О пользе примет или моя последняя командировка

Одни из самых суеверных людей в армии - это летчики. О том, что произошло, и для тех, кто не верит в приметы (пишу с себя лично).

«Да-а-а... Погодка еще та...» Взгляд останавливается где-то в районе 49 борта на стоянке. Возле вертолета суетятся АОшники, переругиваясь с борттехником. Рядом стоит АПА, из кабины выглядывает озабоченный водила.
«Блин, наверное, опробывать нужно машину. Не хочется, надо глянуть, кто в классе есть». Выхожу из кабинета, захожу в летный класс. За столом сидят Андрюха Б., штурман эскадрильи, и Димон С.- старший летчик звена, режутся в нарды. Лейтенанты, обложившись картами, инструкциями и всякой штурманской лабудой что-то чертят на картах. Андрюха, посмеиваясь, обещает оставить Димона «с марсом», кидает кубики. Димон смотрит на меня:
- Замполит, тебе за что деньги платят, ты послушай, он же мой авторитет перед лейтенантами уничтожает! Вставь ему дыню и проведи психологическую работу.
- Димон, иди в ж...пу, не умеешь играть, нефиг садиться. А насчет психологической работы, где твой правак шляется? - Димон, не отрываясь от игры, кидает кубики и орет:
- Семен ты где?! - Из кабинета НШ выглядывает Семен.
- Я туточки, - и скрывается обратно.
- Он здесь, - отвечает Димон и выкидывает два один. - Мляяяя... Непруха какая-то. Это все из-за тебя, комиссар, пока ты не зашел, был еще шанс. А беседу со штурманом ты проведи.
Я подхожу к окну, смотрю на вертолет. К АОшникам и борттехнику добавились радисты. АПА завелась. «Блин, сейчас инженер прискачет, экипаж на пробу звать будет, надо форсировать события».
- «Дыня» - это конечно хорошо, ты вот мне скажи, кто сегодня в дежурном экипаже?
- Сегодня Недаш, но он отпросился в часть к финикам, я на «подстрахуе». - Кинул кубики и опять выкинул один два.
- Блин! Леха, уйди отсюда, ты всю масть портишь!
Подхожу к столу, смотрю на доску, потом на Димона:
- Ну, мне как раз и платят деньги, чтобы масть всем портить. И раз ты на «подстрахуе», готовься на пробу 49-го борта, АПа уже на месте. Думаю, сейчас инженер прибежит.
- Блииин.... Вот так всегда. От вас, от замполитов, все беды. - Кидает кубики, один два. Андрюха ржет, я улыбаюсь.

- Парашют!!! Ты где? - Валеркин вопль доносится из курилки возле домика эскадрильи.
- В классе! - ору в ответ. Слышится топот и в класс вламывается мой дружок.
- Мля!! Ты че тут сидишь? Вали в «аквариум», тебя «Рух» требует!
(Рух - это наш глубокоуважаемый командир полка. Летчик от Бога, непререкаемый авторитет. Если честно, то таких командиров за свою службу я не встречал).
Ну все, пипец, спекся, опять у командира очередная смелая идея по проведению в порядок наглядной агитации на аэродроме, и как всегда, крайним будет замполит 1 эскадрильи, т.е. я.
- А на фига я ему нужен, я к полетам готовлюсь, - отвечаю я, не вынимая рук из карманов ДСки и продолжая следить за игрой.
- Ага! Есть Бог на свете, - злорадно восклицает Димон и бросает шесть-шесть. Андрюха опять ржет, я перестаю улыбаться.
- Короче, там в «замес» в марте краснодарцы идут, у них штурмана на группировку нет, Рух мне предложил, я не могу, на тебя стрелы перевел. Не тупи, а то третья эскадра перехватит.
Андрюха поднимает глаза от доски, в глазах заинтересованность.
- А почему Краснодар? И почему Леха?
- Андрюха, - говорю я, - Краснодар - потому что согласно утвержденного графика, а я - потому что мне как молодожену нужно развеятся.
- Резонно, но я бы тоже не отказался.
- Саныч, ты шибко не расстраивайся. Еще не факт, что я пойду. А ты все равно идешь с нашими. Ибо кто как не ты молодь учить будет? Ну все, я побежал.
Хватаю шапку и мчусь в «аквариум». Там полный кворум. Сам, заместитель, зам. по летной, штурман полка, инженер. Докладываю о прибытии и «ем» начальство глазами.
Командир смотрит на меня и молчит. Я молчу в ответ. Пауза затягивается. Надо сказать, у нашего командира есть одна черта, которая не дает расслабится в любое время. Он может тебя вызвать и сам же спросить зачем. И это все после «солидного мужского молчания». По первости я тоже слегка робел, но потом ничего, втянулся.
- Алексей, ты как насчет в командировку слетать?
- Я не против, товарищ командир.
- Василий Иваныч (это штурман полка), как думаешь, достоин?
- Нормально, командир, справится. Документация у тебя как?
- В порядке, Василий Иванович, малость карту обновить, ну и сборники сверить по последним данным. А так все готово.
Командир бросает окурок и выносит вердикт:
- Значит, решено. 18 марта от нас еще пять человек, ты старший. Через неделю документацию на проверку штурману и мне. Постановка задачи завтра в 10 часов в классе третьей. Идешь штурманом группировки с краснодарцами. Смотри, чтобы не пришлось за тебя краснеть, а то подтвердишь пословицу, что курица не птица, замполит - не летчик. Все, иди готовься.
Козыряю и убегаю к себе в эскадрилью. На душе весело и тревожно одновременно...

18 марта 2005 года. 09ч. 15мин.
«Ну вот и сбылась мечта идиота... Да... грустно расстались... Чего она все время ревела, никогда такого не было. И кольцо это... знает же, что не люблю носить обручалку, так нет, аж затряслась вся, надень, надень!!!... вечно эти женщины все преувеличивают. Ладно, пойду на инструктаж и пора отчаливать».
Инструктаж прошел как всегда. Не пить, не позволять, блюсти, не нарушать, соблюдать и развивать, вперед, всех побеждать... В общем, ничего нового, все как всегда. Главное не пр...ть оружие и людей.
Шмотки уже на борту Ан-26, экипаж наш, все на месте, дополнительно к моим 5 еще командировочные удостоверения на 10-х из округа. Вот так люди и воюют... Ну что ж... Вперед на Моздок!

Моздок нас встретил как обычно - жарой и пылью. Самолетчики дружно слиняли в гостиницу, а мы всем кагалом поперлись к вертолетам. Нас уже ждали местные экипажи. Потихоньку грузимся по бортам согласно «купленных билетов».
- Леха, пошли в кафешку по пивку дернем за приезд? - предлагает Игорь К., командир экипажа краснодарцев. Он в этот замес с летехой на правом. Тот волнуется, но виду не показывает. Скрывая все за маской этакого бывалого воина, которому море по колено.
- Да ну, еще не прилетели, успеем. Ваш Вась-Вась (Василий Васильевич, командир эскадрильи и старший в этом замесе) потом бухтеть будет. Давай как на «Северный» прилетим, примемся, ну и вечерком как полагается. Я вот сальца заготовил. На месяц должно хватить.
- О! Сальце - это прекрасно!!! Но пива хоца...

Перелетаем на «Северный». Заруливаем, выключаемся. Все. Командировка началась.

19 марта 2005 года
День первый. Как не странно, но голова не болит. Что мне нравится в Моздоке, так это вода и местные пироги с черемшой или сыром. Вкуснявая вещь!
Принялись нормально, меняли сибиряков (вроде бы, уже не помню). Ввели в курс дела, что, где, сколько. Где сейчас можно, а куда лучше соваться без надобности не стоит. Все как обычно. Что напрягло, так это то, что РП из Моздока. А ему, как всегда, некогда. У них там все заняты судами за боевые, пайковые и прочая. Поэтому в ближайшее время он собирается к себе, ну а я, как самый незанятый, с легкой руки Вась-Вася должен еще и руководить. Как итог - я один в четырех лицах: штурман, РП, оперативный и замполит. Начало складывается «удачно».
Решил проверить карты всех праваков. Они все по первой ходке, избалованы либеральными порядками у себя в Краснодаре, так что обязательно что-нибудь не сделали. Подхожу к столу в «камере» для восьмерышников (для пилотов на Ми-8):
- Так, праваки, все полетные карты, включая карты запасных, мне на проверочку.
- Нафига? - спросил один, - у нас уже проверяли. - Остальные «молодые леДчики» согласно загалдели.
- Леха, ну его, мы же уже контроль прошли, нахера опять что-то проверять?
От такой борзоты я секунд на восемь онемел. Мало того, что неписаные правила авиации херятся на корню. Не знаю у кого как, а у нас в полку всех, кто старше на 5 лет, называют по отчеству, (можно без имени и на ты, но это уже определяется интуитивно) или по званию и на вы. Надо сказать, что мы в своей среде без всяких обид относимся к таким порядкам. Во-первых, молодежь привыкает к соблюдению (пусть несколько и формально) иерархии, ну и вообще, ритуал продвижения от «правака» до «командира» никто не отменял. Судя по тому, что пауза в моем ответе затягивалась, а морда лица становилась по цвету схожа с ташкентским помидором, молоДежь поняла, что сделала что-то не то. У самых шустрых проснулся инстинкт самосохранения, и они потихоничку начали скользить в сторону выхода.
- Мля-я-ть!!!! Я не понял! - далее по тексту народный русский фольклор, сопровождающийся характерными для раненого медведя воплями. Поглазеть на мероприятие по проверке штурманской готовности к полетам в зоне БД прискакали даже технари со стоянки. По всей видимости, мой голос был слышен даже в районе Ханкалы. Вась-Вась заглянул, оценив обстановку взглядом умудренного жизнью и ничему не удивляющегося кота, буркнул: «Занимайтесь, но чуточку потише» - и ушел. Вдохновленный одобрением старшОго я продолжил занятие по проверке готовности в штурманском отношении в комплексе с «политико-воспитательной работой» (блин, не пропадать же навыкам по занимаемой должности).
- Леха, так их! Потопчи, а то совсем обнаглели. Нас уже ни в х@й не ставят - вставил с довольной улыбкой Игорь К.- А вы, молодежь, впитывайте, это вам не Краснодар, вот сошлют в Ростов на перевоспитание, попомните!
Праваки с обреченным видом стали шуровать в своих портфелях и стопочкой складывать карты возле меня.
Развернул первую «двушку». «Ё-ё-ё-ё-ё-ёё... Да, шок - это по-нашему». Половина площадок не обозначена, ЛЭП цветом не «подняты», МБВ (минимальные безопасные высоты - КБ) не обозначены, основные маршруты не оформлены!!!
- Военный, вы как летать собрались? По этой копии с пачки "Беломора"?
В ответ обиженное сопение. Стал объяснять, чем все это может закончиться при такой навигации, особенно при перенацеливании, смене задачи и всяким бякам, которые обычно сваливаются неожиданно, заставляя командира громко материться, а правака «терять сознание».
- У остальных так же?
-Угу...
- Ну, что ж, военные. Будем постигать учение путем «различных половых извращений методом глубокого проникновения сразу в мозг». Берем мои карты, сборники и приводим все в соответствие. Срок - до 19.00, понятно?
- Понятно...
Командиры, довольно улыбаясь, выходят покурить. С ними намыливаюсь и я. Заходим в курилку.
- Мужики, блин, кто их готовил? Это же полная порнография. Вы ж зубры, понимаете, что к чему. Вспомните, как нас драли праваками. Ставили в позу бегущего египтянина, и как грязных гавайских поросят, пока мозги плавиться не начинали.
- Да всем миром и готовили. Ты же видишь, штурмана звеньев сами год как из училища, старлеев только получили. Штурман эскадрильи увольняется, не самим же карты рисовать...
- Но это же п...ец! Половины площадок нет, ЛЭП не обозначены, это ж азы! Завтра летать начнете, и куда они вас заведут? Понятно, что основные площадки вы знаете сами, а «Фома», он же тоже командиром первый раз, и что будет делать? Постоянно ведомым летать?
Замолчали, задымили...

20 марта 2005г.
Начинаем летать. Я пока остаюсь на земле вместе с Вась-Васей. Праваки все же толковые. Немного борзость убрать, и пойдет нормально. Все сделали, еще раз проверил, объяснил, где какие «засады» можно словить, и дал добро. Понеслась...

21 марта2005 года
Сегодня РП сваливает в Моздок. С завтрашнего дня еще и руководить придется. День прошел нормально. Никто не заблудился, никого не забыли и не потеряли. Погода начинает портиться.

22 марта 2005 года. 08ч30мин
Погода средняя, нижний край (облачности - КБ) 200 метров, 10 баллов. Иду на «вышку», наши пробуются. На душе мерзко. Непонятно почему, но мерзко. Проба закончилась. Вышел, задумчиво смотрю на Терский хребет, с которого потихоньку скатывается туман. Вообще, это зрелище мне никогда не надоедает. Есть что-то завораживающее в том, как туман начинает переваливать через хребет и заполнять долину. Волны серой ваты медленно сползают вниз и растекаются по всей равнине... Может, сегодня летать не будем?...
- Алексей, ты чем сейчас занимаешься? - вопрос Вась-Вася выводит меня из задумчивого созерцания метеообразования.
- Да вот, пробу закончили, сейчас чай иду пить.
- Отлично. Чай потом попьешь. Иди на постановку задачи, посмотри маршрут. На 11 часов вылет пары. Ведущим пойдет Ф. я с Игорем К ведомым, ты с Ф. слетаешь, проверь Сашу Ш. (правак у Фомы).
- Хорошо. А что случилось?
- Да по сводке «индейцев» каких-то видели с оружием. ВПШГ (воздушная поисково-штурмовая группа - КБ) приедет к 10 часам. Давай иди в домик.
- Ну вот, попил чаю... Беру «Айком» и топаю к себе.
Постановка задачи. Вась-Вась зачитывает на магнитофон «молитву», уточняются частоты радиосвязи, интервал и дистанцию в паре, порядок взаимодействия. Маршрут полета примерно был следующий: Северный - Ханкала - Ст.Атаги по предгорью на Рошни-Чу - Ачхой-Мартан -Нестеровская - Самашки - Алхан-Кала - Октябрьское - Северный.
- Вопросы есть? Постановка задачи закончена, выключить магнитофон.

Захожу в «камеру», беру чистое белье, мыло, полотенце. Мужики молча с нескрываемым удивлением на меня смотрят.
- Леха, ты чего, не летишь?
- Да нет, лечу...
- А чего мыться собрался перед вылетом, сдурел что ли?
-...

Подхожу к борту и наблюдаю следующую картину. «Спецы» из ВПШГ, приехавшие на аэродром, фотографируются у борта. По телу как будто разряд электротока пробежал. Вспомнилась провожающая со слезами меня жена, мытье под душем перед вылетом . Подхожу к ним.
- Ребята, какого ... перед вылетом фоткаетесь? Заканчивайте этот бедлам, примета плохая. Борттехник увидит - бурчать весь полет будет.
- Да ладно, командир, мы в приметы не верим.
- Ну-ну...

Подходят «Фома» с праваком. Я уже в грузовой кабине вместе с «спецами». Рассаживаются по чашкам. «Фома»:
- Блин, я ЗШ забыл, надо забрать. Саня, сгоняй.
Правак выпрыгивает из чашки мчится в домик. Под сердцем начинает покалывать. Смотрю на борттехника.
- Писец... осталось только зеркало разбить, - говорит В. (бортовой техник)
Прибегает Саня. Начинаем запускаться. В. жмет кнопку запуска, эффект ноль. Прокрутка, второй раз. Эффект тот же. Отрубается АИ-9 (двигатель для питания сжатым воздухом системы запуска вертолета - КБ). «БЛЯ-Я-Я.... Это точно писец... такого не бывает....». Подъезжает АПА, опять запускаем АИшку. Третий раз запуск. Выхлоп, и движок нехотя запускается, винты медленно начинают движение. Во всем сквозит какая-то обреченность, как будто машина что-то чувствует и пытается нас предупредить... Малый газ. Вводим коррекцию, включаем потребители, я сажусь за пулемет. В. трогает меня за плечо:
- Алексей, сядь вместо Сашки, пусть он за пулеметом «порулит». Что-то мне неспокойно.
- Да ладно, пусть летит. Посчитай народ в грузовой. - В. открывает дверь в грузовую, с минуту считает, перечитывает, опять пересчитывает.
- Ну?!...
- С нами 13 человек.... Нам пиз...ц.

P.S. 22 марта 2005 года в районе н.п. Октябрьский потерпел катастрофу вертолет Ми-8МТВ ВВ МВД РФ. Погибли 2 человека... А вы говорите, приметы...

Диду

Хочу рассказать о человеке, который смело может претендовать на высокое звание «Дедушка русской авиации» - Чернышове Сергее Ивановиче, в кругу однополчан (и не только) более известном как «Диду».
Моя первая встреча с ним произошла в ноябре 2002 года. Будучи капитаном, я только-только уволился из полка МО (Космодром «Плесецк») и призвался вновь в авиационный полк ВВ МВД в Ростове-на-Дону.
Знакомство с новыми сослуживцами началось бурно. Мужики готовились в очередной «замес» на посмотреть, чем там занимаются «гордые нохчи». Поэтому в эскадрильском домике творился полный бедлам. Технари передавали борта, заполняли формуляры, списывали керосин. Летчики подбивали летные книжки, дооформляли карты, рабочие тетради, сборники. И все вместе в промежутках между «задолбала писанина!» и «пойдем покурим, что ли...» таскали со склада всякий скарб, как-то разгрузки, спальники и прочую хрень. На их фоне я смотрелся абсолютным бездельником, чем незамедлительно воспользовался наш начальник штаба Марков Андрей Владимирович, личность весьма примечательная и заслуживающая отдельного повествования. Дабы я не скучал, он выделил мне фронт работ, касающихся тех, кто остается на базе, а сам как НШ убывающей группировки занялся своим направлением деятельности.
Взяв кучу журналов, графиков и остального нужного в «обеспечении службы войск» хлама, я занял свободное местечко в летном классе и создал видимость работы.
Иваныч обозначился с воплем: «Валера, что за херня! Почему я таскаю нужное нам барахло, а ты сидишь и рисуешь всякую лабуду?» Валера - это мой товарищ, которому, собственно, я и обязан своему появлению в полку. Именно он перетащил меня с «северных помоек к южным воротам Кавказа», и в экипаже Чернышова он шел праваком.
Узрев меня, выделяющегося на фоне летных комбезов своей синей повседневкой как буденовец среди белогвардейцев, тут же пробурчал: «О, а это кто еще такой? Блин, стоит выйти из отпуска, как обязательно увидишь новое ебл...ще». Недобро зыркнув из под бровей на Валерку, Иваныч вышел из класса.
- Валера, это что за старпер такой?
- О-о-о!!! Это наш «Диду»! Ты его еще узнаешь... - сказал товарищ и выскользнул вслед за Чернышовым.
«Хм... Диду... Придумают же погоняло...», я вновь склонился над журналами. И действительно, позже я очень хорошо его узнал, и было за что сказать ему спасибо. Но продолжим. Иваныч произвел на меня крайне неприятное впечетление. Этакий мужлан с усами и в непонятного цвета затасканной кепке. Больше всего мне не понравилась его «грубость» в отношении меня. Это потом я понял, что это его обычная манера поведения, и перестал обращать внимание на его вечное ворчание.
По всей видимости, «Диду» услышал, что его обозвал «старпером» какой-то капитан с шевроном «войск Джедаев» (как я уже говорил, пришел я из авиации космических войск), и ему, наверное, это не понравилось еще больше, потому что до самого убытия мы не общались.

Во всей «красе» Иваныча я узнал в 2004 году, когда мы ушли в «замес». Экипаж сформировался следующим образом: Чернышов - я - Валера (мой товарищ). Валера уже второй год вывозился на командира, и в командировке должен был «понабирать допусков». Иваныч за инструктора, ну а я правачиной. Получается один правак на два командира. Надо сказать, что полетали мы тогда плодотворно. Нечего скрывать, что таких полетов я еще не видел. Пару раз меня выручала только Валеркина GPSка, особенно, когда пришлось ловить «индейцев» за Тереком в сторону Элисты. Бли-и-ин... В тех песках дивизию спрятать можно, хрен найдешь! А мы искали какую-то «белую Ниву» (это как всегда в разведсводках!)... Пару-тройку виражей с креном 45 - и все! Привода не берут, погода мерзкая, где там эти Червленые Буруны, Кумли или Песчаный!?..., единственно знаешь, что где-то с генеральным курсом 180 должен быть Терек... Вот тогда Иваныч мне и припомнил все... Никогда еще правачиной я так не потел. И все равно блуданул малеха. Подзатыльников (моральных, конечно) получил потом от Иваныча. Но и науку тоже взял. Летает Чернышов как Бог! Даже спящим. Позже, на празднование 15-летия части, я готовил сопровождение маленького авиа-шоу (комментарии для зрителей), а летал Чернышов. Так вот, некоторые данные: общий налет 6800 часов (это на 2005 год), участвовал : Афганистан, Карабах, Приднестровье, ликвидация Чернобыльской катастрофы, Чечня, естественно, награжден Красной Звездой, Орденами Мужества, За военные заслуги, «отважными» медалями, ЗБЗ и пр.!... Допуска имеет все, какие можно. Сам командир полка в Афгане у него еще праваком летал. Общая выслуга 54 года при возрасте 46 лет. Вот такой оказался наш «Диду»...

И еще одна зарисовочка.
Ханкала, ноябрь 2004 года.
Командировка подходила к своему логическому завершению. Все уже были на нервах, и погодка способствовала обострению межличностных отношений своей мерзкой сущностью. Туман, морось, сырость. Пить уже не хотелось. После смены - дежурная стопка и в тряпки, хрючить. Все уже задолобало и хотелось одного - домой.
Вторую половину дня мы возили «фиников» по площадкам по их «особо важным делам». В Ханкале они должны были забрать документы, и мы перепрыгиваем на Северный в «родные пенаты». Но есть такая национальная индейская изба, «Фиг Вам» называется. Северный закрыло туманом, и мы выключаемся на перроне в Ханкале. Топаем в палатку перронщика вместе с 24шниками - нашей «крышей». Пристраиваемся кто где. Минут через 15 в палатку забегают бойкие девчонки - финики.
- Мальчики, мы все, можем лететь!
- Не могем. Туман...
Вова Безверхний (командир Ми-24) затягивает: «Туман, туман, седая пелена...»
- Но тут же рядом!. Чик и все.
- Девочки, расслабьтесь. Сейчас добро дадут и полетим. - говорит Валера.
Иваныч, сидевший за столом, подскакивает с места и галантно бурчит:
- Барышни, да вы присаживайтесь пока, чайку попьем. Алексей, ты где?! Быстренько организуй чаю девочкам!
Нехотя встаю с кровати, выхожу в «зал».
- Иваныч, чего бузишь...И где перронщик, я что ли по его загашникам шарить буду?
- Поговори мне еще, иди давай, занимайся!
Сопя под нос что-то вроде «...распушил тут хвост на старости лет», выхожу на улицу. Перронщик - Витя Кондыбаров (личность тоже примечательная, о нем как-нибудь позже) чистит картошку на ужин.
- ВиктОр, где у тебя причиндалы для чайной церемонии? «Старый» раздухарился, фиников кадрит.
- О! Я сам все сделаю. Лех, дочисти пока картофан.
- Угу...
Витек телепортируется в палатку. Я сажусь на его место. Минут через 10 заканчиваю и захожу обратно. А та-а-ам.... «Дым коромыслом»! «Старый» соревнуется с Вовой в остроумии, девченки хохочут, полная идиллия.
- Мальчики, когда же мы полетим?
Иваныч находит меня взглядом.
- Алексей, прозвони на КП, узнай, что там. А то время уже 17 часов, скоро ночь, придется на Моздок на эшелоне идти.
- У-у-у... мы не хотим в Моздок - расстраиваются девушки.
Молча встаю иду к телефону. Шоу самых обаятельных пилотов продолжается. Минут 15 дозваниваюсь, пытаясь выбить «добро». Получилось. «Северный» открывают под нас на 30 минут.
- Мальчики, вы все такие замечательные, давайте хоть познакомимся. Как вас зовут?
- Меня Владимир.- Это Вова Безверхний.
- Я Валера.
- Витя.
Встает «Старый» и самым елейным голосом, чуть смущаясь:
- А я Сережа...
Через секунды две мертвой тишины в палатке раздается мое с Валеркой дикое ржание. Потом подключаются все. Иваныч густо краснеет, и бурча под нос: «Хватит рассиживаться, пошли запускаться» выходит наружу. Мы с Валерой, продолжая ржать, выходим следом. Запускаемся, выруливаем. Валерку Дед выгнал в грузовую, а меня все 5 минут лета до Северного драл за некачественную подготовку к полетам. Дежурную рюмку он с нами в этот день пить не стал...

P.S. Подполковник Чернышов Сергей Иванович сейчас на пенсии... Иваныч, спасибо тебе за науку, здоровья тебе побольше. Я тебя не забыл!

Посольские истории или дети дипломатов и шпионов -2

Получи негр папайю...
(Внимание: никакого национализма и шовинизма, а лишь шалости ублюдков-тинейджеров, страдающих от скуки).

Как-то на весенних каникулах я и трое моих одноклассников: Миха Носов и два брата Пантелеевых маялись ерундой в беседке под раскидистым деревом Манго. Рядом бегали мой брат Колька со своей подругой Варварой, пытаясь схватить за хвост огромную саламандру. Судя по ее бешенным глазам, завещание своим близким она оставить так и не успела. Мы тупо смотрели на это сафари и ломали голову, чем бы заняться. Большинство взрослых было на работе, а кто был выходным откисали в квартирах под кондеями. И тут я заметил, как в глазах Михи появился какой-то интерес. Взор был направлен куда-то в сторону теннисного корта. Его взгляд стратега нас заинтриговал, и мы медленно повернули головы. В районе спортивного сооружения, медленно, с видом угнетенного плантаторами раба, поливал клумбы Кекут (чернокожий рабочий из местных, т.е. вольнонаемный). За долгие годы работы в советском посольстве он понимал по-русски, но практически не говорил. Кроме него в нашей колонии на службе состояли еще два кадра: Мамаду и Дохандо, но Кекут был старше их по возрасту и по должности, к тому же очень любил детей (в хорошем смысле этого слова). Короче, был довольно приветливым мужиком.
- Есть идея! - сказал Миха и встал, - Пошли.
- Чё удумал? - спросили мы хором.
- Над Кекутом поприкалываемся.
- Вот делать больше нех#я, лучше мы домой пойдем, - промямлили братья и удалились в подъезд.
- А ты, Саня, пойдешь? - спросил меня Носов.
- Да мне за братом присмотреть надо, - ответил я, - Ты иди, а я отсюда поглазею.
- Ну-у-у, как хочешь, - обиженно ответил Миха и отправился искать приключения на жопу, но, к моему сожалению, не на свою.
В это время я увидел, как домой на обед вернулся отец. Я позвал брата и медленно двинулся домой. Краем глаза я заметил Миху и понял, что он придумал. «Ой, дурак. Оригинал, б#я!» - подумал я. Носов, забежав за угол, передавил шланг. Кекут, естественно, поднес его к уху. Миха отпустил и бегом домой - струя воды садовнику в лицо. Негр заорал, оглядел территорию взглядом раненного быка, ударил «копытом» и, отломив на ходу ветку от какой-то пальмы, помчался на меня. Я на всякий случай посмотрел назад. Кроме парочки павлинов, прогуливающихся по территории посольства, никого не было. В этот же момент я почувствовал очень сильный удар по заднице.
- Б#я, Кекут, ты о@уел!!! - взвыл я.
- Плёхо, плёхо...!!! - верещал садовник и еще раз залепил мне по пятой точке.
Я отбежал от него на несколько метров, рефлекторно сорвал зеленную папайю, размером с хороший мандарин и, не целясь, запустил в противника. Снаряд достиг цели. Недозревший тропический фрукт угодил обидчику прямо в левый глаз.
А-А-А-А!!!!! - взревел садовник, вырвал с корнем из земли небольшую пальму диаметром сантиметров десять, и со скоростью арабского скакуна, направился в мою сторону.
- Пи#дец! Трепанация черепа минимум! - успел подумать я и рванул спасать свое здоровье. Заходя на третий круг вокруг жилого корпуса, я сбил с ног, шедшего на обед, субтильного консула дядю Сережу, а Кекут снес зеркало заднего вида у автомашины первого советника посла. Силы меня покидали, и я понял, что пора завершать марафон. Садовник же был настроен похоронить меня в том месте, где догонит. Я пулей влетел на третий этаж, закрылся на замок и затихарился в своей комнате. Через несколько секунд в дверь позвонили.
Из коридора доносился разгневанный голос Кекута.
- Александр, иди сюда! - строго позвал меня отец.
Я вышел в коридор, на всякий случай, держа за спиной отцовскую клюшку для гольфа. Увидев меня, «мишень для папайи» отчаянно замахал руками, показывая отцу свой глаз.
- Объясни, что произошло, и зачем ты обидел Кекута?
Я объяснил.
- Извинись и пожми ему руку?
- Не буду..., - обиделся я.
- Саня, не выводи меня, - еще строже попросил отец.
- Извини, Кекут, - сказал я и протянул руку. Отец перевел. Садовник замолчал, утвердительно качнул головой с уже заплывшим глазом и пожал мне руку.
- Иди в свою комнату, потом поговорим, - сказал мне отец и вежливо предложил пройти рабочему на кухню. Там он налил ему стаканчик русской водки и угостил холодненькими малосольными огурчиками, которые для них считаются деликатесом, т.к. они их пожирают в естественном виде. Кроме того, для них считается большой честью побывать в доме у белого человека, а уж принять от него в дар рюмку спиртного или какой другой подарок, это все равно, что поцеловать Всевышнего в пятую точку.
Через полчаса хмельной и довольный, с целой банкой малосольных огурцов, Кекут отправился заниматься своими прямыми обязанностями. Отец зашел ко мне в комнату и крепким партийным словом пристыдил меня, объяснив, что мы находимся в чужой стране, обычаи и порядки которой надо уважать. С тех пор мы с Кекутом сдружились, и он без злобы называл меня «grant bandit», а младшего Кольку, соответственно, «piti bandit».
PS: Вечером Миха Носов за клубом отхватил от меня нормальных пи#дюлей.

Подонки и «Шурики» - счет 3:2

В посольском клубе фильмы показывали каждый день, кроме четверга. По субботам старались показывать наиболее интересные и востребованные советские ленты, т.к. приезжали наши военпреды, базировавшиеся в 30 км. от столицы, врачи и деятели искусств из Советского культурного центра.
В тот субботний вечер в клубе крутили «Москва слезам не верит». Естественно, женщины восхищаются игрой актрис в исполнении Муравьевой и Алентовой, а мужчины отрываются в «Бунгало» с пивом и виски. Дети предоставлены сами себе. А хули взрослым переживать, куда мы на#уй с подводной лодки.
Шесть подонков-одноклассников, в том числе и автор этих строк, сидели за теннисным кортом на крыше трансформаторной будки и играли в карты. За забором на сопредельной стороне шесть таких же оболтусов, но местных, на самодельном поле играли в футбол. Неожиданно мяч залетает на нашу территорию. С ними была договоренность. Когда наш волейбольный мяч залетает к ним - они нам его возвращают, а когда их, то мы.
Я взял мяч и со всей силы красиво зафигачил его в дальнюю часть поля. «Шурики» (так мы за глаза называли всех местных) заулюлюкали и жестами приглашали сыграть. Мы разводили руками и отнекивались. Дело в том, что выход за территорию посольства детям без сопровождения взрослых был категорически запрещен. Санкции обещались такие, что пытки инквизиции показались бы тайским массажем.
Но «Шурики» не унимались и дошли до того, что стали показывать нам жопы и другие непристойные для советского пионера органы и жесты.
- Вот, суки! - прошипел Вова Силин, сын главного инженера посольства.
- А может перелезем и дадим пи@ды, - задумчиво предложил Олег Фолин, отпрыск резидента ГРУ.
- Ды ты чё!!! - всполошились мы, - Взрослые узнают - умрем сразу и жуткой смертью.
- Да ладно, пацаны, - продолжал убеждать Олег, - Перемахнем, дадим в лоб и быстро вдоль забора до ворот, а там с «копами» договоримся.
- А давай! - бодро согласились мы и резво с крыши перемахнули через забор.
«Шурики» заткнулись, но продолжали улыбаться добродушными улыбками. Без разговора Олег подошел к более рослому наглецу и со словами: «Чё, б#ядь, в рабство захотел» засадил тому в бубен. Противник упал на пятую точку. Повисла гнетущая тишина. Я взял мяч и стал отбивать им «чечётку».
- Пацаны, а может сыгранём с ними в футбол? - вдруг сказал Денис Ларионов и обратился к ним по-французски. «Шурики» утвердительно закачали головами, даже тот, что сидел на земле.
- Только не долго, - подытожил я, - До первого гола.
И понеслась душа в рай. Сезон открыт. За игрой не заметили, как в нашу сторону неслись до боли знакомые лица наших советских граждан из посольства. Первыми их заметили «Шурики» и кинулись в рассыпную. Мы были пленены и возвращены пинками и матюгами в родное стойло. Матери не заметили попытки их детей уйти «за кордон», т.к. были увлечены судьбой двух лимитчиц. Зато отцы, все партийные, очень оскорбились и загнали всех по домам.
Дома отец отвесил подзатыльник и спросил: «Какой счет?».
- Три - два, в нашу пользу, - шмыгнул я носом.
- Если бы проиграли, то убил бы. Иди спать.
С корешами дело обстояло хуже. На следующий день рано утром мы собрались в нашей беседке. У Олега левое ухо имело нездоровый цвет. Вова и Денис стоя рассказывали об экзекуциях. Двое других в воскресенье на улице вообще не появились.
Но это были цветочки по сравнению с тем, что пришлось пережить взрослым. Через много лет отец рассказал мне о том случае:
«Сидим с мужиками в «Бунгало», расслабляемся. К нам еще наши летуны из ВВС присоединились. Лафа. Главное никто не мешает - женщины-то мелодраму смотрят. Вдруг прибегает дежурный комендант (пограничник - прим. авт.) и объявляет, что наши доблестные пионеры в количестве 6 штук на сопредельной территории меряются членами с «шуриками». После этих слов офицер безопасности подавился соленным арахисом - он себя уже представлял через 24 часа в Союзе. Вскочили мы, закинули копыта за рога и за вами. Дальше ты знаешь. На следующий день посол собрал экстренное совещание. А «Папу» (посла) ты помнишь. Суровый мужик был.
Для начала вставил пи#дюлей отцам детей, но так... не сильно. Потом переключился на офицера безопасности дядю Ваню, которого долго камасутрил на своем члене. Конструктивно «беседовал» с директором школы, которая не может наладить внеклассную работу с детьми. Главному инженеру вставил пистон за то, что до сих пор не отремонтировал для детей игровую и бильярдную комнаты. Начальнику гаража приказал в 2-х дневный срок отремонтировать автобус для вывоза детей на экскурсии в город и за город. Очень сильно влетело доктору Мавзону. Его «Папа» обвинил в сбыте лекарственных препаратов местным колдунам и х@явалянии.
- А я таки при чем? - удивился «Пилюлькин».
- А при том, - взревел посол, - Я, когда наших беспризорников за территорией увидел, то у меня сердце чуть из ширинки не вылетело. Я в аптечку за волокардином, а там бинт и дохлый мотылек без крыльев.
Так что вас, футболистов, сам «Папа» спалил. Так-то вот».
Какие же мы были дураки. Думали, что себе хуже делаем, а на самом деле взрослым. А ведь нас толком никто никогда не наказывал. Так... для профилактики. Понимали, что мы постоянно, как зэка, за забором.

КАК ПРЕДЪЯВЛЯЮТ В КОЛХОЗЕ ОБВИНЕНИЕ

Это был случай, впервые показавший автору сих строк всю зыбкость грани между жизнью и небытием.
Год 1975-й. Семипалатинская область. Новая Шульба. Крохотный районный центр.
Там у нас все было по-домашнему. Паслись гуси во дворе отделения милиции, разместившегося в бывшей барской конюшне. Густой аромат наваристого борща доносился из бухгалтерии, совмещенной с отделом кадров и секретариатом: кассирша Ниночка подрабатывала поварихой, наливая каждому всего за 15 копеек тарелку с «горкой» и добавкой.
И Садовский, лучший колхозный тракторист, страдавший запойным пьянством, как-то буднично, по-семейному, учинил кровавую свою разборку с сожительницей Лизой Полуэктовой.
То, что погуливала она с начальником машино-тракторной мастерской Арнольдом Гейнцем, ни для кого в деревне секретом не было.
Но и Арнольд Генрихович на загулы Паши Садовского смотрел сквозь пальцы. С них-то, точнее - без них, у Полуэктовой все проблемы и пошли. Напившись, Паша обычно отсыпался. А тут сожительницу во дворе поймал, правую руку к колоде придавил и отрубил наискось половину ладони.
Не только юристам, но и всему мужскому населению Новой Шульбы дело казалось абсолютно понятным: догулялась Лизка до самой до беды. Но и Пашка тоже хорош. Нет бы навешать, как положено, «крендюлей». А он сразу за топор. Непорядок!
Садовский участковому Гришунину сдался сам. Стянул вначале обрубок вожжами, чтобы лишившаяся чувств Полуэктова кровью не истекла. Нашел в кладовке «Московскую», припрятанную запасливой сожительницей к майским праздникам. Опустошил ее из горла и пошел к лейтенанту с повинной.
Гришунин привез задержанного в мотоциклетной коляске:
- Принимайте Анику-воина, обрабатывайте!
А чего тут было обрабатывать? Полная, можно сказать, очевидность. Дежурная рутина. Полуэктову в больнице допросил и на медицинское освидетельствование в Семипалатинск отправил. Хотя и так было понятно: тяжкие телесные со стойкой утратой трудоспособности.
Садовский ничего не отрицал и повторял монотонно:
- Моя вина. И она, блярва, виноватая.
Окровавленный топор, по уму, надо было криминалистам в областной центр тоже отвезти. Но - конец первого квартала! Итоги по направленным в суд делам требуется подбить. Прокурор каждый день поторапливает:
- Давай, давай, получай справку о прежних судимостях, предъявляй обвинение по части второй статьи девяносто третьей, а я заключение и без твоей экспертизы подпишу.
Да и Нариман Окапович, начальник райотдела, над душой стоит:
- У нас тут по раскрытию тяжких - недобор, понимаш! Чего тут еще выяснять, понимаш? Все понятно, пиши быстрей! С судьей, понимаш, я уже договорился.
Сижу, пишу.
Кабинет у меня был угловой, самый дальний. За окном полураспахнутым, незарешеченным, сходит последний снег, пробивается нежная травка на взгорке, темная ленточка леса тянется по берегу Иртыша.
На самой окраине села расположен наш райотдел, тихий и сонный. И район Новошульбинский весь такой маленький, смирный, для начальства областного незаметный, в плане карьеры милицейской абсолютно бесперспективный.
- ...Обвиняется в том, что будучи ранее судимым, находясь в нетрезвом состоянии, на почве личных неприязненных отношений, 17 апреля...
Отрываюсь от клавиш трескучей как пулемет машинки. Бросаю взгляд на подследственного. И - цепенею! Садовский уже не обвисает на стуле, согбенный и безучастный. Бесшумно распрямился во весь свой двухметровый рост, занес надо мной тот самый топор, что поленился я, сачок эдакий, отправить на биохимическую и трассологическую экспертизы. И так беспечно прислонил к тумбе казенного стола между собой и арестованным.
Еще мгновение и хрястнет теменная кость, распадется череп на половинки. Такое уже было по делу Супонина. Или - в драке между бородулихинскими и шульбинскими? Нет, точно, это Супонин по пьяной лавочке развалил надвое башку Заикину.
- Блин, заляпает сейчас мозгами, дело, как его потом прокурору нести! - бьет в виски еще одна дурацкая мысль.
Понимаю, что сейчас меня зарубят, сейчас меня не станет. Понимаю, но в свои неполные 23 года совершенно не верю этому. Надо бы отшатнуться, попробовать отшвырнуть от себя стол или массивный «Ундервуд», загородиться хоть чем-то... Или, хотя бы, сделать блок левой рукой - она к топору ближе. Под углом к его руке и обязательно не под лезвие. С одновременным шагом вперед, подныриванием и «ослаблением противника путем удара пяткой либо носком сапога в голеностоп или коленную область».
Только, какая тут, на хрен, «коленная область»! Мои ноги, ставшие вмиг ватными, застряли между канцелярскими тумбами. И потом, от взлетевшего топора, как от опускающегося лома - нет приема!
А Паша свое дело знает. Паша рубит наверняка. С одного замаха. Особенно, когда озвереет. А с чего это он тогда озверел? Напившись, всегда мирно спит. А тут Полуэктова разбудила, потребовала сапоги грязью заляпанные снять, раздеться. Он ей:
- Ты лучше Гейнца своего раздевай!
Она, дура:
- Да уж лучше культурного человека, чем такую как ты пьянь.
Паша догнал ее во дворе. Поволок в избу. Лизка рванулась в сторону, закричала. Паша от сопротивления, по его собственному выражению, стал звереть. Точно, «от ее криков и сопротивления я как будто озверел, голова стала мутная...».
Отшатнусь я сейчас, подам голос. И зверь этот самый в моем смирном обвиняемом окончательно возьмет верх.
Стараюсь не двигаться. Приказываю рукам не заслонять беззащитной головы.
- Хорошо, Паш, что ты вещдок этот с дороги убрал. Поставь-ка топор вон к той стенке.
И - утыкаюсь носом в машинку. Какая же она старая и замызганная! Сто раз себе говорил, надо почистить. Когда теперь успею?
Прровшшыдсьт... Господи, чего это я печатаю в постановлении о предъявлении обвинения? Такой важный документ в деле! Как я его завтра Кравченко понесу? Прокурор у нас хотя и слабо пьющий, зато крепко придирчивый. Заставит все переделывать. А то и на ДС направит.
Как же громко клацают клавиши! Но слышу все. Вот под низеньким окном победно загоготал гусак Вася. Сволочная птица! Мужиковского, старшего и единственного на район опера БХСС не трогает. Толика Тарасенко, добродушного нашего сыскаря, обожающего жареную гусятинку, боится. Даже сержанта Шалыгина, периодически разгоняющего в разные стороны стаю своим мотоциклом «Урал», предпочитает огибать стороной. А меня постоянно щиплет за лампасы. Портит казенное имущество. Не уважает следствие ни с какой, блин, стороны...
Ллулкшшарыз... Странно, но я все еще попадаю в какие-то буквы, все еще слышу чириканье воробьев за окном. Садовский, наверное, тоже их слышит. И, возможно, оглядывается на ленточный бор вдали. Он успеет туда добежать без проблем. Дежурная часть - в другом конце конюшни. Зато Мужиковский - через глинобитную перегородку. Но какой борец с хищениями социалистической собственности после обеда будет сидеть в кабинете? Наверняка, опять угощается на халяву в райпо. Или пытается обхватить необъятное, свою давнюю любовницу Дору Дормидонтовну из сельмага. У них это называется «контрольная закупка с выездом на место». Интересно, до какого такого места могучей Доры Дормидонтовны этот ненасытный Мужиковский уже доехал? И как он вообще ЭТО может! Коммунист, женатый человек, офицер.... Да чтобы я от своей Танечки, да на левую сторону!
Господи, как много и как стремительно копится всякого хлама в «шкафу», который сейчас будут разбивать вдребезги! Но почему он не бьет? И почему заскрипел стул напротив? Я смотрю на Садовского. Он с каким-то диковатым изумлением смотрит на меня. И уже сидит. Топор прислонил к стенке, как я и попросил.
Стараясь не суетиться, очень неторопливо беру вещдок, медленно запираю его в железный ящик, напоминающий сундук, ключ от висячего замка заталкиваю поглубже в галифе, делаю долгую паузу и только потом зову по внутреннему телефону дежурного по райотделу. Боже, как же Яшка Шалыгин бесконечно долго топает по коридору!
Но вот Садовского уводят. Студеная колодезная водица льется за воротник, попадает на китель, на погоны. Зубы стучат о горлышко мутноватого, давно не мытого графина. Нет приятней в мире посуды! Нет вкуснее в жизни воды! Водку, жаль, пока пить не научился. Ох, и вмазал бы сейчас! А может и хорошо, что трезвый. Сроки ведь поджимают. Квартал кончается. Дело прокурор ждет. Вот только справку о судимостях получу...
Через неделю пришла из Актюбинска копия приговора. 20 лет назад, в моем как раз возрасте, Садовский отрубил голову жене. И покалечил топором дочку. Приревновал дико, незаслуженно. Все время думал: трехлетняя Настенька не от него. Девочка осталась хромой, воспитывалась в детдоме, с отцом больше так никогда и не свиделась.
- Меня бы ты тоже, того... - спросил я Садовского перед самым судом.
- А х... его знает, - пожал он плечами, - Скорее всего. Свободы сильно захотелось. Но ты ведь не дернулся. Не пикнул даже. Все как-то не так у тебя получилось, начальник. Голову мне подставил. Я ж не зверюга какая. Вот если бы побежал, тогда точно...
Уже под конвоем, на выходе в судебный зал, Садовский обернулся, выдавил среднее между улыбкой и ухмылкой:
- Папирос принес бы, лейтенант! Как... подарок за подарок. И потом это... Жить будешь до-олго, пацан!
(C)
http://community.livejournal.com/ment_story/87190.html

Оловянный, стеклянный, деревянный

Если у вас чешется спина, позовите вестового. Вестовой притащит в вашу каюту жестяную ванну, наполнит ее теплой водой, умастит благовонной Оде Колонь и повесит на спинку стула чистый махровый халат. Вы сядете в этот микроброненосец с сигарой в зубах и отмокнете душой и членом. Так делали на старом буржуазном флоте. Как в качку вестовой выносил полную ванну, историки не пишут. Наверное, они боятся испортить эту пастораль грубой картиной выливания мыльной воды в иллюминатор.
Ведь иллюминатор на корабле должен быть идеально чист - это закон. Впрочем, закон гласит, что весь корабль и люди на нем должны быть безупречно чисты.
Итак, о помывке личного состава на кораблях и протирке иллюминаторов. Помывка личного состава - это устойчивое флотское выражение, внесенное даже в корабельный устав. Человек, который придумал «помывку», обязательно должен чесаться каждую минуту, когда на кораблях читают и цитируют внесенное им в главную книгу Флота это крайне филологофобское слово.
Впрочем, читающие его тоже чешутся, и не всегда из-за Устава - просто по природе своей. Человеку свойственно мыться. Даже в море и даже соленой морской водой, так как пресноводная баня случается на корабле всего раз в неделю. А если у корабля нет опреснителя воды, то моются на нем только водой забортной.
Вы знаете средство, которое пенится в морском рассоле? Я знал только одно - шампунь «Московский», который пропал с прилавков вместе с Советским Союзом. Как все советское, «Московский» отличался кондовой способностью применяться в любых условиях. Однажды, после Дня Нептуна, я отмывал им с себя мазут и понял, что ему по силам вспениться даже в керосине.
Но что делать, когда этого железного тюбика нет под рукой, а ты не борту японской рыболовной шхуны, на которой не найдешь доброго куска хозяйственного мыла? Конечно же, мыться. Мыться в любых условиях - даже в отсутствие пресной воды...
Однажды Владивостокский ученый попал в такую ситуацию. «Мару» было крайне маленьким и имело запас чистой воды только для камбуза. Наш ученый, приняв первый соленый душ, тут же начал чесаться. Проходя мимо кают-компании, он увидел стоящий на полочке здоровенный симпатичный флакон, на котором был нарисован иллюминатор с плещущимся в нем голубым морем. Решив, что, если он отольет немного этого шампуня для себя, то никто не заметит, морской биолог побежал в душ. После помывки его кожа скрипела и стала белее. Это радовало. Пугал лишь появившийся зуд в области зада, но и он скоро прошел. И так, отливая понемногу из красивого бутыля с иероглифами по чуть-чуть, наш ученый нес многодневную трудовую вахту в море, пока не стало совсем плохо: нежные участки кожи воспалились, грубые стали отчаянно шелушиться, а чесотка на голове случилась непереносимая. Не понимая, в чем дело, биолог взял остатки чудного японского шампуня и пошел в душ, чтобы отмыться основательнее обычного. Вылив на голову остатки жидкости, он начал втирать их в голову и вдруг услышал: «Нету-нету, не надо это исупорудзовать!»
Протерев глаза, ученый увидел японского рыбака, зашедшего в душ. Глаза японца были круглы и выпучены, как глаза глубоководного окуня, вытащенного на берег.
- Сейчас обвинит меня в краже, - вздохнул ученый. Но японец, взяв флакон в руки, провел по иероглифам пальцем и перевел их на русский - «Жидкость для протирки иллюминаторов».
- Ни турогай это - стекурянным станешь! - заботливо сказал матрос.