ГРУБЫЙ ПРОСТУПОК И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ.

Есть флотская народная поговорка, которую не могу, увы, воспроизвести на бумаге дословно. Суть её состоит в том, что нельзя бесконечно доставлять удовольствие партнёрше, потому что теряется чувство главного действующего элемента в этом процессе. Когда старпом, доставлявший перманентную радость личному составу, забывал об этой премудрости, тогда и случались всякие забавные и грустные непредвиденности.
Почему - старпом, а не Командир? Да потому что на нашем корабле действовало традиционное, но доведённое до абсурда разделение труда: Командир управлял в море, на якоре и швартовах же свирепствовал старпом, получивший от сибаритствующего кэпа карт-бланш. Фамилии начальников соответственно распределились то ли Всевышним, то ли кадрами: Сивухин и Дубина.
Вот уже почти месяц стоим в Лиепае на бочке в аванпорту. К причалу не ставят по желанию старпома: отработка корабельной организации - дело святое, хлопотное и энергоёмкое. Лейтенанты, которых на корабле двадцать три из сорока трёх офицеров по штатному расписанию, бузят и пребывают в состоянии, близкому к совершению серии грубых проступков. Кто-то жаждет сходить на переговорный пункт пообщаться с семьёй, кто-то снять статическое электричество, а кто-то не в силах больше противостоять атакам основного инстинкта. Но казарменное положение насаждается и контролируется властной рукой.
Отвезя Командира на катере для заслуженного отдыха, я воспользовался случаем и привёз на борт четыре бутылки коньяка. Формой протеста против существующих порядков мы впятером избрали уничтожение данного напитка путём распития. Как только эта акция была успешно завершена, услышали радостную весть: старпом отпускает на сход абсолютно всех желающих.
Сборы и переход к причалу были недолгими, и вот мы уже в почти европейском ресторане "Юра". С каждым из нас, как с добрым старым знакомым здоровается за руку визитная карточка этого заведения, знаменитейший швейцар Матвеич. Он бессменно стоит здесь на своём боевом посту с 1939 года. Его не волнуют политические страсти, и ему всё равно, у кого брать чаевые: у буржуазных, немецких или советских офицеров. "Настоящий офицер не должен быть скрягой", - его любимое крылатое выражение.
А вот уже кто-то перемигивается с прекрасными знакомками по предыдущим посещениям, что заставляет сердце биться чаще и дарит надежду на романтическое завершение вечера. Тогда ещё у местной прекрасной половины отсутствовала национальная нетерпимость к представителям восточного соседа, а была "нетерпимость" другого рода, воспетая в веках поэтами и музыкантами: обворожительная и искренняя.
За большим столом нас - человек десять. Заказ обычный: для начала по
0,5л "Кристалла" на лицо, несколько "Шампанских", бутылка "Рижского Бальзама" для обозначения респектабельности, ну, и всякое такое. То, что у некоторых внутри уже находилось по 0,4 л коньяка, в расчёт не бралось, а зря.
Вечер начинался славно: пьянящее чувства вновь обретённой независимости, тосты и здравицы, варьете, запах женщины - всё это давало новый импульс подутраченным жизненным кондициям. К сожалению, что-то из дальнейшего развития хода событий мне придётся реконструировать по рассказам очевидцев. Интенсивность "гремучей" смеси и её количество лишили нас с другом по последующему несчастью возможности изложить некоторые моменты от первого лица.

Ночное просыпание в какой-то невероятно узкой камере лиепайской комендатуры, где я и мой товарищ, артиллерийский комбат Серёжа Цюра, одновременно умещались только на боку, было неожиданным и страдательным. Из всей нашей компании только мы были в ресторане по "штату", и только нас почему-то арестовали. Титаническим напряжением израненной памяти вспоминаю, что, добиваясь тишины для озвучивания своего тоста за родное училище посредством удара кулаком по столу, Серёга попал в тарелку с заливным. За тарелку, извинившись, мы заплатили, но обидевшийся тостующий от нас ушёл. Это значит, что арестованы мы были независимо друг от друга в различных концах города.
Моё задержание было тривиальным по причине лейтенантской борзости по отношению к военному коменданту гарнизона, а вот друг мой отличился по полной схеме.
Из-за разыгравшегося шторма попасть на рейд не было возможности, поэтому в воспалённом мозгу лейтенанта родилась и началась осуществляться гениальная идея. Он вломился в рубку оперативного ОВРа в Зимней Гавани и потряс дежурную службу оглушающим сообщением:
- Играйте тревогу по Флоту! На "Исаченкове" - бунт!
Расчёт - гениален в своей простоте: невзирая на погоду, к кораблю для разбирательства обязательно будет отправлено плавсредство с перепуганными начальниками, которое и доставит Серёгу в его каюту для отдыха и подготовки к новому рабочему дню.
Реакция на сообщение первоначально была истеричной. Когда разобрались во всём, на повестку встала более серьёзная задача - задержание лейтенанта. Ограничение подвижности тренированного под два метра ростом тела потребовало большого количества времени, затраченных сил и физических повреждений от вызванного комендантского наряда.

Поутру покинув гостеприимную комендатуру и пытаясь с помощью кефира вернуть себе хотя бы приблизительное ощущение действительности, мы получили пренеприятнейшее известие: нас непременно желает принять у себя командир Лиепайской ВМБ контр-адмирал Шадрич. Для обеспечения этого торжественного события на местных сторожевиках в Новой Гавани для нас нашли военно-морскую форму, а затем в привокзальном ресторане и командира нашей боевой части, который также получил приглашение на официальный раут. Вчерашняя вечерняя компания продолжала ужин, плавно перетекший в завтрак, за неимением другого места пережидания шторма. От "пяти капель" на посошок мы отказались, так как кефир - и тот входил неважно. Понимая, что сейчас получим передозировку служебных стимуляторов, я всё равно не мог сдерживать периодических приступов нервного смеха: самые длинные военные брюки, которые удалось найти для Серёги, сантиметров двадцать не доставали до щиколоток.
И вот на чёрной "Волге" нас везёт командир бригады - будущий начальник Главного штаба ВМФ и полный адмирал - Селиванов. Он, я так понимаю, - старший машины. Рядом со мной, простым военно-морским офицером, также сидят: будущий комбриг - мой друг Серёга - и зять Дважды Героя Советского Союза - наш командир боевой части. Хоть с коллективом подфартило!
- Вы уж как-нибудь в себя дышали, что ли! А то от вашего перегара и я забалдею! - юморил комбриг, не подозревая, что демонстрирует лейтенантам свою некомпетентность в вопросах распознавания характерных запахов. То, что он чувствовал, было вовсе не перегаром, а чистейшим "свежаком", излучаемым нашим командиром боевой части, которого вконец разморил горячий воздух автомобильной печки. Мы с трудом удерживали своего начальника между собой плечами, придавая вертикальное положение его обмякшему телу, хотя ещё минут десять назад он крыл нас почём зря:
- Сосунки, вам ещё не водку, а дерьмо через тряпочку сосать надо!
Незаметно для Селиванова мы извлекли из его "Волги" нашего начальника и усадили на стул в гардеробе. Десятки чёрных шинелей на вешалках скрывали его от посторонних глаз. Эта превентивная победа добавила нам мужества для восхождения на самим себе сотворённую голгофу.
- Товарищ адмирал! Лейтенанты У. и Ц., бпк "Адмирал Исаченков"! - пафосно доложил адъютант.
Нервно улыбнуло... Ну, во-первых, потому, что комбрига не представил. А во вторых, что-то неуловимо напомнило... ("Леди и джентльмены! Президент USA!")
Адмирал оказался человеком воспитанным и приятным в общении. Он поздоровался с каждым за руку, не кричал, не матерился. Записал наши фамилии к себе в блокнот, ещё раз выслушал комбрига об обстоятельствах нашего пленения.
- Ну что, гусары! Сегодня Член Военного Совета Балтийского флота доложил о ваших подвигах ЧВСу Северного, - эти слова прозвучали звуком похоронного марша по офицерской карьере, и вид "подстреленного" друга уже не вызывал позывов к смеху. - А с вами я хотел бы познакомиться поближе, - обратился Шадрич к Серёге. - Удивлены? Попытаюсь объясниться. Вы - ВТОРОЙ лейтенант в истории русского Флота, поднимавший его по тревоге. ПЕРВЫМ, если помните, был лейтенант Шмидт.
На вопрос о нашем желании продолжить службу мы ответили утвердительно, пообещав, что впредь... никогда... ничего... и в этом духе.
- Комбриг, организуй от меня этим весельчакам по пять суток ареста! - прозвучало уже как поощрение, потому что в соответствии с Дисциплинарным Уставом в то время даже командир нашего корабля мог объявить нам по десять...
Комбриг в обратный путь нас не взял. Пришлось вызывать такси, потому что командир боевой части спал в шинели, лёжа на полу между вешалок рядом с перевёрнутым стулом, и спасти его от стресса, аналогичного нашему, стало делом чести...

Гауптвахта - это военная тюрьма, и пребывание в ней не является героическим деянием. Хотя особо стесняться этого факта своей биографии я не стал бы. Ведь Ленин, Сталин..., ну, да ладно...
Позволю себе вспомнить об этих четырёх днях, потому что они были отмечены очередной вехой проникновения в многоликую сущность Флота. Почему - четыре? Пятый день пришёлся на 23 февраля, и мы были амнистированы.
Наша камера имела отдельный вход со двора и закрывалась изнутри. Мы сами топили печь дровами. Там же готовили "тюремный" чай: пережигали сухари, а затем то, что получилось от этой процедуры, заваривали. Нет, нормальный чай у нас был, но обстановка диктовала форму поведения. До татуировок, правда, не дошло.
С нами сидели два капитан-лейтенанта возрастом под сорок. Оба служили механиками на противолодочниках и обладали уникальными способностями. Один мог часами наизусть рассказывать стихи и выдержки из прозы русских и украинских писателей. Другой с формулами и схемами объяснял нам то теорию относительности, то прорехи в теории политэкономии социализма. Было очевидно, что с таким объёмом знаний эти ребята были явно профнепригодными для Флота.
Еду и то, с чем она превращается в закуску, нам доставляли регулярно и в нужных количествах. Но этого было мало, требовался кураж!
В соседней камере литовец Валдис перекладывал печь, и его работу пришли проверить комендант гарнизона и начальник гауптвахты. Один из наших сокамерников немного владел литовским языком.
- Смотрите, какой я сейчас спектакль разыграю! - сказал он шёпотом и двинулся в сторону печника.
Они о чём-то поговорили с Валдисом. Тот громко смеялся и одобрительно кивал головой, в то время как мы и наши тюремщики не могли понять сути происходящего.
- Ну как? - спросил нас гордый и радостный механик.
- ???
- Да я сейчас в присутствии этих опричников вслух попросил принести нам две бутылки водки, а Валдис сказал, что в честь такого оригинального случая ещё одну преподнесёт - "от заведения"...

Через четыре месяца выходил срок получения звания старшего лейтенанта, и мы с Серёжей, конечно, ни на что не надеялись. Последовавший вскоре переход на Северный флот и интенсивная учебно-боевая затраханность корабля и его экипажа помешали привлечь нас к комсомольской ответственности за неимением времени и истощением физических кондиций у командования. Не до нас было!
Измученный серией подряд сменявших друг друга учений: "Океан-75", "Прыжок-75", "Плёс-75" - помощник командира готовил документы к присвоению очередного воинского звания нашей лейтенантской камарилье оптом в последнюю ночь после того, как его вздрючили в политотделе "за упущения в работе с кадрами". Так как был поставлен хрестоматийно-конкретный срок ("... задницу надрывать не надо, но чтобы к утру всё было!.."), советоваться с командирами и политработниками ему было уже некогда. Написать к назначенному сроку он успел только половину представлений, а писать-то начали с БЧ-1 и далее по порядку. Вот так, на удивление всем, мы с Сергеем, как офицеры БЧ-2, получили старших лейтенантов в срок.
А отличникам из боевых частей с бОльшими порядковыми номерами повезло меньше: следующую партию представлений Командующий флотом подписал только через полтора месяца. В их числе был и лейтенант, за которого в политотдел анонимно просигналила "мохнатая лапа". Ох, и какого же "маугли они из помощника сделали при помощи партийно-политической Камасутры"!!! (Navalbro, по мотивам).
Но это уже совсем другая история.

ПОЧТИ РОКОВАЯ ОГОВОРКА.

Почему-то только за столом, за которым в училищной столовой принимало пищу наше отделение, было принято вонючие салаты и винегреты из кислых заготовок именовать ёмким понятием - ТРИППЕР. Кто так первым выразился, уже не вспомнить, но определение прижилось. Мы со временем к нему привыкли, и прочная смысловая окраска явления, описываемого этим словом, буднично засела в наших мозгах, не вызывая ни улыбок, ни намёков:
- Подсыпать трипперка в тарелочку?
- Нет, я сегодня триппер не буду.
Иногда за столом в гостях ловил себя на мысли, что ещё мгновение, и это слово подтвердит мудрость, что оно - не воробей. Но как-то проносило...
Сибиряк Гена Л. - не пьющий, не курящий и не матерящийся - женился в отпуске после третьего курса. На второй день свадьбы за полным столом близких родственников - суровых сибирских староверов - бывшая невеста раскладывала по тарелкам какой-то салат, приготовленный ею по собственному рецепту.
- А неплохой трипперок по случаю свадьбы мне жена приготовила! - громко и восторженно, не переставая жевать, изрёк на весь стол счастливый супруг. - Не всякому мужу такая радость поутру достаётся!!!

БУХГАЛТЕРСКИЙ РАСЧЁТ.

Разбор итоговой проверка флотилии по итогам очередного года боевой подготовки проводил начальник Главного штаба ВМФ. Проверяющие из Москвы по очереди выносили на обозрение выявленные вопиющие недостатки. Иногда поднимались виновные, чтобы здесь же, не отходя от кассы, получить заготовленную для них порцию воспитательного воздействия.
Полковник из отдела устройства службы трагическим голосом известил собрание об обнаруженном им безобразии: в каком-то помещении артиллерийского склада в посёлке Дунай остекление окон было выполнено в "одну нитку". Поднятый начальник этого злополучного, дважды взрывавшегося склада майор Колобовников выглядел спокойным и уверенным. Разве это тот случай, по которому должен расстраиваться воин-афганец, награждённый орденом Красной Звезды?
- Что вы на это ответите, товарищ майор? - жёстко спросил высокий московский начальник.
Ответ был по-армейски краток, чёток и мудр:
- Если бы мне вместо уважаемого товарища полковника выделили сумму денег, эквивалентную затратам на его доставку сюда, питание и размещение, я бы застеклил абсолютно все помещения во вверенной мне войсковой части как минимум в "три нитки", товарищ адмирал!

Посылаю материал в "Текущий выпуск", потому что это - реальный случай, произошедший с реальным человеком.
Первая часть - несколько затянутый эпиграф из опуса моего лейтенантского друга Шуры Александрова. А далее сама история о том, как лейтенант прибыл на службу, где его встретил суровый отец-кадровик.
Всех Героев-Подводников с ПРАЗДНИКОМ!!!

СПЕШИЛ В БРИГАДУ ЛЕЙТЕНАНТ.

Мрачен воды свинец,
Рант у туфлей скрипит.
Это - пути конец,
Это - глухой тупик.
Мимо проходит жизнь.
Наши дела - табак.
Что ж, лейтенант, держись!
Путь нас ведёт в кабак.
Помнишь, как были здесь
Месяца два назад?
Так же гремел оркестр,
Так же смеялся зал.
Две золотых слезы
Капнули на погон.
Осень дождём косым
Гасит в груди огонь.
Что ж, наливай бокал.
Не подведёт коньяк!
Чтобы костёр пылал,
Словно в ночи маяк.
Чтоб на его огонь
Снова пришли друзья.
Снова - ладонь в ладонь,-
Иначе нам нельзя.
Пусть мы умрём с тобой
Рядом на чёрном дне.
Ну, а сегодня пой
Песню прошедших дней!
( А. Александров, 1973 г.)


И я орал, расширив рот,
Совсем косея:
- Да здравствует Подводный Флот!
Виват, Расея!

Затихли в зале шум и гам,
И не плясали.
Все леди падали к ногам
И... вверх бросали.

Затем такси зелёный глаз,
Кулак огромный.
Затем бюстгальтер, бёдра, таз...
Затем - не помню...

А может, было и не так,
И врать не надо.
Спешил под утро лейтенант
К себе в бригаду.

В кармане не было ни "рэ" -
Такое званье!
С собою вёз он лишь амбре
И предписанье.

- Скорее бы найти свою
Мне субмарину.
Я там пивка чуть-чуть попью
И - на перину.

Затем приму контрастный душ,
Расслаблю тело.
Ну, а затем, конечно уж,
В отсек, за дело.

Стою, в руках докУмент мну.
В глазах - отвага.
- Ты, лейтенант, на лодку?
- Ну! -
- Молчать, салага!

Да я тебя сейчас назад
Отправлю почтой.
Ты же моряк, а не солдат!
- ПонЯл! Так точно!

- Вот так-то лучше. Хорошо.
- Я рад стараться!
- Так, ты куда служить пришёл?
- "Бэ-112".

- Да ты бы лучше помолчал,
Какая сука!
Знай, к "бэ" ты ходишь по ночам,
А лодка - "буки".*

Не понимать таких вещей,
Ефрейтор, - скверно.
Ну, лейтенант, ты, мля, вообще,
С ТОВВМУ, наверно?

- С ТОВВМУ!
- А, в общем, почему
Я так завёлся?
Я сам, дружище, из ТОВВМУ.
Не ссы, прорвёмся!
_________________________________________________________________________ * - ТОВВМУ - Тихоокеанское высшее военно-морское училище им. С.О. Макарова.
* - в Военно-морском Флоте все буквенные обозначения произносятся в соответствии с кириллицей. Любой, даже случайный, отход от этой традиции - повод для жёстких подколок и розыгрышей.

ХЛОРИРУЙТЕ, НАЧХИМ, ХЛОРИРУЙТЕ!

Не посвящённые во все стратегические замыслы высшего командования, члены экипажа тяжёлого авианосного крейсера “Минск“ ни сном, ни духом не ведали о том, что являются участниками грандиозного биологического эксперимента. То есть, помимо своей воли и без премиальных в тёмную исполняют роль собак Павлова. Остроту происходящему придавал тот факт, что всё это происходило на боевой службе в зоне оперативной ответственности бандитствующего 6-го американского флота. Эксперимент ставился не на крысах или собаках, а сразу на людях.
Учитывая трудности маневренного базирования, решено было поить экипаж опреснённой водой. Из неё же готовили пищу. Испарители ещё были в исправности, и воды хватало. В группе научного анализа среди представителей военной науки находился подполковник медицинской службы, кандидат медицинских наук, который и был идеологом всего этого безобразия.
Поначалу не очень-то и обращали внимание на некоторые появившиеся неудобства: подумаешь, вода невкусная (а когда она была вкусной на корабле?); подумаешь, шихта для восполнения минеральных солей не вся растворяется в воде, а выпадает в осадок и хрустит на зубах.
Но один отрицательный момент всё же волновал многих: эта вода категорически отказывалась правильно растворять спирт. “Шильная“ и водная фракции мирно сосуществовали, не пересекаясь, что разрушало годами отработанные застольные ритуалы, вносило эстетическую сумятицу в их стройное течение. Со временем интеллигентное помешивание прозрачной жидкости в стакане ножом или чайной ложечкой стало привычным атрибутом каютных званых ужинов и аперитивов. Правда, по возвращении на землю, выполняемые по инерции подобные действия в мирной обстановке вызывали удивление и живой интерес у представителей прекрасной половины человечества и отдельных штатских лиц.
Через два-три месяца у многих дёсны вспухали, приобретая белый цвет и кисельную консистенцию, корни зубов оголялись. Всё это приносило приличные страдания. Стоматолог Баханович колол в прямо в дёсны какой-то жуткий коктейль из алоэ, новокаина и других невыговариваемых медицинских ингредиентов. Видно зубодёр что-то с чем-то перепутал, потому что шишка после укола не рассасывалась неделю, и больно уже было не только жевать, но и разговаривать.
- Открой пасть! Ну, и чего у тебя там болит? Налицо явное улучшение!
На это самое лицо страждущего откуда-то нисходила благодарственная улыбка, которая, смешавшись с гримасой боли и ненависти, придавала выше обозначенному лицу вид чего-то среднего между физиономиями Карабаса и Пьеро. В той ситуации стоматолог на крейсере был вторым после Бога, и не любить его, пусть даже с фигой в кармане, было глупо и контрпродуктивно.
Но эти страдания посетят многих только в конце боевой службы, а пока мы, здоровые и счастливые, бороздили Средиземное море, разводя и запивая опреснённой водой...

Исходя из народной мудрости: доброе слово и кошке приятно, - моему другу-химику хотелось, чтобы и его когда-нибудь похвалили. А где он заработает похвалу-то эту? Должность у него такая, что отличиться можно только на войне да ещё при радиационной или химической аварии (чур, меня, чур!!!). Может, за заведование поощрят? Ага, щас, разбежались! У кого ещё такое заведование: салон и каюта командира, командирский коридор? Каждый день дерут страшным ...боем. Правда, на днях “отметили” на совещании командиров боевых частей и начальников служб при разборе первой артиллерийской стрельбы в Средиземном море.
Конечно, БЧ-2 - герои.
Остальным Командир по очереди руку жмёт:
- Спасибо, штурман, в точку вывел;
РТС и БЧ-4: целеуказание и связь - на высоте;
Куда б мы без хода и “холода“? механиков благодарю.
На руке химика фантазия Командира на мгновение “засушила вёсла“, но только на мгновение.
- И тебе, начхим, спасибо за то, что во время стрельбы УСВЗ* не включил.
Райкин, блин! Обидно всё же...
Обиды приходят и уходят, а дела стоят. Спать уже не мог, и так захотелось позаниматься чем-нибудь своим химическим.
- Пойду-ка я сам лично произведу замеры уровня радиоактивности забортной воды.
Один замер, другой, третий... Всё, как всегда: герои живут по другому адресу. Но что это? Не может быть!.. Ещё замер...Может!!! Стрелка чувствительного прибора настойчиво отклонялась вправо от показаний обычного радиационного фона.
Так что это? Кильватерный след атомной подводной лодки? Минуту ждать, а может, просто прибор сломался? Да какая, на хрен, разница?! Событие состоялось, и его суть должна быть немедленно доложена Командиру. А там, смотришь, страна узнает имена своих героев!..

Начхим нашёл Командира поднимавшимся по трапу в ходовую рубку в настроении - хуже не бывает. Несколько минут назад начальник медицинской службы доложил о наличии в питьевой воде каких-то кишечных палочек.
- Опять эта вода! - погружённый в эти невесёлые мысли, прямо на ходу, не останавливаясь и не вникая, кэп вяло воспринимал возбуждённый доклад догнавшего его химика.
- Товарищ, Командир!.. вода... обычный уровень... превышение..., - долетавшие вразнобой слова по больной теме заставили Командира остановиться.
- Успокойтесь, я в курсе, мне начальник медицинской службы уже доложил. Что могу сказать: хлорируйте, начхим, хлорируйте!!

____________________________________________________________________________
* УСВЗ - универсальная система водяной защиты.