НЕСКОЛЬКО СЮЖЕТОВ ИЗ ДЛИТЕЛЬНОГО БЛАГОДАРНОГО ОБЩЕНИЯ С КОРАБЕЛЬНЫМИ ВРАЧАМИ

РАЗВОДИТЬ!
Первой загрузкой на "Минске" кормового "шторминого"* погреба в Севастополе руководил я, замещая "косившего" от Тихоокеанского флота комдива. Дело это хлопотное. Ракет - аж сорок восемь, а подвозит их на рейд торпедолов в любое время суток мелкими порциями по четыре штуки. Под зимним пронизывающим ветром стою, словно в одних трусах, на площадке пусковой установки и ору, выводя на максимум голосовые связки, дабы докричаться до торпедолова без сдохшей громкоговорящей связи. В ожидании следующего рейса согреваемся неразведённым "шилом", как учили пьющие наставники. Да и где вы видели, чтобы в этом возрасте его разводили?!
До окончания загрузки оставалось ракет десять, и остаточным ресурсом своего голоса я мог разве что дублировать Сиплого в кинофильме "Оптимистическая трагедия". Для устранения возникшей неисправности в перерыве между боями отправился в амбулаторию к ЛОРу лейтенанту Песьякову. Шура долго изучал мой голосовой аппарат через отверстие в своём фирменном круглом зеркале. Он то вытаскивал изо рта пальцами мой язык, то заставлял блеять: "И-и-и-и", - в общем, издевался, гад.
- Да, случай клинический, - сокрушался доктор, как обычно, потирая руки и вдыхая со свистом воздух через стиснутые зубы. - Вам сказать, как лечить, или рецепт выписать?
Я с докторами был уже в приятельских отношениях, но в амбулатории обращался к ним только на "вы". Попросил рецепт: а вдруг на корабле медикаментов нет?
Наше общение было резко прервано доставленной следующей партией ракет, и с лечебными рекомендациями я ознакомился немного позже. Их содержание на фирменном бланке в/ч 69133 было феноменальным: "Разводить!!! Врач Песьяков".
С тех пор всегда развожу.

Через семь лет после описанных событий в первый и последний раз за свою долгую безупречную (и не совсем) службу посетил военный санаторий в посёлке Шмаковка. Подняли разведённый за знакомство. Мой вопрос: "А чем запить?" - жёстко парировал начальник штаба мотострелкового полка:
- Начал запивать - бросай пить!
С тех пор никогда не запиваю. _________________________________________________________________________
* - “Шторм“- зенитный ракетный комплекс. Вес ракеты В-611- 1800 кг.

ЕЩЁ О ЛОРе.

Валерий Александрович, замполит БЧ-2, жил на корабле в правильном, размеренном ритме. Размещённые в соседней каюте на период государственных испытаний два доктора внесли в этот ритм дисгармонию, дисбаланс, дискомфорт (ещё есть похожее слово слово "дисбактериоз", но я не знаю, что оно обозначает).
Постоянное хлопанье дверью, множественные беспокойные посетители, отвлекавшие громкими разговорами и песнопениями в ночное время от подготовки к завтрашним героическим свершениям - всё это вынуждало малого зама как-то выказывать своё отношение к подобным безобразиям при встрече с обитателями каюты. Сказанные в лёгкой непринуждённой манере фразы, имевшие явно просматриваемое двойное дно, должны были указать на необходимость корректуры такого поведения соседей.
- Александр Павлович, ...а вчера в вашей каюте громко разговаривали...
...а вчера такой запах из открытых дверей был, что закусить захотелось...
...а вчера в вашу каюту какой-то гражданский с бутылкой стучался...
...а вчера опять всю ночь в вашей каюте безобразно имитировали репертуар театра "Ромэн"...
... а вчера из вашей каюты женщина выходила...
И вот однажды Валерий Александрович заболел. Жесточайший двусторонний отит. Кто поможет? Конечно, непутёвый сосед ЛОР-врач Песьяков. У кого болели уши, тот знает, что это такое, и может представить себе состояние страждущего.
Александр Палыч в белом халате с зеркалом на лбу под стоны и причитания вставлял больному турунды в уши и закапывал туда какую-то гадость. Закончив эту садистскую процедуру, доктор громко спросил больного: "Ну, как?" Зам смотрел на беззвучно шевелящиеся губы своего избавителя, улыбался и счастливо кивал головой. На очередное немое шевеление докторских губ он громко отреагировал: "Я ничего не слышу!"
Улыбаясь и глядя в глаза счастливому пациенту, ЛОР сказал так, чтобы слышали все в амбулатории:
- Я тебе ещё и атропину бы в глаза закапал, чтобы ты ещё и ничего не видел!.

В каюту заглядывает озабоченный матрос.
- Та-а-щ! Я перед обедом приборку в вентиляшке шарил, а там в кульках отрава против крыс лежит.
- Ну, и...
- Я один кулёк переложил с места на место.
- Ну, и...
- Мне будет что-нибудь?
- А ты руки затем вымыл? Нет? Тогда, конечно, будет!
Гундосивший матрос долго преследовал доктора, пытаясь выведать, что же с ним будет. Наконец-то Палычу это надоело:
- Да отстань ты: что будет, что будет?.. Понос будет! Руки перед обедом мыть положено!

Утро 23 апреля 1981 года. Возвратившись с берега, застаю исполняющего обязанности начальника медицинской службы капитана Песьякова лежащим на спине в ботинках и кителе в койке начмеда. Лицо и полуопущенные веки выражают всемирную скорбь. Поднятые руки слегка касаются верхних углов подушки.
- Саша, что случилось?
- Да вот только со дня рождения пришёл...
- А кому отмечали?
- Да Володьке...
- Какому Володьке?
- Да Ленину...
Обращаю внимание на руки, находящиеся в положении: "Хенде хох!"
- А руки почему так держишь?
- Голову поддерживаю...

ЛАРЧИК ПРОСТО ОТКРЫВАЛСЯ...

Конфликт желудка с навязанным ему содержимым у обпившегося браги матроса протекал очень бурно и в результате завершился вывихом нижней челюсти. Александру Павловичу Песьякову под нечеловеческий ор бедолаги не сразу удалось ликвидировать эту неисправность. Недоумевая, он сокрушался: как это могло произойти?
- Навэрна закуска балшой папался, - у санитара матроса Намазова другой версии не было.

ОБЕЩАНИЕ С ВЫВЕРЕННОЙ ФОРМУЛИРОВКОЙ.

При погрузке на крейсер авиационного спирта изобретательные матросы умудрились отлить некоторое его количество для личных целей, оставив пломбы на бочках невредимыми. В результате серии поисковых операций большая часть огненной жидкости вернулась в места своего законного базирования. Конечно, что-то оказалось спрятанным в потаённых местах и не могло не дать знать о себе, потому что, как известно, "шило" в мешке не утаишь.
И вот в каком-то кубрике обнаружена группа перепившихся матросов, один из которых не подаёт признаков жизни. Соучастники преступления сознались, что когда они уже не могли пить, товарищ обозвал их слабаками, и пил спирт прямо из носика камбузного чайника, пока не упал.
Всю ночь врачи боролись за жизнь матроса. Когда тот пришёл в себя, Шура Песьяков решил воспользоваться моментом.
- Мы тебя вытащили с того света. Ты бы никогда уже не увидел свою маму, которая тебя ждёт. Поклянись, что больше пить не будешь.
- Клянусь, что больше не буду... Из чайника...

НЕОБЫЧНЫЕ ПРОСВЕТЫ.

Дежурный врач Петя Терентьев готовился в каюте к послеобеденному сну. Телефонный звонок оторвал его от этого приятного занятия.
- Та- а-щ лейтенант, тут в медблоке стоит какой-то офицер и просит вас прийти, - докладывал дежурный санитар Кока Намазов
- Какой такой офицер - в адмиральский час?!
- Я ему говорил, но он всё равно просит.
- В каком он звании?
- Я в таком звании не понимаю.
- Что значит - не понимаю! Сколько у него звёздочек на погонах?
- Две.
- Ну и пошли ты этого лейтенанта куда подальше и объясни, когда время приёма.
- Они говорят, что они - не лейтенант.
- За...долбали вы меня! Сколько у него просветов?
- Две... синих... на штанах...
В медблоке умирал со смеху генерал-лейтенант Миров - главный инженер авиации ВМФ.

АДМИРАЛЬСКИЙ ЭФФЕКТ.

Счастлив начмед большого противолодочного корабля, имеющий в заведовании амбулаторию да пару кладовок. А каково быть главному доктору "Минска", у которого и так дел невпроворот, а тут ещё вновь назначенный командир эскадры Джеймс Константинович Чулков взял личное шефство над медблоком. Ну и что, что большой начальник, будучи покорённым масштабами и технической оснащённостью медицинских апартаментов, приказал выделить краску и материалы для наведения эталонного лоска! А делать всё это кто будет? И главное - когда? А комэск каждое посещение крейсера начинал с медблока, иногда хвалил, но чаще интеллигентно тыкал физиономию доктора в выявленные недостатки.
И вот - момент истины. Назначено конкретное время проверки устранения всех выявленных замечаний - повторное перерезание красной ленточки, так сказать. Начальник медицинской службы старший лейтенант Рыженков вроде уже всё учёл и устранил, поэтому рассматривал этот визит командира эскадры как новую положительную запись в Карточке взысканий и поощрений. Но что это? Стеклянный медицинский шкаф не оттрафаречен! А в соответствии с флотскими законами, он теперь и не шкаф вовсе, а объект для констатации вопиющего наплевательского отношения к своим служебным обязанностям личного состава медслужбы во главе с конкретным лицом.
- Немедленно вырезать трафарет "Шкаф неотложной помощи" и сделать надпись на шкафу, - прошипел уголком рта начмед в сторону своего старшины, готовясь произвести доклад приближающемуся адмиралу.
Комиссия пошла осматривать медблок по маршруту, выбранному доктором так, чтобы к этому приведённому в соответствие шкафу подойти в последний момент.
Восхищённые охи и ахи смолкли разом. Закон адмиральского эффекта сработал безотказно. На злополучном шкафе красовалась свежая надпись, отбитая киноварью. Её буквы слегка подтекали, казалось, свежей кровью начмеда:
"Шкаф неотложных бомбочек".

ИЗ ЖИЗНИ КОРАБЕЛЬНОГО СТОМАТОЛОГА.

Василий Баханович родился не в рубашке, а в белом халате. Закончив стоматфак, он прошёл тьму специализаций и имел ещё “корочки“ анестезиолога-реаниматолога, хирурга, терапевта. К своей базовой специальности относился с нескрываемым омерзением.
- Знал бы ты, какая вонь от вскрытого флюса!
Двухлетняя служба после института в исправительно-трудовых учреждениях наложила заметный отпечаток на его имидж и манеры.
- Открой пасть! Поверни ...хлебало! - в его устах звучало буднично и незлобиво.

Первые всплески его нестандартного юмора мы оценили ещё во время стажировки на “Киеве“. Местный начмед, в течение нескольких дней безуспешно пытался заставить Василия зашить межягодичный шов на форменных брюках. И вот однажды, не увидев фрагмента сверкающих цветастых трусов, он не мог не выказать удовлетворения от своей скромной победы.
- Одолел-таки я вас, Василий Анатольевич!
Вася не стал расстраивать начмеда, а коллегам не преминул заметить:
- Да, хрен он угадал! Я чёрную майку одел, - и заржал своим неповторимым басом.

Приближался Новый 1977 год и от нашего стажирующегося личного состава, более свободного, чем “киевский“, можно было ожидать новогодних сюрпризов и не только приятных. 31 декабря после “адмиральского часа“ старпом мобилизовал “сидящую“ смену на масштабные превентивные действия. Обнаруженные лосьоны и одеколоны были описаны, изъяты из рундуков и опечатаны. Крупная рыбёшка в сети, увы, не попала.
И вот - “разбор полётов“. Старший помощник выглядел уставшим. Держась за край стола одной рукой, а другой - за горло какого-то графина, он сохранял довольно приличное равновесие и жёг своим старпомовским глаголом равнодушные сердца:
- В то время, когда отдельные слюнтяи жевали сопли и чесали свои потаённые места, лейтенант Ильченко обнаружил, изъял и представил мне двухлитровый графин спирта, чем предотвратил...
- Идиот, - зашелестело по кают-компании.
Нет, что обнаружил и изъял, - молодец, конечно. А вот, что представил... Теперь всех присутствующих не могла оставить равнодушной и живо интересовала дальнейшая судьба этой неожиданной находки.
- Начмед, ко мне!
Василий, оставшийся за начальника, в отличие от старпома даже с помощью подручных средств с трудом удерживал устойчивое равновесие. Прилагая некоторые усилия, вышел, повернулся лицом к собранию и спиной к старпому, уже начавшему тщательно выговаривать слова:
- Я не зря пригласил начмеда. Мы ещё не стоим на “шильном“ довольствии и медицинская служба испытывает затруднения. Баханович, оприходуйте!
О, великий и могучий русский язык! Василий обвёл мутным взглядом публику - его зрачки в такие моменты смотрели почему-то в разные стороны - и сказал всего одно слово, после чего никто из присутствующих не усомнился в светлом будущем найденного графина:
- Оприходуем!

При заселении экипажа на свой корабль стоматкабинет ещё не был сдан, и Василий по договорённости водил страждущих в заводскую поликлинику. Но начхим не мог доверить свой гнилой зуб неизвестно кому.
- Вася, только ты!
Предложение удалить зуб прямо в каюте вилкой восторга у больного не вызвало. Сошлись на том, что стоматолог договорится и произведёт экзекуцию на заводском оборудовании самолично.
И вот он час избавления от страданий. Укол...
- Чувствуешь? - палец упёрся в десну. - Да хрен ты чувствуешь! - не обращая внимания на мычание химика, продолжал зубодёр. - Если ждать двадцать минут, как положено, на вокзале пивбар на перерыв закроется. Открой пасть!..
Придерживая рукой белый подбородок, по которому бежала тонкая струйка крови, Серёга, как кролик за удавом, бежал за Василием через мост к вожделенному водопою.
- Берём по три? - ответ страдальца на риторический вопрос не был уж так необходим. - Девушка, семь кружек!
- Вася, а мне можно пиво? - только на середине первой кружки спохватился химик.
- Ты чо, о...фигел? Тромб размоется, - досада за слегка подпорченный кайф неприкрыто сквозила в ответе. - Но я бы выпил.
- Так можно, всё-таки, или нельзя?
- Нельзя, конечно, но я бы вы выпил, - допивая вторую кружку, уже по-доброму, произнёс Василий.
(Серёга, не расстраивайся: я тоже, как и ты тогда, выпил бы.)
Почти месяц физиономия начхима напоминала хомяка с одной ампутированной щекой.
- Открой пасть! - ну, я же тебя предупреждал...

С обретением своего кабинета, дело по удалению лишних зубов было поставлено на поток. Вася никому не отказывал. На испытаниях один заводчанин с опухшей щекой дня три подряд приходил к стоматологу с бутылкой для, так сказать, более качественного решения вопроса. После оприходования ёмкости больному становилось лучше, и следующая встреча назначалась на завтра после обеда. Успех такой терапии ослабевал с каждым днём, и вконец измочаленный рабочий в святой “адмиральский час“ пытался настырным стуком спугнуть Василия со штатной лёжки. Не выдержал сосед Петя Терентьев.
- Да выйди же ты, наконец. Ты же обещал заняться им после обеда!
- После обеда, после обеда... После ужина - это тоже после обеда, - прошипел Вася, ставшую крылатой в нашем кругу, фразу...

Несмотря на неиссякаемость четырёх полношильных рек: авиационной, шхиперской, промышленной и медицинской - хотелось иметь более широкий спектр антидепрессантов. А почему бы ни слетать в Феодосию за пивком? Проходящие очередной этап государственных испытаний вертолёты Ка-27 сновали туда-сюда конвейером. Согласился лететь, конечно, только Баханович, предварительно раздав долги и выпив на “посошок“. Стрекоза уже вовсю вертела лопастями, когда из грузового салона повалил дым. Из-за замыкания в системе электроснабжения, взлёт, естественно, был прекращён, экипаж покинул машину. Спасатели с огнетушителями наперевес, запрыгнув в кабину, с изумлением увидели прижимавшего к груди канистру чхавшего Васю. Под матерные комментарии он был вышвырнут на палубу с применением грубой физической силы. При обсуждении этого неприятного инцидента за полночным столом все претензии по отношению к себе неудавшийся воздушный гонец категорически отрицал. Логика его была совершенно стоматологической:
- Ну и что, что дым? А может так и надо - вертолёт, всё-таки!

Одна из историй, связанная с именем Васи Бахановича, мне особенно дорога. Есть в жизни моменты, за которые не стыдно перед самим собой.
Матросу Гусеву потребовалась срочная операция - аппендицит. Хирург был в отпуске, оперировал начмед Олег Головченко. Вася, только что прошедший очередную специализацию, впервые самостоятельно производил общий наркоз. Случай оказался сложным: имел место выпот в брюшную полость. Даже совершенно далёкому от медицины человеку понятно: больного необходимо было немедленно доставить в серьёзный стационар. Несмотря на то, что крейсер находился на внешнем рейде всего в нескольких милях от входа в Севастопольскую бухту, связи с берегом не было никакой. Не утихавший шторм, десятибалльная облачность не давали никакого шанса ни на спуск катера, ни на приём вертолёта. На пятые сутки закончились медикаменты, необходимые в той ситуации, и начмед доложил Командиру: спасение матроса без эвакуации - проблематично.
В шинелях и спасательных жилетах (конец ноября) команда командирского катера, я, как командир катера, и врач Баханович были построены в старпомовском коридоре на инструктаж. Старпом абсолютно серьёзно сказал, что пойдут только добровольцы, и популярно объяснил, что катер в такую погоду, а тем более с людьми, спускать нельзя, а не спускать в данном случае - преступно.
Погрузились на СПУ-2*, Гусева занесли зафиксированным в носилках. Опасность спуска в полночь на трёхметровой волне при ослепляющих прожекторах состояла в неодновременной отдаче носового и кормового гаков, удерживающих катер на тросах. Рассинхронизация привела бы к опрокидыванию. А как их отдать одновременно, если, например, носовой трос надраен, а другой болтается в поднятой волной корме. А через мгновение ситуация совершенно противоположная.
Крики, мат, удары катера о борт, скрежет, качели - вверх-вниз, визг оголяющегося винта. Затем дошло - отошли. Через годы, уже повзрослевшими мозгами понимаю, что Фортуна в тот день была за нас. Как удержались “крючковые“? Как “елда“ над гаком, пройдя в сантиметрах над головой матроса и сбив с моей головы фуражку, не проверила на прочность военно-морские черепа? Как Василий не дал гулять по салону носилкам с больным? Отвечая сегодня на эти вопросы самому себе, осознаёшь, что могло быть и по-другому. Против форс-мажора интеллект бессилен, остаётся уповать на “пруху“.
Придя в себя, поняли, что не всё ещё закончилось. Батарея в рации “села“ почти сразу, шли по магнитному компасу. Вышли на Инкерманские створы, наблюдая их на взлётах. На подходе к боновым воротам с ужасом увидели выходящий теплоход - “Узбекистан“, как оказалось. Наверное, чуть энергичнее, чем было необходимо, отвернули. Катер поставило лагом к волне, и как он не опрокинулся при тех кренах и амплитуде, одному Богу известно. Вася лежал в салоне на ручках носилок, а я и крючковой матрос удерживали рулевого на руле, показывая чудеса эквилибристики.
Подошли к госпитальному пирсу почти на спокойной воде. “Расслабуха“ от осознания выполненного долга чуть не сыграла злую шутку. Матросы удерживали катер на крючках, а мы с доктором выносили носилки с прооперированным Гусевым. Откуда ни возьмись, недалеко “прошуршал“ какой-то шальной барказ, и наш катер на этой волне ударился о причальные кранцы и “отыграл“. Вася стоял на качающемся катере, я - на причале. На носилках, которые мы последними усилиями воли удерживали на вытянутых руках, висел над водой принайтованный к носилкам матрос Гусев, по глазам которого было видно, что он понимает, чем через мгновение всё может закончиться...
Уважаемый критик - морской волк - не ухмыляйся и не ищи в наших действиях несоответствия постулатам хорошей морской практики: сами - с усами! Победителей не судят. Матрос “вычухался“, пошёл с нами на переход. Когда из каюты начмеда, выходившей иллюминаторами на полётную палубу, мы видели играющего в футбол Гусева - непременно провозглашали тост за его здоровье...
А Василий Баханович после “Минска“ служил в госпиталях, санчастях, ходил по океанам и морям на “Оби“; учился, резал, рвал, анестезировал, реанимировал и в звании подполковника уволился в запас.
Василий, будь!

ГРИМАСЫ "СОБАЧЬЕЙ" ДОЛЖНОСТИ.

Первый старпом "Минска" Николай Петрович Соломахин был человеком деятельным и очень уставшим, что априори определялось его корабельным статусом. Почти семилетнее старпомство, "не вынимая", на "Смышлёном", "Нахимове" и вот теперь на "Минске" привело к появлению энергетических прорех в его ауре. То он прикажет за Командиром катер послать, когда крейсер уже час как в назначенном районе, то в два часа ночи, не сориентировавшись в пространстве и времени, собственнозвучно потрясёт все линии корабельной трансляции приглашением командиров боевых частей и начальников служб на совещание к себе в каюту.
Ускользающая способность двадцать четыре часа в сутки править корабельную службу поддерживалась традиционным корабельным способом и редко прерываемым процессом потребления дёгтеобразного чая. Свистящее засасывание одного живительного глотка этой денатурированной субстанции сопровождалось ритуальной затяжкой "Беломорины", в мгновение терявшей половину своей изначальной длины. При этом внутренние поверхности щёк старпома соединялись на линии симметрии языка, а глазные яблоки выходили за линию надбровных дуг...
Должность свою он величал не "собачьей", а "волчьей". Он зело гордился лично скомпилированным кредо: "Санитара леса ноги кормят", - и всячески старался ему следовать.

1. НЕ ВЫПРЫГИВАЙТЕ ИЗ ШТАНОВ!

Был какой-то праздник. Стеньговые флаги и флаги расцвечивания преобразили суровый крейсер в свадебную невесту. Личный состав разлагался в предвкушении праздничного обеда.
- Дежурный по крейсеру старший лейтенант Юровский! - мгновенно отреагировал в микрофон "Лиственницы" на вспыхнувшую кнопку "СПК" человек с кобурой и повязкой.
- Значит так, начхим. Команду построить за полчаса до подъёма Флага. Проверить наличие личного состава, парадную форму одежды. Да вздрючьте, как положено, связистов, а то вечно у них в самый ненужный момент всё сцепится, как у собак. Доложите о готовности мне, а Командиру уж я сам...
- Товарищ капитан 2 ранга! Флаги, ну, это... как его... уже подняли. Половина одиннадцатого щас..., - блеял начхим, ни на секунду не сомневаясь, что за "базар" придётся ответить несмотря ни на что: "гриб", причёска, "фестивальные" носки, да и состояние дел во вверенном ему подразделении оставляло желать лучшего.
- !!! ... ... !!! Химик! Не выпрыгивайте из штанов! Повторяю для долбойогов: "Команду построить за полчаса до подъёма Флага. Проверить ... (и далее по тексту с более частым и сочным употреблением прикладной флотской лексики)".
- Но флаги уже... половина одиннадцатого щас...
- Повторяю, не выпрыгивайте из штанов! Сдать дежурство! Но вначале: команду построить за полчаса до... проверить...
Присутствующий в рубке дежурного корабельный аксакал, командир БЧ-5 Алексей Николаевич Горовцов, не мог далее выносить этого немотивированного избиения младенца.
- Николай Петрович! Время - половина одиннадцатого. У вас, наверное, часы сломались.
Гнетущая пауза. Несколько раз зачем-то выключаемая и снова включаемая линия связи. Затем спокойная неторопливая речь:
- Дежурный, продолжайте нести службу. У меня действительно часы испортились. Дежурного рулевого ко мне в каюту - шнуром!!! Да, кстати, завтра к десяти ноль-ноль "Журнал боевой подготовки" мне на проверку, а личный состав химической службы - к смотру! Всё...

2. ВОЕННАЯ ПЕДАГОГИКА.

Об этом совещании офицеров вскользь упомянуто у Покровского в "Расстрелять-2" со слов одного из героев предыдущего сюжета, начхима "Минска", - его однокашника. Но хотелось бы на правах присутствующего приблизить сюжет к исторической достоверности.

Совещание началось как обычно. Кто-то из политработников объявил тему, посвящённую воспитанию личного состава, в свете чего-то последнего...
- Слово предоставляется врио командира корабля...
Стремительно вышедший на эстраду старпом в течение минут пяти "драл" дежурного по экипажу за неготовность помещения к занятиям: невытертая доска, сухая тряпка, отсутствие полноценного мела. Пока дежурный перемещался в пространстве, устраняя замечания, Николай Петрович в своей интерпретации, значительно более сочной и натуралистической, чем у Леонида Соболева, повествовал, как надо ставить матроса и что будет с тобой и флотом, если ты этого не сделаешь.
Походя, вербально уничтожил офицера по снабжению, продержавшегося в экипаже всего несколько недель и чудом спасшегося от суицида только благодаря своевременному и не афишированному вмешательству какой-то мохнатой лапы.
- Лейтенант! У меня нет возможности одарить вас комплиментом, суть которого заключается в том, что вы произошли непосредственно от обезьяны, как и другие долбойоги и пидатрясы. Вы произошли непосредственно от сперматозоида и женская яйцеклетка никак не причастна к вашему появлению в этом мире и соответственно в моём экипаже.
Далее следовал часто повторяемый пассаж, который в то время вызывал снисходительную ухмылку, и только через многие годы до меня дошла его гениальность:
- Я умнее вас в триста раз только потому, что я - старпом "Минска"!
Батюшки-светы! Ведь мы, желторотые гамбургские петухи, из уст нашего старпома впервые услышали один из основных постулатов рыночных отношений за двадцать пять лет до их вторжения в нашу до этого безмятежную жизнь. Это был вольный перевод фразы, которая в оригинале звучит приблизительно так: "Если вы такой умный, то почему тогда не богатый?"
Наконец-то доска готова, в руках у старпома мел, мы склонились над тетрадями в готовности к конспектированию старпомовской мысли.
- В целях поддержания высокой боевой готовности на одно из первых мест выходит вопрос воспитания личного состава. Ключом к решению этой архиважной проблемы является выполнение триединой задачи. Кратко довожу её суть: "В его же интересах, матроса необходимо: первое..."- старпом многозначительным взглядом c высоко поднятой правой бровью обвёл аудиторию и начал писать огромными размашистыми буквами на доске:
- 1. ЗА...(ну, в общем, дол...)...БАТЬ!
Точка в восклицательном знаке была поставлена прицельным ударом мела, от чего первые ряды оказались в меловой крошке. Купаясь в волнах произведённого неизгладимого впечатления, не теряя темпа, старпом продолжал писать:
- 2. ЗА...(дол...)...БАТЬ!
- 3. ЗА...(дол...)...БАТЬ!
Второй и третий куски мела повторили судьбу первого. В аудитории стояла пронзительная тишина.
Обучаемые, не понаслышке знакомые с ненормативной лексикой в её устном проявлении и, как максимум, видевшие написанным только одно матерное слово, состоящее из трёх букв, и то - на заборе, через изобразительную выразительность данного художественно-каллиграфического произведения благодарно пропитались этой доходчивой инновационной формой воспитания личного состава, как новая швабра свежим пеногоном.
На этом груз педагогических познаний Николая Петровича оказался исчерпанным. Находясь во власти внутренней гармонии от безоговорочной капитуляции аудитории, он начал нескончаемое повествование перед салагами по теме: "Плавали - знаем!". Всё это напоминало рассказы довольно средних охотников и рыболовов, отчего собрание потихоньку начало посапывать. Очередная невероятная история о том, как бпк "Адмирал Нахимов", несясь по водной глади двадцатичетырёхузловым ходом, поддерживал контакт с иностранной подводной лодкой, разрезающей морскую пучину с той же скоростью, а всему этому безобразию то ли мешала, то ли помогала какая-то реверберация, взметнула с места молодого лейтенанта в очках с вопросом: "А что такое реверберация?"
После того, как была выяснена родословная лейтенанта и его начальников по материнской линии, было выказано отношение к ней, поставлены сроки приведения в порядок формы одежды и причёски, старпом, конечно же, ответил. Годы не стёрли колорит и новизну той формулировки, навсегда засевшей в памяти, как образец объяснения сложных физических явлений простым военно-морским языком:
- Реверберация - это, по сути, та же самая менструация. Только та просто течёт, а эта ещё и возвращается!

(На стыке армии и флота)

АРМЕЙСКИЙ ОПЫТ ФЛОТСКОГО ОФИЦЕРА.

Может быть, армеец, прочтя это, и не заметит ничего необычного.
Но для корабельного офицера, которому волею судеб в течении нескольких лет пришлось периодически присутствовать на различных мероприятиях оперативной подготовки Дальневосточного военного округа и Уссурийской армии в роли начальника оперативной группы флота, всё было в новинку и в диковинку. Рекогносцировки, полевые поездки в демаскирующей чёрной форме и ежеминутные открытия. Приходилось участвовать в разработке совместных оперативных документов, производить доклады и просто общаться с крупными военначальниками и замечательными обычными армейскими офицерами.
Всё это происходило в период реформирования и оптимизации, а проще говоря, развала Вооружённых Сил СССР. Бездарно уничтожались дивизии, полки, происходили взаимоисключающие внутри- и межвидовые переподчинения различных подразделений. Все плевались, матерились, но, повинуясь уставам и законам, без сна и отдыха выполняли дальнейшие масштабные действия по развалу в соответствии с идущими из Москвы директивами. В кадрированных полках находилось по нескольку десятков человек, а на картах рисовались весёлые картины военного паритета с нависающими над всей границей китайскими миллионами и с армадами американо-японских сил высадки десанта на Южно-Приморском направлении. Сжималось сердце от вида разрушенных военных городков, опустевших аэродромов, искорёженных металлоломщиками укрепрайонов.
Анекдот того времени:
- Командир, где ваш полк?!
- В казарме, товарищ генерал!
- Но в казарме никого нет!
- Тогда, значит, в “коптёрке“...
Эти две короткие истории не только занимательны сами по себе, но и раскрывают особенности и колорит Армии того непростого времени глазами военного моряка.

1. Символ современной Армии.

Отношения в армейской среде пожёстче, чем на Флоте, даже пожесточее. Какие там обращения по имени-отчеству?
- Полковник! Ты бы полы в штабе помыл, что ли! - это начальник обращается к командиру дивизии в присутствии подчинённых.
Совершенно другой ритм и нерв, к которому привыкаешь не сразу. Далеко улетает растиражированный на Флоте миф, что сухопутчики все решения оформляют на планшетке, которую офицер достаёт из сапога. Такого количества бумаг, исполняемых в штабе Армии, и во сне не увидишь.
Очередное командно-штабное учение. По причине нелётной погоды совершаем двухсоткилометровый марш к месту рекогносцировки. Март. Снег ещё не сошёл. Холодно, промозгло и грязно. Десяток УАЗиков с участниками эпизода пытаются взобраться по сопке на наблюдательный пункт, который оборудован на горе с соответствующим этим намерениям названием - Могила. Машина Командующего въехала, потому что она только из магазина и резина на ней новая. Остальным это не под силу: на половине склона скользят вниз в опасности перевернуться, но законы субординации, военно-спортивного азарта и внутреннего этикета требуют во что бы то ни стало повторить этот трюк машины начальника.
И вот мы на этой злосчастной горе. Грязь присыпана песком, дорожки выложены беленькими камешками, около палатки убийственно пахнет шашлыками. Все ждут начальника штаба ДВО генерала Топорова. Наконец-то погода улучшилась и его вертолёт приземляется рядом. Процессия направляется на наблюдательный пункт, где ответственные лица устраняют последние замечания по пути следования высокого начальства.
Вдруг все остолбенели. Никто не осмеливался первым нарушить установившуюся звенящую тишину. Оказывается, в Армии генеральский эффект присутствует тоже. Как и положено, у входа на НП стоит вооружённый часовой. Это солдат полутораметрового роста, расположившийся с автоматом в неглубоком окопчике. Окоп заполнен талой водой, которая не доходит несколько сантиметров до среза голенищ. Воина трясёт от переохлаждения так, что это можно определить на слух. Все предпринимаемые им усилия хотя бы на мгновение перед генералом остановить вибрацию всех частей своего звонкого тела не приводят к успеху. По этой причине от его украшенного огромным фингалом взгляда веет виноватостью и сожалением.
Генерал Топоров заговорил первым:
- Смотрите, товарищи офицеры и запоминайте. Если высечь увиденную нами картину в мраморе, она будет символизировать общее состояние нашей великой Армии в нынешнюю непростую историческую эпоху.

2. Непростительная промашка.

В штабе Армии ко мне относились с уважением и почтением как начальники, так и офицеры моего уровня. Командующие и начальники штаба всегда приглашали в кабинет, угощали чаем, вели беседы об обстановке на Флоте и в стране. Я понимал это правильно и осознавал, что уважение выказывается в моём лице Флоту, но всё равно было приятно.
Как-то в период безвременья середины девяностых я должен был выступить с докладом на армейских сборах по командирской подготовке. Поездка оказалась под угрозой срыва из-за отсутствия в нашем штабе исправного транспорта, способного доставить меня к месту проведения мероприятий, и бензина. Пришлось выделять “Волгу“ начальника штаба флотилии, у которой успешно “застучал“ двигатель на подъезде к Уссурийску. На попутках с многонульными “секретами“ добираюсь в штаб Армии, где оказывается, что сборы проводятся в другом населённом пункте. А это - ещё километров семьдесят. Задача для армейцев оказалась аналогично неразрешимой: исправного и заправленного транспорта нет. Доложили Командарму, который “перетрахав“ для начала всю службу, приказал доставить меня, во что бы то ни стало. На частной машине привозят на аэродром “Барановский“. Со всяким отсутствием радости от этого события, подумал, что меня отправят на попутном вертолёте. Но не тут-то было! Это с машинами в Армии проблемы. С вертолётами же проблем нет!
- Товарищ подполковник! Вертолёт бортовой номер ... к вылету готов. Какие будут указания? - это офигевшему мне, капитану второго ранга, произвёл доклад командир экипажа Ми-8.
Прилетели в Сергеевку. После доклада к себе пригласил Командарм, будущий Главком Сухопутных войск, генерал Кормильцев. Побеседовали, попили чай.
- А чем назад добираться будешь? - поинтересовался Командующий.
- Да проголосую на трассе, кто-нибудь да подберёт.
Слова удивлённого и слегка расстроенного гостеприимного большого начальника до сих пор звенят в моём сознании. Они ещё раз утвердили в мысли, что всё в этом мире - относительно.
- А вы что: вертолёт отпустили?

ВСТРЕЧИ С ИСПЫТАТЕЛЯМИ.
(отрывок)

За несколько дней до празднования нового 1980 года, выполняя испытательный взлёт с коротким разбегом с палубы такр "Минск", экипаж Кононенко - Дексбах потерпел аварию на учебно-боевом Як-38У...

Михаил Сергеевич Дексбах - легендарный лётчик-испытатель фирмы Яковлева, Герой Советского Союза. В 1972 году он первым в истории отечественной авиации посадил самолёт на палубу корабля - это был крейсер "Москва" - и произвёл с неё взлёт.

Заслуженный лётчик-испытатель СССР Олег Григорьевич Кононенко - скромный, интеллигентный, неординарный человек, каждая встреча с которым была уроком человечности и мужества. Мы знали, что он зачислен в группу Игоря Волка для подготовки к полётам на космическом корабле "Буран", что в его в лётной книжке записи о полётах более чем на ста типах летательных аппаратов.
Через восемь месяцев в Южно-Китайском море он погибнет при выполнении испытательного полёта с палубы "Минска"...


Но, "Будем жить!" - как говорил герой знаменитого кинофильма...
Возвращаюсь к прерванному рассказу. Совершив короткий разбег, "спарка" прошла срез полётной палубы, резко просела и опустилась на воду. Дексбах дёрнул ручки системы аварийного покидания самолёта.
На "спарке" кресла выстреливаются под небольшим углом в разные стороны относительно друг друга. А с правой стороны нависала десятиметровая громада борта "Минска". Если бы самолёт при падении немного не развернуло, могла бы случиться трагедия. Но, к счастью, всё обошлось.
Кононенко на парашюте опустился в море. Его, переохлаждённого из-за попадания в спасательный костюм ледяной воды, доставил на борт барказ. Дексбах приземлился на палубу практически сразу же после раскрытия купола. Ещё бы! Катапультирование с высоты минус десять метров! К тому же, рядом надстройка, антенны - ужас! И какое же надо иметь самообладание, чтобы вскоре между лётчиками состоялся диалог.
- Олег, ну ты как?
- (с серьёзным трагическим лицом) Как, как... Придумали систему... Как хохол - так в море, а как еврей - так на палубу!..