Сегодня именины моего корабля.
Он носил имя «Азия»; мы его называли «Чарли» -«Чарли Чарли Браво 493». Это был мой дом долгие семь лет: родной, обжитый, любимый. Любимый многими за красоту, мореходность, жизнепригодность и нелюбимый другими, лишенными всего этого на своих стареющих кораблях. Но что они могли сделать обожаемому детищу вице - адмирала Хурса, который, приезжая во Владивосток, неизменно останавливался на его борту. В эти дни корабль вскидывал на грот-стеньге красный брейд-вымпел и пел от счастья короткими и длинными пятитрелями:
- Папа пришел! Папа сошел!
А суровый Иван Кузьмич виду не показывал, бросая «Азию» в нескончаемые походы, делая ее самым ходящим кораблем того времени в ВМФ. Он доказывал нужность и пригодность этого проекта. Хурс не ошибся, хотя и был «Чарли» рожден не в лучший, по флотским меркам, день - 13 февраля 1981 года, но оказался фартовым: не потеряв ни одного из членов экипажа, прошел сотню тысяч миль через Атлантику, Индийский и Тихий океаны, однажды едва не совершив кругосветку, когда, обогнув Африку, был направлен в огонь Фолклендского конфликта, но не успел - огонь и Аргентину загасили.
Сегодня они сядут за один стол: Коляныч, Андрюша, Вовчик, Кнюча, дядя Миша, Воробей, Прокопыч, друзья с других кораблей, когда-либо ходившие с нами в походы. И будет у них весело. Так приятно весело, когда душа поет не от выпитого, а от радости видеть родные лица братьев. Они однажды взгрустнут, выпивая третий тост, который, конечно же, первым поднимет наш командир. Но это будет светлая грусть - грусть не по погибшим, а грусть по ушедшему от нас кораблю.
А я позвоню Викентьичу. Он будет ждать.
- Валер, за девочку!
- За нее, родную!
И подниму рюмку со сложенного, еще пахнущего кораблем, последнего флага ВМФ СССР, спущенного на «Азии», и выпью. Возьму флаг и поднесу к лицу...
И услышу: ментоловый запах холодной воды бухты Провидения, ванильной отдушки морозных скал острова Шемия, сандалового одора шикарного Оаху, корицы безмолвного зноя Экватора, амбры селедочных банок Калифорнийского залива и мазутно-нефтяного «шипра» бухты Золотой Рог. Все это собрано в нем и пахнет домом.
В который раз отгоню от себя глупое желание постирать Флаг и попросить жену погладить его. Он посерел, но он чист. Ему нечего стыдиться. Каждая отметина на нем - память. Он как карта тех походов.
Вот маленькая клякса в центре его полотнища - точка в центре океана: 29 севера на 140 востока. Скала Софу Ган в цепи архипелага Нампо - хищный каменный клык, поджидающий ночные корабли. Здесь когда-то пряталась американская подводная лодка «Бэтфиш», охотясь за авианосцами Императорского Флота Японии, чтобы всадить веером торпеды в борт отклоняющегося от препятствия «сентоки». А теперь «сорен сентоки» мчался в сторону Софу, чтобы перехватить американский авианосец «Мидуэй», считающий Японию и все японское, включая море, своей законной вотчиной.
- Вы не должны допустить прорыв авианосной группы через Корейский пролив в сторону Приморья! - кричали приказы из Владивостока, Улан-Уде и Москвы.
И «Чарли» старался, выполняя их: он рвал воду винтами, делал сеппуку океану своим форштевнем в безумной гонке на время, чтобы успеть разглядеть на горизонте приземистый остроносый силуэт «Мидуэя» и вцепиться в него всеми сенсорами. Устав в изматывающем четырехмесячном походе, он мчался в ночь, веря своему измотанному экипажу, клюющему носом на затемненном мостике, у экранов РЛС, у штурманских прокладчиков. Он гнал самым полным вперед, тщетно пытаясь обойти японский эсминец слежения «Юбецу», легко делающий 19 узлов по правому борту «Чарли», для которого это был почти предел.
Мы подвели тебя тогда, корабль, но ты исправил нашу ошибку. Мы сделали тебе больно, но ты терпел. Прости, что вахтенный штурман пропустил один лист при переходе с карты на карту, продолжая быть уверенным, что впереди - чистый океан; что вахтенный офицер плохо заточил свой карандаш, от чего скала Софу на планшете превратилась в «корабль на ходу, медленно смещающийся влево»; что никто не знал японского языка, когда «Юбецу», заложив 15-градусный поворот вправо, что - то «проханасил» на международном канале связи.
Ты все исправил, мистически заставив старшего помощника почувствовать опасность, и, упав на правый борт в немыслимом коордонате, прошел всего в одной миле от нашей смерти. Ты спас нас всех... Даже японец, восхищенный такой маневренностью «Чарли», вежливо закрыл глаза на нарушение территориальных вод своей страны, списав все на навигационную ошибку.
И призом стала ажурная мачта «Мидуэя», показавшаяся на горизонте после долгих дней этой гонки. Но воды Восточно - Китайского моря не принесли тебе долгожданного отдыха: ты опять мчался по шестибальному морю, удерживая авианосец на визуальном контакте, ты тяжело прыгал на коротких губительных волнах, давая нам возможность считать самолетовылеты американца, снимать его излучения и, главное, не позволять остаться ему незамеченным для полков дальней авиации, готовых сжечь авианосец по первому приказу.
А потом был страшный треск...
Трещина, похожая на сердечный шрам уставшего от жизненной гонки человека, прошла через твою надстройку - совсем рядом с тем местом, где сидели на боевом посту мои матросы и я. Было больно, я знаю, было очень больно. Эту трещину потом долго заваривали в заводе, но шрам остался на всю твою короткую, но яркую жизнь. Но ты продолжил бег: раненный, почти ослепший из-за того, что «Мидуэй» выключил всю электронику, посадил неспособные летать в такую погоду самолеты и ушел ходом, который «Чарли» дать уже не мог. Выжимая критические 12 узлов, ты все же плелся по следу авианосца и нашел большой корабль с ярко освещенной полетной палубой и высокой центральной надстройкой. Но радость сменилась очередным ударом в сердце: чтобы сбросить со спины «навязчивого русского», американцы подставили тебе танкер, закамуфлированный под «Мидуэй».
Не грусти - это было единственное поражение в твоих многочисленных кампаниях. Это был трагический поход, отразившийся на твоей карьере и вошедший в Военно-Морской учебник, чтобы не дать американскому флоту повторить подобное.
Ты забыл походы «один против всех» на учения Тим Спирит, Римпак, Асвекс, Коуп Норт, плавание в ордерах «Миссури», «Энтерпрайза», «Нимитца», «Карла Винсона», «Беллью Вуда», «Таравы», «Триполи» и десятков других боевых кораблей Тихоокеанского флота США? Вспомни, как уважительно относились к тебе канадские «Рестигуш», «Терра Нова» и «Фанди», австралийские «Дарвин» и «Хобарт», как построилась для приветствия команда джентльменов английского фрегата «Эктив», с которым ты разминулся у Фолклендов, но случайно встретился в Тихом океане.
Мы виделись с тобой в последний раз в жарком июле 1992 года. Ты был как всегда красив и ухожен, хотя на борту сохранилась всего треть экипажа. Внутри тебя была непривычная тишина и полумрак. Я зашел на ходовой мостик, дал обесточенному телеграфу «Самый полный вперед» и не стал возвращать его на «Стоп машинам» - я знал, что открытого океана ты уже не увидишь, но не хотел тебе этого говорить. Подошел к бинокуляру и навел его в сторону того балкона, на который когда-то, прыгая от радости, выскочила моя жена, заметив с четырнадцатого этажа серый силуэт «Чарли», втягивающийся в бухту Золотой Рог. Я знал, что и этого больше не будет. Все позади...
И тогда я решил сделать то, что собирался сделать давно: залез на фок-мачту под самый топ, сел на площадку, обнял железо и стал говорить с тобой, мой «Чарли». Те слова - только тебе.
А потом была встреча в моей каюте номер 15. Друзья понимающе посмотрели на мои красные глаза и налили мутной флотской жидкости, от которой я все не мог опьянеть.
Вечером мы расстались. Навсегда.
Вот и наступает на пятки старому Новый Год.
Детишки, в предвкушении праздника, визжа носятся по дому, жена хлопочет на кухне, а я...
Я стою, прижавшись лбом к холодному стеклу, своим теплом оттаивая кусочек ледяного узора.
Когда-то я был молодым, но подающим надежды журналистом. Бывшим афганцем. Мои статьи шли на ура, поднимая престиж и тираж газетенки, в которой я работал. Я был идеалистом, мечтающем о том дне, когда всем будет счастье - много и даром! И пусть никто не уйдет обиженным!
Но однажды я затронул темы и людей, которых нельзя было затрагивать и был с треском выдворен из редакции.
Из-за всех связанных с этим угроз и скандалов я вынужден был продать квартиру в городе и вместе с семьей переехать жить в сельскую местность, благо жене предложили место директора в сельской школе. Сам я перебивался редкими заработками, печатая маленькие рассказы и повести то тут, то там. Денег катастрофически не хватало, директор районной школы получает копейки, но на горизонте, кажется, появилась перспектива: одна маститая писательница пригласила меня своим литературным "негром" - ей приглянулся мой стиль написания. Окончательные переговоры должны состоятся после новогодних каникул и я суеверно сплевывал через левое плечо каждый раз, как только думал о работе на эту мадам - тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!
Так хочется купить жене новые сапоги, шубу и шапку... Приодеть пацанов - а то носятся в старье как дети босяков...
Раньше, в прошлой жизни, мы с друзьями каждый год, 31-го декабря, ходили в баню. Такова была традиция, позаимствованная нами в нетленной "Иронии судьбы...". Теперь же ходить было не с кем, все мои друзья отвернулись от меня когда я был уже "не на коне". А с сельскими мужиками общего языка я не находил, да и не очень-то и хотелось. Пить самогонку, материться да ржать по-лошадинному - это не по мне!
Захрустел снег под чьими-то тяжелыми шагами, заскрипело промерзшее крыльцо и дверной звонок женским голосом сообщил: "Откройте дверь, пожалуйста, к Вам пришли!". Когда брат подарил мне это чудо китайской техники, детишки со всей округи многажды звонили и убегали - чтобы только услышать, как разговаривает звонок. Пришлось мне тогда выйти и предложить им подойти и набаловаться звонком вдоволь.
Нехотя оторвавшись от стекла я пошел открывать дверь.
На пороге стоял дедок в традиционной шубе Деда Мороза, с посохом, мешком через плечо и довольно-таки симпатичной Снегурочкой.
- Здрав буде, хозяин! С Новым Годом! С Новым счастьем! - завел он привычное вступление.
Я озадаченно думал - кто ж мог прислать ко мне этого Деда, удружив мне таким подарком с мутными от постоянного похмелья глазами и трескучим голосом?
Выскочили детишки и зачаровано умолкли, чернея на Деда Мороза и Снегурочку восторженными глазенками.
- А вот и детки! Вам по конфетке! - запела Снегурочка, доставая два редчайших в этих краях "Киндер-Сюрприза".
Вышла жена, вытирая руки о передник.
- Ну что, пора за стол! О, да у нас гости! - изумленно воскликнула она. - Прошу с нами за стол!
- С удовольствием, хозяюшка! - не стал ломаться Дед Мороз, поставил в угол посох и по-хозяйски прошел в дверь.
У меня появилось предчувствие испорченного напрочь праздника.
В двеннадцать часов, под бой курантов мы хлопнули с Дедом пробками от шампанского, разлили всем - себе "Советского", детям - детского и Дед Мороз, вскричав: "С Новым Годом! С Новым счастьем!", явно повторяясь уже, полез под ёлку, приговаривая: "А вот посмотрим, что принес нам Дед Мороз!"
Чувствуя нарастающее раздражение, я со стыдом ждал, когда он достанет мои нищенские подарки, на которые я еле наскреб денег - дешевые китайские часы детям и такую же дешевую и не менее китайскую фотомыльницу - жене. К моему удивлению, Дед начал вытаскивать из-под елки: фотоаппарат "Кодак" - не из лучших, но все же... Кроме часов - еще и хорошие коньки - дети давно мечтают стать хоккеистами. Хорошие часы - мне... И еще кучу всякой мелочевки: брелоки, отзывающиеся
на свист, огромного плюшевого Винни-Пуха (детская мечта моей жены), золотой "Паркер" - опять мне... и так далее...
Мы со Светкой молча смотрели на эту подарочную вакханалию, с изумлением переглядываясь и удивляясь про себя - откуда под нашей мелкорослой елочкой взялось все это изобилие?
Потом...
Потом мы сидели за столом, Дед Мороз рассказывал смешные байки, катал на плечах детишек, играл с ними в прятки, пил со мной на брудершафт. Снегурочка и моя жена сидели рядышком, склонивши друг к другу свои головки и что-то самозабвенно обсуждали, увиденное в журнале мод.
За последние несколько лет это был, наверное, самый счастливый Новый Год.
Наконец Дед Мороз и Снегурочка засобирались, попрощались и вышли на улицу. Я, спохватившись, бросился в спальню и, вытащив из кармана старого пиджака заначенные на рождественские подарки пятьсот рублей, в одних носках по снегу бросился догонять Деда Мороза.
- Вот! - запыхавшись, стыдливо протянул я ему смятые сотни. - Извини земляк, у меня больше нету!
Он, как-то грустно улыбаясь, посмотрел мне в глаза. У меня создалось впечатление, что он видит меня всего насквозь, до самых тайников моей души, если таковые у меня есть. И что я видел его сотни раз.
И с чего я взял, что у него глаза мутные от похмелий? Это просто льдинки невыплаканных слез...
- Не надо, сынок. Ты мне уже заплатил давным-давно! - загадочно ответил он мне.
Откуда-то появились сани, запряженные тройкой коней. Детишки, выскочившие на крыльцо, радостными зайчатами запрыгали и захлопали в ладоши.
Дед Мороз и Снегурочка, сев в сани, помахали нам на прощание и тройка с места рванула вскачь - вперед, по безлюдной деревенской улице, весело звеня бубенцами.
В мраке редких ночных фонарей казалось, что тройка уносится не в даль, а поднимается все выше и выше и вот затихающие бубенцы как будто лопнули и веселой дробью прокатились по крышам. А я так и стоял, зажав в руке бесполезные смятые сотни и откуда-то знал - теперь все будет хорошо.
Спасибо тебе, Дед Мороз!
Накопано в архиве http://anekdot.ru, но вполне достойно быть помещенным и тут...
-----------------
Эта история произошла на офицерских классах в г. Ленинграде в конце 70-х гг. Фамилии участников по этическим соображениям изменены.
На данных классах проходят подготовку офицеры ВМФ, которым предстоит
занять должность командира подводной лодки. Чему там учат - военная тайна.
Заканчивается процесс обучения, как и везде, выпускными экзаменами.
Как правило, на экзамены приезжает с проверкой комиссия из главного
штаба ВМФ в составе большого количества адмиралов и офицеров рангом чуть
пониже.
Естесственно, что начальство этих самых офицерских классов, возглавляемое суровым капитаном 1 ранга Ивановым, старается не ударить в грязь лицом перед главным штабом, ввиду чего экзамены превращаются в профанацию, которая заключается в том, что выпускникам до экзаменов распределяются номера билетов, которые им предстоит учить, чтобы впоследствии вытащить и успешно сдать. Также доводится до сведения экзаменуемых и точное месторасположение нужного билета на экзаменационом столе, поскольку билеты раскладываются по-военному четко - рядами, отдельно друг от друга.
В день экзаменов комиссия задержалась, и начали без нее. Один из
экзаменуемых - капитан-лейтенант Сидоров, в свою очередь подходит к столу
и вытягивает билет. Как и случается в таких ситуациях - не свой. Однако,
Сидоров, пока не глядя в содержание билета, ничего не заподозрил и пошел
к доске отвечать (отвечать там положено практически без подготовки).
Сидоров написал свою фамилию на доске, расчертил доску пополам, как
и положено, и углубился в изучение текста билета. Причем лицо его несколько
изменилось по прочтении текста. А до начальства уже дошло, что он взял
не свой билет.
В это самое время открывается дверь, звучит команда: "Класс смирно!", и входит упомянутая комиссия во главе с замом главкома ВМФ.
Председатель экзаменационной комиссии (капитан 1 ранга Иванов) рапортует
адмиралу, мол, так и так, экзаменуемся. Адмирал говорит: - "Продолжайте"
и комиссия рассаживается на свободные места.
Сидоров, находившийся в критическом положении, неожиданно засиял.
После этого взял тряпку, стер свою фамилию с доски и бодро доложил:
- Капитан-лейтенант Сидоров ответ по билету N такому-то закончил.
Председатель комиссии Иванов от такой дерзости аж слегка поперхнулся.
Но ничего вслух не высказал, и как требует Устав, обратился к адмиралу:
- У вас есть вопросы к капитану-лейтенанту?
Адмирал:
- Да нет, я ведь не успел услышать его ответ. Пускай присаживается.
Далее экзамен шел по плану.
Оценки у вояк принято объявлять всем одновременно, на построении после экзамена. Сидоров в ожидании построения выкурил больше пачки сигарет - весь на нервах - сойдет ли ему с рук отчаянная выходка.
Думает - плакала карьера бравого подводника, даже если из армии и не выгонят.
После экзаменов московская комиссия удалилась и состоялось построение.
Объявляются оценки по алфавитному списку. Доходит до Сидорова. Звучит:
- Капитан-лейтенант Сидоров!
- Я!
- Выйти из строя!
- Есть!
- Класс смирно! За неописуемую и ни с чем не сравнимую наглость, а также
за смелость и находчивость, проявленную в присутствии высшего командования,
капитану-лейтенанту Сидорову объявляю благодарность, экзаменационная
оценка - "Отлично". Встать в строй...
1983г. Разгар ирано-иракской войны. К чему бы про это напоминать? Немного терпения. Далее узнаете.
Гвардейский тяжело-бомбардировочный полк Дальней авиации проводил ежегодные лётно-тактические учения с вылетом на маршрут по южному варианту. Т.е. взлёт в Барановичах (это между Минском и Брестом), потом до границы ГДР-ФРГ, далее поворот на юг, и вдоль границ соц.лагеря до Моздока. Хотя Пушкин и сказал о данном населённом пункте, что "В Моздок я больше не ездец", летать туда этому полку приходилось регулярно, маршрут был отработан "от и до" и особых проблем не вызывал. В Моздоке надо было сутки посидеть, заправиться и вернуться на базу. Но всё в условиях приближённых, т.к. сами понимаете, ЛТУ, т.е. режим радиомолчания, перелёт только ночью и т.д. и т.п. Короче, до Моздока добрались нормально. Командир полка, п-к С.,собрал экипажи кораблей и поставил задачу добраться внезапно до Барановичей, а то мамки уже соскучились, а "шпага" рвётся из системы кондиционирования в грелки лётно-подъёмного и технического состава ("шпага" - это спирто-водяная смесь СВС - на ТУ-22 в количестве 350 л). Штурмана проложили десятки раз хоженый маршрут на картах и принялись составлять таблицы для ввода в курсовой вычислитель координат поворотных пунктов маршрута (ППМ). Этот курсовой вычислитель представляет собой небольших размеров шкафчик типа тех, которые висят у большинства из нас на кухне. У него есть окошечки, в которых высвечиваются координаты Х и У, а также градусы угла поворота в точке ППМ. Жутко умная машина, особенно учитывая её размеры. Расчёты сделали, как положено. Штурман полка всё проверил лично, разрешил ввести данные в вычислитель. С чуством выполненного долга экипажи отправились на отдых, т.к. взлёт предстоял в ночных условиях. В экипаже майора Ч. был молодой штурман, назовём его, как обычно, Пупкин. Он только год назад выпустился из Челябинского училища штурманов и под руководством старших товарищей успешно осваивал эту сложную технику. Ничем особо не выделялся в лучшую сторону, но и проблем тоже не создавал - служил, как все. Т.к. маршрут у всех одинаковый, лейтенент Пупкин сверился с другими штурманами и, умиротворённый, отправился на отдых. Надо сказать, что возвращаться домой всегда приятней, дорога кажется прямей, а время летит быстрей. Да и маршрут имел всего один ППМ - взлетели, довернули на Барановичи и вперёд по прямой без разговоров (режим радиомолчания). Всё бы было именно так, но случилось то, что в авиации всегда случается в самый неподходящий момент - буквально за час до взлёта, когда экипажи уже готовились к посадке в аэропланы, сменился на 180 градусов ветер, что означало взлёт в противоположнйю сторону против первоначально введённого в вычислители направления. Штурмана всех кораблей, вспоминая тихим незлобивым словом метеорологов и погоду, занялись исправлением координат. Что случилось с лейтенантом Пупкиным, история умалчивает, но факт налицо - исправления в вычислитель введены не были. Весь полк взлетел и повернул на Барановичи, а корабль майора Ч. повернул на 180 гр. в другую сторону. Любой, кто ради интереса проведёт прямую от Барановичей через Моздок, упрётся в Иран. Слава Богу, заправка была неполная, т.к. до Барановичей надо меньше топлива, чем на полный маршрут, эшелон по условиям учений был 9000 м, а Ту-22 - машина скороподъёмная..., словом, высоту экипаж майора Ч. набрал бастро и через Кавказские горы перевалил без проблем. Напомню, что по условиям учений выходить в эфир нельзя, а ППМ всего один - заблудиться ну очень трудно, в общем, когда истекло положенное время и майор Ч. снизился до необходимой высоты, чтобы определиться на местности то, "под крылом проплывала чужая неведомая земля"(с). Причём в условиях полного затемнения. Война всё-таки. Странно, смекнул майор Ч., и попросил лейтенанта Пупкина - дай место.
- Товарищ майор, расчётное время истекло, мы должны быть в районе Барановичей - отвечал неуверенно лейтенант Пупкин.
А топлива-то мало, не на маршрут шли, а домой! Можно только догадываться о диалоге, произошедшем между командиром и его штурманом!..!..! В результате майор Ч. принял простое, но гениальное решение. Здраво рассудив, что у него война учебная, а упасть из-за отсутствия топлива можно по-настоящему, к тому же до рассвета ещё далеко, он открытым текстом воззвал в эфир о помощи. И в ответ на его призывы, как глас с небес, раздался сакраментальный вопрос:
- А ты, собственно, кто?
- Я - м-р Ч., выполняю перелёт Моздок - Барановичи. Мой славный штурман ...!...! меня завёл куда-то, гле я ещё не бывал. Мужики! Помогите обрести твердь земную под ногами.
- Н-да. Курс тебе такой-то. Дуй на форсаже как можно быстрее, потому что ты уже сорок минут болтаешься над Ираном, а мы тут в ПВО не поймём, что ты там делаешь, хотя ведём с момента твоего появления над Кавказом. Думали, спецзадание какое, да уж больно нахально ты пёр.
Экипаж майора Ч. благополучно приземлился на одном из аэродромов под Баку.Попыток перехвата со стороны иранцев зафиксировано не было. То ли проспали, то ли всё поняли и сделали вид, что не заметили.
Лейтенента Пупкина от полётов отстранили.
Майору Ч. дали дослужить до пенсии, что не удивительно, т.к. лётчиков, освоивших Ту-22, ценили на вес золота и даже разрешали летать в очках!
ПВОшники на аэродроме под Баку попили "шпаги" и сокрушались, что на МиГ-25 СВС не так много, как на "шпагоносах" Ту-22.
Когда К-3 в 1962 году пришла с полюса, командир корабля Лев Жильцов и К-5 Рюрик Тимофеев, посовещавшись, решили выдать команде все шило, что было на борту. Утро прибытия в Мурманск Хрущева застало лодку на рейде в остоянии неуправляемого понтона - все положенные дежурства и вахты неслись, но как бы это сказать... весьма своеобразно;-)) Командованию флота пришлось срочно сочинять для "кукурузника" несуществующие требования по эксплуатации ЯЭУ, препятствующие входу ПЛА в базу, чтобы получить запас времени для введения действительно героического экипажа в меридиан.
И уже из своенго опыта, правда, в базе:
Построение экипажа "груши" (667АТ) на подъем флага, утро после тяжелой пьянки офицерского состава, включая высший командный, с разбитой гитарой, семечками в закусь и игрой в регби секретной книжкой "Справочник командира подводной лодки". На льдине, метрах в 10 от борта ПЛ, очень заметно из-за своей желтой пошарпанности, лежит герметичка - используемая в качестве закрывающейся мусорной корзины железная коробка.
Командир, медленно бредя вдоль строя:
- Я это бардак терпеть не намерен! Кто выбросил герметичку за борт?!! Если я не найду виноватого, все залезем на крейсер и будем бидонить до третьего пришествия, пропуская второе!!!
Он останавливается около молодого мичмана из БЧ-3, бывшего сверчка, и глядя в мичманскую грудь, в который уже раз произносит:
- Я еще раз спрашиваю: кто выбросил за борт герметичку?!!!!
Молчание.
- Хорошо. Кто знает того, кто выбросил за борт эту @баную герметичку?!!!!
Мичман, не в силах переносить такой прессинг старого капитана 1 ранга, срывается с моральных тормозов
- Т-т-т...т-товарищ командир...
- А?!! Ты, Калугин, бля?!!! Ты знаешь, кто?!!!!
- Т-так т-точно, т-тащ ком-мандир...
- Кто????!!!!!
- В... в-в-в-в... ввы, тащ коммандир! - переходя на фальцет и сжимаясь внутренне и внешне.
- Да? - бормочет кэп и поворачиваясь к старпому, открывает глаза - красные, как у жареного крокодила. Старпом смотрит на него и слегка, чтоб не было видно абсолютно всем, опускает уголки губ и слегка разводит в сторону руки, принимая вид: "ну, типа, да, то есть так точно, юрьсаныч, хули там..."
- Калугин, - говорит командир, опять прикрывая глаза и пряча их под козырьком капразовской пидарки, - а ты молодец. Типа Павлика Морозова, да? Ну, молодец.
Он отходит в строевоет положение командира - во фронт. Перед ним - его экипаж, давно не бывший в море. За ним - его лодка, которую в море, скорее всего, выпустят нескоро, да и то лишь дойти до Северосвниска для разделки по старости. Вокруг - суровая зима Заполярья и скотские условия жизни северных ЗАТО начала 90-х.
- Так вот, старпом. На всех герметичках обновить краску и маркировку - немедленно. Назначить ответственных, об исполнении доложить. Эту же...- неопределенный жест в сторону моря, - достать и списать установленным порядком! Помощник, списать - это вам! А ответственным за... возвращение герметички на борт назначается мичман Калугин! Личный состав не привлекать, Калугин! Что? Как доставать?! Языком, ббблллля!!! Языком своим длинным!!!И БЧ-3, старпом, проверить на наличие и предмет сохранности секретных документов! И учение провести - "моральная устойчивость сов... российского военнослужащего на допросах"!!! План учения - мне на подпись!!
Было без минуты восемь. От КПП зоны РБ пробежал зайцем и встал в строй последний член экипажа. На Северном флоте начинался новый день...