О наркомании в офицерской среде...

Внешность у Щелкунова была моложавой. Даже детской. Прибавьте к этому негромкий голос, маленький рост, врождённую скромность и получите портрет.

Когда известие о получении очередного воинского звания «капитан»(!) застало его, лежащего в госпитале с аппендицитом, и появилась срочная необходимость обмыть звание с соседями по палате, он, накинув госпитальный халат, сходил было до ближайшего магазина, потом до другого...ни в том, ни в другом водку ему не продали.
- Спиртное только с двадцати одного года!
- Дык...
- Паспорт покажи.
Паспорта с собой не оказалось.
- А сигарет можно?
- А восемнадцать тебе уже есть? Точно?

Правда и выпивал то он не по-взрослому как-то. Не особо нравилось это ему, да и пьянел очень быстро - сообразно своему весу и росту.

Приехавши к новому, как ему тогда казалось, спокойному месту службы он, как это водится, накрыл поляну. Небольшую, так - поляночку. Военных то в военкомате шесть душ всего вместе с ним. А тут как раз двух зайцев одним махом - и за прибытие и за звание. Надо сказать, что в этом маленьком городишке ему на счёт продажи спиртного никто никаких вопросов не задавал, хоть и пошёл он до магазина не в новых майорских погонах, а в спортивном костюме. На само действо, понятное дело, переоблачился в форму.

Офицеры и прапорщик, новые сослуживцы Щелкунова, оказались на редкость душевными людьми. По крайней мере, так поначалу показалось. Предлагали помощь в работе и переезде, звали на рыбалку, обещали завтра же сводить-показать все достопримечательности и злачные места города. Шутили наперегонки. Даже самый старший из них, военный комиссар, был мужик простой. Не запанибрата, конечно, но и без чванства и высокомерия - именно старший товарищ.

Но что-то, всё-таки, немного напрягало. Чувствовалась какая-то особая кастовость в этом небольшом коллективе. Что-то, видимо, важное и интересное, возможно даже тайное, их объединяло и сплачивало. Наверное, со временем, он тоже станет посвящённым в это. Вот сейчас вольётся в коллектив, сработаются...

Возлияние происходило, как это обычно бывает - с рассказами-распросами о службе друг друга.
- А что, Дмитрий Николаич, - сказал, чуть приобняв, прапорщик, - я гляжу, - ты мужик что надо. И по разговорам и за столом. Мы так тебя и курить научим.
- Да я, вообще-то, умею, - объятья прапорщика, с которым только что познакомились, на мгновенье показались чем-то диковатым и несуразным, панибратско-фамильярным, но своё слово тут же вставил военком:
- Александр Юрьич - мудрый прапорщик. У него, Дмитрий Николаич, есть чему поучиться.
- Коль умеешь - хорошо. Научим и более сурьёзным вещам, - прапорщик как-то заговорщицки подморгнул ему и улыбнулся непростой какой-то улыбкой.
Щелкунов удивился сначала. Но небольшое застолье потекло дальше и от обилия алкоголя и общей душевности происходящего удивление быстро сошло на нет. Но не надолго.
Все как-то вдруг переглянулись, снова в их взглядах была какая-то тайна, немного отсели от стола, пооткидывались на спинки стульев.
- Что, Андрей, опять?
- Да. Похоже, снова ломать начинает.
С этими словами высокий стройный, но какой-то бледноватый, молодой майор отодвинулся к стене, засучил рукав, достал шприц, наполнил его какой-то гадостью и ввёл себе...
- Вот, майор, смотри, - из-за плеча раздался голос мудрого прапорщика, - ты следующий.
Мир перевернулся в одно мгновенье. Перед глазами появился какой-то туман, даже сидя на стуле стало тяжело держаться вертикально. Взгляд Щелкунова нашёл глаза военкома.
- Константин... - начал было жалобно он.
- А ты как думал, майор, - на этот раз уже не особо дружески ответил комиссар, холодно улыбаясь, - здесь у нас так. Мы все через это прошли. С волками жить - по волчьи...

Щелкунов сполз со стула в нокаут. Раньше, в случае чего, красавицы падали в обморок. Как это называется сейчас у майоров - не знаю. Наверное, так же.

Похлопали по щекам, дали нюхнуть нашатыря.

Немного оклемался.

Ужасное чувство щемило грудь и сосало мозг. Как же так? Куда я попал? И это офицеры? Наркота! Хотелось куда-то бежать, повеситься, застрелиться, утопиться!

Но этого не произошло.

Потому что ему быстренько объяснили одну простую вещь. У Андрея Николаича - сахарный диабет. И он, периодически, инсулин себе колет.

Их бин пошутить...

Мичуринские методы озеленения территории

Начальник политотдела полка подполковник Мичурин, побывав в «столице», проникся навязчивой идеей облагородить живой изгородью если не всю деревню, так хоть расположение полка.

Долго ли, коротко ли, но наконец в полк привезли кучу кустов, которых, по расчету «ботаника» (после этого случая эта кличка приклеилась к начПО навсегда), должно было хватить на периметр плаца. Его ликованию не было предела! По его приказанию с каждого подразделения было выделено по бойцу-дембелю (непростительная ошибка!), а старшим над ними назначен, естественно, толковый перспективный офицер, задумавший переводиться в другую часть (ещё одна ошибка!)
Впрочем, в морской пехоте на кого ни ткни, все толковые.
Условие поставлено жёсткое: как живая зелёная изгородь вокруг плаца возникнет, так матросы - дружно домой, а перспективный офицер - куда хочет.
А пока вроде как долг Родине до конца ещё не отдан.
Сам же Мичурин, тем временем, стал думать о добыче ножниц-секаторов для облагораживания изгороди. После того, как та заколосится. Стричь же будут ротные цирюльники! Это показалось логичным.
С первой попытки уйти на дембель команде старателей не удалось. Потому как при попытке проверить крепко ли кусты вкопаны, этой самой проверки не выдержал ни один из них. Знамо дело: земля-то в Приморье сплошь камни, никто и не старался глубоко садить.
- Я не понял! Отвязаться от меня хотели, что ли? Незачёт!
И команда снова взялась за работу. Почти без сна и отдыха. Даже руководить почти не надо было - дембеля старались, не покладая рук и не жалея сил.
И вот снова представление зелёной ограды. Зачётное.
Ни один куст, как ни старался Мичурин-ботаник, не поддался. Глубоко сидят! Хоть дедка за бабку тяни!
- Ну вот! Теперь видно, что работали с душой! - возликовал начПО.
И все остались довольны.
Матросы, радостные, отправились по домам.
Перспективный офицер с благодарностью от начПО в служебной карточке перевёлся далече. И тоже, естественно, радовался.
Сам же Мичурин, самый радостный из всех принимавших участие в насильственном озеленении родного полка, укатил в очередной отпуск на родину.
Через два месяца после возвращения живая изгородь ему показалась какой-то не совсем живой. Не колосилась она, как задумывалось изначально.
А чего бы колоситься кустам без корней?
Корни-то обрублены были и выкинуты подальше с глаз долой. А сами кусты были намертво забетонированы. Бетон присыпан землицей.
Я пришёл служить в это место лет через десять после случившегося. Полка уж не было. А сухие ветки, похожие на малину, так и торчали из забетонированной траншеи...