Может быть, конечно, мне не повезло. А может быть, наоборот. Только на эсминец наш дивизия тех отправляла, кого уж совсем к нормально ходящим кораблям допускать нельзя было.
Так что не все мы такими были. Скорее - исключения, чем правило.
Но вот ведь какая штука, исключения - лучше правил запоминаются.


Коля его звали.
Если, так сказать, к определениям детским обратиться о том, что «Проблядь - это блядь, выгнанная из общества блядей за дурное поведение» -это как раз о нем. Его из ОВРы выгнали за дурное поведение. А уж в ОВРе-то самые отмороженные всегда обретались...
Он там в патруль пошел как-то, и, напимшись вместе с патрульными алкоголия вкусного, пострелять решил. Да и патрульным заодно дал попалить из табельного шпалера.
В общем, тот еще кадр. Вот и попал к нам на эсминец за дурное поведение.
Выдающейся лени был товарищ. На дежурство по кораблю поставить его не удавалось месяца четыре. А пароход в ремонте стоит, некомплект жуткий, хоть самому заступай. Мичмана нормально по кораблю дежурят. Только Коля ходит дурнем.
Ладно. У нас ведь хоть и не ОВРА, но порядки тоже... диковатые, так мягко скажем.
Не хочешь - заставим. Причем «цивилизованными» методами, мы ж не ОВРовские звери, которые по слухам Колю вместо обеда под стол кают-компании загоняли, пока зачеты на дежурство не сдаст...
У нас порядок. То есть через день - дублером дежурного, да еще к мичманам, которые офицеров «любят»..., да еще выдрать того мичмана-дежурного пару раз, за то, что на пароходе бардак, а дублер дежурного черт-те где шляется.
И питаться тоже в кают-компании не возбраняется. Во вторую очередь только. Когда все всё уже поели..... чтоб видом своим не оскорблял взоров нормальных офицеров.
В общем, по Уставу все. Мы ж не звери. И даже на берег ходил Коля у нас. Раза два. В месяц.
А где, кстати, он? Он дублером опять заступил. К боцману. Боцман его очень любит. Во...
- Тарщьктант, разрешите?
О. Дежурный.
- Тарьщктант, уберите от меня урода этого... Головко... Я тут по кораблю бегаю, а он, гад, в девятый кубрик ушел и спать там завалился... меня нах... послал... Я его застрелю, гада...
Ля-я-я-я... ну, сука...
Куда ж его девать...
Придумали. Кэп все дежурства по рейду в бригаде выпросил. Хух... Коля теперь при деле оказался. Раз пять в месяц. Не в свою смену. А в свою - на корабле сидеть. Обеспечивать...
Новая беда.
Толстеет Коля. Морда поперек себя шире и шире становится... С каждым днем... Китель на брюхе вот-вот лопнет.
Кок - конструктор таки вычислил.. Пробу гад наловчился снимать... За минут двадцать до обеда - на камбуз, коку дежурному - дай попробовать, что вы тут наготовили... Тарелочку борща навернет - и... в кают-компанию мичманов. Пару порций винегретика....в аккурат к обеду в кают-компании офицеров успевал...
Ну, б....
И тут - можете не верить - но так и было. Записывается на прием по личным вопросам к Кэпу жена Колина.
Кэп у нас любил это дело. Прием по личным вопросам. Особенно, если, так сказать, «члены семей»...
Только не в этот раз. В этот раз он из каюты минут через десять с мордой пламенной выскочил. Жену Колину провожать. С уверениями во всевозможном почтении и непременном решении поставленного вопроса в кратчайшие, так сказать, сроки....
Проводил.
- Старпом, зам, ко мне.
Прибываем. Кэп сидит, морда не отошла от помидорного цвета...
- Знаете, на что она жаловалась?!!!! (перемать мать и еще раз твою)
- Откуда...
Просила Коленьку (ево тридцать два раза в Христофора Колумба душу) не так сильно по службе занимать... А то он так устает... так устает... Домой приходит усталый, поужинает - и спать. Жену е..ть перестал!!!! Она на это жалуется!!!... Убью суку Коленьку!!!
Не убил.
Хватило на пароходе сувениров и шила корабельного, перевели Коленьку ... То ли в Поти, то ли в Очамчири...
Туда ему и дорога...
Зато взамен из Поти помощника по снабжению дали.... Толю..
Но это другая история.

Сказка для внука.
(может , у кого есть кому прочитать - если понравится )

Его звали Кот.
Как и любой корабельный кот, он имел любимое место отдыха - на подшивке газеты «Правда», лежавшей на запасном столе в кают-компании.
Когда вестовые накрывали стол - «табльдот», Кот спал совершенно спокойно, даже не реагируя на звон тарелок, ложек и вилок.
Но стоило раздаться команде по трансляции, оповещающей о конце приборки и зовущей офицеров в кают-компанию, Кот счастливо потягивался, выпуская когти, и жмурился, зевая.
Скоро будут кормить.
Кота любили все. Может быть, кто-то из матросов и обиделся бы на него, найдя где-нибудь на объекте заведования продукты кошачьей жизнедеятельности, но никто и никогда их не находил. Как Кот решал этот вопрос, не знал никто, но всех это устраивало.
Так что врагов у Кота не было... почти...
С подшивки «Правды» гонял его Зам - кто-то когда-то пошутил, что, мол, коты тянут темную энергию, и не зря, мол, не зря Кот на «Правде» спит....
Но с Замом Кот смирился, как смирился за всю свою короткую жизнь с отсутствием вокруг собратьев и собратьиц. Его принесли на Корабль совсем маленьким Котенком, только-только попробовавшим молоко из блюдца.
За то время, пока Корабль готовился в море, Котенок подрос, и к выходу на долгие месяцы в море мог уже обходиться без молока.
В принципе, у него был еще один враг, Комдив, но Комдива уже два месяца не было на Корабле, и жизнь Кота стала в два раза спокойнее.
Кот совсем не хотел становиться врагом Комдива, но тени занавесок иллюминатора так весело играли на загорелой блестящей лысине Комдива... а Коту так хотелось поиграть...
Царапины на лысине зажили быстро, оставив после себя белые полоски и обиду на Кота в душе Комдива, так что пока тот был старшим на борту, «вывозя» молодого Командира на первую боевую, у Кота был настоящий враг.
Потом Комдив сошел на другой корабль... - и тут кто-то пошутил насчет «Правды»... Жизнь без врагов не получалась... Но в общем, это не сильно печалило Кота, ведь он не знал другой жизни.
По вечерам Кот любил приходить в каюту Командира. Здесь так сладко дремалось под теплым светом настольной лампы. А когда становилось скучно, можно было лапами постучать по дергающейся в руке Командира палочке, марающей бумагу, или на крайний случай крутнуть мягкие лопухи вентилятора... а потом подойти к холодильнику.
Конечно, кот не знал, что такое холодильник, но он точно знал, что вот из таких белых шкафов, откуда слегка веет холодом, всегда достают что-то вкусное.
Командир часто разговаривал с Котом и почти никогда не ругал.
Правда, иногда командир закрывал дверь в каюту, и оттуда начинало так вкусно пахнуть....
Но потом Командиру сказали, что Кот тоскливо сидит под дверью каюты иногда... ну, когда Командир запирается... и с тех пор Командир хлопал дверью холодильника, Кот слышал этот звук, и бежал со всех ног в каюту... А командир чесал его за ухом и называл почему-то «шестеркиным»...
Обычно жизнь корабельных котов осложнена соседством крыс, но Кот попал на странный Корабль - на нем не было ни одной крысы.
Хуже всего Коту приходилось, когда Корабль попадал в шторм, он никак не мог привыкнуть к качке, и иногда ему казалось, что эти мучения придумывают злые люди, чтоб специально отравить его спокойную жизнь.
Но в общем-то, легкую качку Кот переносил спокойно.
Когда корабль зашел в иностранный порт, Кота сначала долго искали, а потом нашли на площадке у самого гюйсштока, напряженно поводящего носом, ведь даже сюда, на рейд доносились какие-то чужие, береговые запахи.
Кота взяли на барказ и отвезли на берег.
Там Коту стало почему-то совсем плохо, ему трудно было ходить, ведь берег не качался под лапами, и вокруг было столько всего незнакомого, и запахи, запахи...
Кот очень испугался, распушил хвост, поднял шерсть на загривке, потом лег на брюхо, и категорически отказался куда-нибудь идти, пока его снова не забрали в барказ, и палуба под ним снова привычно закачалась....
А сегодня на Корабле было какое-то странное - для Кота - настроение. Все ходили веселые, шутили, и за хвост Кота дергали как-то весело, не хотелось даже обижаться.
Все говорили «Домой, домой» и вместо привычных синих штанов и шортов надели черные и синие длинные брюки.
Да и ветер был какой-то странный, холодно-неприятный, и в то же время зовуще-бодрый.
Впрочем, к вечеру все успокоились, и, как всегда на ходу, когда командир был на мостике, Кот пошел прогуляться по кораблю.
Сначала он сходил в кают-компанию, но двери были закрыты, и даже вестовых не было на привычном месте.
Тогда Кот спустился палубой ниже, туда, где была кают-компания мичманов, но и там было темно и пусто...
Оставалась одна надежда - камбуз. Кот иногда заглядывал туда по ночам, когда почему-то очень хочется есть. Но сегодня с камбуза доносился к сожалению не очень приятный запах жареного... и даже слегка горелого.
Кот не очень любил жареное, он с бОльшим удовольствием ел вареное или даже сырое мясо или рыбу, а тут пахло жареным. Очень сильно пахло.
Дверь на камбуз к удивлению кота была приоткрыта, и когда Корабль покачивался, тихонько хлопала.
Кот давно знал такие повадки корабельных дверей, и поэтому смело проскочил, когда дверь в очередной раз полуоткрылась.
Как всегда в ночные часы на камбузе было пусто - то есть в этот раз совсем пусто, не было даже дежурного кока, который обычно во время таких визитов разговаривал с Котом и срезал ему кусочки мяса с косточек.
Вернее он был где-то здесь, рядом, запах его ощущался, но самого кока не было видно.
Кот повел туда-сюда усами, и вдруг заметил между большими горячими котлами, к которым он в общем-то очень не любил подходить - ботинок. Ботинок как раз и пах дежурным коком.
Сам Кок лежал, неловко повернув голову как раз между котлами, и что-то тихо мычал.
Все это Коту очень не понравилось.
Раньше такого не было, и не должно быть теперь.
Надо было что-то делать.
Кот дождался, когда дверь с камбуза приоткроется, и выскочил в коридор.
Некоторое время он соображал - что же делать,...он никогда не встречался с такой ситуацией..... и тут Коту стало страшно. Он не понимал, отчего, но действительно он испугался... и поэтому, может быть от подступившего страха, а возможно оттого, что он действительно не знал, что делать - Кот заорал...
Ведь в сущности он был еще совсем не взрослым Котом, скорее он себе представлялся большим, сильным и взрослым, но на самом то деле он был совсем еще Котенком, к тому же совершенно не знавшим кошачьей жизни.
Но орал зато он от души. Так громко, что проходивший рядом с люком палубой выше матрос - дозорный услышал его мяв, и спустился к камбузной двери.
Дверь очередной раз приоткрылась на качке, и дозорный, увидев лежащего кока, бросился к нему, потом, громко крича какие-то слова, которые кот почему-то слышал чаще всего от людей на корабле, убежал, потом снова прибежал, уже не один.
Вместе они вытащили кока из-за котлов и куда-то унесли.
Некоторое время по кораблю гремели команды, звенели звонки и бегали люди.
Потом все успокоилось. Кот тоже как-то сразу успокоился - ведь крики, звонки, команды - это все было правильно, как всегда.
Когда окончательно стихла беготня, Кот отправился спать под трап на мостик - там лучше всего было дожидаться, когда корабль снова проснется, и снова вестовые откроют кают-компанию.....
.................
Днем, когда Кот как всегда потягивался на подшивке «Правды», а офицеры уже собирались к обеду, зашедший в кают-компанию Командир почесал кота за ухом, погладил и сказал:
- Вестовые! Котяру накормить от пуза, возьмите у продовольственника консервов рыбных. Надо его за вчерашнее поощрить.
И снова погладил Кота.
Кот так и не узнал, что своим мяуканьем он помог потерявшему сознание Коку, которого той же ночью и прооперировали. Кок сейчас лежал в лазарете и все рассказывали, какую тревогу поднял вчера Кот.
Да в общем-то Коту это было и не особенно интересно.
Но зато он понял слова «рыбные консервы» и «накормить», и это ему понравилось.
Жизнь в общем-то удалась.

Очень трудно говорить о своих переживаниях другим людям. Еще труднее сказать об этом, удержавшись и от патетики и от пошлости. Честно. Еще труднее, когда ты говоришь об этом, и видишь или чувствуешь в собеседнике ехидство, желание посмеяться, откровенное грубость или хамство - во много раз труднее.

Но все же, если вдруг ты почувствуешь в собеседнике малую толику участия, сопереживания тебе, когда, кажется, он проживает с тобою все то, что вновь проживаешь ты - на душе становится теплее, и к сердцу собеседника протягивается ниточка духовного родства, которую не разорвать ни расстояниями, ни годами...
И ради этого стоит говорить.
Наверное, поэтому я и пытаюсь.

Гренландский антициклон, прорвавшийся далеко на юг запорошил южную Европу, слегка зацепил Крым, и, теряя накопленную влагу, укрыв редким в этих местах снегом Босфор, понесся дальше и дальше, срывая с верхушек поднятых им самим волн пену, неся ее водяной пылью по Эгейскому, все южнее и южнее, к берегам Египта.

Пароход не хотел идти. Хоть обычно путь домой казался более коротким, что там, всего-то «день простоять, да полночи продержаться», и вот уже на экран радара, сначала кусочком, а потом все больше и больше заполняя зеленоватую темноту, будет вползать вожделенный берег родного полуострова.
Только не в этот раз. Видимо, устают не только люди, но и железо; тяжелое корабельное железо с трудом продиралось сквозь порывы ветра, гулко входя в волну каждые несколько минут. Ветер и усталость техники задерживали возвращение, и ясно было, что к Городу они подойдут к вечеру.
Оперативный флота вызвал на связь, когда ощутимо темнело. Доброжелательно поинтересовался, все ли в порядке, нужны ли буксиры для швартовки, и лишь в конце спросил, почему так медленно шли.
Буксиры не нужны. Медленно - все время встречный ветер. Как погода.
На удивление, погода в базе была штилевая. В это не поверилось после недели непрерывных штормов от самой Сирии. Да-да, ветер 1-2 метра в секунду, море - штиль.
Странно.
Но когда пароход тяжело повернул на херсонесский створ, и вдруг удивленно качнувшись в последний раз, пошел в полной тишине по лишь слегка рябящейся воде, наступило наконец какое-то странное облегчение. Казалось, что вместе с чрезмерным напряжением машин, в последние четверо суток натужно боровшихся с ветром и в Эгейском, и на подходе к Дарданеллам, когда даже не удалось встать на якорь из-за ветра, и в Босфоре, и в Черном море - отпустившим вдруг, отпустила и напряженность последних суток.
Теперь все должно быть хорошо. Теперь все будет хорошо.
Надо подготовиться к приходу.
В каюте привычно побрился холодной водой. Новое лезвие. Как всегда, поцарапался. Теперь на вороте рубашки будут бурые пятна.
Это ничего. Все будет хорошо.
Сигнальный доложил об опознавании с Херсонесским маяком.
Посидеть спокойно в каюте. Покурить. Осталась швартовка. Механик божился, что машины не подведут.
Жена, конечно, не придет.
Она знает, что в день прихода не до нее.
Давно уже сказал, что день прихода и день ухода - не ее. Они - корабля и людей. Не ее и не мои.
Да и время - девятый час.
Если чьи-то жены на причале, наверное, сошли с ума от этой задержки...
Старпом с мостика - добро на вход. Пора.
На константиновском - зеленый-белый-зеленый - «заходи, брат, заходи». Захожу.
Пустая бухта в странной после шторма тишине, машины застопорены. По инерции вползти под «второй горбатый» - кран на причале.
Машины враздрай. Машины назад. Пошли. Стоп. Вперед самый малый.
До стенки 10.
Подан бросательный. Проводник. Основной. Машины стоп. Пришли.
Снег. Снежные сугробы по всей причальной стенке, с кое-где прочищенными тропками.... Оглушительная тишина, сменившая эхо команд и докладов с бака и юта.
Но всего на несколько секунд, потому что со стенки вдруг послышались женские и детские голоса.... Все-таки пришли, и все-таки дождались... Жены. Дети.
Голоса, подзабытые за семь с половиной месяцев, и звучавшие лишь в сознании, когда читаешь письмо...
Трап.
Два зам комбрига - строевой и политический. Встретить. Доложить.
Комбриг в море.
Построить экипаж.
Благодарят.
А-а-а -..как всегда. Пока вы там находились, мы, здесь.... Одно и то же в который уже раз.
Отпустить экипаж.
Офицеров собрать. Что им еще нужно??? Все хотят домой, к женам. Женщины и дети мерзнут на пирсе... Ладно. Офицеров - ко мне в каюту. Старпом, потихоньку, встречающих - на корабль. Пусть погреются.
Ну, долго они будут... задачи... воинская дисциплина... борьба с неуставными отношениями... ЛЮДИ ХОТЯТ ДОМОЙ!!! ОНИ НЕ ВИДЕЛИ СВОИХ СЕМЬ МЕСЯЦЕВ!!!
Дошло, вроде. Хоть и молчал.
Командиру завтра в восемь тридцать - доклад по итогам боевой. С корабля не сходить.
Не понял. Первый сход - всегда командира. Они что... Так точно.
Проводил.
Старпом, кто по кораблю сегодня? Тарасенко. Хорошо.
Ты график схода составил? Отлично. Во изменение. Всем добро на сход. На борту остаюсь я и дежурный по кораблю. Вопросы?
Нет, завтра по плану, как обычно.
....
Сошли. С шумом, смехом, со своими любимыми....
У них всех впереди ночь. У меня тоже.
И все же хорошо, что можно доверять своему экипажу. Не подведут. Сегодня - не подведут.
Поверка. Подъем завтра в семь... довольны... Отбой.
Дежурного. Игорь, проверь, чтоб все были в койках. Доложишь.
...
Все спят? У тебя кто по низам? Буди. Давай его сюда. Нормально все, выспится завтра.
Касым, я что тебя поднял.. я дежурного отправлю по делам в город. Справишься?... Ну, давай. С дозорным по переменке постоянно по кораблю ходить. И чтоб никаких ночных подвигов. Всем спать. Иди.
Игорь, быстро - форма одежды, вот тебе десятка, такси, - твою жену и мою жену - на корабль. За час справишься?
....как долго тянется этот час....
Как он тянется....
Рубка дежурного! Касым, подними котельного, пусть пароход протопит, да воду горячую в магистраль...Доложишь мне.
Здорово все-таки, что есть ванна... пошла горячая. Наберем побольше....
Как долго тянется...
Приехали.
Еще не зная, каким-то неизведанным чувством - приехали. Каблучки по линолеуму командирского коридора...
Встать. Открыть дверь.
Это ты....
И посмотреть в глаза... И
Секунду.
Игорь, в пять ноль ноль - проводишь.
Хорошо.
И снова - в глаза.
И неважно, что она говорит, это неважно.
Просто смотреть и смотреть на эту красивую и слегка чужую женщину, о которой думал все эти месяцы, чей запах вспоминал в ночном мучении..
А она пусть говорит.
Знаю, она потом будет обижаться «почему ты спрашиваешь, ведь я тебе рассказывала», но это потом.
Зачем объяснять сейчас, что в эти минуты нет смысла слов, есть только интонации, есть только узнавание, есть поиски чего-то незнакомого, что могло появиться за эти месяцы, и что пытаешься уловить, и не чувствуешь, и радуешься этому....
Шампанское. Напиток прощаний и встреч...
Да..
Еще по бокалу...
И снова вглядываясь, в движения, повороты головы, мягкие взмахи рук... Птица, моя большая птица, ты опять прилетела.. Так и хочется обнять, прижать к груди, просто чтобы чувствовать лихорадочные стуки сердца, видеть краешком глаза ресницы и ощущать легкое дыхание у плеча..
Согреть...
Тебе было холодно, птица?
Мы снова вместе, и я согрею....
Нам вместе тепло, да?
Третий час ночи.
У нас еще есть время...
И снова и снова слушать о том, как они были вдвоем с сыном эти месяцы, и снова и снова - уже воспринимая слова как слова и, вставляя иногда свои, слушать, слушать и слушать...
И прижимать к груди, с той необъяснимой нежностью, которую и самому понять кажется невозможно...
Как объяснить, как высказать то, что где-то в сердце копилось все это время, все эти дни...
Я здесь.
Мы вместе.
Мы все сможем.
Мы все сумеем.
Все будет хорошо.
Ты веришь?
Тоненько пропиликал будильник.
Половина пятого.
Надо собираться.
Начинается новый день.
И уже не повторится эта ночь, с ее волшебством, с ее сказкой.
Пора...
Стук в дверь. Пора.
До вечера.
Вечером придут друзья, и мы будем пить, есть, смеяться, говорить наперебой, и петь песни, и шутить.
Но
Когда мы будем встречаться взглядами, в них будет жить эта ночь....
До вечера.

Говорят в «роял нэви» офицерам в личном деле пометку делают - везучий-невезучий.
Правильно, наверное. Вопрос невезучести в море остро стоит, и уж ежели пароход какой невезучим прослывет, как например «Орел» в российском флоте - это навсегда.
Но и у офицеров тоже невезучесть проявляется.
Причем кому-то в службе не везет, а кому-то....
Вот я про инженера нашего рассказывал, как он работяг шумящих по ночам успокаивал, да как спирт из закрытого сейфа добывали. Хороший в принципе мужик он был (назовем его Гошей, к примеру) но - невезучий, скорее всего.
«СлучАи» с ним разные были, а началось пожалуй, с того, что после ремонта мы задачи всякие выполняли, на боевую готовились, ну и стреляли, соответственно.
А инженеры в аккурат за «объективный контроль» выполненных стрельб отвечали. То-есть контрольно-записывающая аппаратура, прочая дребедень... вот в числе этой самой КЗА были и кинокамеры, три штуки. Каждая - по семнадцать килограммов весом, то есть нормально военная техника. Одна в посту стрельбовом ставилась, а две - на антенну. Так вот, отстрелялись мы как-то, едем дальше по плану, смеркается.... У Гоши - мысль возникла, что раз стрельб не будет сегодня - надо бы камеры с антенного поста снять, да пленку - в проявку. Антенна его комплекса как раз на крыше ГКП стояла. Послал он моряка камеры эти снимать (напоминаю - 17кг каждая), моряк на антенну залез. Гоша конечно никого особенно предупреждать не стал, так что Кэп пароходом спокойно рулил...ну и видимо то ли повернули мы резко - то ли просто качнуло неудачно - короче говоря наблюдают с ГКП в иллюминаторы пролет сверху вниз, то есть с антенны на пост управления кранами (он палубой ниже ГКП был) тела матросского, с какой-то железякой в обнимку. То что железяка - по звуку слышно было, когда с палубой вся конструкция соприкоснулась.
Пролетел. Народ на ГКП - в недоумении. Кэп - вахтеному, запроси, говорит , что это у ракетчиков за полеты такие.
Тот соответственно -
- Второй дивизион, что у вас тут матросы летают?
А надо сказать, готовность сняли, то есть в посту один Гоша и сидит, ждет, когда камеру принесут...
Ну и отвечает - (думал шутят)
- Летают - значит к дождю.
Дальнейший диалог, плавно перешедший в монолог ГКП я по соображениям сохранения нравственности опущу. Отмечу лишь, что ни камера ни летавший с ней матрос не пострадали совершенно. Пострадал Гоша вкупе с командиром дивизиона, показательно отдираемые впоследствии неоднократно на всех совещаниях за нарушение техники безопасности. Самое смешное было в том, что матрос заинструктированный перед «подвигом», был привязан таки шкертом страховочным, но....к палубе. Вот на всю длину этого шкерта он и летел.
Да. Но это был как говорится «первый звоночек»
Второй прозвенел, когда в день выхода на боевую службу Гоша на пароход не прибыл. Случай совершенно неординарный, и даже выход задержали на полчаса, пока не прошла достоверная информация, что Гоша не изменник родины и дела КПСС, а находится в госпитале, травматологии, с резанной раной руки. Ушли мы без него, и догнал он нас месяца через полтора, придя в Средиземное с какой-то оказией.
Резаная рана действительно присутствовала у основания большого пальца, причем в результате повреждения сухожилия палец этот не сгибался. Впрочем это не сильно умаляло природного добродушия Гоши, который поведал, что буквально в ночь перед выходом, дома, будучи совершенно трезвым (здесь ему не поверили даже самые доверчивые) он, открывая дверь из комнаты в коридор, высадил стекло.
Наверное третьим звонком следует признать, что на той же боевой, когда в свободное время занимались кто - модели делал, кто - еще чем, Гоша занялся изготовлением цветомузыкальной приставки.
Звонок прозвенел в тот счастливый момент, когда он, имея в зубах сигарету, и что-то мурлыкая копался во внутренностях своей цветомузыки. По свидетельству очевидцев «звездануло» его с такой силой, что окурок сигареты вылетел изо рта, описал баллистическую траекторию и конечно попал на коврик, пропитанный каким-то раствором, которым Гоша обрабатывал переднюю панель своего детища, немедленно принявшийся - пока Гоша сползал с кресла в шоке от удара - тлеть. Хорошо, что рядом были указанные очевидцы, и дело не кончилось «возгоранием в жилом помещении».
Так уж получилось, что в следующем «звонке» ваш покорный слуга принимал участие - хоть и опосредованное.
Дело в том, что после боевой Гошу опять положили в госпиталь, так как эскулапы решили палец ему починить - чтобы сгибался то есть.
Дело было перед Ноябрьскими, которые во времена оны широко отмечались советской общественностью.
Так как боевой товарищ находился в госпитале, решено было устроить коллективное посещение последнего. В соответствии с этим решением взяты были с собой шило корабельное - и легкая закуска.
В «травме» да еще и в праздничный день народу было немного. Гоша «выскакал» к нам на костылях, чем естественно вызвал немедленное изумление - палец на руке - и причем здесь костыли. Предположения, что в процессе лечения он сломал еще и ногу Гошей были тут же развеяны, оказалось, что кусок сухожилия для починки пальца эскулапы ему из ног вырезали, пришив два пальца на ноге на одно сухожилие.
Обсудив ряд проблем в процессе употребления принесенного мы разошлись по домам, оставив недопитое Гоше, для «внутреннего потребления» с коллегами по несчастью,т.е. «сопалатниками».
К сожалению продукт не пошел впрок, о чем мы узнали сразу на подъеме флага после праздников, когда отпустив экипаж командир оставил офицеров и начал нас - посещавших Гошу беспощадно драть, за то, что мы принесли в госпиталь спиртное. Факт этот несомненно наружу не выполз, ежели бы не Гошино невезение. Оказалось, что с ним в палате лежал курсант пятого курса со сломанной челюстью. Для кормление последнего в гипсе была трубочка, в которую Гоша и влил малую толику шила, пожалев мученика, который не может достойно отметить славный революционный праздник - с полного одобрения подопытного.
Последствия не заставили себя ждать, и когда возмущенный желудок бедалаги попытался извергнуть назад совершенно ненужную по его мнению жидкость - владельцу пришлось проявляя недюжинную силу, говорят пробуждающуюся в людях в критические моменты, руками разломать гипс на челюсти, чтобы наконец излить все просящееся так настойчиво наружу.
Следствием был срочный вызов травматолога из-за праздничного стола, а последствием - звонок Кэпу с жалобой на раздолбаев, споивших всю «травму».
Наверное так бы и шло все дальше, с заслуженным клеймом чудака продолжал бы Гоша служить на крейсере, если бы в один прекрасный день -
Не заступил на вахту.
Мы стояли на бочках, день был воскресный и, по меткому выражению классика «ничто не предвещало беды».
Кой черт занес меня в рубку дежурного поздно ночью - не упомню, но что поразило - это свежий можжевеловый дух, который распространял вокруг себя Гоша, мирно подремывая на диванчике.
Факт потребления джина перед вахтой конечно же не мог не привести к последствиям, которые не заставили себя долго ждать.
Начало им было положено ранним утром. Надо сказать, что в последнем ремонте, когда убрали у нас торпедные аппараты, а вместо них построили дополнительные каюты, для сообщения между правым и левым трапами оставили довольно узкий коридор, с тамбурами. Вот, утречком, услышал Гоша, что командир вахтенного поста на левом трапе вдруг четыре звонка дает. То есть- комбриг к левому трапу подходит. Бросился на левый трап по коридорчику этому....
Как он сам рассказывал потом - очнулся он лежащим перед тамбуром. В прыжке через комингс не рассчитал, и башкой своей неразумной - в верхний комингс двери вписался, - рядом фуражка валяется, краб на ней - всмятку, он то на себя весь удар и принял. А над фигурой его лежащей - какой-то капраз незнакомый причитает, мол да что с тобой сынок, да живой ли...
Живой. Была у Гоши такая поговорка - «Инженеров не убивает».
Живой-то живой. Но вот ключи от сейфа вахтенного офицера - как ветром сдуло. Не может найти.
Время к смене. Сменщик - давай ключи, будем вахту передавать. Нету ключей..
Ну вот. Смениться побыстрее хочется. Попытались старпому проблему озвучить, а тот - да пошли вы. Открывайте сейф как хотите.
Опять же в отступление - после ремонта Гоша от рабочих систему орошения погребов принимал.
Как хотите - это запросто.
Уговорил сменщика пять минут постоять, в каюту сбегал, принес что-то , поколдовал над сейфом, проводочки какие-то...Потом машинку присоединил, ручку покрутил - ка-а-а-ак ахнет.!!!
Замок сейфа вывалился внутрь, сейф открылся... Сдал вахту.
Однакож четыре часа проходит - следующему принимать. Теперь уже не закрывается сейф. Опять старпома тревожить... Как? - Да так.... А-а-а-а-а...
Короче говоря ворвался к нему в каюту особист, с горящим от азарта глазом, и к изумлению честной публики извлек из сейфа кучу каких-то пиропатронов, или еще чего - на месте не разбирались - проводов, еще какого-то взрывоопасного барахла, и в довершению ко всему - книгу «Учебник подрывника».
На вопли возмущенного командования Гоша спокойненько ответил, что всю эту взрывоопасную бурду, включая и книгу, ему подарили рабочие, с которыми он испытывал систему орошения (а там пиропатроны применяются) почувствовавшие его неподдельный интерес ко всякого рода пиротехническим эффектам.
Как говорится чаша была переполнена....Гошу перевели служить на берег.
.........................................
Мы встретились снова через несколько лет, я был уже командиром корабля....а Гоша - все тем же неунывающим капитан-лейтенантом.
Единственно, в чем он изменился - так это в том, что стал довольно заметно заикаться, и при разговоре отчетливо был виден тик, дергающий угол губ и веки....
По его рассказу, идя как-то со службы, и будучи слегка «выпимши» он просто не поделил дорогу с «УАЗ»иком. УАЗик оказался чуть крепче, и Гоша отделался семнадцатисантиметровыми трещинами в черепе, переломом руки, да вот такими видимыми последствиями.
Он готовился к увольнению по болезни.
Надеюсь, что его невезение кончилось в другой жизни, после увольнения.
А если все же нет -
«Инженеров не убивает!»
***
«И это последний рассказ о Маугли»
«Остановите музыку» -«Эх, инженеры» - «Невезение»

Эх, инженеры....
Бесшабашное совершенно офицерское племя, не имевшее подчиненных -ну в лучшем случае одного мичмана, и населявшее каюты крейсеров.
Разные. Кто-то на «Мост» рвался, кто-то - наоборот, в технику лез почем зря.
А у нас один был - тот нестандартным решением стандартных вопросов запомнился......
Бывает так иногда, и компания в «Обеспечивающей» смене нормальная подобралась, и на вахте по счастливому случаю никто не стоит, и происшествий никаких - тишь, гладь да божья благодать.
И возникает тогда желание. Выпить конечно, чего ж еще, не к любимому же личному составу в кубрик идти, песни петь да сказки сказывать... Тем более, что этот самый состав в аккурат кино смотрит, пароход вымер почти.
А тут еще группер связист пришел, слезами умываясь: бычок ему в кои веки полтора литра шила выдал, а Рашидик (группер) от радости, видимо, совсем с ума сошел, графин драгоценный с шилом в держак каютный поставил -и на объект приборки пошел. А тут - приборщик, знающий, что воду в графине менять надо - в каюту. Ему-то совершенно невдомек, ведь у Рашидика отродясь шила не только что в графине, в пузырьке аптечном в жизнь не бывало, ну и сменил воду. То есть эти самые полтора литра - установленным порядком в раковину вылил, и свежей водички из крана нацедил.
А Рашидику завтра на матчасти работать, под это и бычок расщедрился.
Беда в общем.
А надо сказать, что ко всем прочим бедам наш, артиллерийский бычок - совсем шила нам не давал. Предшественник его, старый, опытный и умный - тот всегда по бутылке каждому ежемесячно выделял. А этот - молодой, нас, групперов всего на пару лет старше - не давал. То есть вообще. Даже когда действительно нужно было. Зато сам со схода придет, с бодунищща, полстакана - до подъема флага, полстакана - после подъема флага врежет - и сидит в каюте свет погасив. Не лежит в койке, а именно сидит. Ни решить с ним ничего, ни добиться от него кроме «нах..». Крепко мы за это на него обижались.
А тут еще комбат артиллерийский - шила, говорит у бычка - целая трехлитровая банка в сейфе стоит. Сам видел.
Справа-слева бумажки какие-то, а между ними - банка. Так и говорит. И глаз у него блестит подозрительно, и слюна, чувствуется - рот наполнила....
Вот и думай, как ее родимую извлечь....то есть в каюту-то войти можно...ключи -не проблема.....и сейф - тоже секрет полишинеля.... Только вот не хочется следов оставлять - печать с сейфа срывать, то-другое...
Вот тут-то и проявилась нестандартность инженера нашего.
Надо говорит сейф - снизу дрелью. Дырочку малую сделаем, пробьем банку снизу гвоздем, стечет, дырочку - пластилином залепим, красочкой мазнем - следов не останется. Сейф -то, кстати, а бычка на переборке висел, да и сам из себя - так, сейф - не сейф, ящик железный.
Идея конечно вполне дурацкая. Ну да что возьмешь с обалдевших от боевых будней младших офицеров, про которых очень справедливо сказал популярный в узких кругах Володя Ульянич:
«Сижу я в железе и снова сижу
На мачту залезу -на город гляжу
Я снова и снова о сходе тужу.
Которое лето в железе сижу.
В железе обильно растет интеллект
Я делаюсь сильным и мудрым как кнехт.....»
и так далее...
Слово и дело. Проникли, дрель вооружили - две минуты - готово. Есть дырочка.
Гвоздик, молоток, стук-стук - ан фигушки. Не бьется баночка. Слышно, как в сейфе подпрыгивает, да поплескивает, но - не бьется.
Инженер наш упомянутый посмотрел-посмотрел на это дело - и щщас, говорит. Держите тару под сейфом. Ушел.
Через минуту примерно - бабах!!! - удар по переборке из соседней каюты ! Сейф тряхнуло ощутимо, слышно - звяк! - и потекло....и из дырочки сделанной, и из щелей в дверце.... Хорошо, обрез сразу взяли, не стеклопосуду.
Пока стекало - инженер явился. Я, говорит ногой по переборке, переборки-то хлипенькие, из АМГ профильного, прикинул, что должно сработать, и вот сработало, смотри.
Слилось. Ну не три конечно литра, но достаточно.
Дырочку мы потом залепили, замазали красочкой - и нету ее, дырочки....
Отлили связеру нашему незадачливому - и в дело остальное употребили. По природному назначению продукта, так сказать.
Прошла ночь - утро. Бычок со схода является как всегда - с легким нарушением деятельности вестибулярного аппарата и полным астигматизмом в очах. И как водится - нырк в каюту, к подъему флага готовиться.
Нд-а-а-а...За все время совместной службы его таким обалдевшим и вкусно благоухающим одеколоном на подъеме флага я не видел....
Пришел он в себя наверное только к обеду, и то видимо кто-то из коллег-бычков его пожалел.
На предобеденном сборе в кают-компании он только дар речи и обрел.
Первый раз, говорит, в закрытом и опечатанном сейфе, банка шила - вдребезги.
Загадка природы какая-то
Как же. Загадка природы..... Физика.....
И в конце, справедливости ради добавить хочу.
Идеи-то конечно инженера были, что да - то да, но...
Как всегда - о политработниках.
Вдохновителем, организатором и руководителем этой акции был освобожденный секретарь парткома крейсера. Его каюта как раз соседней была.
Чудны дела твои, Господи....