Взято с www.artofwar.ru
Автор - Макс Кранихфельд


Двухгадюшник

Это слово особое. Из нескольких тысяч слов, составляющих великий и могучий русский язык, есть только несколько десятков тех, которые не затерлись от привычного каждодневного употребления и рождают отклик в душе слышащего их. У любого кадрового офицера слово "двухгадюшник" такой отклик вызывает однозначно, причем в зависимости от личной погруженности в проблему, обозначенную этим понятием, сила отклика варьируется от презрительной улыбки до неудержимого приступа тошноты. Первоначально "двухгадюшник" в процессе эволюции произошел от "двухгодичника", так назывался человек, по сущему недоразумению надевший военную форму после окончания гражданского ВУЗа сроком на два года в звании лейтенант, еще порой кадровые офицеры зовут таких "тоже лейтенанты" - первое слово обязательно подчеркивается голосовой интонацией. Итак, лейтенант-"двухгадюшник" в эволюционной цепочке Homo militaries (человека военного) находится где-то на предпоследнем месте снизу - между солдатом-первогодком и прослужившим год черпаком. Конечно, при большой сообразительности, огромном упорстве и неком мазохизме он может со временем поднять свой статус почти до царя военной природы - полковника или даже генерала, а то и стать венцом военного творения (вспомните, кто у нас министр обороны). Но сразу оговоримся, что такие случаи чрезвычайно редки, как правило, средний двухгадюшник мелок, прожорлив, ленив и несообразителен, а следовательно, практически не имеет шансов пробиться на верх военной пищевой цепочки.
На нашем полигоне в свое время генерал приказал всем офицерам в обязательном порядке носить на форме значки об образовании. Так многие полигоновские негодяи, в жизни не имевшие отношения к институтам и студенческой вольности, а закончившие нормальные военные училища, все же поналепили на грудь гражданские ромбики. Спросите, зачем? Увидев гражданский ромбик и сообразив, что перед ним никто иной, как задержавшийся в армии "двухгадюшник", любой командир и начальник только махал рукой, не желая тратить время и силы на воспитание заведомо бестолкового офицера.
Лейтенант Веня Дмитриенко прибыл на испытательный полигон в конце лета, он закончил какой-то провинциальный филиал МАИ, и на этом основании кто-то в Главном управлении кадров решил, что Веня вполне сможет заняться испытанием ракет. Решения Главного управления кадров, как и пути Господни, порой неисповедимы. На нашем полигоне встречались субъекты и почище, чем выпускник МАИ - было несколько моряков, пара десантников, а однажды даже неведомым образом у нас очутился военный переводчик. Так что в явлении Вени никто не усмотрел бы ничего экстраординарного, если бы сразу же на остановке автобуса, пришедшего с вокзала, он не повстречал начальника штаба полигона полковника Злобнотворского.
Как уже говорилось, прибыл к нам Веня в конце лета, жара под пятьдесят, горячий ветер бьет в лицо как из открытой духовки, и ко всему еще пыльные дожди. Это когда идет дождь, но от жары капли воды испаряются в воздухе, не долетая до земли, а вниз вместо желанной влаги валится пыль. Надо сказать, Веня весьма гордился своим новым положением в обществе, поэтому приехал не как нормальный человек в майке и спортивных штанах, а полностью в лейтенантской форме. Но жара с непривычки подействовала на него довольно сильно, потому из автобуса он выходил без пилотки и в полностью расстегнутой рубашке, из-под которой весело выглядывала майка с Микки Маусом. Стоявшего на остановке начальника штаба от его вида чуть не хватил удар. Полковник Злобнотворский известен был своим диким, необузданным нравом и фанатичной верой в то, что только скрупулезное соблюдение всех канонов ношения военной формы одежды и отличная строевая выучка отличают российского офицера от обезьяны. А потому, когда полковник замечал у офицера хоть малейшее отклонение в этих двух важнейших вопросах, он буквально зверел. Обычно, когда Злобнотворский выбирался из штаба и отправлялся в путешествие по городку, неважно куда и зачем, на его пути все мгновенно вымирало, всякая жизнь останавливалась, а любое существо в погонах готово было испариться на месте или забиться в какую-нибудь щель, лишь бы его не заметили. Можете себе представить, какое впечатление произвел Веня со своим Микки Маусом на начальника штаба. А уж как впечатлился сам Веня, когда с первых же шагов по земле полигона на него вдруг надвинулось нечто, полтора центнера живого веса, воняющего потом и вчерашним перегаром, и заорало прямо в лицо:
- Лейтенант!!! Па-а-ачему в таком виде!
- Жарко, употел совсем, - простодушно глядя в глаза дяденьке-полковнику, начал Веня. - Знаете, я только сегодня приехал сюда на поезде. Так представляете, всю дорогу кондиционер в вагоне не работал. Я проводника спрашивал, в чем причина, а он...
- Лейтенант!!! - взвыл начальник штаба, чувствуя, что от возмущения у него перехватывает горло.
- Вот я и говорю, - участливо продолжал Веня, удивленно наблюдая, как у дяденьки багровеет лицо и выкатываются глаза. - Как вы в такой жаре живете, это же невозможно. В автобусе ехал, тоже такая духотища, и почему ученые до сих пор тропическую форму не придумали? А может, она и есть, просто нам не выдают, как считаете?
Злобнотворский судорожно сглотнул, пытаясь проглотить застрявший в горле комок яростного возмущения, и вдруг его качнуло, лейтенант поплыл перед глазами. Далеко и глухо как сквозь вату донеслось:
- В такую жару немудрено и тепловой удар получить. Вы бы тоже расстегнули рубашечку, да и галстук, наверное, на шею давит.
Начальник штаба еще попытался отмахнуться от тянущихся к его галстуку лейтенантских рук, но тут земля под ногами неожиданно вздыбилась как норовистый конь и прыгнула к полковничьему лицу. Последним, что увидел Злобнотворский, был Микки Маус, злорадно подмигнувший с лейтенантской груди.
В госпитале военные медики констатировали тепловой удар, спровоцированный жарой, нервным истощением и неожиданным стрессом.
После такого громкого прибытия Веня заслужил почетное прозвище Антиполковник.

Кадровик полигона изрядно помучился, подыскивая для Вени должность. Начальники научных отделов, все полковники, между прочим, от такого сомнительного приобретения отказались наотрез. В солдатские подразделения отправлять подобного кадра было по меньшей мере глупо. Закрытая для посторонних высшая каста работников тыла лишь презрительно пожала плечами и не захотела принять в свои ряды новоявленного защитника Отечества. Наконец, после долгих уговоров и нескольких литров спирта Веню пригрела служба РАВ (служба ракетно-артиллерийского вооружения). Должность начальника отделения хранения, на которую определили Веню, тяжелой и напряжной никак не назовешь. Есть здоровенный металлический ангар, в нем широкий центральный проход, а по бокам стеллажи со всякой всячиной. Вот, собственно, и все. Сидишь целый день в ангаре, принесли накладную, выдал то, что в ней написано, остальное время свободен, обезьяна справится.
Но двухгадюшник Веня, в отличие от обезьяны, имел беспокойный, пытливый ум, который не позволял ему целыми днями пребывать в пошлой праздности, а настойчиво требовал постоянного притока новых знаний, событий и впечатлений. На вопрос, как ему вообще в голову пришла такая идея, Веня впоследствии отвечал одной сакраментальной фразой: "А чо? Я же только поглядеть хотел, чего у него внутри..." У него - это у движка от ПТУРСа (противотанковый реактивный снаряд). Этот движок представляет из себя большую металлическую трубу зеленого цвета набитую твердым ракетным топливом. До появления Вени на складе он пролежал там уже несколько лет и никому не был нужен, и все было хорошо. Но обстоятельства изменились, и в недобрый час движок попался на глаза двухгадюшнику. Два дня Веня решался, ходил вокруг зеленой трубы и облизывался, останавливало соображение, что эта штука может вдруг кому-нибудь понадобится. Но любопытство настойчиво зудело внутри, побуждая к действию, и вот на третий день наш герой не выдержал. Обстоятельства располагали: на складе он остался в полном одиночестве, и прибытия нежелательных свидетелей тоже не ожидалось. Повертев вожделенную штуковину в руках, Веня принял решение для начала распилить ее пополам ножовкой для металла. Для пущего удобства штуковина была зажата в тиски на огромном столярном верстаке. Веня с решительным видом и ножовкой в руке приступил к эксперименту. "Ширк, ширк" - мерно скребла ножовка в руках двухгадюшника, Веня что-то напевал себе под нос ей в такт, металл мало-помалу поддавался его усилиям. И вдруг штуковина в тисках зашипела на лейтенанта как рассерженная кошка, и из нее повалил дым. Как и следовало ожидать, нагретый Вениными стараниями топливный заряд воспламенился и движок запустился.
Приехавший на склад сдавать гильзы от снарядов "Тунгуски" прапорщик потом долго еще заикался. Едва он открыл массивную входную дверь ангара, его глазам представилась картина из американских фильмов ужасов. По центральному проходу огромными скачками, таких не постыдился бы и гепард, выпучив глаза, несся двухгадюшник Веня, а за ним, исходя дымом и пламенем, с ужасным грохотом скакал внезапно оживший столярный верстак. Прапорщика эта картина настолько впечатлила, что, придя домой, он рассказал жене: "Такую жуть видел лишь раз! В детстве, в книжке про Мойдодыра. Но живой верстак гораздо круче говорящего умывальника".
- Это же киллер!!! - орал на совещании генерал. - Ниндзя! Его специально на нас наслали! Пока всех не перебьет, не успокоится!!! Вы как хотите, а я с завтрашнего дня хожу только с личной охраной!
Киллер Веня скромно краснел в углу.

После этого случая Веню отказались терпеть в службе РАВ, и по приказу начальника полигона лейтенанта перевели в отдел воспитательной работы. "Там сильно не нагадит!" - довольно потер руки генерал, издевательски подмигнув главному замполиту. Рависты были так рады уходу Вени, что даже не стали требовать с него восстановления разнесенного живым верстаком склада.

Начался новый виток военной карьеры двухгадюшника, на этот раз в стане воспитательных работников, призванных "глаголом жечь сердца людей". Произошло это как раз в канун Нового года. Этот святой для каждого русского человека праздник в отделе воспитательной работы ждали с неприкрытым страхом. Если все нормальные люди в праздники отдыхают, конечно, когда не заступают в наряд, то у замполитов в праздники самый разгар работы. Дел по горло: для бойцов организовать мероприятия выходного дня, обеспечить для офицеров и их жен концерт самодеятельности, нарядить елку на центральной площади городка, еще одну на плацу в казарменной зоне, выпросить у начальника штаба офицеров для охраны елок, чтоб игрушки не растащили, да мало ли что еще. В общем, трудятся замполиты не покладая рук, пардон, обычно не рук, а языка. У них же как: рот закрыл - рабочее место убрано.
А в этот Новый год случилась у замполитов прямо-таки катастрофическая неприятность. Прохлопал их главный ушами и вовремя не заказал для полигона елки, а какой же Новый год без елок? Добро бы служили где-нибудь в Подмосковье, съездили в ближайший питомник, договорились и нарубили, ан нет, шалишь, в степном Казахстане елочных питомников днем с огнем не сыщешь. А у начальника полигона была одна маленькая слабость: голубые ели, целая аллея высоких стройных красавиц, специально высаженных, всячески оберегаемых от степных невзгод. Может, ностальгия по родине у генерала так проявлялась, может, просто хвойный аромат его радовал, только в эту аллейку офицерского и солдатского труда было вбухано не меньше, чем во все испытания вместе взятые. Вот на этих-то сибирских красавиц и нацелился Главный замполит. Две недели он обхаживал генерала, ходил за ним тенью, вздыхал горестно, падал на колени и бил челом. Наконец к концу второй недели осады генерал сдался.
- Ладно, уговорил, разрешаю обрезать нижние ветви, на метр в высоту. И не больше, смотри у меня!
Главный замполит умчался, радостно вскидывая задом, в свой отдел. На беду в воспитательном отделе никого кроме Вени не оказалось, остальные замполиты в поте лица готовились к предстоящему празднику, а двухгадюшнику поручить что-либо просто побоялись. В другое время Главный замполит тысячу раз подумал бы, прежде чем возложить такую ответственную задачу на Веню, но сейчас он был слишком окрылен победой над начальником полигона, любил весь мир и на время утратил присущее всем замполитам чувство самосохранения.
- Значит так, - обратился он к скучающему за столом двухгадюшнику. - Бегом в автопарк, там возьмешь машину. Едешь на ней к еловой аллее и опиливаешь ели на метр от земли, все ветки кладешь в машину и везешь к штабу. Понял?
Веня быстро закивал в ответ, преданно глядя в глаза начальству.

После разговора с замполитом у генерала, что называется, сердце было не на месте, он уже десять раз успел пожалеть, что сдался на его уговоры и не отстоял своих любимец. Еле дождавшись обеденного перерыва, генерал вышел из штаба и направился к елочной аллее. Шок, который он испытал там, едва не свел его в могилу. Вся правая сторона аллеи щетинилась аккуратными елочными пеньками ровно в метр высотой. А по левой стороне навстречу начальнику полигона бодрым шагом двигался радостно улыбавшийся Веня с бензопилой на плече. За ним, тихо шурша шинами, полз ГАЗ-66 кузов которого до верху был завален голубыми елями. Оцепенев, как в страшном сне, когда нет сил, чтобы прервать кошмар, генерал молча наблюдал, как, подойдя к очередной ели, Веня взвизгнул пилой, и с таким трудом взлелеянная в чуждом климате гордая красавица со стоном опустилась на асфальт. За спиной Вени топорщились такие же аккуратные, ровно один метр, пеньки, как и на правой стороне аллеи.

Через две недели Веню перевели в Москву, в один из военных научных институтов, при этом подло кинув блатного капитана, имевшего волосатую лапу аж в самом Министерстве, и тоже рассчитывавшего на это место. Провожал Веню весь полигон. Сам генерал долго тряс его руку, как заклинание снова и снова повторяя: "Ну, надеюсь, больше не встретимся..."

Полная Монтана или Формальдегид.


В тот вечер Валера пришел домой пьяным.
С тех пор, как он перешел летать на "таблетку" - так из-за красного креста в круге на борту самолета называли в полку санитарный самолет для перевозки тяжело раненых, Валера домой приходил выпившим каждый божий день.
Медицина, понятное дело, спирта немеряно, вот и пьют понемногу после полетов. Называется это "продезинфецировать желудок", в смысле от желтухи, тифа и другой гадости, которой в Афгане во все времена было много.
В этот раз дезинфекция была капитальной. На все завистливые вопросы - как да что - Валера говорил только одно слово, вкладывая в него всю силу своей души и накопившейся усталости - "Суки!!!" - после чего вяло махал рукой в сторону далеких и нелюбимых "сук", которые, судя по направлению движения руки, жили в гарнизонном сортире.
Делать нечего, подробности утром, и заботливые руки земляков уложили Валеру в его кровать.

Валера был нашим заводилой во всех начинаниях и попойках - характер у него был такой. За часто употребляемые им же слова, в экадрилье он имел два прозвища - Хуерга и Монтана (первое он употреблял в смыле "плохо", второе- в смысле "хорошо"). Кроме этого, он часто употреблял им же придуманное в Афгане ругательство, которое помогало в трудную минуту не только ему - "Баграм-формальдегид-залупа!"- после которого улыбки выступали на самых суровых лицах.

Прибыли мы в Кабул нести интернациональный долг одним экипажем из украинского Львова - полный состав самолета Ан-26 плюс техник (это я) и два радиста-оператора (один из которых и был наш Валера, второго же звали Вася), т.к. предполагалось, что летать мы будем на самолете-ретрансляторе, обепечивающем связь в горах для наземных операций. Однако по прибытии в полк нашим пробивным командиром за две бутылки водки на КП был "куплен" Ан-26-грузовик, который не часто, но все же летал в Союз, что было огромным плюсом при отсутствии в местном военторге каких-либо алкогольных напитков. Таким образом, наши операторы оказались не у дел, но вскоре их пристроили - Васю диспетчером на КП, Валеру же борт-радистом на "таблетку". Поэтому так и получалось - пил Валера отдельно от нас, в приемном экипаже, спать же приходил в родной, обдавая нас свежим запахом перегоревшего спирта и сивушных масел.
Ну тут ничего поделать было нельзя, как говорят в авиации - кто на что учился.
Только на этот раз Валера не пришел, а впал домой, повторяя заклинание "Суки!".

Экспедиция, снаряженная в комнату экипажа "таблетки" для уточнения подробностей и проч, сообщила, что они все находятся в таком же состоянии, а кто не находится, тот спит. Поэтому и мы все улеглись спать, тем более, что время было уже позднее, а завтра был ранний вылет.

На следующий день, проводив самолет в полет, я вернулся в комнату, где еще спали тяжело продезинфецированный Валера и заступающий вечером на дежурство Вася. Пора было их будить - война войной, а завтрак по распорядку, утром не поешь, будешь лапу сосать до обеда. Вася бодро соскочил с кровати, Валера же голосом человека со смертного одра попросил принести котлету и компот, что и было сделано.
Если сказать, что пробуждение для Валеры было тяжелым, это значит не сказать ничего. Встать с кровати он вообще не мог, сидеть же мог только в течении 5-10 секунд, после чего безжизненно валился на кровать.
В течении этих секунд Валера пил холодную воду (спирт, как известно из физики, лучший осушитель), смотрел с отвращением на котлету и принимал прежнее положение лежащего бревна. Состояние, знакомое многим, потому вызывающее неподдельное сочувствие и участие.

Однако время шло, и на этот раз согласно законам организма все жидкое, предварительно попавшее в желудок, непременным образом должно выйти наружу. А так как выпил Валера вчера спирта и сегодня воды много, то приперло его капитально. Да вот беда - органы вестибуляции и движения по-прежнему были поражены алкогольным отравлением, поэтому выполнить функцию освобождения мочевого пузыря для Валеры было крайне затруднительно.
Ну правда, не нести же его в гарнизонную парашу на руках, хотя и находится она в 100 метрах от модуля!
С течением времени давление внутри Валеры поднималось и прямо пропорционально ему росла Валерина агрессивность по отношению к окружающему миру. Перейдя на общевойсковой-матерный, Валера поминал последними словами всех и вся - начиная с Менделеева - за открытие водки и заканчивая Циолковским - основоположником авиации, которого Валера вообще всегда почему-то недолюбливал и считал его фамилию ругательной (типа - "Ну ты, Циолковский хренов!"). Досталось и нам с Васей за неспособность помочь товарищу в трудную минуту, сопряженную со смехом.
Решение пришло неожиданно: если гора (в данном случае лежащая, в лице Валеры) не идет к туалету, то туалет идет к горе! Надо поссать в бутылку, благо их в любой комнате полно - сдавать негде (ближайший приемо-сдаточный пункт сами знаете где), а если выбрасывать, то можно засветиться перед замполитом, себе дороже! Сказано - сделано. Быстро нашли бутылку из под шампанского (в Афган из Союза возили только водку и шампанское, традиция такая что ли... ), она с широким горлышком, физиологичекому процессу не помешает, после чего драгоценный, но еще пустой сосуд как "олимпийский" факел был передан Валере - непосредственно, значит, для процесса. Стыдливо попросив нас отвернуться, Валера наконец-то облегчил душу и тело.

Дело расставания со своими анализами Валера решил сам (зная, что добровольцев нести теперь уже полную бутылку, хоть и с широким горлышком, но наполненную дрожащими руками, не найти) и довольно бодро - видно, сказалось облегчение. Приподнявшись на кровати и открыв окно, закрытое полностью фольгой в качестве отражателя тепла, Валера отработанным броском истребителя танков метнул бутылку почти с коктейлем Молотова в образовавшуюся щель.
Получи фашист гранату!

На этом бы история и закончилась, если бы не одно свойство, присущее, наверное, всем. Когда, например, где-то в поле вы облегчитесь по большой нужде, а по-простому говоря, посрете, то вытерев свою задницу и выкинув назад бумажку, 99% из нас оглянется назад, посмотреть на дело своих ... рук (1% - это слепые, что они в таких случаях делают, можно только догадываться).
Зачем и почему мы это делаем, неизвестно, да сейчас и не важно. Просто совершив расстование с бутылкой, Валера по вышеупомянутой привычке бросил ей вдогонку прощальный взгляд, после чего, резко закрыв окно, вытаращенными глазами посмотрел на нас и свистящим шепотом закричал: "Васька, закрывай дверь, кажись в начштаба попал!!!"
В движении к двери комнаты Вася шепотом, полным надежды, спросил: "Эскадрильи?", на что Валера все тем же шепотом ответил: "Полка!!!"
А надо сказать, что начштаба полка был вертолетчиком и поэтому всеми фибрами своей души ненавидел транспортников, на что мы ему отвечали взаимностью.

Щелкнул замок двери и вовремя - в коридоре раздались громкие шаги и возмущенный голос начштаба полка:
"Ты представляешь, Иван Трофимович, (...замполит полка, тоже вертолетчик!...), до чего дошли эти транспортники - почти полной бутылкой шампанского в меня бросили! И ведь не пожалели!... Где-то в этих трех комнатах они..."
Раздался громкий поочередный стук в соседнюю, нашу и следующую дверь. Мы молча лежим в кроватях, делая вид что спим, хотя, понятное дело, увидеть это те, для кого это изображается, через двери не могут.

"Здесь они где-то, здесь!!! Открывайте!! - и стучит к соседям, но дверь не открывается.
"Да успокойся ты, случайно, наверно попали!"- это уже замполит.
"Да как случайно, шампанское не пожалели, смотри!" - может, выпьет еще?- молча переглянулись мы.
"Товарищ подполковник, начальник штаба 1-й эскадрильи по вашему приказанию прибыл!" - о, наш пришел, и когда его только позвать успели?
"Кто у тебя в этих комнатах живет?" - злобно и нахраписто.
"Все на вылетах, товарищ подполковник!" - ничего не знает, но докладывает уверенно, вот что значит 20 лет в авиации прослужить!
"А кто же в меня вот эту(!!!!!) бутылку с шампанским кинул?!"
Пауза.
"Так, наверно, с той стороны модуля кто-то перебросил!" - молодец, оценка "пять"!!!
Пауза.
"Пошли, посмотрим, может, следы какие остались" - это уже замполит.
Раздались удаляющиеся шаги и голос все того же начштаба полка:" Чтобы сегодня же на всех дверях были повешены списки проживающих, а то взяли моду..." - какую моду взяли, мы уже не услышали, но могли догадаться.

Мы облегченно вздохнули и заулыбались, все еще продолжая лежать в кроватях. В наступившей тишине Вася тихо спросил: "Валер, а чего ты так вчера напился?"
После долгой паузы глухим и неожиданно трезвым голосом Валера заговорил:
"Так ведь это... Вчера капитана одного везли... Он с отделением в разведку пошел. Да на мину нарвался... Как взлетел, так на вторую мину упал... Руками... В общем, ни рук, ни ног нет. Лежит обрубок такой... Плачет... Лучше бы убило, говорит... Зачем я такой жене нужен... Суки....Суки!..". И замолчал.
Наступила тишина.

Только было слышно как далеко, там, на другом конце аэродрома, возле пересылки, разворачиваясь, гудит движками Ил-76, только что прилетевший с заменой из Союза.

В.Хорошилов

ГРАДИЕНТ

Из словаря:
Градиент (от лат. gradiens, род. падеж gradientis -шагающий), вектор,показывающий направление наискорейшего изменения некоторой величины, значение которой меняется от одной точки пространства к другой.

Странная все же штука человеческая память. Прыгнул сегодня первый прыжок, погода была на грани фола, как только приземлились, все заволокло облаками. Но прыгать над облаками - это очень красиво: краски становяться неправдоподобно яркими, так что по приземлении даже немного удивляешься, поскольку все становится каким-то невыразительным и неярким. Сел за компьтер, но читать ничего не хотелось, все время из глубины памяти пыталась вырваться какая-то картинка, и наконец-то, зацепившись за слово "градиент", она всплыла. Картина почти та же: бескрайняя равнина ослепительно белых облаков внизу, открытая рампа Ил-76, и четыре человека у ее края, увешаных по "самое не могу". Внезапно громадная туша самолета начинает кренится на борт и опускает нос, уходя в глубокую спираль....

В те времена, когда наши войска находились в Афганистане, постоянно действовал воздушный мост Ташкент-Кабул и Карши-Кабул. Ежедневно бело-голубые Ил-76 везли туда оружие, продовольствие и медикаменты. Но летали там не так, как обычно, особенно после того, как один из Ил-76 был сбит. Самолеты шли на высотах, куда не доставали Стингеры и ДШК, и только придя на нужный аэродром, глубокой спиралью валились вниз, выравнивая самолет только перед самой посадкой. Именно это и называлось в ВТА "посадка с градиента" или попросту "градиент". Я не раз видел отработку таких посадок на нашем аэродроме, это впечатляло даже если просто на это смотреть, но вышло так, что мне пришлось испытать самому, что же это такое.

Зимой 89-го, когда шел вывод войск из Афгана, у нас в дивизии вовсю кипела работа. Ибо никто из политиков и военных с большими звездами не был уверен, что сразу же по выводу наших войск там не произойдет немедленно переворот. Поэтому была разработана операция по эвакуации посольства и прочих советских граждан из Кабула, если дело будет совсем плохо. Предполагалось два возможных варианта: когда самолеты смогут сесть на кабульский аэродром, и когда аэродром придется захватывать. В первом случае из севших самолетов бодро выскакивали десантники Кировобадской дивизии, выкатывали свои БМД и неслись спасать наших. Второй случай был сложнее, ибо предполагал полное отсутствие связи, неработающие приводы, а также наличие препятствий на полосе. При таком раскладе на аэродром должна была десантироваться разведрота с группой наведения и установить приводные маяки, на которые будет десантирован батальон с техникой, который, в свою очередь, должен обеспечить захват аэродрома и расчистку полосы. Случилось только одно маленькое "но": в ВДВ не имелось обученых групп наведения для обеспечения выброски, поэтому были задействованы группы наведения ВТА, в одной из которых я тогда и служил.

Суета, беготня и скачки в связи с этим мероприятием начались месяца за три до окончания вывода войск. Нас начали усиленно готовить, что выразилось, прежде всего, в подписании кучи подписок и росписях о инструктажах, занятиях и тренировках. Для нас наваяли план подготовки, согласно которому из нас, разгильдяев-транспортников, предполагалось сделать что-то типа Рембов ВТАшного разлива. В плане были даже занятия по рукопашному бою, но они закончились уже на первом и единственном занятии, когда начфиз полка начал демонстрировать приемы на Чукче (видимо, из-за его небольшого роста), но неудачно упал и повредил себе плечо (Чукча оказался КМС по борьбе). Получили со склада новенькие АКС-74, но ввиду загружености подготовкой пострелять из них нам не довелось. Привезли новые коротковолновые радиостанции, каждую из которых приходилось десантировать в 3-х контейнерах: станция, антена и аккумуляторы отдельно. Работала эта радиостанция только телеграфом (морзянкой, значится) и только вручную (ключом, то есть), а значит, нужен подготовлены радист. Боец из солнечной Армении, проведший полгода в ШМАС, едва мог принимать на слух 8 групп цифири в минуту (хорошо хоть это догадались проверить), поэтому основным радистом пришлось стать мне (не зря в школе прапорщиков морзянку полгода по 3-4 часа в день долбили, без проблем принимал 14-16 групп смешанного текста). Учились разворачивать передвижной ближний привод в УАЗике "буханке" и огни для посадочной полосы. В числе всего прочего прыгнули пару раз "градиент", оставивший неизгладимые впечатления. В общем, имело место быть то, что случается, когда армии вдруг напоминают, что она создана для войны, и скоро пора на эту самую войну отправляться.

В конце концов, за несколько дней до завершения вывода войск нас подняли по тревоге и мы вылетели в Кировобад. Там расселились по профилакториям и начался период ожидания. Нас пару раз вызывали на постановку задачи, где нового вообще-то ничего не сообщили, зато ознакомили с планом минных полей. Ознакомившись с этой схемой, я понял, что если нас промахнут мимо намеченой точки, то шансы добраться туда у нас будут небольшие. Вселив в нас таким образом уверенность в завтрешнем дне, десантники сочли свою миссию выполненой и про нас забыли. Хотя нет, однажды мы сьездили таки на стрельбище десантников, постреляли из новеньких автоматов. Стрелять было одно удовольствие, бой был просто превосходным, с первой же попытки я настрелял 46 из 50 по грудной мишени. Стрелять по мишеням быстро надоело, и набрав валяющихся вокруг обломков, пустых консервных банок, пару пустых цинков и прочей ерунды, принялись по ним пулять. Это было гораздо веселее. Летеха-десантник, который должен был нами руководить, поначалу пытался было навести десантную дисциплину, но потом махнул на нас рукой, и вскоре сам с удовольствием палил с нами по банкам. Потом сначала куда-то вызвали летеху, потом кончились патроны, и мы, изобразив видимость строя, отправились обратно. По дороге мы прошли мимо комдива десантников, который в тот момент стоял к нам спиной, и все ждал, когда же раздастся привычное "Смирно, равнение на...!!!", но так и не дождался. Закипая праведным гневом, он медленно развернулся, готовый испепелить разгильдяев на месте, и наткнулся взглядом группу из 8-и человек в синих техничках с автоматами, которые пытались изобразить строй, т.е. идти в ногу. Опознав в этой группе летунов, он махнул на нас рукой, мол, чего с убогих взять. После этого про нас забыли.

Кадый день все экипажи отправлялись к своим самолетам, открывали рампы, и десантура принималась закатывать-выкатывать свои БМДшки, стараясь делать это максимально быстро. При этом, правда, перебили немало припольных плафонов, но серьезных повреждений удалось избежать. Мы каждое утро осведомлялись у начальников, получая стандартный ответ: "Быть в готовности", значит, сидеть и ждать. Проводили время как могли, тусовались у местных ПДСников, которых я знал, играли в раздолбаный биллиард в профилактории или просто уходили на спортгородок, где усевшись в самом отдаленном уголке, резались в "тыщщу" или расписывали пульку. Однажды, правда, когда наши авиационные начальники приобрели уж совсем саблезубый вид, мы вытащили свою радиостанцию на поле перед самолетами и развернули ее в варианте с антенной бегущей волны. Так как антенна при этом была длинной 60 метров, то летчики впечатлились. Особый колорит этой картине придавали художественно разложеные вокруг радистанции автоматы, РД, грузовые контейнера и прочие причандалы, и от нас отстали совсем. И потекли однообразные дни....

Но над всем этим незримо витал какой-то тревожных дух, все было как-то по-другому, и лишь позднее я понял, что это была обстановка ожидания. Ожидания того, что в любой момент раздастся сигнал тревоги и завертится, забегает, и начнет раскручиваться согласно планов и карт, и тебе придется прыгать на кабульский аэродром, и кто его знает, что оно будет. Поначалу это ощущение было сильным, но потом становилось слабее, слабее, и наконец.... Наконец раздалась команда: Вылет домой через два часа! И действительно, через два часа мы взлетели, и еще через три часа были дома. Так закончилась наша эпопея. Это было в феврале 1989 года, вот почему я так хорошо помню дату вывода наших войск из Афгана.

А при чем же здесь облака, спросите вы? Все это всплыло в памяти, зацепившись за слово "градиент" и картину бескрайней равнины ослепительно белых облаков, когда ты стоишь на краю открытой рампы, и ноги подгибаются от веса навешанного на тебя. Внезапно громадная туша самолета начинает кренится на борт и опускает нос, уходя в глубокую спираль, и как будто кто-то разом снимает с твоих плеч вес всего оружия и снаряжения, невольно чуствуешь холодок в животе и на всякий случай покрепче вцепляешься в поручни. Самолет продолжает валиться вниз, следуя громадной невидимой спирали, и обернувшись, я с удивлением вижу всю грузовую кабину под углом, которого я никогда раньше не видел, и напряженное лицо АДОшника, который сидит в своем кресле полностью пристегнутый и смотрит на нас. Поворачиваюсь обратно к рампе лицом, все-таки чувствуешь себя лучше, обрез рампы - вот он, два шага и ты снаружи. В это время самолет входит в облака, и весь мир сразу становиться тусклее. Но зато ты можешь видеть неописуемую по красоте картину, ибо за самолетом в облаках остаются два соприкасающихся круглых туннеля чистого воздуха, дымчатые края которых закручиваются навстречу друг другу, и через этот туннель ты в течении нескольких секунд продолжаешь видеть ослепительно сине-голубое небо с высверками белизны облаков на его краях. Все это длиться лишь пару секунд, затем вокруг становится серо и влажно, и лишь в твоей памяти навсегда останется эта картина. Неожиданно самолет начинает выравниваться, тебя вжимает в пол, вся амуниция становиться тяжелее, и тебе очень хочется сесть на пол, чтобы снять с плеч этот груз. Но нельзя, почти сразу после выравнивания сипло вопит сирена, зеленые фонари, и выпустив своих троих ребят, ты сам шагаешь с обреза вслед за ними...

Кумжа

Если что то заметил, присмотрись: шевелится - отдай честь, не шевелится - красить!
(Одна из флотских истин)

Мероприятие, о котором пойдет речь, имело место всегда, везде, и в любых вооруженных силах всех времен и народов. Конечно, со временем оно сильно видоизменилось. И если Александр Невский, проверяя наточенность меча у дружинника, имел понятие о чем идет речь, то согласитесь, авиатор, инспектирующий подводную лодку, вызывает некоторое недоумение. Невольно вспоминается случай, когда в наше училище приехал проверяющий. Генерал армии, танкист, заслуженнейший офицер, с первого до последнего дня прошедший Великую Отечественную, гулял со свитой по училищу. Состояние классов, аудиторий, технической базы ему понравилось, он остался очень доволен. Особенно чистотой и порядком. Под занавес его завели в музей училища, рассказать о истории и выпускниках. Там, рассматривая модели атомоходов, генерал очень разволновался. Его занимал всего один вопрос. А ну как в море враг на лодку на абордаж полезет? Чем отбиваться будете? То, что корабль мгновенно погрузится, бывалого вояку не устраивало. Привыкший бросать танковые клинья в прорыв, генерал бегства с поля боя не признавал. Ни на какие доводы не реагировал, и под конец в сердцах посоветовал установить на лодке хотя бы КПВТ. Начальник училища, вице-адмирал, член-корреспондент Академии наук, написавший десятки книг по ядерной физике, попал в затруднение. Он понятия не имел, что такое КПВТ. После недолгого замешательства адмирал увел разговор в сторону. Невзначай напомнив о банкете, адмирал сослался на проектные организации: это их дело, мы только готовим подводников, но соображения генерала он обязательно сообщит куда следует. С таким решением генерал смирился и убыл на банкет. Окольными путями у адъютанта военноначальника попытались узнать, что же это за штука такая - КПВТ? Удивлению того не было предела. Чтобы офицеры в таких высоких чинах и не знали элементарного? Да ведь КПВТ - это крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый! Реакцию ветеранов-подводников опустим...
Вернемся к теме. Мероприятие под чудным названием «Кумжа» - несколько иное. Больше показ товара лицом, чем отчет о проделанном. Но все равно интересно. Раз в год весной, как правило, в Западной Лице на уровне министерства Обороны проводят смотрины. К пирсам со всего Северного флота сгоняют лодки всех возможных проектов. От атомоходов до дизелюх. По одной из серии. Надводников готовят в Североморске. В назначенную дату самолеты выбрасывают на Кольскую землю десант из выпускников академии Генштаба. Заплесневевшим в кабинетах офицерам за трое суток предстоит познакомиться с флотом хотя бы в общих чертах. Чтобы, доросши до маршальских звезд, иметь понятие, кого посылаешь в бой. У большинства выпускников знакомство с кораблями до этого ограничивалось телевизором и рассказами друзей. Теперь же, кто с детским восторгом, кто с генеральским апломбом они устремляются на показуху. Железные игрушки посмотреть, да пользуясь флотским гостеприимством пропустить стопарик-другой.
Для подводников среднего звена «Кумжа» - дело хлопотное, для командования - прибыльное. Больших погонов на «Кумже» шастает много. Показать свой корабль в наивыгоднейшем свете- прямая дорога наверх. Пусть заметят и запомнят. Вот тут- то командование из штанов и выпрыгивает, кто на что горазд.
Драили корабль суток трое без передыха. Беспрецедентно. До кругов в глазах. Весь экипаж вымыли, постригли, переодели в новое РБ, пришили белые больничные воротнички и осмотрели вплоть до ушей. Выкрасили и почистили все, на что может упасть взгляд. Вечером, осматривая РПК в последний раз, командир приметил недостаточно приемлемую покраску рубочного люка и люков 1 и 10 отсеков. Возражений, что краска к утру не высохнет, командир не принял. Постановил: красить и точка! Загнанный экипаж бросился устранять замечание, удовлетворенный обходом командир - спать.
Подъем произвели на час раньше. Спешно позавтракали. Две трети экипажа усадили в автобус и от греха подальше увезли в поселок. Чтобы не отсвечивали. Пусть погуляют и не путаются под ногами. На борту осталась инициативная команда по встрече, состоящая из группы «К», вахты, командиров отсеков и, естественно, службы снабжения.
В девять утра показуха началась. Экскурсантов было много, и шли они в три потока. Группы вели оба старпома и помощник. Первая компания состояла преимущественно из космонавтов, и вел их большой старпом. Спустившись через рубочный люк в ЦП, поглазев на приборы и в перископ, поцокав языком, выпускники шли в первый отсек рассматривать торпеды. Насмотревшись на оружие, звездопроходцы через весь корабль шли в корму и из десятого отсека выходили наверх. Во втором отсеке командир приглашал наиболее выдающихся к себе в каюту на рюмку «чая». Холодильник в командирской каюте был загодя утрамбован гигантским количеством бутербродов, а в морозильнике штабелем охлаждались литров десять разбавленного спирта. Остальных будущих стратегов тоже не обижали. По ходу осмотра их заводили в кают-компанию, где хлебосольный зам наливал, вручал традиционную воблину, банку компота и щедрой рукой раскидывал горы закуски. Стратеги потребляли горячительное с удовольствием, благо на «огненную» воду командир не поскупился. Многим этап прохождения через кают- компанию нравился так, что они возвращались раза по три, ссылаясь на запутанность коридоров.
Космонавты люди бывалые, удивить их трудновато. Поток прошел без казусов, глупых вопросов не задавали, в общем, довольно цивилизованно. Омрачила общее впечятление одна незначительная неловкость. Краска в люках вопреки приказу командира осмелилась не высохнуть. Так что вышли покорители от нас с выкрашенными спинами, очистив своими мундирами дорогу следующим.
Дальше повалили авиаторы, танкисты и пехота. Казалось, предусмотрели все. В каждом отсеке вахта, всех входящих встречал донельзя заинструктированный командир отсека. В доступной для сухопутного понимания форме рассказывал, что располагается в отсеке, что можно трогать, что нельзя, куда идти, куда не стоит. Но природное любопытство академиков плюс разбавленное «шило» брало верх. Заблудившихся было не счесть (ума не приложу, как можно заблудиться на корабле: труба, она и есть труба. Один задраился в гальюне, не постигнув хитроумность корабельных кремальер, не смог открыться и полчаса молотил всеми конечностями по двери, пока его не освободили. Другой, посидев в каюте у командира подольше других, битый час метался по палубам в поисках выхода, пугая вахтенных грозным генеральским видом и остекленевшими глазами. А в восьмом турбинном отсеке один пехотных дел мастер увидел в тамбур-шлюзе люк вниз, в машину (машинное отделение) и бесстрашно нырнул вниз. Отряд не заметил потери бойца. Группа перешла в следующий отсек. Старшина восьмого мичман Птушко вспомнил о незакрытом люке, и пока не нагрянула следующая экскурсия, быстренько его задраил и запер тамбур-шлюз. Генерал же, очутившись в машине, имел несчастье отдалиться от люка метра на три. Обилие клацающих и рычащих механизмов и клапанов, дичайшая жара, струи пара, лющаяся отовсюду вода и всеподавляющий рев турбины пехотинцу не понравился. Он повернул назад. Не тут- то было. Люк оказался намертво задраен. Вот здесь пехота и запаниковала. О втором выходе он, естественно, не знал. На тот момент вахтенный турбинист матрос Рий мирно дремал возле маневрого устройства. Справедливо полагая, что генералы в машину не сунутся, Рий с профессиональным пренебрежением к шуму посапывал на ватнике. Позднее он рассказывал, что проснулся от леденящих душу криков, перекрывающих шум всех механизмов. В поисках выхода из этой преисподней пехотинец добрался до трюма и обратно. Вымокши до нитки, покрывшись слоем турбинного масла, насквозь прогретый паром генерал после всех приключений окончательно впал в панику. Здесь и пригодился отработанный годами командный голос. Даже старшина клялся, что слышал незнакомые звуки, идущие снизу, но значения им не придал. Когда Рий отыскал бедолагу, тот умудрился застрять между горячими паропроводами, и с глазами полными слез корчился, не в силах освободиться. В состоянии полной прострации мокрого и полусваренного генерала проводили в кают-компанию. Общими усилиями влили вовнутрь дополнительную порцию спирта, дали отдышаться и под руки вывели на пирс. Даю голову на отсечение: даже в обмен на маршальский жезл пехотинец больше ногой не ступит на борт корабля.
Я тогда командовал десятым отсеком. Задницей корабля. Ничего особо интересного, кроме ВСУ, гальюна и токарного станка в отсеке нет. Но сухопутные деятели очень радовались, узрев среди чуждого им железа, что-то знакомое и родное. Токарный станок оказался единственным механизмом на корабле, понятным всем посетителям. Весь день мне пришлось метать бисер перед выходящими наверх генштабистами, расписывая достоинства токарного дела в море, походе и боевом дежурстве. Ни о чем другом ни один из них не спросил. Да, еще! Мне пришлось ежеминутно смывать в гальюне унитаз. Высоких гостей кто-то чересчур умный проинструктировал, что, мол, у подводников места общего пользования особенные, неправильно смыл, и получи обратно, в лицо все, что выдавил. Доля истины в этом утверждении есть. Но задачу забросать испражнениями звезд Генштаба перед нами не ставили, гальюны работали в нормальном режиме, бояться было нечего. Сухопутные братья по оружию объяснениям не верили, очень конфузились, но в трусости признаться стыдились. А вследствии того, что корабль они покидали через мой отсек, наш гальюн превратился в своеобразную Мекку для подуставшего генералитета. Совершая по очереди акты вандализма над нержавеющим флотским унитазом, генераллисимусы будущих войн покидали отсек потупив глаза и «забыв» нажать на педаль смыва. Я же в течении дня старательно смывал следы их пребывания. Поработал ассенизатором на славу. Столько генеральского дерьма сразу я не видел за всю оставшуюся службу!
Вечером итоги в ЦП подводил механик. Командир, оба старпома, замполит по причине оживленного общения с московскими гостями пластом лежали по каютам. Наутро приехал командир дивизии с мешками под глазами, но оживленно- радостный. Перед строем экипаж похвалили, вылили массу ласковых слов и дали часа три на отдых. В грязь лицом, судя по всему, мы не ударили. В Североморске москвичи, посещая надводников, наперебой расхваливали наш ракетоносец, щедрость и широту наших душ и провизионок. Наверно столько, сколько мы, им никто не наливал. Шутка ли, месячная норма спирта всего крейсера рассосалась в кровеносных сосудах экскурсантов за один день. Интенданты, подвывая от обиды, несколько месяцев втихаря списывали проглоченное генштабистами продовольствие. Боцман охал и хватался за голову, пересчитывая оставшиеся после набега банки с краской. Командира начали расхваливать на каждом углу и тащить в приказном порядке на корабль, кого не попадя. От депутатов до артистов. Ну, и высокие военные чины, естественно. Ажиотаж постепенно стихал, но окончательно и бесповоротно от отрыжки «Кумжи» экипаж избавился только через полгода.
Я пережил три «Кумжи». Страна нищала, времена менялись, порядок проведения показухи - ни на грош. Изминения коснулись цветовой гаммы мундиров посетителей. В советские времена более пестрая подборка, после развала Союза все цвета постепенно подавлялись грачевской летно-десантной голубизной. Предполагаю, что скоро их начнут вытеснять сергеевские черные петлицы с пушечками. Интересно, если министром Обороны станет пожарный (что в нашей стране вполне возможно), на флот поедут брандмайоры в касках и с баграми? Вот потеха была бы!
А может, лучше главным военным страны назначить «нового» русского? Они парни широкие, денежные, море по колено, понаедут на «Мерседесах» поглазеть на диковинку, глядишь, сами с барского стола подводников накормят и напоят. Чем черт не шутит? По крайней мере, эти мальчики, в отличии от государственных мужей хорошо понимают: любое нажитое богатство кто-то должен защищать...

Автор Павел Ефремов.Размещено с разрешения автора.

«...Без сопливых разберемся...»

Уже третьи сутки на Североморском рейде действует сигнал «Ветер-3». Надо сказать, что это самый «ненавидимый» сигнал у всего экипажа крейсера. Дело в том, что место стоянки крейсера «Мурманск» - бочка N3 на Североморском рейде. И связь экипажа крейсера с берегом осуществляется с помощью рейдовых пассажирских катеров строго по расписанию. Прошло много лет, а я до сих пор помню расписание движения катеров по рейду:
07.10
09.00
11.00
13.00
17.10.
19.30
23.00
Потому, что с этим расписанием была связана вся наша повседневная жизнь: сход на берег офицеров и мичманов, увольнение моряков, доставка посылок и почты, и многое другое.
Так вот, даже при небольшом усилении ветра или при приближении непогоды оперативный дежурный 7 ОПЭСК объявлял по кораблям сигнал «Ветер-3».
И если для кораблей, которые стоят у причалов, эта команда почти ничего не значит, то для корабля, который стоит на рейде на бочке - это смерти подобно!
Почему? Да потому что при объявлении сигнала «Ветер-3» немедленно прекращается движение маломореходных судов и катеров по водной акватории.
То есть обрывается всякая связь крейсера с берегом. Вы только представьте себе: пятница, впереди большой сход, офицеры и мичманы крейсера собираются на юте в ожидании рейдового катера в преддверии аж двух выходных дней, что случается крайне редко, и вдруг... за 5 минут до момента отхода рейдового катера от 1 причала к крейсеру по верхней палубе с ноткой сочуствия в голосе, звучит команда дежурного по кораблю:
- Получен сигнал Ветер-3. Офицерскому составу корабля прибыть в салон кают- компании.
По юту проносится легкий стон и легкие матюки. И народ медленно рассасывается, матеря про себя и погоду и оперативного 7 Эскадры, который мог обьявить «Ветер» на 10 минут позже, да и всю эту бл.....ю корабельную службу.
Командир крейсера - капитан 2 ранга Пыков Владимир Николаевич, 40 лет, красавец с коротко постриженной бородкой, атлет и любимец Североморских женщин, будущий командир авианесущего крейсера «Киев» собирает офицеров крейсера на инструктаж. Дальше начинается обычный порядок вещей, выполняемых в данной ситуации. Механики готовят котлы и машины к немедленной даче хода, боцмана подымают плавсредства на борт, на ходовой выставляется вахтенный офицер.
Но самая хрень, когда «Ветер-3» объявляется только в преддверии предстоящей непогоды, а эта непогода так и не наступает.
Примерно такая ситуация случилась в одну из рядовых пятниц где-то году в 1978-79. «Ветер-3» объявлен, все лишены схода и находятся на корабле, несется ходовая вахта, в общем, корабль живет своей обычной жизнью.
Но проходит день, проходит два, проходит три... Погода стоит нормальная, ветра как не было, так и нет. Почти полный штиль на рейде. Нет схода, нет увольнения. Но самое хреновое, что на корабле закончился хлеб, а потом и мука, то есть закончилась выпечка хлеба, и весь экипаж сидит вторые сутки на сухарях. Это в мирное-то время. А продовольственную баржу не направляют к борту крейсера, так как очень «правильный» оперативный дежурный эскадры не разрешает движение судов по рейду во время действия «Ветра-3».
Ваш покорный слуга в чине лейтенанта стоит вахтенным офицером на ходовом мостике. Звонок командира:
- Вахтенный офицер, свяжитесь с оперативным дежурным эскадры и возьмите «Добро» на продовольственную баржу к нашему борту!
- Есть!
Поднимаю трубку ВПС и по УКВ связываюсь с ОД эскадры. Оперативным дежурным стоит подполковник морской авиации Блокитный.
- Тов. подполковник, прошу разрешение на движение к нашему борту продовольственной баржи, баржа загружена продовольствием, готова на переход из п.Роста к борту крейсера.
Ответ ОД:
- Вы что, лейтенант, не проснулись? Действует сигнал «Ветер-3», движение по рейду запрещено.
Доложил ответ оперативного командиру.
Командир:
- Доложите оперативному, что экипаж крейсера третьи сутки без хлеба, ветра нет и баржа готова к переходу.
- Есть!
Опять связываюсь с оперативным, передаю ему вопрос командира, в ответ выслушиваю все, что он думает и обо мне и о командире, о нашей общей некомпетентности, о нашем незнании перечня мероприятий по «Ветру» и
о том, что если я еще раз задам такой вопрос, то буду снят с вахты.
Докладываю командиру, в ответ долгое молчание, потом короткое:
- Понял!
Через минуту дверь на Ходовой открывается, влетает командир и падает в свое командирское кресло.
- Связь мне!
Даю ему трубку ВПС, нажимаю клавишу.
- Товарищ оперативный, на связи командир крейсера «Мурманск», экипаж крейсера третьи сутки сидит без хлеба, погода стоит нормальная, по данным гидрометеослужбы усиления ветра не планируется, баржа готова на переход к нашему борту, я лично прошу у вас «Добро» на отправку баржи к нам! В конце концов, возьмите разрешение у командира эскадры, если сами боитесь принять решение.
В ответ от оперативного командир услышал долгий и нудный перечень мероприятий, который мы должны соблюдать при «Ветре-3», далее последовали нравоучения о том, что мы не имеем право нарушать инструкции, а вдруг баржа утонет, и что нечего беспокоить командира эскадры по таким пустякам... Вот снимут «Ветер», тогда и прийдет баржа, а сейчас - стойко переносите тяготы и лишения.
Командир посмотрел на меня ясными удивленными глазами, медленно поднес трубку ВПС и четко сказал:
- Слушай, подполковник, да пошел ты! Без сопливых разберемся!
Из трубки в ответ понеслись какие-то удивленные всхлипывания, но командир их уже не слушал.
- Вахтенный, связь с оперативным тыла на ходовой!
Через пять минут командир обговорил все вопросы с оперативны тыла и через два часа баржа с долгожданным продовольствием разгружалась у борта крейсера. А «Ветер» сняли только через сутки.
В понедельник нашего командира вызвали к командиру эскадры вице-адмиралу В.Зубу для разбора грубого поведения с оперативным дежурным.
Я не знаю, что ему сказал командир эскадры, история об этом умалчивает, я знаю одно, что экипаж был накормлен, а нашего «Папу», как мы называли за глаза Владимира Николаевича Пыкова, мы, конечно, боялись, уж больно был строг, но уважали его беззаветно.
И еще за время моей службы я много сменил командиров, но немного было из них таких, с которыми я бы пошел воевать без вопросов.
Так вот, с Пыковым я бы пошел.