Пятый тост
(продолжение)

Коммерсант

- Деньги не пахнут!- Веспасиан Тит Флавий, римский император.
- Он просто не держал в руках афгани,- старлей Л.

Резкий, тошнотворный запах шибанул в нос и старлей Л. мгновенно проснулся. Пять секунд хватило, чтобы оценить обстановку.
- Убью гада!- заорал он на всё горло и запустил в старлея С. ботинком капитана А., затем опрометью бросился на улицу. Будучи уже в двери добавил:
- Окна открой, проветри!
На улице старлей отдышался, словно он нырял на глубину, и поскольку, возвращение обратно в модуль было ещё проблематичным, решил посидеть некоторое время в беседке рядом. Бегавший поблизости пёс Рекс, было, бросился радостно навстречу к нему и застыл как изваяние. В собачьем мозгу явно конфликтовали программы. Видел и слышал он старлея Л., но запах был как у самого настоящего душмана. Но через пару минут свежий ветерок сделал свое дело, Рекс завилял хвостом, подбежал и лизнул руку старлею, дескать, Извини друг, обознался!
А произошло следующее. Пока старлей Л. решил скоротать послеобеденный перерыв сном, его товарищ и сосед по комнате старлей С. не придумал ничего умнее, как пересчитать свои запасы местной валюты. Купюры показались ему излишне мятыми, и он принялся их гладить утюгом. Это деньги, которые население традиционно, для надёжности, пропитывает бараньим жиром. Причём, не лучшего качества. С некоторых пор был ещё один повод, почему старлей не выносил этого чудовищного запаха, он был причиной некоторых, не особо приятных воспоминаний.
Когда старлею приходилось слышать, что в училище были некоторые, совершенно ненужные предметы, он был готов плюнуть тому в лицо. Хотя ещё недавно сам так думал. Но в первый же месяц пребывания в Афганистане убедился как в собственной неправоте, так и в гениальности тех, кто составлял программы военных училищ.
Вот, казалось бы, на кой чёрт будущему пилоту, инженеру, политэкономия с её первичными накоплениями капитала и прибавочными стоимостями? А нет, оказалось, очень даже надо. В Союзе, где прилавки магазинов не ломились от обилия ширпотреба, эти знания тихонько дремали на задворках сознания в разделе «к сведенью», поскольку проблемы недостатка личных финансов не было как таковой. Но первое же посещение гарнизонных «Берёзок», дуканов, проводило к неутешительному выводу: «можется купить», далеко отставало от «хочется иметь». А хотелось, преимущественно молодым людям, многого: и джинсы, и кроссовки, и швейцарские часы, и магнитофон, и подарок девушке, да всего не перечислить. Такой дисбаланс действовал на умы, как разность потенциалов на электрический ток. Что в свою очередь привело к состоянию некой неудовлетворённости, которую работники политотдела называли не иначе, как недостойной советского человека жаждой наживы. Но именно эта «жажда» заставляла шевелиться мозги и применять на практике полученные знания.
К примеру, чтобы купить в дукане джинсы, нужна некая сумма. Получить её можно, поменяв некоторое количество чеков на афгани, или просто продать какие-либо материальные ценности. Но для этого нужно было этими самими ценностями обладать, а что делать тем, кто по роду службы выхода на них не имеет?
Нет, не зря преподаватели вдалбливали в юные головы формулу: деньги - товар - деньги. Вскоре было установлено, что если приобрести в военторге за чеки определённый товар и потом реализовать его оптом в дукан, можно было достичь восьмикратной и более рентабельности в сравнении с прямым обменом.
Упомянутое руководство политотдела называло это спекуляцией и боролось с ней в меру сил. Старлей вспомнил, как прилетевший к ним в командировку пропагандист зачитывал взятые в соответствии с «новым мышлением» «реальные» социалистические обязательства полка.
После всевозможных «улучшить, повысить, ускорить», он приступил к «искоренению недостатков».
- Сократить пьянство, на пятнадцать процентов.
- Сократить спекуляцию, на двадцать процентов.
- Сократить внебрачные половые связи на двадцать два процента.
Такая постановка вопроса заинтересовала старлея, он очнулся от полудрёмы и далее с любопытством слушал пропагандиста. Тот повещал ещё минут пять, после чего традиционно обратился к присутствующим: - У кого есть вопросы?
- У меня!- первым взметнул руку Старлей.
- Слушаю вас,- тоном священника отпускающего грехи, сказал пропагандист.
- Я вот не понял, что брать за сто процентов, а то непонятно, что и как сокращать?
Пропагандист расцвёл улыбкой кардинала из фильма «Три мушкетёра»,- Вам, товарищ старший лейтенант, вообще ничего нельзя, ни первое, ни второе, ни третье.
Такой ответ озадачил старлея, - Это что же получается, под «сокращение» попали только молодые пилоты?
И на всякий случай он задал ещё один вопрос:
- А ему можно?- он указал на дремавшего рядом капитана А.
- Ему тоже нельзя,- с той же улыбкой сказал, как отрезал пропагандист и чтобы пресечь дальнейшие, дурные, по его мнению, вопросы, добавил:
- Никому из вас, ничего нельзя! Понятно?
- Понятно,- ответил старлей, хотя и ничего не понял, но по опыту знал, спорить с работниками политотдела занятие неблагодарное.
Эту «арифметику» он понял потом, месяцев восемь спустя, когда на перроне гарнизона К. ожидал самолёт, чтобы навсегда покинуть Афганистан. Неожиданно раздался скрип тормозов, это подкатил Уазик командира полка. Старлей приготовился к команде «смирно», но из машины вышел уже знакомый пропагандист и двое холёных солдат из штабной команды.
- Сюда выгружайте,- скомандовал пропагандист и бойцы принялись быстро извлекать из машины многочисленные сумки, чемоданы, баулы, на фоне которых, тощая сумка с личными вещами старлея, выглядела не более чем кошельком.
- Вот она, «арифметика» политотдела,- наконец-то понял старлей,- это мы, простые пилоты и технари, входили в те самые пятнадцать, двадцать и двадцать два процента.
Он горько улыбнулся. Нет, не от зависти к вещам, на них ему было уже плевать. Но на кителе пропагандиста красовался новенький орден, старлей вспомнил, как накануне командир полка* порвал представления к награждению пилотов. Только за то, что они в соответствии с русскими традициями собирались встретить заменщиков. И как ему было неловко перед друзьями, что его представление было послано неделей раньше, а у этого «героя» ни стыда ни совести.
Но это всё было потом, а тогда, едва пропагандист улетел обратно в К., старлей тут же отправился в военторг, в надежде прикупить, что-нибудь на продажу.
К сожалению, поставки в военторги осуществлялись исходя из физиологических, а не коммерческих потребностей военнослужащих. И как часто бывает в природе, сложилась своеобразная иерархическая пирамида, в основании которой, поближе к материальным ценностям, находились тыловые службы, затем штабы, всевозможные ...комы, на самой вершине находился лётный состав, командиры маршевых рот, взводов, а также прочий воюющий состав. Только в магазин происходила очередная поставка, мгновенно выстраивалась очередь, и весь оставшийся после крупных хищников колониальный товар сметался в считанные минуты. Увы, лётный состав часто оказывался в пролёте.
Тем не менее, старлей Л., умудрился провернуть несколько подобных сделок, на полученную сумму прикупил себе пару кроссовок взамен добротных, но не подходящих для местного климата, лётных ботинок. Благодаря этому обстоятельству старлей Л. мнил себя опытным коммерсантом. Что, где, по какому курсу, он знал не хуже, чем собственный вертолёт.
Правда, огорчало коммерсанта то обстоятельство, что сопоставив частоту завоза товара в военторг и частоту пролётов, он вряд ли успеет до замены приобрести себе крутые джинсы, модный в то время костюм варёнку, ну и некоторые мелочи.
- А ладно, куплю всё это потом, на Родине в «Берёзке»! Много ли мне холостяку надо? - решил старлей, но судьба, неожиданно решила сделать ему подарок.
В один из дней к нему в модуль заглянули двое однокашников по училищу, которые летали праваками на транспортных ми шесть. В этом было бы ничего необычного, однокашник по училищу - это даже больше, чем родственник. Но в этот раз, дружеская встреча прошла несколько иначе.
- Слушай,- сразу приступил к делу старлей Б.,- А тебе и вправду просто попасть в дуканы?
- Конечно,- пожал плечами старлей Л., для него, шастающего каждый день по всем помойкам, это было обычным делом.
- У нас к тебе деловое предложение,- вступил в разговор старлей К.,- у нас есть партия товара, но нет возможности сдать его в дукан. Давай так, мы его тебе привезём, а ты за определённый процент его реализуешь.
- Хорошо,- согласился старлей Л.
На том и порешили.
Недели три друзья не прилетали, и разговор уже начал забываться. И когда, наконец, в его комнату завалили это двое, с трудом волоча туго набитую парашютную сумку, старлей спросил удивлённо:
- Это чего?
- Ну как же, мы же договаривались,- возмутился старлей Б.,- Это товар.
- Ах да-да-да,- тут же сменил тон старлей Л.,- А чего там?
Старлей Б., огляделся по сторонам и заговорщицким голосом прошептал,- Шапки.
- Чего?- не сразу понял старлей Л.
- Смотри!- старлей Б., распахнул сумку.
Если бы в сумке оказались сокровища капитана Флинта, это бы произвело на старлея Л. гораздо меньшее впечатление. Поражённый тем, что увидел, он плюхнулся на кровать.
Дело в том, что такая обыкновенная, никому особо не нужная в Союзе офицерская шапка, в Афганистане превращалась в весьма ценную вещь. На деньги, вырученные от её продажи, можно было купить вполне приличные джинсы. Это обстоятельство объясняло многое, в частности, тот факт, что с прилавков военторгов Ташкента, Когана, Термеза, Чирчика, напрочь исчез, пылившийся на прилавках до тысяча девятьсот восьмидесятого года, этот не ходовой в южных регионах товар.
- Сколько их здесь?- произнёс старлей Л., осипшим голосом, у него перехватило дыхание.
- А ху@ его знает,- честно признался старлей Б..- Когда мы их пи@@@@@, то не считали. Почём штука здесь?
- Тысяча,- механически ответил старлей Л.
- Ну ты дурак,- ехидно отозвался внутренний голос,- Надо было девятьсот говорить.
- Отлично, нас устроить восемьсот за штуку,- обрадовался старлей Б.
Это был весьма щедрый подарок, целых двадцать процентов. Хотя справедливости ради следует отметить, что накануне эти двое не смогли сбыть это богатство на Юге Афганистана и по шестьсот.
Пообещав заглянуть через пару недель, друзья убежали на вылет, а старлей Л., остался один на один с сокровищем. Пользуясь тем, что капитан А., забыв обо всём, резался с доктором в карамболь, а два других соседа были на вылете, старлей Л., заперся в комнате и пересчитал товар. Когда же он умножил полученное число на двести, то у него пошла кругом голова.
Да на эту сумму он сможет купить... Перед глазами проплыл целый ряд вещей, приобрести которые старлей и не мечтал.
Он быстро упаковал шапки обратно в сумку и принялся искать место, куда бы спрятать. Минут десять запихивал под кровать, но вздыбившейся куполом матрас показал бесполезность такого решения, и старлей те же десять минут, доставал всё это обратно.
Минут двадцать он носился с сумкой по комнате, как хомяк, которому посчастливилось умыкнуть из котомки пастуха кусок сыра и отвергал одно за одним потайные места. Наконец нашёл одно место, куда никто не заглядывал, доказательством чему служили вековые залежи мусора и толпы непуганых тараканов.
Запрятав богатство, старлей вышел на улицу и неожиданно обнаружил, что не в силах удалиться далеко от своей комнаты, а всё проходящие мимо рожи, выглядят крайне подозрительно.
Дня три старлей плохо спал, без крайней нужды не выходил на улицу, в столовой ел быстро, не ощущая вкуса пищи, а на вылетах мечтал только об одном, быстрее оказаться на аэродроме.
Наконец, выпал полёт на площадку Б. Утром старлей Л. поднялся раньше обычного и тихонько, чтобы никого не разбудить, достал своё богатство и понёс его на вертолёт. Внутренний голос велел ему как можно дольше держать эту операцию в тайне.
- Что это?- спросил бортовой техник, когда старлей стал запихивать свой баул в грузовую кабину.
- Да так,- нехотя ответил тот,- Передать просили.
Борттехника вполне устроило такое объяснение, да и стандартный брезент сумки не будил подозрения.
Когда на площадке старлей достал из вертолёта свой баул, он сразу ощутил себя неловко от подозрительно любопытных взглядов товарищей, наверное, так смотрели сельские активисты на кулаков.
- Ничего,- утешал он себя,- минут через десять сдам всё это оптом и свободен.
Старлей взвалил сумку на плечи и бодрым шагом заторопился впереди всех на рынок. Автомат болтался на шее и больно бил по груди, но он не замечал этого. Гораздо больше беспокоили колючие взгляды товарищей в спину.
- А у богатства оказывается есть и отрицательные стороны,- подумал старлей,- Ничего, куплю с выручки две три бутылки водки и всё наладится.
На рынке «шурави» с огромным баулом произвёл на торговцев такое же впечатление, как раненая газель на стаю гиен. Его мигом окружили, стали хватать за руки, одежду и каждый пытался тащить к своему дукану. Но поскольку общая результирующая была равна нулю, то разрываемый на части, в буквальном смысле слова, старлей оставался стоять на месте. Он уже подумал дать очередь из автомата, как вдруг один из торговцев издал грозный крик, нет, это рыкнул лев, и хищники поменьше тут же послушно оставили свою жертву и отступили на пару шагов назад, но не уходили, в надежде, а вдруг что ни будь, да обломится.
Спаситель старлея, действительно, походил на льва, высокий, упитанный торговец с роскошной чёрной бородой, он улыбнулся и жестом пригласил «шурави» в свой дукан.
Несказанно обрадованный старлей тут же воспользовался приглашением, выставил на прилавок и распахнул сумку.
Это была вторая ошибка... По тому, как алчно сверкнули глаза торговца, старлей понял, или он сдаст здесь весь свой товар, или живым отсюда не уйдёт. Завистливый скулёж торговцев помельче рангом был тому подтверждением. Он вздохнул, внутренне собрался и приготовился к жестокой схватке под названием торг.
Старлей торговался с яростностью и обречённостью бойца, защищающего плацдарм, бился за каждую афгани. Но ему явно недоставало в этих делах опыта и он медленно, но верно сдавал позиции. Примерно черед двадцать минут, когда «шурави» был прижат к «последнему рубежу» и уже подумывал отказаться от сделки, хитрый торговец неожиданно сделал «тактическое отступление», и они ударили по рукам. Правда, доля старлея уменьшилась в раз шесть от того, что он планировал.
Общая сумма всё равно была огромной, старлей с ужасом думал, как не ошибиться в подсчёте. Ведь торгашу ничего не стоило вывалить ему кучу денег мелкими купюрами, которые и пачками замучаешься считать, а уж по одной просто невозможно, и придётся полагаться только на известную восточную честность.
Как ни удивительно, но дуканщик рассчитался крупными купюрами, и только незначительную часть добавил мелочью. Старлей рассовал деньги по карманам, на мелочь тут же купил первые понравившиеся джинсы и покинул дукан.
Весь обратный путь с рынка, полёт на базу, капитан А., не разговаривал со старлеем, тот тоже хранил молчание. И только вечером, когда старлей, как планировал, купил водки, и были выпиты первые рюмки, капитан А., решил начать разговор.
- Ты это в честь чего?- полюбопытствовал он причиной пиршества.
- Да вот, друзья товар сдать попросили, а я ещё и наварился немного,- уже ничего не скрывал старлей.
Известие, что его лётчик-оператор не был собственником товара, пролилось бальзамом на душу капитана А.. Он сразу оживился и уже заинтересованно спросил:
- А почём сдал?
Старлей назвал цифру.
- Ты чего, с ума сошёл? Так дёшево!- возмутился капитан,- Надо было меня позвать, мы бы сейчас...- и капитан сделал жест в сторону стола давая понять, что пиршество могло быть значительно богаче.
- Мы бы сейчас ещё и должны остались,- в тон ему ответил старлей,- Забыл, как прошлый раз продавал свою шапку и портупею?
Капитан А. только крякнул и молча разлил по стаканам.
- Ну, будем!- предложил тост старлей,- Нормально же всё прошло, вон, джинсы купил и на пару бутылок ещё хватило.
- Всё равно, в следующий раз бери меня,- примирительно сказал капитан.
- Договорились,- не стал возражать старлей.
Через пару дней, выручка была вручена однокашникам.
- Знаешь, пока ничего не будет, нас на перевозку топлива сажают,- в голосе старлея Б. звучало разочарование,- Может через месяц-другой, что поменяется.
Но ни через месяц, ни через два, ни до самой замены старлея однокашники так ничего и не привезли. Чему тот был несказанно рад, поскольку, по горло уже был сыт коммерцией.
Перед самой заменой старлей ещё раз подержал в руках афгани. Он поменял некоторое количество чеков и купил кучу безделушек в подарок родственникам.

(продолжение следует)

Рассказка-пересказка
В этой байке не стоит искать географических или политических аналогий. Это просто байка.

Рассказана эта история много лет тому, в военном госпитале одной восточной страны.
Ночь принесла прохладу. В ординаторской за столом сидела главврач и ведущий хирург госпиталя Новикова Татьяна Николаевна. Напротив выздоравливающий после ранения капитан. Собственно, уже готовящийся к выписке. Родина-мать не забывала своих, выполняющих военно-советнический долг сыновей, и к празднику капитан получил поздравительный проднабор. В наборе были бутылка "Московской", полкило сала, палка копченой колбасы, банка нежинских огурчиков, шоколад "Гвардейский" и поздравительная открытка. Все это было нарезано, расставлено, разложено на столе. Бутылка практически опустела. Правда, в уголке была заботливо приготовлена темно-желтая, с притертой пробкой бутыль и банка с холодной кипяченой водой. Рюмками служили небольшие мерные мензурки.

Эпиграф

"Когда покончив с папою,стал шахом принц Ахмет,
шахиню Л.Потапову узнал весь белый свет"

Аббас не был сыном шаха. В стране, из которой он приехал, шаха не было вообще. Уже.
Голова последнего шаха, надетая на кол, некоторое время украшала вход в местный Президиум Верховного Революционного Совета. Позже, в угоду зарубежным слюнтяям-журналистам голову пришлось убрать и выкинуть собакам. А все население страны увлеченно отлавливало многочисленную шахскую родню и изничтожало способами, весьма порой экзотическими.
Папа Аббаса был начальником местного КГБ. Чтобы занимать такую должность на Востоке, необходимо иметь хитрость змеи, коварство крокодила, жестокость барса и ум всех основоположников сразу. Перечисленными качествами папа Аббаса обладал в полной мере. Дело свое знал, черной, низовой работой не брезговал, для чего частенько спускался в подвалы. Подчиненные его искренне уважали, также искренне ненавидели и боялись до расслабления сфинктера.
Аббас с детства учил русский язык. Ирония в том, что покойный ныне шах также был в прекрасных отношениях с СССР. Но, как известно,"Восток-дело тонкое", а восточная политика и подавно.
Советский Союз поставлял в эту страну что-то железное, и Аббаса отправили на Урал это железное принимать.
Поселили Аббаса в гостинице при заводе, обеспечив всеми благами, вплоть до холодильника прямо в номере. В первый же вечер Аббас решил прогуляться к протекающей рядом реке.
Неспешной походкой он шел по небольшой улочке к берегу. Одновременно с Аббасом решили прогуляться трое молодых крепких людей в костюмах. Такой же неторопливой походкой они следовали невдалеке, держа под мышкой газеты. Газеты были одинаковыми, костюмы и галстуки тоже. На берегу стайка местных сорванцов готовилась к забросу резинки. Дело это совсем не такое простое. Нужно закинуть снасть на течение, но не на стрежень. И чтобы не в траву. И не перехлестнуть за корягу. Главный специалист-метатель раскручивал над головой толстую лесу с тяжелым свинцовым грузилом. Глаза его выбирали точку заброса. Наконец, решив задачу, специалист резко ускорил вращение и распрямил руку, увеличив радиус. Сзади послышался глухой удар и странный всхрюк. Обернувшись, дети увидели валящегося в кусты Аббаса, которому грузило заехало точно в нос.
Обычно в таких случаях пишут фразу: "Дети в растерянности замерли" или "Дети в испуге разбежались".Ничего подобного не произошло. Увидев "бабая" с расквашенной мордой, дети залились веселым счастливым смехом, а специалист оценил ситуацию несколькими звонкими фразами. Печатными в этих фразах были только предлоги.
Через несколько секунд прямо сквозь кусты проломились трое молодых людей, которые схватив Аббаса под руки, повели-понесли к травмпункту, благо, находившемуся рукой подать.
Дежурный хирург определил,что нос не сломан, а просто сильно разбит, и Аббас был отправлен в перевязочную в распоряжение медсестры Танюхи. Медсестра училась на пятом курсе мединститута и скоро сама должна была стать хирургом.
Так Аббас впервые увидел Танюху. Увидел и пропал. Погиб.
Для того, чтобы между их массо-габаритными характеристиками поставить знак равенства, Аббасу пришлось бы добавить коэффициент "2". Танюха была девушкой крупной даже по уральским меркам. Но какое это имеет значение для настоящей любви?
На следующий день к вечеру, Аббас с распухшим носом и огромным букетом стоял у дверей травмпункта. Трое молодых людей стояли по другую сторону входа и внимательнейшим образом изучали позапрошлогодние информационные листки Горздравотдела.
Поначалу Танюха отнеслась к Аббасовым чувствам с юмором. Но Аббас появился и на второй день и на третий. На четвертый день Танюха решила не устоять и пригласила Аббаса на чашечку чая. Занимала Танюха комнату в огромной коммуналке. Кроме нее в комнате проживали ее отец и брат. Но сейчас они временно отсутствовали по уважительной причине, подробно изложенной в приговоре райнарсуда. Так что комната была в полном Танюхином распоряжении.
Татьяна Николаевна ловко вбросила в рот содержимое мензурки. Похрустела огурчиком.
- Представляешь, Сашко, он мне полчаса рассказывал про мои глаза, которым завидуют звезды, весенней полночью светящие над оазисом. Или как-то так. Ладно, думаю, чего уж там, еби что ль.
А он про руки завел, которые всевышний из волшебного небесного алебастра вылепил.
Татьяна Николаевна прыснула смехом.
- Из небесного алебастра! А у меня рука больше его жопы. Так у нас в тот раз ничего и не было.
Тем временем, там где надо старательно проверяли медсестру Новикову. Проверка, надо сказать, много времени не заняла. Родилась и выросла Танюха в этом же городе. Учится здесь же. Мать давно померла, замерзнув по пьянке. Сама Танюха спиртным не злоупотребляла, образ жизни вела не монашеский но скромный. Что, как ехидно отметил оперативник, было связано не так с моралью, как с размерами. Вся Танюхина родословная легко просматривалась по материалам ГОВД и спискам местного ЛТП. В общем, наш человек, надежный.
Поэтому там где надо, решили роману не препятствовать.
Получив свое что-то железное, Аббас отбыл домой. В первый же день он имел с папой долгий и тяжелый разговор. Папа кричал и сверкал глазами. Но Аббас в ответ неожиданно тоже стал кричать. И тоже сверкать. Сын был единственный и любимый, поэтому папа пригасил блеск в глазах. А когда Аббас ушел, папа поднял телефонную трубку.
Через час папа Аббаса сидел в прохладном полумраке местной корчмы. Напротив, с портфелем на коленях, сидел Первый Заместитель Советского Посла по Шпионажу и Диверсиям. Впрочем, официально его должность называлась как-то по-другому.
После долгих рассуждений о погоде и политике, папа в цветистых выражениях изложил свою проблему. Не сможет ли уважаемый советский друг навести некоторые справки. О, это совсем не к спеху. И если это хоть сколько-нибудь затруднительно, то вопрос этого совершенно не стоит.
Ни в коем случае.
Первый Заместитель сдержано улыбнулся и достал из портфеля толстенькую папку с Танюхиным полным описанием, фотографиями и ТТХ. Этим он продемонстрировал папе Аббаса, что в ихних играх, несмотря на высокую должность, папе вполне впору в подмышечной кобуре носить запасной набор пеленок и слюнявчиков.
Папа удивленно цокнул языком, что с ним случалось крайне редко, и открыл папку. Взглянув на большое Танюхино фото, папа цокнул языком вторично. А дойдя до размеров, даже издал некий возглас на туземном наречии. В дословном переводе на русский звучавший как "Бляяяаааа".
Через неделю, после нескольких, уже более сдержанных бесед папы с Аббасом, состоялась вторая встреча с Первым Заместителем. А еще спустя какое-то время Новикову вызвали куда надо.
Там Танюхе объяснили, что об их любви с Аббасом им все известно, и они ни в коей мере не хотели бы мешать искренним чувствам молодых людей. Более того, Родина оказывает ей высокое доверие и направляет по распределению именно в ту страну, где живет Аббас.
И совет им да любовь. Родина надеется, что Татьяна Николаевна будет изредка вспоминать родную землю и посылать весточки. Те аспекты, на которые в письмах надо будет обратить особое внимание, Новиковой доведут позже. Удачи вам и счастья в личной и семейной жизни.
В аэропорту молодого хирурга Новикову Татьяну Николаевну встречал Аббас на папином лимузине. В госпитальном городке была выделена двухкомнатная квартира.
- Знаешь, Сашко, - Татьяна Николаевна убрала под стол пустую бутылку и пододвинула поближе темно-желтую посудину. - Я ведь в первый же вечер нарвалась, почти как Абик у нас. Погулять вышла.
Вечером, надев любимую светлую блузку, Новикова вышла из ворот госпиталя и пошла по тихой улице между каких-то глиняных что ли домишек. От группы стоящих аборигенов послышался окрик. Татьяна улыбнулась мужичкам и пошла дальше. Неожиданно ее схватили за плечо. Сзади стоял бородатый дядька. Что-то сказав, отчего в группе рассмеялись, он начал по-хозяйски расстегивать на Татьяне блузку.
- А как-то сложилось все. И нервы и перелет. Да и страшновато было, страна-то чужая. Ну, короче, врезала я ему. Из всех слабых женских сил. А я ведь хирург, мне руки беречь надо, так я ему ладошкой.
Татьяна Николаевна постучала пальцем по основанию ладони. Действительно, здоровенной как фуражка.
- Гляжу, свалился он, и лицо какое-то не такое. Форма, вроде, другая стала. Тут я совсем перепугалась. Ору на остальных, чтоб подняли того. А они, видать, то ли русский немного знали, то ли так поняли. Подхватили его, и тащить куда-то в сторону.
Я опять ору, чтоб к госпиталю несли. Поняли, понесли. На следующий день я сама Василь Петровичу, хирург здесь раньше служил, в отставке уже, ассистировала. Собрали мы ухажеру челюсть. Боялась ужасно, что домой отправят, что судить будут. А потом Абик приехал.
Успокаивал долго. Утром в палату захожу, а терпелец тот уже наручниками к койке пристегнутый. Еле отпросила у Абика.
Татьяна Николаевна разлила по мензуркам.
- Через месяц поженились мы с Абиком. Сколько лет уже прошло. Начальник, вишь, полковник.
Детей четверо. Ну, давай, Сашко, давай, капитан, за нас, за нашу армию. Разводить будешь? Нет?
Ну, с праздником нас. Потащили.
Через день, выписавшись, капитан у госпитальных ворот ждал машину. Возле служебного входа стоял большой черный ЗиЛ-111. Рядом с ЗиЛом бродили два огромных гориллоподобных охранника. На крыльце служебного входа Татьяна Николаевна с папиросой в зубах что-то диктовала, загибая пальцы, невзрачному мужичку в дорогом костюме. Мужичок кивал головой, запоминая. Татьяна Николаевна закончила, вынула изо рта папиросу и чмокнула мужичка в лоб.
Потом погладила по голове и ласково шлепнула по заду. Мужичок просиял и пошел к ЗИЛу.
Выскочивший водитель открыл дверь, а охранники отдали честь.

Возьмите меня на службу

Женщин не берут служить на атомные лодки. Всевозможными матросками, мичманцицами или даже офицерками во всякие службы берут, а на лодки нет. Не положено!
Но была в городе Полермо - Полярном такая история. Помните химика Дору, которого любили дикие животные и лилипуты? Но больше диких животных и лилипутов его любили женщины. Он был холостой - это раз. Он был капитаном 3 ранга, а значит, серьезный взрослый мужчина без всяких лейтенантских глупостей - это два. Стоит ли говорить, что он был щедрым, остроумным, галантным, страшно симпатичным, большого роста, короче, у него был миллион достоинств, чего их перечислять.
Его любили женщины разного социального положения, возраста, национальности, вдовы, незамужние, замужние, красивые, некрасивые - любые. Прямо как Остапа Бендера. Он никому не мог отказать в силу своего замечательного характера и других физиологических особенностей организма.
Итак, в Полермо.
Офицеры моего возраста, в начале семидесятых годов мы были в младших офицерских чинах и должностях, и бывавшие в Полярном должны помнить Полярнинский ДОФ. Это действительно был настоящий Дом Офицеров. С буфетом, танцевальным и актовым залом, с бильярдом. Все как положено, и построен он был еще до войны. Пускали туда только в форме и только офицеров, хотя были, кажется, какие-то дни, когда устраивались танцы и для нижних чинов.
Но дело не в этом.
Как-то раз, в дивный субботний вечер (Хорошо бы добавить - смеркалось...) Посидев в буфете ДОФа и приняв дозу местного коньяка с шампанским - коктейль «Белый медведь», отлакировав дозой «Белого медведя» - шило с шампанским, группа культурно отдыхающих офицеров с атомной лодки, стоящей в доке, проследовала в бальный зал.
Так как мы недавно прибыли в славный Полермо и не успели примелькаться местной публике, лучшей ее части, мы, естественно, оказались в центре внимания. Прошла пара-другая танцев и массовик-затейник в чине капитана объявил Белый танец.
Конечно, самая красивая дама приглашает нашего Дору. Как водится, в перерыве компания удаляется в вышеописанный (не путать с обписсанный - там было очень чисто) буфет подкрепиться. Естественно, в сопровождении партнерш по танцам. Шампанское, шоколад и прочее. Разговоры, желание произвести впечатление и все такое.
Дора воркует с Королевой бала, что-то ей мурчит из серии «И вот я стою на зыбкой палубе атомного подводного ракетаносца, занимается кровавая заря...».
Но дама практична и Дора ей нравится, она сразу берет быка за рога или за вымя, точно не могу сказать, она переводит разговор с романтических воспоминаний героя в реальную плоскость, а именно, сколько надо прихватить с собой коньяка в ее уютное гнездышко, и что она не возражает, если компания немного побудет в этом самом гнезде, но максимум через час слиняет, гнездо однокомнатное, а им еще надо о многом поговорить и многое обсудить.
Принимается решение покинуть гостеприимные стены флотского очага культуры и перебазироваться в однокомнатное гнездо, благо идти недалеко - в Циркульный дом.
Дальше самое интересное, прибыли в гости, выпили, заели шоколадцем, пошли вопросы и ответы, близкие к интересным темам. Больше всего почему-то дам интересовало, как мы обходимся, находясь в условиях боевой службы, без женского внимания.
Особливо вопрос занимал Хозяйку дома.
И тут выступил Дора. Он сказал, что вышел секретный приказ Военного отдела Политбюро о приеме на службу женщин и именно на подводные лодки для оказания определенного рода услуг морякам, находящимся в автономном плавании. И что у него родственник в Военном отделе ПБ и он может помочь с устройством на службу. А кроме того, его назначают в приемную комиссию, как человека из народа, так сказать, Естественно, не без помощи родственника.
Некоторые дамы из присутствующих засомневались, наиболее продвинутые поняли, что готовится розыгрыш. Но Хозяйка, она же Королева бала, все приняла за чистую монету. Как я уже упоминал, она была дама практичная и сразу перешла к делу. Дальше прямой диалог дамы и Доры:
- А какое у меня будет звание?
- Мичман с самым высоким должностным разрядом, а если есть высшее образование, то лейтенант.
И перечисляет все финансовые составляющие данного звания.
- А как будет называться должность?
- Если мичманом, то старшина команды Службы организации досуга подводников, если офицером, то командир группы Службы организации досуга подводников. А подчиняется эта Служба Заместителю командира по политической части.
- И что, это со всем экипажем!?
- Ну что ты. Старшие офицеры по составленному Замом графику, младшие офицеры из числа отличников боевой и политической подготовки, может быть, некоторые заслуженные мичмана, и то по твоему желанию. И конечно, никаких матросов срочной службы, да у нас их почти и нет.
- А как быть, если критические дни?
- Ну, есть разные способы снятия стресса.
Короче говоря, с трудом сдерживаясь, мы слушали этот бред.
Кончился вечер тем, что Дора остался проводить практическую проверку кандидатки в Службу организации досуга, а мы разбрелись кто куда с менее доверчивыми дамами.
История кончилась тем, что утром Дора принес написанный ее рукой рапорт на имя Руководителя Военного отдела Политбюро ЦК КПСС с настоятельной просьбой о зачислении гражданки N в славные ряды атомных подводников с перечислением всех условий этой нелегкой службы организации досуга.
Жаль, не сохранилось текста, оригинал был зачитан до дыр.
А Дора все время стоянки в доке прятался от нее по шхерам, она все требовала от него положительного ответа.

Что - то народ меня в последнее время упрекать стал, мол, повторяю одно и то же по два-три раза. Надоедает.
Я сначала отшучивался все, а потом задумался... И действительно, почему? И вдруг понял, откуда это идет.
Только начать издалека придется...
...
Вы когда-нибудь видели плачущего большевика?
Нд-а-а-а. Плачущего, конечно, нет, но. Стоим себе на внешнем рейде, никому не мешаем, скоро в базу. На мосту один вахтенный офицер, я то есть, тишина. Вдруг дверь открывается, командир на мост поднялся. Из поста связи - доклад, что, мол, фаза дивизии на мостик скоммутирована, у аппарата - командир дивизии. Кэп - микрофон в руку, представился. Я рядышком маячу - записать вдруг что, еще какой вопрос порешать быстренько. А из динамика ВПСа (выносного поста связи) комдив задачу ставит. Прибывает, говорит, на флот инспекция тыла министерства Обороны во главе с главным тыловым начальником всех Вооруженных Сил. И хотят эти самый тыловые генералы посмотреть, как же это производится заправка кораблей в море с помощью системы «Струна», а также, коль у тебя, командир, стрельба ракетная не выполнена, так вот, чтоб два раза не вставать, и ее выполнишь.... И для этого - вот тут комдив некстати паузу сделал - и позволил кэпу в разговор вступить. И вот тогда-то и увидел я на месте «железного» и непробиваемого кэпа ну почти что плачущего большевика. Изливал душу он минуты три, наверное. А когда закончил, услышал в ответ, что, мол, «все продумато», и сейчас уже к борту отправлен торпедолов, а на нем - ну, в общем, все, что нужно было, а и не нужно порой, все там к вам поехало...
В конце концов, как в русских народных сказках, довольно быстро сказанные слова превратились в реальные, хоть и не быстро сделанные дела, и, выселив офицеров и мичманов из кают на боевые посты и в кубрики и приняв в освободившиеся каюты всяческие штабы во главе с главным тыловиком Вооруженных Сил, поехали мы демонстрировать заправку.
Когда на мосту кроме обычного народу еще куча совершенно «зеленого», которые море видели в лучшем случае в Сочи или Ялте, да и еще своих руководящих кадров немряно, тут уж всяко не до нормальной работы. И все же, все же. Подъехали мы к танкеру, встали на траверз, скорости уравняли, веревки подали, «Струну» пресловутую вооружили - начали. Как и положено, комплексно: и мазут, и солярку - одновременно, и контейнер по тросу бегает - сперва, как тыловикам и хотелось, с продовольствием и прочими подметками для ботинок, потом - связку «Осиных» контейнеров туда-сюда погоняли - лепота, в общем, и благодать для всякого глаза.
Генерал главный вместе с командующим флотом с моста все это наблюдают, языками прищелкивают - красота, мол... Прочие «нижние» проверяющие на крыле моста клубятся, в самом уголке, чтоб не мешать. И тут - на мост один из «нижних», но званием постарше просочился, и на ушко что-то главному. Тот похмыкал-похмыкал, и - командующему:
- А можно подальше в море от берега уйти?
- Зачем?
- А вот тут мои говорят: командир корабля берег видит и понимает, куда, в какую сторону править. И отошли бы подальше - как бы без ориентиров справился?
Здесь надо отметить, что флотом в те времена командовал адмирал, которого окромя как «Дедушка ХО» между собой мало как по-другому и звал. Как основные человеческие качества его, пожалуй, характеризовали дичайшая даже по тем далеким застойным временам грубость и «матершинность».
Надо было его видеть. Высказать все, что он думает о интеллекте и общем уровне «зеленых» в адрес вышележащего (хоть и тылового) начальства, он не мог... А других слов у него не было примерно минут пять. Адмирал не глазах наливался нездоровой краснотой, гмыкал, глотал какие-то звуки... Потом медленно, будто боясь расплескать все то, что клокотало в глотке, сполз с командирского кресла и вышел на крыло. Тишина на мостике и удивленные взгляды вслед. Командир, схватив совершенно не нужный в этот момент ему микрофон «Каштана», отвернулся от генерала, восседавшего во «флагманском» кресле, изображал, что кому-то что то командует. На самом деле он рыдал... От хохота.
До сих пор понять не могу, как мы не наехали на танкер - рулевой за колонкой «Питона» тоже умирал в корчах. Я пытался спрятаться в «Дон»овский выносной индикатор, изображая, что внимательно отслеживаю радиолокационную картинку.
Впрочем, командующий пришел в себя первым. Вернулся с крыла и что-то долго шептал на ухо генералу. Тот, повнимав, бросил недовольный взгляд на своих клерков, не сказал ничего.
Но все хорошее когда-нибудь да кончается. Показав заправку, отцепились мы от танкера и поехали в ракетный полигон.
Стрельба уж какая была нам назначена, и не упомню вовсе, но точно знаю, что на фоне серьезной «войны» по борьбе со всем, что может летать, плавать и вообще находиться в море и в воздухе, мы в конце-то концов должны были «завалить» мишень. Ну, война так война. Нас, ракетчиков, когда такие мероприятия, в посты загоняли - святое дело, так что то, что вокруг происходит, только по приборам видно.
Воюем.
Тем временем, время «Ч» подступило, мишень запустили, мы ее - святое дело - обнаружили, на сопровождение взяли, ведем.
А мостик все никак не навоюется...
И видит командир дивизиона стреляющего, что посредине этого разгула военного, пароход-то куда-то не туда поворачивает. То есть мишень из зоны обстрела уходит. У нас же на противолодочном крейсере - труба! В смысле Труба с большой буквы - она же надстройка. И если антенны еще цель ведут, то пусковая вот-вот в мостик целиться будет.
А комдив тогда был мужчина из себя видный, но и спокойный как стадо слонов. Наблюдает он эту картинку, и на мост соответственно докладывает:
- ГКП - первый дивизион! Прошу подвернуть на курс... Цель выходит из зоны стрельбы.
А на мосту - война, не до докладов... В ответ комдиву:
- Есть! - и дальше воюют. Вот-вот - апофеоз! Стрельба!
Комдив - повторно:
- ГКП - первый дивизион, прошу подвернуть!
С моста:
- Есть! - типа да, слышим, отстань только, не до тебя.
Но пошел пароход, то есть, реагируют потихоньку....
Комдив - уже хоть и слон-слоном - в некоторой нервности:
- ГКП - первый дивизион! Прошу подвернуть!!!!
Отреагировали на мосту, да поздновато.
Командуют:
- Стрельбу разрешаю!
А комдив в ответ:
- Пусковая вне зоны пуска !...
Секундная тишина... А пароход ворочает себе потихонечку...
С моста:
- Цель уничтожить!
Комдив:
- Пусковая вне зоны пуска.....
- В зоне!
- Пуск !
...
Пальнули... поразили... Поехали домой.
Ну, и соответственно - Разбор. Опять же с большой буквы.
Крайним, конечно, комдива сразу назначать начали.
- Вы почему не докладывали?
- Я докладывал.
- Когда докладывали?
- Вот тогда-то!
- Не было доклада!
- Я докладывал!
...Препирались так до тех пор, пока запись магнитофонную не прослушали. И резюме в конце-концов.
- Комдива наказать!
- За что????
- Ненастойчиво докладывал!
...
Вот с тех пор и ходило по флоту это крылатое:
«Вы ненастойчиво докладывали!»
Впрочем, комдиву это не помешало впоследствии стать флагартом дивизии.
А вот привычка повторять что-то важное у меня до сих пор осталась...

О применении энергии комендантов в мирных целях.

Что и говорить, ментальная энергия у нашего коменданта была неимоверной силы. Если бы ее каким хитрым девайсом в электрическую перевести, то ей запросто можно было какой-нибудь блок на Кольской атомной заменить. А если в тепловую, да в еще Антарктиде, то какую-нибудь там Голландию над поверхностью мирового океана можно было бы найти только по мутным пузырям да запаху шмали над водой. Силен был мужчина, по любому поводу и без, подчиненных и не очень, в заковыристую позу ставить! Когда он, бдительно помахивая этой своей энергией и нещадно хрустя сапогами, чеканил шаг по коридору комендатуры, то все живое впереди него разбегалось и пряталось во все нычки, а позади него все, что не успело в щелку заховаться, с трудом отскребало себя со стен, долго потом приходило в себя и вспоминало, что оно, где оно, и по какому поводу сопли на плинтусе.
Но, ежели с умом и чисто армейской смекалкой, то этот динамит ходячий можно было и в мирных, я бы даже сказал, созидательных целях использовать.

Когда произошла эта история, то весна наша заполярная еще только-только начиналась. Снега еще было немеряно, но вот окружающая температура уже позволяла нашей доблестной Советской Армии проводить всяческие военно-патриотические игры на местности. Да так, чтобы не отморозить себе... ну это самое... то, что позволяет потом размножаться не вегетативным способом и не почкованием. Это у них учениями называлось. И проводили они эти учения всегда под одним девизом: бей своих, чтоб чужие боялись! Чужие - это блок НАТО, тот, что в Норвегии жил. Вот он вовсю их и боялся - бывало, где-нибудь в Киркенесе высунет нос на поверхность, глянет на нашу сторону, забдит учения дикие, скажет: «Ой, мля!!!» и опять поглубже зароется, чтоб и ему случайно не прилетело. Ну, а союзнички наши доблестные, окрыленные столь впечатляющим воздействием на наиболее вероятного соседа, еще шустрей начинали по своим лупасить. Всем доставалось и от всех. Черным погонам от красных, красным от голубых и им всем вместе взятым от мореманов из Лиинахомари или от морпехов со Спутника. Ну и про нас, зеленых, они совсем не забывали - периодически какашек к нам в огород подкидывали...
Вот и тогда, спал я после смены, никого не трогал, ну разве что во сне пиво у Морфея из большой бочки тырил, и вот на тебе - ехидная рожа дежурного так и светилась гадской вестью о том, что где-то, что-то, почему-то и точно наглухо. То есть бросай пивко - вставай на лыжи!
Так оно и получилось - пропала связь с той тыловой точкой, что пропуска на въезде в погранзону проверяла. И делать эту связь надо было срочно, потому как тамошний начальник без команды и в сортир ходить не умел, а уж решить кого пустить, а кого нет, так тут вовсю его предынфарктным состоянием пахло. Очередь из машин-автобусов, матюги на «этих зеленых», обещания написать «куда следует» и т.д. и т.п.
А туда всего-то семьдесят верст воздушки! По сугробам... Как говорится, неделю на оленях, и то если погода летная...
Но жил у нас на Узле Связи хитрый приборчик. Р5-5 назывался. Ежели кто не в курсе, то это что-то вроде локатора. Только по проводам, а не по воздуху. Берет, значит, этот приборчик специально обученный импульс, дает тому волшебный пендель, и тот по проводам до повреждения так и летит, тюкается в него лбом и обиженно валит обратно с большой ябедой - мол, вот именно там и именно такая гадость приключилась! Внимательно изучив шишку на лбу импульса и утерев тому обиженные сопли, высокий консилиум из одного механика НЧ-ВЧ связи (меня!) и одного линейщика (Мыкола-с-Донецку, эсквайр!), пришел к выводу, что имело место быть замыкание в девятнадцати верстах он нас в сторону Печенги.
Амбец! Самый что ни на есть рассадник Советской Армии. Ихняя тамошняя концентрация на один квадратный метр существенно превосходила концентрацию тараканов в любой сушилке. А если учесть, что они сейчас, после зимней спячки, все поголовно на учения вылезли, то всё... Готовьте венки и траурные речи... А также большой энтузиазм и надежду на скорое исправление линии...
Еще один маленький мазок к сей картине. Наше обмундирование. Это сейчас в камуфляже лазают все, кому не лень, от дворников до генералов, а тогда только мы, зеленые, такое носили. Даже зимой. Что очень колоритно смотрелось - камуфляжные куртка-полярка вкупе с ватными штанами, да на фоне белоснежных сугробов! Посторонним сразу было видно, что серьезные люди серьезным делом занимаются, раз такое нацепили. Что, кстати, сильно помогало. Например, попутку поймать, чтоб мешки с инструментом пёхом два десятка верст не тащить...
Ну, поймали-приехали. Высадились на повороте, что к нашему «Успеху» вел - там дорога как раз была бульдозерами расчищена и проходила под нашей болезной линией связи почти в том месте, что умный Р5-5 подсказал. Идем-идем-идем... И подсознательно ждем гадостей от жизни... Но пока так, в глубине души...
Первый звоночек звякнул, когда почти под самой линией, через двухметровые отвалы снега, обнаружился еще один новенький, свеженький поворот, которого раньше никто не видел.
А второй звоночек принял вид довольно потертого жизнью часового монголоидной расы в сапогах на тонкой подошве, рваной бамовке и сорок седьмым АКСом на пузе. Судя по тому, как он ногами тарантеллу выплясывал, торчал он тут довольно долго, что само по себе могло служить третьим звоночком. На появление двух камуфлированных силуэтов он немедленно отреагировал отвисанием нижней челюсти и мгновенно застывшей фигурой. Почти как в анекдоте про Штирлица. «Шуруп» - подумали мы. «Вай! Шайтан!» - подумал шуруп. Но надо отдать этому колуну должное - мозги у него еще не совсем замерзли, и он рефлекторно кое-чего вспомнил: «Ситой! Кито идет? Ситой! Ситирилять буду!»
Не-е-е-е-е... Ну можно было, конечно, тут же вспомнить ему другой анекдот, про чукчу-часового, благо этим чижикам патроны обычно не выдавали, но вдруг у них за зиму обычаи поменялись? А между прочим, получить пулю в задницу в тот момент пределом мечтаний для нас совсем не являлось. Поэтому пришлось пойти на лингвистический контакт с собратом по разуму: «Слышь, джигит, а у тебя патроны-то есть?». Джигит похлопал глазами и с чисто азиатским фатализмом родил сокраментальное: «А зачем?»
Совсем плохо, однако... Если дальше в сугробах бродит еще пачка таких же, то ба-а-а-а-а-альшой кирдык нашей линии... А также пиндык, звиздец и амба...
Врожденный оптимизм не подвел - сразу за поворотом нас ждала величественная, батальная картина «Кирдыковый Пиндык с Амбецовым Звиздецом на заслуженном отдыхе».
Посреди замерзшего болота взбесившимися от весенней свободы бульдозерами была расчищена площадка размером с футбольное поле. Причем ее расположение полностью совпадало с дислокацией нашей многострадальной ПВЛС. А чтобы эти противные столбы не мешались, их попросту снесли - две опоры как автогеном срезало, а сами провода огромными клубками валялись по краям площадки. Зато на самом футбольном поле гордо стояли четыре «Урагана» со взявшими на прицел Большую Медведицу ракетами. Вокруг установок сновали какие-то суетливые фигуры в черных бамовках, которые чего-то волокли, тащили и перекатывали. Еще часть фигур грелась у костров в бочках из-под солярки, в которых что-то горело с густым, жирным черным дымом. Может, они там старые покрышки жгли, может, нового, но уже проворовавшегося каптера, но мне почему-то показалось, что там наша столбы догорали... Тоска, одним словом...
И как при таком раскладе связь восстановить? Ну, кусок полевки таких размеров в мешке имелся, но вот как его около ракет натянуть? И сколько он там провисит? Ровно столько, сколько нам надо, чтобы за поворотом скрыться? Или срочно нагнать народ с ближайшей заставы с идеей проковырять пару ям в вечной мерзлоте и поставить там новые опоры? То-то друганы спасибо скажут...
Оставалось одно - лупить тяжелой артиллерией, т.е. направить энергию нашего коменданта на воспитание непочтительных ракетчиков. Авось, и сами от звиздюлей отмажемся, да и дело сделаем. Лишь бы отец наш родной был в настроении кого-нить повоспитывать в извращенной форме, а то бывали у него сентиментальные минуты любви к ближнему...
Сделав морды кирпичом и принципиально не замечая круглые глаза встречных, мы прошли к крайнему, чудом уцелевшему в деле запугивания чужих столбу, и принялись за дело - обрубили клубок проводов, подцепили ТАпик на тот самый длиннющий кусок полевки и пошли искать мозговой центр всего этого раздолбайства, благо, комендант наш разлюбезный пребывал как раз в том изумительном состоянии, когда позарез хочется научить кого-нибудь Родину любить или правильно морковку чистить.
Идейные вдохновители отыскались довольно быстро. Товарищи офицеры, числом ровно шестеро, уютно расположились вокруг стола в просторном кунге с печкой, а их лица просто лучились добродушием людей от пуза напившихся чаю. И не только с сахаром. Появление камуфлированной фигуры на пороге этого маленького рая слегка озадачило их, а вопрос, кто тут за главного, так просто заставил пятерых из них молча скрестить взгляды на шестом с погонами майора. Майор этот, как и всякий человек до краев налившийся чаем, и не только с сахаром, просто рад был пообщаться с другим военным, пусть и в звании подполковника. Наивный...
Надо сказать, что комендант наш родный, когда хотел кого-нибудь поиметь особо качественно, завсегда переходил на «вы» и начинал разнос мягким, проникновенным голосом. Вот и сейчас, судя по благостной улыбке майора, начиналась именно такая увертюра. Постепенно голос коменданта крепчал и, вместе с этой крепостью, майорская улыбка блекла и уменьшалась в размерах. Сам майор, все еще не понимая с кем имеет дело, поначалу думал, что разговор с нашим комендантом предполагал существование и его реплик. Еще раз наивный... Голос из трубки все усиливался, воспитательное воздействие росло, излучаемая мембраной энергия уже начала принимать вид цепной реакции. Майор, к тому времени успевший поменять цвет лица на бледно-серый, уже не пытался вставить в разговор целое слово, а пыжился воткнуть хотя бы междометие между многотонными плитами комендантовских словесных построений. Но все тщетно - даже щелки для майорского мычания не находилось.
Через некоторое время фонтан красноречия нашего непосредственного энергоносителя стал иссякать, и только напоследок выдал особо яркую струю, такую, что даже ТАпик подпрыгнул на месте: «Вам все понятно, товарищ майор???» Ставший заметно ниже ростом товарищ майор оглядел свое притихшее воинство и что-то утвердительно пискнул в трубку.
Все!!! Оставалось только поглядеть, в какую именно физическую форму выльются затраченные калории...
Ждать пришлось недолго. С полчасика. Как раз хватило времени на то, чтобы подкатить к ближайшему костру и произвести с аборигенами срочной службы ритуальные обнюхивание и повиливание хвостом, выражавшиеся в вопросах, когда домой и откуда родом. После чего моментально нашлось по кружке чая-только-с-сахаром и по бутерброду с тушенкой. Пожевали-попили, попутно выяснив, что сие расположение батареи целиком идея комбата-алкаша, с превеликого перепою ткнувшего наугад пальцем в карту и зампотеха-пофигиста, которому было все равно, что сносить и где стартовую площадку строить.
И вот тут-то появилось материальное воплощение комендантовской энергии. Натруженно рыча мотором, из-за поворота появилась ГТСка, из кабины которой вылез старший прапорщик. Со связными петлицами, но зато в крайне помятом состоянии - судя по кругам под глазами, подушку он последний раз обнимал денька эдак три назад. В кильватер к нему сразу пристроилось несколько бойцов с такими же петлицами и в примерно столь же понюханном состоянии. Прапор оглядел остатки линии, косо посмотрел на майора со свитой и тихо выматерился. После чего скупыми жестами принялся объяснять бойцам задачу. И понеслась!
Как человек, облазавший столько опор, что можно было далеко не один раз на Эйфелеву башню слазать, я просто не мог не оценить их работу. Двое без суеты, но шустро залезли на крайние столбы и поставили на них хомуты из нержавейки. А тем временем остальные размотали бухту стального троса и моментально прицепили к нему десятипарный кабель. Трос к хомутам, кабель к тросу и к проводам, лишние пары аккуратными бухточками про запас рядышком и ни одного лишнего движения! Сорок минут и все! Russian army - connecting people!!!
Пока бойцы сматывали и собирали свое барахлишко, прапор еще раз осмотрел майоросвиту и, глядя куда-то в неведомые дали, произнес яркий многоэтажный монолог, целиком набранный из четырех чисто русских слов. Очень впечатлительно было - бойцы аж на время свои сборы остановили, вовсю наслаждаясь столь высоким ораторским искусством.
Приводить цитаты из этого монолога здесь не совсем уместно - вдруг дети читают? Но общий смысл примерно такой: если опустить все маты, то прапор свою речь очень красноречиво... промолчал. Сначала он помолчал про тупость некоторых из присутствующих, потом немного помолчал про рапорт, в котором он обязательно отметит все израсходованные материалы и очень обстоятельно промолчал о том, как его достали такими аварийными выездами. После чего опять-таки молча полез в кабину. ГТСка злобно рявкнула, развернувшись на месте, нагло обдала присутствующих снежными брызгами, и отчаянно чадя выхлопом, укатила за горизонт...
Спустя пару часов, проглотив оставленный обед и закусив уже готовым ужином, я снова готовился обнять подушку. И уже засыпая, где-то на той призрачной границе, что отделяет сон от яви, еще раз пришла мысль о том что все явления имеют еще и оборотную сторону. Вот и комендант со своими словесными буграми пригодился, а то мы бы там до морковкиного заговения полевку крутили... Не все ж ему народ под плинтус загонять...
И снилась мне тогда бескрайняя тундра, вся в ледяном панцире вечной мерзлоты, а по ней, нещадно хрустя сапогами, чеканил шаг наш комендант. И из глаз его могучими прожекторами лучилась его энергия, мгновенно растапливая вековые льды. И позади него была уже не тундра, а настоящий рай. Из земли лезли ананасы, с веток пальм свисали гроздья бананов и фиников, вовсю светило солнышко и птички пели. Майор со своей свитой обступил Морфея, который щедро наливал им из большой бочки чай-не-только-с-сахаром. Под соседним кустом жасмина часовой-монголоид вовсю пытался вскрыть кокос, нещадно лупя по нему прикладом автомата. Да и уставший старший прапорщик с букетом фиалок в петличке и кубком амброзии в руке молчал собравшимся в кружок бойцам лекцию о правилах хорошего тона...
Ляпота...