БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-27 или «издержки кобелиного сезона»

И дважды благословенен в Заполярье месяц сентябрь. Перелётные птицы по всему миру только ещё готовятся устремиться на юг. А навстречу им уже мчат самолёты и поезда, выплёскивающие в Мурманске из своих недр коричневый от загорелых лиц, рук и ног, пухлый от множества сумок, чемоданов и баулов, шумный поток женщин с детьми. Это спешат к началу нового учебного года семьи офицеров и мичманов Северного Флота.
Их встречают уставшие, но счастливые отцы семейств. Почему, спросите, уставшие? А думаете легко за одну ночь ликвидировать последствия четырехмесячной самой что ни на есть разгильдяйской холостяцкой жизни?
Только сдать горы разнокалиберных пустых бутылок да выгрести из всевозможных мыслимых и немыслимых мест залежи окурков - уже нелёгкий труд. А кое-кому приходится куда хуже...
- Мой Юрочка - такой молодец! Ремонт в квартире к моему приезду сделал! Ещё даже запах свежей краски не выветрился, - хвалится соседка по лестничной площадке.
- ВО-О-ОТ!!! А ты??? Бездельник! - следует уничижительный вывод моей лучшей половины.
И ведь не будешь ей объяснять, что Юрочка просто был вынужден покрасить полы после многочисленных безуспешных попыток их отмыть. Да и новые обои пришлось клеить исключительно из-за того, что над диваном образовалось огромное серое пятно от сотен затушенных о стену сигарет.
Ну а потерявших чувство меры не спасают даже такие радикальные меры.
- Я - ПОПАЛ!!! - обреченно заявляет за день до приезда жены Саша, командир зенитно-ракетного дивизиона и отъявленный ловелас, - Решил красиво окончание «кобелиного сезона» отметить. И надо ж было умудриться пробкой шампанского вдребезги любимую люстру жены разнести.
- Да ладно тебе. Скажешь, что со мной пил, - как настоящий товарищ пытается утешить его Серёга-инженер.
- С ТОБОЙ ШАМПАНСКОЕ??? - Сашка даже отскакивает подальше к двери, - да тогда Ленка вообще ТАКО-О-О-Е подумает...
Общий хохот заглушает его слова.
- Да-а-а, захочет поехидничать - никаких люстр и не потребуется, - обреченно машет рукой группман-трюмный, - пошли с моей после её приезда по магазинам, а она потом и спрашивает: «Валь, а чегой-то с тобой все продавщицы по имени здороваются?»
Через несколько дней комдив ЗРД доверительно делится:
- Ленка - человек! Увидела остатки люстры, только и сказала, мол, надо ж было такого козла полюбить. Так ведь и я ж её люблю, - упоённо продолжает он, - а эти ресторанные девки - они мне даром не нужны... - и добавляет задумчиво, - ДО НОВОЙ ВЕСНЫ.

Лисс....
Мой Лисс....
Встречавший меня вечнозелеными лианами и желтыми обрывами, теплом нагретого камня парапетов своих набережных и лабиринтом улочек и переулков цветных горок, тенистыми аллеями над йодистым запахом бухт.....
В который раз пытаюсь я вырвать с корнем из памяти долгие годы восхищения твоей ослепительно белой красотой, твоими незабываемыми закатами, бесконечными лестницами, ведущими кажется прямо в твое бледно-голубое небо и твоими брусчатыми гранитными мостовыми, по которым так трудно было идти строевым шагом. и по которым так легко бродилось с юной красавицей, в глазах которой горели кусочки твоего солнца, мой Лисс, и щеки которой были покрыты нежным пушком - как у твоих молодых персиков, мой Лисс...
Есть люди, которых предают.....
И есть люди, которые предают....
И есть города, которые предают....
Твои сыновья предали тебя, мой Лисс...
.....Их, рожденных в этом городе, встречали плакатами:
«Родину в аренду не берут!»
А они взяли.... Как и чем объяснить предательство.....
Как и чем его объяснить?
Те, кто когда - то произнес «Если я нарушу эту торжественную присягу, пусть меня постигнет гнев и презрение....»
И нарушили ее. И остались с тобой. Как ты их терпишь, мой Лисс....
Как ты терпел тупое, мерное движение по твоим улицам колонн захватчиков - сначала под «Юнион Джеком», потом под свастикой, а......
Так терпел только Иисус - страдая за всех нас, - а за что страдаешь ты, мой Лисс...
Может быть тоже за все наши грехи, грехи твоих сыновей и дочерей, если верить старой легенде....
Прости нас, своих неразумных детей. Мой Лисс...
Ты живи
Ты воспитывай новых капитанов Греев - с летящей душой, влюбленных в море, с капелькой твоего щедрого солнца в крови...
.........
....на окне - косые капли дождя. Сумерек. Но еще не скоро зажигать лампу...
В расплаве дождя - фонари, фонари большого и сырого города...
А перед глазами другой, пропитанный запахом моря и солнца, с белыми колоннами, и извивами виноградных лоз, лежащий у моря на теплой ладони, город бескозырок и фуражек, камней и платанов....
Мой Лисс...
Прощай....

октябрь 2003.

Слегка о ВМФ или Знакомьтесь, артефакт: большой противолодочный корабль

БПК - это может быть и корабль. Могучий язык позволяет подразуметь под этими тремя буквами что угодно. Банно-Прачечный Комбинат, например. Но в этой истории так получилось, что это был корабль. Железный такой. Серый. Советский. Предоставляло это чудо техники сразу несколько уровней для своего восприятия, и каждый из них, уровней, был по-своему изумителен. Само собой, для человека несведущего, каковым является студент 4 курса технологического института, имевшего этого студента по полной программе на собственной военной кафедре во исполнение его, студента, нежелания занырнуть непосредственно в сапоги на отчетливые 2 (два) года, все уровни приветствия, которым наградил меня этот конкретный корабль отдавали откровениями экзистенциального толка.
- «Отмороженный»? - спросили меня на КПП - только он не БПК, а СКР. Вот, во втором бассейне стоит.
Бегущая вдоль двух бассейнов военной гавани асфальтовая дорожка была покрыта чудным ковром из опавших листьев, и я топал по ней, шух-шух-шух, и дышал морем с мазутом и утренним осенним ветром.
- Заебись, - вдруг сказали рядом, - Нет, ну просто совершенно охуели уже. Кто ты есть такой, человек военный?
Слева от меня, облаченного по случаю будущего присягания будущего офицера запаса на верность родине в обычное одеяние срочной службы, вполне по размеру, хотя и сильно б/у, стоял, профессорски разведя в стороны руки, маленький капитан первого ранга с большими глазами.
- Ты есть откуда? - говорили не только акустические, но и отраженные от капраза электромагнитные волны видимого диапазона.
- Оттуда - ткнул я пальцем в сторону КПП и почесал плечо, - студент я....
Этого оказалось достаточно, чтобы направленный и хорошо структурированный гнев военачальника рассыпался в труху спонтанного возмущения по поводу всего гражданского, неподвластного пониманию военного мозга и угнетающе безалаберного.
- Здрасьте, - излучил мегатонну сарказма капраз, - а вас там, в институтах, честь не учат отдавать?
- Ну как сказать... смотря за что: за три балла это довольно дорого, за четыре - зависит от предмета, за пять - ну, важны условия, чью именно честь и кому отдать. Но вообще-то вы лучше у девчонок наших спрашивайте, сам я могу только теоретически...
Нет, зря я это все, ей-Богу. Ничего он мне не сделал. Пока. Кто ж знал, что его кондратий обнимет. Его, заместителя начальника штаба военно-морской базы. По политической части. Вот так прямо рядом со мной возьмет и скрутит столбняк.
Постояв с минутку, я наклонился к застывшему воину. Дышит вроде... Трогать я его не стал - повернулся и пошел. На пустой дороге, прямо в центре военно-морской базы, стоял невысокго роста капитан 1 ранга и смотрел мне вслед. Я обернулся - капраз был похож на изваяние, каменного гостя, Змея, пораженного две головы которого уже полегли под дубиной Ильи Муромца...
Честно говоря, я так и не понял до сих пор, нормально ли это. А тогда у меня просто не было возможности - и вот почему.
Потому что в этот самый момент я услышал нечто среднее между ревом и визгом, топот нескольких больших ног и увидел несущийся прямо не меня табун военных людей. Впереди бежали большие глаза, как я потом узнал, командира БЧ-2 «Отмороженного», молодого майора, потом сам майор (я почти уверен, что он в процессе передвижения бегом недюжинно испражнялся прямо в модные свои штаны "дудочкой"), потом мичман, больше похожий на обкумаренного Колобка, и человек пять-шесть матросов. Я тоже остановился, а эта шобла пронеслась мимо: "Щаас е-ба-нёооот!!!!". Солнце. Воздух. Смотрим это мы с обесточенным капразом на "Отмороженный" - а над его правым шкафутом, где стоят, хищно-эротично откинув крышки, пусковые установки крылатых ракет, дым столбом - они то ли грузили ракеты, то ли регламенты делали, и чего-то коротнуло и пыхнуло. На надстройках - никого, а вахтенный у трапа забился под трап, и зырк-зырк оттуда - глаза еще больше, чем у молодого майора. И тишина. Открывается дверь гальюна под вертолеткой, оттуда выскакивает боец с ведром, прыг-скок - на пусковую: мол, пожар тушить. И тут кто-то капраз заорет сзади - метрах в 150 от пирса, а как рядом: "СТОЯААААААТЬ!!!!!!" Все и замерло, даже вороны на лету. "СТОЯАААААААТЬ!!!!!". Боец над ПУ стоит и не знает, что делать - ведро в руках в БГ N1, пусковая и ракета в ней вяло горят установленным порядком. Капразовский ступор умело распространился на всю ситуацию - лить или не лить: вот в чем вопрос. И тут этот махонький капраз, высоко вскидывая копыта, как лось, пронесся мимо - в плаще, белом кашне... грюк-грюк ботинками по сходне над скрюченным бойцом, огнетушитель хвать - и к ПУ: пшшшшшш.
- Вот дурак, - дрожащий голос КБЧ-2 тоже сзади, - Её же нельзя из ОУ-5... Щас-таки ебанет, - но уже без энтузиазма...
- А почему ее нельзя из ОУ-5? - спросил я у командира стартовой батареи неделей позже, выпивая и закусывая в его каюте моим бухлом и его тушенкой.
- Можно. И даже нужно. Просто назревала почти готовая отмазка, понимаешь? Ну, ощути: взрыв противокорабельной ракеты на БПК «Отмороженный» и взрыв противокорабельной ракеты на БПК «Отмороженный» в результате неправильных действий ЗНШ базы. Чувствуешь разницу? А командир боевой части при свидетелях за секунду до взрыва - нельзя так тушить, это ошибка. И - чист, аки голубь.
- А-а-а. Понятно.
Но между этими двумя событиями был еще выход в море. Выход в море. Море. Я жил в кормовом кубрике, я спал все время на самой верхней койке. До верхней палубы корабля - тридцать сантиметров. Я не мог предположить, что наиболее крепкий мой сон придется на момент выполнения артиллерийских стрельб. Однако так и вышло. И два ствола кормовой артустановки, с учетом угла вертикального наведения, оказались примерно в полутора метрах над моим левым ухом. Был мне сон - большой подвал, залитый водой, и я по пояс - и некто в резиновых сапогах в темном углу, злобно усмехаясь, опускает в темную воду электроды...
Бах - сказало мне пространство, больно ударив головой о подволок. Бах, бах. Бабах. И по палубе за борт проехали, звеня и переваливаясь, стрелянные гильзы.
По трапу в кубрик прогрохотали четыре ноги
- Стрельбы - это всегда хорошо, - сказали во тьме сквозь странное похрустывание, - это концентрирует офицеров всего в нескольких местах, и на корабле становится так легко столь многое спиздить...
Я чиркнул зажигалкой, и голоса затихли. С рундука у самого трапа на меня смотрели четыре глаза еще совсем юных матросов, между которыми стоял большой противень с выжарками свиного сала...
Знаете, я лично никогда больше не был на кораблях ВМФ. Я их только немножко боюсь, когда я в море занят своим делом - рыбачу помаленьку. Не так боюсь, как их боится вахтенный штурман на мосту, знающий, что они никогда не будут соблюдать положенные правила МППСС. Боюсь каким-то странным страхом тушканчика, которого однажды угораздило попасть в центр паникующего слоновьего стада. С легкой примесью гудящего звона стрелянных гильз, едущих по совершенно, однозначно, экзальтированно железной палубе, по облезшей и сбитой краске, до падения за борт, до встречи с муто-зеленой водой...

КАК КОМАНДИР ПОДЛОДКИ ПОВЕРНУЛ ВРЕМЯ ВСПЯТЬ


Николай ЧЕРКАШИН,капитан I ранга

К Новому году океан успокоился - в приповерхностном слое подводную лодку уже не покачивало, и все истолковали это как благоволение стихий к празднику.

В иерархии приборных стрелок центрального поста, указывающих курс, глубину, время, давление в системах и величины всевозможных токов, самыми главными стали теперь стрелки морских часов. Как и на суше, им предстояло возвестить начало года с той лишь разницей, что сойдутся они не у цифры "12", а у "нуля".
За сутки до Нового года в отсеках вырос целый ельник. Три самых могучих "дерева" были собраны из полиэтиленовых секций и подпирали теперь подволок в торпедном отсеке, в офицерской и мичманской кают-компаниях. Другие - ростом с ладонь и меньше - выросли в каютах, рубках и даже трюме центрального поста. Елками гордились и ревниво следили - чья украшена лучше. Те, кто перед походом не запасся крохотными пластмассовыми елочками и блестящими микроигрушками, выпрашивали у доктора - лейтенанта медицинской службы Павла Туманова - зеленку с марлей и обвешивали проволочные каркасики самодельной "хвоей".

Помощник командира старший лейтенант Шота Руднев поразил всех сюрпризом: из рефкамеры была извлечена тушка петуха, припрятанная со времен последнего похода к плавбазе и замороженная до хрустального звона. К зажаренному петуху кок прикрепил бумажную гусиную шею с запиской Руднева: "Назначаю жареным гусем. Помощник командира". "Гусь", водруженный на стол посреди салфеток, свернутых колпачками, и бокалов, наполненных соком, имел шумный успех. За полчаса до праздничной полуночи доктор прицепил бороду Деда Мороза и скептически оглядел Снегурочку, чей воздушный наряд никак не скрывал мощные бицепсы матроса-торпедиста Максимова.

- За мной! - скомандовал доктор-Дед, взвалил на плечи мешок с подарками. И тут над головой заверещал ревун.

- Учебно-боевая тревога!.. "Снегурочка", срывая с себя марлевый наряд, ринулась в родной отсек, а доктор - в кают-компанию, куда расписан он на время боя, - и в самый раз: подлодка так круто пошла на глубину, что "гусь", сшибая салфетки, катился по столу. Сок в бокалах перекосился, а шарики витаминов, осыпавшись с блюдечек, весело скакали по узкой палубе.

Пока доктор спасал новогодний ужин, подводная лодка легла на боевой курс, и штурман, доложив контрольный пеленг на цель, с тоской глянул на часы. Шесть огненных нулей выскочили на электронном циферблате, и тут же замелькали первые секунды нового года.

Море не считается с людскими праздниками. Хотя "торпедный залп" оказался метким, все же было обидно, что грань Нового года безнадежно ушла в прошлое.

- Минуту ждать, - сказал командир и вылез из-за тесного стола.
- Внимание личного состава! - разнесся по межотсечной трансляции его веселый голос - Объявляю судовое время двадцать три часа тридцать минут. Команде приготовиться к встрече Нового года!

- Есть! Первыйэ Есть! Второй - посыпались радостные доклады из отсеков. Под торжественный перезвон кремлевских курантов, грянувший с магнитной пленки, командир произнес короткий и емкий тост:

- За Родину!

Но едва отгремели аккорды Государственного гимна, как щелкнули в отсеках динамики и вахтенный офицер распорядился:

- Первой смене заступить! Время поясное.

И судовое время вернулось в исходное положение.

История одного знакомства.
М. Глинка (с сайта submarine.ru)

... Замполит вдруг потянулся сладко и сказал:
- Имею рассказать вам береговую байку. Как ты на это смотришь, Афанасьевич?
- Это ты о чем? - спросил механик.
- Да так. Об истории одного знакомства.

Значит, было это, лет двадцать тому назад. Идет курсант по Невскому. И палаш на боку. Лето, август, поздний вечер. Ну часов одиннадцать, скажем, а то, может быть, и начало двенадцатого. Идет, значит, наш знакомый по Невскому и думает только об одном... Народу все меньше, девушки если и попадаются, то сугубо деловитые - спешат, смотрят в землю. Время позднее. Полное фиаско. А палаш, знаете ли, по ноге брякает, раздражает. Вроде напоминания о собстренной ненужности. Мол, вот я совсем ни к чему. Как и ты. Бредет он, адреса вспоминает. Здесь одна раньше жила, в том доме и сейчас живет, но там мама по вечерам дома, а те все на дачу уехали. Одним словом, худо, хоть иди в Адмиралтейство обратно на радость отцам-командирам. Невский пустеет на глазах. Обеднел город. Жители есть кое-какие еще, но все не те, ненужные. А палаш бряк-бряк, мол, зря ты меня из пирамиды вытянул да еще зачем-то вытер от смазки и снова намазал. К чему это, интересно, мы с тобой готовились? А настроение с каждым шагом у него все мрачней и дошло до такой степени, что и встреться ему сейчас подходящая девушка, если она глянет ему в глаза, то убежит, хотя, прямо скажем, собой он вовсе недурен.
- И видит он вдруг, что в телефонной будке стоит девушка, кружочек вертит, а сама глазами ищет что-то на улице. По нему скользнула глазами, чуть притормозила, но особенно разглядывать его не стала... И кажется ему почему-то, что не просто так она глянула. А девушка хороша. Светлые волосы, в крупных кольцах, гибкая, загорелая... Подожду, думает, поблизости, черт ее знает, что она там по телефону выяснит, может быть, ничего и не выяснит и у нее возникнут дополнительные вопросы... Так и случилось. По телефону девушка не дозвонилась, вышла из будки, и на лице у нее какое-то сомнение, назовем его мимолетным... Что же мне, мол, делать? Наш герой с саблей на боку тут как тут. "Извините, - говорит. - Не знаю, чем вы опечалены, но не могу ли я помочь?" - "Нет, не можете".. Первая тема на корню иссякла. Думал, думал наш герой и придумал. "Тогда, - говорит,-давайте познакомимся".- "Зачем?" - "По-моему, это необходимо",--"Почему же?" - спрашивает девушка. А что он может ответить? Потому, что он на корабле месяц просидел? Честнее всего, конечно, было бы так и ответить, но он, хоть и выглядел мужественным, палаш, знаете все же, на поверку таким не оказался. "А потому... - говорит, - потому..." И ничего сказать не может. Она улыбнулась. "Хорошо, - говорит, - вы пока думайте, а я пойду". - "Куда?" - очень умно спрашивает он. "Если вы не против, то домой". - "Нет, - говорит он, - я совсем не против".
- "Домой, - говорит, - пойду". - "Хорошо, - разрешает он, - но и я тоже с вами". - "Ко мне домой?"- оживившись, спрашивает девушка. Тут бы ему как настоящему мужчине и сказать: "Да, угадали". - Так нет, опять испугался. "Что вы, - говорит,-как можно такое подумать? Только провожу". Смерила она его взглядом - полагаю, что уничтожающим, - и говорит: "Ну что с вами делать: Проводите". Он и пошел рядом. Кто она?--думает. Пианистка? Пальцы очень развитые - когда она по телефону звонила, он заметил, как они вьются. А может, модельерша? Те вот так же ходят - ногу несут вперед и немного вовнутрь. О чем бы нам с ней потолковать? "Вы, - говорит,- читали "Капитальный ремонт"?" Поразить решил. "Нет, - она отвечает.- Я вообще к производственным романам с опаской".-"Да нет, - говорит, - это не производственный". - "А какой же?" - "Так, трудно сразу, сказать в одном предложении". - "Ничего, вы в нескольких".. - "И в нескольких,--говорит, - трудно". Она, бедняжка, растерялась, ей, видно, впервые такой ученый человек попался. "А тогда как же, - говорит, - можно о его содержании узнать?" - "Очень просто, - отвечает, - я вам его целиком могу пересказать".-"Всю книгу?" - "Да, -говорит,- всю книгу". И, не ожидая, когда она его попросит, принялся. Но, чтобы удобнее рассказывать, за локоть ее взял. Она человек воспитанный, прерывать его рассказа не стала, но локоток подергала, подергала и высвободила. Так ей, вероятно, удобней было. - Под ручку, значит, не вышло... Двигаемся, "Капитальный ремонт" рассказываем. На Владимирский повернули. На Владимирском еще темнее. "Знаете,!- говорит, - вам бы не споткнуться тут". И снова берет ее под локоть. А у нее глазищи огромные, смешливые. Остановилась, уперлась в него этими глазами и говорит: "Ну Что ж, только сами потом не жалейте!"- "Я?! - говорит. - Жалеть?!" - "Да, вы". И локтем его руку к талии прижала. "Пошли", - говорит. "Капитальный ремонт" на время засох. В горле какое-то першенье. Потому что походка у нее --мать честная! Раньше-то он только видел это, а теперь своей рукой чувствует. Рука отдельно живет у него теперь. К Владимирской площади подходим. Вдруг она у него спрашивает: "Вы торопитесь сейчас?" Он заблеял что-то. А девушка волосы головой назад, на спину швырнула и опять своими глазищами уперлась в него. То ли смеется, то ли всерьез. И на одной ножке качается. "Пойдемте,-говорит, - ко мне". Он молчит. Борется со стихийным, так сказать, целомудрием. Только дышать стал, как турбина, "Вы одна живете?" -говорит. "А вы как думаете?" Как он-думает? В половине двенадцатого ночи в гости зовет. Ясно, одна. Но догадливости своей ходу не дал. Как всякий, заметим, умный человек. Стоят около лестницы. "Пойдемте", - говорит она. Но ему все еще мало. "Как, - спрашивает,- вас зовут?" А она посмотрела на него и говорит: "Это-то вам зачем? Не все ли равно?" Он подумал немного и, видно, решил, что она права. По лестнице стали подниматься. У него нет-нет, да палаш и громыхнет. "Тише, - говорит она. - Мне с соседями не очень повезло". Идут, значит, по лестнице. Пришли к двери. "Снимите ботинки",- шепчет девушка. А он, вы его знаете, человек гордый. "Зачем?" - говорит. Как-то не совсем ему кажется гармонично- палаш, погоны, то да се, а ботинки в руках. Но девушка - чудо просто - загорелая, гибкая, лукавая. И еще - вполоборота к нему стоит и на пальчике ключик вертит. Не снимешь ботинки - стой здесь. Что делать? Стал снимать. А ножны по кафелю скребут, да еще шнурки на одном ботинке запутались. Он их, как настоящий мужчина в минуту страсти, рванул -и в пролет, вот, мол, смотри, какой у меня характер.
- Шнурки, значит, разрушил, ботинки в руках - сам стоит на цыпочках. Ваше, мол, слово. Она опять улыбнулась и шепчет: "Постойте минутку, я сейчас", - и тихонько ускользает в дверь. Но еще минуты не прошло, выскальзывает обратно. "Все, - шепчет, - в порядке! Пойдемте! Только тихо!" Бредут на цыпочках по длинному коридору. Задели за что-то палашом, состояние нашего героя не объяснить. Но ничего, никто не выскакивает. Дошли до двери в комнату. Она нажимает на ручку, вводит его на середину комнаты и шепчет: "Постойте тут!" - а сама отходит почему-то. Шторы глухие на окнах, какие-то зеркала поблескивают. И вдруг он понимает, что в комнате есть еще люди, да не один, не два, а много -и они везде, со всех сторон. Слышит, как кто-то, не она, прикрывает сзади дверь. И кто-то шаркает ногой впереди. И кто-то что-то шепчет... Что бы вы тут сделали, если вы настоящий мужчина? Не знаете? А он швырнул на пол ботинки и рванул из ножен палаш. И тут зажегся свет.... Длинный стол, углом. За столом человек двадцать пять... А на пустом паркете посередине - пятикурсник Высшего инженерного училища имени Дзержинского, в носках, на цыпочках и почему-то над головой палаш в желтой смазке... Стоит он, родимый, и руку не опускает. Как натурщик в Академии художеств. А в комнате хохочут, со стульев просто падают от хохота. О чем наш герой думает? О ботинках. Один-то рядом, а второй он куда-то сам зашылыгнул...
- А дальше? - Что дальше? Дальше выходит девушка на середину и говорит: "Дядя Юра, выиграла я наше пари или нет?" И все гости орут: "Выиграла, выиграла!" А наш герой, хоть и занят поиском ботинка, видит, что между гостями сидит контр-адмирал. И контр-адмирал вместе со всеми хохочет. Оказывается, это дядя, и племянница с ним полчаса назад поспорила- сейчас, говорит, пойду, подхвачу на улице первого попавшегося моряка, и он сделает все, что я захочу. Ну адмирал - то ли забыл молодость, то ли не видел, что у него за племянница, то ли, напротив, шутник - и скажи ей: "Слабо! Не приведешь". Вот и все.
- Как все? Как все?
Нашел ботинок. Положил палаш на паркет, обулся. Завязал обрывки шнурка. Все. - Адмирал говорит: "Обулись, товарищ старшина первой статьи? Идите-ка сюда, присаживайтесь".

***
- Ты что, не понял? - спросил он. - Это ж зам рассказывал, как Петр со своей женой будущей познакомился.
- Ну да?
- Вот тебе и "ну да". Четверо детей у них. И все девчонки.
- А что, правда, хороша?
- Не то слово, - сказал Игорь. - Первая дама Заполярья была. Тут ничего зам не прибавил.
- А откуда он в таких подробностях эту историю знает?
- Да он ближайший Петькин друг, и семьи у них дружат. Наверняка Елена сама же десять раз все и рассказала, и наверняка при Петьке. Ну, Иваныч, конечно, наплел слегка, но в общем так, наверно, и было...