ЗАРИСУЕЧКИ. ВОПРОСЫ БЫТИЯ-2: КОГДА?

Нет, я, конечно, всегда знал, что любимые слова кипрогреков - „ΑΥΡΙΟ” ("Аврио", завтра) и "ΣΙΓΑ-ΣΙΓΑ" ("сигА-сигА", дословно: „медленно-медленно”, фактически - „торопиться некуда”), но к середине декабря меня сумели-таки удивить.
Звоню по объявлению, что срочно, ну просто позарез требуется повар в таверну. Мужик, скороговоркой: Машина есть? Подъехать можешь? Ты где живёшь? Заехать за тобой? А вечером можешь подойти?
Вечером прихожу свататься, одетый-обутый-побритый-надушеный, весь из себя. Хозяин, очень нехарактерно для киприота, все время шныряет по пустому заведению. Пробегая: „В шашлыках петришь?” - „Ага.” Ускакал.
Подбегает опять: „А огонь разводить умеешь?” - „А как же.” Опять убежал.
Пробегает ещё: „Договорились, начинаешь!” - Я, в ужасе: „Что, прямо сейчас?” - Он, в задумчивости: „Н-ну... нет, давай... с нового года, во!. В четыре часа... Нет, чёрт, это же суббота. Давай тогда третьего января, в пять.”
Вот такая кипрская, блин, срочность и оперативность...
(Примечание от 3 января: Мать честная, как они жрут!)
(Примечание от 6 января: Мать честная, КАК ОНИ ЖРУТ!)

"Исход прыжков всегда различен,
Но строго судит нас земля:
Кому свеча у изголовья,
Кому в бумажник три рубля"

Перед началом полетов на втором курсе, в 1981 году, человек пятьдесят с курса не успели отпрыгать зимой обязательные прыжки с парашютом. То погоды летной не было, то ветер не устраивал. А может, просто прохлопали погожие деньки. Без "обязаловки" к полетам не допустят. Будь ты генерал, будь ты курсант "зеленый". Разница, однако, была, не зря в авиации есть поговорка: "Что не налетаем, то запишем." Записывали, правда, не всем. По некоторым данным, до капитана - сигали как миленькие. В период проведения прыжков начальник ПДС полка расхаживал подозрительно веселый и раскрасневшийся. В ПДСку натаптывалась тропа. С магарычами и летными книжками. Кто там кому что ставил - бог весть. Но морды у ПДСников таки были подозрительно красными.
Бывали, разумеется, энтузиасты и среди офицеров. Ну любили они это дело. Деньги, опять же, платят за прыжки. Еще говорят, что парашютный спорт - спорт смелых. И жадных. Но это так, подтрунивают, и только над своими. Полтора рябчика, по первости, потом поболее будет, но и оплачивалось ограниченное количество прыжков (16-18 в месяц). С прибавлением звезд на погонах энтузиазм помаленьку исчезал. Семья, дети, карьера. Нахер надо?
А куда податься бедному курсанту? Ведь есть такое слово - надо. Но есть и слово "боязно". Особенно после первого раза. Еще боязней, чем до первого прыжка. Однако выход иногда находился.
Вовик Щ., что был в числе не успевших прыгнуть зимой, подвалил ко мне с "предложением, от которого невозможно отказаться".
- Прыгни за меня, Костян, че-то ссыкатно, предчувствия нехорошие.
- Это как понимать? Прыгни? Ты не заболел? Головой думаешь или...?
- А чего там думать, документы в ПДСке не спрашивают, списки подают, поверка по фамилиям - и погнал. В лицо они нас не знают, три курса рыл в течение месяца побросать, разве запомнят?
Действительно, ведь документы не проверяют, только по спискам. И вправду. Начинаю думать: начало апреля, занятия в УЛО уже закончились, шарашиться по казарме или сидеть на "наземке" - не очень. Перед глазами ротного начальства мелькать? Запрягут на какую-нибудь "поганку" - к бабушке не ходи.
Надо заметить, зимой прыгать как-то менее боязно, что ли. Приземляться точно приятнее. За время наших прыжков на моей памяти только Кекс да Волчара с травмами оказались. Кексу просто не повезло - приземлился на ледок, припорошенный снегом, одна нога поехала, вся нагрузка на вторую, итог - трещина кости, два месяца в санчасти. Волчара - тот просто мелкий, каждые прыжки с ним приключения. Вообще-то он сильный. Но легкий (55-60 кг) и рост - метр с шлемофоном. Приземлился удачно вроде, да ветер дунул, купол как парус надуло и поволокло Волчару по кочкам да закоулочкам, не успел стропы подмотать. Оцарапало морду лица. Сильно руки ободрал. Унты потерял, одну в воздухе еще, одну на кочках - умный ведь, не стал привязывать. Поморозил ноги малехо. И все неприятности.
- И?
- Что и, по поллитра за прыжок.
Снова думаю. Поллитра за прыжок - фиг с ней. Да, Вова - парень местный, живет рядом. Вон, через забор служебной территории дом его. Кормили нас хоть и по летной пайке, но домашнего-то ох как охота. Огурчики соленые, помидорчики, картошечка жареная, а если и грибки маринованные - просто сказка получается. Мечта идиота, так сказать.
- Хрен с тобой. Прыгну, только мы с друганом за магарычом зайдем, куда мне литр. А так и веселее будет. Идет?
Ударили по рукам.
Бросали нас на аэродроме, на грунт. По периметру аэродрома колючка проходит в два ряда, лесополоса, за ней сад вишневый, левее - пашня какая-то. Дождь не так давно прошел, пашня как трясина выглядит, и хрен бы с ней, да по самые помидоры в эту пашню я и угодил. Но об этом позднее. Разбили по группам (заходам), человек по шесть-восемь. Коля один подозрительно выглядит - взгляд застывший, губы шевелятся. Что он там бормочет?
Прыгали с Ан-2, до этого только с "восьмерки". Разница есть. Очень уж подкос стабилизатора на Ан-2 выглядит неприятно. Того и гляди башкой об него приложишься или оседлаешь. Случаев не было, но нервирует. Это я уже сам очковать начинаю.
- Карабин вытяжного фала в левую руку взять!
Взяли.
- Карабин за трос зацепить!
Зацепили.
- Проверить!
Подергали, вроде норма, держится...
Коля только с застывшим взглядом с карабином в руке прется, до двери уже дошел. Выпускающий ему в глаза глянул - упырь упырем Коля этот, не соображает ни фига. Херак в ухо Коле. Тот оглянулся, глазами захлопал, на карабин в руке глянул, на трос. Ну, дошло. Зацепил. А на второй круг уже пошли. Пока с Колей разбирались, точку начала сброса и прое...ли. Хреновато, уже не по плану, такого раньше не было, даже на первых прыжках отказников успевали пинками посбрасывать где надо. Да, правда, было их человек десять из четырехсот. А нерв продолжает стебать.
Со второго круга прыгнул, после Коли как раз. Все бы ничего, да ветер и так на пределе был, еще порывы добавились. Из-за этого как ни извивался я под куполом, толком не смог перед приземлением сгруппироваться, об землю приложился, дай дорогу. Стон стоял вокруг, собственными пятками, перекатившись на "запаске" на пузе, уделал себе же по затылку. Как не поломался, ума не приложу. Собрал парашют в сумку, ползу к старту, дежурная машина догоняет, оттуда ПРП орет, давай, мол, палки свои резче переставляй, пара заходов и отбиваем прыжки. Метео какую-то гадость сулит. Но успели. Прыгнули нормально, штатно, да ветер уже чумовой, несет меня на колючку, все, думаю, яйцами прямо. Прыгали мы на "дубе" управляемом, да толку от этого управления чуть. Кое-как перетянул через колючку и в пашню, после дождя, да с разгона, да по самые гланды (сапоги целиком скрылись в грязи). Давай стропы сматывать, дернуло бы из-за порыва ветра, без ног бы остался. Полчаса сапоги я из грязищи вызволял. Да, думаю, вот и прыгнул за "друга" Вову. Одно греет - огурчики, картошечка жареная. И ведь не был я каким-то проглотом несусветным, а тут как затмение, переклинило просто.
Вернулись в расположение. Вовик меня увидел и говорит, что в субботу в увольнении будешь, часика в четыре заходи. Заходите, поправляю. Ну, говорит, недовольно так, заходите.
Суббота, увольнение, часика четыре. С друганом Андрюхой Дохлостью идем магарыч получать. Предвкушаем. Поднялись по лестнице, второй этаж двухэтажного дома красного кирпича. Звоним в дверь. Вовик тут же открывает. Подозрительно нешироко. Глазами молча показывает на лестницу на чердак. Шепчет, мол, люк открыт, давай вперед, на чердак. Вот ити ее мать, что за нафиг? Делать нечего, поднялись. Сидим курим. Прошло минут десять, Вовик с пустыми руками и наглой мордой поднялся к нам. Деловито и сноровисто полез в угол, откуда и извлек два пузыря водки. Андрюха Дохлость резонно намекает, что закусь сильно не помешала бы. Вовик со скорбным выражением как-вы-меня-уже-достали, ныряет в чердачный люк за закусью. Поднимается опять с пустыми руками. Морда еще наглее. Или так тогда казалось? Торжественно достает из кармана два (!!!) песочных (!!!) печенья (!!!) Я не знаю, кто его воспитывал, но закусывать водку, теплую, из горлА, песочным печеньем? По-моему, не комильфо. Андрюха, кстати, перед этим спросил его о стаканах. На что этот ушлепок очень безаппеляционно и негигиенично оторвал зубами "бескозырку" с водки, засосав половину, не меньше, сказал, что насильно никто не заставляет. Не хочешь из горлА, не пей. Протянул мне остаток и испарился с глумливой улыбкой.
Вот ведь пидор, "такую песню испоганил". Переглянулись мы с Андрюхой, молча, как партизаны, "употребили крепкие спиртные напитки", покурили на дорожку и поплелись в казарму. Захмелевшие и недоумевающие. Как же так? Огурчики? Помидорчики? А попи..деть за жизнь?
Подорвал веру в людей во мне сослуживец-паршивец Вова, а сколько еще разочарований было впереди... Увы... Хотя, "кто из нас без греха, пусть первый бросит в меня камень".
Захочешь рассмешить бога - расскажи ему о своих планах.

Примечания.
Прыжки и с Ан-2, и с Ми-8 происходили с принудительным способом раскрытия парашюта. При этом карабин (с механическим фиксатором запирания) свободной части фала вытяжной системы зацепляется за надежно закрепленный на потолочной части ЛА трос. При отделении парашютиста от ЛА этот фал, уложенный в ранце парашюта, под весом парашютиста разворачивается, стягивая чехол с основного купола парашюта, затем в месте соединения с куполом "обрывная" стропа, являющаяся частью фала, рвется. Чехол стянут с купола и остался в фюзеляже(сначала снаружи, вовнутрь потом его затягивает выпускающий), основной купол парашюта открылся. Парашютист благополучно приземлился. Обычно.
Поток от винта вертолета при отделении парашютиста от ЛА придает значительное вертикальное ускорение. Мало того, что падаешь, еще и добавляет потоком.
При прыжках с Ан-2 после отделения от фюзеляжа поток "сдувает" горизонтально, без ярко выраженной вертикальной "ямы".
ПРП - помощник руководителя полетов;
"дуб" - неуправляемый парашют типа Д1-5;
управляемый "дуб" - теоретически управляемый парашют типа Д1-5-у.

Оценка - 1,31

Накануне.

На гражданке времена были в наших краях ещё самые "битловские". На Западе культура "хиппи" переживала свой расцвет. "Дети цветов", вместе с потерявшими смысл жизни ветеранами борьбы c "вьетконговцами", протестовали против войны во Вьетнаме. До нашего сознания со страниц газет и журналов в критических статьях пробивались малопонятные понятия: "свободная любовь", "лёгкие наркотики", и загадочное во всех отношениях слово "секс" (которого, на самом-то деле, у нас и нет)...
А, с другой стороны: Дин Рид со своей "Белла Чао", Гойко Митич со своим Чингачгуком, "Эти глаза напротив" Ободзинского, революционно-авантюрная романтика фильма "Свой среди чужих" (Градский поёт: Дед мой решил построить лодку большую для внуков. Строил всю жизнь...), а Сальваторе Адамо поёт "Падает снег", а Рафаэль Мартос Санчес поёт "...пусть будет то, чему быть суждено, и пусть будет что будет..." в слезоточивом фильме "Пусть говорят" на который мы ходили раза три...
И, наверное, только комсомольцы на выборных должностях "правильно" стриглись в парикмахерских. Все остальные молодые люди ходили не стриженными, с длинными волосами, обязательно прикрывающими воротники рубашек. А спереди должна была быть чёлка. Всё как у кумиров: Джона Леннона, Пола Маккартни, Джорджа Харриса и Ринго Стара...
И, вообще, крайняя мечта переписать на ленточный переносной магнитофон "Весна" двойной "Белый альбом", пошить брюки клёш, купить рубашку с разноцветными "огурцами". И чтоб он был с большим отложным воротником, который нужно обязательно расправить поверх воротника пиджака. А ещё, хорошо бы, замшевые ботинки. И чтоб сигареты "БТ" в твёрдой белой пачке по 40 копеек, и немного (как когда)портвейна "777", и несколько заученных аккордов на гитаре...
И неутолённая страсть к джинсам "LEE", и стойкое отвращение к рабочим брюкам под названием "техасы", и скромное счастье, обретённое вместе с индийскими джинсами "LUI"...
А девушки в это время активно осваивали юбки с укороченным подолом. И подол всё выше поднимался над их круглыми гладкими коленками, постепенно приближаясь к отметке "мини". И, вообще, самыми красивыми были девушки именно весной 1973 года.

Ничто на земле не проходит бесследно...
И юность ушедшая всё же бессмертна...
Как молоды мы были,
Как искренне любили,
Как верили в себя...

Но все эти незатейливые радости уже не для нас.
Ведь министр обороны специально для нас издал Приказ о призыве на срочную службу в СА.
И мы за получение Повестки уже расписались!

Примечание(поздняя вставка):
На самом деле мы тогда все были комсомольцами, и слово Родина для нас не было пустым звуком. Но одновременно мы были живыми людьми, а пропаганда чужого образа жизни работала вовсю. И мы были под влиянием этой пропаганды. Но ведь и фильмы "На войне как на войне", "Щит и меч", "Хроника пикирующего бомбардировщика" мы тоже смотрели не по одному разу...
Это странно, но одновременно мы ненавидели американских агрессоров ведущих войну во Въетнаме, и мечтали об американских джинсах, дисках-сорокапятках с синглами "Битлз" и "Лед Зеппелин". Врать и приукрашивать не имею в виду.

Канун.

Утром 15 мая 1973 года я прибыл в Райвоенкомат по повестке о призыве в Советскую Армию с вещами и родителями. Оттуда нас автобусами отвезли на ГСП - городской сборный пункт. ГСП - огромное здание школьного типа, где находятся новобранцы до момента, пока "покупатели" их не разберут по войсковым частям для дальнейшего прохождения службы.
За несколько месяцев до призыва в Райвоенкомате мне проставили в учётной карточке будущую мою военно-учётную специальность - электромеханик. Ещё мне сказали, что служить я буду на Севере в радиолокационных частях.
Энтузиазма это сообщение у меня не вызвало. Кому охота ехать на южный берег Северного Ледовитого океана? Но выбора у меня не было.
Поэтому на ГСП я уселся на жёсткую скамейку в большом зале, середина которого была сплошь заставлена топчанами, обтянутыми чёрным дерматином, и стал ждать. В зале слонялись и сидели на топчанах (лежать на топчанах в дневное время было запрещено) и лавках десятки молодых парней. Все были одеты по-разному. Каким-то образом все были предупреждены о том, что одеваться надо в старые вещи, так как в части все новые вещи отберут.
Я был одет в обычную свою одежду: рубашка, брюки, короткая куртка из ткани, хорошо ношеные замшевые туфли. Собственно у меня и в одежде особого выбора не имелось. Жили как могли. До армии я успел полтора года поработать, но молодому человеку со средним образованием, оклад жалованья в 62 рубля 50 копеек "грязными", а в последствии 70 рублей, не позволял обзавестись гардеробом на все случаи жизни. Примерно так же были одеты и остальные. В зале выделялись фигуры в ватниках и сапогах, даже с шапками ушанками в руках. Очевидно, это были ребята, которых опытные родственники снарядили на все случаи жизни.
До сих пор помню, как я позавидовал одному наголо остриженному парню, одетому в подпоясанную солдатским ремнем гимнастёрку без погон, армейские шаровары и кирзовые сапоги. Мне казалось, что уж он-то лучше всех и сразу впишется в грядущую армейскую жизнь.
Почти все временные обитатели ГСП находились в той, или иной стадии опьянения. У некоторых в сумках и обшарпанных чемоданчиках было припасено спиртное, которое потихоньку распивали во временных компаниях, закусывая домашней снедью.
По счастью ночевать на ГСП не пришлось. Во второй половине дня меня вместе с десятком парней забрал сержант-срочник с голубыми погонами на кителе и с авиационными петлицами.
Сержант был настроен благодушно. Запомнился мне длинный мундштук жёлтого цвета, в который он фасонисто вставлял сигарету выходя в тамбур покурить. Для него это была приятная необременительная преддембельская поездка за "молодыми".
А назывались мы теперь "команда" и на поезде нас отвезли в город Вышний Волочёк - в ШМАС. В наш первый армейский дом.

Оценка - 1,27

19 ½

Начало лета. Видимость миллион на миллион.
Сразу после развода погрузились на грузовик ГАЗ-51, который ждал нас на бетонке у КПП.
Ехали почему-то одни - без сопровождающего офицера, но со старшим - ефрейтором А., с осеннего призыва.
Осенники только-только стали “стариками” - майские дембельнулись совсем недавно. У нас тоже изменился статус - мы стали “фазанами”. А потому настроение у всех было прекрасное.
Грузовик стоял за оградой, у КПП на бетонке. Шофёр из автороты, с нашего призыва парень, за стеклами кабины зубы в улыбке скалит - повезло ему, сегодня на целый день он к нам разнаряжен.
А это работа не пыльная. Утром развёз по “точкам”, вечером - обратно в часть вернулся. Остальное время - стой рядом с “Тройкой”, спи в кабине. Ну, разве что кто из офицеров надумает по делу по “точкам” проехаться...
После сакраментального: “По машинам!” полезли со всех бортов в кузов.
Чем хорош ГАЗ-51? В кузов проще забираться - возили-то нас всю зиму и весну на тентованных “зилах” - 157-м и 131-м. То есть “газон” 51-й в сравнении с “зилами” низенький и маленький.
Погрузились, расселись на лавках-досках, что поперёк кузова на бортах закреплены. Валерка А., на правах старшего - “старика” сел в кабину к шофёру. Кто-то ещё из наших с ним рядом сел, шофёр завёл мотор, и поехали...
Метров через пятьсот “газон” притормозил и аккуратно свернул-съехал с бетонки влево, на грунтовку.
В степи, оно ведь как? Прямая - кратчайшее расстояние между “точками”. Примерно так дороги и проложены. То есть проложены - это я не знаю, не видел, кто их прокладывал и каким способом. А вот накатанные колеи - это я вижу.
Интересное дело, вроде сухая степь кругом, а вот после каждого дождя в колеях обнаруживается огромное количество мелких лягушек.
То есть специально нам они не нужны - слишком мелкие они и в солдатской жизни им места нет.
Но вот когда смотришь со стороны на движущийся по степи после дождя грузовик, то из-под его колёс во все стороны из колей выпрыгивают эти самые лягушки. Тысячи лягушек на каждый километр колеи - как брызги воды разлетаются перед машиной. Занятное зрелище.
Но сейчас - другая картина. Степь сухая, и никаких лягушек. Зато, как только грузовик затрясся по грунтовке, и сооружения площадки оказались за нашей спиной, мы разом закурили и расстегнули воротники гимнастёрок. Некоторые, и я тоже, стянули с коротко стриженых голов пилотки и засунули их под ремень.
Солнце ещё не пекло, ветер от движения грузовика относил в сторону легкую завесу пыли из-под колёс.
Мы были молоды, здоровы, сыты, одеты, обуты.
Нам казалось, что наше будущее до “дембеля” обеспечено.
Нас везли на интересную работу, которой нас специально обучили в ШМАСе.
Чего ещё надо солдату? Приключений...
Когда справа по борту проплыли решетчатые мачты и длинное здание аппаратной на Шестой позиции, грузовик затормозил. Из кабины вылез шофёр и, обойдя машину перед капотом, открыл дверь кабины справа.
Сквозь стекло заднего вида мы увидели, что за рулём умащивается Валерка А.. Вот не знал, что у него есть права... Впрочем, при чём в этой ситуации права на управление автомобилем? “Старик” захотел покататься. Понятное дело - “надавил” на водилу и решил порулить сам.
Валера порулил. Через пять минут машина летела по степи, а мы, все кто был в кузове, буквально реяли над струганными досками-скамейками.
Я сидел у борта справа по ходу движения на третьей, крайней, скамейке. Мимо, почти рядом (машина-то низкая), проносилась сухая трава на обочине грунтовки. Я держался правой рукой за деревянный борт кузова, а левой прижимал себя к всё время ускользающей из-под скамейке.
Парни, которые сидели на первых двух скамейках, привстали и держались за передний борт кузова. Кто-то колотил кулаком по верху кабины, кто-то весело орал.
В какой-то момент грузовик наклонился и появилось ощущение, что он едет на двух колёсах. Сквозь переплетение фигур, сгрудившихся у кабины, я разглядел, что Валерка вцепился в руль, и явно “топит” педаль газа в пол. В профиль было видно лицо шофёра из автороты, повернувшегося к Валерке и что-то кричащего.
За гулом и шумом движения ничего не было слышно. Вдруг я понял, что машина вот-вот опрокинется, нас всех выбросит из кузова, и, скорее всего, сломает в кровавую кучу кувыркающимся грузовиком. Чувство предопределённости и конечности жизни пробило сознание навылет, оставив одну только тоску.
Но ещё не тогда...
Видно докричались и достучались до кого-то. Валерка сбросил скорость, а потом и вовсе остановил грузовик. Шофёр перебрался на водительское место, мы все расселись по местам, закурили и доехали до Тройки без приключений.

Было это летом. Мне исполнилось девятнадцать с половиной лет. На этом счёт лет мог бы и закончиться. Наверное поэтому я помню этот день в начале лета.

P.S.

Впоследствии я не раз задумывался о “поворотных” моментах в жизни. О тех моментах, в которых поступок или отказ от поступка мог направить жизнь по другому пути.
И они были, эти моменты! Тогда я не знал таких умных слов как точка бифуркации, странный аттрактор, эгрегор, но от этого ничего не менялось.
Ведь, в конечном итоге, тем утром я сел в кузов ГАЗ-51 в результате “прохождения” через целый ряд таких точек.
Вот самые ближайшие. Не сходи я за компанию к котельной в ШМАСе за бутылкой водки, то поехал бы служить на полуостров Крым. Не начнись тут работы по Ми-24, то так бы и служил я на полуострове Бузачи.
А чувствуете, как Судьбе (или чему там ещё) было необходимо поместить меня именно на полуостров? Пусть этот полуостров и находится в разных морях.... И к чему бы это так?
Да и потом, были у меня в армии эти точки.
Помню, что попросил прислать из дому учебник по высшей математике. Странная просьба, ведь на самом деле я так и не занялся математикой в армии. Всегда находилось чем заняться.
Но как-то этот учебник у меня в тумбочке (мы жили тогда уже на “точке”) увидел наш командир - капитан С.
Он в это время готовился к поступлению в институт, а увидев у меня учебник, поинтересовался - зачем?
Я ответил, что были проблемы с математикой на первых курсах вечернего института, а книгу попросил прислать, чтобы окончательно не позабыть.
Книга была библиотечная, со штампом института - всё без обмана. Капитан С., вероятно, был поражен, что его подчиненные читают учебники по высшей математике в армии.
И, наверное, зауважал. Если не меня, то тягу к знаниям вообще.
Но я ему (зачем-то) откровенно сказал, что учебник я не открываю, а рассматриваю пребывание в армии как отдых перед тяжёлой и нудной учёбой.
Дембельнулся я рядовым. Хотя некоторые из нас, со стороны - непонятно почему, за полгода перед дембелем вдруг получили звания младших сержантов в качестве поощрения.
Вероятно, по штатному расписанию наши операторские должности были сержантскими.
Впрочем, кто его из нас видел - штатное расписание?
Впрочем, была ещё одна точка бифуркации, связанная с одним и тем же.
Как-то в конце лета меня и Игоря К. в приказном порядке отправили работать в Управление на должности компараторов.
Я ехать не хотел. И попросил меня заменить, но капитан С. был непреклонен.
Сейчас я понимаю, что отправили меня, с тремя курсами института, и Игоря - со средним специальным, по образовательному цензу. Тогда же я знал одно - вместо прекрасной жизни на “Тройке” и независимой работы оператора КФТ, меня ждёт жизнь в сводной роте, и работа под присмотром.
В ответ мне сказали, что вопрос решенный, документы оформлены, в Управление сообщены фамилии направленцев, а я - дурак, потому что Управление находится в гарнизоне, а гарнизон - это город, а город - это увольнения, а увольнения - это...
В общем, не смешно, для тех кто жил на Точке.
И я ведь поехал на работу в гарнизон...
Но на третий день пребывания я имел разговор с офицером, своим новым непосредственным начальником.
И... О, чудо! Он внял моему нежеланию работать компаратором, и меня отправили обратно на “Точку”!

Больше никаких точек бифуркации в армии я не припомню.

Эта история приключилась с (не)моим другом, который тягает армейский срок. Пришли к нему в роту армейские святоши проповедовать истинную веру и тем самым повышать боеготовность бойцов. Согнали солдатиков в аудиторию и пошло-поехало: карманная библия, вдохновенные речи... Под конец главный святоша обратился к солдатам с не совсем обычной просьбой:
- А теперь мы за вас помолимся. Кто хочет, чтобы за него помолились, пусть встанет. Даже если это будет всего один человек, не важно, мы все равно помолимся!
Секундное замешательство прервал звериный рык ротного:
-РОТА, ВСТА-А-АТЬ!!!