Зима 91-92 года. Город Павловск, что рядом с Пушкиным, оба в получасе езды на электричке от Питера. Местный гарнизон. Самый дальний пост: периметр ~1000 на ~700 метров, ширина контрольной зоны метров тридцать. Вокруг поста живописный пейзаж - облупленные дачные домики, антенные поля учебного центра и какие то невразумительные кусты. Всё это обильно присыпано грязным снегом. Описываемый объект охраняют два бойца. В сущности, это два поста, пятый и шестой. Граница между ними проходит по диагонали, таким образом часовые время от времени встречаются, и вопреки уставу гарнизонной и караульной службы курят и треплются, устраивая иногда снеговое ложе из тулупов и сугроба.


Самой мерзкой особенностью этого райского места являются прожектора, которые какой то стратегический гений установил вдоль внешней границы поста так, чтобы они освещали периметр внутри. В результате ночью часовой видит всё что угодно, только не то, что находится снаружи, за колючкой. По этой причине на пост ставят исключительно залётчиков и распиздяев типа вашего покорного слуги.


Но в ту смену, о которой я хочу рассказать, на посту стояли другие люди. Поволжский этнический немец Штурцен и какой-то узбек с труднопроизносимой фамилией Кирдымбельдыев. Вывезли их на пост, сменили и вернулись дрыхнуть, как и полагается уважающим себя военнослужащим второго года службы.


Проходит около часа. С соседнего, четвёртого поста, звонит по внутренней связи часовой и дрожащим голосом докладывает о стрельбе на 5 и 6 постах. Начкар немедленно поднимает караул в ружьё, бойцы бодрствующей смены автоматно-шинельной грудой ссыпаются в ржавый ГАЗ-66, вопреки всем правилам заряжая автомат на ходу, и мчатся в сторону предполагаемого смертоубийства, спасать однополчан от супостата.


Первое, что увидела группа поддержки, ворвавшись в периметр - занявшего оборону в окопе рядового Кирдымбельдыева. На расспросы рядовой отвечал невнятным мычанием и тыканием пальцами в сторону склада. Рядом с ним оставили двух парней, погрузились в машину и поехали вокруг поста искать рядового Штурцена. Сделав два круга, поняли, что рядовой Штурцен отсутствует. То есть совсем. Загадка решилась быстро - рядовой обнаружился на охраняемой территории, где часовому делать решительно нечего. Оттуда его извлёк начкар, после чего обоих товарищей увезли в караульное помещение, оставив предварительно смену и обшарив окрестности на предмет врагов.


Выяснилось в итоге следующее.


При очередной встрече на углу поста товарищ Кирдымбельдыев молча достал из кармана неслабого размера штакет и так же молча его раскурил. Молчал он по той простой причине, что по-русски знал слов 50 и те не очень хорошо. Рядовой Штурцен, не будь дурак, молча же принял угощение. Докурив штакет ребята погрузились в думы и разошлись в разные стороны. Штурцен добрался до короткой стороны своего поста (примерно в этот момент его и прибило не по детски), развернулся и увидел внутри склада нечто белое и перемещающееся, как он потом рассказывал, короткими перебежками. Трава, снег, ветер и пресловутые прожектора сложили свои усилия. Рядовой Штурцен согласно Устава поорал "Стой! Кто идёт!?" и "Стой! Стрелять буду!". Никакого действия это, разумеется, не возымело, отчего рядовой Штурцен сильно разозлился и произвёл предупредительный выстрел в направлении белой фигуры.


О чём думал Кирдымбельдыев никто так и не узнал, за бедностью его словарного запаса. Известно одно - когда над его головой щёлкнула пуля калибра 5.45, выпущенная недрогнувшей рукой Штурцена из лучшего в мире автомата, Кирдымбельдыев не растерялся, шлёпнулся на землю, дёрнул затворную раму и выпустил короткую очередь в сторону, с которой до него донёсся звук выстрела.


Рядовой Штурцен со своей стороны так же проявил немалый героизм. Увидев вспышки и услышав характерные звуки он принял ту же самую позу, и занялся тем же самым что и Кирдымбельдыев.


Эти же звуки услышал часовой с соседнего поста и позвонил в караулку.


Примерно через десять минут у наших героев кончились патроны. Кирдымбельдыев отполз в окопчик, а Штурцен перелез через колючку и стал шарить по посту в поисках трупа диверсанта и расхитителя, за которым занятием его и застала группа поддержки.


Всё бы это было смешно, если бы не одно обстоятельство. Два в хлам укуренных воина выпустили друг в друга два полных боекомплекта (60 патронов) через огромный склад боеприпасов. Внутри периметра лежала в кирпичных сараях, под брезентом и просто в ящиках на открытом воздухе всякая всячина - от патронов для АК74, ППС и ПМ до гаубичных и противотанковых выстрелов, ракет для "Града" в кассетах, укупорок с ПТУРСами и тому подобной смертоносной хрени, милой сердцу любого милитариста…

http://www.livejournal.com/~apazhe

Почитал тут истории, и аж ностальгия замучила. Вспомнилось, как сам отдавал Родине долг (только зачем же я так одалживал?)
Учебка связи около славного подмосковного города Солнечногорска. Направляли в эту учебку только из частей, где впоследствии предстояло служить. Кого сразу по приезду в часть, кого уже после КМБ, т.е. с суровым армейским бытом познакомились все.
Саму учебка была 'детским садом строгого режима' - на 150 бойцов три сержанта, занятых в основном постоянной подготовкой к дембелю, командиры - отцы родные и матери в одном лице (так тоже бывает, замполит нас, например, в Москву в театр возил), необременительные занятия в учебном корпусе, в общем 'так служить можно'.
Предыстория
Воскресенье в этом санатории проходило так. После завтрака и построения, до обеда все шли на стадион где выбирали себе спортивный снаряд по душе и занимались спортом без напрягов и диких воплей командиров. Результат, кстати, был лучше, чем впоследствии от вздрочек в родной части.
После обеда, все в казарме занимались, чем хотели, но в основном спали.
И вот собственно история
Воскресенье, послеобеденное время, народ расслабляется, отдыхает. И тут привозят еще пяток военных учиться быть связистами. Те строятся в коридорчике, им замполит что-то втирает, и ведет в расположение. Заходит первый боец (уже побывавший в части у себя) видит толпу народа НА ЗАСТЕЛЕННЫХ КРОВАТЯХ, ДНЕМ, ЗАДРАВ НОГИ НА ДУЖКИ, роняет вещмешок, и, пытаясь упасть на пол, со стоном выдыхает:
- Мамочка! Дембелей то сколько!!!!!
Мы, прослужившие к тому времени максимум месяц, просто попадали с кроватей.

P.S. С какой тоской мы потом в частях вспоминали этот духанский рай.

Сидим, охраняем поселение на западном берегу реки Иордан (смекнули, где это?). Народ весь свой, русскоязычный. Для отвода глаз висит список дежурных. На самом деле, сидим все вместе, благо охранять нужно трёх лохматых евреев, их собаку и цистерну с водой. Территория малюсенькая, за три минуты всю можно обоссс... обписять. В нашем вагончике - сдохший холодильник, водочка почти кипит. Но не киснет. Нас четверо, два студента, один я, программист с "хеви-метал" прошлым и один безбашенный "кавказец". Тихо - тихо прикончили пару пузырьков. Противно, но делать нечего. Студентов разнесло, патриотические песни поют ("Крейсер Аврора" и "Взвейтесь кострами"). Кавказец чечётку танцует на баке с водой. Я с флагом государственным в корриду с собачкой играю. Служба, короче. Тут под горой фары показались - гости едут. Притихли мы, пушки взвели, залегли. Смотрим, наш джип, погранцы. Вылезают. "Чего шумите?" - спрашивают, потом на русский переходим. - Там весь экипаж тоже свои люди. Наши подопечные (лохматые) пожаловались на нас, типа молиться мы им мешаем. Загрузили мы погранцов водочкой, они носы ворочают, кипяток, говорят. Исчезли, уехали. Мы о них и думать забыли, продолжаем бесчинствовать, лохматых наших за донос строить начали. Песни учить заставили. Они уже кричат, что лучшеб арабы пришли, чем такие вот , как мы "защитники". Через пару часов опять джип, тот-же самый, другой экипаж, уже. Мы из амбразур повылезали, а мальчонка-бедуин нам ящик передаёт - типа, вот , посылка "дедушкам" от погранцов. Открываем, а там холодильник автомобильный и бланк, на нём расписаться надо, что, типа получили. Вот оно, братское понимание. На следующий день вместе с братками-срочниками пили холодненькую Немировскую и пели комсомольские песни....

О погоде, форме одежды и режиме секретности
(из воспоминаний ветеранов госбезопасности)

70-е годы XX века. Неимоверное могущество Комитета сочетается с неимоверной же конспирацией. Видимо, кому-то из "верхних" показалось, что чем меньше о Конторе будут знать, тем больше будут уважать...

Так вот. 70-е годы, лето, утро, уже жара, и конечно, район площади Дзержинского. Из метро "Дзержинская" вытекает людская река, одетая в легкие рубашечки с коротенькими рукавчиками. Впрочем, этот идиллический пейзаж летнего мегаполиса нарушается небольшим (процентов 70 от общего числа) ответвлением от общего потока. Люди, его составляющие, все как один одеты в костюмы-галстуки и все как один, выходя из метро, поворачивают налево, в обход "Детского Мира", к комплексу солидно выглядящих зданий.

На площади Воровского (или как она тогда называлась?) - бочка с квасом. К ней выстроилась очередь, все без исключения участники которой - солидные товарищи разных возрастов - ПАРЯТСЯ В КОСТЮМАХ!!! Зрелище, достойное живописца. Собственно, предал гласности эту историю один из "стояльцев".

К монолитной очереди подваливает бабулька синюшного вида, бормоча что-то насчет "сынок, пропусти бабушку" и "пенсионеры без очереди". В тот момент, когда она уже готова принять из рук "котлового" кружечку пенной влаги, очередь просекает, что происходит, и взрывается возмущенными голосами: им, блин, на работу сейчас, а бабка себе и другую бочку найдет, и вообще, очередь тут просто побазарить собралась, что ли? Ну-ка, бабка, в хвост быстренько!!!

Не обращая внимания на стихийную манифестацию, бабка спокойно выдувает свою кружку, отдает посуду, и следует по своим делам. Отойдя метров на десять, поворачивается и громко, на всю площадь, орет:

- У-у-у, кегебешники х**вы!!!

Очередь вздыхает и тихонько разворачивается обратно к бочке... Конспирация - превыше всего...

..Однажды зимней ночью 1990 года меня оторвали от увлекательнейшего изучения устава строевой службы, вежливо предложили взять из пирамиды автомат и пройти с проверяющим и разводящим на посты с целью проверки несения службы часовыми. Поломавшись для виду, я влез в шинель, зарядился и мы потопали куда надо. Капитан-проверяющий, младший сержант-разводящий и я, рядовой-караульный.

Первый пост (бензозаправку, так как знамя хранилось в дивизии) проверяли долго. Часовой куда то заныкался и долго нас не замечал. Впрочем, его понять было можно - шёл очень густой мокрый снег, видимости не было никакой и вообще, было очень мерзко и погано.

Тут надо уточнить, что, согласно инструкции, часовой днём должен торчать на вышке, изредка спускаясь вниз, чтобы не заскучать. Hочью же ему это делать категорически запрещается, он должен непрерывно циркулировать по посту, проваливаясь по колено в ямы с водой, поскальзываясь на собачьем говне и изредка проламывая доски настилов, проложенных над особо корявыми участками ландшафта.

Второй пост. Склад боеприпасов к стрелковому оружию и мобимущества. Прямоугольник ~600х200 метров огороженный колючкой в два ряда. Подошли. Остановились у границы поста под прожектором. Hоль внимания. Ни тебе криков "Стой! Кто идёт?!", ни другой какой активности. Капитан, изрядно разозлённый предыдущим бойцом, командует продолжать движение внутрь.

Что унучки послушно и исполнили (q) ДМБ.

Прошли внутрь периметра и двинулись по часовой стрелке в поисках несомненно спящего ("Ну, пропидор носатый!" - вещал капитан - "Ну гнида лесная, на гауптвахте сгною падлу, в нарядах умрёт чурка ёбаная!") младшего сержанта Бельдыева, урюка таджикского по национальности. Прошли мы метров сто под сей бравурный аккомпанимент. И тут с вышки по нам выпустили длинную очередь из любимого всеми развивающимися народами земли автомата Калашникова образца 74 года.

Трудно передать всю прелесть ситуации. С неба обильно сыплется липкое и сырое говнище, под ногами его ничуть не меньше, так как днём по посту обильно разъезжают тягачи, прокладвая глубокие колеи. И тебе в это месиво надо падать, потому что над головой несутся с огромной скоростью маленькие кусочки оболоченного свинца со стальными сердечниками внутри и встреча их с головой или иными частями тушки ничего приятного не сулит... Hеуютно как то себя чувствуешь, мягко говоря. Особенно неприятно капитану, по каким то причинам заступившему на дежурство по гарнизону в парадной шинели. Еще неприятнее сознавать, что тебя сейчас убьют. И не где нибудь в горячей точке, а на окраине мирного Павловска. И убьют не за то, что ты кому то что то сделал нехорошее, а просто потому, что кому то понадобился твой автомат (в то время распространённым явлением было нападение на посты с целью захвата оружия и боеприпасов, что по моим понятиям являлось занятием почти безопасным. По крайней мере, отцы-командиры на инструктажах периодически сообщали о подобнх случаях то в Сертолово, то в Колпино, то ещё где нибудь).

В общем, я очень обиделся и расстроился. Вытащил из под своей тушки неизвестно как там оказавшийся автомат (нес то я его на плече, как Уставом положено), привёл его в боевое положение (флажок переключателя вниз до упора, потом вверх на один щелчок, рукоятку затворной рамы на себя до упора и отпустить, не сопровождая), высунулся из колеи, положил ствол на подвернувшийся кирпич и выпустил по вышке полмагазина короткими очередями, как учили.

В свете далёкого прожектора присутствующие увидели бесорменную тушку, камнем выпавшую в проём вышки на землю. Тут в себя пришёл товарищ капитан и от наступившей ясности и миновавшей опасности огласил окрестности крепкими выражениями. Ему вторил сержант-разводящий, у которого, судя по всему, начала от неожиданности событий развиваться истерика. Сержанту капитан отвесил лечебный подсрачник, на меня посмотрел одобрительно, но матом всё же покрыл, от полноты чувств видимо.

Усыпанные в честь перманентного переоборудования поста строительным мусором и обломками ящиков 200 метров до вышки мы пробежали довольно быстро и не спуская внимательных взглядов с кучи тряпья под вышкой. Не было у нас твёрдой уверенности в супостате и в его намерениях. Капитан размахивал пистолетом и сквозь зубы матерился, мы с разводящим держали автоматы а-ля спецназовцы из тогда ещё несуществовавшей игры и затравленно озирались, моля Б-га, чтобы у мерзавца не было сообщников-снайперов, благо пост по старой советской традиции освещался исключительно снаружи внутрь, так что сразу за колючкой от часового можно было спрятать слона.

Каково же было наше разочарование, когда под вышкой мы нашли целёхонького, слегка попахивающего говнецом и абсолютно бесчуственного младшего сержанта Бельдыева. Супостата не обнаружилось, обнаружился на вышке автомат Бельдыева. Тоже попахивающий, но уже благородными пороховыми газами.

Hа стрельбу прибежала поднятая в ружьё толпа злого народа из караульного помещения с начкаром во главе (зрелище ещё то), Бельдыев тут же получил неслабых 3.14здячек, был снят с караула а на его место установили следующего в очереди. То есть вашего покорного слугу. Стоять мне предстояло четыре часа вместо двух.

С рассветом меня наконец то накрыло - дрожь в коленях, слабость сфинктеров, головная боль и прочие признаки адреналинового похмелья. Чтобы отвлечься я посчитал дырки в вышке и натурально офигел от собственной немеряной крутизны. От гибели и травм Бельдыева спасли лишь бортики вышки, выполненные из двух слоёв пятимиллиметрового железа и заспанного между ними в большом количестве щебня. В неудобной позе, с 200 метров, при поганом освещении я уложил в прямоугольник метр на полтора 15 выстрелов из 17. Удивлению моему (и начальства) не было предела.

Утром из казармы явился земляк-чурбанистанец Бельдыева, дабы занять его место в механизме круговорота бодрствующей, отдыхающей и заступившей смен. Он то и рассказал мне по секрету, с какой стати это чудо открыло стрельбу. Оказывается, среди чурбанистанцев бытует мнение, что в караул ходить западло. Холодно, голодно, скучно. То ли дело наряд по столовой - туда они ходить обожали. Hо чтобы тебя не взяли в караул, нужно быть или очень молодым бойцом, или залётчиком, каких свет не видел. Бельдыев и решил организовать себе залёт в карауле, что по его мнению являлось идеальным вариантом. Он потом утверждал, что таки кричал всё, что положено, стрелял в воздух и так далее... Но месяц гауптвахты ему командир части выписал несмотря ни на что (вообще же дело по обыкновению замяли). Кстати, месяц на Пушкинской гауптвахте е хер собачий. Побывавшие там бойцы сообщали, что застеклены окна исключительно в офицерских камерах, а печи (там печное отопление) топят только с утра, один раз в день. Ну и прочие курортные прелести типа разгрузки угля, снарядов и строевой подготовки по 12 часов в день.

У меня последствий никаких не было, кроме того, что мне дважды пытались дать люлей землячки Бельдыева, да нескольких душещипательных бесед с замполитом, считавшим по непонятным причинам, что у меня тонкая душевная организация...