нЕгрАм



На третьем курсе военно-медицинской академии им. С.М. Кирова (он, подобно великому инженеру и мореплавателю Дзержинскому, видимо был великим врачевателем))) идёт групповое занятие. Опрос по пройденной теме.

Тема звучит понятно только для посвящённых, а для людей нормальных - примерно так: кому, когда и какие лекарства назначают.

Паша Шиляев изволил спать и был уличён с поличным. Теперь он стоит перед взводом и тужится ответить на вопрос. Что-то по антибиотикам в случаях пиелонефритов, поносов и половых инфекций.
Одну из последних он недавно имел неудовольствие подхватить. Несколько дней ни ссать, ни спать не мог. Потом - чудо уколы и он снова может всё. И навёрстывает упущенное.
Тему не знает и не проснулся толком. Плывёт. Поэтому, и уши и глаза растопырив, пытается уловить льющиеся как из рога изобилия, подсказки. Только льются они шёпотом. А в ушах и без того шумновато.

Но он стоически пытается шёпот товарищей хоть немного осознать и потом это, уже осознанное и, по-сути, являющееся уже знанием, вслух поведать нарочито глядящему на весну в окно преподавателю.

Получается не очень.

Из последнего пойманного ухом произнесённого по слогам, поэтому с непонятно куда поставленным ударением «Не-виг-ра-мон» и «Нег-рАм», он выбирает первое и, почти уверенно, выдаёт его:
- невиграмон!
- та-ак. Хорошо. Ну а кому Вы его назначать будете? - не отрывая взгляд от окна.
И тут Паша, в порядке очерёдности услышанного, выдаёт второе:
- нЕграм!

Взвод выпал в осадок вместе с преподавателем.

Никто из присутствующих, кроме так и не проснувшегося Паши, даже не смел предполагать, что лекарства могут назначаться в зависимости от цвета кожи))))

_________________________________________________


*«Невиграмон» («Неграм») - Налидиксовая кислота (Nalidixic acid) - лекарственный препарат. Оказывает противомикробное действие. Активен в отношении кишечной, дизентерийной и брюшно-тифозной палочек и других возбудителей. Влияет на микроорганизмы, устойчивые к антибиотикам и сульфаниламидам.

На троллейбусной остановке


Это было в конце первого курса. Меня, активиста-самодеятельщика, командование снарядило в пединститут.
К девкам. Так и сказали.
Главная цель - организовать вечер отдыха курсов - нашего и ихнего. С танцами ну и так далее.
Снаряжен я был уже не в первый раз.
- И что бы это уже точно, Ковалёв! - пищал начфак.
Потому как уже несколько раз сначала в одиночном порядке, а потом и с "необходимыми" мне помощниками из числа сокурсников мы ездили «договариваться». Кроме одной полувстречи с какой-то леди ректором-проректором или как у них она называлась, дело почти стояло. Не цвело, как лужа грязная, а просто не двигалось. Потому что наши визиты заключались в дружбе организмами со студентками. Вот и всё. Мы им нравились, они нам - тем более. Всех всё устраивало. Кроме нашего командования.
Короче ехал я в этот раз, во-первых, один, без сокурсников, а во-вторых мыслил в правильную сторону. Потому как если начфак сказал, что посадит на губу, если к майским праздникам «ты не организуешь нам образцово-показательную случку», то всенепременно посадит.
Стою на остановке на проспекте Г-на, сразу через него от училища. Жду тринадцатого троллейбуса. Чтобы сразу до педа доехать. Маршрутки тоже есть, но они зигзагами едут долго. Да и платить в них надо. И как назло его нет. «Шестёрки» идут, а тринадцатого нету. Толпа уже немалая собралась. Замечаю на противоположном её конце армейского подполковника, из которого просто брызжет дурная аура и гневно сверкают очи его грозные.
А смотрит он в мою сторону. Я это чувствую и прекрасно понимаю всю подоплёку.

Я уже упоминал, что наше училище менее, чем на одну пятую состояло из нас, моряков, и были мы «детьми» нелюбимыми. И курсанты и командование. Лишь наш профессорско-преподавательский состав пользовался должным уважением со стороны армейцев.
Это выражалось во всём: праздничные большие наряды и караулы - моряки!; территория для уборки - морякам самая лицевая, чтобы было за что драть!; даже для подготовки к спортивным соревнованиям нас не увольняли в город, как курсантов-армейцев, зато потом драли нашего факера (а он, соответственно, нас) что мы как всегда в конце турнирной таблицы.
У многих армейцев неприязнь к морякам в генах. Не знаю с кого это началось, но ярким образчиком такой нелюбви, доходящей, порой, до неприличия, является Г.К.Жуков. Впрочем, я сейчас о весёлом.

И тут я «попался». Во-первых, я моряк - это уже повод придраться. Тем более я вот так вот нагло (неужели мог подумать, что я без санкции?))) прямо напротив училища стою на остановке. Тем более моряк. Даже если и уволен законно, то почему это днём в часы самоподготовки? Ещё и первокурсник! Да и вообще моряк!

Пыхтит. Медленно, кейсик держа за спиной, продвигается в мою сторону. Ща, сука, к чему-нить прие***ся.
Подходит.
- Товарищ курсант! - и сразу же, я, вытянувшийся во фрунт и было поднёсший руку к бескозырке, даже рот толком открыть не успел - что Вы тут делаете?!?!
И это всё, вроде бы просто строгим не очень громким голосом, но пол-остановки всё слышат, а кто не слышит - видит.
- Троллейбуса жду, товарищ полковник.
Он пару секунд сверлил меня взглядом, судорожно думал не знаю о чём. И выдал, так же строго:
- Ну так ждите его быстрее! - повернулся и, с чувством, видимо, исполненного долга, пошёл обратно на другой конец остановки.

Во мне, всё-же, погиб (пока ещё не до конца) гениальный актёр. Кто бы знал, чего мне стоило не заржать как это сделало полостановки!

Вернувшись из увольнения рассказал о произошедшем. Казарма стояла от смеха на ушах. А, после отпуска в сентябре в одном из журналов мы прочли этот случай, как мини-анекдот из военной жизни из трёх строк диалога. Кто послал, нарушив моё авторское право на него, «вычилить» не получилось. Ну и шут с ними...

Со «случкой» всё выгорело. На губу я не попал.

...по рассказам очевидцев тех событий и то, что лично помню я из детства своего...

Ноябрь. Время сумрачное, абсолютно непонятное, а, главное, застойное. Активизировались вампиры, улыбки чеширских котов, отпиленные рога бойцовых быков и сброшенные змеиные шкуры. И что-то как-то вспомнилось из детства, из времени строительства светлого будущего, до которого мы так и не дошли.

Экономика тогда была плановая. Это было хорошо. Но только до той поры, покуда в эти планы не вмешивалась политика. Ну никак тогда было невдомёк нашим сильным мира, что политическая воля может повлиять лишь на сознание масс или отдельного индивидуума. Но ни на законы экономики, ни на законы биологии она повлиять не может. Ну просто, не может и всё.

Но они пытались влиять. И зачастую получалось "по-черномырдински".

Первая половина восьмидесятых, совхоз «Мараксинский». Ещё не объявлены Горбачёвым те отмерянные для счастья 3000 литров молока от каждой коровы («а если же мы будем надаиуать больше, тохгда нам просто некуда еуо будет деуать»)* и бурёнок доят по-простому, как всю жизнь доили. И растят молодняк. И всё это дело, и молоко и мясо, а также и посевные площади (тут тоже партия командовала агрономами - когда чего садить и чем удобрять) - всё контролировалось из гор., рай. и обл. и прочих -комов. Председатель совхоза, как и все его соседи-коллеги, регулярно докладывал об успехах и достижениях председателю ближайшего комитета партии, тот выше, и так далее.

И вот до тогдашнего председателя Томского областного комитета партии Егора Кузьмича Лигачёва дошла информация о том, что в Мараксе, где всегда показатели были одними из лучших, суточный привес молодняка бычков за первые полторы недели их жизни вдруг оказался ниже обычного, а главное (!) - ниже определённого партией и правительством норматива. Непорядок! Егор Кузьмич лично вылетел на место, чтобы «пряников раздать».

Глубоко вникать в суть животноводческих вопросов он не стал. Задав пару вопросов типа «чем кормите?» и «почему ж тогда так?» и получив честные и закономерные ответы, Егор Кузьмич перешёл с нормального русского языка на партийный: стал задавать вопросы без ответов, например «а что прикажешь мне в Москву докладывать?» или «а может, сразу партбилет на стол положишь?» Итогом же начальственного визита в совхоз «Мараксинский» было его устное (естественно ж) распоряжение начать кормить бычков сенажом, чтобы привес молодняка привести к установленной норме. Благо его заготовили много.

Тут необходимо сказать, что я не являюсь большим знатоком вскармливания молоди крупного рогатого скота, но всем известно, что вначале телята сосут мамку. То есть цельным молоком питаются. Понедельно постепенно в их рационе появляется снятое молоко вместо цельного и вода на питьё, затем добавляют овощи, фураж, и только потом уже силос и сенаж. То есть грубость корма возрастает постепенно. Всё примерно так же, как и у людей, только быстрее. И чтобы не знать таких прописных истин Егору Кузьмичу, родившемуся и выросшему в крестьянской семье...

Попытались было сопротивляться, объяснить, мол, как же так, отец родной, рано ж сейчас-то переходить на грубый корм, нельзя пока. Но тут снова из уст елейных посыпались вопросы, ответом на которые могло быть лишь молчание.

Сложней всего это решение было объяснить работникам, непосредственно занятым кормлением и уходом за молодым поголовьем. Поэтому им ничего и не объясняли. Распорядились, как было велено, и дело с концом.

А конец у этого дела был не очень хорошим. Даже очень нехорошим он был. За те двое суток, что молодняк кормили сенажом, стали они прибавлять в весе и догонять собратьев из соседних хозяйств неизвестно, ну а к исходу третьего дня все бычки издохли. Другими словами: наблюдался их массовый падёж. Несколько сотен молоденьких двухнедельных бычков! А потом возникали глупые вопросы: а чего это у нас мясо в магазинах по талонам?

Ответ был прост и лежал на поверхности. Только озвучить его никто не решился.

А председатель совхоза тогда, должно быть, более всего пожалел о том, что доложил ситуацию честно, не исказив. Приписал бы чуток, и не было бы никаких проблем.

Если вы подумали, что мой вывод о талонной системе в стране лишь от того, что тогда был этот «лигачёвско-крупнорогатый» падёж молодняка, то напрасно. Просто случай очень конкретный и яркий. Можно сказать, образчик.

Показателен был и такой случай. Совершенно не продовольственный. Май 1979 года, только-только по Оби прошёл ледоход, отдельные льдины нет-нет, да предстают ещё людскому взору. И люди, всё ещё приходят на реку. Посмотреть-полюбоваться её величием. Обь - поистине великая река. В районе Колпашева, городе, где я родился и вырос, она ежегодно смещалась вправо по нескольку метров. То побольше, то чуть меньше. То в этом месте, то в том. Русло менялось и меняется до сих пор. Левый, пологий песчаный берег, в этом месте наступает, а правый, яр крутой, отступает, принося в жертву город по частям. Только на моей памяти рухнули под обрыв, где три, а где четыре улочки. Вместе с огородами и домами. Почти совсем упал школьный сад городской четвёртой школы, где когда-то училась моя мама. Когда я спросил у отца, много ли яра нашего колпашевского на его памяти ушло под воду, он загибал пальцы рук, произнося названия улиц, стадион, старую милицию... с его слов получилось, никак не менее полукилометра. Ну, а мы как раз о той самой старой милиции и поговорим. До того как стать старой милицией, это здание было просто милицией. А ещё раньше - НКВД. Про него десятилетия ходили жуткие слухи и, как в тот весенний день выяснилось, небезосновательно. Кто первый заметил страшную картину, неизвестно, да и не важно. То ли с реки, с уже вступивших в навигацию многочисленных в то время теплоходов, то ли с берега - ведь если смотреть на наш крутой яр, всегда завораживает. Тем более, когда сам стоишь, осторожно подходя поближе к краю и рискуя обвалиться вниз вместе с очередной земляной глыбой, и наблюдаешь этот самый крутой берег в полусотне-сотне метров вниз или вверх по течению. А картина открылась люду нашему следующая. В яру, на высоте трёх четвертей от уровня воды (высота яра у нас метров 15-20), на протяжении почти двух десятков метров прямой линией, где по одному, где грудой друг на дружке, подобно картинкам древних окаменелостей в учебниках истории и биологии, были вкраплены человеческие тела и кости. Черепа и рёбра, руки и ноги, а самое страшное - целые тела, хорошо сохранившиеся, мумифицированные, в сохранившей даже цвет одежде. Они иногда, по мере того как берег рушился в воду, как будто нарочито медленно чуть шевельнувшись, тоже падали следом. На картину эту люди приходили смотреть кучами, убегая с работы. Но зрелище было недолгим. На следующий же день председатель Колпашевского горкома партии доложил о ЧП наверх - председателю обкома. Егор Кузьмич прилетел на вертолёте, полетал над этим, уже пустынным из-за милицейского оцепления местом, и буквально сходу принял изумительнейшее решение. По его указке вплотную к крутому берегу, поминутно рискуя быть повреждёнными обрывающимися с высоты земляными глыбами, были подогнаны два большущих теплохода с мощными двигателями, которые, сменяя друг друга, в течение нескольких суток усиленно «газовали», «помогая» Оби наступать. Обрушили яр быстро и качественно. С глаз долой - из сердца вон. Правда, ещё две недели бригады «добровольцев» на лодках доделывали эту работу. Потому что ведь половина тел утонула либо была размолота в куски винтами теплоходов, а половина отправилась в плавание по течению. Жуткое зрелище. Мумии человеческие с отверстиями в затылках. Бригады эти, привязывая к телам ломы и кирпичи, топили их. А те, бывало, снова всплывали к свету белому. Как будто соскучились по нему за сорок лет под землёй.
И после этого молчок! Правда в полутора-двух километрах ниже по течению, на городском пляже несколько раз тем летом люди находили то, что сразу не успевало упасть на дно и заилиться, а какое-то время катилось по дну Оби, течение у которой довольно быстрое. Думаю, вы поняли, что за находки обнаруживались на пляже. Да-да, правильно, черепа. С которыми пацанва носилась по городу, надев на палки и пугая прохожих. А мумии всплывали иногда, то тут, то там в течение и этого и следующего лета.

А жителям тех нескольких деревянных двухэтажек, построенных в 30-40-х годах и вот так вот в одночасье обрушенных в воду, в течение этих нескольких дней дали жильё в новых пятиэтажных каменных домах. У меня одноклассник тоже так вот переехал. Точнее, родители его, сами-то мы тогда ещё в детский сад ходили.

Можно по-разному относиться к сталинскому времени, разговор то сейчас не об этом. Разговор о том, что во все времена как-то не было принято ни на могилах плясать, ни каким другим способом измываться над останками хоть врагов, хоть преступников. Конечно, в относительно цивилизованном обществе. Ну и за редким исключением. Что можно было предпринять тогда Лигачёву? Да и городскому главе? Почему-то как-то любят все не сами решать проблемы, а чужими руками и головами. Начальствующими ли или просто работяг. Ответы на вопрос могут быть различными, но, лично мне думается, что Егор Кузьмич тогда принял далеко не единственно правильное решение. По прошествии лет стало известно, что там указивки-то вроде как аж из самой первопрестольной были.

А спустя двенадцать лет, на огромный тополь, к тому времени изо всего более или менее большого стоящего и торчащего в том месте берега был прибит большой скелет из нержавейки. Как памятник о том, что здесь потом будет памятник. Священнослужители на открытии присутствовали и, конечно же, во всю перестраивающиеся тогда деятели горкома партии. Нас, школьников, водили классами. Сейчас этого тополя вместе с нержавеющим скелетом нет уже давно. Тоже в воду рухнул.

Если читателю покажется, что я тут с ехидной улыбочкой поддакиваю Парфёнову и прочим Сванидзам, «великим обличителям» эпохи Сталина, то тот ошибается. Я написал лишь только то, что хотел - не больше и не меньше.

Если начать рассуждать, то у вождя была куча минусов вкупе с множеством плюсов, которых так не хватает им, сегодняшним. Ещё неизвестно (и никогда не будет известно, потому что история не терпит сослагательного наклонения) что было бы, если бы те почти тридцать лет у руля государства был не этот горец, а кто другой. И разговоры о том, что он де лично подписывал списки на расстрел - пустое. Подписывал, безусловно. Но лишь малую часть. Всё решалось гораздо быстрее и прозаичнее, на местах. Почему я уверен в этом? Потому что верю своему отцу. А он, рано пошедший работать (как раз стране Хрущёвым вовсю теплело), неоднократно слышал и видел как работающий рядом, бывший сотрудник той самой старой милиции, как подвыпьет, так кричал: «Что?! Сталин?! Да здесь я был Сталин!» - и с этими словами хватался за то место на боку, где раньше наган носил. Вот как оно всё просто-то.

И сейчас не особо-то лучше. Реже и менее массово - да, но гораздо более неизбежно. Сейчас, в эпоху мобильников и прочих цифровых и не только штучек, не скрыться, не убежать как раньше, не спрятаться... И человека стереть - как два пальца. И никакая гласность тут никого не насторожит даже. Пример Пуманэ, думаю, вполне красноречив.

Я циник? Раб безмозглый? Может быть. Настроение не то, чтобы спорить.

Но давайте с вами вернёмся к нашим баранам. В смысле к языкам, в честь которых и назвал я то, что вы читаете сейчас. На дворе стояла одна из суровых сибирских зим середины второй половины восьмидесятых - разгар эпохи талонов. На масло, на мясо... потом и на водку. Так и жили.

То ли для поднятия общего тонуса трудящихся, то ли ещё для чего (а может, и вправду верил он в то, что говорил?) к нам по партийному напутствию приехал с лекциями профессор Томского медицинского института. Работников больших предприятий собирали в актовых залах этих предприятий, небольших же организаций, по нескольку в раз, усаживали в городском доме культуры. На этих собраниях тот томский профессор вещал народу (по-современному если, то втирал или лечил), что вообще-то мясо - не очень полезный продукт, кушать его нужно в небольших количествах. Поэтому и талонная система - благо и ни что иное, как забота партии и правительства о своём народе. К тому же мы все, как правило, переедаем, что ведёт к холециститам и атеросклерозам, застоям, шлакам и прочим камням. И что, вообще-то, стаканчика мороженого по калорийности и питательной ценности вполне достаточно для обеспечения взрослого организма необходимой для жизнедеятельности энергией на два часа. Вот так-то. А в конце лекции «о вкусной и здоровой пище» обычно давали задавать вопросы. Их задавали редко. Но в Колпашевском ССПТУ-2 один смелый нашёлся. Это был мой папа.

- А вот скажите, профессор, правильно ли я вас понял, что стаканчика мороженого мне вполне хватит, чтобы два часа работу работать?

В зале сдержанные смешки. Представляю эту картину. Папа ростом метр восемьдесят два и весом тогда за девяносто кэгэ, статный мужчина, единственный в училище забавы ради полную двухсотпятидесятилитровую бочку с краской ронял, а потом снова ставил. При этом ничуть не кряжистый, подвижный, боксёрско-шофёрское телосложение у него. А глаза такие детские при этом. Представили картинку? И вот такие вопросики он про мороженое задаёт.

- Да, вы совершенно правильно меня поняли, вполне хватит! - ответил лектор.

Тогда отцу было примерно столько лет, сколько мне сейчас. Такой же бесшабашно-пофигистический серьёзный клоун.

- А вы сколько дней у нас ещё пробудете? А то я вас к себе на выходные пригласить хотел.
- В гости? Простите, товарищ, но планом командировки визиты к частным лицам не предусмотрены...

- Да я как раз по вашей лекции, профессор, сначала хотел на ремонт машины пригласить в неотапливаемый бокс, да подумал - вам руки студить нельзя, вы ж, наверное, людей оперируете, жизни спасаете, а вот что если бы в субботку ко мне в гости пришли. Можно и в баньке попариться. А в воскресенье с утра встали бы с вами, по стаканчику мороженого бы скушали и пошли дрова колоть. Я намедни машину привёз. Через пару часов - ещё по стаканчику. И снова за колуны! Через два часа - ещё. Так вместе бы дружно-то, глядишь, и перекололи б все к вечеру, там всего-то десять кубов, как думаете, профессор?

Договорить отцу толком не дали товарищи по работе, усадили на место силком. А председатели и прочие члены партогрганизации училища уже давно шипели и молнии в его сторону пускали.

- Ты чего, Ковалёв? Кто тебя за язык тянул? Это же школьный товарищ и большой друг самого Лигачёва!!

В общем, впаяли папеньке моему выговор по партийной линии, что для него, рядового честного коммуниста, большим ударом было. Помню, как он переживал, капли пил, как мама ему говорила:

- Вовк, ну почему тебе вечно больше всех надо-то?
- Наташ, ну не мог я усидеть! Не мог! У-у-м-м-м... мороженое!

Матом отец никогда в жизни не ругался. Представляю, что бы выслушали те, кто объявлял тот выговор, и наслушались домашние, будь я на месте отца. Я без мата вообще не могу, разговариваю я на ём.

Тогда некоторое время для семьи буквально ребром стоял классический вопрос: что делать?
Ну да, слава Богу, улеглось всё, устаканилось.

А для разрядки обстановки добавить остаётся, что в то время в Колпашеве мороженого было не сыскать. В Томске - да, ну или в тех семьях, где мужчины на грузовиках в рейсы мотались, а в магазинах не было - только по праздникам завозили.

Вот супруга моя, к примеру, в детстве всю зиму мороженое ела без счёта, летом пепси-колу пила, а кукурузные палочки - круглый год. Потому и говорит мне, что я ничего слаще морковки не ел.

А ещё она икру осетровую ложками трескала. Потому как тесть мой, кроме профессии своей - шофёрства, весьма охоч был до охоты разной. На зверя, на рыбу, на женщин... ну да об этом пусть супруга сама мемуары пишет)))

____________________________________________________
* ну никак лучше я Горбачёвский акцент не могу «изобразить»

За пайком ездил

Родное министерство долго думало, что делать с пайками нам, служивым. Много лет стоимость сутодачи была определена в двадцать рублей и ни честность (ой, о чём это я?), ни экономический расчет, ни здравый смысл, ни куча проигранных судов не могли никак сдвинуть ситуацию с мёртвой точки.
Потом вдруг пайковые деньги отменили совсем. Вроде как увеличили на эту сумму оклады по воинским званиям. Через некоторое время, почти сразу, опомнились. А как быть с теми, кто на кораблях служит, кто из полевых выходов не вылазит, кого в госпиталь лечь угораздило? Короче, вернули паёк натурой некоторым категориям военнослужащих, однако перестарались немного))).

В плане того, что его вдруг, ни с того ни с сего, определили «почти насильно» получать военнослужащим, проходящим службу в районах Крайнего Севера. А это как раз я и есть. Со товарищи, конечно же. Создали, таким образом, правители сами себе боль головную. Почему? Да потому что одно дело, когда реальная часть, у которой нормальное снабжение. Но есть такие как мы. Скажем так, не-нормальные. С одеждой-то худо-бедно вопросы всегда решались. А вот с продуктами что делать теперь...

С теми, кто «на земле», понятно, а с нами, «островными», как быть? На нашем «острове» вот, к примеру, пять офицеров. Командировки редки. Да и то как в песне: только самолётом можно долететь. Или по зимнику, который у нас порядка четырёх месяцев длится. Но пока он, зимник, то есть, встанет, проходит больше чем полгода. За это время на нас, на пятерых, «набегает» больше двух тонн коробок, ящиков, мешков. И всё богатство это нам полагается «за счёт государства на человека в сутки». Ключевые слова в этой цитате постановления правительства: за счёт государства (считаем, что подчёркнуто).

Короче, доставить эти тонны до «потребителя» стоит кучу денег. Которых, в свою очередь, никто выделять не хочет. Ну да эта проблема в отечественных Вооружённых Силах непобедима.

И придумало родное правительство эту проблему себе как раз в период, когда начало нас усиленно разгонять и, как следствие, квартирами нас обеспечивать. Вот дадут квартиру сокращённому офицеру «из островных» в феврале, пока туда-сюда, отпуск отгулять, зимник-то и рухнул. И вновь встанет лишь к новому году. А как исключить из списков необеспеченного-то?
Ну, да ладно. Не об этом сейчас.

В конце декабря того года, с начала которого нам получения продуктов вменили в обязанность, коллектив снарядил меня за ними. Первая половина пути обычная - с несколькими призывниками лечу в Ханты-Мансийск, потом на сборный пункт в Пыть-Ях, потом медкомиссия у них, ну а уж потом непосредственно пайкополучение.

Обратный путь - как придётся. Пришлось так, что с Нягани призывников возят в Пыть-Ях большим автобусом, который обратно порожняком катит. Туда промеж сидений и в проход нагрузил причитающееся нам и на нём же в эту самую Нягань и двинул. Хотели временно сгрузить всё прямо в военкомате Няганьском, но, попив чаю и сделав «звонок другу», отправился я в Приобье. Дежурному дано указание и мой фэйс продемонстрирован, мол, часа через полтора-два я вернусь и на диванчике заночую до утра. В Приобье в школе олимпийского резерва один из залов под ремонтом, прохладно в нём - как раз что нам и надо. Сгружаю всё в этом спортзале с тем, чтобы потом, как дорогу через Обь откроют, забрать и возвращаюсь обратно в Няганьский военкомат. И ведь, как умный, в сумку-баул, я, с расчётом, чтобы не было перегруза в самолёт, набил банок, пачек и пакетов, которые россыпью были.

Всё шло хорошо до того момента, как я в полночь ступил на порог покинутого мною два часа назад здания военного комиссариата.

Дверь заперта. Естественно. Звоню. Пьяный голос: кто?
- я, Захарыч, я. Открывай давай.
- кто я?
- Захарыч, ядрышкина кочерыжка, я это! Майор Ковалёв! Не признал, что ли?
- Я вижу, что майор Ковалёв. Что вы хотели?

Надо сказать как-то даже в тупик ненадолго такой вопрос меня поставил.
- Как чего? Ночую я у тебя. Забыл уже?
- Никаких указаний не было...
- Не еби мозги, Захарыч! Холодно же.
- Молодой человек! - елейно так - покиньте пожалуйста территорию воинской части. Иначе я в милицию сейчас позвоню.

Набираю мобильник Аркаши, зама военкома, отключен. Ну да. У него ещё в автобусе батарея села.
Пиzдец, приплыли.

Звоню своей дежурной, объясняю ситуацию, она по прямой связи звонит «коллеге», что-то говорит, звук домофона и снова голос Захарыча:
- Я же попросил вас, молодой человек, здесь не стоять!

Делать нечего, с сумками наперевес и упавшим настроением выбрел за забор. Прямо как по Лермонтову: выхожу один я на дорогу... ну и далее по тексту.

Стоит отметить, что военкомат в Нягани находится не как у всех, а в промзоне. На отшибе.
Темнота, ни машин, ни маршруток, редкие фонари. Я, старый майор, слегка вспотевший во время разгрузочных работ, у меня сумки весом двадцать кг и минус тридцать шесть за бортом.

Прошло минут, наверное, двадцать. Ни одной машины не проехало. А я даже в какую сторону идти, чтобы в город, а не «дальше в лес», не знаю. За это время провёл пару раундов боя с тенью и повторил одиночные строевые приёмы в движении. Чувствую, что надолго меня не хватит. Всё равно придётся упасть и замёрзнуть.

Хотел позвонить 02, но с мобильного никак... И тут меня осенило! Набрал 911 на мобильном. Хотел настроение поднять себе. А трубку взяли...

Как смог, на пальцах, объяснил по телефону девушке-сержанту ситуацию. Въехала не сразу, два раза перезванивала. Но в результате за мной приехал наряд милиции и отвезли меня в гостиницу подешевле. Похохотали.

Наутро мне позвонил Аркаша, а ближе к обеду и сам Захарыч, слёзно прощения просили за прошедшую ночь.

Года два эта история ходила анекдотом, потом поутихло.

Захарыч, если у меня в Нягянь дорога лежит, всегда теперь на своём личном авто встречает-провожает.

Об аттестации

Её проводят, как правило, раз в пять лет. Иногда чаще - перед увольнением там или переводом. И через год после вступления в должность. Иногда и по другим поводам. Всё расписано и регламентировано. И приказ министра есть соответствующий*.

Представляет она собой, в общем-то, характеристику. Побольше, пообъёмней и, как правило, позначимей в судьбе военнослужащего, чем обычная характеристика. Но основной смысл тот же, а принципиальная разница лишь в том, что подпись после этой характеристики не одна, а много. Сначала непосредственного начальника, а потом целой аттестационной комиссии. И вопрос, как это часто у нас бывает, совсем не в том, что большая (если не вся) часть комиссии самого аттестуемого знать не знает и в глаза не видывала. Но, как говорится, порядок быть должОн! Формат аттестационного листа - А3.

В остальном же, как я уже и говорил, всё как в обыкновенной стандартной характеристике. Те же обыкновенно-стандартные дежурные фразы: «за время прохождения... зарекомендовал себя... на критику реагирует..., знает..., руководствуется... тайну хранить умеет...».

Иногда фразы меняются. Это чтобы было видно, что в штабах тоже не без дела сидят. (Многие помнят ведь, что наставление (инструкция) по делопроизводству в Вооружённых Силах РФ отличается от него же в СССР практически только тем, что придумали «Утверждаю» из одного угла в другой перенести. Из левого в правый. Мо-лод-цы! Работают!).
Или было: «военную и государственную тайну хранить умеет», стало: «способен обеспечить защиту сведений, составляющих государственную тайну».
В общем, не зря хлеб едят)))).

Пролежав (почему-то вышестоящие кадры именно так сказали мне при телефонном разговоре) в должности год, я, как полагается, должен был подвергнуться аттестации. Как раз об этом мне и напомнили. Сел было сочинять на себя отзыв, то есть ту самую характеристику, а потом подумал: а чего голову ломать? Это ж не войска уже. В военкомате (это тут я уже год) ведь есть компьютеры! А у них есть память. И в этой самой памяти, конечно же, есть отзывы в аттестациях на офицеров и прапорщиков. И на тех, кто служит ещё и на тех, кто уже уволился или перевёлся. Выбирай - не хочу!
Быстренько сообразив из нескольких одну на себя любимого, пошёл на подпись к комиссару. У него кто-то был, присел в приёмной, жду и глазами пробегаю по недавно отпечатанному: !!! - согласно отзыву, я, как и положено нормальному офицеру, на критику реагирую правильно, но делаю в связи с этой критикой, почему-то не соответствующие выводы, а вводы! Тоже, само собой, соответствующие. Вот это косяк!
Побежал к себе, срочно перепечатать, добавив «Ы» куда надо. И обнаружил, что у нас у всех военнослужащих до меня реакция на критику была аналогичной: все делали вводы там, где должны были бы делать выводы.

Так как слово «ввод» в русском языке есть, и в приложение офиса Майкрософт Ворд оно, по всей видимости, введено, то компьютер, при просмотре его не подчёркивает ни красным ни, зелёным. При беглом взгляде этого не замечаешь и в печатном варианте. Поэтому единожды описАвшись, из года в год это повторялось, и никто на это внимания не обращал. И на протяжении уже нескольких лет все мы не выводили, а вводили. И аттестационные листы подписывались комиссаром и членами комиссии в областном военном комиссариате.
Просмотрел все личные дела - у всех так.
Смех истерическо-гомерический. Исправил, перепечатал, вернулся в приёмную. Когда спросили куда убегал - сказал. Похохотали вместе.

Из аттестации старшего прапорщика Микерова А.Ю.: «...реагирует болезненно, но делает правильные вводы...»