Аэродром Чкаловский, ТЭЧ. Местный капитан - прибывшему к ним «на стажи» курсанту «Жуковки»:
- Курсант... а ты куришь?..
- Только когда выпью, тащ каптан.
- Гм... ну тогда пойдем что ли... покурим...
Около половины второго ночи перед КПП остановилась пропыленная Суфа*. Водитель и пассажир некоторое время рассматривали массивные рампы, поднятые по случаю неприёмных часов, затем дверь открылась и передо мной появился статный, усталый полковник с Галилем** за спиной.
-Здорово, хлопцы!
-Здорово, коли не шутишь.
-Нам бы заехать. Утром у генерала разборки. Мы из Нского полка.
-Значит, пропуска нет?
-Нет. Сейчас кто-нибудь сможет оформить?
-Нет.
-А чо делать? Не пустите?
Нский полк стоял в Ливане и недавно потерял на фугасе четверых бойцов. Во время эвакуации что-то пошло наперекосяк и в результате, комполка оказался на ковре у командира округа.
Обычно встречи часовых с «ливанцами» под сенью ночи не бывают тихими. «Ливанцам» до сраки все наши уставы, пропуска, да и мы сами.
Мы для них -конторские крысы, место которым - в лучшем случае на кухне. Потому я напрягся, ожидая мата и ругани.
Но полкан молчал, смахивая пепел от Ноблесса*** на красные ботинки с иссечённой кожей.
Я - добрый человек. В армии иногда за это попадает. Но на улице человека не оставлю.
-Военник дай посмотреть, - говорю. - Твой и водилов.
-Зачем?
-Удостовериться, что вы не агенты КГБ.
Полкан усмехается, вынимает пластиковый мешочек с документами из левого нагрудного кармана, протягивает.
-Ишь ты, всё по-уставному, как у рядового с КМБ, - успеваю заметить.
Водила скрежещет зубами, но тоже подчиняется. Прошу открыть двери машины. Для порядка сверкаю фонарём по внутренностям, покрытым толстым слоем белой ливанской пыли.
-Открывай, - киваю партнёру, Ицику.
-А как же?.......
-Хуяк же, - отвечаю. - Под мою ответственность.
Рампы, громыхая, опускаются, Суфа вваливается вовнутрь. Время незаметно подходит к двум, принося сменщиков. Стоянка - прямо у караулки. Полковник с водилой вылезли из машины, вроде разворачивают спальники.
-Я в карауле сегодня. Комната моя пустая до утра. Идёмте, отведу вас.
-Да нет, мы уж тут как-нибудь, - отнекиваются.
-Нех! Душ там, опять же, горячий. Небось, долго пилили?
-Пилили!
В комнате выдал гостям по комплекту постельного белья, указал на душ в конце коридора и ушёл в сторожку.
+++++++++++++++++++++
На службе у меня был враг. Прапорщик Аркан, из друзов. Прапорщик был ответственным за дисциплину и был первым официальным лицом, встреченным мною на базе по прибытии.
Я был тогда зол и неспокоен, а прапорщик решил меня построить. Строй получился неровным и прапорщик отправил меня на полковую губу, «ибо нех!».
Прошло время, и я стал ответственным за разнарядку автомобилей на нужды различных подразделений базы. Аркан пробовал на меня давить и так и эдак, мелких грешков не прощал и всячески цеплялся за неровности в моей автобиографии и амуниции.
Аркан любил порядок во всём. Любил, чтобы утром на его столе ровненькой стопочкой лежали всевозможные суточные разнарядки и циркуляры. Зачем? - его спросите. Аркан читал по слогам.
По полку усиленно циркулировали слухи о том, что скоро сорокалетний прапорщик от нас уйдёт на курсы получения аттестата зрелости. Этого светлого дня ждали все, кажется, включая самого командира. Когда Аркана долго не было слышно, воины бросали робкие предположения об его безвременной смерти или о том, что наконец то, он свалил на учёбу.
Накануне я, зная, что вступаю в суточный наряд, составил разнарядку на день вперёд и, с соответствующими пояснениями, уложил в стопку. Так что, в описываемый день в стопке прапорщика моей работы не оказалось. Я сменился с поста, как сказано, в два ночи и следующий мой выход приходился на 10-00. Самое интересное я пропустил. Говорят, Аркан, не найдя искомого, пошёл в казарму иметь меня во все щели. Во-первых, из-за разнарядки, во-вторых, из-за того, что проспал.
Обычно, подниматься на второй этаж он не удосуживался. Он становился перед строением, прочно упирался ногами в гравий и орал сумасшедшим голосом
-Николаааааай!
Иногда я отзывался. Но не в этот раз.
Я спал в сторожке. Прапорщику это не понравилось. Он накрутил усы, смахнул былинку с фиолетового берета, притопнул ножкой и повторил запрос
-Николаааайййй, мама твоя неумейка!
А в ответ - тишина. Тогда Аркан поднял с земли увесистую кедровую шишку и, не мудрствуя лукаво, залепил ею в открытое окно.
Физику не обманешь. Физика - дело серьёзное. Шишка отскочила от потолка и попала временному постояльцу в переносицу.
+++++++++++++++++++++
Полдесятого меня разбудили. На столе стояла пайка и дымящийся чай в оранжевой пластмассовой кружке. Вставать не хотелось, но в коридоре послышался чей-то командный голос.
-Николай где?
-Во втором кубрике, - ответил голосу сержант.
Вчерашний полковник с белой футболкой, обмотанной вокруг кулака, ввалился в комнатушку.
-Спасибо, боец! Выспались, как надо. Вот твой ключ. Будешь в моих краях - заглядывай на чашку кофе!
-Угу!
-Серьёзно!
-Лады!
Он уже собирался выходить, но словно вспомнил что-то, обернулся
-Скажи, а что это за чмо тут у вас ходит? В берете Гивати****, усатый, с зелёным эполетом.
-Это Аркан, главный по дисциплине. А что?
-Да нет, ничего. Его сегодня не будет. Да и завтра, наверное, тоже.
-Да? Он давно на учёбу собирался. Хорошая новость! - совершенно проснулся я.
* - Суфа. Вид полноприводного транспорта, типа Уазика в ВС РФ.
** - Галиль. Один из многочисленных родственников АК-47. Этот - по еврейской линии.
*** - Ноблесс. Самые дешёвые сигареты с фильтром в Израиле. Офицеры редко их курят. Хуже них и дешевле - только сорт Аскот, предлагаемый заключённым в тюрьмах.
****-Гивати. Одна из легендарных боевых бригад АОИ. Пехота.
В продолжение «змеиной» темы, из того же «очень южного» ИАПа небольшая история (а может и байка, хотя рассказывавший историю человек уверял что речь идет о реальных событиях):
В тренировочном, на пилотаже разбился самолет. Летчик погиб. Последними его словами, вызвавшими некоторое удивление на КП, были «Змея на фонаре».
Машина упала почти плашмя, в перевернутом положении, легла компактно, при ударе развалившись на несколько частей и почти не горела - отличные условия для работы аварийной комиссии. В оторвавшейся от фюзеляжа кабине нашли тело пилота; система катапультирования задействована не была. Нашлось и то, что осталось от змеи.
Воссоздать случившееся посекундно может и не удалось, но общий ход событий установили.
Змея (идентифицирована как гюрза) зачем-то приползла на стоянку. Там она по лестнице поднялась в кабину, забралась за КС - иначе бы «пассажира» обнаружили техник или летчик - где и уснула (или что там змеи делают). Так и улетела незамеченной.
На пилотаже она очнулась и выползла из-под КС. А тут как раз самолет бочку закрутил, вот змеюга и шмякнулась на остекление прямо перед летчиком («Змея на фонаре»). После чего, без долгих раздумий, ударила - да так, что пробила опущенный щиток-светофильтр ЗШ и впилась в лицо. От неожиданности или боли пилот потерял управление и не восстановил контроль вплоть до столкновения с землей; катапультироваться он также не пытался...
...С тех пор на предполетной и вообще при проведении работ техники простукивали носовую часть фюзеляжа, все полости и ниши - причем один стучал, а второй бдительно прислушивался: не раздастся ли шипение. Кто-то стучал рукой, кто-то - заботливо припасенной дубиной, а в доклад техника самолета о готовности добавилась непредусмотренная фраза «змеи на борту нет». Конечно, оборудованию такое обращение не очень нравилось, да и на обшивке порой оставались вмятины - зато из-за змей полк больше самолетов не терял.
Осень наступила внезапно.
Ещё вчера солнце из последних сил ласкало своим теплом тщедушные человечьи организмы, давая глупую надежду. А сегодня всё закончилось.
Сегодня победила осень.
Она очень соскучилась, эта осень, и на радостях тянулась обнять своими холодными ручками, бесцеремонно цепляя что-то там, в душе, крючковатым ногтём.
И глубоко внутри было как-то... тоскливо...
Я шёл с работы, усталый и замученный...
Я смотрел по сторонам взглядом припозднившегося со спячкой медведя...
Вот его дом, его окно на седьмом этаже.
Закурить?...
Я все помню, Саня...
Сашку Голубева любили все. Да и как его можно было не любить? Невысокого росточка, с белобрысой шевелюрой, голубыми глазами и вечной улыбкой.
Он вызывал чувство симпатии с первых минут общения. Его любили женщины, в которых при виде Сани мгновенно срабатывал материнский инстинкт - вставить лицом в межгрудинную ложбинку и не отпускать. Его любили друзья.
У него вообще было много друзей.
А еще он был очень умный, наш Саня. Именно не просто умный, а возмутительно умный.
Он взял да закончил с отличием военное училище, а потом подумал и заодно закончил также с отличием какой-то математический факультет какого-то именитого московского института.
А потом нагло написал диссертацию. И эту диссертацию можно было защитить только в одном единственном научном учреждении. Потому что в других никто, ничего не понимал из Сашкиных выкладок. Нет, все понимали, что гениально, но...
И он защитился. Его слушали, открыв рот и пуская совсем не научную слюну от восторга. А он скромно улыбался. И ему аплодировали, хлопали по плечу и называли молодцом.
И он уезжал.
А через некоторое время ему звонили и просили приехать снова, потому что вот когда он говорил, всё было понятно... А когда вот... теперь вот... всё опять стало непонятно, и мозги у профессоров плавились от непривычного напряжения. И он улыбался и ехал. И терпеливо объяснял. И на него смотрели изумлённо и крестились за спиной.
А когда Саню просили что-то сделать дополнительно, он улыбался и не отказывался. И на кухне поэтому у него всегда стоял ящик коньяка.
И его друзья очень любили вечерком посидеть у Сани, поговорить на разные интересные темы и отдохнуть душой.
Потому что ящика коньяка у друзей на кухне не было.
И умного собеседника не было.
А была, как правило, раздраженная жена, хронически возмущённая низкой зарплатой мужа.
И Саня радостно принимал гостей, потому что как раз у него раздраженной жены не было, да и собственно, вообще никакой не было.
Собственно, она как раз и ушла от него, потому что не любила коньяк.
С коньяка-то все и началось...
- Саня запил.
- Да ну?
- Третий день уже. Начальник отдела в шоке...
Начальник отдела любил Саню, потому что Саня мог неожиданно изобрести что-то такое, до чего у остальных мозги не доходили, и на отдел сразу опускалось благорасположение начальства.
Поэтому начальник отдела его и любил.
И не наказывал строго. А только журил по-отечески, когда Саня появлялся с синяками под глазами и виноватой улыбкой.
- Ну что ж ты, Саша?
Улыбается.
- Ты же и нас подводишь и себя губишь, а?
- Я не буду больше, Сергеич, честно, не буду...
И его прощали.
А через неделю он опять уходил.
В запой.
А потом он бросил пить. Он так и заявил: «Всё!»
И на ближайшей отдельской посиделке он не пил. И даже когда женщины предлагали ему шампанского, он опять не пил. И улыбался. И мы улыбались, потому что любили Сашку. А больше всех улыбался начальник отдела. Он пьяно обнимал его и восторженно говорил: «Ну, ты молодец! Какой же ты молодец!»
И Сашка гордо шел домой.
А на следующий день он не заступал на дежурство. Мы ломились к нему, а он встречал нас на пороге, дрожа и качаясь, и виновато разводил руками.
Мы говорили с ним. Мы пытались быть убедительными. Мы искренне переживали.
А он улыбался и кивал.
И пил.
Потом начальнику отдела стало скучно, потому что Саня уже давно ничего не изобретал, приходил редко, пах плохо, и смотреть на него было страшно.
И друзьям стало скучно приходить к Сашке, потому что вести длинные беседы за рюмкой он уже не мог, быстро уходил в себя и бормотал что-то невнятное.
А однажды в понедельник... Да, это точно был понедельник, потому что в субботу мы отмечали чей-то день рождения. Суббота подло перешла в воскресение, и отдохнуть я конечно не успел. В общем, лицо моё носило некоторый отпечаток былого веселья.
Но я был ещё в том юном возрасте, когда пиво с утра - это пошло.
- Помогай! - сказал начальник отдела, - Саня совсем того... всю неделю на работу не выходит. Надо его в наркологический диспансер везти. Вот, я тут его зарплату получил. Отдашь, сколько надо, за лечение. С машиной договорился, удачи.
И я начал помогать. С трудом загрузил неадекватного Сашку в машину и повез в диспансер.
В диспансере отвел его в приёмное отделение и сдал врачу. Сижу, жду в коридоре, должны сказать про деньги и когда забирать.
А мне хреново. Голова болит, да и в животе после веселых выходных...
- Здраааавствуйте! Это кто ж у нас тут такой красивый?
Вздрагиваю. Рядом белым колосом возвышается мощная тётка в халате.
- Да... это...я... - блин, хрень какая-то, язык заплетается.
- Пьёте?! - смотрит укоризненно.
- Я?!
- Нет, я! Веки припухли, глазки бегают, все симптомы. Что ж вы, молодой человек, так себя не жалеете? С чего вы жизнь-то начинаете?
- Да нет... я... вы...
- Тихо, тихо! Не нервничайте, ну-ка встаньте, я вам печень пощупаю.
- Да не надо меня щупать! Я тут по другому вопросу...
- Да успокойтесь, матьвашу! А то сейчас санитаров позову! У нас тут все по одному вопросу! Это вы правильно сделали, что сами к нам пришли, не многие, знаете ли, решаются. Ну, пойдемте ко мне в кабинет.
- Да вы все не правильно поняли! Я товарища привёз! Его обследуют сейчас! - пытаюсь обойти тетку, и проникнуть в кабинет к врачу.
- Конечно, конечно. И его вылечат... Вася! Петя! У нас буйный! - тётка расставляет руки, приседает и оскаливается.
«Определят сейчас!» - лихорадочно думаю, - «Вот подарок-то начальнику отдела!»
В коридоре появляются два бугая. «Блин, чем их кормят?...»
- Успокойтесь, дорогой мой! В таком состоянии вам нервничать категорически не рекомендуется! Давайте сами ножками, раз-два, раз-два... Да не упрямьтесь вы! Вам все равно помогут!
Не знаю, чем бы все это закончилось, но на шум вылез врач, которому я сдал Саню.
- Лариса! Ты это... кончай, это сопровождающий! Идите сюда молодой человек.
- Мдя... - разочаровано тянет Лариса, - Жаль. Ну вы уж заходите, как созреете...
Когда, через некоторое время я забирал Сашу, тетка при виде меня очень обрадовалась:
- Ну, надумали наконец?! Нет? А то давайте, мы всегда рады...
И Сашка не пил некоторое время. А потом сдался. И его уволили.
Я еще встречал его иногда на улице в компании опустившихся выпивох. И иногда даже говорил с ним. Он мне рассказывал, что устроился в крупную компьютерную фирму, а потом как-то... Эх, Саня...
Никто не может помочь человеку именно в этом вопросе кроме него самого.
А однажды Сашкины соседи почувствовали странный запах.
Когда сломали дверь, нашли его в туалете со страшной, выгрызенной крысами, дырой в животе. Он уже давно умер.
Мы хоронили его в закрытом гробу.
И был торжественный залп.
Мы всё-таки помним тебя, Саня. Помним... другим.
А на скомканных поминках мы не могли пить. И говорить не могли. И винили себя.
Вот его дом, его окно на седьмом этаже...
Я бросаю окурок и иду в свою тёплую берлогу, где меня ждут, где все хорошо...
Я все помню, Саня...
Предупреждаю сразу: история практически реальная. Ну, может быть чуть-чуть литературно обработанная для связности изложения...
Армия и число 13... Казалось бы, махровое суеверие, а вот поди ж ты...
Итак, чудесное утро в Одном Краснознаменном училище ПВО СВ. Оживленные перемещения личного состава и техники - училище выезжает на стрельбы. Дорога дальняя, ехать поездом. А это означает непременную погрузку с непременным бардачком.
В том памятном году в колонну боевой техники затесалась "Шилка" с бортовым номером 613. Неприятности начались прямо у рампы: механик не справился с управлением и машина провалилась гусеницей в щель между рампой и платформой... 6 часов задержки. С матюками, тягачами и краном аппарат поставили на место и поехали...
Разгрузились нормально. "Шилка"-613 шла в колонне последней. Духота, пыль. Типа наказание. Это спасло жизнь командиру экипажа, по пьянке вывалившемуся из люка, но не уберегло его от перелома руки...
Прошло несколько дней, вот уж и первые стрельбы. Зловещая "Шилка" отрабатывала задачу: что-то вроде прикрытия танкового взвода в атаке. Все (ну, практически все) люки были открыты. А у "Шилок" есть такая особенность: хотя бы один люк открыт - стрельбы не будет. Автоматическая блокировка. Поэтому экипаж самым разгильдяйским образом шел прямо в ста метрах за танком и ни о чем не думал. Длинная очередь из правого нижнего автомата поразила танк в башню, а экипаж "Шилки" - в самое сердце. Слава богу, жертв не было. Танкисты оказались отходчивыми ребятами, ведра спирта хватило. Танк, похожий на ежика, был отремонтирован и покрашен в полевых условиях (ребята провели возле него пару дней и ночей, не выпуская из рук кувалды и ножовки). "Шилку" поставили в парк, опечатали и вызвали представителей завода: дело нешуточное, что люки открыты видели практически все. Стрелять не должна, а стреляла...
Срочно прибывшие заводчики облазили аппарат сверху до низу и не нашли ничего. Все, абсолютно все работало, как полагается. С чем и уехали.
Прошла неделя. История подзабылась, да и машину обслуживать надо. В парко-хозяйственный день перед возвращением на зимние квартиры народ допустили до помывки и обслуживания многострадальной "Шилки"... В этот раз свидетелей, кроме экипажа, не было. Ну, если не считать перепуганных офицеров, вылетавших из ДОСа (дом офицерского состава), когда трассеры из правого нижнего автомата в притирку прошлись над его крышей... Как эти три выстрела остались в ленте, если автоматы проверяли как минимум четырежды, так никто и не понял. Экипаж божился и клялся, что люки были открыты настежь (оно и понятно - шла генеральная уборка внутри машины)...
"Шилку" опечатали, поставили часового (серьезно!), к эшелону тянули на буксире. По прибытию в училище забросили в самом дальнем углу парка и близко никто не подходил. Откровенно боялись.
Но прошло время. Немало - полгода. К зиме события лета подзабылись, техники, как всегда, не хватало. А тут стоит совершенно исправная машина! И номер 613 пошел в поле. В последний раз в своей жизни.
В этот раз "молодежь" (первый курс, если не ошибаюсь) отрабатывала стрельбу по-чему-то-там холостыми патронами. А автомат шилячий очень похож на АКМ: для стрельбы холостыми надо навинтить вместо пламягасителя насадку. Один курсантик вылез из машины, разумеется, оставив люк открытым... Понимаете, да? И полез навинчивать насадки. Правый нижний автомат выстрелил. Парню оторвало пол-кисти правой руки.
С полигона уезжали две "скорые". В одной бывший курсант, в другой - преподаватель с инфарктом.
Вот так...
А вы говорите - суеверия...