(продолжение, предыдущая часть в выпуске http://www.bigler.ru/story.php?issue=2335)

Текст письма:

Так вот, я выжил! Ровно 26 дней и ночей обитал я в отдельном боксе 14-го инфекционного отделения госпиталя им. Бурденко.

Шикарная одноместная (для особо заразных) палата с ванной, душем и туалетом и своим, отдельным (!) прогулочным двориком 2 x 2 м и забором в 4 м. Оставив за порогом госпиталя 17 кг драгоценного и с таким трудом нажитого веса, я покинул госпиталь, зажимая в потной слабой руке заветную бумажку с заключением ВВК о том, что я ну очень нуждаюсь в отпуске по болезни. С учетом того, что инкубационный период у тифа составляет минимум 45 суток, подхватил я его в Нахичевани. Ну что ж, за
удовольствия надо платить...

Уже в феврале 1993 я получил от МО РФ хорошую новую трехкомнатную квартиру в Зеленограде (это административный округ Москвы, но территориально расположен за МКАД и Химками по Ленинградскому шоссе). В июле 1993 от аневризмы аорты в возрасте всего 65 лет скоропостижно умер отец. Похоронил я его на Николо-Архангельском кладбище. Чтобы получить место именно на этом кладбище, пришлось дойти до Лужкова.

В конце октября 1993 г, после известных событий в Москве, меня временно направили для работы в объединенную следственную группу Генеральной Прокуратуры РФ под руководством Гос.Советника юстиции 2 класса Чуглазова. Я возглавлял оперативно-следственную группу по расследованию обстоятельств штурма людьми Макашова аппаратно-студийного комплекса N 3 (АСК-3) в Останкино. Со стороны руководства страны и Ген.Прокуратуры делалось все, чтобы «приручить» следователей и оперативных работников и склонить их к тому, чтобы следствие по этому делу пришло к выводам, которые им были выгодны.

Ежемесячно мы получали «премию» в размере трехмесячного оклада, не было никаких проблем в транспортом, по талонам получали бесплатное питание в кафе и ресторанах ВГТРК. Но «нарасследовали» мы так, что власть предержащим с зубовным скрежетом пришлось похерить это дело и всех сидельцев во главе с Руцким и Хасбулатовым выпустить на свободу. В 1994 я был взят в ГВП на должность старшего прокурора отдела во 2-е Управление по надзору за следствием, дознанием и оперативно-розыскной деятельностью. В июле - августе 1995 был в командировке в Чечне. К тому времени на территории аэропорта "Северный" действовала единственная на всю республику военная прокуратура (примерно 45 чел.), в которой офицеры проходили службу по 6 месяцев, а затем по ротации их меняли на новых.

Ясный перец, что там собрался весь «цвет», ведь никакой здравомыслящий прокурор не отдаст трезвую шестерку, а постарается сбагрить в Чечню пьющего, колючего и независимого следака. Да, там собрали всех вольнодумцев, бухариков, разгильдяев и легких отморозков, но к их чести следует сказать, что ни один из них не праздновал труса, пахали (особенно с похмелья) как черти и все были очень дружны. Нас же, офицеров ГВП (по 2-3 за раз), направляли в командировки для «оказания методической помощи» в организации следствия и расследовании конкретных уголовных дел.

Вместе со следаками приходилось мотаться на вертолетах и броне по всей республике. Был в Самашках, Урус-Мартане, Бамуте, Ярыш-Марды, Ведено э цетера. Жили на территории аэропорта «Северный» в палатках. Жара, постоянная трупная вонь, зеленые, с металлическим отливом мухи. Рядом с палаточным городком располагалось здание аэродромного гаража, которое приспособили для сбора трупов. Там их приводили в божеский вид, переодевали, паковали в цинки и т.д. Никаких холодильников... Воду нам привозили в алюминиевых молочных бидонах прямо из Сунжи. А что в ней в то время плавало, ты можешь себе представить. Света не было, довольствовались керосиновыми лампами. Но в отсутствие керосина заправляли их солярой.

Копоти от таких ламп - жуть. В офицерской столовой жрать было нечего - суп «из семи залуп» и перловая каша, заправленная килькой в томате. Поэтому мы туда и не ходили. Проторили тропу на ЦПС (Центральный продсклад группировки), где, злоупотребляя служебным положением, периодически «трясли» тыловиков. С добычей (обычно это: кочан капусты, шмат говядины, лук, картошка, томатная паста) возвращались к палатке, ставили на очажок кастрюлю и тушили бигус. За хлебом ходили на полевой хлебозавод, где у солдатиков - пекарей канючили пару - тройку буханок.

В полевом магазине военторга на полках лежали только тельняшки, синие береты, подворотнички и мыло. Зато ящиков с владикавказской водкой - под потолок. Ближе к вечеру все комбатанты, да и некомбатанты тоже - бухие. Всю ночь стрельба и дикие крики (от переизбытка чувств-с и для поддержания воинственного духа).

Как всегда, у меня не обошлось без приключений. Богоугодное заведение свободно падающего типа и с обязательным сердечком на двери, обслуживавшее господ офицеров, стыдливо было спрятано в зарослях камыша рядом с палатками. Однажды ранним туманным утром твой покорный слуга решил навестить это благословенное место и чуть геройски там не погиб. Несколько русских солдатиков решили опробовать на ходу отремонтированную за ночь БМП и понеслись по камышам. Сидя в весьма неудобной позе орла и в очередной раз пытаясь задуматься о смысле жизни, я вовремя (слава Аллаху) услышал рев двигателя и буквально за секунду успел катапультироваться из сортира. Грохот, синее облако солярного дыма, ликующие крики сидящих на броне бойцов и взлетающие к небесам (как в кино в замедленном темпе) доски.

Был дикий скандал. И не столько из-за моей скромной персоны, сколько из-за того, что попросту стало негде гадить. Зато взамен комбриг, чьи бойцы чуть не уменьшили численный состав ГВП, повелел виновным разобрать стену одного из ангаров и отстроить нам новый сортир из камня - кубика. Вот так жили старшие офицеры.

А теперь представь, как жили солдатики! Под Бамутом мотострелковый полк располагался в межгорной низине. В гнилых дырявых палатках воды - по щиколотку. У бойцов - вши и фурункулы. У некоторых - чесотка. Жрать нечего. Солдатики пробавлялись тем, что от случая к случаю охотились за домашней скотиной. Стрельнут корову или барашка из СВД, прыгнут на броню, быстренько подлетят к добыче, за веревку ее, на кормовой крюк и - пулей в расположение. А там - свалка, тушу режут и рвут на куски и потом на костерках жарят, варят и парят.

Все в рванье, обмундирования и обуви не хватало. Да что говорить, порой и боеприпасов не хватало. Я диву дался, когда однажды узнал, что на боевой (!) выход бойцы идут всего с тремя магазинами у каждого. Это же на пять минут весьма экономной стрельбы. А дальше что? Опять подвиги девятой роты?. Короче, довел тогда ЕБН тогда армию до ручки. Но все равно, к августу 1995 основные банды чичей были загнаны в горы, и по Грозному можно было ездить и даже ходить почти безопасно. Грозный наши раскатали как Бог черепаху. Не только центр, вообще весь город был в сплошных руинах.

Что бы ни говорили политкорректные либералы и демократы, но т.н. «боевики» - зверье. Ты бы видел, что они творили с нашими пленными. Было у них одно из многих развлечений - называлось «красный тюльпан». С бойца или офицера снизу, от щиколоток, с ног, живота и груди чулком снимали кожу, а затем связывали ее над головой жертвы в виде бутона. И так оставляли умирать в страшных мучениях. Сажали наших на кол, сжигали живьем, подвешивали вниз головой за одну ногу, и человека под его собственным весом через несколько часов начинало постепенно, через промежность, разрывать пополам. Звери все - все они, без исключения! Всегда глумились над трупами! Выкалывали глаза, отрезали уши, половые органы. Нет на них Ермолова, Вельяминова и Пассека!

Поэтому и наши, когда зверье живьем попадало им в руки, не церемонились. Но об этом я здесь писать не буду по понятным тебе причинам. В общем, за первую командировку в сентябре 1995 я получил досрочно (на год) «полкана», а в ноябре того же года вторично загремел в Чечню. На этот раз - по личному заданию Главного, которому нужен был анализ причин гибели и травматизма военнослужащих группировки (небоевые потери).

Улетал на Моздок почтовиком - ТУ-154. Накануне напровожались и был я (грешен) с дикого похмелья. В Моздоке приземлились около 15 часов, в наступающих сумерках. Колотун, снег с дождем, на чем добираться до Грозного - непонятно. Поплелся «на вышку» к руководителю полетами. Тот, тыча пальцем в запотевшее стекло, популярно объяснил мне, что на какой-то там 8-й рулежке стоит МИ-8МТ, который должен забрать почту и лететь на аэродром «Северный». Помчался я туда. Действительно, стоит старый, закопченный и облупленный вертолет. Вокруг - никого, но трапик радушно опущен. Поднимаюсь в салон. За откидным дюралевым столиком сидят три заросших щетиной мужика в «афганке» старого образца и без знаков различия. На столике - джентльменский набор: бутылка водки, пластиковые стаканчики, краюха хлеба «по шашнадцать», банка сайры, пачка «Примы». Мужички явно навеселе. Поздоровался, спросил, куда летит борт. Сказали, что на Северный. Ну, думаю, не один полечу, а в компании с другими пассажирами.

Пригласили к столу «закусить». Но у меня-то с собой тоже было! Ставлю пузырь, вынимаю разные домашности. Выпили по одной, по второй, по третьей. Захотелось курить. Достал сигарету, разминаю, выхожу из вертолета. Мужики говорят: «Товарищ полковник, да курите здесь!» Я в ответ: «Нет, ребята, щас кто-нибудь из экипажа придет, даст киздюлей». Они - ржать: «А мы кто по-Вашему? Мы и есть экипаж!». Я только поправил здоровье, а тут мне снова стало плохо. И командир, и правак и борттехник уже (не без моей же помощи) в зюзю.

На ГАЗоне бойцы привезли почту, закидали тюки в кабину и мы полетели. Лету - 40 минут, но я думал, это пьяное парение между жизнью и смертью никогда не кончится. Ничего, сели с первой попытки, без сучка и задоринки. Экипаж опять ржет: «А мы трезвые и не летаем!».

Стемнело. А мне нужно где-то искать пристанище на ночь, чтобы с утра добираться в Ханкалу. Поплелся я в городок, где размещалась прокуратура. Грязь, темень, ни хрена не видно. И вдруг из темноты, из-за завесы дождя:

- Стой, кто идет?
Далее такой диалог:
- Свои! (уверенно и с металлом в голосе).
- Пароль?
- Сынок, какой пароль, я только с вертолета!
- Тридцать два!
- Чего «тридцать два»? (совсем неуверенно и без металла).
- Ложись, или буду стрелять!
- Сынок, побойся Бога, куда же я буду ложиться? Здесь грязь, а я полковник!
- Ложись, сука, стрелять буду!
Лязг затвора

Я с маху мордой - в грязь, только брызги полетели! Пока часовой вызывал начальника караула, пока тот пришлепал, пока боец доложил ему о сути инцидента, пока начкар визуально (с фонариком) обследовал меня и окружающую лужу, а затем изучил робко протянутую ксиву, прошло минут 15.

Все это время я воленс - ноленс принимал грязевую ванну. В конце концов, все разрешилось, и мне милостиво сообщили пароль, чтобы избавить на предстоящем пути от других грязевых ванн. А пароль был «сорок». Суть в чем? Часовой знает пароль - «сорок». Он называет любое число до сорока, как в моем случае - «тридцать два». Если ты знаешь пароль, ты должен сказать «восемь», чтобы в сумме было именно «сорок». Часовой может назвать, например, число «пять». Тогда ты должен орать «тридцать пять», чтобы в сумме опять же было «сорок». И так далее.

В общем, когда я добрался до палаточного городка и ввалился в палатку, где жил прокурор Валера Шендрик, тот чуть не схватился за автомат, потому что видуха у меня была еще та. Полночи чистился и сушился, а наутро на вертушке улетел в Ханкалу.

В эту командировку по горам и долам уже не мотался, работал в основном в Ханкале, в штабах ВВ МВД, ВС МО РФ, госпитале, собирал информацию, писал доклад. За эту командировку дали цацку - орден «За военные заслуги».

Под Новый, 1996 год, вернулся в Москву. Летом 1997 мы с Натахой приобрели дачу в Конаковском районе Тверской области, в 100 км от дома. Дачка была чудесная, до сих пор вспоминаем ее со слезами на глазах. Рядом - Волга, леса, море грибов и ягод.

В этом же, 1997 году, мне предложили генеральскую должность военного прокурора Тихоокеанского пограничного округа (Петропавловск - Камчатский). Я сначала обрадовался, как дитятя, а потом, хорошенько все взвесив, отказался. К тому времени жена проходила службу прапорщиком на ОКПП "Москва" в Шереметево-2 на паспортном контроле. Девчонки учились в хорошей гимназии. Старшая в 8 классе. Я рассудил так: "Ну хорошо, дам я согласие и умотаю на Камчатку. Жену и детей я однозначно оставлю в Москве. Значит, самому опять придется вспоминать холостяцкую жизнь? Служебная квартира, инвентарные номерки на мебели, носки на телевизоре, глажка штанов через газету, нерегулярные и стремные половые связи... Отвык я уже от этого. Лампасы на штаны сразу не дадут, годик, а то и два придется пахать, как папа Карло, чтобы очередная комиссия ГВП пришла к выводу, что «вновь назначенный прокурор» так организовал работу и взаимодействие с командованием, что достоин присвоения генеральского звания. А сколько даров природы надо будет отправить в Москву, в ГВП и Ген. прокуратуру? А что потом? Предположим, дали «генерала»! Уря-а-а! А сколько еще после этого мне придется торчать на краю света? Кому я нужен буду в Москве? Там ведь свободных генеральских должностей нетути...

Возвращаться после нескольких лет ссылки опять на полковничью должность? А тогда ради чего затевать эту бодягу? В общем, было много крика и явного недоумения по поводу моего отказа. А в сентябре 1998 г. по ГВП было объявлено, что в связи с очередным сокращением ВС, которое задумал ЕБН, каждый офицер, у которого есть право на пенсию, может быть уволен по его желанию в связи с организационно-штатными мероприятиями. Недолго думая, я ухватился за эту возможность, накропал рапорт и уже 4 ноября 1998 г. приказом МО РФ был уволен с военной службы. Чего сидеть до 50 лет, кому я потом буду нужен? Выслуги у меня - 23 календаря, а в льготном исчислении - 27.

Быстренько сдал квалификационный экзамен в Межреспубликанской коллегии адвокатов, получил статус и с января 1999 г. стал работать в 145 юр. консультации (Сиреневый бульвар, ст. метро "Черкизовская"). А создал эту консультацию и возглавлял ее наш товарищ, который, кстати, в свое время заменил тебя в должности старшего следователя в Зволене. После ЦГВ он дослужился до прокурора
Балашихинского гарнизона и в 1994 г. в звании подполковника уволился, после чего и создал эту консультацию.

В 2000 г. моя благоверная стала ныть по поводу того, что в Москве она жить не может: в мае еще холодно, в октябре - уже холодно и вообще, почему бы не уехать жить на юг. Честно говоря, меня жизнь и работа в Москве тоже не радовала. Гигантский мегаполис, дышать нечем, сплошные пробки, все - для нуворишей. А к старости, когда уже «виден другой берег», как-то хочется пожить в покое.

Съездил к матушке в Люблино, пал ей в ноги и получил материнское благословение. Конечно, если бы мама не жила вместе с моей сестрой Галей, никуда бы я из Москвы от нее не уехал. Короче, решение о великом переселении народов было принято. Нашел я в Москве риэлторскую фирму, имеющую филиал на югах. Заключил с ней договор о продаже моей квартиры в Москве и приобретении дома там. Летом и осенью 2000 г. мы с женой трижды на машине ездили на юга и смотрели те дома, которые подбирал для нас агент.

Только в октябре 2000 г. выбрали тот, в котором сейчас живем. В начале декабря я продал квартиру, дачу, гараж и вторую машину. Тещу с детьми погрузили в поезд, сами с Натахой и Лордом (немецкая овчарка) двинули из Москвы на ВАЗ-21093.

Так с 12 декабря 2000 г. мы и живем «в горах». Старшая дочь закончила филиал Российского Государственного социального университета по специальности «менеджмент иностранного туризма» и работает менеджером номерного фонда в пятизвездочной гостинице. Наталья работает начальником отдела кадров в компании, которая по договору доверительного управления с Газпромом управляет горно-спортивным комплексом. Младшая работает у нее в отделе инспектором и заканчивает обучение в институте бизнеса и права по специальности «таможенное дело».

Дом у нас трехэтажный, 350 кв.м, жилой - около 150, семь комнат, кухня, санузел из 3 помещений, прихожая, в первом этаже - гараж. На втором и третьем этажах - теплые застекленные веранды. Земли 9 соток. В основном - декоративные деревья и кустарники - несколько видов магнолий, эвкалипт, фейхоа, гранаты, киви, абрикос, груши, алыча, айва, ленкоранская акация, сирень, лавровишни, бананы, чай, веерные пальмы, розы, гортензии, юкки, деция, вейгела, кампсис, хеномелес, гибискус и пр. и пр.

От моря - 9 км. Дом расположен в предгорьях, в зоне частной застройки в сельской местности. Вид - потрясающий. Воздух-чистейший. Вода - со «сталинского» водопровода. Приедешь - сам увидишь и вкусишь. Из живности у нас - два пса. Лорд, прожив с нами 13 лет, умер от старости и вместо него мы взяли из питомника алабая -среднеазиата. Погоняло - Жакут (я не виноват, так в паспорте). 80-ти килограммовый и к тому же страшно злобный четырехлеток. Весь день сидит в вольере, выпускаем размяться только на ночь. А в доме живет «пуся» для души - годовалый пекинесик. Мелкий, но с грозным именем Чингиз!

На этом, пожалуй, свое «бытописание» я и закончу. Юра, очень хотелось бы, чтобы ты тоже поподробнее написал, как жилось тебе после ЦГВ, как живется сейчас, каковы впечатления и первые выводы из адвокатской практики? Мне, как адвокату «со стажем», это очень интересно. Хотя я и незнаком с твоими родителями, заочно передай им мой большой привет и самые искренние пожелания крепкого здоровья и долгих лет жизни. Они у тебя молодцы!

Обнимаю.

Твой друг.

***
Слава богу, что у товарища всё так счастливо... устаканилось, что судьба уберегла его от многих опасностей и сохранила его семью. Вам был явлен один из вариантов тернистого пути военного юриста. Об этой профессии в нашей литературе я если и находил отзывы, то очень редкие, да и те были примитивно-поносного плана. Например: «Просвистел немецкий снаряд, и военный прокурор растянулся в ближайшей луже»... Как будто остальные товарища командиры РККА продолжали гордо стоять. Сотрудники НКВД показываются исключительно подонками, а в кино кретинский образ военного прокурора, точнее военной тётки-прокурорши был явлен лишь в ленте «Блок пост». Тьфу на этих киношников!

На фото: 1983 год, приём, устроенный в словацком замке в пос.Полариково словацкою же полициею. Слева направо сидит - зам.начальника местной Верейной Беспечности надпоручик Петег Вег, стоит устроивший всё это шоу Vatsons, сидит зональный прокурор (очень хороший мужик), крайняя справа - lady Vatsons.

Висьмя висят настоящие, действующие охотничьи мушкеты. Однако, я отвлёкся.

Да, нас не любят, потому что мы не даём вершиться всяким гадостям. И консультируют кино-братию нередко те, кто получил от нас по рукам загребущим. Есть, конечно, в наших рядах и недостойные: достаточно вспомнить дело лейтенанта Сергея Аракчеева, дважды оправданного судом присяжных на основании отвратительно расследованного дела и потом-таки осужденного военным судом СКВО. Но я и мой товарищ - мы готовы отвечать за то, что совершало наше поколение, а нынешним молодым и красивым придётся отвечать... через годы.

Каждый день вам крутят дурацкие детективы, в которых одни и те же города, кварталы, одни и те же рожи, и даже сюжеты вы можете предсказать заранее. Я и мои товарищи детективы (за исключением Ливановского «Шерлока Холмса») не смотрим и не читаем по причине их глупой надуманности. Но мы отвечаем за качество расследованных нами уголовных дел. Не удержусь и приведу слова заместителя военного прокурора КПрибВО полковника юстиции Коханчика, сказанные на сборах нам, лейтенантам, ещё совсем зелёным, как 3 тогдашних рубля: «Дело, товарищи офицеры, надо расследовать так, чтобы и через тысячу лет его открыли бы и сказали - да, всё расследовано правильно!» Смешно? Но теперь так не только не говорят, но даже и не думают и не хотят думать. Это я вам, как адвокат, говорю.
(c) http://vatsons.livejournal.com