«8 ноября 1969 года»

Т.


-Я покажу тебе самое прекрасное на свете...
сказал он.
-Посмотрим...
сказала она....
По «хребту беззакония», все быстрее и быстрее, через Матросский, мимо «ямы», «ладьи», по небольшой лестнице, через ворота на бульвар, через «поцелуев мост», к «Прибою», сквозь клочья тумана поздней осени Города, они выбежали на мыс....
Лениво шевелящаяся изумрудно - черная вода у ног....
Туман....
Тишина....
Такая тишина на внутреннем рейде стояла только в эти минуты - и только в эти дни....
Тишина немолчного плеска волн о когда-то белый, а сейчас позеленевший камень набережных, тишина отдаленного гудения каких-то механизмов, еле слышного шороха шагов и приглушенных голосов, остро пахнущая мазутом и йодом, под силуэтами двух адмиралов, вырисовывающихся из абриса крыльев бронзового орла, навеки застывшего над водами бухты...... спокойными и мудрыми, видевшими казалось все и готовыми кажется ко всему....
- На флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания - Смирррнаааа ! ! !
Перекличкой от входа до самого устья речки пронеслось, отражаясь от воды и скал, отдаваясь эхом, сливаясь в удаляющееся -
аа-аа-аа....
И выкатившееся вдруг из-за белокаменских высот оранжевым апельсином солнце сдернуло завесу тумана, яркими бликами отразившись на лаковых бортах и лаковых волнах, заиграло в последнем золоте листвы платанов....
И змеиное шипение летящих с шиком вниз по туго натянутым вантинам флагов «Добро»
-Та..ащ... ка..ади...время вышло ! !...
ышло...
....шло....шло...
Опять перекат, усиленный корабельной трансляцией, и эхом ударяющий в скалы, колонны Пристани, отскакивающий упругими мячиками от бортов и надстроек.....
- Л..аа..г...днять... ать.... ать....!...
И звенящая мощь оркестров, и перезвон склянок, и звуки горнов, настроенных специально слегка не в тон, и волшебное превращение суровых громадин.......
И, в мгновенно наступившей секундной паузе -
после «Вольно»
...оно...оно...
......хрустальные звуки гимна Города, звенящими монетами падающие на площадь, асфальт, бухту, корабли, казалось бы едва слышные, но все же четко различимые:
......Гордость русских моряков.....
...............
Они стояли, взявшись за руки, с застывшими на эти секунды сердцами, вдруг пропускающими удар за ударом, вытянувшись, и кажется, встав на цыпочки, в безумии поднимающего и рвущего душу восторга....
Мальчик в неуклюжей форме с двумя «галочками» второкурсника на левом рукаве бушлата -
и девочка, тоненькая, как гитарная струна, с распахнутыми озерами бездонных глаз.....
.......Они не знали, что их ждет впереди.....
........Холодные чужие квартиры, дымящие печки, которые надо топить углем, и - разлуки.....
.......Болезни сына, и снова чужие квартиры, и разлуки......

.......Железо, железо, железо, на долгие годы железо, ставшее родным и более близким, чем жена и сын......
............И штормы, и одиночество мостика, и -
разлуки.......
Они не знали этого......
Они стояли, и слушали эту магическую тишину.......
Время вышло!......

«Инглиш»

Задания иногда получаешь - диву даешься... Иду себе спокойно, никого не трогаю, телега вдруг из штаба спускается:
«Следовать через точки....., ...., ......, предполагается , что в данном районе находится утерянная во время шторма антенна ГАС (гидроакустической станции) американского фрегата. Антенну можно обнаружить по сидящим на ней чайкам. При обнаружении поднять, исполнение доложить.»
Ага. Вот щщас все чайки на нее и сели. Шторм - то действительно был, и сейчас море балла три, так что чаек и в помине нет. Они же не такие дуры....
Ну да команду дали - мы сполнили и доложили. И пошли через указанные точки. Чаек пугать.
Сигнальцы , заинструктированные насмерть - бдят, поощрение за обнаружение чаек обещано, едем потихоньку. Море - пустое, тишь и благодать....
Тут на локации цель нарисовалась. У нас ведь как - все, что вокруг объявилось - цель. Идет практически контркурсом, скорость небольшая - торгаш, видимо.
Нарисовалась, через малую толику времени визуально обнаружилась, из - за мрази предгоризонтной выползла. И только выползла - с двух сразу прожекторов сигнальных блымкать начала.
Поведение для всяческих иностранческих пароходов нехарактерное. Они нас, советских, обычно гордо не замечали.
Может наш ? Ответил мой сигнальный, Переморгнулись туда - сюда, - старшина вахты докладывает: «Ничего тащкомандир понять нельзя! Чушь какая - то!»
Обматерил их, как водится, мол семафор принять, и то не можете!..... А идем все также, контркурсами, разобраться что за пароход - невозможно, силуэт один....
И тут «Рейд», международная станция оживает:
- Во шип, Во шип, Плиз ансе ми! (Военный корабль, военный корабль, пожалуйста ответь мне).
О, думаю....
Ладно, отвечу.
- Ай эм рашн во шип. Ху а ю? (Я русский военный корабль. Кто ты?)
- .......................
Вот тут я не понял. То есть ничего из того, что он мне радостно брызгая слюной заорал с подвыванием по аглицки.... Ну и отвечаю соответственно:
- Донт андестенд ю! (Не понимаю тебя)
Тишина секундная....Потом с изумлением каким - то в голосе:
- Ду ю спик инглиш? (Говоришь по английски)
- Ес, э литтл (Да, немного)
- ............................
Опять брызги в микрофон. Ни хрена не понял.
- Донт андестенд ю!
Снова тишина секундная.
- Ду ю спик инглиш?
- Ес э литтл
- ...............
- Донт андестенд ю
А уже меньше мили до встречи осталось. На пароходике (видно уже, что пароходик может тысячи на полторы водоизмещения, сухогруз каботажный), видимо ребята в легкий ступор впали. Русские или пьяные - или издеваются. Или пьяные издеваются.
- Ду ю спик инглиш?
- Ес,э литтл.
- ............................
................................
................
На этот раз мой радиокорреспондент говорил побольше и поэмоциональней. Причем значительно.
А уж почти поравнялись.
- Ду. Ю. Спик. Инглиш!!!
- Ес, э литтл.
- ......................Гив. МИ. Май. Пойнт!!!! (Дай мне мое место)
Ха! Так бы сразу и сказал. А то поет про какие - то алтитъюды ! Потерялся, родимый во вчерашнем шторме.... И локация видимо сдохла....
Продиктовал я ему широту и долготу, цифры , слава богу помнил как сказать.... Он потом минуты три все в микрофон «сенькал» - благодарил.
Но чувствовалось, что вместо соплей давешних в голосе у него смех.
И пошли мы в разные стороны.
Он - по своим коммерческим делам, а я - чаек пугать.
А с английским - до сих пор плохо.
Подводило меня это пару раз - уже в другой жизни. Ну да и история это совсем другая....

ЧЕЧУЛИН

На днях ходили с женой по магазинам. Зашли в супермаркет - там стиральных машин целый зал в несколько рядов. Я как увидел их, так сразу про Чечулина вспомнил, который артэлектриком у нас служил. (Сказка про страну Чечулинию - я уже рассказывал вам про этого кадра - тот самый москвич, который всю службу таблицу умножения учил.) Вспомнил и про него, и про НСС, который получил за это чудо ходячее.

*** *** ***

- Разрешите? Тащ камдир, чо с Чичей-то делать? Не моется, пиирас, второй месяц уже пошел! Задолбались спать с ним рядом - воняет, сука, не то потом, не то говном. У меня от "карасей" вчерашних запах и то лучше!
- Что делать, что делать... Кто у него командир отделения - я, что ли? Поговори с ним по душам, объясни, пусть в медпункт сходит - может, болеет он. Хотя, чем Чечулин может болеть - разве что прободением мозгов... Короче, твой подчинённый, Пахомов, тебе и палку в руки. Ты ко мне чего припёрся с такой ерундой, а?

*** *** ***

- Тащ камдир, не хочет! Я его и уговаривал, и приказывал - никак! Ни в какую, тащ...
- Бля! Я не понял - он что, совсем не моется? Ну, так загоните его в душевую перед отбоем, и лично проконтролируйте - лично! - помывку матроса Чечулина. Может, прикажите мне мыть его? И "караси" ему стирать? Я что - мама? папа? Старшина, кто я здесь, по-вашему? Я здесь для чего? Что вы тут устраиваете?.. концерты бесплатные!.. Ты чего меня от ЖБП отрываешь, а?! Хочешь, чтобы завтра командир МНЕ что-нибудь оторвал?! Так ведь я в долгу не останусь, ты меня знаешь... Вы, млять, скоро ко мне будите приходить за советом, как в гальюне себя вести!
- (чуть не плача) Товарищ командир! Мы... блин... да, загоняли его под душ, тащ камдир!! Я лично с Дыней - с Дынниковым, то есть. Мы полчаса прождали у дверей, специально, чтоб не убежал: заглядываем - а он стоит рядом со струйкой, весь сухой, пальцем сосок трёт! Ни хуя не помылся, тащ! Я Дыню еле оттащил, думал, покалечит идиота. Чо делать-то, тащ?
- Бляха медная! Как вы меня все достали, ё-моё! Чичи, Дыни, моются, не моются, ЖБП, старпомы, гальюны!!! Вы что тут, издеваетесь?! Соски-хуески! Ну, всё, ящеры, вы меня достали - понимаешь? Давай это тело.
- Чича, сука, где ты? Иди сюда, урод, тебя "двадцать третий" зовёт! Вот он, тащ...
- Матрос Чечулин по вашему прика...
- Рот закройте, Чечулин! Ты почему... Ёбт, Чечулин, это у тебя откуда взялось? Кто тебя так, недоразумение? Ты чего молчишь, а? Пахомов, это вы с Дынниковым его так отоварили, придурки?
- Тащ камдир, да мы его почти не трогали! Ну, так, задели немножко, пока раздевали и под душ запихивали. Там ведь мокро везде, тащ, он и поскользнулся. Чо ты молчишь, чучело, расскажи, как всё было!
- Ладно, старшина, я с вами отдельно разберусь. Идите, зовите Дынникова - разговаривать будем. Учиться будем - что можно, а что нельзя. Чечулин, теперь ты. Ответь мне, Чечулин, почему ты не моешься? Все чистые, один ты как ассенизатор в холерных бараках. Не-е-е, ты, бля, не ассенизатор - ты его помощник! Ты чего тут вшей разводишь? Ты хочешь в госпиталь попасть - так подойди ко мне, попросись. Но ведь ты не подходишь, хотя падаешь везде и синяки на тупую голову собираешь! Ты не подходишь! Тебя в медпункт силком не затащишь! Ты чего это - доктора боишься? Доктора, да? Думаешь, отрежет он тебе лишнее? И правильно сделает, если отрежет - на гражданке не будешь таких же прямых и плоских строгать. В душ зашел первый раз за месяц - и то упал, вон вся рожа мятая! Народ ведь тебе сделает нехорошо однажды, а нехорошо - это когда плохо. Всё, Чечулин, я с тобой спокойно поговорил, ты меня понял - иди, мойся.

*** *** ***

- Так! Что за балаган в умывальнике? До отбоя десять минут - а вы тут толпами бродите! Чего вы на машинку стиральную залезли? - брысь с крышки, сломается же! Похватали мыло, щетки - и марш по кубри... ??? ??? !!! б-б-бллляяяяя... ё-моёёёё... ты чего туда... Чечу... ты чего... Чечулин, сука, ты чего, а!!! Ну-ка, дыши, дыши... Угробище трахомное... Ах ты... Ты чего удумал, козёл? Пахомов! Пахомов, бля!!! Кранты тебе, понял?!! Я знаю, это твоя идея была! Я тебе что сказал? - помыть Чечулина! Помыть, а не постирать!!! Сука, а если бы он захлебнулся в этой машинке? Ты, чего, дятел, артэлектриков мне уничтожаешь? Так, Пахомов, спокойно - сполосни это тело водой, посади его в столовую - пусть отдышится и пену выплюнет, а потом оба ко мне. Смотри, не урони его по дороге. Два идиота, блядь, на мою голову! Ой, когда же это всё...

*** *** ***
Я жене всё это рассказал пока мы гуляли по магазину. Она остановилась, выбрала самую большую по размерам стиральную машину, критически осмотрела её со всех сторон - и не поверила. "Врёшь ты всё, не поместиться там человек! Придумай что-нибудь умнее."
Ну, и ладно, я иногда сам себе не верю. Но ведь - было! И НСС мне объявили за что-то... И Чечулин с тех пор чистый ходил - каждый вечер, розовый, в дверь скрёбся с докладом о помывке. И к концу службы таблицу умножения выучил всю... почти...

Кляйне Макс

У каждого из американских авианосцев, за которым мы следили, было свое радийное имя - позывной: «Мидуэй» откликался на «Школьника», «Рэнджер» - на «Серого Орла», «Карл Винсон» парил на золотых крыльях, «Констеллейшн» бил в грудь и кричал, что он - «Боевой вождь» индейцев, а у «Нимитца» ни тогда, ни сейчас «уличного» имени так и не появилось, хотя его экипаж, оглядываясь на тень адмирала Честера, и пытался дать авианосцу «приличное» для ВМС США имя: сходив в северные широты, матросы стали называть флэттоп «Синеносым», бурно погуляв в Японии - «Пьяницей Гонзо», а «пошалив» в Персидском заливе в 1997 году, получил от офицеров экипажа ник «911» - скорая помощь. Вспомним 11 сентября и вздохнем...
А вот у «Энтерпрайза» народное имя было такое - лучше при женщинах не вспоминать. Значение-то его не без героики - «Кульминация»... всему, а вот звучание для русского уха подкачало.
Однажды, в один весенний сентябрьский день декабря, «Кульминация» засобиралась в море - сделать шоппинг в Саудовских супермаркетах с последующим битьем посуды у их соседей по пустыне.
Мы, естественно, напряглись, поднатужились - и «Энтерпрайз» вылез к нашему облегчению из Сан Диего. А когда это серое сооружение вылезает - на него сразу же слетаются «мухи»: «Томкеты», «Хорнеты», «Интрудеры», «Проулеры», «Викинги» и «Хокаи». Называется это действие - перебазированием авиакрыла с береговых аэродромов на борт авианосца. И длится оно два-три часа, в ходе которых наш экипаж вставал в позу акробатического снаряда для прыжков: кто-то снимал излучения РЛС, кто-то фотографировал заходящие на посадку самолеты, другие зарисовывали их раскраску, а я с бойцами считал их по радиосвязи, фиксируя номера и эскадрильи: услышал «101» или «210» - знаешь, что летит очередной «Томкет», просвистел «600й» или «700й» - идет на посадку самолет ДРЛО «Хокай» или противолодочный «Викинг». Работали они на множестве разных частот, поэтому и матросов, слушающих их, как всегда, не хватало. Пришлось просить о подкреплении из непрофильной боевой части - матросе с хорошим слухом и знанием английского языка. Вы поняли, да?
И его мне прислали - мальчика-переростка со слухом, испорченным работой в машинном отделении, но явным желанием служить подальше от дизеля. Знание же этим матросом языка мне предстояло проверить. Боец оказался ладный - тракторист из Сибири из тех, кто плуг носит под мышкой, а сапоги сушит на выхлопной трубе трактора. Глаза его кричали о желании пахать.
Занятый посадкой очередного штурмовика «Интрудер» на «Энтерпрайз», я лишь на мгновение отвлекся от увлекательного занятия, спросив матроса:
- Язык учил?
- Дык, в школе.
- Посчитай от 1 до 10 на английском! - приказал я, зная, что все, что мне от него надо - записывать номера выходящих на связь самолетов. Все остальное записывалось на магнитофон для последующей детальной обработки.
- Ван, ту, - начал сибиряк, но на «сри» осекся и зарделся лицом.
- Добро, бери карандаш, бланк и записывай все цифры, которые услышишь! - сказал я с сомнением и возвратился к «Хорнету», взлетевшему с авиабазы Ле Мур. «Посадив» же почти все авиакрыло, побежал на ходовой - посмотреть на заход последних самолетов, кружащих в ожидании над авианосцем, и не прогадал:
- Тащ, смотрите - сейчас «Хорнет» гробанется! - закричал мне в ухо сигнальщик. Я посмотрел вверх и не поверил своим глазам: самолет F/A-18, делая последний разворот перед заходом на посадку, неожиданно начал складывать вверх законцовки крыльев, остановив их в положении 70 градусов. Но он летел, как ни в чем не бывало!!! Завершив разворот над реперным фрегатом, истребитель расправил крылья и мягко приземлился на палубу.
- Еще один! - закричал матрос. Второй «Хорнет» повторил трюк и вскоре ткнулся носом на аэрофинишере. Ничего подобного я больше никогда не видел, но понял, что ассы показывали класс русскому кораблю - умело гася скорость таким захватывающим дух финтом и усиливая горизонтальную остойчивость самолета на развороте.
Посадив всех, я спустился на свой боевой пост - заняться бухгалтерией и подвести баланс под численностью американского авиакрыла. И в первую очередь я подошел к своему новичку...
Взяв в руки бланк, исписанный каллиграфическим почерком недостойным тракториста, я взглянул на него и упал в кресло, извиваясь в судорогах. Первая же запись на странном готическом языке гласила:
- 101, их бин Кляйне Макс!
Позже, допросив бойца с пристрастием, я выяснил, что учил он в своей сибирской деревушке неизвестный язык, преподаваемый стариком-немцем, неудачно завершившим «Драг нах Остен» и полюбившим водку больше Фатерлянда, и что таинственный Кляйне Макс - Climax (позывной «Энтерпрайза»), вызывающий на связь истребитель «Томкет» с бортовым 101.
А через два года мой тракторист демобилизовался специалистом 1-го класса в звании старшины 1 статьи. И оставил он после себя целое отделение классных специалистов, уважительно ловящих каждое слово своего командира. А если нет, то надевал он их как сапог на выхлопную трубу. Для просушки...
Вот такая «Кульминация»...

ШТУРМАН САША

Жернов, Жернов... Самый прикольный штурман у вас был, говоришь... Жернов... Нет, Макс, Жернова не знаю. Но зато помню бывшего Жирина (кажется именно так, ну, может быть, Жирнов, Жиров, Жирков - не помню точно). Бывшего - потому что он фамилию свою сменил на Сокин - не нравилась ему, титить, фамилия, напоминала, видимо, она ему что-то, не самое вкусное, может быть. Как перевелся к нам - так сразу и фамилию долой, а может быть, и в процессе перевода по дороге, чтоб, значит, не мешала она на новом-то месте обрастать и чувствовать настоящее.
Так, я в 91 пришёл - а он только-только получил каплея. Нет, Макс, точно не тот, про которого ты говоришь. По годам не сходится.
Но наш тоже прикольный малый - КБЧ-1 Саша Сокин. Вот его как-то Щербаков, незабвенный, будучи командиром, бил "Атласом морей и окиянов" по головушке шершавой, бил и приговаривал что-то ласковое, что-то душевное даже, вроде: "Пошёл на фуй, сука, с ГКП!!!", или вроде "Долболом, блядь! Куда, бля, на камни, корабль завёл?". А может быть, ничего не говорил, ну просто дыхание кончилось, горло слиплось и перехватило, один только выдох рубящий "Хех!" - и глухой удар. Вот, не поверишь, всё догонял сочащегося - и бил, догонял - и бил. И даже на трапе вдогонку.
Саша перевёлся к нам с Балтики, выпускник Бакинской "дурки" (чем стрррррашно гордился - последний выпуск, всё-таки!) - невысокий, тонкожилый, щупленький, со скептическим прищуром глаз и папиросой в углу рта... Курил всегда какую-то дрянь вонючую - "Беломор" непонятного происхождения, отчего в каюту заходили с некоторой опаской - вдруг чего горит. Нет, конечно, и мы баловались "Беломором", а механики даже, скинувшись с получки, посылали самого молодого через всю страну в Питер за куревом: "Слышь, молодой, ты там смотри, особо не балуй, много не пей, веди себя пристойно. С самолёта на такси до фабрики, там затариваешься коробкой "мухомора" - и сразу же на обратный рейс. Чтобы завтра к вечеру был здесь, понял "карась"?". Но ту дрянь, которую курил штурман, не курили даже матросы, они просто боялись "стрелять" папироски, раз попробовав эту отраву. А как-то Саша зашёл в кают-компанию с трубкой в зубах. Быллля, вот это был хохот - в трубку Саша вместо ароматного импортного табачка забил всё тот же горлодёр, даже на расстоянии вызывающий спазмы желудка!
Мда, Саша, Саша... Все, кстати, его так и звали: Саша Сокин. И даже матросы. Которых он, будучи дежурным по кораблю, заставлял отрабатывать организацию БЗЖ - чаще после отбоя, ещё чаще по субботам (и это после положенной по распорядку дня тренировки в ночь с пятницы на субботу!), и которые, охреневшие от обилия вводных, через какое-то непродолжительное время просто забивали болт на все эти подъёмы, прыжки и ужимки субботние, просто потому что хотели спать, как суки, и ещё потому, что не любили Сашу Сокина, командира БЧ-1, ("долболома, блядь", как было с сильного расстройства подмечено командиром корабля), который будил их, спящих сладко нагишом, посредством всевозможных приспособлений, пожарных стволов с забортной мартовской водой, к примеру, или, по причине невозможности нахождения по субботам пожарных стволов и рукавов на штатных местах, просто водой из обреза.
В ночь с субботы на воскресенье, к концу первого часа, вся бригадная ДВС, которой по уставу положено бдить, подтягивалась потихоньку к нашему борту - чтобы не пропустить чего-нибудь нового, необычного и неожиданного, значит. Сашу послушать приходили, мля, что не понятно? Он же командовал, он же вводные такие вворачивал, что, казалось, будто все флоты США, Японии и Китая вместе взятые, покушались на нелёгкую судьбу нашего ПСКРа. Его вводные, по количеству взрывчатых веществ, попавших в наше утлатое восемнадцатилетнее корыто, потрясали воображение. И Саша никогда не повторялся, всякий раз наш корвет поражался новым видом боеприпасов.
Иногда Саша уставал самостоятельно руководить спасением корабля от одновременного взрыва носового артиллерийского погреба, попадания в машинное отделение сразу двух ПКР "Гарпун" и подрыва на донной мине, оставшейся со времён войны. Он вытирал со лба пот, передавал тангетку дежурному по низам, а сам, расслабившись, уходил на мостик общаться со звёздами, перекуривать пожары, взрывы, затопления отсеков и всемирный потоп в отдельно взятом подразделении. Иногда, чаще всего в ночь с субботы на воскресенье, звёзды действовали на Сашу успокаивающе. Какие-то команды отдавались, какие-то доклады докладывались, где-то бегали матросы и что-то там тушили-заделывали-подпирали-переспускали... "Всё, хватит на сегодня - низовой, играй отбой. Ну, ещё пару затяжек и можно в люлю падать. Так, а что у нас тут... с дверью... раскуроченной... где свет в каюте... что тут на палубе - ой, бля!!! копчик отбил - разлито... говно какое-то... почему коечка в чём-то липком... в чем-то противном даже... что тут за херня, вообще!.. так, где у меня фонарик... Низовой!!! Сука!!! Уроды!!! Сгною!!! Я вас... я вам...суки подлые... У-у-у, суки!!!"
Низовой командиру так и объяснял на утро:
- Тащ командир! Да он, то есть капитан-лейтенант Сокин, сам приказал ликвидировать очаг условного возгорания в районе третьего кубрика. А пока мы тушили кубрик, огонь условно перекинулся к нему в каюту - по кабель-трассам, тащ камдир, вот и пришлось дверь в каюту раздвижным упором выдавливать. Вы же сами, тащ камдир, учили нас прогнозировать обстановку! А мы, когда дверь открыли, на ГКП доложили о новом очаге - а как же, и тащ капнант приказал тушить подручными средствами.
- Ну, и как, ироды - потушили... условно? Мстители, блин, неуловимые!
- Так точно, тащ камдир. То есть никак нет - огнетушители закончились, а тут и отбой тревоге сыграли. Мы ещё хотели генератор пены прикатить - но не успели. Мы ж не знали, тащ камдир... мы же докладывали... на ГКП...
Другой раз, на подъёме флага дело было. Уже старпом всех поимел персонально и вместе взятых, уже сигнальщики по фалам разбежались - появляется на щкафуте, шатаясь и прихрамывая на правую ногу, наш Саша. А мы уже волноваться стали - понедельник вовсю, а о штурмане ни слуху, ни духу. Весь в пыли, фуражка подмышкой, брючина порвана, без каблуков и с отвалившейся подошвой на правом ботинке. Молча отряхнул фуражку, молча встал в строй на своё место рядом с замом, только кивком головы дал всем понять, что всё, мол, в полном порядке, а старпому персонально шепнул: "Поезд догонял".
Потом, конечно был разговор с командиром и трудное объяснение по поводу. Выяснилось, что, возвращаясь с выходных, Саша слегка опоздал на последнюю электричку: "Я бегу за ней - метров пятьдесят оставалось, фуражкой машу, ору ей, трахоме, всякое непотребное, стой, мол, сука, стой!- а она не слышит. - Кто не слышит, Саша? Липиздричка? - Да, нет же, бля, при чём тут поезд? В последнем вагоне в кабине машиниста тётка в форме сидела. Во-о-от с такой грудью...Могла бы и тормознуть, коза...". Все безуспешные попытки догнать негодную привели Сашу к единственной пришедшей в голову мысли: нужно идти в город по шпалам, если не хочешь заблудиться и окончательно опоздать к подъёму флага. Один хрен, денег ни на автобус, ни на такси не было, да и не ездят они ночью.
Вот так, где по шпалам, где по насыпи, спотыкаясь и падая, потеряв каблуки и разбив ботинки о камни, натерев мозоли на ногах, порвав брючину, Саша пришёл на корабль. Шел ровно девять часов. "Успел. Молодец, Саша." - говорили потом командиры и штабные, специально приходя на корабль пожать Саше руку. Ну, а мы просто выставили штурману пузырь шила.
Ха-ха, я пока тебе это рассказывал, вспомнил, как Саша увольнялся. Он от нас ушёл к тому времени на повышение, штурманом, а заодно связистом и эртээсовцем на списываемый "линкор" наш, ну, ты знаешь. Там офицеров-то почти не было, так, молодняк один. Как он дела принимал - хрен разберёт, вот только при первой же проверке флагманские выявили нехватку туевой хучи драгосодержащих приборов, плат, ламп и прочей годами возимой бесполезной дряни из ЗИПов. По самым скромным подсчётам, нехватка потянула килограмм на двадцать одного серебра. И вой бы с ним, с ЗИПом (флагманские так и сказали "Вой с ним, что мы не спишем железо что-ли?"), но тут наклёвывалась окружная комиссия, и дело запахло подсудным. Саша завертелся, засуетился. Уж как именно - то ли с помощью шила, которое он обменивал на краску-"слоновку", в свою очередь, обмененную в малярных мастерских местного ремзавода на корабельную печенку, то ли звёзды и в самом деле благоволят знающим астронавигацию - без понятия. Вот только комиссия никаких недостатков не нашла (кроме нехватки тринадцати кожаных регланов, которые были пропиты ещё лет пять назад, а всё последующее время при сдаче дел помощниками передавались друг другу в виде дорогого приложения к должности.)
Проводив комиссию, Саша решил, что ему хватит служить. И уволился. К хорькам едучим. Без денег, практически, потому что деньги начфин высчитал за тринадцать регланов и более сотни простыней, которые комиссия также не нашла при проверке.
После увольнения Саша решил больше не тревожить судьбу в морях, и устроился помощником на портовый буксир, которых у нас десятки по заливу шныряют. Этот буксир как-то раз подошёл к нашей заводи, и хорошо поставленным капитанским басом через мегафон спросил: "Это не у вас служил Саша Сокин?" Мы дружно закачали головой, "У нас, мол, у нас, где ж ему ещё служить-то?", на что буксир вдруг заорал: "Так какого ХУЯ вы его не переделали!!! В нормального человека!!! Он же потопит нас когда-нибудь!!!"
Самое интересное, что на Сашу невозможно было обижаться. У него со всеми офицерами бригады были хорошие ровные отношения. И пусть некоторые недоброжелатели говорили, что, мол, на дурочка обижаться - нет! Мы не из таких! Это был хороший товарищ и хороший офицер. Просто Саше катастрофически не везло.
Саша Сокин, командир БЧ-1 нашего пограничного корвета, с зажатой в углу рта вонючей папиросой, хитро прищурившийся человек, всю ночь догоняющий поезд... Таким я его и запомнил.
А Жернов... Нет, не припомню такой фамилии...