Вчера был на митинге, посвящённом Дню памяти и скорби.
Поговорил с единственным присутствующим ветераном войны Зекуновым Николаем Матвеевичем. Мы с ним кирюхи четыре года как. Он всё про дочку мою младшую спрашивает, внучкой называет. Сказал ему, что на Азовское море поедем - он дал приказ (а слова такого человека я только так для себя расцениваю): набраться солнца и тепла там и привезти ему немного. Сделаем, без разговоров! Только вот за прошедшие полтора месяца «сдал» он заметно...
...............................................
Полтора месяца...много это или мало?
За это время один из них ушёл навсегда...
Старший мичман в отставке Александр Дмитриевич Томилин, добрейшей души человек был. 15-го мая ему исполнилось восемьдесят восемь. Полутора неделями раньше мы были у него, как обычно с Витькой, оба при параде. Ещё с собой Влада Савича взяли, это художник с краеведческого музея. Очень интересный дядька. И рисует и гравюры делает и фотограф классный, герб нашего города тоже он придумал. А ещё фото-дневник пишет, поэтому и пригласил его на «вакантное» место в «Патриоте».
В этот раз он был сам не свой, совсем не слышал ничего, взгляд не с нами, от «фронтовых» граммов отказался.
А год назад...заходим - он уж при параде.
- Здравствуйте, Александр Дмитрич, Вы уже готовы?!
- А чего мне готовиться?! Я всегда готов!
Он и правда всегда в белой тужурке ходил со всеми медалями.
И пропустили мы тогда по паре рюмок. И смотрели фотографии грамоты. И заходили в комнату к его супруге, которая уже была не ходячая. Она рассказывала нам, как шли по пустыне Гоби. Рассказывали о том как познакомились друг с другом (оба друг друга Сашеньками называли) в начале осени 1945-го, когда «капитуляцию Японии подписывали на крейсере (имеет ввиду линкор «Миссури») - мы все стояли на «товсь», она ж у меня солдатка (хохочет)!».
Александра Яковлевна, после продолжительной болезни, ушла от нас 9 марта. Вот похоронили и его, когда-то весельчака, каких поискать.
Ну а к первому, перед ним, как всегда - это уже традиционно, заехали в Казым к Задорожных Виталию Фёдоровичу. Ему почти девяносто три.
Дома внучка сказала нам, что он в Белоярском, в «Милосердии» (дом престарелых). Удивлены. Ведь ещё год назад он со смехом отвергал эту перспективу.
Когда приехали - не поняли узнал он нас или нет. Глаза совсем плохи, в новой операции отказывают из-за возраста. Говорит, что хочет попасть к Путину, «чтобы он дал команду». Хочет дед жить в комнате не один, «как вот Зекунов живут». Марина Александровна, директор, объясняет что это невозможно. Какие-то там к них есть документы, регламентирующие кому с кем и как у них размещаться дОлжно.
А год назад...
Приехали к нему и не застали дома никого, поехали было по деревне поискать - вот он, идёт уже домой. Говорит, что в амбулаторию ходил, «...поговорить да давление померить...».
Хоть и постарел заметно, что не мудрено, но в разговоре, выпив глоток водки, он вспоминает урывками о том, как ему довелось хоронить генерала Черняховского, многое из того, что мы уже слышали, а из нового что - напишу после. Почему - тоже после. Тем более, что он это повторял, так получилось, нам не раз в тот день.
Много чаще, чем всегда, ветеран стал говорить о своём здоровье, о дочерях, о жене. В прошлые разы линия разговора куда веселее была. Однако какой-то стержень в нём оставался. Мнения были чётко однозначны и выверены, никаких сомнений в своих суждениях...
- Вот не надо, ребята, доживать до моих годов, тяжело это. Мне врач...хороший врач сказал, что не надо бы операцию на глаза делать. Могут ещё лет десять прослужить. А мне больше-то и не надо, - улыбается, почти хохочет и продолжает - А я с молодыми врачами договорился, и сделали всё же мне на этот глаз! Только капать теперь надо. Может просветлеет. Пока не светлеет.
Позже от социального работника мы узнали, что ветеран прошедшей зимой автостопом(!!!) добрался до Ханты-Мансийска и обратно вернулся уже прооперированным. Назад-то на самолёте уже, с сопровождением, а сначала-то его было потеряли!
Вот это дела!
- А после Победы уже повезли нас на Дальний Восток, с японцами воевать. Вот тут-то натерпелись такого, к чему не привыкли! У нас ведь дальность выстрела на сорок километров, а они нас с километра с сопок обстреляют, а нам-то и ответить по-нашенски никак. Обидно было. Но стояли до последнего! И вот скажу я, что японские люди сильнее фашистов. Настойчивее, дисциплинированнее.
- Ну а наш-то, русский, ещё же лучше! - вклиниваемся мы.
- Это даже не подлежит никакому сомнению! - говорит как по писанному дед (полвека проучительствовал). Ведь и до 227-го приказа Сталина все мы были молодцы! И этот приказ даже не всеми нами был принят всерьёз (мы удивились, но я цитирую записанное на диктофон!), потому что мы и без этого назад не пятились. И на всю жизнь это во мне сохранилась слава о советском человеке! Ведь и не только военные - все, от маленьких до стариков принимали участие в этой страшной войне, отдавая всю жизнь для победы! И можно не стесняясь награждать каждого настоящими орденами.
Слушаем его жадно, он - если не икона, то живая легенда!
Старик сетует на телефон, дескать ему-то звонят - нормально. А самому - никак, цифр не разобрать, глаза плохи стали.
- А как скучно станет, я тогда город езжу. Там у меня друг в доме престарелых, Зекунов Николай Матвеевич, знаете его? Даже пожил там немного, с неделю или полторы, но сбежал. Скучно там мне без котика моего, Мурзик-то (собачка) пропал куда-то. Да и голуби у меня, кто за ними присмотрит.
Это такой тип людей. Им всегда нужно о ком-то заботиться. Поэтому и не может усидеть на месте, как большинство.
Однако ж и ему забота нужна.
- Старики любят, чтоб их похваливали, как детей. Им это приятно. Вот, Вы там-то отличились...любят чтобы их не забывали. А трудно уже жить. Тяжело. Хорошо семьёй жить, а мы с женой...не контакт у нас. Это глупость, конечно, но...лежит видите ли и ничего делать не хочет. И мне сказала: «Знаешь что, иди ты к такой-то матери!». Чуть не шестьдесят лет с ней прожили, всё хорошо было, а тут задурила...что это за женщина, которая лежит в основном?! Если я, мужчина, в дом пришёл - меня ж надо встретить. А она лежит, устала, говорит. Мне так не надо! Вот у средней дочери живёт теперь.
Самые разные мысли в головах наших копошатся.
А в «Милосердии» нам тогда поведали, что Виталий Фёдорович предлагал какой-то старушке в одной комнате жить. Причём все в курсе, что с женой у него нелады. Хихикают, что дескать, старуха его младше на десять лет, а эта - на шесть - мол, поопытней выбрал себе.
Что тут сказать...вспоминается фраза из одноимённого же фильма: «старички вы мои разбойнички».
А в завершение, мы как всегда отпустив водителя с машиной, садимся за стол с беседой к Зекуновым.
Как они рады были, деды, что их вот так вот поздравляют люди, навещают. А Николай Матвеевич нас ждал. Каждый год ждёт.
Перед ними заехали к Руфине Петровне - ещё одну бабушку-ветерана привезли сюда внуки из Екатеринбурга. Но у неё мы совсем недолго...не помнит она толком ничего, слабенькая. Вот только диким показалось нам то, что хочет она и попросила нас посодействовать устроиться в дом престарелых...нехорошо на душе...
Только сели у Зекуновых - стук в дверь. Задорожных уже «нарисовался». У нас вообще так с ветеранами, их всего тогда три было уже - увидел - подвёз. Вобщем не усидел Виталий Фёдорович, тормознул машину и в город примчался.
И вот тут мы, изредка отправляя в себя рюмку, только слушаем и душа оттаивает. От разговоров их. От доброты этих стариков и жизнерадостности. От их жизнелюбия...
- В Кенигсберге мы буквально отъедались. Делали щупы и искали..консервы..выпивка. Находим..а вдруг отравлено?! Ведь предупредили же нас - возможно с ядом «подарки». Вот один выпьет. Сидим ждём. Не выдерживаем - смотришь живой не падает и на-ча-лоось тогда! (деды хохочут).
- Я ведь в тяжёлой артиллерии служил. А Вы?
Очень интересно наблюдать, как старики друг друга на «Вы» называют. Причём всегда так - в начале разговора, а потом уж по-свойски.
- А я...матушка-пехота! От начала до конца!
Пока сидим, его супруга, словно молодая суетится по кухне.
- Садись, бабуля, посиди! Послушай наши разговоры!
Она присаживается, но долго не выдерживает. Глядь - снова тарелку какую-нибудь несёт.
- Она у меня сегодня дневальная!
Хохочем хором.
Поражаемся молодцеватости Матвеича. Когда водка решила не литься (горлышко с дозатором) - он сходу назвал «пароль»:
- Моя фамилия Зекунов!
В памяти, даже с диктофоном, многое становится неразборчивым. Или через год кажется не очень нужным...
- Помню как мы плакали..все! тридцать человек! Женщины! Всех вырезали ножами без единого выстрела! (это он про финнов).
Орудуя вилкой, констатирует:
- А рука-то левая у меня пошустрее правой.
- Калеки вы, калеки, - улыбаясь говорит Таисья Петровна
- Молчи, бабка! Мы - гвардейцы! А гвардейцы не сдаются!
Всем весело.
- Я за границей мало кого видел. Поляков только, немцев, финнов, немножко шведов и чуть-чуть датчан...и последнее место службы у меня - остров Борнхольм. Десятого мая нас построил командир полковник Полувёшкин и с ним начальник политчасти полковник Перепёлкин. И сказали нам - война кончилась. И никто не поверил сначала. Хоть и все ждали уже. А уж через пять минут мы стреляли вверх у кого их чего было. Все радовались, все!!
Смотрим на них и, кажется, они там снова. Такие яркие переживания у них сейчас.
- И каждый почти имел свой аккордеон. Трофейный. Начинаем выпивать. Выпили. Давай плясать. Стук от сапог порядочный - половицы шатались. В пирамиде автомат и упал, стукнулся прикладом, затвор сработал и он как на живот лёг. С правой деривацией - он же сам вправо и поворачивает. Все на нары легли и замолкли. Показалось нам тогда, что долго стрельба шла - хохочет Фёдорович - а какой долго то? Это ж секунды! И потом хохот - над собой и над своей глупостью. Запомнилось на всю жизнь. Нас человек двадцать не нарах, а он стрелеяет. Потом все думаем, ну что ж не могли что ли подойти, попрыгали на койки, как цыплята...
Деды хохочут.
- Бабулька у меня замедленного исполнения. ей только 87-й год - молодая ещё, - шутит Матвеич, а у самого столько теплоты во взгляде.
Ну и как водится между всех мужчин, немножко и не зло, но каждый в разговоре немножко, как кулик-патриот, похваливает «своё болото», и вместе же хохочут, похлопывая друг друга по плечу:
- ...Только залп и через 6-8 минут немецкая авиация начинает нас долбить. Все разбежались, кто на своём ходу. А нам куда? Никуда. Вот и не было пулевых ранений, только осколочные и контузий много.
- А я тебе говорю, что пехота - самый грозный род войск! Пока пехота не пришла - не закончилась война! Артиллеристы стреляют бог знает откуда, танкисты - приехали и уехали, самолёты - прилетели и улетели, а пехооота-матушка - царица полей! Запомни, если ты ещё забыл!
И к нам:
- Старше себя по возрасту, а вот учу!
И продолжает:
- Ну не живой бы человек - кто бы там заключал перемирие? Танк что ли?)) Так что артиллерия твоя, конечно, бог войны - пусть она будет богом, а пехо-ота, брат - царица!
Это всё было в прошлом году...я бы сказал что весело и довольно хорошо.

А в этом году - грустно.
И снова так захотелось со своими дедами поговорить..а никак...

Публикую с разрешения автора - капитана 1 ранга запаса Афонина А.А.


Земляки


Курсант первого курса «Поповки», впрочем, как и остальных «систем», представлял собой довольно жалкое зрелище:
-во-первых, слегка лысоват
-во-вторых, немного трусоват
-в-третьих, постоянно зажат и чем-то напуган.
Это, что касается внутреннего мира курсантика. Дополнением же сему образу служил внешний вид вчерашнего маменькиного сынка, посвятившего себя будущей суровой морской службе. Итак...
Ботинки - «прогары» (корабельная обувь матросов), весом под шестьсот граммов каждый; форменка «фланелька», похожая на старинный русский зипун; флотские брюки, напоминающие казацкие шаровары. Тельняшка, застиранная до дыр. Если сверху ещё нахлобучить бескозырку, которая норовила сползти на уши, то перед вами полный законченный портрет будущего героя-подводника или бравого надводника (кому как повезет в будущем). Представили! А кое-кто и вспомнил себя любимого. Недаром, первый курс назывался «Без вины виноватые». Как же такое «чудо» получалось из вчерашнего школьника? А вот так.
Как у хорошей хозяйки, ни одна тряпочка не выбрасывается, так и у наших отцов-командиров-интендантов, все изношенные старшими товарищами предметы формы одежды уходили на реставрацию в мастерскую. Далее по наследству передавались первокурсникам. На «фланельках» зияли заплаты, похожие на бухгалтерские нарукавники. У флотских брюк (на самой, извините, заднице) появлялась огромная заплатка. В «народе» её называли телевизором. В итоге получался первокурсник «для внутреннего пользования», то есть вышеописанная модель применялась только в стенах «системы». В город-то мы выходили одетые «с иголочки», поэтому наши знакомые девушки не видели никогда подобного убожества.
Офицеры и преподаватели, которые имели с нами дело ежедневно, на наши позорные «регалии» не сильно внимание обращали, главное для них было - качество наших знаний. Другое дело высший командный состав училища...
Для нас адмиралы: начальник и его заместитель были «небожителями», видели мы их только на парадах, да из окон аудиторий, когда они в тиши от курсантской суеты обходили свои владения. Естественно, глядя на нас с трибуны, во время прохождения воспитанников торжественным маршем, они и понятия-то не имели о заплатках и «телевизорах». Тем не менее, одному из них (заместителю), пришлось воочию познакомиться с творением училищной швейной мастерской, а «моделями» при этом выступили два «салаги»-первокурсника: ваш покорный слуга и друг его курсант Довбыш Володька.
Учебные классы и специализированные лаборатории училища были разбросаны по многим корпусам, переходы между которыми занимали достаточно много времени. А ежели курсант задерживался на перемене..., а вышеназванный первокурсник мог ещё и потеряться в этих коридорах и переходах. Короче говоря, чтобы не опоздать на очередную лекцию, надо было затратить немало физической энергии. Как правило, курсанты избегали переходов, а тем более перебежек через, так называемый, «адмиральский коридор», в котором располагались кабинеты «небожителей». Как назло, два выше упомянутых товарища, задержались в одной из аудиторий (конечно же, я уже не помню по какой причине), и для сокращения времени «перехода», вынуждены были перебежкой миновать этот чёртов «адмиральский коридор». Да, не тут-то было.
Прямо перед носом бегущих друзей открылась массивная дубовая дверь, и путь «торопыгам» перекрыла солидная, статная, высоченная фигура контр-адмирала Токаря - заместителя начальника училища. Недаром я начал с того, что первокурсники были, не столько лысоваты, сколько туповаты и тормознуты. Случись эта встреча на втором и далее курсах, друзья и не подумали бы останавливаться на крик даже САМОГО ГЛАВКОМА! А тут, два «салажонка» остановились, как вкопанные.
Адмирал:
-Стоять...!
Мы:
-Ееесть, стоять!
Адмирал:
-Кто такие? Какая рота?
-Одиннадцатая Буки рота, Курсант Афонин, Курсант Довбыш.
-Сдать военные билеты!

Что делать? Потянулись в рукав. Документы обычно носили в рукаве, чтобы не потерять. Карманы же в наших «телевизионных» брюках напрочь отсутствовали по причине старости оных. Дрожащими руками протянули драгоценные документы в лапы, как нам тогда показалось настоящему «инквизитору». Ведь без «военников» - прощай увольнения, здравствуй внеочередные наряды и т.п.
Адмирал спрятал мой документ в карман, надел очки и начал изучать Володькин.
Адмирал:
- Таак, с Полтавы, говоришь!
Володька:
- Так точно! Тщщ адмирал!
- На какой улице живешь, сынок?
Забрезжила небольшая надежда на благополучный исход этой неожиданной встречи «Сынок...». Как-то по домашнему прозвучало.
- На Красноармейской, тщщ адмирал.
- А дом какой?
- Двадцать пятый! Квартира номер Х.
- И Марию Сергеевну из квартиры номер У знаешь?
- Так точно, тщщ адмирал!
ЗЕМЛЯКИ... Эта дама оказалась сестрой нашего «инквизитора». Теперь надо было воспользоваться представившейся ситуацией и попытаться вернуть военные билеты. Надо знать Вовку! С быстротой молнии он вник в новые обстоятельства нашей пикантной ситуации и быстро-быстро начал рассказывать о прелестном родном городе Полтаве, о доброте душевной Марии Сергеевны и т.д. и т.п. Наш «небожитель» чуть не прослезился и протянул Вовкин военный билет законному хозяину. А я? Мой-то в кармане у адмирала.
Я, жалобно...
- Тщщ адмирал, а я из Кронштадта...
Не буду врать, ни я ни Володя не вспомнили через тридцать пять лет, что сказал на это жалобный стон курсанта Афонина Токарь, да только билет он и мне вернул. Тут бы и сказке конец, да только выполнив команду «кругом», повернулись мы к адмиралу своими «телевизорами» передом!
- Это, что за х/йня такая у вас на жопе?
- Заплатки, тщщ адмирал.
- Что б я этого позора больше не видел!
Мы-то, горемычные, что можем сделать? Что дали - в том Родину и защищаем...Нам прикажут - мы и шинель в трусы заправить сможем.
В общем, на благо двум салажатам пошла эта встреча с заслуженным человеком. Кому уж он там приказал, да только на следующий день выдали нам с Володей почти новенькие штаны без «телевизора». А своей упорной учебой довели мы их до состояния полной негодности и торжественно сдали в швейную мастерскую на реставрацию на благо новым поколениям «Поповцев».

публикую с разрешения автора капитана 1 ранга запаса Афонина А.А.


Курсант Фаловый


Дело было на «новом наборе» летом 1972 г. в родной «Поповке». В то время пока вся рота постигала «азы» шлюпочного дела, наше отделение как могло приводило в порядок казарму:- учились красить, белить циклевать... и, что самое интересное чистить «очки» (в простонародье - унитазы).
Так прошла приблизительно неделя. В это самое время рота начала ставить паруса..., а мы так и застряли на теоретическом курсе. Честно говоря, на шлюпочную базу не очень-то тянуло, мы уже привыкли к трудовой повинности. В «системе», освоились... Но пришёл час расплаты, надо было получать зачет по «парусу».
Утречком построились и в составе нашей в будущем «СЛАВНОЙ» 11-Б роты отправились в Нижний парк города Петродворца. Путь наш проходил по аллеям парка под пристальными, как нам казалось, взглядами весьма симпатичных девчонок. Пришагали мы к шлюпкам. Как водится, построились «По шлюпкам!». Забрались мы в неё родимую, сидим, ждём, смотрим на других.
«Рангоут ставить!»
Пробуем взгромоздить эту тяжеленную штуку (мачту), ... взгромоздили, смотрим, чё остальные делают. Начали ставить парус (ох и тяжелый же - гад). Поставили. А мне в руки верёвка досталась (в последствии, я узнал, что она фалом называется), а как крепить ее, извините, никто не знает. Нашелся один знаток - Игорёк - подсказал: замотали, завязали «на бантик», сидим, всё как у людей. В норматив уложились, радуемся!
«Руби рангоут!!!» Эта команда застала нас врасплох, не успели подсмотреть как это делают наши коллеги..., а «рубить» надо, причём быстро. Иначе «банан» схлопочем, зачет не получим. Соображаем. По идее надо потянуть за «верёвочку» парус и опустится... Развязали «бантик», хотели потянуть..., а тут как грохнется что-то сверху! Как долбанет по спинам товарищей курсантов!
Выбираемся... Это «что-то» - парус и реёк (толстая, тяжеленная деревяха). Выбрались. Тут как тут преподаватель кафедры морской практики капитан 1 ранга Серов (век его не забуду):
- Фаловый, ко мне!!!
Молчок...
- Фаловый, ко мне!!! Едрёнть!!!
Молчим «все вдруг». А он так пристально смотрит на меня и снова:
- Фаловый, ко мне!!!
Тут я понял. Что это он меня так специально обзывает, чтоб виноватым сделать, наверное. Встаю и по всей форме докладаю:
-Курсант Афонин.
А он мне опять:
- Ты - Фаловый?
- Нет, Я - Афонин!
- Ты, Фаловый! Едрёнть!!!
А это уже оскорбление. Я, конечно, понимал уже, что на флоте употребляют крепкие словца, но не ко мне же! Так мы препирались достаточно долго, пока мне с соседней шлюпки не объяснили, что Фаловый с Афониным - одно и тоже лицо. А ежели так, то эту конструкцию на товарищей обрушил я. И не видать мне зачета по парусу как своих ушей.
Дальше началось прилюдное «избиение» Фалового-Афонина (будущего капитана 1 ранга, кандидата технических наук). Построили всю роту, капитан 1 ранга Серов перед строем твердым голосом изрекает:
- Тщи курсанты!!! Сегодня произошел отвратительный случай! Курсант..., как тебя там? выйти из строя!
Выхожу.
Серов излагает суть отвратительного происшествия...
Тут я начинаю потихоньку понимать, что не видать мне флота ни Северного, ни моего будущего родного - Тихоокеанского. Хоть сквозь землю провалиться что ли, не тут-то было.
На следующем занятии всё начинается с порки фалового. Капитан 1 ранга Серов:
- Тщи Курсанты!!! Вчера произошел отвратительный случай! Курсант Фаловый, выйти из строя! Выхожу, склонив голову. Преподаватель излагает суть отвратительного происшествия...
Прошло три-четыре дня, капитан 1 ранга Серов:
- Тщи курсанты Курсанты!!! Вчера произошел отвратительный случай! Курсант Фаловый, выйти из строя!
Я начинаю понимать, что из училища меня пока не выгоняют и я могу хоть как-то постоять за свою честь. Отвечаю робким голосом:
- Я не Фаловый. Я Афонин» и было это не вчера, а позавчера...
- Молчать, товарищ курсант..фаловый!
Так избиение «Фалового» продолжалось до долгожданного зачета по шлюпочному делу. А наш «гвардейская» команда прошла все «азы» не только шлюпочного дела, но и все премудрости Северного, Тихоокеанского флотов и Лен ВМБ и дослужилась до высоких воинских званий от курсанта до капитанов второго и первого ранга.

Почти по Карцеву



Первый курс. День присяги. Вечер.
Стою на тумбочке. Собственно, не на самой тумбочке, а, как того требует Устав внутренней службы, возле неё, вблизи комнаты для хранения оружия. Разморило. Это от того, что народ поголовно в увольнении и у нас поэтому праздник живота.

Звонок. Снимаю трубку. Представиться толком не успеваю - меня перебивает чей-то противный голос на другом конце, несущий несусветную ахинею. Отвечаю, что мне оно на х»й не надо и вешаю трубку.

Пятаки* вечно придумают какую-нибудь забаву. То гири, все что есть, несём на кафедру физической культуры и спорта - для контрольного взвешивания перед соревнованиями. И над нами смеются. То все зубные щётки в санчасть - на дезинфекцию. Оттуда нас прогоняют, топая ногами и брызгая слюной. И кто ж потом разберёт какую щётку в какую тумбочку возвращать?
Это что-то вроде традиции.*

Тут что-то новенькое придумали: на ночь глядя спросили не нужен ли мне полковник. Вот я так им и ответил. Так борзо разговаривать с пятым курсом мне позволяют мои усы, право на ношение которых, пару недель назад я отстоял у них в честной рукопашной.

Снова звонок. Тот же противный голос в нетерпении просит дежурного. Даю трубку ему. Дежурным - Димка Соколов. Ему вообще палец в рот не клади. Потому что он питон. Страна Питония - особая страна. И её полноправные обитатели, по определению, изначально пользуются своего рода авторитетом и некоторой неприкасаемостью. Он представляется, а затем кричит в трубку то же, что и я полминуты назад.

- Да на х»й он мне нужен!

Вот и ему предлагали полковника. На ночь глядя. Представляете, ты ждёшь команды какой-нибудь или чего-то важного по телефону, а лучше - что б вообще ничего не было и никто не звонил, а тебе говорят: полковник нужен? Разумеется, что никакой полковник никому не нужен. Вот вам, например, нужен полковник? Мне лично нет. Ни в день присяги, ни в любой другой.

Снова звонок. Хохотнув, беру трубку. На этот раз дежурный по училищу просит, что бы к нему наш курсовой офицер пришёл. Не было печали.

Наш взводник, лейтенант Петя Мешков, курсант шестого курса, кроссовик-затейник, оставленный в расположении на ночлег в связи с первым в жизни увольнением своих подопечных, подозревая неладное, одевает фуражку и нехотя, но быстро уходит. Видно кто-то из наших пьяненьким задержан. Так всегда бывает. И сколько личный состав не инструктируй и не предупреждай о последствиях - они, последствия эти, так и хотят наступить.

Через пятнадцать минут Петя возвращается с лицом недавно изнасилованного. И объясняет нам, карасям сопливым, что на кафедру общественных наук прибыл новенький полковник, который, для обкатки, стоит сейчас вторым помдежем. И, по всей видимости, этот полковник историю нам преподавать будет. И, скорее всего, сдать её ему курсанту Ковалёву и старшине второй статьи Соколову будет не особенно легко. Потому что обижен он на нас. Потому как фамилия у него: Нужин. Это он так представлялся по телефону:

- Полковник Нужин...

А мы ему в ответ, мол, на х.. он нам не нужен...



____________________________________________________________________________________
* Пятаки - здесь курсанты пятого, выпускного, курса.
* подобные шутки уже описаны и, скорее всего, не раз. к примеру я прочёл такие же у Дмитрия Тюрина в рассказе "эволюция полов" в сборнике N 8 "в море, на суше и выше..." издательства содружества "А.Покровский и братья" уже после того, как написал сам. это лишь подтверждает существующее. всё это было))))
*Питоны - выпускники Нахимовского ВМУ. вдруг кто не знает.

Сегодня зашёл в военкомат, поздоровался со своей бывшей помощницей, она со мной - нет. Она за 8,5 лет знакомства - большее время не здоровается и не разговаривает. У нас абсолютная почти взаимная неприязнь. Вспомнил начало нашей заклятой дружбы - решил написать.
В то время в военкомате был не один телефон на всех, а много - в каждом отделении! И у начальников отделений ещё. Мне немного не повезло, потому что хоть я и пришёл на должность начальника отделения, но телефон некоторое время у нас был один на двоих.
Просто была авария средней тяжести, в стенке что-то хрустнуло, и её телефонная пара (или что у них есть ещё там (с)) умерла. Она - это помощник начальника отделения, то есть в то время моя, Татьяна Михайловна, разбитная разведёнка со страшным диагнозом. Передо мной должность начальника отделения была вакантна аж полгода и за это время, естественно ж))), она привыкла пользоваться служебным положением, а точнее - телефоном начальника. Отметить жирным шрифтом надо и то, что за это же самое время к этому номеру намертво привыкли все её многочисленные ухажёры.
Но прискорбно было не это, а то, что с моим появлением её потребность в ежедневном многочасовом общении с мужчинами ничуть не уменьшилась, я стал ей «мешаться».

В этот день мы с военкомом должны были поехать на встречу с главой города, я ждал его звонка, но собирался выйти из кабинета чтобы пойти к его заму. Потому как попав в военкомат смотрел на всё «как баран на новые ворота», а тот на ЗВК переместился как раз с моей должности, на которой «пролежал» лет пять или шесть - т.е. знал всё. Ну или по крайней мере должен был знать.

Звонок, беру трубку, представиться толком не успеваю...
- А пригласите Татьяну Михайловну... - удивлённо как-то. Видимо не ожидал герой-любовник голос сипловато-басистый мой услышать))))
- Татьяннмихаллна! - кричу на весь этаж. Я ж раскрепощённый. В том смысле, что нет у меня комплексов. Или есть один - комплекс полного отсутствия комплексов.

Помощница не отозвалась. Ну и ладно. Я, попросив перезвонить попозже, повесил трубку.

Не успел выйти из кабинета - звонок. Поднимаю. Тот же голос просит того же абонента.

На всякий случай, не так, правда, энтузиатисто как полминуты назад, но я снова позвал свою единственную неверную подчинённую и, не услышав отклика, а потому решив, что она вне пределов этажа, я попросил звонившего мужчину перезвонить минут через десять-пятнадцать (для надёжности) и повесил трубку.
Прошло секунд десять, не больше - звонок. Поднимаю трубку. Тот же мужчина уже немного на нервах:
- Вы мне Татьяну позовёте или нет?!
- Ну я же попросил Вас позвонить чуть попозже.
Вешаю трубку. Собираюсь выходить. Не успел дойти до двери кабинета - звонок.
Тот же диалог (последний) с теми же интонациями. Так же вешаю трубку и...это повторяется четыре(!!) раза.
Я в большом афуе, в четвёртый раз уже ответил так:
- Мужик, я не понял! Ты чё такой нетерпеливый? Я же тебе русским языком сказал перезвонить! Попозже!...
На том конце провода взрыв:
- Ты! Это я! Тебе! Русским языком сказал позвать Татьяну! А сам трубку положи и больше не бери!

Я?! Положить?! трубку?! да я!...меня?! будить?!(с) - это было не вслух.
А вслух я, немного с нервами, но негромко сказал что именно я на него сейчас положу, если он ещё хоть раз сюда позвонит. И абсолютно внятно назвал его чудаком, само собой, заменив первый звук в этом слове на тот, который получается, если бы в этом слове первой стояла четырнадцатая буква родного алфавита. С восклицательным знаком в конце.

Не то чтобы к заму идти расхотелось вдруг, а как-то вопрос, который я хотел у него спросить, незначительным показался.
Присел, начал в бумагах рыться. В принципе не сильно расстроился. Даже хохотнул спустя минут пять.
А всего их прошло, наверное, около десяти.

Звонок. Поднимаю трубку, сходу мне:

- Ну давай, спускайся сюда ко мне...
- Аааа, ты уже тут, ну молись, пока спускаюсь...

Времени как раз достаточно прошло, чтобы с любого конца города присвистать в военкомат.

- Это почему?!
- Да потому что пizdets тебе сейчас будет!
- Виктор Владимирович, а ты меня ни с кем не спутал?
- А ты хто?! - я как-то даже опешил
- ...Вобще-то я военком, твой командир...

Оба-на! Кина не будет - электричество кончилось (с).

Мы ж с ним собирались...поехать...неудобняк. Конкретный и даже немного прогрессирующий.
Надел фуражку, пошёл.
Навстречу выплыла Михаллна, я сказал ей налету, что ей кто-то нетерпеливый звонил.
Спустился, объяснил ситуацию, извинился.
Он очень удивился, что я могу с незнакомыми на "ты" говорить. Я эпатировал тогда, мол, в том-то и разница между вечнокомплексующими армейцами и красавцами-моряками))


Когда через часок-полтора мы возвернулись - у Татьяны Михайловны мигрени-слёзы. А наутро - вообще что-то типа бойкота многомесячного мне. Обвинила меня в том, что из-за меня «тот мужчина вчерашний» её бросил.
И вправду мудаком оказался. (На мой субъективный взгляд).

п.с. Большущая просьба к армейцам: не обижаться. в то время мы постоянно мерились у кого прибор толще