Второй залп «Авроры». (честно стырено с http://www.litsovet.ru)

Вместо эпиграфа анекдот.
Вопрос армянскому радио:
- Какой военный корабль самый мощный в мире?
Ответ:
- Крейсер «Аврора»: один холостой выстрел - и в стране разруха.

19 июня 1923 года, рейд Кронштадта - форт Павел I.

Вообще-то, «Аврора» здесь немного за уши притянута, залпа с крейсера не было. Только ее экипаж при делах в этой истории.
Э-э-э... стоп! Опять забегаю вперед, опережаю сюжет. Ну - ладно, начнем сначала, по порядку и не торопясь. А уж читатель нас рассудит.
Итак, ясным, солнечным, но ветреным июньским днем, а такие дни - редкость в Петрограде и Кронштадте, учебный крейсер «Аврора» Морских сил Балтийского моря стоял на внешнем рейде Кронштадта, к зюйд-осту от Кроншлота, ближе к Ораниенбаумской отмели.
Да, да, та самая «Аврора», что выстрелом с бакового орудия в ночь с 24-го на 25-е октября (по старому стилю) дала сигнал к штурму Эрмитажа, то есть, Зимнего дворца, конечно. Уже к началу Империалистической или Мировой войны крейсер, ветеран еще русско-японской войны, изрядно устарел и числился учебным кораблем Балтийского флота. Но с началом боевых действий крейсер мобилизовали, перевели из учебных в боевые. От изменения статуса старый крейсер не стал более грозным. Конечно, шестидюймовые морские пушки Канэ производства Обуховского императорского сталелитейного завода смотрелись очень внушительно. Но лишь военно-морские офицеры, или военспецы, как их стали именовать после революции, понимали, что калибр и число пушек (14 х 152 после перевооружения) - еще не все. Грозной боевой силой крейсер делают также: скорость, броня, защита орудий (в «Авроре» пушки были не в башенных установках, а всего лишь прикрывались бронещитами), дальномеры, система управления огнем и многое-многое другое. Все это было на древнем крейсере архаичным, но с началом войны кое-что все же обновилось. Тем не менее, в составе Второй бригады крейсеров «Аврора» приняла активное участие в Мировой войне, командир - капитан первого ранга Г. И. Бутаков. Старый крейсер имел притом мощную и новейшую по тем временам радиотелеграфную станцию, почему и выбрали его большевики в дни восстания. В соответствии с ленинским планом: сначала почту, потом телефон, телеграф. Потому что революционеры высоко оценивали значение связи в военном деле. Впрочем, не будем забегать вперед.
В кампанию 1916 года крейсер временно использовался для практики гардемаринов Морского корпуса, а затем участвовал в операциях по обороне Рижского залива, поддерживал артиллерией сухопутные части, отражал атаки аэропланов противника на соединение российского флота установленными на нем двумя 75-мм и одной 40-мм «аэропушками»
Осенью 1916 году крейсер встал на капитальный ремонт на Франко-Русском заводе в Петрограде. Общение с рабочими верфи привело к тому, что экипаж крейсера оказался напрочь распропагандирован революцинными агитаторами.
Во время февральской революции 1917 года, а точнее 27 февраля, на крейсере возник стихийный митинг из-за того, что командир крейсера, им уже был капитан 1 ранга Никольский, арестовал и посадил в корабельный карцер троих рабочих-агитаторов. При разгоне митинга командир и старпом Огранович открыли по команде огонь из револьверов. Пару слов о командире. Как он командовал крейсером - не мне, сухопутному, судить. Но, судя по дальнейшим событиям, не нашел командир взаимопонимания ни с командой, ни с офицерами. К примеру, старший офицер крейсера ни разу не приглашал командира отобедать в кают-компании с офицерами, и тот столовался у себя в каюте. Для тех, кто понимает, это о многом говорит. 28 февраля на крейсере был поднят красный флаг, командир убит матросами, а старпом ранен. Впрочем, вскоре после этого отношения между офицерами и командой наладились, восстановлены были дисциплина и взаимное доверие.
Про участие крейсера в октябрьских событиях писать не буду, об этом уже написаны до меня гигабайты страниц. Скажу лишь, что «Аврору» после Гражданской войны одну из первых ввели в строй после консервации в Кронштадте, корабль вновь стал учебным крейсером. ...
Итак, после подробного экскурса в историю, вернемся снова тот ясный, чуть ветреный, но злополучный день 19 июня 1923 года. На крейсере проводились шлюпочные учения. Большой баркас с тридцатью членами команды оттолкнулся от борта «Авроры» и взял курс на Ораниенбаум. Там, как удалось установить позже, моряки закупили самогонки и отправились через воды «Маркизовой лужи» восвояси, на крейсер. По пути высадились на берег форта Павел I. Форт когда-то был морской крепостью, батареями пушек преграждая путь вражеским эскадрам к Петербургу. В связи с расширением границ Российской империи форт утратил свое военное значение и использовался в конце ХIХ века как военно-морская следственная тюрьма, а позже стал хранилищем мино-торпедного вооружения Балтфлота. Сейчас на нем находилось 30 000 снаряженных мин заграждения и большое количество взрывчатки для мин и торпед. В 1919 году форт немного пострадал от взрыва части арсенала, которым мятежники дали сигнал к началу известного кронштадтского восстания.
Моряки «Авроры» распалили костер на берегу, поставили котелок с ухой, а в золе стали печь картошку. Откуда рыба у авроровцев? Ну вы как дети, ей богу. Пару гранат в воду - и вот она рыба, белыми брюхами на воде отсвечивает. В воду за рыбой полезли, понятно, самые молодые, статус ветеранов на военной службе еще никто не отменял. Впрочем, те, кто не лазил в воду, чистили рыбу. Так что все строго, но справедливо. Тем временем Васько-трюмный развернул гармошку и моряки, приняв для сугреву, сбацали вприсядку «Яблочко» и цыганочку, затем спели шлягер минувшей войны «Цыпленок жареный», в общем, размялись, отвели душу. А потом сели вокруг костра и начали военно-морскую травлю.
Ах да, тут же прибежала охрана форта, которая состояла аж из десяти матросов, потребовала загасить костер и убираться подобру-поздорову. «А то ж арсеналы рядом, соображать надо, товарищи, вы ж сознательные!» Но авроровцы отвергли этот наезд:
- А ну-ка, инвалидная команда, катитесь отселева к такой-то матери, на почтовом катере! Да мы - матросы революционной «Авроры», да мы - по Зимнему стреляли! Ах вы, контры недорезанные, тридцать лет верой и правдой прогнившей монархии служили, а теперь - на трудовой народ хвост подымаете? Гниды казематные...
Да в морду им, да в зубы... Так их, растак. А что могли сделать матросы форта? Да и матросы с них - одно название. Престарелые, отставные ветераны флота, чуть ли не с Крымской войны, марсофлоты поди еще Нахимова и Корнилова, ну, разве что чуток помоложе. Что они могли сделать супротив молодых здоровых моряков?
А авроровцы, поддав еще для настроения, травили дальше. Петро, сигнальщик, рассказывал:
- Стою это я, собачью вахту, кемарю потихоньку. А чего не ж вздремнуть? Корабль не под парами, никуда не уйдет, на мель не сядет, и на борт никто чужой не залезет, мы ж на внешнем рейде. Вобщем, прикорнул слегонца. А ночи-то сейчас белые, видно все. Тут-то и ко мне, не слышно, как змей, комиссар подкрался, да ка-ак гаркнет прям в ухо:
- Спишь, краснофлотец?
Ну, я сразу вытянулся по струнке и спросонок брякнул по старорежимному:
- Виноват!
Хорошо еще, «вашбродь» не сказал, а то бы точно в Чеку забрали, как контру какую, элемент враждебный.
Тут и налетел на меня комиссар, а он - сами знаете - идейный, с завода Михельсона прислали:
- Что значит «виноват», товарищ краснофлотец? Это тебе не при царском режиме. Отвечай, как положено сознательному революционному матросу!
А что отвечать - я и понятия не имею. Старые порядки вроде как отменили, а новые еще не установились, да и меняются, что ни день.
Ну, я выпучил глаза и рявкнул ему:
- Не виноват!!!
Матросы у костра заржали, разлили еще по маленькой. Потом Никита, кочегар, начал вспоминать:
- Я тогда, в 17-м, на «Гангуте» служил, в Гельсингфорсе мы стояли, как и вся бригада линейных кораблей. Собрали мы депутацию матросского комитета и пошли с требованиями к самому главному адмиралу, который на тот момент в Гельсинки обитался, прямо к нему в штаб-квартиру. Не помню фамилие евойное уже: не то Щастный, а может, Непенин. Прошли мы, матросы, по мраморным и паркетным полам штаба, а офицерики, шкуры, все по стеночкам жмутся, дрейфят, вестимо. А мы-то в кабинет к адмиралу тому гурьбой ввалились да претензии ему в полный рост..
- И что вы от него требовали? - поинтересовался радиотелеграфист Алексей, недавно зачисленный в экипаж, пыхтя самокруткой.
Был Лешка из так называемых жоржиков. То есть в поведении и форме он придерживался полублатного, полуромантического стиля всех жоржиков флота: широченные клеши, лихой чуб из-под бескозырки набекрень (чуб накручивался на горячем шомполе винтовки), длинные, почти с метр, ленточки на бескозырке, татуировки на теле: якоря, русалки, паруса. Ну, и особый стиль речи, с легким влиянием черноморских военморов: «Ша! Ж-жьора, па-дерьжщи мои шькары, щяс я пакажю ему дещёвую ж’изьню!»
Раньше Алексей был гимназистом, сыном инженера-путейца. Родители умерли от тифа, и Леха стал гопником. Большая гостиница в Петрограде (ныне "Октябрьская"), что прямо напротив Николаевского вокзала у Знаменской площади, после революции была заселена обитателями трущоб и подвалов. По комнате на семью сначала, а потом и комнаты разделили кирпичными перегородками на две-три или четыре, в каждой новой комнате еще по семье. Назвали бывшую гостиницу: 1-е Городское Общежитие Пролетариата, сокращенно - ГОП N1. Обитатели его, сответственно - гопники. Пролетариями гопников назвать было трудно, поскольку из-за послевоенной разрухи в городе свирепствовала повальная безработица, заводы и верфи стояли. Поэтому гопники, помимо регистрации на бирже труда, в основном пьянствовали, резались в картишки, плясали под гармошку, случалось - и финские ножи выхватывали в угаре.
А Никита и ответил Лешке-телеграфисту:
- Первое наше требование было: чтоб матросам разрешили курить на ходу. Второе - чтоб нам также разрешили калоши носить. А тогда это разрешалось только начиная с каперанга или полковника. А третье - чтоб во время боевой службы не козыряли старшим по званию. И адмирал тот... - Никита сделал паузу и посмотрел на слушателей, - согласился со всеми нашими требованиями! Вот так вот! Впрочем вскоре такая буза началась на кораблях и в Гельсинки, что грохнули мы по темечку, убили то есть, и адмирала того, и многих офицериков...
- И за что? - изумился Лешка, аж самокрутку со рта выпустил, но ловко перехватил ее на лету. - За ношение калош и право курить на ходу вы грохнули боевого опытного адмирала и офицеров - самые образованные кадры флота? И это ваши представления о свободе, равенстве и братстве, вот за это вы и боролись: носить калоши и курить на ходу? А кто корабли водить по компасу и картам будет, машинами управлять, огнем орудий руководить, дистанцию считывать - ты, что ли?
- А хоть бы и я!
- Да ты , никак, образованный? - съязвил телеграфист.
- И не говори, Леша, я сам охренел, когда тебя с газеткой увидел, ты тоже, оказывается, грамотный.
Посмеялись, разлили остатки первача, доели уху и картошку. Потом сели в баркас и направились к «Авроре». Костер не затушили толком, все уже поддатые были порядком. От искр костра загорелся плавник (выброшенное на берег дерево) и промазученные обрывки канатов, линей и пр. Начавшийся пожар прибежавшие матросы «инвалидной команды» затушить не смогли. Пожар перекинулся на арсенал, начали одни за другим рваться казематы с минами. Увидев такое дело, «авроровцы» на баркасе налегли на весла и успели укрыться в стенах соседнего форта Кроншлот. Форт Павел I горел и взрывался еще сутки, в Кронштадте и Ораниенбауме не осталось ни одного целого оконного стекла, многие жители были убиты осколками и кусками сцементированных кирпичей от стен форта. От огромного форта осталась лишь одна полуразрушенная башня, обломок ее в полтора этажа.
Погуляли, вобщем.
PS: Вдогонку о рассказе "Второй залп Авроры". Мне прислали ссылку из сети, где отсканирован приговор по делу о взрыве форта Павел I.
Там указано, что пожар и взрывы на территории форта устроили пьяные матросы с линкора "Парижская комунна", а не с "Авроры". А курсанты с "Авроры" наоборот, пытались потушить пожар, при этом девять авроровцев погибли :(
В качестве источника для своего рассказа использовал следующий источник: Л.И. Амирханов и В.Ф. Ткаченко, брошюр "Форты Кронштадта", изд-во "Остров", СП-б, 2004 г.
Источник, увы, подвел.

Ночь... Маневровый тепловоз на маленькой станции. В правом кресле унылый машинист Аркаша, в левом - болтун-хохотун помощник Шурка. Все светофоры - синие и красные. Ночь. Нет работы.
Аркаша, страдальчески сморщившись, держится рукой за правую щеку и, покачиваясь, тихонько подвывает. У Аркаши болит зуб. Пока таскали вагоны, было еще ничего, а сейчас хоть голову на рельсы клади.
Шурик, наконец, не выдерживает:
- Аркаша, да хватит уже выть!
- Сурик, не могу, сил больсе нет, - шепелявит Аркаша.
- Ну, давай, я тебе его выдерну пассатижами!
- Себе выдерни, стоматолог х@#ев!!!
- Аркаша, ну, хочешь, я тебе заговор прочитаю?
- Хоросий? Подействует?
- Ты чо, я тебя когда-нибудь обманывал?
- Да постоянно! Сутник, бля...
- Аркаша, да зуб даю!
- Ага, мой зуб, наверное, даесь?
- Короче, слушай. Вставай на кресло, гляди на лампочку.
- Засем?
- Вставай, говорю, а то заговор не подействует! Повторяй за мной: зубы мои, зубы...
Аркаша, упираясь головой в потолок и старательно таращась на лампочку, грустно повторяет:
- Зубы мои, зубы...
- Корни мои, корни...
Аркаша тяжело вздыхает и произносит:
- Корни мои, корни...
- ЗА Х@#Й МЕНЯ ДЕРНИ!!! - торжествующе кричит Шурка и готовится бежать в сторону двери. Собственно, и глядение на лампочку нужно было для того, чтобы Аркаша не смог быстро догнать Шурку в темноте...
Аркаша опускает слезящиеся от яркого света глаза на Шурика. Молчит... Потом недоуменно спрашивает:
- Сурик! Ну, ты сам подумай: как зе я тебя дерну, если ты внизу сидись, а я под потолком стою? Ты бы хоть с кресла зопу свою поднял!

Ночь кончается, уже светает. Светофоры загорелись ярче - переключились на дневной режим. Аркаша тихонько подвывает. Шурка время от времени глядит на Аркашу и в голос ржет. До конца смены - два часа.

Путч. Глазами неучаствовавшего.

Известие о путче и ГКЧП застало нас далеко от родного Мурманска. 19-го августа должны мы были выехать с дачи (в Рязанской области) домой. Естественно через Москву. Консервация дачи до следующего лета-дело хлопотное и нудное, поэтому "радиоточку" я всегда отключал в последнюю очередь. Вот оттуда-то и донеслись "последние известия". Прибежала встревоженная соседка. У неё зять и дочь были в Ленинграде кооператорами. Люстры изготавливали эксклюзивные. Кооперативы были при Советской власти телами инородными. Всё могло кончиться либо национализацией, либо переводом их в другую форму собственности (что позднее и случилось). Успокоил бабушку, как мог. Сказал, что если ГКЧП-исты рельсы не разберут, всё будет хорошо. Вообще паршиво во время таких событий находиться за 2,5 тысячи километров от дома с двумя маленькими детьми. Пошёл в магазин за последними покупками. В сельпо - ажиотаж. Завезли товары, которые сельчане не видели не то со времён "застоя", не то со времён Николая Второго. Навевает некоторые мысли о "внезапности" путча. Однако почта и телеграф в селе ещё функционируют. Благополучно выезжаем в Москву. Совсем не скорый поезд Вернадовка-Москва доставляет нас в столицу. Переходим с Казанского на Ленинградский вокзал. Сдаём вещи. На вокзалах жизнь не зависит от путчей, дефолтов и т.д. Программа пребывания в Москве давно отработана. Дожидаемся открытия метро и едем в центр. Наверху, у выхода с эскалатора, стоит милицейский патруль и двое в штатском. Костюмы у них одинаковые и взгляд бдительно-настороженный. Наше семейство (старшей дочери-7, младшей-2,5) не вызывает никакого беспокойства. Младшая ещё спит в летней коляске. За станцией метро вырисовывается Кремль.Вокруг сплошной колонной танки и БМП. Немного в этом разбираюсь. Техника новая. Или Таманская, или Кантемировская... . Рядом солдатики бродят. Танкисты и мотострелки. Выглядят довольно грустно. Видно не спали долго. Полевых кухонь и биотуалетов рядом не наблюдается. Оружия у бойцов не наблюдается, только у мотострелков на ремнях малые сапёрные лопатки висят. Интересно, что они здесь копать собираются? Немного позднее их москвичи кормить-поить начнут, чем полностью деморализуют. Но, нам надо отсюда уезжать. Скопление бронетанковой техники никогда здоровья детям не прибавляло. Ныряем в метро. Едем на ВДНХ. Место проверенное. С детьми по магазинам не походишь, а на ВДНХ есть где побродить с коляской, отдохнуть, перекусить. Опять же аттракционы, зверушки всякие. Напомню, был 1991-й год. На ВДНХ много громкоговорителей на столбах. Оттуда звучит сплошная музыка и "одобрямс" ГКЧП. Признали: Куба, Монголия, Северная Корея, Румыния... . Это меня мало волнует. Учили меня в ОсНазе ГРУ два года информацию анализировать. Вот попробуйте проанализировать картинку: идёт милицейский патруль (аж три человека). Антипутчисты наклеивают на заборы и столбы воззвание "К гражданам России". В газетных киосках продаются журналы с карикатурами на некоторых членов ГКЧП (естественно напечатанных ещё несколько дней назад). Карикатуры на обложке. Название- "Три богатыря" (или что-то вроде этого). Реакция патруля-ноль.Смотрят строго "по курсу". Ни один даже голову не повернул. Я понял, что ни армия, ни милиция вмешиваться не будет.
Возвращаемся на Ленинградский вокзал. У перрона "глухонемые" бесплатно раздают ленинградские газеты. То ли "Невское время", то ли "Невская волна" (питерцы поправят). Передовица написана профессором Собчаком. У меня неоднозначное отношение к Собчаку, но в статье строго, по всем юридическим канонам, перечислены статьи УК, сроки, которые грозят всем "путчующим". А ведь в мирное время "подняться из окопа", иногда бывает труднее... . Вечером выезжаем из Москвы. Мы ещё не знали, что развязка наступит нынешней ночью у "Белого дома". Однокашник моего первого взводного по Рязанскому воздушно-десантному училищу генерал Лебедь описал это в своей книге "За державу обидно...". Это его БМП-шку зажгли, когда она уже уходила от Дома Правительства. Далее цитирую: "19-летний мальчишка-сержант (командир экипажа) под градом палок, камней и оскорблений поступил как мужчина и командир. Вывел из машины экипаж, включил систему ППО (противо-пожарного оборудования) и организовал тушение подручными средствами. В машине был полный боекомплект: 40 выстрелов к пушке, 5 ПТУРов, 4000 патронов. Растеряйся он, дай разгорется пожару... . Спасибо, что нашлись тогда здравомыслящие люди, которые остановили произвол в отношении ни в чём не виновных солдат. И следует отдать дань мужеству женщины-следователя, которая вела потом это дело. Не знаю, как её зовут, но она сумела возвыситься над буйствующей конъюнктурой и, объективно, беспристрастно разобравшись в случившемся, оправдать солдат, ставших жертвами трагических обстоятельств... ". Только в это время ехали мы в поезде. Сосед по купе прапорщик- авиационный техник. Служит в истребительном полку в посёлке Африканда. Странное название для нашего Кольского полуострова. Сейчас, когда я пишу эти строки, в Африканде остался один истребитель - на постаменте. Прапорщик-азербайджанец (просил называть себя Колей). Говорит, что русские, всё равно, его имя запомнить не могут. Судьба у него интересная. Родился в глухом сельском районе Азербайджана, окончил железнодорожный техникум. По распределению попал в Мурманскую область. Стал дорожным мастером. Говорит, что на его участке работали одни женщины. Смеётся, что они-то и научили его пить водку и ругаться матом. Потом соседи-лётчики предложили ему перейти на службу к ним. Опять смеётся, что его жена (азербайджанка) никак не поймёт почему от него (почти лётчика) постоянно пахнет керосином. После очередной рюмки "чая", спрашиваю Колю (опять возвращаемся к путчу) стал бы он стрелять в мирное население? Коля спокойно отвечает: "Я бы сначала застрелил того кто приказал, а потом бы подумал..." Можете относиться к этому как хотите, но я-поверил. За эти трое суток мне показалось, что ни милиция, ни армия не будет стрелять в тех, кто их кормит. А потом был перрон Мурманского вокзала и сообщение о том, что всё уже кончилось... .

Ну, в общем, хватило с меня пехотной романтики в АОИ, и закосил я через психиатра армейского (кабана), да так удачно, что попал я в роту охраны. Я-то закосил понарошке, и к тому же помогло образование психолога, которое я получил до армии, а вот в роте охраны были такие, что совсем даже не понарошку. Полупсихи, полудебилы. Кто-то по ночам вопил, кто-то темноты боялся, был там и некий курд... да что там говорить! Помню, я по ночам их пугал рассказами про ведьм из советского детского сада, помните, там про зеленую руку, да про черные ногти... умоляли прекратить.
Со времен службы в пехоте остались у меня подштанники, такие облегающие кальсоны цвета хаки. В других родах войск они не полагались, но нас само собой никто не проверял на всякие уставные тонкости, лишь бы на вышку могли залезть. Поэтому я их носил под штанами.
Как-то раз, когда вернувшись со смены, я переодевался, я вдруг заметил удивленные взгляды моих однополчан. "Что это у тебя за смешные штаны?" - спросил один из них.
Совершенно неожиданно для самого себя я ответил, что в России долго занимался балетом, и должен поддерживать форму, и поэтому принес с собой в армию одежду для занятий балетом и собираюсь теперь каждый вечер репетировать. Засим произвел несколько па из "Лебединого озера" с пируэтом в подштанниках с дыркой для члена... В казарме повисла гробовая тишина. От "русских" в Израиле привыкли ожидать всего. Здесь уже поняли, что любой "русский" может оказаться как профессором, так и киллером... Я полагаю, все почувствовали, что меня нельзя беспокоить и волновать, мало ли что я еще способен сделать... Я явно переборщил, но было поздно. Я прослыл главным психом среди "кабанистов". Вот так человек с университетской степенью оказался паханом у идиотов...