Небольшая очередь перед кабинетом ЭКГ. Сидим вперемежку-пилоты, авиадиспетчера, стюардессы. Подходит дядька в летах-пилот с Ан-2 откуда то из провинции -из тех кто на пенсии, но здоровье позволяет подлетывает на АХР. Таких кладут в стационар на 10 дней и потом направляют на комиссию.

Помявшись просит: "Пропустите! До выходных успеть хочу-домой надо!" Все молча соглашаются-ибо видно, что пролетал больше чем многие из здесь присутствующих прожил.

Только предупредили - "Спросите кто там сейчас-мальчик или девочка"

Тот обрадованный: "Та ладно-что тут гинекология чтоль! Не впервой" решительно вошел . Через пяток секунд вывалися обратно спиной вперед. Деревянно развернувшись-красный как рак, постоял что-то соображая и будто к чему-то прислушиваясь потом сказал:" Не! Сегодня уже не прокатит- завтра пройду.." Махнул рукой и под наши хихиканние двинулся в сторону стационара...

После недавнего взрыва в порту Бейрута вспомнилось...
- Николаич, доброго утра! Я к тебе в помощь - протискиваюсь мимо на заднем сиденье грузо-пассажирской «Газельки». - Ну что, покатаемся? Или ещё грузиться?
- Всё уже в кузове. Ща Наталия с бумагами будет. Грейся пока. Да и сколько здесь «кататься» - до обеда вернёмся!
Да... Накатался я в своё время, весь Союз с севера на юг и с запада на восток. Помню летом 1976. Где-то под Лидой. Там речка есть, у нас она Неман называется, а у прибалтов...эээ.. .Нямунас. Да, Нямунас... Нашей бригаде в воинской части придали бортовой УАЗик. Так мы на нём по-утряне за 7 км на этот Неман ездили. Кто рыбаком был, как я, тот завсегда с собой в командировку снасти брал. Кто охотник - тот свой арсенал. Раз через Ханты-Мансийск летали, так на выходе подходят к нашим охотничкам четверо и на досмотр отдельный. Как только определили?! Ведь всё в рюкзаках было надёжно упаковано! Наверно просветили при входе в аэропорт. Но у наших все документы в порядке были. К тому-же при нас и особист был - он подсуетился, с ребятами нашими сходил, всё по-быстрому уладил. Это уж потом, когда Спартак выиграл, он салют на балконе гостиницы из табельного оружия устроил. Вот мы в той командировке своего особиста и лишились. Но ничего - нам вместо него другого дали...
- Ого, собственный особист! А чем ты, Николаич, в этих командировках занимался?
-Ну так «шеф-монтаж» называется. Говорю-ж - весь Союз объездили. И зарабатывали неплохо - 600 рублей зарплата была... Да плюс командировочные. А были у нас станочники кто и без командировок побольше нашего получали.
- А чё монтировали-то?
-Кхм...Да...Так вот, сидим мы на берегу - кто чем занимается, кто искупнулся и загорает, кто рыбку удит. Савельич выше по склону вскарабкался, в кустиках присел , закряхтел- проблемы у него... Солнце светит, над головой самолёты летают всякие-разные. У них там полигон недалеко был. Вдруг кааак <рва>нёт!!! Земля под нами заходила ходуном. Над головой пролетела стена воздуха. Реально - я воздух увидел! Такой слой ...стеклянный. Хорошо, что мы в низинке были, в пойме - волна над нами прошла. А так и не знаю что с нами было-бы.
Ну мы, понятное дело, сразу наверх - что, да как? А там поле, деревья всякие, лесок, два села по разные стороны от поля, далеченько так - в нескольких километрах. И видим мы картину маслом - кругом переломанные деревья, горы вывернутой земли, а посередине - воронка. Не просто воронка, а ЯМИЩЕ О<ГРОМ>ЕННАЯ! Прям кратер! Метров 100 в диаметре и метров 20 глубиной!
- Это чтож, Николаич, в неё пятиэтажку засунуть можно было?..
- Да я тебе говорю! Тут сразу народу военного понаехало: «Никому не подходить! Ничего не трогать! Осколки из деревьев не выковыривать!..». Оцепление выставили. Начали летуны приезжать - из тех частей, что на полигон вылетали. Одни приехали, посмотрели, говорят: «Нет, не наше!». Другие приехали - тоже: «Не наше!». Тут полковник один приезжает, затылок почесал, грустно так говорит: «Это наше... Да - наше это...».
Мы на следующее утро опять Васю с УАЗиком и - на реку. Только когда приехали, не поверили глазам - никаких следов воронки. Всё ровнёхонько, деревья новые высажены. Единственное - нет травы, земля голая, черная и тщательно спланированная. Мы потом с дедком одним из того села, что рядом было разговорились. Так он сказал, что взрывом все стёкла в обоих сёлах повыбивало. И не только стёкла... А ночью в поле было ярко как днём - прожекторы, техника понаехала, солдатиков навезли. Утром и к ним в село приехали, все окна застеклили, шифер поменяли, двери вставили, что повалилось - отстроили... ЧуднО!
- А что рвануло-то, Николаич, не узнавал?
-Да все как воды в рот набрали! Мы через год опять туда приехали. Так там разборки только заканчивались. Папах полетело! Что, говорят, было: на самолёте сработала автоматика, зажглись индикаторы, что сбрасывать пора уже - вот лётчики и сбросили! А то, что рано ещё для бомбометания - так это они уже потом подумали.
- Да что за хрень сбросили-то?
- Да говорят бомба глубинная - на глубине взрывается. Только я ведь - Николаич хитро прищурился - один осколок успел из дерева выковырять. На сувенир вроде как. Да и самому интересно, что за бомба такая. Приехал, отдал девчёнкам в лабораторию на анализ. Так они меня быстро нашли и говорят: «Тебе такой сувенир не нужен - радиоактивный он. Иди вон, на второй этаж, где с радиацией дело имеют. Утилизируй его по-быстрому». Что я и сделал.
- Николаич, а что-же всё-таки вы там монтировали?
-Кхм...Да... А у Савельича тогда в кустиках сразу решились все проблемы: где какие пробки в организме были - тут-же их и повышибало, сразу полное облегчение пришло. А вот и Наталия с документами возвращается. Заводи машину, а то заморозим девку!

Вышел фильм, 72 метра.
Все, особенно причастные к флоту, решили его посмотреть.
Был у меня сослуживец, командир БЧ-5, Мухамбетов.
Вот он решил тоже пойти посмотреть, да не просто так на видике или с торента скачать, а прямо в кинотеатр!
Но кто же идет в кинотеатр просто так? вначале посидели в местном баре, потом еще перед залом пивка заказали, и поперлись в зал.
А в зале уже темно, уже реклама вся отсмотрена и самое начала фильма.
Заходим мы в зал... там тишина... ничего не видно, экран темный... И тут на весь зал крик! Мухамбетов!!!!
Мухамбетов, который в это время крался к своему месту подпрыгнул аки кот, которому на яйца во сне наступили! такого он не мог ожидать, что он слинял с корабля на два часа, и его по громкой! в кинозале! начнут вызывать и прям на месте драть!

Я уже тут рассказывал, что основновная моя причина поступления в ВВМИУ (военно-морское инженерное училище) была романтика... походы, море, подвиги мимоходом тут совершать...
в конце первого курса мне повезло (не буду говорить кто там мое везение продвигал) но я попал в поход. На наш знаменитый учебный корабль "Перекоп" загрузили 600 везунчиков курсантов, из разных систем и из разных курсов, и повезли в Голландию!
1996 год, мне заграница была знакома только по словам тех, кто слышал, как кто-то ходил туда! Ну и дядя, куда же без него, он там всех рыб поймал и всех врагов соляркой залил, и электричеством запитал... (кому там уж эти провода высоковольтные вставляли история умалчивает)
несколько моментов из нашего похода:
- бороздим мы Северное море, штормит вроде неплохо, по крайней мере на камбуз ( в столовку) я бегал с удовольствием, т.к. процентов 70 валялись по кубрикам и никуда идти не хотели, они плавно зеленели, желтели, дозревали, а в это время я пользовался их состоянием расстения и ел три пайки, или сколько там в меня влезало.
Этого развлечения мне показалось мало, всегда любил шторм, волны, ветер....
выбрался я из темных кубриков на волю, на борт, и смотрю, вроде можно и на нос корабля пройти...
а там прям картина достойная Айвазовского.
Нос корабля, в спокойную погоду возвышается над водой, примерно метров на 10. А в шторм, он то на нулевой отметке, то на метров 20.
вот я полез на этот нос.
мужественно и самодурственно перебрался через все ограждения на баке и добрался до самого носа... а там... Ты то в невесомости, то тебя волна окатывает немного, огромные волны накатываются на корабль, а ты взмываешь над этим всем и потом снова падаешь в зеленую пучину! Лежал я на самом носу и смотрел на волны, которые то были в метре от меня, то я над ними взлетал аки птица.
За пару минут море меня довело до щенячьего восторга! я и взмывал над волнами и почти окунался в них!!! я готов был так провести весь поход!!!
пока я не услышал рев корабльной трансляции... по громкой, на весь корабль орали с ГКП (Главный командный пост, т.е рубка, где командир сидит и все босы)
Что за х... на баке! б.... ё...п.. и т.д.
я даже сразу не понял, что это ко мне, начал оглядываться, что это это за хрен тут сидит, на которого так громко и некультурно говорят...
Хорошо, оглядывался не долго, и понял, что пора делать ноги....
ушел... не нашли, разминулись с карательной командой буквально в нескольких секундах )
но вот воспоминания остались самые впечатляющие.

и второй случай.
была у нас то ли практика, то ли стажировка.. (после второго курса) и попал я на тюрьму всех народов, на авианесущий крейсер им Кузнецова.
3000 человек по мирному времени.
по военному до 5 или 6000. уже не помню, знакотоки уточнят )
много было там откровений в морской жизни, но я об одном.
Нашел свободное время в распорядке дня, курсант же, и полез исследовать крейсер!
Это же интересно! выбраться на взлетку, вокруг походить, оружие руками потрогать.
Выбрался я на палубу, смотрю, какие-то кружки, типа люков на палубе. Подошел поближе, понюхал... непонятно, залез на каждый из них и начал прыгать, как их открыть то? посмотреть а что там внутри?
и тут услышал знакомый мат... опять те же слова... что за х.. тут б.. делает..
от греха подальше побежал к ближайшему трапу.
Но не успел, из трава вылетел взмыленный кап-лей с цветом лица спелой вишни и с размером кулаков дыни торпеда, и побежал на меня с плохо различимыми воплями, в воплях я различил частицы мата и замер от уивления! такого я раньше не слышал. Это был филологический ступор курсанта технаря и почти маслопупа.
Когда этот филологически подкованный каплей подбежал ближе, я услышал краткую речь, что если бы я не был курсантом... то я бы стал ЛГБТ всех сообществ одновременно..
Оказалось, я удачно попрыгал на стартовых люках (или крышках) ПКРК Гранит, во время осмотра и проворачивания боевых средств.
За несколько мгновений до последнего нажатия или команды, которые активировали внезапное отхлопывание этих самых крышек, командир БЧ увидел идиота, который прыгает на этих самых крышках.
Как кап-лей сказал, тебя бы выбросило в море кучкой фарша, спасло меня от состояния фарша только то, что КБЧ оказался на ГКП, а от вторичного фарша меня спасли курсантские якоря на погонах, и тот самый каплей меня пожалел а не размазал своими кулачками-дыньками.
в тот момент я даже не понял, что он сказал, осознание пришло чз несколько лет, когда изучили это коварное оружие с коварной круглой крышкой.

Питомцев и ананас

Это случилось на второй год после того, как Питомцев покинул северную пальмиру с её расстреллями, тризинями и штукершнайдерами, и присоединился к нам в нашей унавоженной тихой гавани. Зимой он получил большой отпуск, проставился, и утром надцатого января мы отвезли его на вокзал и уложили в наглаженной парадной форме на диванчик в купе "Стрелы". Капитан напоминал недоделанную мумию Тутанхамона - стогий и чинный (я подрисовала ему тушью брежневские брови и удивленные глаза на закрытых веках на прощание), при полном параде, но все еще дышит, от этого чувство недоделанности мумии и возникало. Капитан ехал навестить старенькую маму на Лебяжьей, что могло пойти не так...

Но все пошло под откос еще в Бологом. В соседнее купе (как тесен наш мир!) приземлился бывший однокашник Питомцева, назовем его Сева, к примеру, такой же капитан, неудачник и мизантоп, как и наш. Но у Севы были с собой коньяк и гармонь-тальянка, и он тоже ехал к маме. Нашу мумию разбудили гневные причитания проводницы и переборы гармони. Звеня медалями и эполетами, Питомцев восстал, не просыпаясь, и пошел на эти звуки а-ля рюсс, как на пеленги. Подсознание русского человека всегда знает - гармонь, значит, наши. Ругают, значит, надо помочь. Когда Питомцев открыл глаза, проводница перекрестилась и отступила на два шага. Свет ночника за ее головой образовал неяркий, но отчетливый нимб. Всеж я хорошо постаралась - вид Питомцева с нарисованными глазами не вызывал отторжения, скорее смех. Но в коридорчике купейного вагона - одновременно и безысходность. Питомцев упал на колени (как он сказал, состав качнуло на стрелках, но я-то знаю, штормило) и протянул руки к проводнице, снова закрыв глаза.
- Уж три ночи... три ночи... три ночи - со скрипом проговорил он, преодолевая сухость гортани - я ищу его лагерь! И спросить мне некого! Проведите! Проведите меня к нему...Я хочу видеть этого человека!
- Еще один... - с тоской сказала проводница. Когда грузили капитана, как торпеду, она спала в своей каюте, чтобы позже принять ночную вахту.
- Матушка, отведи...
- Офицеры пошли, елкин пень... как малые дети. Гальюн в той стороне!
На слово "Гальюн" из купе высунулся однокашник Питомцева. Угукнул. Закрыл створки. И через минуту вышел весь. И встал между проводницей и капитаном.
- Жорж, какой монплезир! Я вижу чудное мгновенье. Мадемуазель, я отведу этого мизерабль в гальюн, эксэз муа за беспокойство.
- К черту гальюн, мон шер!
Дети лейтенанта Шмидта обнялись в коридоре, как на картине Дега - резко очерченные светотени в черных мундирах, алмазики слез, за окнами - неизгладимый простор.
- Услышу хоть звук, выкину обоих, и не посмотрю на заслуги перед Родиной.- четко сказала проводница, вздохнула, и ушла в каюту. За ней остался тонкий аромат диора и недосказанности.
- Какая женщина! Мы жалки ей, мон ами, мы всем жалки нынче, пасынки нашей великой матушки-России...
- К черту жалость! Где мы...?
Питомцев встал с колен и прильнул лбом к холодному январскому окну - за окном пронеслась, как упавшая звезда, сороковаттная лампочка над переездом. Следом за звездой унеслась и трель звонка-оповещателя.
- Мы в России, дружище. И скоро Петроград.
Питомцев глубоко вздохнул и тушь на его лице потекла...

Утро застало капитанов уже в вагоне ресторане, где с них рыдали все - от начальника поезда, до посудомойки-студентки МгиМО. Прибывший наряд милиции тоже рыдал, а я-то думала, этих ничем не пробить. Раскачали этот клуб, да-с... Наконец, прибыли в Питер. Карета стала тыквой, а милиционеры перестали плакать и стали просто милиционерами. Питомцев, Сева и гармонь оказались в холодной негостеприимной комендатуре Московского вокзала. Дежурный помощник коменданта, скучавший всю ночь, совершил роковую ошибку.

- Играть-то хоть умеете, сироты казанские?

Когда он перестал плакать о своей загубленной молодости, капитанов отвезли на Лебяжью. К маме Питомцева.

---

Итак, комендантсткий патруль доставил певцов революции на Лебяжью канавку, козырнул и уехал. Уазик растворился в раннем субботнем питерском утре, как зарплата в "Елисеевском". Мама ждала одного сына, но Сева решительно вошел в парадное следом за Питомцевым. Про то, что было в Питере, я знаю мало, но слышала, что за 72 проведенных в городе часа друзья успели делать маме Питомцева ремонт на кухне, выбить заколоченный еще в блокаду и заложенный кирпичами выход парадного в "колодец" (*по ошибке, когда шли за портвейном и хлебом, свернули с лестницы не туда), сходить в библиотеку (!) и в собес, спеть с балкона гимн в 6 утра под гармонь, встретить на Невском девушку-посудомойку со "Стрелы", провести ее в Эрмитаж без очереди и поселить её у мамы Питомцева по принципу "зато не скучно". Выпить 9 литров чая на всех, уговорить студентку 3 курса МгиМО в академе бросить работу на "Стреле" и ехать покорять дальний Север (у вас такой дивный голос, мон шери!), устроить концерт по заявкам для всех жителей двора, испечь ватрушки и довезти мамину соседку Розу Карловну Кессельбах-Зеленскую (92 земных года) до Гостиного двора на такси и обратно.

Утром четвертого дня на платформе на Мурманск стояли трое. Суровый, обветренный, как голень бахрейнского верблюда, капитан Питомцев с чемоданом (наследство), студентка 3 курса МгиМО в академе, бывшая посудомойка "Красной стрелы", а ныне Новая звезда Севера в лисьем манто мамы Питомцева, и капитан Сева, едущий к давно звавшим его в отпуск знакомцам из Умбозера. Они держались за руки, как народовольцы перед конными жандармами, и смотрели на часы. Сева уговорил всех поехать с ним, "потому что так будет интересно!" и "там так красиво зимой!". Падал хмурый питерский снег, зевали работяги-путейцы, скрипело в проводах. Подали, наконец-то, состав и одиссея началась.
Чем выше делались за окном сугробы, тем крепче делалась маленькая шумная концессия, безо всяких пошлостей и эксцессов. Пелись русские романсы, чинно поедалась вяленая треска под ледяное финское пиво, велись разговоры о демократии, небоевых потерях и трудностях студенческой жизни, кои знакомы всем. После Африканды перешли на чай с баранками и варенье из морошки, а к Апатитам уже все были трезвы и сосредоточены, плененные красотами Имандры. В Кировске носились по нерасчищенной еще вокзальной площади, кидались снегом, вызывая недоумение патрулей и счастливые вздохи старушек. Кировск тогда завалило и дороги пробивали аэродромные снегоочистители в паре с БТР-80, намечали путь фальшфейрами и врубались в снежные пласты, вскидывая их в воздух яростными шнеками. Потом на таком же БТР-80, пришедшем в Кировск за припасами и "кое-чем" еще, вместе с женами офицеров авиаполка и Севиным другом неслись по обледенелой дороге на Умбозеро. В брюхе транспортера и произошла первая встреча Питомцева с ананасом. Три ящика топорщились зелеными хвостиками и капитан начал зондировать всячески почву для того, чтобы как-то получить дивный фрукт в личное пользование. Что мол и закуска из них отменная, и как мол богаты они витаминами, которых он в детстве недополучил, и всякое такое. Разве что не пустил по ним слезу, ей-богу. Вот запали в душу ананасы и все - хоть режь человека, хоть ешь,а ананас - будь добр. Но за гулом дизеля и трелями гармони, за удалыми напевами офицерских жен никто не придал тоске капитана по витаминам особого значения. На Умбозере жизнь довольно активно взяла всех троих в оборот, временами они даже теряли друг друга из виду в чаде бань, охот, рыбалок, снегов, столов с яствами, спирта, пива и морошечного кваса. Студентка МгиМО пела на бис, отбиваясь от предложений руки и секса всякой макрели, пока не пришел командир полка, статный полярный волк, 750 часов налета выше семидесятой широты, косая сажень и гагаринские добрые глаза. Воинство враз остыло и подняло воротнички, сменился тон и тема бесед, все стали вежливы и на вы. Они сидели рядом и были очень красивой парой. Через два дня состоялась свадьба. Во время которой студентке МгиМО в академе вдруг позвлнила мама из Москвы, пришедшая встречать дочу из посудомойного рейса. Полковник взял из тонкой руки невесты трубку, казавшуюся в его длани деталькой Lego 2x4, и сделал знак всем молчать. Стало тихо, только выла метель за стенами ангара с укутанными бэкфайерами. Жених и его заочная теща беседовали минут 15 с перерывами на корвалол и водку, и в конце концов со слезами, но благословение было дано. Грянула гармонь, молодые обнялись и все завертелось в снежной кутерьме еще пуще, чем до этого.

Питомцев очнулся один. На жесткой деревянной скамье на вокзале в Мурманске. Он был одет в летные меховые ползуны титанического размера, так что ширинка была у него между грудей, а лямки дважды захлестнуты подмышками и завязаны сзади в узел, большой и обьемный, как пропеллер Карлсона. Сверху его грела такая же меховая куртка с погонами полковника и крылатыми эмблемами на рукавах. Рукава куртки доходили ему до середины бедер. Нижнего белья не было. В каждом кулаке Питомцев крепко сжимал за хвостик по ананасу. Судя по сантиметровой щетине, прошло Время. Сориентировавшись в гулком пустом зале, капитан с усилием разжал кулаки и поставил ананасы на подоконник.Не выпуская их из поля зрения, он обшарил карманы, нашел в ползунах документы, севший телефон и смятую купюру в пять тысяч. А так же записку - ты самый лучший, люблю тебя, навеки твоя, Элеонора. И номер телефона. Никакого подвоха капитан не заметил, сходил по стеночке до воинской кассы, взял билет до Москвы и приготовился ждать наедине с ананасами и приятной истомой. Десять часов. Через четыре капитан почувствовал голод. Он проплыл до буфета, но сдачи не было, и он ушел ни с чем. Он вышел на улицу, окунулся в пургу, эдакий мягкий мишка в своем костюме. Редкие прохожие едва останавливали на нем взгляд и спешили дальше к своим очагам и проблемам.

Тогда Питомцев, мучимый голодом, вытянул к лицу левую руку с ананасом и попытался его откусить. Он больно проколол десну и раскровил губу о жесткие щетинки плода. Взвыл, как попавший под фары волк, и с досадой швырнул ананас в метель. И так же второй... Умылся снегом, и стеная, вернулся в вокзал. Уже в поезде, гуляя в одиночестве среди пустого вагон-ресторана, он все вспомнил. И Элеонору. И как тащил из отсека БТР два литра ледяного "шила" и как свернул не к свадебному ангару, а куда-то в другую сторону, к жилым модулям. И как лишился нижнего белья, и почему на куртке погоны полковника, и как он оказался в Мурманске... он все вспомнил и лицо его, изможденное и небритое, осветила добрая и искренняя, как в раннем детстве, улыбка.

Автор: spisy-holo

https://spicy-holo.livejournal.com/387564.html