Про танк.

В середине 80-х годов прошлого века я проходил службу в одной из
авиационных частей в Западной Белоруссии, в почетном звании '
двухгодичника'.
Таких как я было нас человек двадцать, жили мы в деревянном бараке
гордо именуемом - полковая гостиница. Весной 86-го в моей комнате
поселился веселый парень Олег, его Родина отправила на другой конец
города, служить командиром танкового взвода.
В августе того года в наших краях начались крупномасштабные учения,
и Олег вместе со своим полком убыл учиться. Вернулся он через восемь
дней грязный, усталый, с трясущимися руками и абсолютно
не членораздельной речью. Способность разговаривать вернул Олегу
стакан спирто-водяной смеси именуемой у нас МАСАНДРА ( Микоян Авиацию
Снабдил Алкоголем- Народ Доволен Работой Авиаконструктора). Далее
рассказ от лица Олега.
Наш полк был дислоцирован в печально знаменитых Пинских
Болотах. Все семь дней учений полк преследовали ЧП и неудачи. То
застрелился дежурный по полку, то солдаты в поисках самогона устроили
драку в деревне, то утопили танк и много всего другого. Поскольку
генералов всех уровней вокруг было предостаточно, то оргвыводы
следовали немедленно и жестоко. Командиры полка менялись чаще, чем
подгузники у грудничка. Поэтому полк к месту постоянной дислокации
вел уже четвертый(!) за неделю командир- молодой и энергичный командир
первого батальона майор Ковбасюк.
Первый день, после возвращения с учений, всегда посвящен
приведению техники в порядок. Липкая болотная грязь на жарком солнце
быстро превратилась в камень и иначе как ломом, сбить её было
не возможно. Я расставил бойцов на работу, а сам прилег под кустом -
поспать.
Спать пришлось не долго. Проснулся я от энергичного встряхивания,
это будил меня командир 180-го борта сержант Хохлов.
- Товарищ лейтенант, проснитесь! У меня Дурдыев башню ломом пробил!
- Ты очумел что ли? Какую башню, каким ломом? Твою пустую башню,
подставку под пилотку?
- Да нет, у танка!
- Ты совсем охуел! Там же броня, её и снаряд то не каждый возьмет!
- Пойдемте тащ лейтенант, сами увидите!.
Делать нечего, пошли. То, что я увидел не может присниться в самом
страшном сне. В башне, в полуметре от ствола пушки, зияло отверстие
диаметром сантиметров в 12. Вокруг машины столпилась вся рота и бойцы
живо обсуждали событие. Я подорвался с места и к ротному, нашел его
в канцелярии, где капитан Лысенко и с ним ещё двое ( замполит и
бутылка водки) обсуждали прошедшие кадровые перемены. Я ворвался и
ору что-то про танк, Дурдыева и лом, пробивший дыру в башне. Лысенко
с ненавистью глянул на меня, мол понабрали в армию всяких гражданских
идиотов. Вспомнил всех моих родственников и вступил с ними в оральную
половую связь. Я ничего не мог ответить и только лишь взял Лысенко
за руку и потащил в парк.
Ротный увидел ЭТО, судорожно сглотнул слюну и рванул к комбату.
Что говорил ему комбат можно лишь догадываться, но и он появился в
парке минут через десять. Увидел, беззвучно выматарился и побежал
за другой, ещё более высокой инстанцией. Так добрались до ВрИО
комполка Ковбасюка.
Пока начальство бегало друг за другом, я осмотрел дыру в башне
и понял, что дыра-то ровная и сделана явно в заводских условиях, а ещё
через пять минут я нашел деревянный чурбачек, точненько под диаметр
отверстия. Это потом уже Большая Комиссия выяснила, что когда-то на
этом самом месте стоял некий прибор, который был демонтирован во время
капремонта на одном секретном заводе, а отверстие заделали вот таким
'мудрым' способом, типично по-советски. К стати такую же доработку,
только позже, обнаружили ещё на добром десятке машин, прошедших
капиталку на том же заводе.
Ковбасюк, прибыв на место, быстро оценил ситуацию и приказал
восстановить ' всё как было'. Нечего из-за ерунды поднимать шум, через
три дня приезжает комиссия, которая и будет решать - достоин Ковбасюк
новой должности или ему ещё рановато. Тем более, что доклад 'на верх'
о дыре в башне пробитой ломом, мог навести большое начальство на мысль
о психическом нездоровье потенциального комполка.
Комиссия прибыла через дней десять, проторчала у нас три дня, все
излазили, изнюхали и похоже пришли к выводу о достойности Ковбасюка.
В последний день, хорошенько откушав, в том числе и водочки, комиссия
перед отъездом возжелала еще раз осмотреть технику, на линейке
готовности.
Вот идут они и мирно беседуют, и тут то ли водка по жаре, то ли мозгов
у Ковбасюка действительно не было, но приспичило ему рассказать
солдатскую байку про лом, пробивший броню на танке. Комиссия весело
ржала, а тут аккурат проходили мимо 180-й машины, и Ковбасюк возьми
и ляпни: ' Так вот она, та самая!'. Со словами: 'Эта что ли?',
моложавый полковник- председатель комиссии, одним прыжком взлетает
на борт и, подражая каратистам, наносит не сильный, но резкий удар
по броне. Попал! Снайпер хренов!
А теперь представьте реакцию полковника-танкиста, только что
пробившего лобовую броню танка ::..ударом кулака!
Ну, рассохлась затычка от жары, на краске держалась.
Финал у этой истории более чем печальный:
- Через неделю полк принимал новый командир;
- На далекий сибирский военно-секретный завод уехала большая комиссия,
сплошь состоящая из особистов.

Взято с сайта anekdot.ru

История скорее не про армию, а про нашу медицину и как к ней относятся армейские врачи за бугром.

Товарищ мой - Ваня Германн живёт уже приличное время в Германии, и вот, по пришествию нужного возраста и отсутствию у Вани-Иоханнеса какого-либо пардона в виде учёбы или жены с детьми, историческая родина потребовала от него становления в ряды Бундесвера.

Ване было в принципе до синей лампочки, что будет - служба в Бундесвере халявная - по выходным домой, да ещё и месяц отпуска из всех 10 службы. Пожрать всегда есть, да и выпить тоже. Есть даже бюргерская поговорка "Постоянно бухой и готов ко всему - это немецкий танкист". А не в армию, так тоже пофигу - у фашистов штыки чай найдутся. Короче, Ваня с лёгким сердцем и повесткой в ладони пошёл в военкомат на врачебную комиссию. Была поздняя весна, одет он был легко - в футболку и джинсы. А вот ремень он забыл одеть.

Пришёл он к военным врачам. Прошёл психиатра, терапевта, кого-то ещё. Пришёл к хирургу. Тот его, естественно, просит скинуть футболку и охуевает. У Хермана поперёк живота охерительный здоровый кривой шов, когда-то зашитый с интервалом в 4 сантиметра, как на покойнике. Жутчайший. Жутчайший для немца.

Врач вопрошает, где это Ваня успел в своей жизни подорваться на фугасе. Ваня честно отвечает, что это следы не Фугаса, а простой операции по удалению аппендицита в детстве рукой стандартного советского хирурга из Новосибирска. Немец с его представлением о гуманности врачебной профессии, не поверил, посмотрел поближе, чуть не облизнул и заметил, что Ваня без ремня. Ну и пошло.
- Скажите, вам с таким шрамом наверное ремень носить больно?
- Очень больно! - сообразил Ваня
- Стало быть, вы ремень носить не можете?
- Не могу!
- А как же вы собираетесь служить?
- Не знаю.
- А может, вам на альтернативную службу пойти? - Желания убирать за старичками целый год говно в доме престарелых у Вани не было. Поэтому он превратился в непробиваемую стену.
- Никак нет. Не хочу альтернативку. Хочу с оружием в руках стоять на защите нашей родины!
- Но вы же ремень носить не можете!
- Не могу.
- Тогда вам на альтернативку!
- Не хочу альтернативку. Хочу служить немецкому народу и, в случае чего, сложить за него голову.
- Но без ремня нельзя.
- Хочу служить
- Но вы же не можете....
-...

Это продолжалось полчаса. Ваня защищал свое право отказа от права на труд среди ночных горшков. А хирург уже был готов сам повеситься на бундесверовском ремне. Через полчаса он комиссовал Ваню Германа. Признал его негодным к службе, дал справку, занёс в компьютер и Ваня ушёл. Сжимая в руке справку. Назад в весну. На свободу с чистой совестью. Всё из-за давнего советского хирургического вмешательства.
Вот так.

Так что, да здравствует наша старая медицина. Низкий поклон ей от тех, кто после неё сможет нагибаться.

Гарнизонная гауптвахта при 909 ВСО, пос. Нижний Софпорог, Лоухский р-н, Карелия. Май 1981 года.

Я сижу в одиночке на гауптвахте. Второй раз за свою службу. В первый раз было легче. Легче тем, что я знал, за что сижу, "за дело". А сейчас я даже не арестованный, а "задержанный". По официальной формулировке "за небрежный внешний вид". Надуманность формулировки была понятна даже начальнику губы Медведчуку, сказавшему это. Как будто он приехал за пятьдесят верст на лесную делянку лишь для того, чтобы убедиться, что сапоги у меня плохо начищены. Но от себя Медведчук добавил: "Командиры тобой недовольны".
Странно, приказы я всегда исполняю, в пререкания не вступаю. Ну, разве что отвечу как-нибудь смачно. Так то ж для красного словца. И Устав при этом формально не нарушался.
Например, мне ротный Чумак как-то пригрозил при всем строе:
- Смотри у меня, договоришься! Будешь лес не в Карелии, а в Сибири валить.
- Я сам родом из Сибири, вы меня Родиной не пугайте!
Рота чуть не попадала от смеха. Солдаты знали, что я всегда могу отмочить что-нибудь в этом духе. Так я ж его на х%@ не посылал. А за то, что я сказал, в тюрьму не сажают.
А теперь вот сижу в одиночке и гадаю - за что?
Официально мне не предъявляли никакого обвинения, не говорили, что против меня заведено дело. Значит не следствие, а дознание. Но и на допросы не вызывают, просто сижу в одиночке на узком пеньке, задница уже деревянная.
Я не знал, что в это время в нашей роте вовсю трудился дознаватель - особист с Петрозаводска. Допрашивали всех командиров и солдат, с которыми я служил, каптер три раза переписывал мою характеристику.
Слух во время сидения обостряется невероятно. Слышно, о чем говорят губари в караулке, слышно как били арестованных в общей камере. Меня почему-то не трогали. Я не знал еще, что подследственных не бьют, если на то не было указаний. Только каждый заступающий наряд открывал двери в мою камеру и долго, с изумлением рассматривал меня:
- Вот этот? Неужели? А с виду такой невзрачный...
- В чем дело? - спрашивал я.
Но они лишь таинственно молчали. Я так и не узнал никогда, за что против меня завели дознание, в чем я обвинялся. Наверное, уже и не узнаю.
Кормили на губе совсем неплохо. Правда, сахар, масло и белый хлеб нам не доставался, съедали сами губари, но зато всего остального - от пуза! Так много и в роте не давали. И я пользуясь ситуацией, с аппетитом лопал все, что давали. В здоровом теле - здоровый аппетит! Много позже я узнал от губарей, что это и спасло меня. Мне специально давали есть побольше. Особист, сколько не копал, не набрал на меня достаточно материала для открытия уголовного дела. И когда ему доложили, что я в одиночке хорошо ем и сплю, он сказал начальнику губы:
- Раз хорошо ест и спит - значит совесть чиста!
А на третий день ко мне в камеру подсадили еще одного парня с нашей Хуаппы. Назову только его кличку - Лука. На губе не хватало места, поэтому в одиночки стали сажать по два, "прессовать".
Хоть друзьями мы не были, но были в хороших отношениях. Когда закрылись железные двери, я обнял его как брата - стосковался по людям, пока сидел в этом каменном мешке два на полтора метра. Я усадил его, как гостя на пенек, а сам сел на порог камеры. Нары днем поднимаются на петлях к стене и приковываются замком. Губа не тюрьма, а воинское учреждение. А спать в армии разрешается только после отбоя.
Я стал жадно расспрашивать Луку обо всем. Ну как там? Как рота, как ребята? Ты за что попал? Ах, ротного послал, ну его можно, козел тот еще. Про особиста я еще не знал. Мы говорили много, откровенно и дружески. И только вечером он спросил меня:
- А ты за что сидишь?
- Не знаю, приехали за мной в лес, забрали прямо с роты и посадили.
- Ну, не просто так ведь, что-то должно быть причиной?
- Не знаю, потом все равно сами объяснят.
Он помолчал, а потом сказал:
- Ну сам, как думаешь, что-нибудь есть за тобой? Вспомни как следует. Может, ты только думаешь, что они не знают, а они уже знают.
Я постарался скрыть изумление. Мать твою за ногу! Лука, да тебя подсадили ко мне! Это могло означать лишь одно - на меня недостаточно материала и они решили, чтобы я сам на себя дал им материал через наседку-Луку.
Тут бы мне и заткнутся сразу, как только я просек, что Лука - подсадной. Но природный авантюризм взыграл во мне. Я сделал заговорщицкий вид и, наклонившись к нему поближе, вполголоса заговорил:
- Ты прав. Было у меня одно дело. Помнишь, в прошлом году на вахте у Кис-реки на болоте нашли сбитый советский истребитель. (Действительный случай, потом уже после армии я по воспоминаниям определил его тип, это был довольно редкий для Красной Армии истребитель P-40 Kittyhawk, поставлялся из США по ленд-лизу, у нас его перевооружали 20-мм пушками ШВАК).
- Ну, помню, я тоже к нему ходил тогда.
- А помнишь, тогда все порастаскали снаряды от авиапушки, а наш особист их потом отбирал у солдат.
- Да, было, кого-то даже хотели посадить за хранение боеприпасов.
- Так вот, я только тебе, как родному. Я тоже припрятал с два десятка таких снарядов.
- Ну! И где же?
- За ротным туалетом, от дальнего угла в двух шагах.
- Это где бочку с тухлой треской выкинули?
- Да, как раз под ней. Неглубоко, всего на полметра закопал. И вот, тогда ж белая ночь была, чую - кто-то смотрит на меня. Я оглянулся, но только успел увидеть, как какой-то солдат за угол казармы забежал. Вот я и думаю, что тот, кто видел, как я снаряды прячу, заложил меня, потому я и здесь.
А на следующий день меня вызвали к начальнику губы Медведчуку.
- Где снаряды от авиапушки?! - заорал он сходу.
- Какие снаряды?
- Ты мне тут ваньку не валяй! Наш караульный с наряда стоял под дверями вашей камеры и все слышал!
Это он так Луку маскирует, чтоб я не догадался, откуда дровишки. Ну, про караульного вы кому-нибудь поглупее расскажите. Я-то знаю, кто накапал.
Я не знал лишь, что всю ночь отделение губарей рыло землю под бочкой возле ротного туалета у нас на Хуаппе. Под утро их привезли обратно в Софпорог, злых и невыспавшихся. Если б я не был под следствием, быть бы мне жестоко битым.
- Товарищ я старший лейтенант! Я не прятал никаких снарядов, и у меня их никогда не было. Я наврал Луке.
- Зачем? Ты что, %бнулся?
- По глупости. Детство в заднице играет. Знаете, как дети иногда любят прихвастнуть: у меня дома спрятан наган, а брат у меня в десанте, и сам я знаю каратэ. В общем, прихвастнул немного, для крутости. А оно вон как обернулось.
- Так ты не только Луку, ты и меня, офицера, обманул! Знаешь, что за это бывает?
- Простите, но вас я не обманывал. Вот вы меня спросили, и я вам говорю правду. У Луку я обманул, правда. Но ведь он не офицер. Впрочем, я готов извиниться перед ним.
- Ладно, иди, посмотрим, что с тобой делать.
А потом меня перевели в 827 военно-строительный отряд в архангельской области. И последние пять месяцев я служил там, в бараках бывшего лагпункта Соловецкого лагеря Особого назначения (СЛОН).
Условия там были еще более ужасные, чем в Карелии
Но это уже совсем другая история.

Опасная инспекция
В советские еще времена мы на пару с американцами сокращали что-то очень стратегическое и наступательное: то ли ракеты, то ли шахты, а может, ракеты вместе с шахтами - не важно. А важно то, что процесс сокращения у нас контролировали янки, а мы, соответственно, у них.
И вот, с очередной инспекцией в ракетную часть прибыли американцы. Прибыли-то они к ракетчикам, а 'Геркулес' их сел на ближайшем аэродроме Дальней авиации. С аэродрома они уехали на автобусе, посмотрели что надо, а перед отлетом по плану был обед.
Кормить супостата решили в летно-технической столовой, благо у дальников всегда готовили отменно, ну, и задача продслужбе была поставлена заблаговременно. Кроме того, везти американцев в гарнизон компетентные товарищи не рекомендовали, опасаясь, видимо, что хитроумный вероятный противник по репертуару кинофильмов в доме офицеров сумеет вычислить урожай зерновых в Вологодской области. Летно-техническая столовая была очень удачно расположена рядом с летным полем.
Американцев встретили тщательно отобранные официантки в коротких деловых юбках и, почему-то, в кокошниках.
Расселись, съели закуску, официантки стали обносить столики супом.
Внезапно американцы заметили, что русские летчики молча встают, держа в руках тарелки. За их столиком возникла тихая мгновенная паника. Перед отлетом к русским их, конечно, тщательно инструктировали, однако о таком странном обычае не рассказывали. Старший могучим усилием мысли постиг, что это, наверное, какой-то обряд в память погибших пилотов и подал знак своим. Вежливые американцы встали, держа в руках тарелки.
Внезапно столовая наполнилась ревом и грохотом. Зашатались стены и пол, задребезжала посуда. Это взлетал Ту-22.
Когда до американцев дошло, в чем причина такого странного поведения русских, они опять переглянулись, с облегченным видом поставили тарелки на стол, собираясь сеть, и: жестоко обломались. Потому что в этом полку бомбардировщики всегда взлетали ПАРАМИ.

"Учебная ложка"
Не помню точно кто рассказывал мне эту историю. Итак.
В часть прибыло пополнение. Среди них присутствовал крепкий паренек из славных сынов Башкирии. Был он борцом-вольником (о чем все знали) и был он отличным стрелком (о чем узнали уже позже). Но кроме этого, был он человеком очень спокойным и находчивым.
В части была своего рода традиция. В первый же обед пополнению подсовывали ложку. Эту ложку берегли и хранили, передавая из поколения в поколение. Ложка в черпале имела аккуратно высверленное отверстие, а на ручке было аккуратнейше выбито - "Учебная".
У молодых бойцов была различная реакция на получение этой ложки. Кто-то пытался скандалить. Кто-то просил заменить. Кто-то обнаруживал особенности этой ложки только за столом и впадал в ступор.
Герой этой истории спокойно осмотрел ложку. Оглядел лица товарищей. Затем молча взял кусок тяжелого черного хлеба, залепил мякишем отверстие и приступил к приему пищи.
На дембель он уходил сержантом и долго вспоминался бойцами и командирами части как один из лучших, отдававших свой конституционный долг.