История о красном мотоцикле и скрипичном ключе

Второй раз я встретился с Тихим в марте, в новруз. Я запомнил день, потому что вылет был назначен на очень раннее утро, чтобы успеть в предутренних сумерках упасть на караван, о котором сообщила разведка. А выспаться так и не удалось - в полночь соседние сарбозы начали празднование - открыли стрельбу в небо. Потом по ближним горам ударил наш артдивизион - фанерные модули тряслись, с полок сыпалась мелочь - картонки от бакшишных презервативов с грудастыми небожительницами, патроны разных калибров, фонарики, часы с калькулятором... А после праздничного обстрела гор к нам пожаловали отметившие мусульмане - нагашишенные сарбозы стучали в окна женского модуля, караульные их гнали - крики на дари, мат на русском, топот по темным дорожкам, - и тут мой электронный трубач заиграл зарю.
Когда я пришел на стоянку после завтрака, моля моего хранителя, чтобы вылет отменили и я мог бы доспать на лавке в своей машине, караул был уже снят, на востоке небо чуть посерело, на нем угадывались очертания гор. Возле моего борта стоял крытый «Урал», рядом, на железном настиле площадки, подложив под головы свои военные пожитки - кто «разгрузку», кто короб с пулеметной лентой - спали бойцы. С подножки машины спрыгнула темная фигура.
- Солнце еще не взошло, а в стране дураков уже кипела работа, - сказала фигура, подходя. - Извини, брат, спать вам не даем, но у нас все вертушки забрали в придворные, а мы вчера караван засекли, если сейчас не забьем, спрячутся в зеленке на дневку, а оттуда малыми группами разбегутся.
Это был Тихий. Я пожал его сухую сильную руку, сказал, снимая пломбу с двери вертолета:
- Высплюсь, пока вы будете горбатых с бородатыми шмонать. С «мечом Аллаха» нам бояться нечего - если не потерял, конечно...
- А-а, - сказал Тихий, и я услышал улыбку, - нет, вот он, родимый, я ему даже ножны сделал на лодыжку, в штаны вшил, - и он стукнул ножом, вытянув его из ножен и вдвинув обратно. - Он мне уже послужил, так что, прирученный...
Мы пришли к месту работы, когда солнце показалось из-за гор. Местность в районе Анар-Дары ближе к иранской границе походила на лунный кратер - кольцом скал охвачена долина с центральной горкой. Отличие от лунного пейзажа было в зеленке, окружавшей эту горку, и в речке, делившейся на два ручья, питавших сады и убегавших за границу кратера и страны через два узких ущелья-трещины в западной части кратерного вала. Выходы из этих ущелий и стали предметом нашего пристального внимания - караван мог проникнуть сюда через одно из них, и, дойдя до зеленки - уже отцветших и покрывшихся густой листвой фруктовых садов при развалинах кишлака в междуречье, там затеряться, дождаться ночи и уйти незаметно. Диспозиция наша была нехитрой - высадить на склоне центральной горки пару наблюдателей, которые должны не спускать вооруженных биноклями глаз с выходов из ущелий, а мы тем временем ходим галсами на предельно малой, не высовываясь из-за горы, пока наблюдатели не сообщат о втягивании каравана в долину.
- Тут-то мы ка-ак выскочим, ка-ак выпрыгнем, - объяснил Тихий, - ну и полетят клочки по закоулочкам...
Несмотря на открытые блистера и утреннюю прохладу, монотонность движения галсами укачивала меня. Я клевал носом, страшным усилием выныривал из сна, поднимал голову, видел равнину и далекие скалы, но первое же моргание ввергало меня в моментальный сон.
- Не спи, не спи, художник, не предавай, если помнишь, сосну, - похлопал меня по спине Тихий. - Смотри в оба, мой летучий брат, у них тоже глаза есть, тут, по идее, дозорные должны сидеть. По горам особенно смотри, там больше вероятность их найти - рациями по цепочке на ту сторону передадут, предупредят, - и пропали наши бессонные труды на сегодня...
Глаза человека - великое изобретение. Они способны увидеть один квант света. Они улавливают сколь угодно малые движения на самой периферии поля зрения. Но, если дух сидит за камнем на горе в километре от тебя или просто накрылся мешком и прикинулся камнем, - твои великолепные глаза, остротой своей легко отделяющие от Мицара забытый даже Создателем Алькор, здесь бессильны. Я могу лишь имитировать бдительность, вертя головой, - и разве что случай...
Чтобы приободрить постоянно тормозящий мозг, я начал думать о случае. А, точнее, о том,что сейчас мы решаем классическую задачу квантовой механики о редукции волны вероятности. Пока караван не прошел через одно из двух ущелий, не локализовался, вероятность обнаружить его в любой точке пространства не равна нулю, а это означает, что караван может находиться сейчас даже на Луне...
Я не успел довести свои рассуждения до какого-нибудь присущего квантовой механике парадокса, как глаза мои, которым проснувшийся мозг вернул зоркость, засекли у края долины движение.
- Кажется, там кто-то пылит, - сказал я, показывая пальцем на север. - Движется вдоль гор в сторону ущелья...
Тихий всмотрелся, вызвал свой горный дозор:
- «Орел», я «Змея», глянь на три часа к подножию, кто там пылит?
- «Змея», я «Орел», - откликнулся через несколько секунд дозор, - наблюдаю мотоциклиста, красная «Хонда», летит на всех парусах, на вас оглядывается. Там над речушкой тропа идет, максимум через пять минут долетит до ущелья...
- Гони, командир! - крикнул Тихий командиру экипажа. - Этого гонца надо остановить, только по возможности тихо, нурсами не шуми! Подлетим, - ткнул он меня в спину, - дай очередь наперерез, а не остановится - работай на поражение. Зуб даю, это головной разведчик каравана, рация, видимо, не берет или батарейки сели, у них тоже раздолбаи водятся, как и у нас...
Мы ринулись в погоню. Мотоциклист, заметив, что вертолеты свернули к нему, прибавил скорость.
- «Орел», а ты не можешь его снять без шума и пыли? - спросил Тихий. - Мы сейчас демаскируемся.
- Я «весло» не взял, - виновато сказал «Орел», - тащить в гору...
- Значит, потащишь с горы своего коллегу по лени, Сизиф хренов!.. - зло сказал Тихий.
Я не успел удивиться имени мифического героя из уст комвзвода спецназа, - мы уже долетели до цели. Шли над мелкой перекатистой речкой - весна наполнила плоское русло водой, на левом берегу зеленел редкий камыш, справа вздымалась скальная стена, и над самой речкой по узкой, протоптанной, наверное, ослами и мулами, тропе несся красный мотоцикл, седок которого, припав грудью к бензобаку, рулил, кидая через плечо быстрые взгляды на догоняющих его драконов. Я уже видел его глаза, и было ясно, что гонщик не собирается останавливаться. Повернув ствол вправо, я дал короткую очередь с опережением - пули высекли каменную крошку из скалы. Ездок нагнул голову, пряча лицо от осколков, снова поднял ее и крутанул ручку газа - сизый дым завихрился, переплетаясь с рыжей пылью из-под колес.
- Вали! - крикнул Тихий. - Быстро!
Я опустил ствол и, зная, что будет низко - пусть по колесам, по ногам, - выпустил очередь в пять пуль. Фонтанчиков не увидел, а мотоциклист продолжал мчаться, и ущелье было уже в секундах лета.
- Не балуй! - сказал мне на ухо злой голос Тихого, он навалился на мой загривок грудью, пригибая к пулемету, его руки легли на мои, большие пальцы надавили больно на мои пальцы, лежащие на гашетках, и стреляющий ствол, подчиняясь движению рук Тихого, нарисовал - я узнал эту фигуру! - скрипичный ключ в воздухе, в обратном порядке, как будто взял мотоциклиста в широкий захват, спиралью сузил круг в ноту соль, и... Ездок вскинулся, вывернул руль в скалу, заваливая мотоцикл, ударился передним колесом и всем вдруг мягким телом, отлетел, переворачиваясь в воздухе, и, описав дугу, упал в речку, подняв стену вспыхнувших на солнце брызг, в которую мы влетели, разбив ее лобовым остеклением. Краем глаза я видел, как нас пытается обогнать мотоцикл, кувыркаясь и прыгая по тропинке, каким-то чудом удерживаясь и не улетая в реку. Я подумал, что если сейчас взорвется бензобак, то достанет и нас, но командир тут же свалил машину в левый крен - впереди мелькнула темная расселина, в которую утекала речушка. Прошло всего две секунды. Я взглянул влево, в блистер командира, под которым блеснула вода - мы уже развернулись, - тела мотоциклиста там не было. Неужели оно утонуло и речка так глубока? - а на вид вода едва покрывает камни. Или его унесло, и река так быстра и сильна? - а на вид слабый ручеек, способный нести только бумажные кораблики. Скоро мотоциклист выплывет через ущелье на ту сторону, и караванщики все поймут.
- Нашумели-таки! - с досадой сказал Тихий. - Теперь ни за что не выползут из норы, наверняка уйдут обходным путем...
Мы ждали, снова галсируя за горой. Когда шли на солнце, я истекал потом, и ствольная коробка пулемета была в белых разводах - капли тут же высыхали. Капли брызг на лобовом стекле воздушный поток раздул в кривые белесые струйки, будто нам в морду двинули огромной побелочной кистью. Наверное, вода в речушке соленая, здесь такое бывает. Когда керосина осталось только на путь домой, мы сняли с горы дозорных и ушли.
На стоянке Тихий взял меня за локоть:
- Извини, но так было нужно. Даже если не нужно...
Я вспомнил, как дернулся назад, когда прямо передо мной вертанулось тело мотоциклиста, но отпрянуть мне не дал навалившийся сзади Тихий. Мне было неприятно, что он почувствовал мой вздрог. Но мы и правда были в секунде от столкновения, да мы едва не подцепили его несущим винтом, как рогами... Наверное, со стороны это выглядело неудачной охотой, - щелкнув зубами и промахнувшись, дракон взмыл.
- Ничего, - сказал я, закуривая, - это с непривычки стрелять безоружным мотоциклистам в спину. Пройдет...
- Если тебе так будет легче, - сказал он, тоже закуривая, но не московскую «Яву», которую курили здесь почти все офицеры, а солдатские «Охотничьи», - то этого гонщика там, - он показал пальцем в небо, - запишут на мой счет, не беспокойся...

***
- А ты тогда действительно стволом моего пулемета скрипичный ключ изобразил? - спросил я.
- Сдается мне, ты насмотрелся фильмов про маньяков-психопатов, - хмыкнул Тихий. - Я же не профессор Мориарти. Ничего подобного не думал, просто преодолел упрямство твоих рук - сначала повел туда, куда гнул ты, потом назад, ну и в мишень. У меня тогда, если хочешь, другие ассоциации были, с красным мотоциклом связанные. Он летел так близко, что следующий удар о скалу должен был бросить его на нас, мы как раз обгоняли, и я подумал, что суждено-таки погибнуть от красного железного коня. Классе в восьмом купили мне мотоциклик «Минск» - помнишь такой? Что-то среднее между мопедом и «Восходом». Мотоцикл был красный и легкий, я любил на нем рассекать. И однажды на спор проехал по мостику через овраг. Мостик только строили, просто две балки перекинули, два бруса шириной сантиметров двадцать. Я проехал три четверти и сорвался. Сначала упал сам - там метра три было, - на откос спиной, смотрю, а мотик на переднем колесе на балке висит прямо надо мной, тарахтит, заднее колесо крутится, дым из выхлопной трубы, - и медленно так задницу под балку заводит, чтобы сорваться. Только я успел на правый бок повернуться, как он сзади хряпнулся, даже ручкой газа меня по ноге долбанул, дотянулся... А Ты говоришь - скрипичный ключ! Лучше бы вспомнил свою преступную склонность - стрелять по красной автотехнике! Между прочим, той «тойоте» ты оба левых колеса все же продырявил, пришлось ее к БМП цеплять...

"Житель садов"
(главы из романа)

История о том, как Тихий обрел меч Аллаха

Впервые мы встретились с ним в феврале в районе Диларама. Там попала в засаду колонна пустых наливников, возвращавшаяся из Кандагара. Совсем рядом, у моста через Фарахруд, дислоцировался отдельный отряд специального назначения с приписанными к нему двумя звеньями вертолетов. Но в те дни у Кандагара шла операция «Шквал», часть отряда была далеко на юге, перекрывая иранскую границу и не давая просочиться к Кандагару караванам с оружием, а часть обеспечивала охрану прилетевшего в Фарах генерала Ахромеева. На зов оборонявшейся из последних сил колонны откликнулась группа, находившаяся не так далеко - в двух часах хода на бронетранспортерах, - и как раз искавшая тех самых духов, правда, по данным разведки, напасть они должны были на прибывшего в Фарах генерала, пройдя по подземным речкам-кяризам.
Так получилось, что пара бронетранспортеров фарахрудского отряда и пара вертолетов из Шинданда оказались на месте боя в одно время, но я узнал о нашем взаимодействии только на следующий день, когда наша пара, уже с двумя группами спецназа на бортах, искала вчерашнюю банду, - она исчезла, оставив на камнях своей позиции много крови, но ни одного убитого или раненого. Мы носились над рельефом, то петляя в распадках меж холмов, то выпрыгивая вверх на пару сотен, осматриваясь и снова падая, чтобы выпрыгнуть в другом месте, неожиданном, как нам казалось, для наблюдавших за нами духов, если они там были. Я, как обычно, сидел за носовым пулеметом и был не только вперед-, но и по бокам и даже назад смотрящим, борясь на виражах и подскоках с виляющим и клюющим тяжелым, как гриф штанги, стволом пулемета Калашникова танкового.
- Вчера на закате, когда мы подошли с юга, - спокойно говорил комвзвода, сидевший за моей спиной на откидном сиденье в дверном проеме, - духи встретили нас ураганным огнем. Пришлось зайти с фланга, плохо, что против заходящего солнца. Залетели на горушку и начали из КПВТ поливать. Они вроде залегли. Тут вертолеты прилетели, тоже их обработали. Правда, и нам досталось, - какой-то ваш косорукий ухарь по нашим машинам сыпанул. Духовские пули по лбу щелкали, а тут - сверху горсть гороха. Хорошо, все в броне были... Потом духи из граника по нам лупанули, пришлось съехать. Пока с другой стороны зашли, их и след простыл. И темнеть уже начало. Вторая группа подошла, еще ваши прилетели, люстрами подсветили, но духи как провалились. Весьма вероятно, они спустились в кяризы. Попробуем выкурить...
Я не стал признаваться взводному, что косорукий пулеметчик сидит прямо перед ним. Не объяснять же ему, что такое работа с турельным тяжелым пулеметом во время противоракетного маневра, когда вертолет движется не только вперед, но и совершает весьма сложное телодвижение по тангажу, крену и рысканью, - подобно банке с коктейлем в руках бармена-виртуоза. Если ты давишь на гашетки пулемета, а командир, услышав в наушниках «Воздух, по вам пуск!», ввергает машину в пируэт, призванный обмануть ракету, увести ее на солнце, то тут даже стрелок с прямыми и сильными как лом руками, не обеспечит пулевой траектории былую точность - пули полетят врассыпную, как из горсти пьяного сеятеля. Хотел бы я посмотреть, как этот комвзвода стреляет из пулемета на башне, когда его бронемашина несется на полной скорости, прыгая по ухабам и, не сбавляя хода, поворачивает под прямым углом.
Так я познакомился с Тихим. Я еще не знал - кличка это или фамилия - бойцы группы обращались к нему «тащ старший лейтенант», а Тихим назвал его на аэродроме командир второго взвода, когда обе группы грузились в ведущий и ведомый.
- Тихий, ты перо навострил? - сказал он, затаптывая бычок рифленой подошвой. - Смотри, не обломай его о духа каменное сердце! - и, хлопнув Тихого по «разгрузке», побежал к ведомому, в нутро которого уже перебрался из крытого «Урала» его взвод - спецназ по возможности входил в вертолеты так, чтобы вероятные наблюдатели - от пробегающего мимо мальчишки до парящего над нами орла - не знали, кем или чем заполнен борт. «Позовите Герца, пусть споет им модный, самый популярный...» -донеслось уже из грузовой кабины, и дверь захлопнулась.
Тихий был человеком пустынно-горным. Точнее, выглядел так. Комбез-песчанка, короткая стрижка цвета песка, щетина, борцовская приплюснутость носа, твердая линия рта, скуластость, спокойный прищур голубых глаз, сухощавая ловкая фигура, экономные движения, - он был из семейства кошачьих, родственником или далеким потомком барса и львицы, встретившихся когда-то у реки, на границе скалистых гор и горчичной пустыни. Он выглядел как человек войны, как родившийся здесь и здесь живущий, существующий в этой войне совершенно естественно. Он был Чингачгуком и Зверобоем в одном лице, в его присутствии возникало ощущение спокойствия - казалось, что война не может тронуть его и тех, кто рядом. Я даже не смог обидеться на обвинение в косорукости, - сказано это было беззлобно, с пониманием, что на войне всякое бывает.
Кяризы мы нашли быстро - с высоты цепочки дырок в земле хорошо видны. В первые полеты здесь я думал, что это воронки от бомб или снарядов, но смущала малость этих воронок, скорее, похоже на работу автоматических гранатометов, но для этого оружия слишком большие расстояния между ямками. Скоро я узнал, что эти ямки суть колодцы, ведущие глубоко вниз, к руслу-тоннелю, выкопанному в глиняном пласте, и по этому водоводу течет грунтовая вода предгорий. Пролетая над такими дырочкми, всегда можно было ждать автоматную или пулеметную очередь в свое краснозвездное брюхо, не исключалась и граната из РПГ. Покрывшую всю страну древнюю ирригационную систему духи приспособили к военным нуждам еще со времен Александра, - там, на глубине десяти-, а то и двадцатиэтажного дома отряд идет по колено в прохладной воде, несет пулеметы, гранатометы, минометы, выходит в тыл, наносит удар и - срочное погружение!
Высадили обе группы метрах в ста от кяриза. Ведомый взлетел, прикрывать с воздуха, мы на малом газу мели пыль на земле. Бойцы, подгоняемые ветром нашего винта, перебежками - гранатометчики на флангах, пулеметчики, залегая, держа на мушке всю цепь ближних колодцев, несколько пар тащили ящики с гранатами и дымовыми шашками, - быстро заняли позицию, растянувшись вдоль цепочки воронок.
Пригнувшись к своему пулемету на случай, если духи начнут стрелять из колодцев, я смотрел, как спецназ ведет работу по выкуриванию. Взводный взмахивал рукой, пулеметчики давали длинные очереди по двум соседним колодезным выходам, отступали, к ямам подскакивали бойцы, по взмаху взводного кидали в лазы дымовые шашки на веревках, ждали нового взмаха и, швырнув вниз по лимонке, отскакивали, залегая ногами к колодцу. Через три секунды оба колодца выплевывали серую мешанину дыма, глины, веток, которыми были укреплены стенки, а через пару секунд выдыхали клубы сизого дыма, как неумелые курильщики, пытавшиеся выдуть колечки. Цепочка дымков - подземные гиганты пыхали трубками, передавая дальше, - растянулась до вытоптанного, перепаханного гусеницами и снарядами виноградника - там кяриз выходил на поверхность, в арык, туда должны были выползти гонимые дымом и гранатами. Взрывы гранат поверх дымовух газовыми ударами загоняли дым в тоннель, не оставляя подземным обитателям, если они были там сейчас, ни глотка воздуха.
Но из кяриза никто не вышел и не выполз - только тек в арык под обрывом скудный ручеек желтой от глины воды. Кяризы зимой немноговодны - еще не тает снег в горах. Мы уже перелетели к арыку, чтобы там забрать группу, но вдруг на связь по «ромашке» вышел Тихий и попросил нас выключиться, если керосина мало, - они все же спустятся под землю, чтобы убедиться в одном из двух: либо духи там задохнулись, либо их там и не было.
- Сколько вам нужно времени? - раздраженно спросил командир. - Я к вам не прикреплен, у нас и свои задачи есть...
Тихий попросил полчаса. Я посмотрел на топливомер - можно было не выключаться. Да и стоять, свесив лопасти, когда неизвестно, откуда могут ударить духи, - не самое лучшее времяпрепровождение. Слишком много таинственных неизвестных может оказаться на данный внезапный момент в простом уравнении «запуск», - вдруг не хватит силы у аккумуляторов, перегорит предохранитель вспомогательной силовой установки, шальная или прицельная пуля попадет в одно из слабых мест системы «вертолет-экипаж», - тогда как сейчас достаточно взять ручку шаг-газа и поднять машину, разворачивая ее ракетными блоками и пулеметом к врагу. В ответ на вопросительный взгляд командира я успокаивающе кивнул, и мы остались на малом газу. Ведомый кружил над нами по эллиптической орбите, которая большой полуосью упиралась в предгорье. Возле нашего борта бродили два спецназовца с автоматами, - охрана вертолета от внезапного нападения. Они были похожи на вратарей, наблюдающих из створа своих ворот, как идет игра на том конце поля.
А там несколько бойцов во главе с Тихим уже спустились в первый колодец - я видел, как один из спецназовцев нес на плече бунт веревок с зажимами. Колодцы уже не курились дымом, но мне было непонятно, как можно сейчас спускаться под землю, когда там, наверняка, нечем дышать. Разве что там - хороший сквозняк, или у спецназа на этот случай припасены противогазы, которых, впрочем, я не заметил.
Мы напряженно всматривались, не зная, чего ждать. Я представил, как они пробираются по глинистому коридору, шлепая по воде, пригнувшись - сверху давит свод высотой в десять этажей, и неизвестно, остался ли он так же незыблем после взрывов гранат - стоит ему сейчас просесть на полтора метра, и уже никто - разве что археологи будущего - не увидит сплющенных недрами разведчиков. А если там есть боковые ответвления, в которых укрылись духи и куда не достал дым, то сейчас они встретили наших кинжальным огнем, и некуда деться из идеальной ловушки, если не вжаться в глину стены, не вбуриться, не вплавиться в нее... Скорее всего, Тихий своевольничает, - думал я, глядя на выход из кяриза, из которого никто не выходил. Говорят, в кяризы не рискуют спускаться даже хадовцы, афганцы-контрразведчики, нашим тем более нечего туда соваться. Что останется делать, когда истекут все возможные и невозможные сроки? Надо было сразу подогнать наливник, слить в колодцы несколько тонн, и выстрелить туда из ракетницы, - или из моего пулемета, поднявшись на полсотни метров, чтобы увидеть огненный выдох всех глоток подземного змея и даже сквозь шум двигателей услышать рев пламени, превращающего глиняный тоннель в огромную, звонкую после обжига керамическую флейту, грустно поющую ночами, когда из пустыни прилетает ветер...
Тихий с бойцами вышли из кяриза без добычи - никаких следов пребывания там наших духов не было. Если не считать за след найденный Тихим нож. Хотя, гарантии, что нож принадлежал именно нашим духам, никто дать не мог. Уже в кабине, перепачканный глиной Тихий рассказал, что в галерее есть ответвление, но вход в него завален взрывом гранаты, установленной на растяжке - другой конец проволоки был обмотан вокруг ножа, воткнутого по ручку в землю на другом берегу ручья.
- Не знаю, кто и когда подляну поставил, но сорвало ее, скорее всего, нашими взрывами, Могли и они уйти туда, но где искать выход, черт знает, может, в самом Луркохе...
Мы осмотрели нож, передавая из рук в руки. Это был довольно старый, но вполне боевой кинжал с клинком в ладонь длиной, с костяной ручкой, похоже, из рога джейрана, с медной позеленевшей гардой. Потерев клинок ветошью, я увидел, что его сталь не простая - заиграл муаровый узор, а в центре муар сгущался, образуя четко видимые письмена, похожие на арабские.
- Это дамасская сталь, - сказал я, отдавая нож Тихому, - поверь кузнецу, внуку кузнеца с пятеркой по металловедению. Там еще и арабские письмена прокованы - не гравировка какая-нибудь!
- Джураев! - крикнул Тихий через открытую дверь в грузовую кабину, подал нож подскочившему солдату-переводчику: - Что здесь написано, понимаешь?
Джураев с интересом повертел нож, попробовал ногтем остроту, и сказал:
- Надпись на фарси, командир. Означает «меч Аллаха». Это прозвище дал пророк Мухаммед своему воину Халиду ибн Валиду, который воевал с неверными... Это - настоящий персидский кинжал, командир, я видел такой в музее Бухары, только без надписи.
- Очень хорошо, - сказал Тихий, заворачивая кинжал в мою ветошь и пряча в карман «разгрузки». - Теперь «меч Аллаха» в моих руках. И, значит, теперь ему придется разить верных. Какая странная у него судьба!
Духов, напавших на колонну, так и не нашли. Участники того боя говорят, что среди них был негр-наемник, а то ли китайский, то ли американский инструктор снимал расстрел колонны на камеру, чтобы показывать в лагерях моджахедов как учебный материал. Наверное, где-то и сейчас существует документальное кино с моим и Тихого участием. Хотя, оператору могло быть и не до съемок, когда две шайтан-арбы метали с неба огненные стрелы, а бронетранспортеры, ворвавшись на фланг, молотили двумя крупнокалиберными молотилками...

***
- Видел я то кино, - сказал Тихий, доливая в стаканы самогон и нарезая тонкие розовые ломтики сала. - Закусывай сальцем, сам солил, с самогоном хорошо, не одуреешь... А кино посмотрел недавно, лет десять назад. Мой сослуживец по отряду генералом стал, сейчас, правда, в отставке уже, но тогда быстро из архива ГРУ добыл копию пленки, там, в зале, и посмотрели. Копию эту у договорных духов купили через полгода после той заварушки. Плохая фильма, нормально снято начало, когда начали колонну долбить - минут десять, пока наши оборону не организовали на другой обочине. Есть кадры, как дымит подбитый вертолет, есть пуск из ПЗРК по вам, но вас не видно - дым небо застилал. И нас нет, уже, видимо, не до съемки было. Короче, фигня.
- Фигня так фигня, тем более, сейчас все равно ничего не рассмотрю, - сказал я, глядя, как он режет сало. - А как «меч Аллаха» поживает? Ты его смог через таможню протащить?
- Обижаешь. Я не только холодное оружие протащил, таможня дала добро, куда б она делась. А «меч Аллаха» жил до последнего времени нормально, один раз в серьезном деле поучаствовал. Но однажды, в весеннее полнолуние женой моей, как это с ней случалось, овладели демоны, в смысле, псих на нее накатил. Взяла она тот меч, - а он у меня всегда остер был, я его не точил, а как бритву, правил, такая сталь была! - и порезала им все мои военные фотографии. Жалко, конечно, я иногда их рассматривал под настроение, там на одной и ты был, помнишь, когда сидели в Фарахе, перед налетом на июльское совещание полевых командиров? Ты еще ругался тогда, что это плохая примета - перед вылетом фоткаться. Так и вышел на снимке - с открытым ртом и выпученными глазами... На мою жену в ее минуты роковые похож, - засмеялся он. - Я пришел домой, а она уже с фотками покончила, уже трубку мою молотком размозжила, и скрипку мою все тем же ножом курочит. Я в Доме пионеров немного на баяне учился, а хотел на скрипке, да постеснялся. Вот и решил покой себе обустроить по взрослости - курить трубку, научиться играть на скрипке, сидеть в плетеном кресле в длинной вязаной кофте с высоким воротником и большими деревянными пуговицами, смотреть на закат и быть здесь и сейчас. Не вышло. Не успел даже «Кузнечика» пиликать научиться. Ну, я попытался ее остановить, - а ты знаешь, как остановить бешеную кошку, орущую и клыкасто-когтистую? Да еще когда ты не можешь причинить ей увечье? Короче, полоснула она меня по руке, пришлось ее слегка приложить, чтобы глубже не вошло. А нож после этого я в реку кинул. Один старый охотник говорил мне, что твои собака и нож, попробовавшие твоей крови, уже не твои... Но все не зря случилось - видимо, Аллах переложил свой меч из моей руки в другую, чтобы я понял - если человеку была суждена война, он не волен ее покинуть, - она всегда будет с ним.
Я смотрел на Тихого и пытался представить его играющим на скрипке.

Мы начинаем публикацию глав из нового романа Игоря Фролова "Житель садов"

Часть первая. Третья Книга джунглей


...Тлели губы его - продолжался закал.
Сквозь пустые глазницы видны были горы,
И над ними стоял семидневный закат,
Тени птиц заползали в змеиные норы
Александр Банников


Введение в картографию

Дом стоял на высоком утесе, над излучиной реки. С высоты открывался хороший вид на ветреный апрельский закат - низкое солнце красило пух и перья облаков красным, и все на земле было красным, только деревья на том берегу, стоявшие по пояс в воде, были черными, и черными были их отражения в сиреневом зеркале разлива. Лохматый ветер носился над лесом, забрасывал на утес запахи - то холодный, стальной вздувшейся реки, то льдистый, еще не стаявшего в низинах снега, то горько-сладкий набухающих почек. По мосту высоко над рекой шел поезд, и ветер рвал его стук на куски, - казалось, что в районе моста работает короткими очередями автоматическая пушка.
- ...А иногда, особенно туманными ночами, - сказал Тихий, - слышится пистолет с бесшумником, один лязг затворного механизма - ды-дыньк, ды-дыньк... Просыпаюсь в ужасе, понимая, что кто-то перестрелял выставленных мной часовых...
Мы сидели за столиком на открытой веранде и смотрели на закат, потягивая из тяжелых стаканов жгучий, как ром, самогон, и закатные угли, горящие в стаканах, добавляли градусы. Тихий курил «Беломор», и я с удовольствием давно бросившего вдыхал кисловатый дым. Собеседник мой и собутыльник был в демисезонном песочном бушлате с серым овчинным воротником и нарукавными карманами с клапанами на липучках, парусиновые штаны заправлены в ботинки свиной кожи - с высокой шнуровкой и на толстой ребристой подошве. Я протянул руку и пощупал ткань бушлата, - она была наждачно-грубой, как новая.
- Конечно, новая, - подтвердил Тихий. - Хотя, таких давно на вооружении не стоит, я лет пять назад у прапора местного гарнизона, когда артполк расформировывали, выменял упаковку этих бушлатов на канистру моего самогона. Ношу теперь. Хочешь, и тебе подарю, размер у нас, вроде, один?
- Додумался, пехота, - сказал я. - Мне, старому боевому летчику, мабуту предлагать!
Мы засмеялись, чокнулись и выпили. Тихий снова налил.
- Кстати, о старых летчиках, - сказал он. - В письме ты обещал показать мне, где вы тогда за границу ушли... Так я подготовился к твоему приезду, даже карту распечатал... - он достал из-за пазухи сложенную склейку, развернул и расстелил на дощатой столешнице, придавив по двум углам с подветренной стороны стаканами с самогоном. - Извини, «сотки» не нашел, но это вполне приличная «двухкилометровка» восемьдесят пятого года...
- Когда я писал тебе письмо, я еще как-то видел, - сказал я. - Теперь все больше на ощупь...
- Я тебе помогу, - Тихий упер палец в карту. - Вот точка нашего стояния в те дни, пляши от нее...
Я вынул из кармана свою семикратную лупу и склонился над столом, касаясь бумаги щекой. Всмотрелся в область возле указующего перста, увидел черный самолетик - значок аэродрома, повел лупой вдоль узкой полоски взлетно-посадочной полосы, свернул на запад, перепрыгнул линию дороги и пошел через лабиринт городского плана, чуть вверх, к северу, чтобы выйти за городом к ущелью, через которое, как через бутылочное горлышко, вытекала из окруженной горами долины горная река.
Я шел по карте уверенно, несмотря на отвратительную видимость - почти полный выход из строя моей, когда-то орлино-кошачьей, оптики. Я мог бы пройти по этому ландшафту даже с закрытыми глазами, наощупь, будь карта рельефной, потому что помнил этот рельеф наизусть даже сейчас, полжизни спустя. Для этого не требовалось знания военной топографии, любой другой топографии тоже.
Если провести линии из нашей авиабазы под Шиндандом через все точки, в которых мой вертолет садился или над которыми пролетал на потолке или предельно малой - по-над барханной рябью пустынь Хаш и Регистан, горючими скалами Луркоха, ущельями Анар-Дары, белой пылью Геришка, ослепительными снегами Чагчарана с черной змейкой Герируда, спускающегося с морозных высот в зеленую долину, - эти линии испещрят почти всю страну.
Картограф-любитель, по совместительству борттехник вертолета и воздушный стрелок, летящий в стеклянном яйце, мог бы легко изобразить карту этой страны в полярных координатах, приняв за полюс свою стоянку и откладывая азимуты и удаления. Подобно средневековому путешественнику, отмечавшему места обитания единорогов, крылатых змеев и людей с песьими головами, я мог бы указать на своей карте зоны, где цветут огненные цветы, а у людей, там обитающих, вместо ног - копыта горних козлов или пустынных джейранов, вместо рук - ножи, змеиные клыки во ртах и крокодилья бесчувственность к страданиям жертвы. Сейчас моя карта нужна мне, чтобы найти на ней точки, в которых пересекались пути двух старших лейтенантов - вертолетчика из Шинданда и спецназовца из Фарахруда. Пару таких встреч я описал в своем Бортжурнале, о чем теперь жалею - здесь они были бы на своем месте. Но кто же знал, что спустя ровно двадцать пять лет пути наши вновь пересекутся и я пойму, что ничего не закончилось и не закончится никогда.

История о том, как Тихий обрел меч Аллаха

Впервые мы встретились с ним в феврале в районе Диларама. Там попала в засаду колонна пустых наливников, возвращавшаяся из Кандагара. Совсем рядом, у моста через Фарахруд, дислоцировался отдельный отряд специального назначения с приписанными к нему двумя звеньями вертолетов. Но в те дни у Кандагара шла операция «Шквал», часть отряда была далеко на юге, перекрывая иранскую границу и не давая просочиться к Кандагару караванам с оружием, а часть обеспечивала охрану прилетевшего в Фарах генерала Ахромеева. На зов оборонявшейся из последних сил колонны откликнулась группа, находившаяся не так далеко - в двух часах хода на бронетранспортерах, - и как раз искавшая тех самых духов, правда, по данным разведки, напасть они должны были на прибывшего в Фарах генерала, пройдя по подземным речкам-кяризам.
Так получилось, что пара бронетранспортеров фарахрудского отряда и пара вертолетов из Шинданда оказались на месте боя в одно время, но я узнал о нашем взаимодействии только на следующий день, когда наша пара, уже с двумя группами спецназа на бортах, искала вчерашнюю банду, - она исчезла, оставив на камнях своей позиции много крови, но ни одного убитого или раненого. Мы носились над рельефом, то петляя в распадках меж холмов, то выпрыгивая вверх на пару сотен, осматриваясь и снова падая, чтобы выпрыгнуть в другом месте, неожиданном, как нам казалось, для наблюдавших за нами духов, если они там были. Я, как обычно, сидел за носовым пулеметом и был не только вперед-, но и по бокам и даже назад смотрящим, борясь на виражах и подскоках с виляющим и клюющим тяжелым, как гриф штанги, стволом пулемета Калашникова танкового.
- Вчера на закате, когда мы подошли с юга, - спокойно говорил комвзвода, сидевший за моей спиной на откидном сиденье в дверном проеме, - духи встретили нас ураганным огнем. Пришлось зайти с фланга, плохо, что против заходящего солнца. Залетели на горушку и начали из КПВТ поливать. Они вроде залегли. Тут вертолеты прилетели, тоже их обработали. Правда, и нам досталось, - какой-то ваш косорукий ухарь по нашим машинам сыпанул. Духовские пули по лбу щелкали, а тут - сверху горсть гороха. Хорошо, все в броне были... Потом духи из граника по нам лупанули, пришлось съехать. Пока с другой стороны зашли, их и след простыл. И темнеть уже начало. Вторая группа подошла, еще ваши прилетели, люстрами подсветили, но духи как провалились. Весьма вероятно, они спустились в кяризы. Попробуем выкурить...
Я не стал признаваться взводному, что косорукий пулеметчик сидит прямо перед ним. Не объяснять же ему, что такое работа с турельным тяжелым пулеметом во время противоракетного маневра, когда вертолет движется не только вперед, но и совершает весьма сложное телодвижение по тангажу, крену и рысканью, - подобно банке с коктейлем в руках бармена-виртуоза. Если ты давишь на гашетки пулемета, а командир, услышав в наушниках «Воздух, по вам пуск!», ввергает машину в пируэт, призванный обмануть ракету, увести ее на солнце, то тут даже стрелок с прямыми и сильными как лом руками, не обеспечит пулевой траектории былую точность - пули полетят врассыпную, как из горсти пьяного сеятеля. Хотел бы я посмотреть, как этот комвзвода стреляет из пулемета на башне, когда его бронемашина несется на полной скорости, прыгая по ухабам и, не сбавляя хода, поворачивает под прямым углом.
Так я познакомился с Тихим. Я еще не знал - кличка это или фамилия - бойцы группы обращались к нему «тащ старший лейтенант», а Тихим назвал его на аэродроме командир второго взвода, когда обе группы грузились в ведущий и ведомый.
- Тихий, ты перо навострил? - сказал он, затаптывая бычок рифленой подошвой. - Смотри, не обломай его о духа каменное сердце! - и, хлопнув Тихого по «разгрузке», побежал к ведомому, в нутро которого уже перебрался из крытого «Урала» его взвод - спецназ по возможности входил в вертолеты так, чтобы вероятные наблюдатели - от пробегающего мимо мальчишки до парящего над нами орла - не знали, кем или чем заполнен борт. «Позовите Герца, пусть споет им модный, самый популярный...» -донеслось уже из грузовой кабины, и дверь захлопнулась.
Тихий был человеком пустынно-горным. Точнее, выглядел так. Комбез-песчанка, короткая стрижка цвета песка, щетина, борцовская приплюснутость носа, твердая линия рта, скуластость, спокойный прищур голубых глаз, сухощавая ловкая фигура, экономные движения, - он был из семейства кошачьих, родственником или далеким потомком барса и львицы, встретившихся когда-то у реки, на границе скалистых гор и горчичной пустыни. Он выглядел как человек войны, как родившийся здесь и здесь живущий, существующий в этой войне совершенно естественно. Он был Чингачгуком и Зверобоем в одном лице, в его присутствии возникало ощущение спокойствия - казалось, что война не может тронуть его и тех, кто рядом. Я даже не смог обидеться на обвинение в косорукости, - сказано это было беззлобно, с пониманием, что на войне всякое бывает.
Кяризы мы нашли быстро - с высоты цепочки дырок в земле хорошо видны. В первые полеты здесь я думал, что это воронки от бомб или снарядов, но смущала малость этих воронок, скорее, похоже на работу автоматических гранатометов, но для этого оружия слишком большие расстояния между ямками. Скоро я узнал, что эти ямки суть колодцы, ведущие глубоко вниз, к руслу-тоннелю, выкопанному в глиняном пласте, и по этому водоводу течет грунтовая вода предгорий. Пролетая над такими дырочкми, всегда можно было ждать автоматную или пулеметную очередь в свое краснозвездное брюхо, не исключалась и граната из РПГ. Покрывшую всю страну древнюю ирригационную систему духи приспособили к военным нуждам еще со времен Александра, - там, на глубине десяти-, а то и двадцатиэтажного дома отряд идет по колено в прохладной воде, несет пулеметы, гранатометы, минометы, выходит в тыл, наносит удар и - срочное погружение!
Высадили обе группы метрах в ста от кяриза. Ведомый взлетел, прикрывать с воздуха, мы на малом газу мели пыль на земле. Бойцы, подгоняемые ветром нашего винта, перебежками - гранатометчики на флангах, пулеметчики, залегая, держа на мушке всю цепь ближних колодцев, несколько пар тащили ящики с гранатами и дымовыми шашками, - быстро заняли позицию, растянувшись вдоль цепочки воронок.
Пригнувшись к своему пулемету на случай, если духи начнут стрелять из колодцев, я смотрел, как спецназ ведет работу по выкуриванию. Взводный взмахивал рукой, пулеметчики давали длинные очереди по двум соседним колодезным выходам, отступали, к ямам подскакивали бойцы, по взмаху взводного кидали в лазы дымовые шашки на веревках, ждали нового взмаха и, швырнув вниз по лимонке, отскакивали, залегая ногами к колодцу. Через три секунды оба колодца выплевывали серую мешанину дыма, глины, веток, которыми были укреплены стенки, а через пару секунд выдыхали клубы сизого дыма, как неумелые курильщики, пытавшиеся выдуть колечки. Цепочка дымков - подземные гиганты пыхали трубками, передавая дальше, - растянулась до вытоптанного, перепаханного гусеницами и снарядами виноградника - там кяриз выходил на поверхность, в арык, туда должны были выползти гонимые дымом и гранатами. Взрывы гранат поверх дымовух газовыми ударами загоняли дым в тоннель, не оставляя подземным обитателям, если они были там сейчас, ни глотка воздуха.
Но из кяриза никто не вышел и не выполз - только тек в арык под обрывом скудный ручеек желтой от глины воды. Кяризы зимой немноговодны - еще не тает снег в горах. Мы уже перелетели к арыку, чтобы там забрать группу, но вдруг на связь по «ромашке» вышел Тихий и попросил нас выключиться, если керосина мало, - они все же спустятся под землю, чтобы убедиться в одном из двух: либо духи там задохнулись, либо их там и не было.
- Сколько вам нужно времени? - раздраженно спросил командир. - Я к вам не прикреплен, у нас и свои задачи есть...
Тихий попросил полчаса. Я посмотрел на топливомер - можно было не выключаться. Да и стоять, свесив лопасти, когда неизвестно, откуда могут ударить духи, - не самое лучшее времяпрепровождение. Слишком много таинственных неизвестных может оказаться на данный внезапный момент в простом уравнении «запуск», - вдруг не хватит силы у аккумуляторов, перегорит предохранитель вспомогательной силовой установки, шальная или прицельная пуля попадет в одно из слабых мест системы «вертолет-экипаж», - тогда как сейчас достаточно взять ручку шаг-газа и поднять машину, разворачивая ее ракетными блоками и пулеметом к врагу. В ответ на вопросительный взгляд командира я успокаивающе кивнул, и мы остались на малом газу. Ведомый кружил над нами по эллиптической орбите, которая большой полуосью упиралась в предгорье. Возле нашего борта бродили два спецназовца с автоматами, - охрана вертолета от внезапного нападения. Они были похожи на вратарей, наблюдающих из створа своих ворот, как идет игра на том конце поля.
А там несколько бойцов во главе с Тихим уже спустились в первый колодец - я видел, как один из спецназовцев нес на плече бунт веревок с зажимами. Колодцы уже не курились дымом, но мне было непонятно, как можно сейчас спускаться под землю, когда там, наверняка, нечем дышать. Разве что там - хороший сквозняк, или у спецназа на этот случай припасены противогазы, которых, впрочем, я не заметил.
Мы напряженно всматривались, не зная, чего ждать. Я представил, как они пробираются по глинистому коридору, шлепая по воде, пригнувшись - сверху давит свод высотой в десять этажей, и неизвестно, остался ли он так же незыблем после взрывов гранат - стоит ему сейчас просесть на полтора метра, и уже никто - разве что археологи будущего - не увидит сплющенных недрами разведчиков. А если там есть боковые ответвления, в которых укрылись духи и куда не достал дым, то сейчас они встретили наших кинжальным огнем, и некуда деться из идеальной ловушки, если не вжаться в глину стены, не вбуриться, не вплавиться в нее... Скорее всего, Тихий своевольничает, - думал я, глядя на выход из кяриза, из которого никто не выходил. Говорят, в кяризы не рискуют спускаться даже хадовцы, афганцы-контрразведчики, нашим тем более нечего туда соваться. Что останется делать, когда истекут все возможные и невозможные сроки? Надо было сразу подогнать наливник, слить в колодцы несколько тонн, и выстрелить туда из ракетницы, - или из моего пулемета, поднявшись на полсотни метров, чтобы увидеть огненный выдох всех глоток подземного змея и даже сквозь шум двигателей услышать рев пламени, превращающего глиняный тоннель в огромную, звонкую после обжига керамическую флейту, грустно поющую ночами, когда из пустыни прилетает ветер...
Тихий с бойцами вышли из кяриза без добычи - никаких следов пребывания там наших духов не было. Если не считать за след найденный Тихим нож. Хотя, гарантии, что нож принадлежал именно нашим духам, никто дать не мог. Уже в кабине, перепачканный глиной Тихий рассказал, что в галерее есть ответвление, но вход в него завален взрывом гранаты, установленной на растяжке - другой конец проволоки был обмотан вокруг ножа, воткнутого по ручку в землю на другом берегу ручья.
- Не знаю, кто и когда подляну поставил, но сорвало ее, скорее всего, нашими взрывами, Могли и они уйти туда, но где искать выход, черт знает, может, в самом Луркохе...
Мы осмотрели нож, передавая из рук в руки. Это был довольно старый, но вполне боевой кинжал с клинком в ладонь длиной, с костяной ручкой, похоже, из рога джейрана, с медной позеленевшей гардой. Потерев клинок ветошью, я увидел, что его сталь не простая - заиграл муаровый узор, а в центре муар сгущался, образуя четко видимые письмена, похожие на арабские.
- Это дамасская сталь, - сказал я, отдавая нож Тихому, - поверь кузнецу, внуку кузнеца с пятеркой по металловедению. Там еще и арабские письмена прокованы - не гравировка какая-нибудь!
- Джураев! - крикнул Тихий через открытую дверь в грузовую кабину, подал нож подскочившему солдату-переводчику: - Что здесь написано, понимаешь?
Джураев с интересом повертел нож, попробовал ногтем остроту, и сказал:
- Надпись на фарси, командир. Означает «меч Аллаха». Это прозвище дал пророк Мухаммед своему воину Халиду ибн Валиду, который воевал с неверными... Это - настоящий персидский кинжал, командир, я видел такой в музее Бухары, только без надписи.
- Очень хорошо, - сказал Тихий, заворачивая кинжал в мою ветошь и пряча в карман «разгрузки». - Теперь «меч Аллаха» в моих руках. И, значит, теперь ему придется разить верных. Какая странная у него судьба!
Духов, напавших на колонну, так и не нашли. Участники того боя говорят, что среди них был негр-наемник, а то ли китайский, то ли американский инструктор снимал расстрел колонны на камеру, чтобы показывать в лагерях моджахедов как учебный материал. Наверное, где-то и сейчас существует документальное кино с моим и Тихого участием. Хотя, оператору могло быть и не до съемок, когда две шайтан-арбы метали с неба огненные стрелы, а бронетранспортеры, ворвавшись на фланг, молотили двумя крупнокалиберными молотилками...

***
- Видел я то кино, - сказал Тихий, доливая в стаканы самогон и нарезая тонкие розовые ломтики сала. - Закусывай сальцем, сам солил, с самогоном хорошо, не одуреешь... А кино посмотрел недавно, лет десять назад. Мой сослуживец по отряду генералом стал, сейчас, правда, в отставке уже, но тогда быстро из архива ГРУ добыл копию пленки, там, в зале, и посмотрели. Копию эту у договорных духов купили через полгода после той заварушки. Плохая фильма, нормально снято начало, когда начали колонну долбить - минут десять, пока наши оборону не организовали на другой обочине. Есть кадры, как дымит подбитый вертолет, есть пуск из ПЗРК по вам, но вас не видно - дым небо застилал. И нас нет, уже, видимо, не до съемки было. Короче, фигня.
- Фигня так фигня, тем более, сейчас все равно ничего не рассмотрю, - сказал я, глядя, как он режет сало. - А как «меч Аллаха» поживает? Ты его смог через таможню протащить?
- Обижаешь. Я не только холодное оружие протащил, таможня дала добро, куда б она делась. А «меч Аллаха» жил до последнего времени нормально, один раз в серьезном деле поучаствовал. Но однажды, в весеннее полнолуние женой моей, как это с ней случалось, овладели демоны, в смысле, псих на нее накатил. Взяла она тот меч, - а он у меня всегда остер был, я его не точил, а как бритву, правил, такая сталь была! - и порезала им все мои военные фотографии. Жалко, конечно, я иногда их рассматривал под настроение, там на одной и ты был, помнишь, когда сидели в Фарахе, перед налетом на июльское совещание полевых командиров? Ты еще ругался тогда, что это плохая примета - перед вылетом фоткаться. Так и вышел на снимке - с открытым ртом и выпученными глазами... На мою жену в ее минуты роковые похож, - засмеялся он. - Я пришел домой, а она уже с фотками покончила, уже трубку мою молотком размозжила, и скрипку мою все тем же ножом курочит. Я в Доме пионеров немного на баяне учился, а хотел на скрипке, да постеснялся. Вот и решил покой себе обустроить по взрослости - курить трубку, научиться играть на скрипке, сидеть в плетеном кресле в длинной вязаной кофте с высоким воротником и большими деревянными пуговицами, смотреть на закат и быть здесь и сейчас. Не вышло. Не успел даже «Кузнечика» пиликать научиться. Ну, я попытался ее остановить, - а ты знаешь, как остановить бешеную кошку, орущую и клыкасто-когтистую? Да еще когда ты не можешь причинить ей увечье? Короче, полоснула она меня по руке, пришлось ее слегка приложить, чтобы глубже не вошло. А нож после этого я в реку кинул. Один старый охотник говорил мне, что твои собака и нож, попробовавшие твоей крови, уже не твои... Но все не зря случилось - видимо, Аллах переложил свой меч из моей руки в другую, чтобы я понял - если человеку была суждена война, он не волен ее покинуть, - она всегда будет с ним.
Я смотрел на Тихого и пытался представить его играющим на скрипке.

Буква «В»

Советская военная техника, как правило, не ломалась, а если что-то и выходило из строя, то отказы были привычными, хорошо знакомыми, и ремонт трудностей не создавал. Но эту главную военную тайну Советской Армии двухъягодичникам не доверяли, а мне досталась РЛС, которая отказывала часто и изобретательно. Станция была уже почти без ресурса и доживала последние месяцы перед отправкой на полигон в качестве мишени для противорадиолокационных ракет.
Казалось, в ней не осталось ни одного надёжного узла. Когерентные гетеродины не держали частоту, запросчик жёг дорогущие маячковые лампы, как спички, а приёмники подслеповато пялились в небо. Даже реечные домкраты механизма качания ночью подло замерзали, и их приходилось отогревать паяльной лампой, а керамические резисторы в передатчике релейки иногда взрывались прямо у меня над ухом с пистолетным щёлканьем.
Каждый раз, когда я подавал на станцию питание, она, казалось, издавала протяжный стон: «Блядь, когда же я сдохну?!» Для того чтобы привести старушку в чувство, требовалось как минимум два часа беготни между приёмо-передающей кабиной, индикаторной машиной и прицепом N8. Я страстно мечтал, чтобы мерзкий механизм сломался окончательно и бесповоротно, так, чтобы мне дали другую станцию, ну, или хотя бы сняли с НЗ что-нибудь поновее.
И вот однажды локаторный бог услышал мои молитвы. Перед началом полётов из ППК повалил густой дым. Я вырубил питание и поскакал на бугор, но войти в кабину было невозможно. Пришлось вручную выключать приёмо-передающую аппаратуру и запускать могучие вентиляторы, которые я по зимнему времени держал выключенными - у старушки от холода выбивало защиту.
Из вентиляционных люков немедленно повалил густой дым, но огня, вроде, было не видно. Когда дым рассеялся, я забрался в кабину и стал определять, что, собственно, сгорело. Приёмо-передатчики, шкаф управления и стойка опознавания были целыми и невредимыми, а больше в станции гореть было нечему. Приглядевшись, я заметил, что дым сочится из-под пола. Откинув фальшпанель, я получил в лицо последний клуб жирного, вонючего дыма.
Ну, так и есть... Сгорел двигатель вращения кабины. Такого просто не могло быть! Могучее поделие советской электротехнической промышленности можно было вывести из строя только атомной бомбой, да и то разве что прямым попаданием. Но факт оставался фактом: покойный ещё дымился, а клеммная колодка была изрядно закопчённой.
Устранить такой дефект самостоятельно я, конечно, не мог. Пришлось докладывать на КП полка, где я услышал от оперативного, что я фашист, что у меня руки по локоть в крови, и когда я приду на КП обедать, он меня лично расстреляет из ракетницы для распугивания ворон.
На аэродроме было две радиолокационных позиции: одна полковая (соседей), а другая дивизионная (наша). Обычно мы работали по очереди, но теперь работать предстояло всё время коллегам, и как они этому были рады, объяснять не надо.
Наорав ни за что на дежурного сержанта, я стал вызванивать шефа, старого, лысого и сильно пьющего майора. Дело это было непростое: о мобилах тогда ещё никто не слышал, а шеф мог быть где угодно, и хорошо, если трезвый. Наконец, я его нашёл и доложил ситуацию.
Шеф понимал, что орать на чайника бессмысленно, поэтому горько вздохнул и сказал, что сейчас приедет.
Я надеялся, что уж теперь-то станция пойдёт под списание, но шеф бодро заявил, что станция ещё ого-го, и после замены движка ещё послужит!
На складе после долгих хождений между стеллажами мы наконец-то нашли нужный мотор в заводской укупорке, которая почему-то была вскрыта. Но тогда нас это не насторожило...
Тяжеленный мотор отвезли на точку, кое-как затащили на бугор, и четверо самых здоровых солдат подняли его в кабину.
Казалось бы, что сложного в замене электромотора? Угу. Приёмо-передающая кабина стояла на лафете от зенитной пушки, а мотор был спрятан в узкой нише в полу кабины, да ещё соединялся с приводом вращения муфтой предельного момента. Мы, как стадо сумасшедших павианов, стояли в ППК, пихаясь задранными кверху задницами и пытаясь найти такое положение мотора, когда две половинки муфты совпадут. Забыл сказать, что двигатель можно было сдвинуть только ломами, что придавало нашей работе настоящую радиоэлектронную тонкость и изящество.
Когда, наконец, муфту собрали и открыли крышку клеммной колодки, выяснилось, что клеммы в новом двигателе расположены не так, как в старом. И клемм было много, поскольку скорость вращения регулировалась подключением или отключением специальных обмоток.
Я, представив очередную замену мотора, подобно Ипполиту Матвеевичу Воробьянинову, засмеялся крысиным смешком, но шеф цыкнул на меня и сказал, что разберётся. Мы притащили ему альбом схем и от греха вылезли из кабины.
Шеф скребся и гулко матерился там минут сорок, наконец, вылез и заявил, что всё готово и можно включать.
Включать решили автономно, со щита.
Двигатель взвыл, кабина дёрнулась, но вращение не пошло.
- Толкайте! - приказал шеф.
Мы взялись за антенну, ухнули, вспомнили Максвелла и всю кротость его, и толкнули. Антенна пошла, но как-то вяло, как у заслуженного, а может быть, даже народного импотента Советского Союза.
- Стой! - буркнул шеф.
- Раз-два! - добавил неунывающий старлей Юра, тоже чайник, но после МЭИ.
- Наверное, с кроссировкой напутал, - заявил шеф, - сейчас проверю.
Оказалось, что кроссировка в порядке.
- Нич-чего не понимаю! - голосом мультяшного персонажа сказал шеф. - Неужели в новом движке обмотки битые? Да не может такого быть!
Стали вызванивать обмотки и тоже ничего не поняли. Обмотки звонились как-то неправильно.
- Ну, точно, движок неисправный, - угрюмо заявил шеф. - Пойду зампотеху звонить.
Через полчаса к точке подкатил УАЗик зампотеха.
Зампотех, ещё более старый, ещё более лысый, но относительно непьющий подполковник молча пожал нам руки, сунул мне свою фуражку и полез в станцию.
Пробыл он там недолго. Вытирая снегом руки, зампотех выпрыгнул из ППК, подошёл к нам и жизнерадостно сказал:
- Мудаки вы, товарищи офицеры!
Я служил уже второй год и знал, что в дискуссии на морально-этические темы со старшими начальниками вступать не надо, поэтому промолчал, а шеф обиделся.
- Ну, ты это, Толяныч, чего уж так сразу-то?
- А того! Ты шильдик на движке читал?
- Читал...
- И что там написано?
- Н-ну... Известно что, марка движка...
- Сообража-и-ишь, - ядовито, как египетская кобра прошипел зампотех. - И какая же?
Шеф назвал марку.
- А после марки что?
- Тире...
- Не зли меня, военный! После тире что?
- Буква...
- Какая?
- Ну, «В»...
- И что она означает?
- «Всеклиматический»? - рискнул шеф.
- Н-е-ет, блядь! Хрена лысого! Не угадал! Высотомерный!
- Ёбтыть... - охнул шеф, - как же я... У него же характеристики скольжения другие! Понятно теперь, почему оно не крутится...
- Вот именно! Вот что. Дураков, то есть вас, учить надо. Снимайте эту мондову со станции, я вам сейчас другую привезу. К вечеру чтобы крутилось!
Зампотех хлопнул дверцей УАЗика и уехал.
***
Поздним вечером мы сидели с шефом в домике дежурной смены и пили чай с печеньем из солдатских кружек, сжимая их исцарапанными и сведёнными от холода пальцами. Мы ухайдокались настолько, что сама мысль о том, чтобы съездить на ротном «Урале» в сельмаг за водкой, вызывала отвращение.
Шеф затянулся явской «Явой» и, зажмурив от дыма правый глаз, так что казалось, будто он мне подмигивает, задумчиво сказал:
- А знаешь, в этом паскудном деле есть один момент, который хоть как-то примиряет меня с жизнью.
- Какой, Виталий Владимирович?
- Ну, как какой? Что укупорка движка была нарушена.
- Не понял...
- Эх ты, студент! Да ведь это означает, что какие-то мудаки, служившие до нас, уже один раз пытались поставить этот движок на дальномер!

ЗЫ: Вот оно, моё сокровище: http://img11.nnm.ru/b/4/b/4/4/678b5c48ccdc031cc559e86d4d5.jpg
Это приёмо-передающая кабина.
А вот высотомер:
http://www.x-libri.ru/elib/innet004/innet004.jpg
Хорошо видно, что ППК и лафеты у них одинаковые, хотя П-37 делали в Москве, а ПРВ-11 - в Запорожье. Унификация - страшная сила!
ЗЗЫ: Через несколько месяцев я убыл к новому месту службы, передав станцию прибывшему из Афгана заменщику. Как сложилась её дальнейшая судьба, не знаю, но не удивлюсь, если станцию так и не списали...

Оценка - 1,76

Суббота. Аэродром «Северный»
07 часов 25 минут.

- «Эрмитаж», 132-й пробу закончил выключить по готовности».
- «132-й по готовности выключайтесь».
- «Разрешили 132-й»...

- Выключаем потребители. Алексей, ты почему в объективном контроле за полеты не расписался до сих пор? Виталичу нажалуются, нам опять вкрутят. - Дуничкин , клацая АЗС-ами проводил воспитательную работу своего правака. Алексей Чухинцев сморщив нос тихонько шипел и потирал правый локоть которым приложился о блистер.
- Ш-ш-ш-ш... Собака.... Прям по нервам... Вить, честно - забыл. Счас, закончим и сразу побегу. Стока в эту неделю навалилось, тут забудешь как себя зовут, не то, что в журнале расписаться. - Алексей выключая АРК-9 (Радиокомпас) роняет карандаш, который естественно закатывается под самые педали.
- Нет, ну ты посмотри, что творится с самого ранья...
Кряхтя, Чухинцев растёгивает привязной ремень и сняв гарниутуру тянется за карандашом. Поймав добычу, он выпрямляется в полный рост и со всего маху бьется башкой о верхнюю приборную панель.
- СУКА-А-А-А!!!!! ГРЕБАНЫЙ КАРАНДАШ!!! - прижимая руки к голове плюхается назад в чашку, забыв о больной заднице (приключения описаны в разделе «Вторник»). Заимев боль пониже спины, бедный правак опять подскакивает и опять бьется головой. Выпучив глаза тихо оседает. «А-а-а-а....» - На голове правака начинает расти громадный шишак.
Дуничкин с бортачем вылупив глаза на штурмана, замерли в состоянии полного изумления.
- Леха, ты нахера себя уродуешь!? Хочешь убиться - иди с разгону уе...сь башкой о стену. Зачем технику курочишь? - Дуничкин осуждающе машет головой. Бортач молча заканчивает процедуру опробывания вертолета . Чухинцев со слезами и вселенской грустью в глазах растекся в чашке сидения:
- Да пошли вы оба....
Дуничкин , продолжая качать головой выходит из пилотской кабины. Возле трапа его окликает бортовой:
- Витя, кепку забыл! - Махов свесившись в грузовую протягивает майору головной убор.
Виктор останавливается, поворачивается к бортовому технику и берет кепку. Затем делает шаг и лбом таранит верхний обрез входной двери....


Суббота. Аэродром «Северный»
08 часов 10 минут.
Комната оперативного дежурного.

Виталич сидя за столом и подперев голову руками, молча смотрел на экипаж Виктора Дуничкина. Макаров с независимым видом изучал документы и делал вид, что информация, представленная в разведсводках крайне важная для него. Троица стояла перед командиром и молча сопела.
- Да.... Кому расскажешь не поверят... - Виталич смотрит на Макарова. - Владимир Андреич, хватит херней маяться. У нас тут поинтересней будет.
Макаров откладывает папку с документами и обращает свой взгляд на пилотов.
- Вот скажи нам Владимир Андреич, что нужно сделать с этими «самострелами», которые для того, чтобы не выполнять боевую задачу раздолбали свои тупые бошки о ввереную им технику, причинив тем самым ущерб государству?
Макаром закурив сигарету:
- Предлагаю как в 37-м товарищ командир. Давай их расстрелям нахер, там за капонирами как вредителей и Троцкистов, чтобы другим неповадно было.
Летчики разукрашенные доктором в зеленые и коричневые тона, насупившись хранили героическое молчание.
- Чего молчим соколы? Не оправдываемся, не молим о пощаде? - Виталич встает из-за стола и заложив руки за спину начинает мерить шагами комнату. - Ну, так чего случилось-то? - Останавливается у окна и повернувшись спиной к пилотам смотрит на стоянку.
- Виталич, честное слово случайность. Ну, вот как-то так получилось.... - Дуничкин вздыхает и непроизвольно рукой ощупывает голову.
- Витя, случайность - это фактор, который определяет исход эксперимента из множества возможных исходов, известных заранее. Именно так научно, если мне не изменяет память, трактуется это определение. У вас - это уже не случайность, а...- Командир задумчиво смотрит на Макарова. - Андреич, ну-ка сформулируй.
Макаров затягиваясь сигаретой выдает: «Случайно ничего не происходит. Есть тайный смысл в законах бытия. Кто ищет - тот всегда находит, а кто стучит - тому и отворят.»
Пораженные леДчики открыли рот и пустили слюни. Виталич тоже ошалевший от сказанного:
- Во, бля..... Слыхали, как начальник штаба завернул? Это вам не арбузы тырить у нохчей. Идите с глаз моих.


Суббота. Аэродром «Северный»
10 часов 00 минут.

- «Эрмитаж», 132-й взлет группой произвел, правым по заданию с набором 900.»
- «Эрмитаж» 132-му. Правым с набором 900. На связь с «Фиалкой».
- «Разрешили 132-й. Группа переход на «Фиалку».
Пара Ми-8 в сопровождении «Танка» (Ми-24) уходят в сторону Кавказского хребта.


Суббота. Площадка «Ботлих»
10 часов 00 минут.

Руководитель полетов на площадке, метеоролог, радист и прочая, прочая, прочая - капитан
Иван Петрович Ейский маялся тяжелым похмельем. Спецназеры-развеДчики, которые давеча шарились по хребтам, дали-таки результат и в предкушении скорой эвакуации в ППД предложили Ейскому продегустировать фирменный разведческий напиток «МуХрю»... Какой же летчик (хотя и списанный на землю) откажется от спирта?
Что было Ейский помнил смутно. Помнил как спецура хлопала его по спине и приглашала в гости, помнил как они радостно повизгивая грузили результат на броню, помнил как броня стреляя и пованивая выхлопами соляры уезжала с площадки.... Остальное окутал плотный ТУМАН....

-«Орбита-14 ответьте «Печенегу». - Хриплый голос раздавшийся из динамика станции кузнечным молотом ударил по голове РП.
- «Орбита - 14 на связь с «Печенегом» - продолжала вещать станция.
«Ой бля-я-я..... счас сдохну.....» - подумал Ейский и неимоверным усилием не открывая глаз протянул рук за микрофоном.
- «Печенех-х-ххх... «Орбита-14» ответил...» - не то прошипел, не то проговорил РП.
- «На слабую троечку принимаю вас «Орбита». К вам группа 132-го. Условия дайте.»
Ейский проклиная негодяев-разведчиков выведших его из строя, непоседливых летчиков которым не сидится на месте и «Печенега» вкупе сними, который никак не заткнется и требует метеосводку, разлепил глаза
- «Орбита - 14» куда пропал? Погоду давай!» - продолжал бомбить Ейсгого «Печенег».
Подавив приступ тошноты Петрович со стоном разлепил глаза и ногами стек с кровати уставившись в окно. Вид из окна Ейского порадовал. Вид из окна даже притупил пульсирующую головную боль, которая не отпускала, разливаясь от затылка вниз по всему телу. В окно НИЧЕГО не было видно.
«Туман.... Слава Богу...» - прохрипел Петрович - «Печенег», Орбита-14. Примите условия. Видимость ноль. Туман».
- «Принял.... » - озадаченно проговорил «Печенег». Ейский рухнул на кровать и закрыл глаза.

Ми-8 N 49
В наборе высоты

- «132-й «Фиалке»
- «Ответил 132-й»
- «132-й площадка закрыта. Вам на точку до команды»
- «132-й принял... На точку до команды»
- «Фиалка» 132-му переход на «Эрмитаж»
- «Переход 132-й. «Фиалка».
- «132-й группе. Левым возврат на точку. Переход на «Эрмитаж».
- «135-й принял. Переход.»
- «315-й выполняю. Переход на «Эрмитаж».
Группа прекратив набор высоты, левым разворотом возвращается на аэродром «Северный».


Суббота. Аэродром «Северный»
11 часов 00 минут

- И чего мы ждем? - Чухинцев болтая ногой адресует вопрос в никуда.
- Хрен знает... Наше дело не думать, а делать. - Стас Махов встает и потягиваясь выходит из курилки. - Я на борт пошел если чего...
- Угу... - Леха продолжая качать конечностью безмятежно пялится в сторону хребта, непроизвольно поглаживая шишак на голове. Валера щелкая семечки просто кивает.
В это самое время командиры экипажей с Виталичем и Макаровым уточняли причину возврата.
- Андреич, уточни у Ханкалы накой группу вернули.
Макаров кивает и уходит к себе. Дуничкин с Шершневым молчат. Виталич что-то пишет. Через пару минут заходит НШ:
- Короче, на площадке туман. По погоде закрыта. 24-ку от нас забирают. По команде парой пойдете.
- Хм... А у нас погода «звенит». И хребты просматриваются. Странно... - Шершнев отходит от окна. - Виталич, а кто погоду давал на Ботлихе?
- Ейский.
- А-а-а... Понятно. А пусть у него еще раз через час уточнят? Не должен быть там туман сейчас... Очень странно. Андреич, пусть еще раз погоду уточнят минут через сорок.
- Ладно, я к себе. - Макаров выходит.
- Мы тоже пойдем, покурим пока. Витя пошли. - Летчики выходят из комнаты.

Чухинцев отвлекается от почесывания своего шишака и поворачивает голову в сторону домика, из которого выходят командиры. Валера смотрит на Деда и Дуничкина не отрываясь от процесса лузганья :
- Ну чего отцы-командиры порешали?
- Ждать сказали. Минут через сорок опять запросят. - Шершнев закуривает. Дуничкин садится рядом со своим праваком. Шершнев смотрит на обоих: - Бля, Витя ну и рожи у вас. Нахера так зеленкой измазались. Надо было йодом. Он хоть следов не оставляет. Как гоблины выглядите.
- Старый, хоть ты не доставай а? - вздыхает Дуничкин. - я сам как будто мазал. Пилюлькин наш дорвася. Сука....
Валера хихикает.
- Бурундук, хватит ржать. Отсыпь семян раненым. - говорит Шершнев.
Валера продолжая хихикать раздает семечки товарищам:
- Слушайте, отцы-командиры, а вы с армейцами связывались? Может кто-то из них в тех краях лЁтает, пусть доразведку погоды дадут.
Майоры замирают.
- Блять. Здравая мысля. Че сразу не подумали? - Дуничкин встает и уходит обратно в домик.


Суббота. Площадка «Ботлих»
12 часов 40 минут.

Ейскому было по-прежнему плохо. Час назад приставучий «Печенег» опять запросил погоду. Но погода не изменилась. За окном была все таже белесая мгла. Кошмары мучили майора. Он то проваливался в тревожный сон, то всплывал на поверхность бытия. Снилась всякая хрень. Злобные «чехи», спецура, мишки Гамми и их сок... И большой шмель, который жужжал за окном....
Пара Ми-8 х села на площадку.

Наружная дверь распахнулась, в которой тихо «умирал» Ейский распахнулась от удара. «Шмель» ворвался в помещение в виде крайней степени взбешенного Виталича со товарищи.
- Ну бля-я-я-я!... Ну ты посмотри какая сука!!!! Оно тут ханку жрет и туманом прикрывается падла!!!! Я тебя научу Родину любить!!!! - разорялся Виталич, беспорядочно бегая по комнате. - Подъем алкашня!!!!!
Обалдевший от потока свежего воздуха, шума и крика, а больше всего от того, что летчики прилетели в такую погоду, Ейский молча открывал и закрывал рот:
- Хули зеваешь ушлепок!!!! - продолжал кричать Виталичь.
- Виталичь.... А.... как вы ..... туман же.... Не видно ничего.... А вы в горы... и...
- Какой НАХЕР ТУМАН!!!!! - с этим воплем командир подскакивает к окну и открывает его. От окна наружу падает щит с натянутым на него толстым полиэтиленом, который Ейский поставил чтобы не задувало в окно и про который он благополучно забыл. Яркий осенний день хлынул внутрь и вступил в свои права.

Оценка - 1,77