-Ну, старший лейтенант, докладывай!
Комбат сидел, подперев голову рукой, и с еле заметной ехидной улыбочкой рассматривал вошедшего. Скорее, не самого вошедшего, а повреждения на его физиономии. И было на что смотреть. Левый глаз зорко поглядывал со дна роскошного фиолетового кратера. Правый кратером похвалиться не мог, однако при некотором увеличении абсолютно без натяжек заменил бы красный сигнал семафора. Верхнюю губу очень хотелось схватить пальцами и проверить, будет ли она попискивать, как детская резиновая игрушка-пищалка. Однако майор этого не сделал, с трудом поборов желание. Переключился на рассечённую, со следами свежего профессионального хирургического вмешательства скулу.
Старший лейтенант стыдливо молчал, делая бесплодные попытки опустить глаза. Майор встал со своего кресла и стал наматывать круги вокруг пострадавшего, словно около музейного экспоната.

-Тащ майор, разрешите доложить!
-Докладывай, докладывай, я тебя не на конкурс красоты вызвал.
-В общем, сначала всё шло по плану. В 22-00 десантирование. У объекта - строго по плану, в 22-40. Потом матрос Козлов попал в сети и при попытке освободиться утерял нож. В общем, учитывая, что поставленная задача была учебная, а не боевая, я дал команду прекратить операцию и заняться спасением военнослужащего.
- Миша, всю эту муйню я уже знаю, - перебил доклад майор. - И про два комплекта кислородных аппаратов знаю. И про гидрокостюм (майор ткнул пальцем в лист бумаги на столе),...... одна штука, тоже знаю. Это всё - сфера интересов баталеров. Мне другое знать надо. Вас сколько было?
- Семеро.
- Семь штыков, значит... А браконьеров?
- Трое... наверное.
- Тебе ничего не кажется странным, старший лейтенант, командир роты морпехов?
Старший лейтенант снова сделал безуспешную попытку потупить взгляд, но физические повреждения этого не позволили.
- Дык....
- Что дык? Позор!!! Трое браконьеров отключают отделение морской пехоты, конфискуют снаряжение и безнаказанно исчезают. Ты сам-то понимаешь, чем это пахнет? Послали тебя минировать старую затопленную баржу. Без охраны. В мирное время. В безлюдной местности. А ты? Обменял баллоны на фингалы? Хреновый бизнес!! Семеро против троих? Какие ж вы морпехи? Не лягушки вы. Жабы вы. С соломинкой в дристалище ... Посмешище всей бригады!!! - излучал справедливый гнев майор, набирая обороты.
- Дык... - вновь попытался вставиться молодой офицер, но лавина возмущения селевым потоком брани заглушила его.
- В общем, я подумаю, что с тобой делать. А ты, товарищ старший лейтенант иди к баталёрам, вопросы решай.
- Но...
- Не ебёт!

Старший лейтенант Мартынов вышел от комбата в преотвратном настроении. Сказать, что до этого настроение было лучезарным, значит соврать, но теперь офицер ощущал в полной мере унижение и позор. Физиками давно показано, что скорость звука в воде гораздо выше скорости звука в воздухе, а это значит, что к вечеру вся бригада будет по секрету уведомлена о результатах учений специалистов-пловцов. Мартынову уже сейчас казалось, что спину буравят смешливые взгляды срочников и коллег-офицеров. Погружённый в свои мысли, не слышал сигнала приближающегося авто и в последний момент еле успел отскочить в сторону. Матернулся, и в удаляющемся УАЗе признал комбриговскую машину. Подходя к складам, завидел тот же УАЗик припаркованным у входа и, решив не дразнить беса, поменял маршрут.

Через несколько часов после описанных событий в кабинете комбата затрещал телефон.
- Тащ командир, - комбриг на проводе, - радостно доложил матрос-телефонист.
В тщетной попытке сложиться в одну гладкую и весомую, ответную на претензии начальства речь, в голове комбата истерично заметались составляющие родного русского языка. Так и не разложив выступление-отмазку по полочкам, поднял трубку.

- Майор Такой-то слушает, - попытался спокойно произнести офицер.
- Привет, майор Такой-то. Ты по ночному происшествию меры принял?
- Начинаю принимать, тащ комбриг.
- Планируешь взыскания, тащ комбат?
- Ну, так вы ж меня по головке не погладите. Вот и я приму меры.
- Отставить меры пока! Попрошу вас, тащ майор, заглянуть ко мне на чашку чая для разбора ситуации.
- Есть, - всколыхнулся всей душой комбат и почувствовал, что хочет видеть Мартынова у себя в кабинете снова. Но на этот раз он, майор, обязательно возьмётся за распухшую губу старшего лейтенанта Мартынова и обязательно проверит, не пищит ли она.
- Не будет пищать губа - запищит сам Мартынов - решил комбат.

Старшему лейтенанту Мартынову было невдомёк, почему наказанием для него стали всего лишь три ящика пива с малозначащим "ну-ну-ну" без занесения. Ему, конечно же, не полагалось знать и того, откуда взялось утерянное снаряжение.

Комбат был несказанно рад откупиться от комбрига всего двумя ящиками того же пива.

Чувства комбрига были двоякими. С одной стороны, он проиграл спор на предмет боеготовности подрастающего поколения диверсантов. Его профессиональная гордость громко стонала, наблюдая как отбывающая восвояси делегация высоких гостей из Таманской бригады (комбриг и два его зама) на неверных ногах пытается залезть в автобус, неловко запихивая ящик выспоренного пива. С другой стороны, жизненный тонус безудержно стремился вверх, пробивая низкую облачность и стратосферу, при одном только взгляде на чёрные очки таманского комбрига. За роскошный фингал, притаившийся под этими очками комбриг был готов простить многое.

МОКРЫЕ ДЕЛА

Я всегда любил дождь. И веселый, подмосковный дождик, рассыпающий хрустальные горошины по крыше старой дачной терраски, и питерский дождь, смешанный с ледяным балтийским ветром и запахом мокрого гранита. Душный тропический дождь, падающий на джунгли, я бы, наверное, тоже полюбил, но в тропиках я не был.
Учения проходили в Прибалтике, и Природа, наверное, играла за условного противника, потому что нам достался неправильный, белорусский дождь - беспросветно-унылый и какой-то особенно мокрый. Он прицепился к нам на выгрузке, без отдыха поливал на марше и теперь пытался смыть позицию Узла наведения авиации в соседнюю речушку с непроизносимым литовским названием. Этот дождь я возненавидел.
Шеф приказал солдатам надеть ОЗК без противогазов, поэтому бродившие под дождем бойцы в тусклом свете автомобильных фар были похожи на стаю сутулых гоблинов.
Учения были задуманы с размахом, планировались реальные перехваты, поэтому «в поля» вывезли не только подвижную группу, но и тяжелые РЛС. Конечно, по такой погоде о полетах нечего было и думать, но нормативы на развертывание нам никто не отменял. Я с завистью смотрел на станции «подвижников», которые давным-давно развернулись и теперь, сидя в сухих аппаратных, наслаждались заслуженным отдыхом. У нашей же станции хребтовую балку антенны можно было поднять только краном, поэтому ратный подвиг затягивался.
- Пойду погоду гляну, - сказал я шефу и полез в высотомер. На самом деле, мне захотелось хоть на пару минут спрятаться от дождя. Я включил высокое и покрутил верньер азимута. Дождевая засветка висела над точкой без просветов, конца-краю этому мокрому безобразию не было видно даже с помощью РЛС. Пора было выбираться обратно...
Наконец, собранную приемо-передающую кабину закатили на холм; принимая нагрузку, недовольно заревел дизель, и я, трижды сплюнув через левое плечо, включил питание. Станция работала! Все приемо-передатчики исправно молотили, оставалось только сбросить картинку офицерам боевого управления. На постоянном аэродроме сигнал с нашей станции шел на КП по подземным кабелям, а здесь нужно было использовать радиорелейную линию, изделие «Фаза». За «Фазу» отвечал прапорщик Коля Аристов по кличке «Курсант Фаза».
- Коля, включай «Фазу», - приказал я, а сам по радио запросил подвижной командный пункт:
- «Бабочка» - «Дренаж».
- Отвечаю... - буркнуло из рации.
- «Дренаж» к работе готов!
- Ни хера ты не готов! - помедлив, отозвалась «Бабочка», - картинки от тебя нет.
- Ну, началось... - подумал я, - то понос, то золотуха...
Передатчик релейки явно работал: по экрану осциллографа скакали импульсы, а катушка выходного контура противно свистела. На всякий случай я покрутил ручки настройки, поменял каналы - безрезультатно. На ПКП дожидались только картинки от нашей станции, чтобы доложить наверх по готовности и завалиться спать, поэтому каждые четверть часа грубо нарушали правила радиообмена, своими словами квалифицируя суть проблемы и наши действия.
От сквозняка качнулась брезентовая занавеска, и в индикаторную машину ввалился шеф, третий день мучительно трезвый и от этого злой, как эскадрильский кобель Агдам, покусавший в прошлом месяце замполита. Пса попытались пристрелить, но он сбежал, грамотно используя складки местности. Теперь пес по ночам бродил вокруг стоянок, пугая часовых горящими волчьими глазами и замогильным воем.
- Ну, долго еще будем жалом водить? - склочно поинтересовался шеф, - картинку когда «Бабочке» дашь?
- Товарищ майор, - засуетился Коля, - «Фаза» не идет, уж мы с товарищем старшим лейтенантом бьемся, бьемся... Что будем делать?
Шеф внимательно посмотрел на Колю, набрал в грудь воздуха и начал объяснять, что именно следует делать, не упуская из виду мельчайших подробностей конструкции «Фазы» и физиологических особенностей сословия прапорщиков вообще и Коли в частности. Поскольку «Бабочка» и не думала угомониться и освободить радиоканал, в индикаторной машине создалась на редкость выразительная матерная стереобаза.
К концу лекции Коля позеленел, как молодая капуста, а я постарался запомнить две новых идиомы.
Исполнив долг офицера-воспитателя, шеф заметно успокоился и поинтересовался, имеется ли у личного состава плодотворная дебютная идея?
- Наверное, кабель подмок, - сказал я, - надо бы мегомметром вызвонить, и, если действительно подмок, - заменить.
- Мудро! - одобрил шеф, - а кто на антенну полезет разъем откручивать?
- Разрешите, товарищ майор? - шагнул я из виртуального строя.
- Ты, - тут сучковатый палец шефа уперся мне в грудь, - интеллигент! В очках! На х#й мне нужен твой мокрый труп?!
- А почему мокрый? - обиделся я.
- Во-первых, потому что дождь, - объяснил шеф, - а во-вторых, если навернешься с двадцати метров, сухим не долетишь.
- Ты, Николай, полезешь, а ты, воин, - кивнул шеф в сторону оператора, - метнулся за мегомметром. А ну, на выход!
Конструкцию антенны изделия «Фаза» можно описать одним-единственным словом: «вредительство». 18-метровая мачта собиралась из отрезков труб, каждый из которых по очереди вставляли в некое подобие казенника пушки, смотревшей в зенит, после чего с помощью реечного домкрата поднимали вверх. Иногда зубья изношенного механизма проскакивали, и вся антенна с тяжелым грохотом падала на метр, вколачивая основание в грунт. Мачту положено было крепить тремя ярусами растяжек, колья для которых удалось вбить в грунт с огромным трудом. Прошедший в незапамятные времена ледник стесал камни на поверхности земли так, что они стали похожими на чешую огромного карпа. Если кол попадал не в стык между чешуйками, а в камень, то при ударе кувалдой земля подпрыгивала на расстоянии трех-четырех метров...
О том, чтобы сложить антенну, а потом поднять, нечего было и думать - до утра бы точно не управились.
- А ну, фару на мачту! - приказал ротный.
Боец повернул фару-искатель индикаторной машины, и в желтом световом конусе мы увидели, как нечто бесформенное ползет вверх по мачте, бормоча проклятия и цепляясь за растяжки.
- Кто это у вас там? - внезапно спросили из-за спины.
Мы обернулись. За нами стоял начальник связи дивизии и с неподдельным интересом следил за восхождением.
- Прапорщик, - исчерпывающе объяснил ротный.
- Ага... - сказал начальник связи, потом секунду подумал и задал новый вопрос:
- А зачем?
- Цирк зажигает огни! - ответил ротный, который по выслуге лет давно утерял страх перед начальством.
- Ну ладно, клоуны, на ввод в строй «Фазы» - полчаса.
Наконец Коля дополз до излучателей, пристегнулся к мачте офицерским ремнем и открутил разъем.
- Есть, - крикнул он, держа разъем в кулаке.
Внезапно из индикаторной машины раздался характерный визг индуктора, из КУНГа высунулась довольная рожа бойца, его крик «Пробой, товарищ майор!» совпал с воплем из-под небес. Сверху рухнул кабель, причем серебрёный разъем угодил точно в лужу, что автоматически снимало вопрос о его исправности.
Коля висел на ремне, судорожно цепляясь за антенну. Он пытался материться, но вместо осмысленных слов издавал какие-то лающие звуки и щелкал зубами.
- Так, - спокойно сказал ротный. Надо поднимать наверх новый кабель. Веревку ему к жопе привязали?
- Так точно, - ответил я, пытаясь подавить истерическое хихиканье, прикажете дергать?
- За х#й себя подергай! - механически огрызнулся шеф. Кабель привязывай, и пусть поднимает.
Новый кабель с закрытым технологической крышкой разъемом пополз вверх.
Вскоре сверху опасливо доложили:
- Готово! Только вы это... мужики, высокое не включайте, дайте хоть слезть!!!
Шли вторые сутки учений...

История рассказана моим знакомым; кто-то может назвать его "новым русским", но он, строивший когда-то свою карьеру из низов армейского спецназа, может серьёзно обидеться. С прошлым, однако, Серёгу сейчас связывает лишь членство в ветеранской организации да ежегодные встречи с друзьями-товарищами, многие из которых, как и он, стали просто отставниками-безнесменами.
История произошла летом в конце девяностых, когда знакомый путешествовал с друзьями по Скандинавии.

Всё было по честному. Шенген-визы, 600-й "Мерседес", остановки в отелях и спокойный, расслабленный отдых без жён с осмотром городов бывшего вероятного противника и дегустацией блюд местной кухни вперемешку с достижениями пивоваренной промышленности. Времена изменились, и наклейка "RUS" сзади машины уже не удивляет хладнокровных отпрысков викингов...
Маршрут познавательной экскурсии менялся в процессе. И будучи в каком-то прибрежном городке на восточном побережье Швеции, наши герои из туристического буклета узнали о существовании в городке паромной переправы на остров Готланд.
Кто не знает, остров находится в Балтийском море чуть правее Швеции. Площадь - визуально меньше Сахалина и больше Кронштадта. Климат, флора и фауна - это честная компания решила выяснить самостоятельно, к тому же за переправу на остров в обычно дорогой Швеции брали самую малость. Видимо, чтобы островитяне не передохли с голоду и не одичали без связи с Большой землёй.
Остров оказался очень даже ничего. Десяток кукольных городков с церквушками и яхтами на пристани, куча раскрашенных в красно-белые цвета хуторов с непроизносимыми названиями, изредка дорогие виллы и ещё более дорогие маленькие магазинчики. Раз пошло такое дело, решили остров объехать весь, благо в длину он километров сто с небольшим - час езды. Когда ещё туда попадёшь?
Рассказывает Серёга:
- Едем себе по дороге. Никого не трогаем. Скорость - километров сто с чем-то, чтоб пейзаж видеть. Время - полдень. Пейзаж - грунт гранит, рельеф - плоскогорье, растительность - кусты. Дорога - асфальтовое шоссе, но узкое и поворотов до кучи. Я за рулём, чуть выпивши, но из всех самый трезвый. Едем, значит. Захожу в поворот, снижаю скорость. Что-то мелькает в зеркале. Еле слышный стук. Левое зеркало улетает куда-то в неизвестность. Вижу, как спереди уходит за горизонт точкой чёрный "СААБ". Не самолёт, легковушка.
Компания офигевает. Знакомый давит газ в пол, "Мерседес" проворачивает шины по асфальту и устремляется в погоню за "СААБом". Благо, места безлюдные и машин на дороге нет. Минут через пятнадцать безумной гонки постепенно повисают шведу на хвост.
Что делать дальше, никто не знает. Скорость за двести. В итоге, решают гнать обидчика до логического конца - пока не остановится где-то. Дело ведь на острове, тут долго не наездишься.
Швед с дымом от шин бросает машину в поворот и по прямой прёт к какому-то забору. Серёга - за шведом.
Ворота в заборе открыты, на заборе кто-то успевает увидеть табличку и прочитать слово "Институт".
"СААБ" с визгом тормозит у дверей кирпичного здания института, из машины выскакивает щупленький белобрысый подросток в очках и с конвертом в руке, хлопает дверцей и бежит к большим стеклянным дверям.
- От сука, смыться хочет, пиздюлей отхватить боится за зеркальце! - компания пылает праведным гневом.
От ворот к "Мерседесу" бежит человек, явно вахтёр. Знакомый видит его мельком, потому что бежит бегом за белобрысым сучёнком, пока тот не зашарился в кабинетах и ещё виден внутри здания.
С размаху едва не сносит дверь плечом. За ней поднимается со стула ещё один вахтёр, но очень неудачно - стул стоит у прохода и на бегу Серёга нечаянно сшибает его. Так как человек он крупного телосложения, вахтёр улетает куда-то в угол.
- Извини, мужик, - машинально кричит на бегу Сергей, уже начиная трезветь и терять уверенность.
Видит в конце коридора спину обидчика, забегающего в какую-то комнату. Кидается вслед, почти настигает мальчонку, залетает за ним, не глядя, внутрь и попадает в помещение размером с небольшой стадион.
- На стене - цветная карта Союза с огнями и линиями, как сейчас в ЦУПе или РАО ЕЭС. Выше её десяток электронных часов, все показывают разное время. Увидел только слово "Москва". Рядами кабинки, в некоторых какие-то дети с наушниками и магнитофонами. У карты - стоит десяток остолбеневших военных в форме, все офицеры. И над всем этим великолепием разносится не вполне трезвый, но очень узнаваемый голос дорогого президента Российской Федерации Бориса Ельцина:
- Ты это, насчёт бани распорядись. Мы прилетим - чтоб сразу с самолёта в баню!
В комнату влетает "вахтёр" с отпечатком отопительной батареи на лице и автоматом наперевес, наводит его на Серёгу и что-то пронзительно орёт по-шведски.
- Блядь, да он мне зеркало нахуй отбил! - медведем ревёт в ответ по-русски на весь зал охеревший от всех событий Серёга.
- Нахуй, блядь!!! - кричат громко в ответ офицеры на чистом русском.
Серёга собирает в кулак все свои немалые года в Спецназе, чтобы тут же, грубо говоря, не ёбнуться в обморок.

Дальнейших ход событий он описывает, не переставая ржать.
- У шведов "Радиоинститут" - подразделение по радиоразведке. Это я уже после узнал дома. У них база на Готланде. На севере и юге страны мощные пеленгаторы на бывший Союз. Страна расположено удобно для этих целей, параллельно нам. Кабели с севера и юга сходятся на Готланде и пеленгаторы работают синхронно, засекая координаты с точностью до метра... Они слушают всё до Урала: погранцов, лётчиков, моряков - любой открытый текст им слышно, как твоё Би-Би-Си. Президента обычно нет - у него ЗАС. Но часто в жопе наш ЗАС. Как и многое другое сейчас.
Думали, хана нам. Представь, что было бы, если б янки в наше ФАПСИ завалились с бодуна. Меняли бы их потом на наших шпионов... А шведы извинялись очень. У них на острове несколько точек, так солдатики между ними гоняют при доставке донесений, как угорелые - ставят рекорды. Командир показывал конфискованную таблицу "рекордов", у кого время между базами меньше. Вот на такого мы и нарвались Шумахера - шёл на рекорд. Полковник обещал его примерно наказать - позвонить в полицию, чтоб штраф выписали. Позвонил также в сервис мерсовский, зеркало нам через час новое поставили.
Очень они извинялись...
Что забавно, в "институте" срочники вовсю шпарят по-русски. Хотя и на специфическом...
Полковник жаловался:
"Мат у фас в эфире! Плядь!!! Отна плядь!!! Дети приходят сюда служить воспитанными школьниками, а уходят хуй снает кем".

С форума avia.ru, рассказал VVZ (vvz-tu16@mail.ru).

Приморье, Спасск-Дальний. "Холодная война", восьмидесятые. Пара разведчиков Ту-16Р идет по периметру Японского моря, прошли самую южную точку, теперь вдоль Японии на Север - домой. Ведущий - командир эскадрильи, ведомый - командир отряда. В корме у ведомого ВСР (воздушный стрелок-радист) и КОУ (командир огневых установок) - оба солдаты срочной службы. Обычно в корму сажали хотя бы одного прапорщика, но тут редкое исключение. И вот, пообедав сухим пайком, боец из кормы докладывает: "Командир, сзади два маленьких". Точно, подлетела пара F-14 "Томкэт", один пошел к ведущему, другой стал облетывать ведомого.

По знакам - самолеты с авианосца "Мидуэй", обычное явление в этих местах. И дальнейшая процедура - стандартная, мы их фотографируем, они нас щелкают. Американцы внимательно рассмотрели Ту-16, не появились ли какие новые лючки или антенны. Закончив свое дело, истребитель стал за ведомым разведчиком слева сзади. Бойцы из кормы успокоились, достали сигареты, втихую закурили. Но вот американец стал сближаться с кормой, и подошел так близко, что можно было рассмотреть летчиков. Второй пилот откинул темный светофильтр, снял кислородную маску и стал настраиваться, чтобы щелкнуть фотоаппаратом солдат из кормы. Но что это? Присмотрелись бойцы и увидели, что американские летчики - негры! Чернокожих они живьем увидели впервые. Еще в школе ребята боролись за их попранные права (свободу Анжеле Девис!), а тут негры рядом, живые, но не угнетенные, а улыбающиеся империалисты из НАТО. И такая бойцов досада взяла, особенно радиста.

Чтобы выразить своё крайнее презрение, он в отркытую затянулся сигаретой, вальяжно раскинулся в кресле, выставив американцу каблуки своих сапог. Негр всё улыбается. Радист пальцем показал сначала на своё лицо, потом на свой черный сапог, затем на американца. Негр перестал скалиться. Истребитель сделал крен влево, продемонстрировав корме свои ракеты. Боец не успокоился и начал показывать пальцем на свою задницу, на сапог и на негра.

Американец прошел вперед и подошел к окошку командира корабля. Теперь уже негр стал энергично жестами что-то показывать нашему командиру. Тот по внутренней связи: "Корма, у вас все в порядке ?" "Все нормально, командир". А негр пальцами имитирует курение и показывает на хвост. Командир: "Вы что там, курите?" Корма: "Не-е, не-е, командир". КК: "Та-ак, по прилету из кормы не выходить, люки не открывать". Ну всё, корма в расстройстве, конец летной пайке, замаячила аэродромная рота. Вспомнили советских разведчиков, как бы они поступили?...

Прилетели. С помощью прапорщиков сделали обыск кормы и ни одного окурка, ни одной сигареты не нашли (все окурки, свои и чужие - бойцы съели). Не пойман - не вор, командир сделал им моральное внушение, этим и закончилось. Правда, радист после этого случая совсем курить бросил.
Так простые натовские негры внесли свои пять центов в укрепление нашей боевой готовности.

Письмо
-------

- Или вот ещё был случай, - сказал Дима.

Мы сидели у него на кухне с бутылкой и лёгкой закуской, которую он по-быстрому соорудил.

- Написал, значит, нам один лишенец письмо...

Дима у нас в части был офицером по академическому резерву. В силу специфики должности, психов-ботаников повидал за службу больше, чем на слёте фанатов сериала СтарТрек.


- .. да, значит, написал письмо. Ну ты знаешь, как это обычно происходит - пишет такой кадр письмо о том, что он не подходит для службы, потому что у него тонкая и ранимая душа. Потом мы ему пишем типовой ответ, так сказать, плюем прямо в распахнутую тонкую и ранимую душу. После чего он идёт в армию как все остальные, только надувшийся и обиженный. Да, так вот. Того парня мы всё-таки отдали психиатрам. Хотя я предлагал свои услуги по оздоровлению, но мне не предоставили пять минут с ним наедине. Что поделаешь, dura lex.

Мы чокнулись, выпили и захрумкали огурчиками. Дима продолжал:

- Значит, товарища звали Семёном. Понятно, из наших, из понаехавших. В общем, пишет он письмо: мол, я, такой-то и такой-то, личный номер 48-что-то-там, прошу освободить вышеозначенного меня от воинской службы в нашей героической армии ввиду нижеперечисленных причин.

Ну, дальше там был список из десятка пунктов. Но мне запомнились пятый, восьмой и последний. Пунктом пятым стоял текст примерно следующего содержания:

"В то время, когда американские империалисты безо всяких на то причин планомерно уничтожают мирное население Югославии, бомбят мирные города, больницы и жилые дома, я, ощущая свою духовную близость к братскому славянскому народу, не чувствую за собой морального права служить в армии, одобряющей агрессора и являющейся его союзником."

То есть уже можно комиссовать, да. Особенно мне про духовную близость понравилось. Я в его личное дело глянул - папа с мамой породистые, аж жуть. У самого морда - "мечта антисемита". Шнобель - во! Только скрипочки не хватает для полноты картины. А вот поди ж ты, туда же. Ты подожди смеятся, слушай дальше! Пункт восьмой:

"Так как я воспитывался в Советском Союзе и взращён на советской культуре, мне глубоко близки идеи интернационализма и дружбы народов. С детства я твёрдо верил в правоту палестинского дела и испытывал законную пролетарскую ненависть к проклятым сионистским оккупантам, нагло попирающим резолюции ООН. Ввиду вышеизложенных причин, принятие мною присяги может пошатнуть моё и без того хрупкое душевное равновесие."

- Пролетарий, ты понимаешь?! Учится на математическом, папа профессор, мама доктор наук. Не иначе, рабочий университет заканчивали, без отрыва от производства. Прямо в Ленинграде своём. Пиликает себе на скрипочке, и ненависть у него копится пролетарская! К нам, сионистским оккупантам! Эээ, стой, не кашляй!

Дима похлопал меня по спине.

- Но апогей этой драмы наступил в самом конце! Значит, примерно так: "Будучи хрупкой и ранимой натурой, я нашёл прибежище в алкоголе. В течении последних трёх недель я нахожусь в глубоком запое, выпивая в день не менее бутылки водки."

Тут Дима прервался и налил.

"Только так я могу унять всю боль моральных противоречий, рвущих на части моё чувствительное сердце. Резкий выход из запоя, связанный с призывом в армию, приведёт к вспышке агрессии, что сделает меня чрезвычайно опасным для окружающих."

Я тебе его физиономию уже описывал? Так вот, комплекция соответствующая. Ручонки тоненькие, сам сутулый, что называется, соплёй перешибёшь. Желудок у Семёна меньше напёрстка, а водки, видишь, влазит целая бутылка... Но это всё цветочки. Заканчивалось то письмо абзацем, от которого мы рыдали неделю.

"На случай, если армейская система проявит в очередной раз свою бесчувственность и меня всё-таки призовут, предлагаю разумный компромисс, который позволит обезопасить окружающих меня солдат"

Только мы, значит, изготовились проявлять бесчувственность в очередной раз, занесли над хрупкой натурой сапоги, мол, пущай послужит, гад такой, как дело приняло неожиданный оборот:

"К данному письму прилагаю таблицу доз алкоголя, которые дозы прошу выдавать мне ежедневно для плавного и окончательного выхода из запоя."

Главный как это дело увидел, чуть не опозорился со смеху! Письмо у него в кабинете в рамочке до сих пор висит. А Семёна мы отправили к психиатрам. Его даже не лечили принудительно, комиссовали на месте. Кстати, по таблице мы с тобой уже на шестом дне после запоя, и стремительно приближаемся к пятому. Ну, за службу!

И мы с удовольствием выпили за службу.

http://www.livejournal.com/~ilyad