Жупел

Марик безнадёжно скользил. Медленно, но неумолимо. Что самое стрёмное - головой вниз. Растопырившись, и напоминая жуткую звезду, ефрейтор Зелинский со скоростью один сантиметр за вздох неотвратимо продвигался к краю оцинкованной крыши сенника. Его ждал полёт - пять метров лицом в утоптанный хоздвор. Внизу, задрав головы, молча стоял десяток свиней. В их глазах читалось любопытство.
Все части нескладного тела были задействованы в борьбе с гравитацией. Железо было пришито внахлёст, что не позволяло зацепиться хоть за какой-нибудь рельеф. Шляпки гвоздей на лаге были вбиты заподлицо и надежд не сулили.
Собственно говоря, на крышу его загнал Арбеков. Вчерашним ветром подняло один лист, загнуло, но не оторвало. Ночной ливень вымочил изрядно сена, заготовленного на зиму для лошадей. Насыпав в карман горсть гвоздей 'сороковки' и засунув молоток ручкой в голенище, Марик попросил подогнать Шишигу, поставил коротковатую лестницу в кузов и по солнечной стороне крыши без особого труда взбежал до самого её конька. Машина газанула и уехала на вертолётку ждать борт с дозором. Была весна, на солнечной стороне пригревало, и Зелинский не без оснований планировал по окончанию работы позагорать с полчасика и приготовил себе для чтива еженедельник 'Собеседник', который он засунул в противоположный молотку сапог. Пока прилетит наряд, пока Шишига приедет снимать...
Но, с самого начала всё пошло наперекосяк. Оторванный лист находился на теневой стороне крыши, и по неведомым Марику законам там было скользко. Согнувшись ровно пополам, и находясь своими пограничными яйцами ровно на коньке, Зелинский начал прибивать лист 'от себя' вниз. Всё по тем же законам, продвигаясь всё ниже, он понял, что миссия выполнена, а обратного пути нет. Выпустил из руки молоток и проводил его взглядом. Молоток упал в мягкое и раздался визг. Попал в свинью. Этот факт и вывел 'кровельщика' из равновесия в прямом и переносном смысле. Дёрнулся, и сапоги перестали быть средством удерживания за конёк. Слишком тупой угол. Но достаточный, чтоб началось движение вниз. Навстречу обиженной свинине. Навстречу кошмару. Навстречу полёту. И в лучшем случае госпитальной койке.
Марик крикнул. Но в полную силу не получилось. Но продвинулся сразу сантиметров на двадцать. Прижавшись гладко выбритой щекой к железу, Марик смотрел на свои руки. Ладони с растопыренными пальцами начали потеть. Что было крайне нежелательно. И продолжалось движение. Иногда, казалось, что всё, затормозил, остановился. Но попытка приподнять голову стимулировала очередные десять сантиметров скольжения. До края оставалось метра два. Столько же было и от подошвы до конька. Дело пахло керосином. До 10:00, в принципе, никто мимо пройти не мог. Половина спит, половина на службе. Вышка осталась с 'той' стороны. Часовой находился вне поля зрения. Марик открыл рот, но кричать раздумал. Высунул язык, потрогал безвкусную поверхность крыши. Скольжение от этого не замедлилось. Совсем незаметно, но был слышен хруст-скрежет пряжки. Железо по железу, трения явно не добавляет. Подняв верхнюю губу, и вдруг неожиданно став похожим на Макаревича, Марик зажмурившись упёрся зубами. Не помогло. Надо было либо напрягаться и упираться, либо думать. Одновременно не получалось. Мысли не были лихорадочными, на удивление. Потому что их не было. Значит оставалось напрягаться и вжиматься. Вдруг упала капелька пота и Зелинский, скосив очи, воочию оценил свою скорость. Капелька, почти не оставляя следа, двигалась вниз. Тут, вдруг нарастая, послышался гул. 'Господи, я больше никогда не буду дрочить!' Это был вертолёт.

Я сидел в дежурке, функционируя заодно и за связиста, который в данный момент времени молился на крыше сенника, правда, до поры до времени я об этом и не подозревал. Моему раздражению не было предела, поскольку пропал свежеспижженный из канцелярии 'Собеседник'. Тут вдруг хрюкнула УКВ-шка, и сказала:
- Вандом, ответьте Тормозу 22, прием.
- На связи Вандом, как слышите, приём.
- На четвёрочку тебя принимаю, на четвёрочку, проходим тринадцатый кордон, через пять минут будем, шашку бросите? Приём.
- Нет дыма, дыма нет, да и ветра нет, как понял, приём.
- Понял тебя, садимся без дыма, вечно у вас на Тополёвке всё через жопу, роджер.
'Сам ты козёл' - сказал я вслух, но тангенту на гарнитуре, разумеется, не нажал.
Тут запищала АТС-ка, шестая кнопка подсказывала, что это 'колун' с вышки.
- Алё бля!
- Воздух визуально 2403 120 градусов с фронта геликоптёр везёт Арбекова с дозором.
- Махмуд, заткнись, мне уже доложили.
- А я хрен его знает, кто там у тебя в дежурке над душой стоит, вот и отзваниваюсь как положено.
Махмуд обиженно отключился.
Над головой загрохотал воздух и задрожали стёкла. Замполитовский кот Чмырь прижал уши, и, как обычно, попытался выпрыгнуть в окно. И, как обычно, ударившись своей безумной башкой об стекло, он ошеломлённо упал на пол и как крыса шмыгнул в коридор.
Опять заговорила радиостанция.
- Вандом, это у вас на крыше сарая что за жупел распятый лежит? Приём.
- Не понял повтори, приём.
- Спрашиваю, что за жупел на крыше вашего сарая? Приём.
- Чего?
- Ничего, сели уже, прощай тополя, бля!
- До связи, тормоза!

Я выскочил и пошёл открывать ворота для машины, ради приличия придерживая болтающийся в районе гениталий ремень со штык-ножом. Вертушка, едва коснувшись земли, выплюнула из себя три фигуры, и, приподняв хвост, как-то хищно, с разворотом, ушла.
- Жупел, жупел, что за жупел? - бормотал я и поднял глаза на сенник.
- Ух ты, ёб твою мать!
- Держись, урод! Как ты туда попал? Я щас!
Я начал метаться, понимая, что надо срочно что-то предпринимать.

Марик держался уже из последних сил. Он благополучно доехал до самого края и уцепился в край согнув ладони, удерживаясь буквально силой пальцев. Руки в локтях уже дрожали, подбородок упёрся с такой силой, что обнажились зубы нижней челюсти, чуть тронутые чайного цвета налётом. Я бегал внизу туда-сюда, разгоняя свиней, которые плотоядно посматривали вверх.
- Марик, а ты мне фотобумаги дашь?
- Дам, - прохрипел Зелинский.
- А фиксаж?
- Дам!
- А...
- Аллюр, умоляю, сделай что-нибудь, я сейчас ёбнусь, вся фотолаборатория будет твоя!
- Ладно, держись!

Я заскочил в сенник, сооружение на восьми пятиметровых столбах с крышей и стенами, сделанными из сетки. К счастью, квадратные прессы сена с той стороны подходили под самую крышу. Закарабкался на них, и прикинув куда-чего, со всей дури ткнул штыком между досок в железо. Пробил с первого раза, до самой рукояти.
- Держись!
С силой налёг и почуял, что за лезвие он ухватился. Потом показались ноги и прочие части, и Марик, словно обезьяна, довольно ловко, вися на ноже, нашёл мало-мальскую опору и спустился по сетке на землю. Из сапога торчал пропавший 'Собеседник'.
-Сволочь ты, Зелинский!
Марик отстранённо моргал, прижавшись спиной к столбу, и блаженно улыбался.
- Хрюшки мои дорогие, обидел я вас, да? Простите пожалуйста, я нечаянно. Свиньи стояли полукругом и удивлённо прислушивались.
- Ладно, ты тут пока пообщайся со своими девочками, а я пошёл Арбекова встречать, ещё один идиот спустился с небес на мою голову.

P.S. Фотобумагу ведь так и зажал, гад. Интересно, выполнил ли он обещание данное Всевышнему?

ДВЕ НЕДЕЛИ У ТЁЩИ

Прошлым летом (2001) ездили к родителям жены в гости, в Архангельск. Большую часть отпуска провели в деревне, в области (где они живут только летом).
Десять домов на берегу Двины, магазина нет. Надо ехать в районный центр за 10 км. А я карбюратор снял. А вот тёще приспичило, хоть тресни, нужен хлеб. Причём чёрный ещё не кончился в хлебнице, но прям катастрофа, нужен батон белого. Прямо сейчас. А так хотелось, не спеша, с перекурами, трёпом с соседом, машину тестевскую подшаманить, а то не ездит совсем, трахома. Сам-то тесть не дурак, в городе остался.
А эта стоит и дышит. Стоит и дышит в затылок. Говорю, через пару часов будет готово. А так лень, переодеваться надо, руки оттирать, обуваться. И ушла значит, в баню стирать-полоскать, воду переводить. А сосед-то и говорит, мол, да пошла она в жопу (у тёщи с соседом многолетняя война как с Палестиной, на предмет куска земли между огородами, причём Арафат - это тёща, и они между собой не общаются на мирные темы), я тебе дам батон, завтра съездишь, отдашь. Ну, взял я, а как обставляться то? Ведь не скажешь, что у дяди Коли взял, она его и есть не будет. Положил я его на противень в духовку на самый маленький огонь, чуть греет. Выползла из бани, говорит пойдём обедать. А сама губу надула, видит, что и не собирался ехать.
Сели за стол, говорю, дескать, чего зря бензин жечь, испёк я вам батон. И достаю. А он горячий, что надо. Повело тут её, перекосило даже слегка. Молчит. Даже комплимента не услышал. Ну ведь пожилой человек, с техническим средним образованием, жизнь прожила. Ну невозможно за полчаса хлеб испечь. Да и так видно, чисто на кухне-то, ни муки рассыпанной и т.д... слепому понятно - батон магазинный. Сидит сопит.
На следующий день, утром ни свет ни заря давай она громыхать. Громыхала-громыхала, заходит. Ты какие говорит дрожжи брал, импортные, или прессованные? Прессованные говорю, такие как пластилин. Я уже и не рад, а как из положения-то выходить? Помалкиваю. Напекла она "батонов", всей деревней хуй сожрать. Пресные, бледные сверху, чёрные снизу. Дюжину штук. Давился, а ел. А куда деваться? Слава богу, больше не требовала от меня хлеба. А дядя Коля звёздочку наверно на заборе нарисовал (может шестиконечную? :))

Повадился я с дядей Коле этим на рыбалку по ночам ходить, благо ночи белые. И удочкой и на закидушку, и "за жизнь" всю ночь напролёт. Ну а "маму" это бесит бессильно. И ведь не с пустыми руками под утро прихожу. Там вообще невозможно ничего не поймать, даже стерлядь брали на перемёт. Но речь не об том.

Мне после рыбалки отоспаться требуется, и вообще, я отдыхать приехал. Но нет, надо работу найти. Только я было дело намылился в постель, времени 6:30. Заходит, в энцефалитке, накомарнике. Собирайся, за клюквой надо ехать. Вроде скрипнул зубами, жена зашипела - давай давай, езжайте. Ладно, оделся, машину раскочегарил. Выходит, тащит четыре (!) эмалированных ведра. "Два тебе, два мне". Поехали. По грунтовке притащились на какое-то болото. Пока ехали, созрел у меня план. Я, говорю местечко получше присмотрел, проехали мы его. Вы здесь собирайте, я там. Только сигареты кончаются, съезжу в сельпо ближе к девяти утра. На том и порешили. Отъехал я метров на триста, да хрючить в машине завалился. Проснулся через пару часов, и не долго думая в райцентр на рынок. Купил два ведра клюквы. Вернулся обратно, и опять спать лёг. Сплю, слышу, кто-то скребётся. И точно, притащилась. Перекусить типа. А сама давай мне на совесть давить, чуть не бездельником обзывать. Я ей говорю, мама, ну что вы так долго там ковыряетесь? И показываю ей в багажнике на два полных ведра клюквы. Вы б её видели! Её задавила грудная жаба и спинная рыба. Даже и есть не стала. Поехали, говорю домой, устали небось? Я на днях ещё съезжу если надо.
И что вы думаете? Буквально на следующее утро давай меня напрягать, но уже насчёт брусники. Ладно, говорю, только я уж один как-нибудь, занимайтесь с внуком. Пришлось ещё и брусники покупать два ведра. Зато в райцентре в кино сходил на утренний сеанс, выспался, снастей прикупил, крючков там разных.
Но один раз не проканало. Ездили за морошкой, всё по той же схеме. Но вышел облом. На рынке из морошки был только компот. Его я покупать не решился, а то потом ещё пришлось бы передачи носить в местную Кащенко. Сам собирал. Трёхлитровую банку за полдня. Чуть не обуглился на том болоте. Мошка, комарьё, спать охота сил нет! Сослался на больную спину, и тут же "получил": "Это вам не в городе в конторе сидеть да по заграницам лицом торговать, тут работать надо, понагибаться!" А в глазах такая радость!
Так я и провёл две недели в гостях у мамы. Под конец уже видеть друг дружку не могли.
А люди гордые, тесть на пенсии, а работает. Всё пытались мы "материальную помощь" всучить, бесполезно, не берут. "Не надо нам денег ваших", прокормимся как-нибудь. Это ж целая политика, взять деньги - значит в их понятии поставить себя в зависимость. В общем, никак. Да случай помог. Улетали мы из Архангельска в ненастье. Аэропорт "Талаги" не принимал и не выпускал несколько часов. Ну и задумал я штуку одну. Там столик с лотерейками всякими в зале ожидания. Пока "мама" внука выгуливала, договорился я с лотерейщиком этим, что "выиграю" в Спринт тысячу рублей.
Купил билетик, и с понтом обрадовавшись, обратив на себя внимание, забрал деньги. Уж какие эмоции у тёщи были, даже и описывать не буду. Губы поджала. Затряслась слегка.. Ну, говорю, деньги шальные, берите мама, не стесняйтесь! При помощи жены уболтали взять.
И улетели.

Тем же вечером, звоним сказать, что благополучно добрались. Трубу берёт тесть, и говорит: дура то моя, как вы только улетели, на всю штуку набрала билетов.
Выиграла полтинник. Вон лежит, таблетки пьёт. Дура.

P.S. Всё, что я оттуда взял - двухлитровую банку варенья из морошки. Оно мне особенно дорого. Может будущей зимой опять соберёмся, охота там - исключительная!

© Аллюр.
http://copi.ru/775

Застава "Тополёвка" КВПО КГБ СССР.
Сидит однажды наш инструктор службы собак Саня Алексеев в курилке и грустит. Неважно, чего он грустил, не суть.
Подходит к нему вожатый Агапыч ,родом из Твери, и спрашивает, мол, чего печалишься, Лексеич?
- Да вот, переводят меня вместе с Айдаром в Шереметьево-2, а я не хочу, прикипел к заставе. (придумал на ходу, ясен перец).
- Ух ты! Вот свезло, вот бы меня!
- Иди рапорт пиши, может, тебя вместо меня пошлют?

Молодой неискушённый Агапыч так и написал, дескать, прошу меня отправить в Шереметьево-2 вместо Алексеева, и с рапортом тем в канцелярию.

Когда начальник смог снова внятно говорить, Агапыч узнал много нового про свою собаку, и её вымя.

Аллюр http://copi.ru/775

Смотри Примост, как это было у меня. Наш ответ Чемберлену.

Прибыв эшелоном через шесть суток после отправления из Перми на станцию Актогай нас выгрузили из обжитых старых плацкартных вагонов, погрузили на 131е ЗИЛы, и везли несколько часов по степи. Эмоций никаких не было, тупо свистел ветер в тенте, да солнце било прямо в зелёную корму. Стемнело, и наконец въехали в какой-то городок.
- Учарал, приехали.
Сержант азиатской внешности сопровождал нас с самого призывного пункта, и уже казался родным. Как полагается ворота со звёздами, КПП со ступеньками. Освещённый плац. Подвезли к какому-то зданию, позже выяснилось к клубу. Дело к полуночи, тишина. Редкий человек в форме прошмыгнёт где-то периферийно. Выкрикнули по фамилии, прошёл внутрь. Там, в фойе мы накапливались. Стояло несколько столов с бумагами.
- Деньги сдаём, ценные вещи. Часы можете при себе оставить, у кого непромокаемые. Как переоденут - отдадим обратно.
'Вот ух хуюшки я вам деньги отдам' - подумалось мне. Я свернул в максимально маленький квадратик двадцатипятирублёвку и засунул под браслет своих промокаемых часов. Эти деньги - последняя ниточка связывающая с прошлым. На ней ручкой было написано какое-то пожелание ещё в Инте, и она была приморожена к окну поезда Воркута-Котлас. Я её отодрал в Ухте, и пропил вместе с полушубком где-то в районе Семипалатинска. К нам в вагон пришел барыга казах и продал водки. Обратно он успел дойти только до тамбура. Там мы его и грохнули. Не насмерть конечно, так, попинали, да деньги с вещами забрали взад. Ну и корешка егойного проводника пару раз кочергой титанной приложили. Он так больше и не высовывался из своего купе. Спекулянты проклятые. Прапор нас сопровождавший ушёл в коматоз ещё под Свердловском. Больше мы его в человечьем обличии и не видали. Двое капралов тихонько ехали и беспокойства не доставляли. В Барнауле пытались нас 'построить'. К Учаралу с их лиц уже практически сошли следы асфальтовой болезни. И то верно, кто ж за воркутинским призывом детей послал? Обещали в отряде устроить весёлую жизнь, вот и доугрожались. Прибежали там правда с других вагонов военные их коллеги, но в узкости плацкартного вагона разборки могут быть только 'кто там следующий в проходе', нас на 54 полко-места ехало семьдесят человек Инты-Воркуты. Шахтёры. К узким пространствам привычные.

- Кто желает отправить одежду - зашивайте в мешки, подписывайте.
Тут я уже начал удивляться, по рассказам, необходимо было ехать вообще в рванине. Но морозы в конце ноября в заполярье под тридцать, одел не новый, но добротный крытый полушубок. На скорую руку зашил, подписал химическим карандашом, заполнил бланк. Взвесим потом, и деньги соберём. (Ага! Вот где фокус!). Бросил мешок в общую кучу.

-Постригаться проходим! Живее, живее, до утра тут с вами что ль ковыряться!
- Ты проходи, сойдёт.
Я приободрился, ещё дома я подстригся совсем коротко, но не 'под ноль'. Прошёл дальше в зрительный зал, присел и перевёл дух. Выводы были вполне на данный момент утешительные. Никакого стресса, всё гладко. Подошел мужик в спортивном костюме, но в фуражке.
- Разряд есть?
- Есть, по прыжкам в воду первый, и каменщика - второй.
- Мне бегуны нужны и плотники… сразу потерял ко мне интерес этот 'спортсмен'.

Потом опять начали выкрикивать пофамильно, собрали человек двадцать и повели. Флегматичный сержантик попутно пытался привести 'строй' в порядок, и вещал:
- Вот учебный пункт, где вы будете кантоваться, кто три месяца, а кто и поменьше, пока вас покупатели по учебкам не растащат.
- Тут живёт мангруппа, минбат, исапр, комвзвод, обоз - сыпал незнакомыми словами показывая на окна пятиэтажного здания.
А из этих окон вдруг начали высовываться люди.
- Здорова духи!!- Откуда приехали?
- Коми…
- Сыктывкарские есть?
- Инта-Воркута!
- О! Земляки, как там?
Мы приостановились, сержантик не рыпался.
- Там нормально, девки… ваши там … бывшие.
- Хахаха! Борзота!

Пришли мы в баню.
- Раздеваемся, и на санобработку мандавошек выводить. Шмотки вон в то окошко бросаем.
- Раздевшись, я вдруг понял, что теперь точно всё. Начинается другая жизнь. На лавках лежали камуфлированные комплекты формы почему-то с голубоватыми (вовсе не зелёными) погонами. Там было написано 'ПВ'.

(продолжение предполагается)

P.S. полушубок благополучно прибыл, я в нём и после дембеля ещё ходил, а потом он грел поясницу будучи приделанным к сиденью автомобиля.
Аллюр http://copi.ru/775/

- Интересно, а где еда? Где тушенка, сгущёнка, колбасный фарш, сахар, галеты, мясорастительные консервы, сало наконец?
Ответить на этот вопрос было некому, поскольку никого кроме меня рядом с пятью мешками овса, двумя коробками собачьих консервов и ящиком с заряженными аккумуляторами не было, гул вертолёта стих вдали. Старшина был прекрасен. Его мужественное неумное лицо было обращено в сторону комендатуры, руки безвольно висели. Он не играл. В его голосе слышалось неподдельное недоумение, обида и чуть экспрессии. Мы три дня ждали "окна", сами ещё не голодали, но лошади уже получали треть дневной нормы фуража, и в их глазах был немой укор. Трава в Карангурте не росла. Здесь вообще ничего не росло кроме фурункулов. Сколько торчать ещё под этим перевалом, никто не знал.
Ещё позавчера должна быть смена на месте, но не было погоды. Сегодня была погода, и был борт, но вместо мангруппы нам прислали жратву для животных, и питание для радиостанций. Я уже не помню, чего там за проблема получилась, но факт был налицо. Нас никто пока не собирался менять.
А предшествовали этому эпизоду некоторые события. Ущелье Карангурт, упиравшееся в одноимённый перевал - странное место. Попасть туда по земле можно было раз в несколько лет. Седловина на высоте около четырёх тысяч, в силу топографо-климатических обстоятельств была закрыта практически всегда. Еженедельного облёта было достаточно. Но лето 1991 года, случилось немного другим, и снег сошёл. Граница проходила вдоль гипотетической прямой меж двух господствующих вершин. Ну, и теперь попробуйте себе представить в натуре. Если стоять на перевале и задрать голову вверх, воображая эту самую линию, то она проходила отнюдь не над головой. То бишь, сама седловина находилась чуть в тылу. Может с километр, а может и все пять, кто там чего мерил, знака не стояло естественно. То есть "та" сторона хребта по склону слегка была территорией СССР. Участок сей "принадлежал" нашей заставе.
На облёте, какой-то глазастый козёл из маневренной группы заметил там людей. Люди, заметив что их заметили, побежали вниз, в Китай. Борт сесть не смог. Потом повторилась подобная фигня, группу высадили, но очень далеко. Пока шли, все китайцы съебались. Мангруппа там торчала-торчала неделю в засаде, но так никого и не дождалась (и ничего удивительного, последнее время они не вылезали из Нахичевани, хорошо научились охранять коньячный завод в Карабахе, но по секретам сутками томиться им было просто западло).
Вот собственно и всё. Дан приказ ему на запад. Навьючились мы вчетвером, да и пошли себе потихоньку в РПГ. Старший - Арбеков. Ползли туда трое суток, и вот уже четыре дня и пять ночей сидим в обогревателе, меняясь каждые четыре часа в "секрете". 9 дней не мылись, не брились. Вертолёт привёз совсем не смену, и не совсем жратву. Оттого было депрессивно, но страстнотерпно.
Смеркалось. Жёлтая как аммонит, китайская недоношенная луна выглянула из-за перевала. Пора уже было собираться выдвигаться "моей" двойке, менять Струбцину. Почему у него было такое погоняйло хоть убейте не вспомнить, факт тот, что он был в секрете один, поскольку Арбеков пришёл чуть раньше для выхода на связь с отрядом и заставой. Тут-то и шарахнула очередь.
Повскакивали все конечно (все трое), а старшина зачем-то прикрыл ладонью гарнитуру. Ракеты не было. Хрипнула УКВшка, и голосом Струбцины сказала:
- Марала грохнул!
- Уррааа!
Когда закончило гулять эхо, приковылял сам охотник, и возбуждённо начал описывать как он там увидел, прицелился и победил.
- Только он укатился вниз по склону сволочь.
Тем временем окончательно стемнело, и "та" сторона погрузилась во тьму. Сами понимаете, в секрете фонарями не светят, да и при свете там шею свернуть как два пальца. Решили ждать утра, да надеяться, что добычу там никто не сожрёт, и что укатилась она не совсем далеко. Так уж вышло, что с рассветом на точке мне сидеть пришлось с тем же Струбциной. Ветрище поднялся со снегом, видимость метров десять. Укрепили закладочкой верёвку, да пошли потихоньку вниз. На середине второй верёвки показалась туша вверх копытами. Я приободрев сумничал:
- Ух ты какая здоровая лосиха, ну и хорошо что без рогов, а то опять старшина заставит тащить их на подарок какому-нибудь зампотылу. И как всегда не донесём и бросим.
Задняя часть уже была припорошена снегом, но тут меня как ломом по голове...
Через весь живот "марала" ровненько и параллельненько врезались в пегий мех две подпруги.
Струбцина смущённо ковырял носком ботинка коренную породу Заилийского Алатау.
- Я видел что это лошадь, но седла не углядел, думал бродячая...
- Сам ты мудило бродячее, пять суток ждём хозяина ейного, точно наездника не было?
- Бля буду, одинокая была.
Пораскинув, решил Арбекову ничего не говорить, а то у него опять рак мозга в голове приключится, и последствия непредсказуемы, вплоть до многодневной осады Шанхая.
Порешили оттяпать у скотины мякоти, потом, ампутировав конечности пустить катиться колбаской вниз, да чтоб никто и никогда не признал в ней лошади. Седло, штатское судя по всему уйгурское, низколучное старенькое. Потник весь в кристалликах соли, задубевший. Кожа вьючного кармана плохая, даже на ремни не распустить. В кармане том, пара латунных гильз 12го калибра с едва уловимым запахом дымного пороха. Хоть не магазин от "калашникова" и на том спасибо, а то точно б докладывать пришлось. Разобрал его по запчастям и привалил камнями. Доложился на "базу", что свежуем и продолжаем наблюдение. Хотя в такой пурге мало чего нанаблюдаешь. Арбеков коротко крякнув "Уходим вниз за дровами" отключился. Ну и уже без особой спешки разделали мы трофей, набили чехол от спальника "вырезкой".
- Для Айдара ногу возьмём?
- Нет, он её жрать не станет, ему персонально вертольёт консервы привёз, праздник собачьей души.
Я захрустел в позвоночнике ножом отделяя голову:
- Как хорошо, что Радж меня не видит, да простят нам грехи наши, ваши лошадиные боги...
Струбцина перекрестился, убедив меня в своём непролазном идиотизме, и спросил:
- А ты раньше коня ел?
- Не коня а конину, и вообще хавают только кобылиц. Казы ел, колбасу конскую...
- А это кобыла?
- А ты присмотрись!
- А... (пауза) нету!

Ну, взялись! То, что было лошадью, никак катиться не хотело. Умучавшись и наверняка уже углубившись в КНР, плюнули, и пошли подниматься искать свою верёвку. Еле нашли. Погода всё хуже, связались с Арбековым, сказали что снимаемся. На нашей стороне было вроде поспокойнее. Из тумана показались лошади чудовищно обвязанные стрёмным хворостом. Мясо решили и варить и жарить. И варили и жарили, и камнем я его отбивал, жеваться оно ни в какую не хотело. Бульона похлебали, да дружно задымили казённой махоркой. Поворачивая то той, то другой стороной портянку к огню, Арбеков сказал:
- Прямо скажем, хуёвую ты Струбцина замочил лошадь, старую.
- Седло-то хоть надёжно схоронили?
Так мы и остались сидеть с открытыми ртами. А связист наш, он же кинокрут, Марик Зелинский обежал в сторону и стал звать Ихтиандров. Да разве в горах они водятся? Марик, сын известного в Ленинграде пианиста, убежал в армию из консерватории, по причине неразделённой любви к тридцатипятилетней начальнице паспортного стола, и возникшем на этой почве конфликте с папой. По ночам он читал стихи своему Серко (посвящённые Ей), и употребление в пищу конины для него было сравнимо с котлетами накрученными из композитора Шостаковича.
Арбеков, насладившись паузой снисходительно продолжил:
- Ходил я туда ночью, хотел рога посмотреть для подарка зампотылу

Аллюр http://copi.ru/775/