Солдат! Честь твоей части - это часть твоей чести!

Она

Из окна своего кабинета я оглядываю ровно треть этого города.
Он стоит на сопках, и каждый дом как на ладони.
В серой дымке мерцает мыс Чуркина. Меж сопок гуляет ветерок, и дома кланяются мне, как бы говоря, что сегодня, вот сегодня - точно!, все будет хорошо...

Вот три трубы вдалеке.

Одна из них слабо курится белым дымом...

А я встаю по утру, и мне так не хочется идти в свой кабинет, из которого виден этот город...

Кабинет на третьем этаже, но мое окно расположено прямо напротив маленького проулочка - рядом высоченный дом.

На расстоянии десяти метров от меня, утром, выезжают машины. Они выезжают безмолвно, презрительно поблескивая фарами в сторону моего третьего этажа...

А еще у меня появилась она...

Она выходит из этого красно-кирпичного дома, с ребенком.
Каждый день...
Ровно в половину десятого.
Мальчик что-то радостно кричит, выбегая из подъезда, а похожая на тень девушка, с небрежно подправленными за толстовязанную шапочку, обесцвеченными волосами, задумчиво достает из сумочки сигареты и курит....курит... Она курит одну сигарету за другой...
Иногда она, устало, говорит ребенку - «Сына, не балуйся...», и, тогда, сын подбегает к матери, молча обнимает ее и опять убегает...

Все повторяется...Повторяется изо дня в день...

Девушка отходит в дверной проем, и я вижу, как сотрясаются ее плечи.
Они сотрясаются совершенно беззвучно и совершенно незаметно для остальных. Только не для меня.
Я от нее всего в десяти метрах...
Я не знаю, почему она плачет...
Я не знаю, почему она одна...

Один раз я позвал ее:
- Эй...
Она не обиделась на это «эй»...
Грустно улыбнулась мне, позвала сына, и они ушли...

И опять передо мной замерзший и серый город.
И только пустой дверной проем, зябкий и темный...

Пойдем, товарищ.
Перенесемся на тридцать лет назад.
Пойдем.
«Поводим обезьяну».
Помнишь, мы говорили так, когда собирались прогуляться по городу, заходя во все те места, где наливают?
В любые годы, какие бы указы и постановления не принимались...
Это сейчас Город заполнен заведениями.
А тогда....
Честное слово, я все больше и больше люблю их.
Годы нашей молодости,
Годы беззаботной юности......
А начнем мы конечно с «Холла» в гостинице «Краина»
Для разминки фифти-фифти, коньяк с шампанским.
Да какие там трубочки, залпом, это ведь так, для хода, мы не собираемся пока нигде задерживаться....
И потихонечку, мимо «Пятачка» на «Адмирале» - мы еще вернемся сюда, пройдя полный круг, по солнечной стороне Большой Океанской, двинемся к площади под ёлкой...
Вот он, «Бочонок»....
Спустимся, открыв тяжелую дверь, с коваными петлями.....
Ликер, ликер, именно здесь мы выпьем по пятьдесят ликера, чтобы потом уже не возвращаться к этому напитку, нам еще долго бродить по городу?
И снова, поднявшись на солнце - а интересно, почему на Океанской почти все заведения на солнечной стороне, пойдем все дальше и дальше, любуясь на серые от времени стены, решетки и колонны. Мы будем нескромно заглядывать во дворики, где запущенные и давно не работающие фонтаны, полусгнившие рейки скамеек и неторопливые городские старушки...
Городские старики умирают рано...
А старушки живут, и с ними живет память и история этого города, дважды возрождавшегося из руин усилиями всей страны,.. и преданного своей страной...
Но он еще не знает своей судьбы, этот город, что ему, ведь на дворе семидесятые, бесшабашные семидесятые...
Пройдем мимо пивбара, заглянув на секунду, нет ли там знакомых...
Вон они, уходящие вглубь земли лампочки, куда -то далеко в полусумрак... сколько легенд ходило о Городских подземельях, и одна из них связана как раз с этой штольней... Ладно, нам - дальше, уже совсем рядом, вот она, «Снежинка», и мы не пропустим случая...
Как там у нас кофе с коньяком? А то же самое без кофе? Очень хорошо. Постоим у стойки, смакуя «Чайку», и снова полюбуемся известковыми сосульками и снежинками в слюдяных блестках на светло-голубом фоне стен.
Но вперед, вперед, дружище! Нас уже ждет «Льдинка».
Здесь еще в пятидесятые была стограммовочная... и сюда любил заходить мой отец. Зайдем и мы, и закажем кофе с коньяком... без кофе естественно.
И двойную порцию.
И посидим минуту.
И помолчим.
И просто поглядим в стекло стен на неторопливо текущую городскую толпу, на поднимающихся к «Победе» людей... на тормозящие городские троллейбусы.
Если бы я был поэтом.
Я написал бы оду
Посвященную городским троллейбусам....
Набитой в дни увольнения «шестерке», неторопливой «двойке», рабочим «единичке», «семерке» и «девятке», вечно кружащей «пятерке».
Но я не поэт.
Поэтому просто - за городской троллейбус, за те мимолетные знакомства... за разлуки без печали - и... дальше, дальше...
К площади под елкой, и мы пойдем, неторопливо, покуривая «Ту-134»....
Вот и «Ключик»... Естественно, мы заглянем сюда, и попросим кофе. Да, с коньяком. Да, с двойным.
Отсюда начинается самое интересное на нашей дороге.
И смотри - наша «обезьяна» уже начинает подниматься на задние лапы, и пытается на них ходить...
Нда-а-а-а....
В канонербухтенную стекляшку мы сегодня, конечно, не заглянем... мы гуляем, и еще не пришло время посидеть и поговорить....
Мы наконец-то вышли на городской «брод», но сначала, не переходя на морскую сторону, зайдем в ближайшую арку. Для тех, кто не знает - это просто столовая N1 . Пусть им
Но мы-то знаем.
Волшебный дворик, с зеленой верандой, увитой еще спящим сейчас виноградом... и виноградным вином. Возьмем по чуть-чуть, полстаканчика. И отломим уже набухшую почку винограда на закуску... и терпкость древней ягоды войдет в нашу кровь....
И снова, вперед и вперед, нам еще идти и идти, по «броду» и дальше, «по вождю», возвращаясь туда, откуда мы начинали...
Мы сегодня не будем почти нигде подолгу останавливаться...
Но в «Чайку» мы, конечно же, зайдем, и присядем ненадолго и возьмем бутылочку «рислинга».
Что может быть лучше рислинга в этот солнечный весенний денек, когда деревья на бульваре уже покрылись легким малахитовым налетом, но еще свеж норд-вестовый ветерок, лениво шевелящий воду канонерской бухты....
Мы посидим и полюбуемся на редкие еще паруса у яхт-клуба, на желтые откосы Хрусталки, на белый равелин на той стороне бухты...
Но нечего засиживаться, тем более, что наша обезьяна уже вполне встала на задние лапы - встанем и мы...
И мимо застывшего навеки над бухтой орла, якорей, и камней бывшего городского пляжа потихонечку пойдем к «Волне»...
Сколько сиживало здесь народу - и мичмана, и лейтенанты, и адмиралы. Его так любил Чурсин...
Но мы туда сегодня не заглянем, мы по самой кромке набережной подойдем к гроту под «Волной», и возьмем по стакану «Городского игристого», и посмотрим на склоняющееся уже к входу в бухту солнце сквозь его рубиновые пузырьки...
За нас!
За Город!
За флот!
И выпьем не спеша, врастяжку - как торопиться с этой солнечной радостью - и посмакуем терпкую кислинку во рту.
И под Поцелуевым мостом - мимо «Яиц», двух уродливых стекляшек, направимся прямо в «Рваный парус».
По полстаканчика муската - и все.
Нам уже пора перекусить, и хоть наша обезьяна вожделенно осматривается в поисках еды, мы таки пройдем еще совсем немного, прямо под «Фантомасом», сокращая дорогу, оставив слева грустного Павла Степановича, которого развернули после войны спиной к так горячо любимым им кораблям - прямо в «Козью жопу»...
Привет, привет, наша старая знакомая буфетчица. Как лихо она наливает «четыре по стопятьдесят» из одной полулитровой бутылки! Это класс... это надо видеть... да бог с ним, не в пятидесяти копейках дело...
Здесь, под старым деревом, здесь, где по рабочим дням, после восемнадцати встречается весь флот - и дивизия, и гидры, и овсига, и штаб - здесь мы перекусим.
Здесь место не назначенных встреч и долгих разговоров.
Будь а американским шпионом, я бы спился именно здесь - и ценней моей информации не было бы в анналах ЦРУ.
Ну вот. Наши ноги стали тяжелеть.
Но еще зовет нас дорога по «Вождю» к «Станюковичу», чтобы зайти в «Лакомку».
И выпить кофе с эклером.
Здесь всегда самое вкусное кофе и самые свежие эклеры.
Осторожно, осторожно, что-то наша обезьяна пытается съехать с высокого стула...
Пора...
Уж короткие южные сумерки цепляются своими щупальцами за штык героев-комсомольцев.
И мы побредем, здороваясь со знакомыми домами и памятниками к Поэту - мы еще помним, как он горделиво стоял посередине площади, встречая всех, поднимавшихся в город с пересыпи... мимо комендатуры, пельменной, библиотек, и снова выйдем на «Адмирала».
Ну, как?
Никто не хочет попить?
На «Пятачке» сегодня на счастье работает пивавтомат... нет? Не хочешь? И обезьяна тоже не хочет...
Тогда - на «двенадцатый» - и по домам
День кончился.
Обезьяна идет в клетку.
До встречи...

Одиночество Тигра

Василию Иванычу Лукину (Лукичу)
Дмитрию Гусеву (ДмБ)
Всему Сто Пятьдесят Пятому Горнопехотному полку
Сергею Скрипалю ("kont")
Сто Пятьдесят Второму ВДВ полку
Всему ОКСВА Сороковой Армии Советского Союза

So, so ya think you can tell
heaven from hell, blue skies from pain, can you tell a green field
from a cold steel rail? A smile from a veil? Do ya think ya can tell?
did they get you to trade, your hero`s for ghosts, hot ashes for trees
hot air for a cool breeze, cold comfort for change, did you exchange,
a walk on part in the war, for a lead role in a cage?*

Это наша жизнь...
Моя...
Сережи kont'а...
Недожитая - прапорщика Белова...
Мы знаем, чем отличается ад от той жизни, которая называется буднями...
Ад вечен.
Жизнь - нескончаема...
Ты можешь отличить ад от жизни? Боль от голубизны небес?

Небо в Афгане - зеленое... До белизны.

Ты просишь прощения за то что выжил...
У кого?
У тех, кто дошел?..
У тех, кто полёг?..

Одиночество. Самое страшное наказание за прожитую жизнь.
За жизни, которые ты отнимал.

- Как дела?
...Улыбаешься глазами, честными от многолетней лжи:
- Нормалёк!
...Человек, у которого все всегда хорошо.
Белеют шрамы взрезанных вен...
- Да в младенчестве поцарапал кот!
Объяснение, устраивающее всех.
Кто-то должен быть сильным настолько, чтобы тянуть воз своих невзгод и чужих.
Почему не ты?
Улыбаешься.

Броня одиночества, сковавшая тебя насмерть.
Со стороны кажется, что ты равнодушен ко всему.
- Ты знаешь, что ты похож на идиота: тому тоже все время хорошо!
Знаешь.
Улыбаешься.
Ну идиот, что с тебя взять?

Ты любил жизнь, горы и женщин.
Всего у тебя было много.
Теперь ты ненавидишь горы.
Ненавидишь жизнь.
Осталась только любовь к Женщинам.

Женившись, ты знал - это навсегда.
Секс по праздникам.
Ты к этому не привык?
Привыкай!
Сидишь, ссутулившись - жизнь пригнула?
...Через семь лет она изменила тебе первой - может быть дело в тебе?..
Одеваешь "Сенхейзеровские" наушники и врубаешь на полную мощь Пинк Флойд...
...Ты уверен, что можешь отличить синеву неба от врат ада?..
Старая контузия, затаившись до времени, выходит кровью из ноздрей.
В сотый раз умираешь.
В тысячный.

Почему? За что?
Может - заслужил?

Скрипнула дверь - она вернулась.
Выпрямляешься, расправляешь плечи. Никто не увидит твоего отчаяния.
Улыбаешься.
Ну идиот, что взять!

- Ты сильный!..
- Ты умный!..

Хочешь быть как все?
Надо было быть как все!
Всегда.
Теперь ты - изгой в мире живых.
Неприемлем в мире мертвых.
Прощай.
Гуд бай блю скай?
фиг вам!
Шоу маст гоу он!

Продолжаем.
Четыре миллиарда одиночеств.
Но для тебя больнее всего - твое...
Собственное.
Оно ближе.

...Неожиданная пальба сбросила тебя с постели. Хватая привычно стоящий в изголовье автомат ты не находишь его и понимаешь - всё...

...Жена, глядя на тебя, сидящего на полу и роняющего тяжелый пот, смеётся: она смотрела кино по видику, где крутой мэн расстреливает из "Калаша" два батальона духов.
Взглянув в твои загнанные глаза, она осекается и выключает видик.
Ты опять умер.

В который раз, брат?

Потерян счет смертям.
Своим и чужим.

Бессонница Сергея Скрипаля.
Долг, не дающий уснуть Диме Гусеву.
Лукич, посылавший нас на смерть - почему ты сидишь, куря во тьме безлюдной кухни?
Батя...

Я люблю тебя.
Я люблю тебя.
Я люблю тебя.

Простите, что я выжил.
Простите...
Я пью за вас.

Одиночество в толпе - вот твое наказание.
Душа скребется и плачет и бьется - она не понимает: за что ее заковали в непробиваемую броню одиночества?..
Видимость благополучия.

Простить тебя?
За что?
За то, что выжил?
Это - твое наказание.
Легче умереть.
Мертвые не страдают.

Сын, которому уже четырнадцать, случайно узнав, спросит тебя:
- Папа, а правда, что ты воевал?
Правда.
Раны, болящие по ночам.
Память.
- А почему ты никогда мне не рассказывал?..

Почему?

Ты хоронил самых близких друзей?
Хоронил.
Можешь жить с этим?
Живи!

________________________________________
*Pink Floyd (c)1975 "Wish You Were Here"

Полковник Соболь.
Два солдата, отбарабанив очередной сеанс связи, отдыхают под деревцем. Мимо, как назло, проходит командир части, полковник Соболь. Как и положено настоящему военному, он терпеть не может, когда солдат бездельничает, но к этим придраться не может - отдыхают согласно инструкции. Выход - нагрузить работой. Но какой? Очень просто, если вы - настоящий военный.
- Товарищи солдаты! Почему на деревьях листья жёлтые?
- Так товарищ полковник - осень...
Дальше - классика:
- Это не осень - это поливать надо! Быстро взяли вёдра и бегом поливать!