерал, поднимаясь по стремянке. В этот момент обмотанного чехлом правака выворачивает. Борттехник успевает отпрыгнуть, и на полу расплескивается красная жижа. Он поворачивается к комдиву (который уже открывает рот в гневном удивлении) и кричит:
- Все назад, у него - КРАСНУХА!
Резко пахнет брагой. Но генерал не успевает почувствовать запах - он спрыгивает со стремянки и быстро идет ко второму борту с криком:
- Запускайтесь, вашему товарищу плохо!

В Шинданд борттехник летел в правой чашке. На подлете услышали, как ведомый запрашивает:
- «Пыль», я - 945-й, прошу приготовить машину с доктором, везем больного.
- Вот заботливый генерал попался, - досадливо сказал командир и вмешался: - «Пыль», пусть машина ждет на третьей рулежке, я там больного передам.
Сели, «десятка» остановилась у ждущей машины, командир махнул рукой ведомому: рули на стоянку. Борттехник Ф. выскочил, подбежал к доктору, и объяснил ему, в чем дело.
- Подбросьте его до модуля, доктор, иначе комдив всем вставит!
- Понял, - улыбнулся доктор, и подозвал двух солдат. - Грузите больного.
Когда вертолет зарулил на свою стоянку, там его ждал сердобольный комдив. Он встретил командира словами:
- Ну, как, увезли вашего товарища в госпиталь?
- Так точно, товарищ генерал!
- Ну и, слава богу. Пусть выздоравливает. Хорошие вы все-таки ребята, вертолетчики, и служба у вас тяжелая. ГЕРОЙСКАЯ

БОРЯ ОБЫКНОВЕННЫЙ

Парадокс, но чем больше халявного спирта тебе доступно, тем меньше риска спиться (хм, хорошая мысль, глубокая, надо развить при случае).

В нашей отдельной чукотской пограничной эскадрилье «самолетчики» просто купались в спирте, ибо Ан-26 оборудован жидкостной ПОС, технари из ИАС и ТЭЧ, регулярно его получали на «протирку тонким слоем» различной аппаратуры и техники, вертолетчики же видели его только по большим праздникам, и то только на 2 бортах (МТВ-шки), остальные - на Т-шках его не получали ни капли. Распределение же любителей спиртосодержащих жидкостей по этим категориям шло с точностью до наоборот. Самолетчики древо пьянства изредка поливали, технари его удобряли и окучивали, а у вертолетчиков оно расцвело и заколосилось так, что просто караул. Редкие санитарные вырубки со стороны командования части (в-большинстве, тоже пилотов «тарахтелок») этого древа в среде вертолетчиков результата не давали. Скорее наоборот, отсечение отдельных ветвей способствовало большей кудрявости кроны.

Ярчайшим представителем сплоченной (спаянной, в смысле споенной) семьи алканавтов был старший лейтенант Боря... мнэ-э-э, ну-у-у... скажем, Плющ (тоже 4 буквы, но непохоже, вдруг он еще служит, или его знакомые на Биглеру ходят). Был Боря лысоват, невысок, кривоног, тонкостью техники пилотирования тоже не отличался. Серое вещество мозга под влиянием выпитого на глазах усыхало и временами билось о стенки просторной черепной коробки, причиняя неимоверные мучения окружающим. Самому-то Боре было все как с гуся вода. За его многочисленные пьяные художества суждено было быть ему вечным старлеем в должности командира Ми-8. Даже и в командиры бы он не попал и влачил бы существование вечного летчика-штурмана до очередного залета, если бы не лохматая лапа где-то в высших пограничных кругах. Была у Бори красавица-жена пухленькая и соблазнительная брюнетка Марина, работавшая в строевом отделе. И почти каждый день по возвращении «с работы» (подшофе, естественно) Борис закатывал ей сцены ревности с криками, скандалами, ломанием подвернувшихся предметов, после которых Маринка щеголяла по штабу сине-фиолетовыми разводами на лице и прочих соблазнительных частях тела. Зная о его слабостях и полном отсутствии чувства юмора, сопитухи постоянно доводили Борю своими шуточками и подколами до верхнего градуса, и в таком виде отправляли домой. Юмористы, блин.

Вот в один из таких скандальных вечеров Борис пометав предметы, поорав и поколотив жену, набил ее вещами два чемодана и со словами: «Выметайся, б.. и иди куда хочешь, на...», - выставил их за дверь. После чего продолжил разборки, поскольку Маринка выметаться наотрез отказалась. Через часок, когда Борю уже сморило от водки и крика, милые, побранившись, замирились. Марина пошла на кухню а Боря - за чемоданами. Чемоданов уже не было. Потом их так и не нашли, вещей тоже.

Вот такой вот типаж стоял перед Масленницей дежурным по части. Звонит командир: «Боря, привет. Завтра праздник, позвони, пусть коня помоют, в санки запрягут, и завтра в 10 утра пусть стоит у казармы, детей будет катать». Воспаленный алкогольным воздержанием Борин мозг не смог адекватно переварить информацию и вместо звонка на подхоз, набрал номер прапорщика Юры Белоконь (в просторечии просто «Конь»). «Юра, звонил командир, велел тебе завтра помыться, побриться, взять санки и в 10 утра чтоб ты уже топтал возле казармы, чего-то перевезти надо».

Утро выдалось морозным, солнечным и ясным. В 9.30 сильно озадаченный но чисто выбритый и подмытый Белоконь с санками курил под окнами казармы. Без 10 минут 10 со стороны штаба подошел командир, поздоровался с преданно смотрящим в глаза Юрой. Тоже закурил, отошел в сторону, провожаемый задумчивым взглядом Белоконя. Через 20 минут командир накурился, нагулялся, коня с санями не было. «Юра, будь другом, поднимись в казарму, пусть Плющ позвонит на подхоз, спросит где... (командир начинает прозревать) ...конь, (переводит взгляд на Юрины санки) ... с санями. Ну, Боря, ну сукин сын!»

Катание состоялось, но часом позже и на немытом коне.