Хроники пикирующего...

(отрывок из ненаписанной повести)

На самых задворках Военно-Воздушных сил находится транспортная авиация. Транспортная авиация - это Колыма ВВС. Оттуда двигают уже только на гражданку или на тот свет. А вот наша эскадрилья находилась на самом краю Транспортной авиации. Даже чуть-чуть свешивалась за край.

В эскадрилью входили три борта Ил-14, оборудованные под установку испытательных стендов. Ил-14 - это такой самолет (для тех кто не знает), который создал наш гениальный конструктор Ильюшин в 50-е годы по заданию партии в ответ на наглое наращивание противником своих ядерных и прочих вооружений. Простая посадка Ил-14 на любой аэродром понижает его (аэродрома) боеготовность до ниже нуля на несколько дней. То есть в принципе этот простенький самолет вполне заменял атомную бомбу средней мощности.
А дело было в двух нехитрых прибамбасах, которыми гениальный Ильюшин оснастил машину.

Во-первых это был спирт. Чистый спирт. В хвосте стоял бак, рядом с ним чайник и кружка. И хотя спирт предназначался для работы противообледенительной (слово-то какое!!!) системы, у бака был приделан крантик, как у самовара. Командовал крантиком бортинженер. И посмотрел бы я на того человека, который на самом деле вздумал бы включить противообледенительную систему. Я слышал только одну историю, что вроде бы Марине Попович, когда она летала командиром на Ил-14, удалось с матами-перематами заставить бортинженера пустить спирт на стекло. Но рассказывала это она сама и живых свидетелей я не знаю.

По причине наличия этого самого бака со спиртягой Ил-14 принимался на любые полосы в любое время дня, ночи и года и при любой погоде. Спиртом платили за все. Слив спирта из бака документировался в бортовом журнале как "вход в плотную облачность во стоко-то" и "выход из плотной облачности во стоко-то".

Естественно, что после посадки Ил-14 весь личный состав части, принявшей гостей, напрочь утрачивал всякий интерес к войне.

Второй ильюшинской стратегической примочкой был бензин. Творение русского гения летало не на керосине, а на авиационном бензине. Как только борт вставал на стоянку, под каждое крыло подъезжало по "Жигулям". Сейчас я не понимаю, как они ездили на этом бензине, но то, что ездили, видел сам. Мы с как-то залили этот бензин в примус и взяли на рыбалку. Примус врубился как реактивный двигатель. За процессом полного выгорания топлива наблюдали из укрытия. И тем не менее, халявный бензин был также очень востребован.

Естественно, на таких замечательных машинах должны были летать и замечательные экипажи. Эти воины неба были подобраны судьбой во время их свободного полета из армии в ту страну, где странные люди совсем не носят погон. В какой-то счастливый момент нашим летунам удалось зацепиться за эскадрилью и ненадолго остаться в ней. Были, правда, и страдальцы по здоровью, были - за пьянку, но были и оригиналы. Зам комэска Коля, например, отличился беспосадочным перелетом в Финляндию и обратно. Коля перепутал страны света и ушел в Финляндию, тем более, что на МиГе туда от нас лететь очень недолго. Финны сдуру решили Колю посадить. Когда вошли с Колей в прямую видимость, тот наконец определился с направлением полета. Горячие финны начали делать Коле всякие гнусные предложения по посадке, на что Колюня выполнил блестящий каскад фигур высшего пилотажа, развернулся и ушел на историческую родину. Финны, слава богу, не пострадали, скандал замяли, но Коля был переведен к нам.

Надо сказать, что герои оседали в эскадрилье ненадолго. Шило в жопе не давало им покоя, и время от времени они срывались на подвиг. Так, например, случилась история с киносъемками.

Ил-14 имеет такой фюзеляж, что у человека неосведомленного может вызвать ассоциацию с тяжелым бомбардировщиком времен Второй мировой войны. Поэтому эти самолеты всегда активно участвовали в различных фильмах про войну. В тот раз снимали в Риге и изображали наши бойцы немецкие бомбардировщики. По этому случаю их расписали от души всякими свастиками, крестами и драконами и по окончании съемок должны были все это убрать и закрасить.

Но конечно же, закрашивать такую красоту, не показавшись на родной базе, было западло и решили, что пойдут обратно в гриме, а дома перекрасятся.
Дело было летом, погода была ясная, видимость отличная. И вот топают наши артисты на высоте километра два пряменько на Пушкинский аэродром, где у них база и была. И почти уже прилетели орлы, под крылом уже Петергоф - пляж, песочек, день солнечный, девочки загорают...

И тут у замыкающего экипажа чего-то в командирской голове замкнуло. Ну а если у командира, так и у всего экипажа, конечно. Отвалились ребята на крыло от хвоста строя и спикировали прямо на пляж. Винты отстопорили, и те с диким воем, как и положено, раскрутились в обратную сторону - все как учили. Спикировали хорошо, правильно, вышли из пике на такой высоте, чтобы как раз всю раскрасочку свою боевую продемонстрировать. Потом тихонечко пристроились к остальным в хвост, и как ни в чем не бывало, дотопали до дома.

На пляже, конечно, - праздник. Кинулись граждане врассыпную. Паника, крики, вопли... В общем, шмандец полный.

Но принесли черти в этот день на пляж какого-то полковника из штаба округа. Не обтрухался полковник, как был в плавках без штанов, добежал до телефона и позвонил на Дворцовую в штаб свой. Типа пока вы, суки, спите, немцы уже Петергоф бомбят... В общем, обосравшихся в этот день было достаточно - как минимум, весь петергофский пляж и весь штаб округа.

Хорошо еще ответный удар не нанесли.
А артистов из армии тихонько вычистили.

Цельнотянуто с http://www.proza.ru/2009/08/13/593

74-й Базе не ответил
(история реальная с элементами собственного психологического состояния)

«...О принятом решении прошу проинформировать в установленные законом сроки». Баста! Я отодвинул клавиатуру, почесал живот и с чувством выполненного долга решил отправиться на обед. Благо я жил недалеко, а вчера, пользуясь законным выходным, сварганил украинский борщ с соблюдением всех национальных нюансов. В предвкушении вкуса сего блюда, хорошо настоявшегося за сутки, у меня засосало в районе пупа. Немного пофантазировав по поводу мелко нашпигованного чеснока и присланного бабушкой сала молодого порося, я встал из-за стола, закрыл сейф и положил в карман рацию. Всё! Службе на час конец - вперед на обед. Где-то на краях мозговых извилин сидел черт и уговаривал: «Ну, дружок, под такую закусь и не пропустить соточку? Это преступление». Но я был тверд в решении обойтись сегодня без «фронтовых».
Выйдя из конторы, я направился дворами в сторону своего дома. Была мысль зайти в магазин и прикупить пару лезвий для своего «Жиллета» и крем для обуви. Свернув за угол Конторы и купив «МК», я дворами двинулся в сторону универмага.
- 74-й Базе! 74-й Базе! - залилась рация трелью голоса оперативного дежурного.
- На связи 74! Что случилось, какую позу мне принять? Подмываться стОит? Вазелиниться?
- Ты где?
- В пи@де!!! На обед следую. Ты чего девственной плевой прикидываешься? Ты же видел, как я выходил из нашего бастиона.
- Саня, тебе все равно по дороге, подбеги к дому N 21 по ул. Свободы, - хладнокровно пытался лишить меня обеда дежурный. - Там наркоша из-за неразделенной любви уже минут десять пытается из окна выброситься.
- Мне ему надо помочь прекратить мучения?
- Да..., то есть нет!!! Разберись там и сообщи. Всё, отбой.
Ускорив шаг, я вошел во двор указанного дежурным дома. Возле второго подъезда собралась толпа зевак, которая, щелкая семечки и жуя «Орбит» без сахара, глядела ввысь и тихо между собой переговаривалась. Из отрывков их разговоров я понял, что они спорят: «Упадет или не упадет», «Останется жить или скончается на месте». Я посмотрел вверх и о#уел!!! На балконе шестого этажа девчушка лет 13-14 и мальчонка аналогичного возраста, плача, удерживали за руки хорошо мне известного тихого наркомана «Огурца», который кричал: «Отпустите меня, гады, мне без неё нет жизни!!!» Дети плакали, наркоман был под кайфом. Времени на размышления оставались доли секунды, т.к. я заметил, что ручонки детей, потные от жары, не удержат восьмидесятикилограммовое тело обдолбанного человека.
- Ты и ты, - взревел я, тыкая пальцем на двух рядом стоящих представителей рода кавказского. - Бегом за одеялом или простыней.
- А где мы...
- Бегом!!! - взревел я. - Уработаю гандонов!!! Эльбрус всю жизнь по кирпичу одним гвоздем разбирать будете!!!
Мысли бешено вращались в голове: успею ли я добежать до шестого этажа, открыта ли дверь? Само собой, на ум пришла мысль обратиться к «Огурцу»:
- Олег, - громко, но без нервозности начал я, - Это опер Селиверстов... Ну ты чего чудишь? Сейчас ты вернешься на балкон, я поднимусь, дам тебе дозу и мы дружно пойдем уговаривать твою девушку вернуться к тебе. Я еще погуляю на вашей...
- Да пошел ты на#уй, Сан Саныч..., - как-то спокойно послал меня «Огурец». Вот это меня и напугало. Краем глаза я заметил, как из соседнего подъезда впереди горцев «бежит» одеяло. В этот же миг сверху раздался крик:
- Н-е-е-е-т!!! - завопил мальчонка, выпустив из своих рук кисть «Огурца».
- Олежка!!! Н-е-е-т!!! - закричала девочка, в последствии оказавшейся его сестрой, и из ее рук выскользнула рука «Огурца».
Я кинулся под окна. В полете Олег «Огурец» ударился ногами о карниз 5-го этажа, перевернулся и полетел головой вниз. Он не кричал. Я, вытянув вперед себя руки, бежал ему навстречу. Не успел. В полметре от меня голова Олега со страшным звуком соприкоснулась с асфальтом. Вокруг его тела расплывалась бурое пятно. Его зрачки медленно угасали. На губах застыла улыбка человека, совершенно довольного своей жизнью. В предсмертной агонии губы пытались что-то сказать. Я попытался нащупать на шее пульс - бесполезно, его не было. Всё. Тихонько прикрыв рукой веки и накрыв своим пиджаком трупу лицо, я присел рядом и закурил.
Через некоторое время приехала «скорая», констатировала смерть и упаковала труп в машину. Чья-то рука коснулась моего плеча. Я поднял глаза и увидел докторшу:
- Вам бы, молодой человек, умыться. Да и успокоительного выпить, - тихо и спокойно проговорила медик, приглашая пройти в машину.
Я не стал спорить и послушно как баран на заклание поплелся за женщиной в белом халате. Там я посмотрел на себя в зеркало, и мне стало не по себе: с ног до головы я был в крови и во фрагментах мозгового вещества Олега «Огурца». Доктор вытерла салфеткой мне лицо, а фельдшер протянула стопку спирта:
- Выпейте...
- Спасибо не надо, - сказал я, и, поблагодарив медиков, вышел из машины.
На автомате пришел домой. Снял с себя все вещи, упаковал их в пакет и выбросил в мусоропровод. Принял душ и прошел на кухню:
- Ну и что ты мне сейчас посоветуешь, мой рогатый соглядатай? - обратился я вслух к сидящему в мозгу черту.
- А нечего советовать, - ответил невидимый собеседник. - Ты уже открыл холодильник. Помяни уж самоубийцу по канонам православия.
- Циник ты, - произнес я и накатил 100 граммов водки.
- Полегчало?
- Нет, - ответил я и прикурил сигарету.
Я сидел и думал. 15 минут парня удерживали дети и никто, никто из присутствующих даже не предпринял попытки спасти его. Попытаться выломать дверь, настелить матрасов и одеял под окна... Никто! Куда мы катимся...
- 74-й Базе! 74-й Базе! 74-й Базе! - разрывалась моя «Моторола», - 74-й Базе! Саня, ответь! Ты где? У нас разбойное нападение на обменный пункт валюты!!! Кассира завалили!!! Саня, ответь! Падла, знаю, что слышишь!!! Записывай адрес...
- Да пошли вы все со свои разбоем на#уй!!! - заорал я на всю кухню и отключил рацию, - 74-й Базе не ответит.
Открыл холодильник, накатил еще 50 граммов, покрутил сигарету в руках, подумал и пошел одеваться. Нападение на обменный пункт валюты - это не улитка пукнула, это очень серьезно.

Не, конечно, есть такое чувство хорошей доброй зависти, когда десантура кувыркается в фонтанах, или, допустим, погранцы падают пьяные с эскалатора зелеными фуражками вниз. Это очень хорошо. Это правильно. Смотришь и любуешься. И чуть-чуть завидуешь. А то!
Голубые погоны, тельники, тельняшки, малиновые фуражки, черные береты, краповые береты, зеленые каски, бески, ленточки и прочая корпоративная символика - это, безусловно, гуд. И праздники родов войск - гуд. И в плане патриотического воспитания, и просто по жизни.
А у нас-то? У нас же не то что какой завалящей атрибутики-символики, у нас же даже эмблемы своей не было. Режим и секретность. Секретность и режим. Так и ходили кто с чем попало на петлицах и шевронах: с какими-то невразумительными пушками или с мандавошками если связист, водилы - колеса с крылышками. ББО не брезговала и эмблемой стройбата. Лишь бы не пушки. Хоть чем-то выделиться.
Ничего своего. Даже части ракетные - это в большинстве своем старые переформированные подразделения. Один ушлый патрульный старлей в Свердловске пытался снять с меня "гвардейку", убедительно доказывая, что в ракетных войсках не может быть гвардейских частей, им просто неоткуда взяться. И подпись начштаба Терехова была ему не указ. Еле отбился. А скажи я вместо номера части гордо: Рославльский Краснознаменный Гвардейский, ныне ракетный, в прошлом полк дальней авиации, за боевые заслуги удостоенный ордена Красного Знамени и звания Гвардейский? А нельзя. Секретность. Ну а то, что регалии от летчиков перешли ракетчикам... Казаки же раньше носили награды отцов и дедов? Ну вот. Так и тут. Фиг знает, может и правильно. Но режим секретности накладывал на это дело какой-то режим ворованности.
* * *
А пацаны служили кто где, писали письма. Юрик в Чарджоу на границе, Валера там же, но с другой стороны, в Афгане, в разведроте, Серега в Коврове, танкистом, Федя в Новороссийске, на крейсере. И присылали фотографии бравого и залихвацкого вида: на броне, у лееров, у трапа, на фоне гор и синего моря.
А тут? Какие фотографии? И чего писать, если за простые слова «стратегические» и «боевое дежурство» начальник особого отдела вкрадчиво беседовал в тихом кабинете лично? А больше же и не было ничего. Весь смысл, вся жизнь РВСН укладывается в эти два слова - боевое дежурство. Высокая готовность, ё, как сказал поэт.
Было обидно? Ну, чуть-чуть. Тоже ведь хотелось чем-нибудь погордиться. Было же чем. Я даже описывать вам не возьмусь то ощущение, когда первый раз стоишь, раззявив рот, возле пускового комплекса. Но гордиться приходилось тихо, в режиме особой секретности. Да и не до того было, если честно. Это уж потом, после дембеля, когда собрались опять все. Ну что расскажешь? Про то, как раздвигается крыша кроны и ракета встает в боевое положение? Это волнительно. Но это же видеть надо. Ну, а так-то: у всех когда-нибудь чего-нибудь раздвигалось и вставало в боевое положение. Кому интересно?
* * *
Теперь вот, вроде, всё есть. Эмблема, род войск, и даже День Ракетных войск стратегического назначения. Это хорошо. Хотя праздником как-то язык не поворачивается. Больно уж не праздничная штука, если вдуматься, за этой аббревиатурой. И даже «Есть такая профессия...» как-то не к месту. Ну, так-то если подумать. С помощью боевого пуска «Сатаны» кого можно защитить? Никого. Некого уже, считай. Упреждающий или ответный удар. И всё. И гори всё синим пламенем. Ну да, согласен, в мирном режиме - функция сдерживания. Но это же не наша война. Политиков, сука. Ученых.
Так что вряд ли ракетчики будут когда-нибудь шумно праздновать, с фейерверками, купанием в фонтанах и битьем бутылок в парке Горького. Тихая служба. Тихие люди. Невеселые однообразные будни. "Если ты встретишь лысого сутулого человека с плоской жопой и впалой грудью - поклонись ему. Это ракетчик" Не я придумал.
Но если кто хоть раз стоял, задрав башку, под угрюмо нависающей головной частью «Пионера» или «Тополя», пытаясь осознать, какая мутная и невразумительная херь томится за тонким полушарием пускового контейнера, тот может себе позволить, пусть и с лёгкой завистью, но по-доброму снисходительно наблюдать за всеми этими нехитрыми радостями: пьяными братаниями десантников, бравыми маршами погранцов, показательными прыжками с парашютом, битьем кирпичей о голову и метанием ножей в условного противника на время. Ну, это как Нео в Матрице. Ногами машет, прыгает... Смешно.
Настоящие "посвященные" с ключами от матрицы тихо сидят совсем в другом месте.
Скромное имя им - дежурная смена.
Вот за них и стоит бухнуть.
* * *
Перед самым допуском на БД, вроде как на экзамене, капитан Переверзев спросил:
- Хорошо. Последний вопрос, товарищ солдат. Что должен сделать дежурный радист между приемом "монолита" и докладом командиру дежурных сил?
По инструкции там нет никакого «между», там очень жесткий норматив. Выдержав недлинную паузу, капитан Переверзев произнес менторским тоном, как бы зачитывая инструкцию:
- Дежурный радист, приняв сигнал "монолит", должен левой рукой нажать кнопку вызова на пульте связи с командиром дежурных сил, а правой перекреститься и быстро сказать: «Господи! Только не боевой!» И только после этого докладывать. Но я вам, товарищ солдат, этого не говорил.
Так что, товарищи, с Днем вас ракетных войск стратегического назначения. Пусть всё будет хорошо. "Господи, только не боевой", - как говорил коммунист Переверзев. Это, между прочим, такое дело - всех касается.

--------------------------------------
"Монолит" - условное название сообщения, в том числе несущее в себе команду на пуск. С целью тренировки и проверки боеготовности поступает с периодичностью до нескольких раз в сутки.
ББО - батарея боевого обеспечения
Пионер - комплекс РСД-10, по классификации НАТО SS-20 Saber

(C)raketchik.livejournal.com/57659.html?mode=reply

Как три офицера одного американца вылечили

По стране разрушающей поступью катился пятый год перестройки. Капитан Сергей Н. служил начальником сектора одного из московских НИИ «в погонах», разрабатывающего, в том числе, и э-э-э... скажем так... некие программно-аппаратные комплексы, устанавливаемые для э-э-э... реальной работы в республиканских и областных управлениях ведомства, к которому принадлежал НИИ. Когда пару-тройку лет назад началось «всесоюзное» внедрение, то попасть в группу, командированную в теплые, гостеприимные и/или относительно близко расположенные от столицы культурные центры для простых «рабочих лошадок», к коим, собственно говоря, и принадлежал Сергей, было трудно и почетно. Руководителями групп ездили обычно кто-то из руководства НИИ, в состав включали несколько начальников/замов начальников отделов, ну и 2-3 человек, тех, кто в общем-то и выполнял всю настройку и наладку. Но времена менялись. Все «хорошие» места уже были «окучены», командировочные расходы ежегодно урезались, уровень «приема» московских гостей неуклонно снижался, деньги на «Аэрофлот» не выделялись, и желающих трястись в ж/д вагонах по несколько суток до голодных и местами неспокойных окраин разваливающейся империи находилось все меньше и меньше. Но приказ есть приказ и его надо выполнять. Начальник отдела вызвал Сергея.
- Поедешь старшим в... - далее следовало название восточносибирского областного центра, - возьмешь с собой двоих. Оформляйте командировки, одного на вокзал за билетами.
Четверо суток в продуваемом и плохо отапливаемом вагоне, несколько дней напряженной работы: установка, наладка, приемо-сдаточные испытания, обучение местных, все пролетело очень быстро, все документы оформлены, пора и домой. Но. Было одно но. Почти миллионный город давно и прочно сидел на карточках. Пока был доступен буфет ведомственной гостиницы и ведомственная же столовка, голодной смерти можно было избежать, но купить в городе что-то из еды было нереально. А ведь назад ехать те же четверо суток. И чем-то надо питаться.
- Не волнуйся, Сергей Иваныч, голодными не останетесь, все организуем, - сказал курирующий их полковник, один из замов местного шефа.
- А сейчас небольшая автоэкскурсия по городу, затем в гостиницу за вещами, потом поедем в одно местечко на обед и оттуда на поезд.
«Местечко» оказалось классической сибирской заимкой с протопленной банькой недалеко от города, но уже в тайге. Гостеприимство тоже было сибирским... Сергей, как начальник, держался и даже сумел проконтролировать перегрузку «тел» своих коллег из уазика-«буханки», заехавшего прямо на платформу, в купе поезда, но после заключительных объятий с провожающим полковником сознание его покинуло... Пробуждение было одновременно тяжелым и чем-то необычным. Тяжелым от последствий массированной атаки сибирского гостеприимства на организм, а необычным от теплого, полупустого и вполне приличного вагона, невлажного постельного белья, трезвых, аккуратных и вежливых проводников. А-а, обкомовская бронь, спасибо местным. Чувство «СПАСИБА» стало еще крепче, когда Сергей сотоварищи оценили приданный им в дорогу продпаек. Это было: приличных размеров мешок с картошкой, сваренной «в мундире», черный хлеб, заботливо запаянный в целлофановые пакеты, несколько «сиротских» шматов нежного сала с мясной прожилкой, завернутых в промасленную бумагу, вяленные обитатели сибирских вод, трехлитровые банки с маринованными огурцами, помидорами, по отдельности и вместе, а также десятилитровая канистра с техническим спиртом.
Стаканы были принесены, срочно нужна была емкость для разбавления спирта. Начнем «лечится» с этого. Сергей поставил трехлитровую банку с огурцами на стол, ловким движением локтя выдавил с чмоком крышку и разлил по подставленным стаканам живительный рассол. В это время с верхней полки со стоном буквально сползло, ранее в утренней похмельной суматохе практически незамеченное «тело». «Тело» представляло собой идеальное учебное пособие на тему практического занятия: «Алкогольно-абстинентный синдром и его тяжкие последствия».
- Ты кто будешь?
- Я Джон из Эмэрика, - тяжко прошептало «тело» с ненашенским акцентом.
«Ну, вот, только шпиона нам не хватало», - подумал Сергей, вслух сказав: «Не бойся, сейчас мы тебя вылечим», - и стал сцеживать в стакан очередную порцию рассола из банки. Джон с плохо скрываемым ужасом смотрел на Сергея и его спутников. В ответ на протянутый стакан он судорожно замахал руками и замычал, отчаянно мотая головой... Ну, как хочешь... Расплесканный на еще два стакана рассол был мгновенно уничтожен... «Это же нельзя... это уксус... желудок», - бормотал Джон. В купе закипела работа. Банка была помыта, спирт разбавлен и отнесен охлаждаться под бдительным присмотром курящего коллеги в сугроб, наметенный в рабочем тамбуре. Двое оставшихся увлеченно накрывали «поляну». Джон по-прежнему сидел, забившись в угол.
- Ну, не пьянства ради, а поправки здоровья для. Джон, ты будешь? - скорее проформы ради, а также из-за вечного русского чувства вселенского сострадания спросил Сергей.
- Что это? - непонятно из-за чего переспросил Джон, еще раз внутренне ужаснувшись.
- Спирт.
- Спирт?!
- Да, нормальный технический спирт-ректификат, двойной очистки.
- Технический?! Разве его можно пить?! Вы же все умрете или ослепнете!
- Ну, как знаешь. За сказанное, мужики!
К сожалению, впечатленный удачно выполненной работой да и по некоторой еще житейской и служебной «недозрелости» Сергей нарушил Второй Закон Командира из свода неписанных законов «Об организации употребления подчиненным личным составом спиртосодержащих напитков» - похмелье плавно перетекло в повторную пьянку. Попытки хотя бы покормить Джона потерпели полное фиаско.
- Что это?
- Сало, отличное сибирское сало!
- Да вы что, это же чистый холестерин! Это нельзя есть! Картофель, черный хлеб. Это же столько углеводов! Вяленая рыба. Ведь она сырая, там же очень много паразитов!
Джон пытался «освежиться» пустым (сахара у проводников не было даже в «обкомовском» вагоне) горячим напитком, заваренным из маленьких зеленых пачечек с гордым названием «чай грузинский черный байховый N 3», но его периодически начинало мутить: сломленный сибирским гостеприимством заокеанский организм оказывался принимать что-либо вововнутрь, опасаясь очередного подвоха... Следующее утро началось более организованно. Слегка «освежившись» и установив путем опроса и визуального осмотра, что в состоянии больного, увы, положительной динамики не наблюдается, троица служивых устроила консилиум о путях и средствах приведения в чувство представителя страны наиболее вероятного противника. Сраженный таким искренним участием в своей судьбе, распластавшийся на верхней полке Джон иногда пытался вмешиваться в ход консилиума путем озвучивания при помощи междометий своего отрицательного отношения к тому или иному способу лечения. К обеду сошлись на двух предложениях. 1. Джону нужно выпить и обильно закусить. С этой целью у пассажиров соседнего купе за энную толику спирта была выменяна банка говяжьей тушенки из армейского резерва. Впрочем, вид банки в солидоле не вызвал у Джона положительных эмоций, скорее наоборот. 2. Просто поесть жирной и желательно горячей пищи. Стянутый с верхней полки Джон с трудом согласился на вариант N 2, при этом категорически отказавшись есть что-либо из запасов соседей по купе. В сопровождении самого младшего из них троих он пошел по составу в поисках анонсированного в расписании вагона-ресторана, чтобы попытаться съесть там немного горячего супчику. Увы, всех их ожидало горькое разочарование: вот уже как почти год как вагон-ресторан не прицепляли к составу из-за его полной нерентабельности. Обед прошел невесело. Надо что-то делать, а то кончится, не дай Господи, американец, а потом спишут все на козни оголтелой советской военщины (в лучшем случае). Силком вливать продукт нельзя, надо давить на сознание, а как на него, на ненашенское, надавишь? За неспешными разговорами о пользе гомеопатических методов лечения извечного российского недуга незаметно наступило время ужина. А не пора ли нам перекусить? - повис в воздухе риторический вопрос. Пора. Давай. Режь. Раскладывай. Наливай. Джон медленно соскользнул с полки. Он схватил стакан с содержимым и, зажмурив глаза, вылил его в себя, выдохнул, прислушиваясь к реакции организма, и захрустел перекосившее лицо гримасу услужливо протянутым огурцом... Лечение успешно продолжалось остаток вечера, полночи и весь следующий день. Холестерин, углеводы, паразиты были забыты. Продолжалось настолько успешно, что после того, как поезд пересек Большой Камень и на утро крайнего дня пути начал стремительно приближался к Москве, сибирские запасы закончились. «Ребьята, теперь мой очеред», - заявил Джон. Он выскакивал на узловых станциях, покупал у бабок горячую картошку и другую придорожную снедь, а также с грозным вопросом: «Бабка, водка не паленый!?» и ее, родимую... Вылечили. Вот так.

Оскар

Лопоухая голова капитана-цур-зее Эрнста Линдеманна раскалывалась от забот. Ещё бы, снарядить и подготовить к первому боевому походу огромного "Бисмарка", да ещё и устроить весь крахмально-одеколонный штаб флота адмирала Лютьенса!
Но вроде все позади, осталось принять только мэра Готенхафена (это бывшая польская Гдыня) и всё.

Мэр, полноватый румяный мужик со стайкой каких-то страшных тёток вобло-бальзаковского вида, пыхтя и отдуваясь как все двенадцать котлов "Бисмарка", поднялся на борт (ну не спускаться же капитану на причал). После донельзя нудных речей магистратской компании из задних рядов появилась корзинка, и под мощное сюсюканье тёток на свет был вытащен молодой кот черно-белого окраса. Так, понятно... " ...талисман корабля от благодарных жителей, который принесёт линкору многие славные победы в долгих героических походах...".
Надо сказать, что коты как талисманы плавали на десятках европейских боевых кораблей. Нормальное, в общем-то, дело, но Линдеманну сейчас было сильно не до него. "Ну и чёрт с ним", - подумал капитан, даже не зная, насколько точно окажется определение. Да, всё, до свидания. Да, да, помню, зовут Оскар, любит гусиный паштет. Auf wiedersehen.

1.
Паштет стал поперёк горла котяре уже через пять дней, 23-го мая, когда "Бисмарк" послал 15-дюймовый привет встретившемуся крейсеру "Норфолк". Талисман чуть не обделался со страху и пообещал себе списаться на берег в первом же порту.
Однако назавтра начался и вовсе жуткий кошмар. Грохот пушек, топот ног, крики и болтанка продолжались ещё трое суток. Оскар попытался спрятаться внутри линкора, но быстро осознал ошибку и рванул от грохота и вони назад на мостик. Закончилось всё жутким разрывом 16-дюймового снаряда прямо на КП, и совершив дикий полёт, животное упало на кусок какой-то деревянной обшивки, откуда его и сняли сердобольные спасатели.

2.
Спасатели с эсминца "Казак" (HMS Cossack) оказались вполне дружелюбными парнями, паштета, правда, не дали, но рыба была вполне терпима. Казачья жизнь Оскара была сравнительно спокойной, "Казак" ходил в нечастых конвоях, да и к редкой стрельбе кот уже попривык. Команда страшно гордилась, что теперь у неё есть собственный талисман, да ещё какой - с самого "Бисмарка"! Полгода сравнительно спокойной жизни кончились 24 октября 1941 года, когда "Казак" в ходе очередного средиземноморского конвоя поймал у Гибралтара одну-единственную торпеду от U-563, поджегшую артиллерийский погреб, взрыв которого на месте убил 159 человек во главе с командиром. Оставшихся в живых людей и кота снял с остатков корабля эсминец "Легион" (HMS Legion) и потянул на буксире обратно в Гибралтар. Шторм оборвал концы и окончательно утопил "Казака" 27-го октября. Оскара временно расквартировали в одной из местных семей.

3.
- Да что вы говорите!? Это тот самый кот с нашего "Бисмарка"!? - капитан авианосца "Арк Ройал" (HMS Ark Royal), Лобен Эдвард Харальд Маунд погладил Оскара. "Арк Ройял" весной принимал участие в добивании Бисмарка своими Суордфишами. Конвой на Мальту заскочил в Гибралтар пополнить запасы топлива.
- Пожалуй, мы его зачислим талисманом на авианосец! И назовём мы его Непотопляемый Сэм.
Поход на Мальту закончился быстро, и уже через четыре дня "Арк Ройял" снова оказался вблизи Гибралтара. И что тут происходит? 13 ноября одна-единственная торпеда, выпущенная U-81, попадает куда не нужно, и здоровенный авианосец после менее чем суток борьбы за живучесть идёт ко дну! Корабль переворачивался медленно, спасательная команда с того же "Легиона" успела снять всех, кроме одного. Заодно был снят и злой как сто чертей, царапающийся Оскар, Непотопляемый Сэм. А у вас настроение после полугода такой весёлой кораблятской жизни какое было бы?
Командир "Легиона" решил от греха подальше не заводить таких подозрительных "талисманов" и переправил Оскара на также участвовавший в спасении эсминец "Лайтнинг" (HMS Lightning). Однако и те почему-то не захотели держать у себя кота.
Дикари, дремучие, суеверные люди...

В результате Оскар оказался в доме губернатора Гибралтара, позднее переправлен в Англию, где и скончался в 1955 году в Доме моряка в Белфасте.

Принимавшие на борту высокого гостя из Гдыни эсминцы "Легион" и "Лайтнинг" утонули первый в 1942, второй в 1943 годах.

Пастельный портрет Сэма-Оскара кисти Джорджины Шоу-Бейкер "Oscar, the Bismarck's Cat" сейчас можно увидеть в Национальном Морском Музее в Гринвиче.