Почти по плану


Был у меня мичман. Серёга Фитасов. Ходячее ЧП. От увольнения по дискредитации (если коротко), его спасало жалостливое начальство. Пять киндеров, шестой уже в мою бытность-командование мне родился. Пил горькую до посинения. И даже больше.

И вроде руки золотые и исполнительный, всё путём. Но только если кто старший рядом. Или ненадолго. Если по-другому - упьётся вдрызг.

Как-то промухали в гарнизончике ёлкозаготовку. А в лесу их, зараза, нет. Редкие сосёнки, а вообще - лиственное всё. Хвойный лес дальше от побережья, ехать надо. Как раз перетурбации и слияние военных лесничеств с обыкновенными человеческими)). Валерки, главного и единственного, лесника нашего, соседа моего, и просто нормального мужика не было. Точнее был он, но в командировке во Владивостоке "под завязку".

А время поджимает.

Поэтому вечером тридцатого снарядили "шишигу" во главе с Серегой и одним водителем-контрабасом в район Фурманово. Там ёлок полно. У водителя там вроде родственники. Канистру шила с собой - мало ли какие вопросы. Спирт - он же ж есть валюта. Вернее был, в те времена.

До туда ехать полтораста вёрст. Плюс там вырубка и всё такое. потом назад.
По расчёту, возвернуться должна была команда примерно к обеду тридцать первого.
Всё же лучше, чем вообще без ёлок остаться.

Они чуть задержались. Приехали с полным кузовом пушистых - одна к одной - ёлочек только к вечеру. Первого января. Без канистры.

ПОДАРОК ОТ КОМАНДУЮЩЕГО


В какой-то степени встреча эта была, наверное, судьбоносна.

Когда был зелёным карасём*, сдавал ему зачёт по обязанностям дежурного. И получил в подарок сопливчик*. Был период, когда с сопливчиков переходили на кашне. Кашне не хватало. Начали выдавать с пятого курса.

Уже осень, форма одежды - бушлат, чёрная беска. То есть нужен либо сопливчик, либо кашне. Но их уже не выдают. А кашне на всех не хватает. Замкнутый круг короче - в увольнение никак.

А потом я его самым первым поздравил с получением первого офицерского звания. Получил, как положено, купюру. Хранил три года.

Феликс Шипов. Первое лицо, которое выхватил взгляд из толпы встречающих в аэропорту Артёма.

- Привет! Ты из какого училища?
- Из нашего!
- ???
- Не узнал что ли? Я твой полтинник только прошлым летом употребил.
- !! Витька, ты?! Вот это да!
- Что, постарел?))
- Да нет, просто не ожидал. А что не дотерпел то до выпуска?
- Так первого курса ж не набирали. Мы ж последний выпуск. А второму не особо есть желание денег совать.
- А, ну да, слышал. Кстати, тебе куда?

Я познакомил Феликса с супругой, мы дождались багажа, погрузили его к нему в машину и поехали в славный город Фокино (Тихас). Повезло нам с Феликсом, признаться, очень. Во-первых у нас было двенадцать мест багажа. Из них два игрушечных и десять полновесных. Игрушечные - два пакета с фуражками белой и чёрной, несла моя Ленуська, срок беременности которой уже перевалил за середину. Она же охраняла котомки, пока я их, короткими перебежками, переносил. Но это было до Приморской земли. А сейчас мы встретились с Феликсом. И сразу решили кучу проблем - и с переноской вещей и с поиском этого самого Фокино и с поездкой туда.

Сам Феликс дороги толком не знал. Вернее сомневался. Потому что переименование Тихоокеанского (он же Шкотово-17) в Фокино состоялось совсем недавно и жители трассы «Владивосток-Находка» этого как-то не заметили.

В связи с небыстрым передвижением, связанным, как я уже упоминал, с неуверенностью в маршруте, серпантинной дорогой и частыми остановками, рассказать друг другу мы успели весьма немало. Я - о нашей альмаматери, он - о службе на Тихом океане. Нескучно, короче, ехали.

- Ну и каковы перспективы? - был очередной вопрос от меня.
- Да домой я уезжаю по осени. В Тольятти. Наш «N-й» же продают. На иголки. Сокращаюсь...
- Не понял...
- Ну я ж ПэКСом* на «N-м»
- Ну...
- Ну вот. Его продают. А команда - кто куда. Я сокращаюсь. Тестя ж нам квартирку купили. А тут четыре года по съёмным. Замаялись...
- Дык, эта - я показал на его красный просвет на капитанских погонах.
- А, это - Феликс улыбнулся - морпех я. Морпех, мля! На корабле то четырёх месяцев ещё не служу. Домой захотелось. Надоело. Вот на «N-й» и перевёлся. По весне. Специально что бы сократиться. Дела то принял, работу работал. А звание в прошлом месяце пришло вот такое. Я не в обиде. Не до переаттестации. А на допуск на вахтенного сдавать...смеяться некому. Оно мне надо? С сухопутным званием даже легче будет, если потом снова призваться решу.
- Понятно. А тачка эта - память о службе? - улыбнулся я.
- Знаешь, не столько о службе, сколько о её тяготах. В девяносто пятом-девяносто шестом, когда денег по нескольку месяцев не платили...чем только не занимались. И жень-шенем и щитомордниками. И машины гоняли. На службе, не считая отпуска, месяца по три-четыре в году отсутствовали. Всё перегоняли тачки. Вот и наскрёб потихоньку. Нравится?
- Не то слово! - его блестящий "Митсубиси-Диамант" был и в самом деле как будто из сказки.
- А на память о службе у меня вот что останется, - Феликс показал жестом, чтобы снял с него часы.
Я снял. Хорошие командирские часы. А на нижней крышке гравировка: «За пунктуальность. От командующего ТОФ. 17.15.1998 г.»
- Ни фига себе! Обалдеть! - я реально чуть не визжал от восторга и, конечно, попросил рассказать подробнее.



В тот день командующий флотом был у них на «N-м», что называется, «в гостях». На 16 часов объявлено совещание офицеров дивизии в малой кают-компании. До празднования Дня ТОФа оставалось меньше недели. Так что было это очередным подведением итогов и раздачей пряников.

Все в сборе. Хоть время ещё без десяти. Без семи минут появляется сам Захаренко.

Команда: «Товарищи офицеры!». Всё чин по чину.

Сели. Начали.

Через минуту вламывается Феликс.

- Прошу разрешения!

Командир корабля со старпомом, хоть и шли «на иголки» и Феликс у них вообще лицо временное, не сказать случайное, но всё-равно, по инерции так сказать, мышцы сфинктеров своих инстинктивно сжали и глаза подзажмурили.

- Ты чей, доктор? - начал вроде как не очень строго Михал Георгич.
- Да я местный. ПэКээС я, товарищ командующий, - не нагло, но с улыбкой заявил старлей.
- Не понял...

Тут командир встал и попытался было на пальцах объяснить, как получилось так, что офицер на корабле с красными просветами и не врач. Но объяснить толком не успел. Командующий ему не дал.

Аппетиты начальников, как водится, приходят во время совещаний. Он бы и так пришёл. Аппетит то. Повод бы, в любом случае, нашёлся. А тут вот он! Выплыл, красавец!

Разнос был коротким - полторы-две минуты. Но он дал известный толчок началу совещания. Явился «яблоком» разбора.

Феликсу было нечего терять, да и норов у морпехов крут - всем известно - и он заявил адмиралу в лицо:

- Вообще то, товарищ командующий, о совещании было сказано, что начало в 16 ноль-ноль. Сейчас без двух минут. Я же пришёл без пяти.
- !!!! Выкиньте свои часы, товарищ старший лейтенант! Здесь все живут по моим часам!
- Есть! - ответил ПКС. С этими словами расстегнул браслет своих часов и кинул их в открытый иллюминатор, после чего спокойно сел на свободное место на банке*.
Послышалось несколько неуверенных смешков.
- Итак. Продолжим. Коль начали уже, - на щеках адмирала ходили желваки от выходки молокососа да ещё и в красных просветах.

И тут в открытые иллюминаторы донеслись радиосигналы точного времени, сопровождающиеся голосом: «Московское время девять часов». В кают-компании раздалась (именно так) напряжённая тишина.

Захаренко с Шиповым встретились взглядами на несколько секунд. Потом адмирал молча снял свои часы, швырнул их в иллюминатор, что-то шепнул своему адьютанту и тот исчез.

Совещание продолжилось. Оно длилось около полутора часов. Как обычно. С пряниками и кучей вводных. С топтАниями и втАптываниями.

А в конце совещания Захаренко вдруг сказал:

- Ну а теперь о приятном.

Все насторожились.

- Старший лейтенант Шипов!
- Я! - Феликс встал.

Подумалось: пиzдец!

Командиру со старпомом, скорее всего, подумалось тоже самое. Не меньше.

- За точность - вежливость королей, объявляю старшему лейтенанту Шипову благодарность и вручаю ему именные командирские часы, - с этими словами Михал Георгич пожал Феликсу руку.
- Спасибо, товарищ командующий, - разулыбался тот вместо положенного «служу Отечеству».
Захаренко чуть сморщился, посмотрел ещё раз на его просветы и махнул рукой.
-Товарищи офицеры! Совещание окончено...




- Вот такая, Вить, была история. Пока совещание длилось, адъютант метнулся за часами. Одни, новые - кОму, вторые, точно такие же, только с гравировкой - мне.



К вечеру мы добрались до Фокино-Тихаса, откуда и началась моя служба на Тихоокеанском флоте...

__________________________________________________
* на флоте нет духов и дедов. там караси и годкИ, соответственно
* у матросов и старшин срочной службы для защиты шеи от ветра и холода вместо кашне применялись форменные галстуки в виде манишки, которые все называли сопливчиками
* ПКС - помощник командира корабля по снабжению. штатная офицерская должность на надводных кораблях 1 и 2 ранга,примерно тоже самое как в армии зам. командира полка или отдельного батальона по тылу (материально-техническому обеспечению).
* банка - изначально сиденье в шлюпке. ввиде доски. заодно придаёт ялу поперечную прочность. а если шире - то любое сиденье на флотском языке - стул, табурет, скамейка.

О ПРИНЯТИИ РЕШЕНИЯ


Чем офицер отличается от просто человека? Ну, или там офицер до мозга костей от того, кто недомозга?
Если кардинально?

Я скажу так: тем же, чем мужчина от не совсем мужчины. В смысле взрослый и зрелый от зелёного и недозрелого.

Тем, что офицер, который взрослый мужчина, может принимать решения.
Не решать там себе что-то, вроде как под нос бурчать по недозрелости, а при-ни-мать ре-ше-ни-я!
Чувствуете разницу?
Меру-степень-глубину (с) сознаёте?

И тут совсем необязательно «действовать быстро...», «умело ориентироваться в сложной обстановке...» и прочая лабуда.

Тут важна цель и конечный результат. Что посредине - почти неважно.
Почему «почти»? Потому что это самое «посредине» лишь бы пятном на совести не лежало. А если смеяться кто будет, то, как говорится, смеются - не плачут (тут снова (с).

Как говорится: «ну, если я чего решил - я выпью-то обязательно!»*...


Сейчас уволиться просто. Появился закон «О статусе» и прочие права человека. Да ещё и оптимизация. Только захоти - зелёный свет тебе с волшебным пенделем в придачу!
А вот раньше было...
Каких только баек не наслушался я о том времени и о мучениях офицеров, никак не могущих уволиться. Да и не я один. Все мы.

Тут расскажу лишь один конкретный случай, показывающий, что если ты не пальцем сделан, а человек с интеллектом, то для тебя нет ничего невозможного. Главное, опять же - решение принять.


Петя Комраков, получивши к своим тридцати восьми капитана второй раз, принял решение об увольнении. Выслуги уже хватало, служба надоела до поросячьего визга, да и захотелось как-то в среднюю полосу. Как-то вдруг.

Решение принято, написал рапорт. Прошёл месяц.
Ответа нет. Написал ещё. Тоже самое.

Куда эти рапорта девались - никто толком не знал. То ли у командира полка в ящике стола оседали, то ли где-то посредине. Только когда по истечении трёх месяцев ни положительных ни отрицательных ответов на них не последовало, Петя пришёл на аудиенцию к комполка.

- Ну не знаю я, Пётр Михалыч, не знаю где твои рапорта! И вообще...зря ты это затеял. Ну кто-о тебя-я уволит? Ну?

Вот тебе раз! Как кто? Как зря?
И действительно, что значит зря, если морской пехотинец уже ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ?!

И начал Петя думать. И пить.
Пить и думать. Параллельно.
С неделю думал. Или около того.

Потом он сел на автобус «N-Владивосток», где двенадцать часов кряду он ни о чём не думал. Ни-о-чём. Просто спал. Всё уже было придумано.

Во Владике, на Снеговой, он завалился в гости к Сане, однокашнику, где до первых петухов они, никуда не торопясь и вкушая горькую, вспоминали курсантские годы.
С утра, пожавши друг другу руки, попрощались. Саня пошёл на службу, а Петя взял такси до площади Борцов Революции.

Там, как всегда, стояли бабульки. Семечки-орешки. Остановился возле них. Закурил. Завёл разговор. Старушки закудахтали. Всё развлечение. Целыми днями друг с другом. А тут такой красавец к ним с утра подошёл, да разговор завёл. Потом купил у одной из них, к её великой радости и зависти остальных, целиком мешок семечек.

До штаба Краснознамённого Тихоокеанского - пять минут ходьбы. В развалочку - десять.


Это надо было видеть! А если не видеть - то представить чётко до проникновенности.
Картина маслом: Пол-одиннадцатого утра. Бухта Золотой Рог. Ясно, тихо. Штаб Тихоокеанского флота.Кованый заборчик с якорями.
Стоит высокий красивый капитан морской пехоты. В парадке. С кортиком. Гладко выбрит. Неотразим! И...продаёт капитан семечки. Как бабушки, мешок открыт, стаканчик в нём и кулёчки из газетных листов заготовлены.

В 12.20 Пете вручили заверенную выписку из сегодняшнего приказа Командующего ТОФ о его досрочном увольнении в запас по собственному желанию.

Цель была достигнута.
Что и требовалось доказать.

________________________________________________________________________________________
* Владимир Высоцкий, песня про Джинна

Сапоги часть 2

В первой части, было упоминание об особом отношении нашего мичмана к стройбату, но непосвящённым непонятно - почему? А вот вам реальная история: однажды мичман допоздна задержался на подлодке, обслуживая аппаратуру связистов. Закончив работу, мичман в раздумье посмотрел на шильницу, в которой осталось больше половины спирта после проведения «техобслуживания».
Решение было тривиальное и мужское - чтоб не скучно было тащиться по слякоти, ветру и холоду домой, мичман тщательно и неоднократно «протёр» изнутри организм шилом. С превеликим трудом преодолев вертикальный трап из подлодки, мичман выбрался на пирс. Выйдя на бетонную дорожку мичман привычно удивился, что качка с переходом на твёрдую землю не прекратилась а наоборот - усилилась. Нахлобучив чтоб не сдуло поглубже шапку, мичман взял пеленг на заветную дыру в заборе. Прокладка курса шла «левой» тропой в посёлок, минуя КПП. Во-первых короче, во-вторых казалось как-бы безопаснее. Но, пролезая через дыру в заборе, он столкнулся с троицей стройбатовцев, навеселе возвращавшихся с традиционной самоволки. Трое военных вначале испугавшись, что это патруль, здорово струхнули. Но потом, учуяв до боли родной запах шила и увидев, что мичман один да ещё и невелик ростом и комплекцией, обматерили его сверху - донельзя.
Мичману стоило бы отнесись к этому философски и продолжить путь в домашнюю гавань, под теплый бок жены, но обида и шило сделали своё дело - мичман поменял курс на 180 градусов и попёрся за четыре километра в казарму сройбатовцев для «наведения уставного порядка». Прибыв на место, мичман сделал кардинальную ошибку: вместо того, что-бы подняться в казарму, найти дежурного офицера и «сдать» самоходчиков, мичман увидев в курилке несколько военных строителей, решил не откладывать воспитательной работы...
Что там произошло, мичман всячески утаивал и стойко умалчивал... но вернулся он через полчаса к подлодке в таком виде, что верхний вахтенный с испугу закричал: - «Стой! Стрелять буду! Ложись сука!».
Мичман грохнулся плашмя на пирс со страшным грохотом. Вызванная по тревоге нижняя вахта подлодки обследовала «тело» опознала и подняла на ноги. Оказалось, шутники со стройбата - воткнули мичману два черенка от лопат. Нет, нет - не спешите думать о строителях в погонах, как об извращенцах! Всё было проще и веселее - они применили свою коронную шутку: один черенок вставляется в рукава шинели, обшлаги рукавов вытягиваются и связываются бечёвкой, другой черенок аккуратно вставляется вдоль спины и на него вешается шапка. В таком положении чувствуешь себя хуже Спасителя: да не прибит гвоздями как он, но высвободиться самостоятельно - невозможно. Мичман сделал несколько попыток «слезть с креста» или хотя-бы зайти в любое ближайшее помещение, где могут помочь - но, безуспешно. Поняв тщетность усилий и подгоняемый штормовым ветром, двинулся к своей подлодке за помощью и сочувствием. А его вид «крестоносца» - так сильно напугал верхнего вахтенного, что он собрался стрелять из красной нарукавной повязки...

День пловца

1982 г. Севастополь. 11-й учебный отряд подводного плавания. Лето.
Всю учебку выстроили на плацу. Командир отряда сообщил, что нам завтра выпала честь принять участие в праздновании «дня пловца». Заплывы будут проходить поротно. Сразу отметил, чтобы те, кто не умеет плавать, вообще не выходили на построение. Вырос я на берегу Иртыша, летом постоянно проводил время на реке и поэтому предвкушал удовольствие, что наконец-то окунусь в Чёрное море. А то получалось - несколько месяцев в Крыму, каждый день из окон казармы или учебных классов видишь бухту, а окунуться - ни разу ещё не удавалось. На территории учебки был большой бассейн, и мы даже два раза в неделю туда ходили, но не плавать, а подметать дно бассейна, когда вода была слита. Итак, после утреннего построения и отбраковки не умеющих плавать, со знаменем части и под грохот барабанов мы стали спускаться к Севастопольской бухте. Там уже всё было приготовлено к проведению заплыва. Устроены дорожки из канатов с поплавками, трибуны полны зрителей (военных и не очень) над всем этим великолепием реют флаги всех родов войск, расцветок и республик.
Наша рота начинает готовиться к эстафете - раздеваемся до труселей и выстраиваемся в колонны у своих дорожек. Задача проста: проплыть как можно быстрее до противоположного бортика и вернуться. Затем коснуться руки следующего пловца, передав ему эстафету. Стою первым у среза пирса и, оглядываясь по сторонам, замечаю, что у каждой дорожки стоит по матросу с багром. Начинаю слегка мандражировать - это что получается? Если сам не выберешься, то тебя будут цеплять железным крючком и тащить на берег? Но, как оказалось в дальнейшем, багры были приготовлены совсем для другой цели...
Звучит судейский свисток, я отталкиваюсь от края пирса и с всплеском, брызгами ныряю в воду бухты. Ух ты! А вода-то тёплая как молоко и солёная, как огуречный рассол! Начиная заплыв, понимаю, что потерял своё единственное обмундирование. Военно-морские трусы цвета синей волны, выданные каптёром «на вырост», легко и непринуждённо меня покинули, и из одежды сейчас на мне только растительность в паху. Пришлось усиленно работать руками и ногами, чтобы в пене и брызгах замаскировать свой оголённый тыл. Торопясь к противоположному бортику, вижу, что и остальные пловцы также идут «налегке». А вернувшись к пирсу, получаю от матроса с багром свои труселя. Остаётся только под взгляды и хохот зрителей вернуть обмундирование на штатное место и подняться по лесенке на пирс так, чтобы опять его не потерять. Наша рота по времени заняла одно из лучших мест именно потому, что матросы не пытались удержать на себе сатиновые изделия, а стойко и упорно продолжали эстафету. Те же, кто были более стыдливы или скромны и пытались безуспешно соблюсти форму одежды, значительно отстали по времени. Это был единственный раз, когда я плавал в Севастопольской бухте. Потом, на занятиях по лёгко-водолазной подготовке мы многократно погружались в воду, но уже в водолазном снаряжении и это уже - совсем другая история...