КОРРИДА

В каком гарнизоне нет своего коровника? Нету таких гарнизонов. Молочко нужно всем и везде. В Бечевинке деткам молоко выдавали бесплатно, но - только деткам. Детки уплетали самодельный творог и благодарили коровок. Коровки исправно доились, а в свободное время шлялись по поселку и задумчиво уплетали вывешенное для просушки белье. Хозяева белья носились за коровами с дубьем, но это еще не коррида.
Там, где коровы - там по неумолимому закону природы должен быть бык. Такова суровая правда жизни: без быка телят, как правило, не бывает. Бык в Бечевинке тоже был. Один-преединственный - он чувствовал себя султаном в гареме и не думал, что на него кто-нибудь когда-нибудь будет претендовать. Бык был, так скажем, в возрасте, повидал на свете многое и потому на жизнь глядел философски. Белья чужого он не ел и был, таким образом, уверен в своем будущем. Как показал дальнейший ход событий - совершенно напрасно.
Дело в том, что командир бербазы, ответственный за содержание коровника, договорился в каком-то совхозе Большой Земли насчет нового молодого бычка - замену постаревшему главе стада из трех голов. Таким образом, судьба уездного предводителя была решена. Командир решил самолично привести приговор в исполнение, без свидетелей. Опять же - свежая говядинка!
Как это делается - разумеется, не знал никто. Говорили про специальные ножи и стилеты, про четвертый позвонок, куда якобы следует воткнуть лезвие. Командир бербазы перерыл все книги, которые нашел, включая "Жизнь животных" Брэма, но единственное, на что он наткнулся - это то, что на английских кораблях XVIII века быков валили при помощи кувалды - процесс нехитрый. Кувалда нашлась, но на всякий пожарный командир прихватил также личную двустволку двенадцатого калибра, загнав предварительно пули в оба ствола.
Зрители тоже были: во-первых, маленький матросик, непосредственно отвечающий за порядок в коровнике. Во-вторых, его приятель более позднего призыва. В-третьих, три коровы, которые еще не подозревали о печальной участи своего любимого и единственного. В-четвертых - мой сосед Женя Степанов, который по случайному совпадению отлавливал в районе коровника своего малолетнего отпрыска, втихаря баловавшегося там сигаретами. И, наконец, вся остальная Бечевинка, имевшая чуть позже возможность наблюдать заключительный эпизод эскапады.
Итак.
Расчехлив кувалду, командир базы закатил рукава, обнажив тонкие ручонки, тщательно примерился и прицелился. Бык молча стоял и в упор смотрел на него немигающими круглыми глазами. Могло показаться, что в отличие от командира, он примерно знал, что будет дальше. Командир базы встал в стойку заправского молотобойца (по-японски - "кокуцу-дати") и кровожадно ощерился, напрягая зачаточные бицепсы и трицепсы. Дальше...
А дальше командир поплевал на руки, совершил широкий дуговой замах из-за ненакачанной спины и что было сил звезданул ничего не подозревающего быка по покатому лбу, напоминающему башню тяжелого танка. Лоб отозвался густым звоном Царь-колокола, а кувалда упруго от него отскочила, едва не прибив молотобойца-неофита. Бык широко открыл глаза, возмущенно загудел и не спеша двинулся на обидчика. Командир выронил кувалду, которая больно упала на ногу, и дернулся было за прислоненным к дощатой стеночке ружьем. Бык успел уколоть его рогами в пятую точку опоры и даже один раз слегка укусить за тонкое предплечье. Матросики-пикадоры не бросили своего командира и пытались отвлечь внимание быка, кидая в него все, что попадалось под руки - ведро, клочки сена пополам с навозом и даже запустили сгоряча командирскую фуражку. Эффект получился вполне ожидаемый - бык рассвирипел еще больше. Коровы старательно болели за своего, надрывным ревом выражая эмоции справедливого недоумения.
Командир, отчаянно матюкаясь, спешно схватил ружье и судорожно сдернул с предохранителя. Квадратный лоб осерчавшего быка неумолимо надвигался со скоростью чуть выше средней. Стволы почти уперлись между красных глаз навыкате...
Тут маленькое отвлечение.
Если вам приспичит когда-нибудь валить быка с помощью охотничьего ружья, никогда не употребляйте пули типа "Спутник". Они совсем круглые, а потому весело рикошетируют от всего, во что попадут. Пользуйтесь пулями других конструкций!! Турбинки там, бренекке, блондо... На худой конец, просто убегите.
...От громового дуплета в лоб бык обиделся окончательно и, уже не сдерживая яростного порыва, кинулся на незадачливого тореро. Грохот выстрелов и визг рикошета добавил ситуации остроты, таким образом, максимально приблизив ее к боевой.
Командир базы, не теряя присутствия духа, развернул ружье наоборот, ухватил его за дымящиеся стволы и попытался уложить быка, используя приклад как кувалду, вернувшись, таким образом, к первоначальному способу получения свежей говядинки. С таким же успехом он мог бы попытаться просто хлопнуть животное по лбу ладошкой или дать щелбан. Коррида принимала жестокий оборот. Бык атаковал интенсивно, не жалея последних рогов. Жаркое дыхание наполнило поле боя, навоз брызгал во все стороны из-под копыт и хромовых ботинок на микропорке.
Разъяренный бык, совершенно не понимая, за что это вдруг его так, метался по тесному коровнику, постоянно натыкаясь рогами то на стены, то на большеглазых подруг, которые также отчаянно мычали и неумело бодались в стойлах. В воздухе, как уже говорилось, броуновски летало сено и коровьи лепешки вперемешку с возбужденными возгласами участников шоу. Наконец, внешняя стойка коровника была с треском выломана и коррида выкатилась на свежий воздух. Бечевинка на несколько минут превратилась в типичный испанский город, где быки гоняются за любителями острых ощущений прямо по улицам. Поверьте, там было на что посмотреть, причем, я не имею в виду экзотическую Испанию. Особую пикантность зрелищу придавало то, что в роли матадора выступал не кто-нибудь, а лично командир береговой базы собственной персоной, воинское звание - целый капитан второго ранга...
Восторженные зрители свистели и улюлюкали, а бык и тореро продолжали срывать бешеные аплодисменты, причем, не берусь утверждать, кто больше...
Дальше неинтересно: с помощью группы усиления завалили-таки быка где-то за домами, и вся недолга.
Беда, коль пироги начнет печи сапожник.

HAPPY BIRTHDAY TO YOU!

Знаете нашего Блондина? Ну это старший - вернее, тогда еще просто мичман - Витя Гончарук, ему тогда двадцать семь стукнуло, юный был совсем еще. Шучу, шучу. Так знаете или нет? Ну это тот самый, который у себя в сарае с помощью спичек определял, что это там в погребе разлилось. Вспомнили?
Так вот, был у Блондина день рождения. Дело было в субботу, времени было мало, а потому начали в пятницу с вечера. Мало кто вспомнит, как проходило чествование, поскольку шила в гарнизоне было - залейся. И чистый медицинский, и технический - ГОСТ 18300-72 - и знаменитая бербазовская "торпедуха", которая убивает все нервные окончания в носу и вкусовые сосочки на языке своим непередаваемым резиновым ароматом. Пробовали "торпедуху"? Ну-у... Прежде всего она попадает в рот - про это я уже говорил. Потом сжигает глотку вместе с пищеводом, добирается до остатков головного мозга и меняет местами полушария. Разводить водой ее бесполезно. С таким же успехом можно пытаться развести для внутреннего употребления этилированный 93-й бензин или ацетон. И, кстати, примерно с таким же внешним и внутренним эффектом.
Пардон, я отвлекся. Итак, народ приходил и уходил, вернее, уползал, место одних поздравляющих занимали другие, павших с почетом уносили по домам и поминали. Из бесчисленных резервов скромного гарнизона поднимались новые ряды бойцов. Спирт, как врагов, никто не считал - его пили.
Сложнее всего было имениннику. Когда он начинал подавать признаки жизни, его дружно поднимали, прислоняли, наливали и желали многая лета. Блондина, надо сказать, уважали не только у нас. Толковый был спец, и человек отзывчивый... Короче - рядовая грандиозная пьянка, с участием даже политработников.
Все закончилось часов в семь утра понедельника - за два часа до построения. Блондина принесли на службу не верные ноги, но руки надежных друзей. Построение в понедельник - штука святая.
- Рррравня-айсь! Смирна-а!!! Равнение на!.. пррава!
- Здравствуйте, товарищи!
- Здра-жла-тарищ-тан-пер-ранга!!!
- Вольно! Проверить наличие личного состава и доложить!
Главное - быть в строю. Главное - ты пришел. Пришел, приехал, прилетел, приплыл, принесли - какая, в сущности, разница?! Ты есмь, и ладушки. Блондин, с позволения сказать, "стоял" во второй (она же последняя) шеренге своего архисекретного подразделения. Перегаром от него не пахло. Витя источал стойкий и убедительный аромат пережеванной и переваренной черемши (неужели Кристиан Диор до сих пор не знает об этом дикорастущем камчатском чесноке?!), бревном опираясь на соседей справа-слева-спереди. Изредка он тихо во сне икал.
- Товарищи! Вчера, а точнее, в субботу у нашего боевого друга мичмана Гончарука был день рождения. Позвольте мне от вашего имени сердечно поздравить Виктора Степановича с его праздником, пожелать успехов в службе, долгого семейного счастья, благополучия и вручить наш скромный подарок. Мичман Гончарук, выйти из строя!
Тут Блондин должен был легонько шлепнуть по плечу стоявшего перед ним. Кто-то сдуру сделал это за него. Далее сработал воспитанный строевым уставом рефлекс, и стоявший в первой шеренге сделал положенный шаг вперед, а потом - вправо. Возможно, Витя даже слышал кое-что из речи командира, потому что его порыв удержать не смогли. Он сказал "Ы-ы..." (видимо, "Есть!"), и его отпустили, потому что приказ начальника - закон для подчиненного.
Блондин - ж-ж-ж-буммм! - ничком выпал из строя, и так остался лежать, уткнувшись лбом в крашеную дощатую палубу. Двадцатисекундную тишину нарушало только задумчивое сопение спящего позавчерашнего именинника. Командир с начальником штаба озадаченно переглянулись, но проявили недюжинную выдержку.
- М-да, - сказал командир, почесав щеку. - Вручим позже. Мичман Гончарук, встать в строй.
Из строя протянулись две надежные заботливые руки. Примерно так же выполняется строевой прием - когда поднимают лежащее на земле оружие. Блондина встали в строй. Стоящий спереди сделал шаг влево, шаг назад и встал, таким образом, на свое место.
Дальше служба пошла своим чередом, согласно распорядку дня. К вечеру Блондина вылечили.

ЛАЙ КАРАУЛЬНОЙ СОБАКИ

У капитана третьего ранга Герасюто была кличка Гуинплен. Нет, рот у него был нормальный, малость кривой только. Гуинплен - это потому что он очень часто и оригинально смеялся, как правило, не вовремя. Он мог заржать где угодно и с чего угодно - в автобусе, на совещании, на стрельбище и прямо возле ракеты, пугая стыковочный расчет и инициируя боеголовки. Потому-то и приклеилось к нему - сначала "Человек, который смеется", а потом и просто - "Гуинплен". Смех его можно было назвать смехом только при наличии изрядной доли больного воображения - это был и не смех даже, а скорее этакий жуткий утробный звук, рождавшийся где-то в районе толстого кишечника, пронзительный, с клекотом и переливами. Думаю, что своим смехом он, подобно Соловью-разбойнику, мог бы сшибать птиц на лету, но проверить это никак не удавалось, поскольку вороны всегда держались от Гуинплена на безопасной дистанции. Вороны вообще - птицы очень умные и очень осторожные. В отличие от ворон, нам деться было некуда, потому что Гуинплен служил с нами вместе, и нам приходилось все время быть начеку, чтобы от внезапного хохота не получить паранойю. Во всяком случае, не один из нас бился головой обо все, что угодно, шарахнувшись от неожиданного идиотского смеха над ухом - как будто начинающий саксофонист спьяну дует в старомодный сливной бачок с трубой... Плюс безумный взгляд безумных глаз. Супруга у него испокон веков работала начальником санэпидстанции и жутко достала весь Вилючинск.
А тут ему надо было проверить караул. Приехал он к охраняемому объекту и, в нарушение Устава, полез потихоньку в сторону постового грибка - бдительность решил проверить, причем, каким-нибудь неординарным способом, дабы загадать часовому задачку посложнее. А надо сказать, у нас на базе по старинке вокруг колючей проволоки на ночь ставили худющих караульных псов. Никто никогда не слышал их лая - мы были уверены, что любой диверсант сможет элементарно пройти мимо них на секретный объект с помощью простого куска старой заплесневелой колбасы. А тут вдруг - нате вам! - где-то в кустах, да притом совсем не там, где сидит наше голодное и тощее животное "собака", раздается разливистый и булькающий лай, потом злобное рычание, снова лай, а потом - душераздирающий вой, как по покойнику. Потом пауза, и опять... и снова...
Часовой минут десять прислушивался, ухмыляяясь, а затем, во время очередной паузы, громко эдак и говорит сам себе - так, чтоб собака слышала:
- Лает, падла... Кажись, не наша лает. Наша на блокпосту сидит, шмат левее... Пристрелить с-суку, что ли?
Отстегнул потихоньку магазин и громко клацнул пустым затвором.
Минут пять собака не лаяла - видимо, переваривала фразу часового. Потом снова тявкнула пару раз, но уже не так уверенно.
- Боишься, стерва? То-то. Вот токо гавкни у меня еще разок - сразу очередь в жопу всажу.
Собака переместилась за бугорок, где ее не смогли бы достать пули часового, и яростно залаяла опять.
- Да ладно, хрен с тобой... - Часовой нажал кнопку на матюгальнике. - Караульное помещение! Докладывает часовой второго поста матрос Алтухов. Слышу лай дежурного по части, капитана третьего ранга Герасюто...

КОМАНДИР РАКЕТНОГО КРЕЙСЕРА

Вахтенный у трапа - лицо корабля. Наглаженный, помытый и подстриженный, с блестящими донельзя хромовыми ботинками и устремленным из под бескозырки в пространство мужественным взглядом. Его задача - отдавать честь. Также его задача - второстепенная - проверять документы у всех, кто прибывает на крейсер, если таковых он не знает в лицо, но... тяжкая это штука, потому что по трапу флагманского корабля бригады штабные офицеры снуют туда-сюда десятками, и у каждого - увесистый портфель с бумагами плюс строгое и озабоченное выражение лица. Все в делах, все в боевой подготовке... Бригада фунциклирует, и ничто не должно остановить этот отрегулированный, раз и навсегда упорядоченный процесс. А потому никто не препятствовал появлению на юте никому не известного капитана второго ранга в немыслимых размеров кримпленовой фуражке и с отвисшей книзу пухлой слюнявой губой.
- Эй ты, тело! - сказал капитан второго ранга пробегающему мимо матросику. - А ну, ко мне.
- Тарищ тан-вто-ранга, матрос Бердыев по ва...
- Паш-ш-шел н-на хюй!!!
Так и состоялось знакомство экипажа ракетного крейсера "Грозный" со своим новым командиром, капитаном второго ранга Волобоевым...
Долго, скучно и неинтересно рассказывать про то, что он никак не мог сдать на самостоятельное управление кораблем, и что вместо него все время швартовался старпом. В конце концов, сдал-таки, но старпом, махнув рукой, продолжал швартоваться и далее, потому как привык уже, а командир не особо и стремился. Во время швартовок командир воздвигался на противоположном от старпома крыле мостика и победно пускал слюни на кремовую рубашку - если выходил на швартовку вообще. Интересно, на каком уровне у этого Волобоева была "лапа" в главном штабе ВМФ? Этого не знал никто...
...Погрузка крылатых ракет. Все железо крейсера чуть ли не дымится от нестерпимой крымской жары. Носовая пусковая установка задрана под сорок пять, крышки контейнеров открыты, внутри, кряхтя, возятся старшина команды и пара матросиков. Командир БЧ-2, отчаянно жестикулируя и матерясь, пытается удержать в руках ход всего сложного и многоэтапного процесса. Над всем этим действом, сложив крылья, висит ракета, ожидающая, что ее сейчас засунут внутрь контейнера. Ракета П-35 - самая что ни на есть настоящая, с тротилом, гексогеном, керосином и прочими пороховыми стартовыми двигателями. Это называется - работы повышенной опасности. Ракета - над контейнером. А сбоку контейнера, чуть поодаль - командир. С сигаретой. Курит, пускает струйки дыма, тупо глядя сквозь ракету в небытие... Потом окурок кончается и летит за борт, следом за ним - смачный поллитровый плевок: плямс!. Рот командира полуоткрыт, как всегда. Из угла рта ниагарой вытекают слю-уни... Когда они уже готовы стечь по подбородку на грудь, командир крейсера делает так: "всссссь!", и слюни оказываюся обратно во рту, откуда и начинают вытекать снова. Цикл повторяется несколько раз. Кррасота! Потом процесс погрузки перестает интересовать командира, и он косолапой развалочкой уходит к себе в каюту, шаркая по раскаленной палубе криво стоптанными каблуками...
После обеда - построение на вертолетной палубе. Командир крейсера выходит вперед.
- Бллл...! Ё..... тую мать!! С-с..., бл...!! На х... , бл..., ё... в рот!!! И, бл... , х... так, когда, бл..., БЧ-5, ибить, на х..., в жжжопу полный п......дец!!! - и так далее, и с душем из слюны... минуты четыре кряду... Потом отходит чуть назад, поправляя необъятную фуражку, переводя дух и источая во все стороны непримиримые взгляды, а вместо него на авансцену деловито выходит старпом и начинает смиренно переводить:
- Внимание всего экипажа! До сдачи курсовой задачи номер три осталось сроку две недели, а между тем в боевой части пять до сих пор куча неустраненных недостатков...
Точно так же старпом выступал в роли заправского толмача, когда мы - курсантики на практике - подняли обычный курсантский вопрос, всегда поражающий командование наглостью самого факта его постановки: а это... как насчет увольнений, то бишь, сходов на берег? По "каштану" нас вызвали в каюту командира. Командир уютно развалился на кожаном диване - пузо расплылось, рубашка расстегнута, галстук болтается на янтарной заколке, как обычно - слюни изо рта рекой... За столом, словно проглотив лом, молча сидит старпом. Сперва слово берет командир:
- Что, бл...? Вам, ссс..., н-на х...., какое еще, бля, в п...., итит вашу мать, когда, ё....., вы, бл..., все - НИ ХУЙЯ-А-А!!!
Старпом устало смотрит на командира - мол, все? прошу добро? - и начинает монотонно переводить:
- Вы, товарищи курсанты, сначала сдайте командиру БЧ-2 хотя бы начальные зачеты по материальной части зенитно-ракетных комплексов... а вот когда он командиру крейсера доложит, что сдали, вот тогда и насчет увольнений можно будет говорить...
И на командира взгляд - я правильно перевел? Тот вальяжно кивает, скривив рот с зарождающимся на губах пузырем слюны: "ме-е-е!..", или что-то в этом роде...
Вот такой вот командир ракетного крейсера... Потом он девался куда-то. Куда? Не знаю. В какой-нибудь штаб перевелся, наверно, куда ж еще...

БОИНГ-ШПИЕН

-Я уже целый год таскал лейтенантские погоны - они помялись и потерлись, и уже не считался абсолютным салагой. Тогда еще в лейтенантах ходили по два года, кроме подводников. Меня даже офицером стали иногда называть. И даже доверяли ходить в караул начальником. Охраняли мы тогда не что-нибудь, а Важный Государственный Объект Краснознаменного Тихоокеанского Флота. Если честно, объект в самом деле был важным, потому что лежали в полуподземных бетонных сооружениях не коробки с уставными носками, а такие разные штуки, которые (не дай Бог!) взрываются очень громко. Хотя - в то время все, что охранялось караулами, кроме гауптвахты, почетно именовалось особо важными государственными объектами, дабы повысить ответственность часовых, которые всегда на постах спали, спят и спать будут, пока существуют объекты и караулы. Но наш объект и в самом деле был важным.
Над важным объектом всяким там самолетам и вертолетам летать не положено - мало ли что с них упасть может, в конце концов, они и сами могут свалиться сверху на этот объект. Если над объектом все-таки что-то летит, часовой с вышки докладывает мне, я - дежурному по части, он - начальнику штаба, а тот сразу же напрямую - в штаб флотилии, и теоретически летчики потом получают по башке. Практически - не знаю. Вообще-то над нами мало кто летал - заброшенный гарнизон на восточном побережье Камчатки, вдали от цивилизации. Максимум - вертолет рыбнадзора или военно-транспортный Ми-8, который летит к нам же и что-нибудь нам такое интересное везет. Например, очередную комиссию по воинской дисциплине.
Короче, где-то в час ночи щелкает матюгальник и хрипит:
- Часовой второго поста старший матрос Кирпиков, на посту без замечаний. - Потом помолчал... и - задумчиво: - Над зоной летит самолет.
- Какой самолет?
- А... мне не видно. Темно. Высоко летит.
- Козюля! По звуку - реактивный или какой?
- А фиг знает, тащ лейтенант, я в них что - разбираюсь? Говорю ж, высоко летит.
- Огоньки видать?
- Не видать. Вообще, улетел уже... Куда-то туда... - видимо, показывает пальцем, хотя мне до него двести метров непролазной ночной тьмы, и вообще я в помещении, а они с самолетом на улице, на природе.
- Ну, добро... - отпускаю кнопку.
А что? Летит, и нехай летит. Тем более, что уже улетел. Летел высоко, сбить мне его все равно нечем. Пролетел - и ничего не случилось. Я позвонил дежурному по части, сказал ему про самолет ("Да и хрен с ним!"), а потом прилег на полумягкий (для нормальных людей - жесткий и обшарпанный) топчан, сладко сомкнул глаза и продолжил несение службы. На следующий день благополучно сменился...
А еще через день весь мир узнал, что корейский "Боинг" сбился с маршрута, пролетел над Камчаткой, как раз над нами, и наши ПВОшники его где-то у Сахалина лихо завалили, приняв за самолет-шпион RC-135. Кто помнит - так целая история была.
И вот тут-то и наступил звездный час замполита. Наше чудо эволюции затеяло обширную лекцию о злобных выпадах преступного американского "империализьма", сказав, в частности, что "у них руки по колено в крови" и что "все наши мирные происки для них как лбом об гороховую стену". Наш зам был мастер подобной казуистики, потому что был потомственным колхозным секретарем парткома и вообще достоин отдельного рассказа. Он согнал офицеров и мичманов в тесную, пестро обклеенную ленкомнату, повесил на стенку карту советского Дальнего Востока, полувысохшим фломастером коряво нарисовал на ней свой вариант маршрута полета "Боинга" и вдруг неожиданно для себя обнаружил, что несчастный аэробус-шпион пролетел прямо над Шипунским полуостровом, то-есть, непосредственно над нами. То, что это был не разведчик, а пассажирский лайнер, до него так и не дошло. Он тыкнул в карту указкой, чуть не пробив ее, и повернулся к аудитории с выпученными глазенками.
- ...Прямо над нами! Нет, вы поняли? - зам поднял к потолку мясистый палец и пригнулся, словно "Боинг" летит снова, но уже с атомной бомбой. Собравшиеся с интересом следили за вольным полетом замполитовой мысли. Зам перешел на свистяще-зловещий шепот. - А мы с вами - что?
Все замерли - а действительно, что?
- А мы его прощелкали!
Прощелкали! Ух ты. Такого логического вывода не ожидал никто. Распознавать и сбивать самолеты - вообще-то, как-то не наша функция... Опять же - чем? Во дает!
- Кто стоял в карауле первого сентября?
Пришлось встать и назваться.
- Стыдно должно быть, товарищ лейтенант! Не так вы службу начинаете! О-ох, не так! Я поражен вашим благодушием! Вы что, бляха-муха, забыли, что мы тут все - на дальневосточных рубежах?
- ???
- Какие меры вы приняли к тому, чтобы не пропустить самолет-шпион?
Не пропустить - это в смысле "задержать"?
- Я? - я обалдело пожал плечами. - Меры? Доложил дежурному...
- И все?!
- И все...
Теперь зам имел полное право торжественно подытожить.
- И это - все, на что способен начинающий офицер! Слышали? Нет, я говорю - вы слышали? А я в ваши годы служил иначе! Я...
Все прекрасно знали, что в мои годы он не столько служил, сколько грузил лопатой навоз и доил козу, мечтая о высшей партийной школе.
- ...а кто был дежурным?
- Я! Капитан-лейтенант Бочкарев.
- Ну-у... Вы, Виктор Степанович, вы меня просто... поражаете. Ладно там - лейтенант (зам брезгливо ткнул морковкой пальца в мою сторону), он молод и глуп (так точно-с!), он может и не знать... Но вы-то, вы-то! Вы же без пяти старший офицер! Где же ваша политическая бдительность и сознательность? Вы же опытный кадр, у вас ведь хорошие конспекты, и у вас достаточно власти, у вас в сейфе лежат специальные пакеты, у вас пистолет, в конце концов, вы не где-нибудь там-сям, а целый дежурный офицер... А если вы не знаете, как действовать, то могли позвонить мне. Или хотя бы командиру с начальником штаба... Я прям не знаю, что сказать...
И в таком духе - полчаса. Жаль, я не помню дословно весь этот бессмертный монолог. Никто так и не понял, что должен был делать я, а что дежурный, чтобы вовремя опознать "самолет-шпиён" и предотвратить его наглое проникновение в священные воздушные просторы нашей Родины, но по строгачу мы с Бочкаревым на всякий случай от зама получили. Так что настоящую службу офицерскую я начал с блестящего показательного пистона.
Уже потом, через пару лет командир на своей отходной сказал мне, что они с начальником штаба специально не перебивали зама, потому что все нормальные люди любят цирк. А выговор - он не триппер, с ним жить можно...