Стояла чудная петербургская белая ночь. В такую ночь не хочется лежать в душной казарме под вонючим одеялом. В такую ночь хочется гулять по городу каналов и мостов, дворцов и парков,коней, где “отлил баронъ Клодтъ”и Медного всадника с сияющими от периодического полирования пастой Гои конскими яйцами. В такую ночь хочется пива и любви...

Это и явилось причиной, что вахтенный Высшего военно-морского училища имени Фрунзе томился в коридоре второго этажа у пожарного рукава. Рукав был развёрнут и спущен в окно...нет, не в Европу, а просто в большой мир, где мосты, каналы,кони,пиво и девушки. По рукаву возвращались из большого мира в мир вонючих носков, тельников и прочих военно-морских прелестей загулявшие в самоходе курсанты. Нужно было только дважды дёрнуть за рукав, и при помощи вахтенного гардемарин возносился в свою альма-матер. Просто и безопасно.

Дежурный по училищу очень хотел поймать на месте преступления...,нет, не самоходчиков,он всё-таки был не столь глуп, а хотя бы их пособника, того самого вахтенного-первокурсника. Поймать и отодрать. Как говорится, “потомству в пример”.

Вахтенный томился. Вахтенному было грустно. Ему тоже хотелось пива, любви , и т.д., и т.п. Но он был вахтенный. Он был первокурсник. В его жизни всё было впереди, пиво, любовь, золотые погоны с кортиком... А ещё вахты, наряды,хамство отцов-командиров, вонючие носки и прочая, и прочая, и прочая...

А пока была долгая бессонная белая петербургская ночь. Вахтенный томился.

Вдруг - Дёрг!Дёрг! - Пожарный рукав. Кто-то просил о помощи. Что он расскажет, этот неведомый пришелец из города мостов, каналов, коней, пива и девушек? Какую поведает историю? А может, даже угостит сигаретой?
Охваченный нетерпением, вахтенный подскочил к рукаву и принялся тянуть. Кто-то тяжёлый. Наверное, отягощён пивом, и изнурён любовью. Ещё, ещё... Ещё немного... Последние метры...

Как говорил Джеймс Олдридж, “тут важен последний дюйм”.

И на последнем дюйме из-за подоконника медленно показалась великолепная севастопольская фуражка с шитым крабом и дубками на козырьке.

Вахтенный даже не успел увидеть лица. Он был первокурсник. Он боялся всего. Он сказал:

- Ой!

И отпустил рукав.

Всё это шитое черноморское великолепие полетело вниз и так ёбнулось о мостовую города каналов, мостов, дворцов, парков,коней и девушек, что эти прелести стали ему доступны только через полгода.

Правда, пиво он лакал и в госпитале.

- Мудак , - говорили друзья, приносившие пиво, - неужели догадаться не мог, что будет? Совсем, что ли мозгов нет?

А зачем офицеру мозги? Главное, чтобы фуражка красиво сидела.

Хочешь жить - умей вертеться.

«Движение транспортного средства задним ходом разрешается
при условии, что этот маневр будет безопасен
и не создаст помех другим участникам движения.»
(из Правил Дорожного Движения)

- Олег, глянь, что у меня в голове?
Со стороны соседнего домика подошел Володя и, сняв когда-то белую кепку, наклонился к столу.
Яркое июльское солнце нещадно пробивало лучами кроны высоких сосен и просто не давало времени на раздумья над запотевшей крупнопупырчатой кружкой пива с лежащим рядом очищенным вяленым подлящиком. Вздохнув и пересилив желание нырнуть губами в шапку белой прохладной пены, Олег повернулся к рыбаку - вяленой рыбой снабжал Олега именно он.
- А что у тебя может быть в голове, кроме кормушек, спиннингов и блесен? - весело начал Олег и замолчал. Из короткостриженой головы Володи, чуть впереди и в стороне от макушки, торчал крупный тройник с игриво повисшей сияющей блесной и обрывком лески.
- Это ты так хвастаешься или жалуешься? - не удержался Олег. Вова лишь моргнул с жалобной гримасой на загорелом до цвета заходящего солнца лице.
- И кто тебя так? - зафиксировав руками и наклонив к себе, продолжал рассматривать Вовину маковку Олег, - Рыбы объявили за твою голову награду?
- Сын, - глядя в землю, коротко и глухо ответил немногословный Володя, - учил...
- Ну и что, - наклонился поближе к крючкам Олег, - научил? Помолчал секунду и добавил:
- На свою голову... С почином малого хоть поздравил?
Он аккуратно взялся за тройник и, слегка покачав его в стороны, спросил:
- Больно?
- Неа, совсем.
- Хорошо, значит мозг не задет, - удовлетворенно заключил Олег, - жить будешь!
- Может так и оставим? Ни у кого такого нет. А сейчас это модно.
- Ты это, давай делать что-то будем, это, мне это не нравится, когда в голове, это, - сумбурно, но твердо возразил Володя.
Пришлось позвать дежурную по базе отдыха медсестру. Та пришла, глянула...
- Ой! - тут же экспрессивно поставила короткий диагноз.
- Это мы и сами видим, - подтвердил Олег,- а дальше-то что?
- В район везти надо, к хирургу, - сказала сестра, опасливо косясь на болтающуюся над головой пострадавшего блесну.
- Ясно, - сказал Олег, - спасибо.
- Слышь, - обратился он к Володе, - без болгарки не обойтись. Там у них такая есть, маленькая и почти не жужжит.
- Да ну тебя!
- Ладно, а давай её прямо здесь по-инженерному вытянем, - пытаясь сохранить ускользающую гармонию с лящиком и пивом, предложил Олег.
- Это как? - подозрительно нахмурился Володя.
- А так, я крючки продерну насквозь, чтоб жало освободить и пооткусываю. А потом обратно - рраз! И пойдешь дальше на урок. А то малой твой уже наверное измаялся. Повторение, как говорится...
- Давай, пробуй, балабол, - прервал ерничанье Олега Володя.
Олег еще раз взялся за тройник и нажал, пытаясь протянуть крючки вперед. Кожа на голове взбугрилась, но крючки вперед не продвинулись совершенно, он нажал посильнее, Володя замычал, но вся композиция оставалась в прежнем положении.
- Я не знаю, что ты ею делаешь, - сказал Олег, с досадой глядя на Вовину голову, - но она у тебя крепче, чем копыто. Как туда эти крючки вошли и не соскользнули, совершенно непонятно!
Он разогнулся и с сожалением посмотрел на бокал, пена уже осела и на гладкой поверхности плавала пара слетевших сосновых иголок.
- Одевай штаны, поедем к хирургу, сам же за руль не сядешь с такой башкой.
Олег тоже сменил шорты на джинсы, накинул сверху на плечи спортивную курточку и, сев в его бывалую девятку, они тронулись, медленно выезжая между домиков и сосен на дорогу в райцентр.
До города было километров тридцать и Олег любил эту дорогу, малонаезженная, с чистым и ровным асфальтом, она тянулась между сомкнувшихся кронами высоких деревьев широким зеленым тоннелем, пробиваемая рассеянным солнечным светом и на скорости около ста километров в час создавалось изумительное ощущение стремительного полета, легкого и радостного. И, в отсутствие встречных и попутных машин, совершенно одинокого.
Незадолго до города дорога выходила в широкое поле и пересекалась одинокой и старой железнодорожной колеей. Рельсы рыжели густым слоем ржавчины, а шпалы и вовсе не просматривались за высоко поросшей полевой травой. Эта железка строилась давно и проходила от заброшенного комбината к недостроенному мосту. Переезд был слегка поднят над уровнем дороги, асфальт около рельсов выщерблен и горбат, и Олег, когда ехал один, обычно не снижал скорости, а наступал на педаль газа, слегка взлетая на этом идеальном трамплине, перескакивал рытвины и рельсы мягко и плавно.
Но сейчас, когда рядом сидел Вова, тихо позванивающий блесной о крючки на макушке, Олег сбросил скорость до пешеходной и приготовился медленно штурмовать глубокие ямы и выступающие из них рельсы со шпалами.
И когда он уже аккуратно въехал передним колесом в первую яму, вдруг, в полевой тишине, слева раздался резкий и пронзительный гудок. От неожиданности Олег надавил педаль тормоза и посмотрел в окно. На них довольно живо надвигался маневровый тепловоз с прицепным вагоном.
- Яп-понский попугай! - пробормотал Олег, замерев и разглядывая невиданное чудо. - Откуда? Куда?!
Тепловоз еще раз настойчиво свистнул, напоминая о себе и, видимо, намекая, что машина Олега стояла почти на путях. Олег очнулся и, не отрывая взгляда от растущего на глазах невиданного явления, передернул рычаг передач и дернул машину из рытвины назад.
Тунц! - послышался несильный удар и теперь уже сзади отчаянно засигналили.
Олег снова замер, предполагая худшее, а Вова оглянулся, посмотрел внимательно и повернувшись уже к Олегу, нейтральным голосом сказал:
- Оглядывайся медленно. Там новый затонированный Мерседес.
- Чего?! - Олег быстро оглянулся и увидев лишь серебристую малолитражку, посмотрел на Вову. Тот широко улыбался - пришла его очередь шутить.
Перед капотом машины тем временем неспеша прогрохотал тепловоз, из кабины которого весело помахали рукой.
Олег и Володя вышли из машины и увидели позади девятки пижонски тюнингованную Хонду Сивик и водителя, внимательно рассматривающего передок машины в поисках повреждений.
- Блин! - расстроено сказал ему Олег, - Ну зачем ты мне прямо в зад уткнулся? Ты же видел, что у меня фонарь заднего хода зажегся и деваться мне некуда и некогда, не мог тоже назад сдать?
- А я что? Я и сам охренел! - посмотрел на него водитель Хонды, - я тут никогда в жизни тепловозов не видел. Но ты-то чего газовал без оглядки? - в свою очередь выкатил претензию он.
- Да не до оглядок мне было, - грустно ответил Олег, тоже рассматривая бамперы обоих машин.
В принципе, по результатам осмотра, особо грустить повода не оказалось, машины были целы, легкий удар сдемпфировали бамперы. Напряжение отпустило и Олег снова задышал легко и снова стал слышать веселую и дальнюю песнь невидимого жаворонка в легком и прозрачном небе.
- Ну что, - спросил Олег, - разъезжаемся?
- Куда? А это что? - разыгрывая трагедию полевых масштабов, хондовладелец показал пальцем на легкую царапину, длиной миллиметров пять, едва различимую на серебристом бампере.
- Царапина, - ответил Олег, присмотревшись, - наверное.
- Ну так что, - глядя в сторону, продолжал водитель Сивика, - ГАИ вызывать будем?
Ёшкин-трёшкин - подумал Олег, - ну почему мне так везет на вымогателей. А вслух лишь спросил:
- Сколько?
- Ну-у, - протяжно завел привычные куплеты всех вымогателей мира моложавый пижон, - тут же только работы сколько, зашлифовать, красить придется всё равно весь бампер, а краску подобрать, а стоит она сколько... Ну-у, я даже не знаю, долларов двести, наверное.
- Сколько-сколько?? - растерялся между возмущением и восторгом от такой наглости, Олег. Так хорошо начинавшийся с утра день, просто взрывался неожиданностями, как набор новогодних салютов.
- Ну-у, - снова затянул оппонент уже начавший надоедать припев, - двести, может, двести пятьдесят.
- Знаешь, - выдержав паузу и молча проговорив про себя всё, что он подумал по этому поводу, ответил Олег, глядя в глаза собеседнику, - я думаю, что красить ты ничего не будешь. Да и не надо. Потому я предлагаю сто гривен за моральную травму, и мои извинения.
Водитель Хонды возопил к небесам, затем честно отыграл репризу обманутого, ограбленного и брошенного погибать в чистом поле без куска хлеба, раз пять еще акцентировал внимание на царапине, тер её пальцем и тряпкой, пытаясь затмить ею весь автомобиль, пылал негодованием и грозил уголовным преследованием, в результате, когда Олег удвоил сумму, а затем достал из кошелька уже совсем последние пятьдесят гривен, взял деньги и уехал, оставив после себя в воздухе густые флюиды человеческой жадности, медленно развеиваемые легким горячим ветром июльского дня.
Олег и Вова тоже сели в машину и поехали, удивленно по дороге обсуждая полное отсутствие моральных барьеров у некоторых представителей такого, в общем, неплохого божьего творения.
В гулкой и пустой воскресной больнице они нашли дежурного врача, который по счастью оказался хирургом и лишних вопросов не задавал, только хмыкнул весело, велел потерпеть и, одним неуловимым и быстрым движением продернув крючки сквозь кожу, откусил у них кончики и таким же быстрым и уверенным движением вынул их и отдал неподвижно застывшему на табурете Володе.
- Всё? - напряженно спросил тот.
- Всё! - легко согласившись, ответил доктор, наложив на голову Вове кусочек смоченной спиртом ватки - можете продолжать. Ловись, как говорится, рыбка большая и...
- Очень большая! - обрадовано закончил за него Вова, вскакивая на ноги.
Благодарно расплатившись с отнекивающимся доктором, они вышли обратно в пустой дворик больницы, где одиноко носом к дверям стояла белая девятка. Сели в машину, готовясь отъехать и тут Олег вспомнил, что во врачебном кабинете забыл свою спортивку, с документами в кармане. Он вернулся, еще раз поблагодарил врача, снял с вешалки спортивную куртку, накинул поверх плеч и перехватил легким узлом рукава на шее.
Вышел на улицу и, усевшись снова в машину, достал пачку сигарет .
- Ффух, перекур, - сказал, выбив из пачки две сигареты и щелкнул зажигалкой себе и Вове.
Они дружно затянулись, выдохнули дым в окна и Олег, запустив двигатель, снял ногу с педали тормоза, отпустив машину катиться назад по легкому уклону асфальтированного двора.
Тунц! - послышался несильный удар и сзади отчаянно засигналили.
Так не бывает, - не оборачиваясь, подумал Олег, - это мне снится.
- Закон парности, - в свою очередь оглянувшись, философски заключил Володя, - на манеже всё те же, только другие.
Снова наступила его очередь шутить.
- Белая девятка - гроза района и те, кто не спрятался, но Олег не виноват,- продолжал веселиться Вова, с интересом глядя на гамму чувств на лице Олега.
Позади девятки, из старенького Жигуля-копейки не спеша вылезал мужик весьма хозяйственного вида и видимо его жена, которая была гораздо расторопнее и уже пристально вглядывалась в передок своей машины.
Олег, тяжело вздохнув, вылез тоже и подошел к ним:
- Ну откуда? Откуда вы взялись в пустом дворе? - сбиваясь на патетическую тональность, не скрывал он своего возмущенного удивления, - Ну не было ж никого!
Мужик молчал, хмуро оглядывая капот, фары и решетку радиатора.
Зато не молчала его жена.
- Ой лышенько шо ж цэ робиться не пройты ни пройихать уже от цых бандытив клятых а мы ж тилькы-тилькы на дачу збиралысь только ж машину починили вчора а вони знову йийи розбили ви тильки подывиться люды добрийи!! - на одном дыхании без пауз вдруг заголосила она, да так истошно и противно, что Олег аж попятился, а высунувшийся было из машины Вова быстро юркнул обратно и захлопнул дверь.
- Розбылы вщент як же жить тепер дали без машины нема жизни а ты чого мовчишь казала ж нэ трэба сюди йихати сьогодни ой горэ-лышенько люды добри шо цэ робыться на свити! - обращаясь то к мужу, то к не проглядывающимся нигде «добрым людям» завывала тетка и звонким эхом носился этот стон по пустому двору провинциальной больницы, распугивая воробьев, отражаясь от стен низких строений и теряясь в густом мареве жаркого воздуха под белесо-голубым небом.
Мужик, хозяин Жигуля, наконец выпрямился с явным сожалением на лице и показал Олегу всё, что смог найти, а точнее маленькую, с ноготь мизинца, вмятинку на передней кромке капота.
- Ну-у, что?... - начал он и Олег понял, что ему опять не повезло. Оставалось уточнить насколько.
- А что? - решил как-то конкретизировать Олег, но закончить не успел.
- Да шо ж ци бандиты над нами знущаються да где ж это видано разбили разломали а теперь сбежать хотят милиция люди!! - снова без пауз заголосила вредная тетка.
Олега уже начал не на шутку напрягать этот истошный крик над ухом и он почувствовал, что тоже начинает понемногу закипать.
- Так, короче, вот деньги, - он вытащил из кармана и положил на капот «Жигулей» двадцать долларов, - тут дел на копейку, в любом магазине тюбик краски по цвету подберут. Кисточкой мазнул и будет ездить еще двадцать лет.
Это что? - глядя на двадцатку, повысил голос и мужик, - это что за деньги? Где я менять их буду? Это сколько вообще?
И тут же, без перехода, продолжил еще выше на тон:
- Да тут только работы на сто долларов! Весь капот перекрашивать придется, это ж силовое ребро!
Олег не понял совершенно, причем тут «силовое ребро» и зачем перекрашивать весь капот, но определил для себя, что мужик с теткой сейчас очень легко могут спровоцировать его на драку. По крайней мере, нехорошее легкое онемение в кончиках пальцев он уже почувствовал.
Предельно спокойно и стараясь, чтоб его голос не звучал вызывающе, он спросил:
- Чего вы хотите? Гривен у меня с собой нет, доллары берут в любом обменнике. Этих денег достаточно для того чтоб закрасить эту несчастную царапину.
- А рихтовка?! - возопил мужик, максимально приблизившись в интонациях к своей жене.
- Какая рихтовка?! - вскричал уже не сдержавшись и Олег, - что тут рихтовать, дядя?!
- А-а-а-а-а! - вскинулась на высокие ноты, замолчавшая было, тетка, - убива-ают! Убивают совсе-е-ем!!
Олег переставал уже ориентироваться в обволакивающей духоте нарастающей иррациональности спора:
- Хорошо, - сказал он, ощущая легкое головокружение от сдерживаемого изо всех сил раздражения, - я просто оплачу ремонт на СТО. Завтра понедельник, я в отпуске, подъедем вместе, я отдам деньги мастеру, сколько скажет.
- А как я тебе поверю? Что ты дашь? - еще не соглашаясь, но уже задумавшись, подозрительно спросил мужик.
- Нате, - Олег достал из барсетки свой паспорт и отдал мужику.
- Зачем мне паспорт, давай права, - упрямо не согласился тот.
- Да как же я тебе права отдам? Я же ездить еще как-то должен! - удивленно возразил Олег.
-А-а-а, бандиты они эти паспорта рисуют сколько надо и еще себе сколько надо нарисют у них этих паспортов на каждую неделю не надо нам паспорт права давай бандит найдем на тебя управу у нас тут брат в милиции не уйдешь! - снова резким визгом включилась тетка.
- Еттитский дух, ять, ухи объелись совсем, рубить вашу кочерыжку!! - отпустил тормоза Олег, мысленно пытаясь контролировать явно уползающий рассудок, - я на базе «Авиатор» живу, Скворцов Олег, 15-й домик, деньги на капоте, встречаемся тут же в понедельник!
Он выхватил у мужика свой паспорт, резко развернулся и сел в свою машину, от души хлопнув дверцей, запустил двигатель, в два приема быстро развернулся, вынырнув из-за зажавшей его «копейки» и тронулся к выезду с больничного двора, кипя от возмущения.
В это время дверь его машины распахнулась от рывка снаружи и в машину ввалился тот самый мужик, после чего, развернувшись, уселся к Олегу на колени, уцепился за руль и, суча ногами, лихорадочно нащупывал педаль тормоза. Тетка же, тоже протиснувшись в дверной проем, ухватила Олега за шею, истошно голося что-то совсем уж непотребное. Вова, сидя справа, изумленно наблюдал за событиями.
Мужик таки нащупал что-то под ногами и изо всех сил нажал, уперевшись в Олега широкой спиной и придавив его ступню к педали акселератора. Девятка взгвизнула резиной по асфальту и резко скакнула вперед, набирая скорость. Тетка споткнулась, руки её соскользнули и она, пытаясь удержаться, изо всех сил уцепилась за наброшенную на плечи Олега спортивную куртку, затянув узел из перевязанных рукавов у того на шее.
В итоге из больничного двора резво под уклон выскочила белая девятка, в салоне, навалившись пузом на руль, а спиной на Олега, сидел ошалевший мужик и давил на газ, водительская дверь болталась полуоткрытой и за ней по асфальту волочилась тетка, отчаянно визжа и отрывая Олегу голову своим весом. Олег терял сознание от перетянутой шеи и из последних сил левой ногой пытался найти педаль тормоза. Вова впал в ступор от развернувшихся событий и только молча глядел, сидя заложником в плохоуправляемой машине.
По контуру создавшейся картины, весело задрав хвосты, бежали прибольничные собаки, гавкающие от смеха.
Они выехали на улицу и неизвестно, чем бы еще продолжился этот цирковой номер, но Олег таки нащупал педаль тормоза, а Вова, придя в себя, сдернул силой рычаг скоростей в нейтраль. Машина взвыла на холостых и Володя, дотянувшись, выдернул ключ зажигания. Наступила тишина, в которой были слышны сопение мужика, тяжелое дыхание Олега, слабые стоны тетки и потрескивающие разряды витающего в воздухе человеческого напряжения.
Почувствовав, что шея свободна, Олег с силой спихнул мужика с себя на улицу и энергично вышел следом.
- Чего? Тебе?! Надо?! - он никак не мог понять, как выйти, вылезти, выкарабкаться из этой идиотской ситуации всеобщего непонимания.
- Права. И деньги. И машину отремонтировать! - упрямо набычившись, мужик стоял на своем и не сдавал ни одной позиции.
- Слышь..., - Олег сжал зубы, - я ведь не железный. Я ведь сейчас могу так в ухо заехать, что потом никакой хирург не отрихтует. Ты совсем, что-ли, берегов не видишь? Там царапина с ноготок! Я же нормальный человек, не скрываюсь, деньги тебе дал, паспорт показал, сказал, где живу, пообещал, что завтра буду, чего ты еще хочешь?!
Сбоку, наконец поднявшись и кое-как отряхнувшись, приближалась тетка, сверкая ободранными коленями и бешеным взглядом. Она открыла было рот, но Олег повернулся к ней и резко наклонившись прямо к самому лицу насколько мог свирепо просипел:
- Убью-у!.. - глядя при этом в зрачки максимально безжалостно и угрожающе.
Трюк сработал - тетка подала назад и как-то сразу сдувшись, прошептала:
- Ой... и правда бандиты... Коля-а, нехай йидуть...
Мужик, потеряв такую поддержку, тоже сбавил агрессивную упертость и уже нормальным голосом сказал:
- Ладно, завтра в девять - здесь. Поедем на станцию.
Олег, не прощаясь, снова сел в машину и резко взяв с места, рванул к выезду из райцентра. На волю, на воздух, к тишине и запахам соснового бора на берегу неторопливой реки. Туда, где нет бешеных теток, жадных мужиков и машин, подстерегающих сзади в любой неудобный момент.
Они снова мчались по пустой дороге сквозь зеленый тоннель добродушного леса, теплый ветер обдувал лицо сквозь открытое окно, говорить и шутить еще не хотелось, но уже чувствовалось, что хорошее настроение потихоньку возвращается, заполняя душу теплом и желанием радоваться погоде, лету, отпуску и всему хорошему, что сопровождает человека в отпуске, если он здоров, весел и рядом хорошая компания.
Они заехали на базу медленно и похрустывая шишками под колесами, Олег остановил машину у домика, вышел, негромко прикрыл дверь и потянувшись, и запрокинув голову к солнцу, весело протянул:
- Эх, хорошо-то как, Клава!
- Я не Клава, - подхватил привычную шутку Володя.
- А всё равно хорошо! - широко улыбнулся Олег.
- Ну, погоди-ка секунду, - Олег быстро зашел в домик и вернулся, держа что-то за спиной. Подойдя к Володе он нахлобучил ему на голову сыновний ярко-красный детский пластмассовый шлем Александра Невского и сделав шаг назад, оценивающе оглядел:
- Отлично! И безопасно!
Володя молча тоже зашел в домик Олега, снял со стены зеркало полметра на метр и, выйдя на улицу, прислонил его к машине:
- Повесь в салоне, на зеркальце заднего вида. Тоже безопасно будет. И дешевле обойдется.
И они сели пить пиво. С вяленым подлещиком, рассеянным солнечным светом на загорелых плечах и хорошим настроением от пережитых, но прошедших перипетий, со смехом обсуждая детали внезапных приключений.
И жить было хорошо.

Противостояние

Как известно хозяином, а точнее хозяевами Советской страны являлось крестьянство и пролетариат-гегемон. Еще там имелась интеллигенция-прослойка. Ну, крестьянство мы затрагивать не будем, интеллигенцию, впрочем, тоже, а займемся мы пролетариатом.
Советский пролетариат хозяйничал на советских заводах.
Когда люди более старших поколений начинают мне говорить о достоинствах жизни в СССР, я, как правило, не спорю. Более того, иногда я с ними искренне соглашаюсь. Но одну особенность Страны Советов к ее достоинствам точно не отнесешь, а именно - практически полное отсутствие товаров народного потребления в свободной продаже. Но если без ковров и хрусталя мастеровой мужик еще может обойтись, то куда деваться без инструмента, крепежа, стройматериалов и т.д. А на заводе - красота. И тебе инструмент в ассортименте и крепеж и профили и трубы всякие. Втулка какая понадобилась - вечерком на газете «Советский спорт» эскизик накидал и к другу Феде на токарный участок. Бздынь - готова втулка. Опять же - бартер. Достал из широких штанин дубликатом бесценного груза трамблер на «копейку» (ну это я образно) и к двоюродному племяннику жены. А тот - секретарь парткома на мясокомбинате. Глядишь - к празднику пара кило вырезки и отвалиться.
Так что пролетариат шел по жизни как хозяин, а что бы он портки не порвал, шагая особенно широко, противостояла ему Ее Величество ВОХРА.

По этому противостоянию двух циклопических колоссов, а проще говоря, хитрой жопы и болта с винтом в жанре «байка» не оттоптался только ленивый. И всплывают из темных и холодных глубин памяти рассказы про доморощенных психологов. Одному ведро краски приперло - тестю забор покрасить (ну, или теще ограду на могиле). Взял ведро краски, кисть, молоток, да и пошел на выход с завода. По подъездным жд путям. Причем, спокойно так. Идет, да время от времени по стыковой накладке молоточком - стук. А какие-то выборочно краской аккуратно помечает. ВОХРА ему сама ворота открыла - человек делом занят. Вон, аж взопрел весь. Ну, он пометил для вида еще несколько стыков - аккурат до того места, где ветка по дуге за склады уходит, а дальше перестал - просто взял и ушел. С ведром и молотком новым в довесок.
На одном режимном предприятии из отходов производства наладили производство санок. Ну, обычных, детских. А чего там - профилей алюминиевых навалом, гибочные станки, что бы полозья по радиусу сгибать - вот они. Клепка - да нет ничего проще, а реечки деревянные макетчикам закажем.
И захотел один товарищ детям своим радость организовать за государственный счет. И опять-же через психологию. Только через нее и никак иначе. Он положил на санки мешок опилок и повез через проходную. Вахтер его тормозит:
- Что в мешке?
- Опилки.
- Сгружай. Не положено.
- Да на, смотри (развязывает мешок)... Да я... Да мне для ремонта...
- Не положено.
В общем, поперекидывались они говнами. Товарищ мешок скинул со словами матными да и утянул санки. И всего-то. И вахтер остался в моральном удовлетворении от пресечения попытки хищения социалистической собственности в виде мешка опилок и детишкам радость.
Не всегда попытка проноса нужного имущества заканчивалась успехом. И дело тут не только в бдительности надзирающих на проходной структур. Зачастую препятствием для хищения являлись массогабаритные характеристики объекта. Например, на одном из московских заводов стоял в дальнем углу под забором огромный электромотор. Говорят, типа как от лифта только еще солиднее. А может, это был гребной - от дизельной подлодки? А хрен его знает. Ну, стоял и стоял под забором и стал почти деталью пейзажа. Только в один прекрасный день нарушилось что-то в композиции «Пейзаж с мотором». А именно - двигали мотор. Двигали! Унести пытались демоны - вокруг бычки набросаны, много бычков и лом огромный в букву «V» согнутый...
И по сию пору, когда вечером я мучаюсь неразрешимыми проблемами мирозданья, я задаю себе два вопроса - кому и зачем ЭТО понадобилось и какие должны быть колоссальные хорошо покушавшие, сдавшие все нормы ГТО пролетарии, что бы об рым-болт движка согнуть в рогульку стальной лом. Нет, я все понимаю. Был же прекрасный фильм «В. Давыдов и Голиаф». Это когда маститый пролетарий в исполнении А. Петренко на протяжении 30 экранных минут выносит с завода электромотор, а лопоухий практикант ему мешает. Но там и мотор заурядных размеров и задачи мотора ясны - пугало на огороде крутить. А такую бандуру зачем? Или кто-то действительно подлодку строил или пугало у него на огороде высотой с водонапорную башню...

Хотя, мне кажется, что в вышеописанном случае все закончилось неудачей по одной простой причине - этот мотор тем щирым хлопцам был на фиг не нужен. Ну, подняли, согнули лом - не получилось. Плюнули да пошли. То есть действовали импульсивно. А вот если подойти к проблеме с холодной головой и трезвым расчетом, то и габариты имущества не помеха.
На одном из режимных по самую маковку заводов - из тех, что настолько режимные, что потом, бывало, по Голосу Америки их директоров с днем рождения поздравляли, работал старый матерый вохроец. Работу выполнял с душой, и бывало, длинными зимними вечерами мечтал о тех благословенных временах, когда можно было за десяток гвоздей закатать очередного работягу в Коми АССР катать звонкие морозные баланы. Да-а-а, не те времена. Не те. Одно слово - «время начала рок-н-ролла ушло - осталась прическа да светлая грусть....» И светлая грусть охватывает ветерана ворот и проходных. И со светлой грустью в глазах врубает он в сеть полуторакиловаттый чайник. Эх - да что говорить...
И вот прекрасным осенним днем пошел наш герой производить обход вверенной территории. Ну, на территории порядок вроде. Инженера за кульманами фордыбачат, гегемон в цехах гегемонит. Пусто между цехами и корпусами - до обеда далеко еще.
И вот заходит ветеран куда-то на зады за пищеблок. И видит - мужик в сварочной маске, вооружившись сварочным же аппаратом сооружает из двутавров какую-то конструкцию. Вроде как нижняя обвязка для чего-то такого....Такого....А, ладно потом разберемся - куда оно денется.
Через какое-то время сцена повторяется - тот же сварщик и конструкция. Только конструкция обрастает вертикальными подробностями и явно превращается из плоской в объемную. Ну, тут ветеран пропускной системы уже всерьез заинтересовался, подошел и...
«Маска, маска, я тебя знаю»
- А чего это ты милок мастеришь тут?
- Гараж - прогудело из-под маски.
- ?????
- Ну, гараж. Русским языком говорю.
Чуть не сел в лужу наш заслуженный вахтер от этакого хамства.
- Так... А как ты его выносить отсюда собираешься?
- А не твое дело. Справлюсь.

Разминая «Приму» и прикуривая в грохоте спичек, погрузился наш заслуженный в раздумья: “Нет, невозможно... невозможно... его же в портки не спрячешь. И не разберешь, что бы по частям - сварной он. Как? Как?? Да нет, фигня полная - невозможно это. Но надо взять на контроль. На строгий контроль.”
Но на контроль взять не удалось по банальной причине. Пришел наш герой домой после дежурства, лег подремать, а встать не смог - радикулит согнул. Да так, что пришлось на карачках ползти в поликлинику за больничным.

Две недели спустя, когда отпустило, заступил наш ветеран на смену. И вспомнил про умельца за пищеблоком и пошел посмотреть. И посмотрел.
ЗА ПИЩЕБЛОКОМ БЫЛО ПУСТО

...По территории завода, распугивая кошек и голубей пыхтя отдышкой мчался на пост убеленный сединой классик пропускной системы. И примчавшись, рухнул на стул и долго краснел и пучился от нахлынувших эмоций. А когда распучился окнчательно, то издал столь красивый по громкости и частоте звук, что любой магистральный паровоз серии «ЛВ» лопнул бы от зависти. И долго вся смена отпаивала его потом валерьянкой и водкой. А, отпоив, провела расследование.
В заводской пищеблок каждый день приезжал хлебный фургон со свежим хлебом. Так вот в один из дней, пока наш герой боролся с болячкой, на территорию также заехал вышеозначенны фургон. Один. А выехало ДВА. Только в одном громыхали пустые хлебные поддоны, а в другом было несколько кубометров относительно свежего воздуха с едва уловимым запахом свежей сварочной окалины.

Говорят, что приказ об увольнении заместителя директора завода по режиму был готов уже к вечеру.
Говорят, что тот ветеран вохры уже к вечеру бросил все и ушел в далекий северный монастырь.
Говорят, что фантомас-сварщик стал звездой первой величины в пролетарской среде и давал интервью в программе «Это вы можете» уже к вечеру.
Говорят, что вовсе и не в программе, а у следователя. И тоже к вечеру.
А, да много что говорят.
Вот и вы придумайте сами концовку этой сказке. И хотите-верьте, а хотите нет.

Чудесным тёплым августовским крымским вечером по дороге, ведущей из Балаклавы на Севастополь, шагал человек. Шагал он уверенной походкой, размеренный шаго и выправка заставляла признать в нём военного человека. Да он и был военным. Офицером. Моряком. Подводником. Капитаном второго ранга. Командиром электромеханической боевой части атомохода...впрочем, неважно, какого. Умолчим. Наш герой находился уже в запасе, но был ещё молод, здоров и полон сил. Звали его... скажем, Григорий.

Глаза его не выражали ничего, кроме беспредельной мужской уверенности и душевного равновесия. Заглянув в них, ни у кого не осталось бы ни малейшей тени сомнения, что ничто и никто, ни при каких обстоятельствах, не смогло бы сбить нашего героя с пути ни на микрон. Он был подобен античным героям: Ахиллесу, Аяксу, Одиссею...

Сходство нашего персонажа с героями ушедших в далёкое безвременье славных веков усиливало то обстоятельство, что Григорий, подобно им, был абсолютно обнажён. Если кто не понял, повторяю: абсолютно обнажён. Голый он был, понимаете?! Совсем. Даже без традиционного фигового листа.

Что же могло случиться, спросите вы?

Может быть, его раздели грабители?

Нет, что вы; ни малейшего следа борьбы не было заметно ни на его прекрасном теле, ни на лице.

Может , жаркое крымское солнце заставило его, привыкшего к суровым полярным ветрам, сбросить бренные одежды?

Ответим: нет, августовскими вечерами в Крыму очень даже комфортная температура воздуха.

Так может, наконец, он был просто-напросто пьян?

Ну... так... скажем, совсем чуть-чуть.


История такова:

Уволившись в запас, поселился Григорий в городе - герое Севастополе. Вместе с дражайшей супругой Тамарой и её чудесной матерью в её прекрасной квартире на улице Большой Морской. Жизнь текла неторопливо и размеренно, как и положено на заслуженном отдыхе боевому (8 автономок) офицеру. Рыбалка, шашлыки, неторопливые прогулки по Приморскому бульвару, катание на яхтах, посещение музеев, пиво с однокашниками и сослуживцами, поездки с семьёй в соседнюю солнечную Ялту...

Стоп.

Решено было однажды поехать вместо Ялты (надоело уже, сколько можно!) в Балаклаву.

В прекрасную Балаклаву, воспетую ещё Куприным, где лазоревая вода так тихо плещется у самого края набережной, где задумчиво глядят вниз с высоты шести с лишним веков руины некогда грозной легендарной крепости Чембало и где так много уютных местечек, где подают свежевыловленную жареную рыбу и чудесное местное вино...
Стоп.

Посетив все вышеперечисленные местные чудеса, включая ресторанчики с рыбкой и вином, направилась семья Григория (их благородие с супругой и (увы,увы) тёщей) в направлении автобусной остановки, дабы отправиться домой и предаться вечернему отдыху...

Скажу честно - не буду врать - что за разговор у них по дороге произошёл (об этом история умалчивает), и, главное, почему он случился после так чудесно проведённого дня, но суть такова:

Видишь ли, благодарный читатель, женщины вообще и наши жёны в частности, - милые, чудесные существа. Мы должны быть благодарны им за то, что они есть. Что бы мы были без них...

Стоп.

В этом-то всё и дело.

Начался разговор чудесно, а закончился примерно так:

- Да ты... Да кто ты вообще такой?.. Кто бы ты был без меня и моей мамы? Ты вспомни, вспомни, как мы тебя подобрали (ого!) нищим лейтенантишкой - без квартиры, с двумя тужурками и одной шинелью. Ты ж без нас нищебродом так бы и остался! Живёшь в маминой квартире, так? На свою-то не заработал за все двадцать лет! Ты даже джинсы, джинсы себе купить не можешь. Помнишь - кто их тебе купил, вот эти, что сейчас на тебе,а? А футболку?

Взгляд Григория начал приобретать твёрдость античного героя:

- А-а-а... туфли?... тоже твои?

- А как же ты хотел?

- И носки?.. И... трусы?

- А ты что, не помнишь?

- Хо.Ро.Шо.

Медленными размеренными движениями Григорий снял с себя футболку, аккуратно сложил и протянул супруге. Затем снял туфли, аккуратно поставил их на обочину дороги и вложил в них аккуратно снятые носки. Брюки Гриша снимал движениями профессионального стриптизёра... Ни на мгновение не замешкавшись (вот что значит твёрдость духа!) стянул с себя трусы, швырнул (вот тут был единственный момент слабости) их в придорожную пыль, повернулся и зашагал чёткой поступью древнеримского воина под совершенно охуевшими взглядами жены, тёщи и случайных прохожих в направлении Севастополя.

Остановить его не пытался никто.

Попробуй такого останови!

Себе дороже.

Ни *** себе!

Офицер, однако. Подводник. Решения принимаются мгновенно и бесповоротно.

Вот.

До Севастополя Григорий не дошёл.

Всё-таки один проезжавший водитель не испугался (а он тоже подводником оказался - мичманом), остановился, подобрал героя и отвёз... нет, не в мамину квартиру, а к одному из однокашников Гриши, проживавшему, по счастию, одному и в собственном (!) маленьком домике на Красной Горке, где друзья выпили по маленькой и улеглись спать.

Что же было дальше - спросите вы, друзья?

Да нормально всё было - у подводников разве по-другому бывает?

Помирилась семья и возобновилась тихая счастливая размеренная жизнь офицера запаса ( 8 автономок и всё такое), рыбалка, шашлыки, неторопливые прогулки по Приморскому бульвару, катание на яхтах, посещение музеев, пиво с однокашниками и сослуживцами, поездки с семьёй в соседнюю солнечную Ялту...


Главное в этой истории что, я считаю?

Женщины! Дорогие, милые, любимые, прекрасные чудесные и волшебные наши женщины! Вы лучше всех на свете (для каждого - своя)!

Но!

Всего лишь одно маленькое «но», пожалуйста!

Помните!

Не обижайте нас, подводников.

Даже если мы в запасе.

Или в отставке.

Мы любим вас.

Мы абсолютно, повторюсь, абсолютно нормальные люди.

Но иногда что-то срабатывает.

Можем выкинуть номера и похлеще, чем Гриша.

Например, Америку уничтожить.

Не обижайте нас.

Счастья вам!

Капитанские истории-6

Мы славные кавалеристы и про нас...

Из рассказов НачПО 67 запасной танковой дивизии о своей молодости

В глухие шестидесятые годы прошлого столетия, в связи с обострением отношений с Китаем, военная наука СССР повернулась лицом на восток. В Дальневосточный и Забайкальский военные округа потянулись эшелоны с дивизиями из самых благодатных в военном отношении Киевского, Белорусского и Одесского военных округов. С целью отражения возможной агрессии со стороны КНР. И дремотно-замшелый Сибирский военный округ вниманием не обошли. Дополнительных войск, правда, не дали, но задачи нарезали. В смысле, в «ходе превентивного удара в особых условиях» разгромить Синзяно-Уйгурский военной округ КНР. Не много, ни мало. Как раз «по Сеньке шапка». И готовились и люди, и техника. В частности, был приказ увеличить запас хода техники по горючему до 800 км. А по воде до 1000. И установить на всю технику «горные тормоза». Да. Приваривали к технике куда только можно дополнительные ёмкости. Деревьев порубили тысячи на брёвна. Из них изготавливали «горный тормоз». Бревно на специальных цепях крепилось на корме автомобиля, танка или другой техники. При движении в горах, бревно на цепях опускалось и волоклось за техникой сзади. В случае поломки тормозов или отказа двигателя, машина при скатывании назад упиралась в бревно и останавливалась. Надо ли говорить, что всё это делалось «хоз(хап)способом».
Всё это было задумано хорошо. Карта всё стерпит. Но между Сибирским и Синзяно-Уйгурским военными округами была преграда. В виде гор. Через которые вели две дороги с несколькими перевалами. В горной войне, как заметил ещё Клаузевиц, побеждает тот, кто владеет перевалами. И, чтобы иметь возможность овладеть этими перевалами внезапно, в умных головах главковерхов появилась мысль создать конную бригаду. Кони ведь проходимее автомобилей и БТР. И это позволит овладеть перевалами внезапно и с неожиданной для противника стороны.
Конная мотострелковая бригада была задумана по штату как мотострелковый батальон на технике без лошадей, только без техники и на лошадях. То есть автоматчик на лошади, пулемётчик на лошади, гранатомётчик на лошади, снайпер на лошади, стрелок-зенитчик на лошади. И командир «впереди на лихом коне». Кроме того, горно-вьючная артиллерийская батарея, горно-вьючная минометная батарея, горно-вьючный батальон материального обеспечения, гужевой медпункт и гужевые ремонтные мастерские.
Сказано - сделано. Выделили этой бригаде подходящий военный городок. Закупили в казахских колхозах гужевую скотину. Призвали личный состав.
Первым делом личный состав одели. Тут уж тыловики расстарались. Где-то на каких-то складах выкопали и сапоги, и синие петлицы, и эмблемы с саблями и подковой, и длиннючие шинели с разрезом до пояса, и сёдла, и уздечки, и вьюки с ремнями. И, помимо всего прочего, выдали ещё сабли и шпоры. Ну, ведь кавалеристы же.
Сначала командиры не обратили на сабли никакого внимания. Железяки и железяки. Абсолютно бесполезные. Но бойцы-то ведь есть бойцы. Они начали на «этих железяках» фехтовать. И после нескольких разрубленных лбов, порубанных рук и ног, начальство спохватилось. Все сабли были изъяты и убраны в специальное хранилище. Двери хранилища запечатали сургучной печатью с надписью «Не вскрывать вечно».
Та же участь постигла и шпоры. Потому как бойцы их начали улучшать и модернизировать. В направлении замысловатости фигур и звонкости бренчания. Шпоры сложили в специальную комнату вроде ружейной и выдавали только на занятия.
Многое нам пришлось пережить. Многому учиться заново. Опыта работы с лошадьми у нас не было. Сёдла, стремена, подпруги, удила, тренчики, вожжи, хомуты, ременная упряжь. Для многих из нас это тогда были инопланетные слова. Пока со всем этим разобрались. Пока всему научились.
Одно вязание вьюков стоило многим командирам седых волос. Сколько этой ременной паутины было порезано да порвано. Хорошо, что на этих же складах и наставления по гужевому и конно-вьючному транспорту нашлись.
Обслуживание всего этого ременного хозяйства занимало больше времени, чем обслуживание танка. Одной амуничной смазки под сотню килограммов в месяц уходило. Единственно, что хорошо, как отмечал наш НачПО, вопрос с падежом лошадей решался легко. Не надо никаких актов, никаких комиссий, никаких выговоров и наказаний. Виновный в падеже брал свои деньги и с ветеринаром ехали в ближайший колхоз. Там лошадь покупалась и ставилась в стойло. Под той же старой кличкой.
Через некоторое время эксперимент признали неудачным и бригаду расформировали. И, я так думаю, не потому, что лошадиная тяга не вписывалась в уставные скорости на марше. И не потому, что расстояния переходов были меньше, а привалы для отдыха лошадей больше. И не потому, что для кормёжки лошадей зимой в горах фураж надо было доставлять вертолётами. Всё это мелочи.
Главное - лошадь это живое существо. Вот танк, БТР, автомобиль, САУ залил бензином, поставил в бокс, закрыл брезентом и ушёл. На месяц, на год, на пять лет. Потом пришёл и ничего. Поставил аккумуляторы, залил воды, завёл и поехал. А лошадь совсем не так. Ездишь ты на ней или не ездишь, используешь или не используешь, а кормить-поить каждый день надо. Выгуливать - чистить надо. Солдат всегда должен быть при лошади. Никуда его нельзя привлечь. Ни на стройку, ни на заработки, и на борьбу за урожай. А такого Советская Армия себе позволить не могла.
На память о своём кавалерийском прошлом наш НачПо сохранил офицерскую шинель до пят и с разрезом до пояса и портупею с двумя плечевыми ремнями и металлическим кольцом на спине.