Было это очень давно. Ещё в те давние времена, когда от армии косить было стыдно, когда все сдавали нормы ГТО и в школе предмет "Начальная военная подготовка" изучался со всей серьёзностью.
Мне повезло, сию дисциплину у нас преподавал бравый капитан - бывший морской пехотинец. Весельчак и балагур, быстро ставший душой всех мальчишек-старшекласников и научивший нас всем премудростям, которые знать надлежит каждому молодому бойцу.
К службе я готовился серьёзно: АКМ разбирал и собирал с завязанными глазами, магазин снаряжал как жонглёр. Дегтярёв, Макаров и Стечкин, мне казалось, были моими лучшими друзьями. Физподготовке уделял серьёзное внимание. Сдавал всяческие "нормы", бегал, плавал, стрелял. В ДОСААФ закончил курс водителей грузовых машин и за неделю до призыва получил заветные "корочки". Жутко завидовал Вовке Уткину, который там же учился на локаторщика и при норме, кажется, 6 целей, мог следить за 12 - феномен эдакий...
Призвали меня, однако, в воинскую часть, где в моих способностях нужды особой не увидели, а сразу направили на ремонт крыши клуба- помогать дедам исполнявшим "дембельский аккорд" - работу, по завершению которой, была обещана немедленная отправка домой. Двое работали на крыше, а ещё трое делали широкие ступеньки - подход к постаменту, на котором был водружён бюст дедушки Ленина, и красили всё это сооружение...
Через пять дней дембеля отправились в родные места, а меня оставили при клубе. Честно говоря, поначалу я жутко расстроился и переживал, ведь совсем не так я представлял себе службу, а потом привык. Рисовал плакаты к праздникам, оформлял наглядную агитацию, "крутил" кино на разболтаных кинопроекторах, выдавал муз-инструменты из кладовки и.т.д...
К зиме крышу я наладил, благо, рубероида было вдоволь, и до весны она достояла без проблем, а вот с памятником конфуз получился немалый...
Постамент с бюстом, как и полагается, стоял на краю плаца. Часть моя была относительно небольшая, занималась ремонтами всяческой военной техники и по занятости своей ежедневной не уделяла строевой подготовке особого внимания. Только ближе к праздникам, в предверии парада топала по плацу "коробка", ведомая сорокалетним лейтенантом. В тот год впервые решили возлагать венки к подножию постамента. После первого же восхождения четырёх человек по ступенькам обнаружилось, что дембеля просто сложили доски стопками в виде ступенек и, разведя жиденько цемент, обмазали вениками и присыпали мелкой мраморной крошкой. Всё это выглядело очень монументально, только с другого края плаца...
Доски пришлось унести, а подкрасить памятник поручили мне. При ближайшем рассмотрении постамент оказался металлическим баком для воды. Даже два "уха" по бокам и краник позади оказались на своих местах. Правда, покрашен бак был на совесть. Сам бюст выглядел хуже. Привычные нам черты Вождя мирового пролетариата несколько смазались, хотя, нос гордо торчал еловой шишкой, а борода, похожая на старый валенок, была на своём месте. Я предположил, что это произошло в результате многочисленных реставраций, когда слои алебастра и цемента нагромождались кое-как неудачливыми умельцами. Пошкрябав чуток шпателем плосковатую лысину и странно выпирающий вперёд революционный лоб, я обнаружил множество трещин. Оказалось, что весь бюст в жутком состоянии. Пришлось обращаться в хозчасть, чтобы те достали хорошей шпатлёвки. Заполнил соответствующую заявку и стал ждать...
За три дня до праздника ещё никакой шпаклёвки мне не дали. Пришлось всё заделывать обыкновенным алебастром, а потом красить под бронзу. Вышло очень даже красиво.
Настал праздник. Весь личный состав в/ч выстроился на плацу в парадной форме. Командир произнёс замечательную речь. Наш самодеятельный оркестр выдувал какие-то звуки, смутно напоминавшие попурри из военных строевых маршей, но барабан и тарелки звучали вполне ритмично, что позволило "коробке" довольно стройно два раза обогнуть плац. Учитывая, что по такому случаю была вскрыта витрина на Посту N1 и вынесено Знамя части и оно гордо развевалось на лёгком ветру во главе "коробки", то зрелище было вполне подобающим случаю.
Настал момент возложения венков. Впереди шёл подполковник-начштаба с настоящей шашкой наголо, за ним четверо солдат, сопровождаемые шестью прапорщиками, несли два венка. Твёрдо печатая шаг, они подошли к постаменту, опёрли о него венки и разом повернулись лицом к стоящему напротив личному составу части. Оркестр играл что-то неправдоподобно напоминающее "Прощание славянки". Момент был необычайно торжественным. Всё шло как по маслу, как вдруг....
Мне показалось, что бюст как-то странно шевельнулся. На головы стоящих у постамента посыпался какой-то мусор, взвилось белое облако пыли. Венки упали на землю, прапорщики и солдаты инстинктивно отпрянули в сторону, оркестр сбился с ритма и затих. Я увидел сидящего на земле начштаба. По его лицу текла кровь...Его быстро подняли и повели в санчасть... Торжество было скомкано, личный состав развели по подразделениям...
На всё это безобразие из огромного белого кокона-капюшона взирало чёрно-зелёное, всё в благородной патине лицо .....генералиссимуса Сталина!
Оказалось, что когда-то, наверное, в году пятьдесят третьем, на бронзовый бюст Сталина был нанесен тостый слой скульптурного гипса и вылеплено лицо Ленина. 30 лет это изделие простояло и вот в такой неподходящий момент обрушилось. Поскольку Сталин был в фуражке, то стала понятно, откуда у Ленина такая плоская лысина и шишковатый лоб.
Наш начальник штаба, к счастью, отделался просто глубокой царапиной, а остальные не пострадали.
С особистом, приехавшим по такому случаю из округа, имел короткую беседу как последний "реставратор". Благо, нормальный человек попался. А ведь мог и на "яйцереза" нарваться...
Бюст Сталина отвезли на вещевой склад....
Через месяц привезли нам новый бюст Ленина. Установили его на том же постаменте, и прапорщик Петренко оприходовал его за нумером 4988....
Служить мне оставалось ещё полтора года....
С этим особистом(уже, правда, бывшим), я встретился ещё раз уже через много лет, но это уже совсем другая история.
P.S. Вовку Уткина в локаторщики не взяли, а все два года он пробегал с собакой на Дальнем Востоке.
Тургун Разакович *** был призван в ряды. Как и для изрядного числа уроженцев солнечной Средней Азии вообще и Узбекской ССР в частности - тех, кому не удалось набрать необходимого для задабривания военкома количества баранов - ряды для него оказались на Севере. Наверное, чтоб позамерзали на хрен; весьма интересная, в таком случае, демографическая политика государства.
И выпало ему проходить службу в одном из истребительных авиаполков 10-й Отдельной Армии ПВО, в Заполярье, на тренажере. То есть боец был достаточно хорошо умственно развит, знал больше десяти русских слов и его можно было держать неподалеку от техники.
Служил себе и служил, особо не чудача и считая дни до ДМБ. И вдруг то ли зима, то ли чума, то ли еще какой катаклизм - нужно в здании тренажера провести обработку хлоркой, чтобы заразу всяческую превентивно побороть. Начальник тренажера - подчиненному ценное указание:
- Берешь ведро, идешь в санчасть... знаешь, где она? Получаешь хлорку... знаешь, что это? Приносишь сюда. Разбавляешь хлорку водой...
- Таварыщ капытан, знаю я, все харашо сдэлаю! - заверил воин, и «капытан» его отпустил с миром; самому все равно некогда, эскадрилья пришла на «полеты», да и боец хоть и из очень Средней Азии, но вроде бы более-менее соображает.
И капитан с чистой совестью идет к уже заждавшейся эскадрилье играть в полеты.
Солдат сходил в санчасть, получил там полное ведро хлорки, еще раз прослушал от медицины инструкции («знаю я, все харашо сдэлаю!») и тихонько прокрался обратно на тренажер. В сортире он подставил ведро под кран, но прикинул, что хлорки все-таки многовато - вода не поместится. Отсыпал полведра, и, довольный как слон после купания, подставил ведро («знаю я, все харашо сдэлаю!») под струю воды.
Очень скоро летчики почувствовали в воздухе что-то непонятное. Какой-то запах... Если б среди них оказался хоть один англичанин или француз, в Первую Мировую побывавший на Ипре, он быстро подсказал им правильный ответ. Но почему-то ветеранов той войны среди советских офицеров, отличников БП и ПП, не нашлось, и им потребовалась пара минут для идентификации аромата, становящегося все сильнее и сильнее. Первым, выстроив нехитрую логическую цепочку, в которой фигурировали «запах», «узбек» и «хлор», сориентировался начальник тренажера, заоравший что-то матерное про чурку и бросившийся к выходу. Следом вон из здания ломанулись на свежий воздух остальные. Генератор отравляющих газов быстро выходил на полную мощность, и замешкавшимся пришлось долго оттирать слезящиеся глаза снегом, жадно дыша чистым воздухом.
Впрочем, даже они, вслед за начальником тренажера вычислив источник беды, не забывали, выбегая из здания, крикнуть что-то вроде:
- Чурка!!! А-а-а, мама твоя моржиха! Сука!!! Уй, бля-а-а-а!
Оказавшись снаружи комэска сразу взял командование на себя:
- Заблокировать дверь!!! Не выпускать эту тварь! Встать по периметру у окон: если полезет - загонять обратно! Отравитель хренов, пусть сам подышит, что натворил!
Все, способные передвигаться без посторонней помощи, с азартом бросились выполнять приказание; передвигаться не способные выражали свое полное одобрение народной речью и жестами. Здание оцепили. Внутри, в белесом тумане, метался незадачливый последователь Менделеева и К; он очень сильно хотел выйти; его не пускали. К его счастью, летчиков оказалось несколько меньше, чем окон и заградотряд к одному из них не успел. Некоторые особенно злые, правда, предлагали запихать его обратно, но идея поддержки не нашла.
С тех пор, до самого дембеля, бойца к любой технике сложнее лома не допускали. Тренажер проветривали несколько дней, передвигаясь внутри в противогазах. Ведро, в котором славный воин разводил хлорку, почти не пострадало - с него только краска слезла. Впрочем, краска слезла и со всех поверхностей в радиусе полутора метров.
Это была первая и единственная газовая атака за всю историю полка.
А вот я хочу о любви.
В разрезе эротики как бы.
Ну, потому что что это за любовь без эротики? Ну, и наоборот, соответственно...
Хотя, нет, так, наверное, бывает чаще.
Короче, Север. Лето. Лето там короткое, но офигенное. Жен - на Большую Землю, к родственникам.
«А как же ты тут один?»...
«Да... ну... как-нибудь... давай быстрее - самолет скоро!»
Остались мальчики одни.
Эх-ма! А жизнь-то как прекрасна! Особенно первые две недели.
Потом - все, начинаешь скучать, мысли всякие гонять, хреново потом, одним словом.
Но сначала - хорошо.
Так вот, в один из таких радостных дней друг мой Вадик влетает в кабинет, глазки горят, возбужденный весь из себя:
«Я билеты достал на эротический театр!!! Сегодня идем! Шурик был, сказал - охренительно!!»
А надо вам сказать, что в то время это дело еще не было общедоступно, секса у нас в стране тогда еще не было. Вот беда-то какая.
Так вот, приехала эротическая группа, и устраивает в Мурманском театре аншлаг. Собрался после работы, жду Вадика у катера, эротоман заполярный. Прибегает. В руках подозрительно большая сумка.
«Эт шо?» - интересуюсь.
«Да так, бухла немного взял» - и глазки так стыдливо прячет.
Эх, мне бы сразу догадаться, что дело тут нечисто, да куда там. Ну, на катере: «за театр», «за свободу», «ну и вообще...» «Прощайте, скалистые горы...» Короче, приехали уже радостные такие. Готовы, одним словом, к действу.
А ряд у нас был - четвертый. Совсем рядышком. Короче, видно все невооруженным взглядом. Ну, думаю, будем искоренять половую неграмотность, все разглядим. Ничего не спрячут. Ща увидим, как советский человек устроен.
Началось.
Жертве социализма смотреть на такое бесстыдство было мучительно больно. До судорог, простите, в анусе. Хотелось опустить глаза и вжаться в кресло. Но ничего, втянулись. Скинули, так сказать, оковы.
Тут Вадик заелозил сумкой. Смотрю с подозрением. «МЛЯ!» Достает, сволочь, фотоаппарат, и не маленький там какой-нибудь, а "Зенит", блин, с телескопическим прицелом сантиметров в тридцать. Дышит возбужденно и пытается пристроить его на плече впереди сидящих.
«Ты что ж... зачем же ты гад...» - охрип я.
Но Вадика уже было не остановить. Установив фотоаппарат на плече притихшего зрителя, он опять полез в сумку. Достает - аккумулятор. Маленький такой, кило на три. И мне на колени. Для вспышки, значит.
Народ в ужасе притих.
Я стыдливо улыбаюсь испуганно косящей на нас женщине справа, и хриплю, кося ртом:
«Вадик, ты же интеллигентный человек, что ж ты, сука, делаешь?»
«Ща, ща, - пыхтит он - заснимем все быстренько, никто и не заметит».
На сцене полумрак, девушки раздетые бегают-прыгают, сверкают прелестями.
Вдруг «Бах!» - вспышка. Кто из них стоял - замерли в нелепых позах, кто был в прыжке попадали на четвереньки.
Западла такого никто не ожидал.
Короче, застыли все. Стоят на сцене, раскорячившись, щурятся подслеповато в зал.
Весь зал на нас...
Улыбаюсь всем виновато. Мол, извините, друг болен, детство тяжелое. Хронический, простите, онанизм...
В зале загудели.
Девушки собрались, заскакали, нервно косясь в нашу сторону.
А Вадик тут как тут - выхватывает спрятанный между ног фотоаппарат и НААА!
Опять застыли - попадали.
Я понял, что нас будут бить.
Обстрел продолжался недолго. Появилась группа товарищей, человек десять. И попросили нас выйти в проход. Мы смущенно улыбнулись и сказали «Не-а».
Девушки уже с интересом столпились на сцене и жаждали крови.
Короче, договорились, что бить нас не будут, если мы отдадим пленку.
Я пинал Вадика до самого катера.
Вот такое, блин, приобщение к прекрасному.
Прощайте, скалистые горы. Отчизна уже никуда не зовет, никаких подвигов. Все.
Перевожусь я.
Приказ подписан, контейнер отправлен, отвальная состоялась.
Хорошо-то как, господи! На службу уже не хожу, через несколько дней самолет на большую землю. Эх!
А после отвальной так каждый день после работы у нас все и собираются, затянулось прощание, печень уже плачет жалостно... поскуливает...
И тут под вечер как раз на посиделках командир мне на ухо:
- Слушай... ты это... не мог бы дежурным заступить завтра напоследок? Да я понимаю, что ты уже все... Но, видишь какое дело, командировки повалили, народу нет. Дыра в графике образовалась. Выручи, а?
- Ну, блин, нормально ты придумал, Валера. Я же уже отрезанный ломоть! Да и пьем мы тут который день, нещадно... как я завтра?»
- Да ты хоть спи там все дежурство! Мичман-помощник тащить службу будет! Я тебя дергать не стану! А?
Эх, добрый я человек, фиг с тобой, думаю.
Заступаю на следующий день. Башка трещит, спать хочется. Настроение совсем не служивое. А тут еще помощником - Федорыч. Просто замечательно!
Кое-как до вечера протянул. Вводными, действительно, не доставали. Лишь командир виновато поглядывал.
- Все, Фёдорыч, - говорю, - давай служи, а я в каморку спать!
- Да куда ты?!! - открывает, сволочь, дипломат, а там две бутылки портвейна. - Давай за твой отъезд!
- Охренел? - спрашиваю, - я своё уже за эти дни выпил, на год вперед. Так что хорош тут дисциплину нарушать. Бди давай, я спать.
И снилось мне что-то хорошее, душевное, про перевод, наверное... не помню уже...
А тем временем мичман заскучал.
Стало ему невыносимо одиноко, «Да писал я на все крестиком!» - решил этот флотский мерзавец и вознамерился прикончить в одно рыло обе бутылки.
А много ли ему было надо, на старые-то дрожжи...
А в это время...
Короче, наши опять «заседали», во главе с командиром. И по фигу, что виновника нет, и так неплохо. Расходились уже далеко за полночь. Командир пришел домой...
Чего-то не хватает, спать еще не хочется... что бы такого... А! Послужить! Нужно срочно послужить! Это желание у военного кадра возникает как раз после рюмки. В суете будней - как-то не очень... а выпив... ну прям сам не свой. Ну, вы знаете.
Забыв, что обещал меня не тревожить, да и вообще забыв, что поставил меня в наряд - набирает нетвердой рукой номер дежурки.
- Але - говорит пьяным властным голосом - это командир! С кем говорю?
На том конце провода не менее пьяный, прикончивший оба пузыря Фёдорыч. Подняв заспанную рожу со стола и растянув выделенную организмом слюну, пытается въехать:
- Хто тут?
- Где? - симметрично не понимает командир.
- Какого полового фуя? - уводит дискуссию в новое русло мичман.
- Это кто? - изумляется наглости командир.
- Мичман в пальто! Спать не мешай... - вяло просит Фёдорыч и падает лицом на стол.
Командир, проявив завидную оперативность, организовал группу офицеров и одного мичмана. Для замены, так сказать, распустившейся вахты.
Еще минут через тридцать эта дружная компания появилась в части, где до печеночных колик испугала спящего Фёдорыча.
- Вы окончательно распустились, подонок! - орал пьяный командир на пьяного мичмана. - Поглядите! Нет, вы поглядите - журнал приема-сдачи весь в слюне! Вы им закусывали, пьяная сволочь?!! Где дежурный?! Где, я вас спрашиваю, дежурный?! Вы его пропили?!!!
Мой глубокий сон прервали нецензурные крики из дежурки.
Выбираюсь.
- Ты?... - командир в растерянности, не понимает почему я здесь если уже который день обмываем мой отъезд.
- Ебтить... а я и забыл... слышь - снял всех...
- На здоровье, - говорю, - хоть дома отосплюсь.
Иду класть в сейф пистолет. Командир вьется вокруг:
- Вишь ты, как хреново получилось... забыл совсем... все эта сука пьяная... Он мне когда сказал - спать не мешай, я охренел просто от такой наглости... Ты не обижаешься?
- Все, Валера, отстань, ты сделал доброе дело. Я теперь буду спать до самого отъезда.
- Ну да, ну да... конечно, надо выспаться... как же это я... Давай помогу!
И прежде чем я успеваю среагировать, выхватывает у меня из рук пистолет, который надо убрать в сейф.
Только обойму сначала вытащить бы не мешало.
Валеру подобные мелочи в настоящий момент не интересовали. Не переставая что-то болтать, он передергивает затвор...
Меня спасло то, что стоял я немного расставив ноги. Пуля прошла между ними где-то на уровне колен и впилась в пол.
Выстрел и мой мат слились воедино.
В дежурке все присели.
А Валера, впав в ступор, нажимает на спусковой крючок второй раз.
Кучно стрелял, ничего не могу сказать. Не зацепил.
Третьего шанса покончить со мной я ему не дал. Бросился и вышиб у этого ковбоя пистолет.
- Что ж ты, сука, делаешь!!! - ору я на него.
А Валера на четвереньках ползет к аккуратным дырочкам в полу, мочит палец в слюне и зачем-то их трет.
- Как же это... - бормочет надрывисто.
- Мудак! - резюмирую. Кладу пистолет и отправляюсь домой, спать.
На следующий день, рассказывали, Валера прибежал раньше всех с коробочкой детского пластилина. Долго замешивал, создавая подходящую цветовую гамму, и затирал отверстия. И приставал ко всем - заметно, нет?
Вот такой прощальный салют.
Вот вспомнилось, что-то. Ещё из рассказов отца.
Диспансеризация.
Доблестных военных моряков подвергают этому действу ежегодно.
С целью, значит выяснить - не отразилась ли неблагоприятно флотская служба на человечьем организме.
Может быть, поэтому мы такие здоровые и среднюю продолжительность жизни военных оценивают в 54 года...
Сцена первая (эротическая):
На очередную диспансеризацию добавился для обхода еще один кабинет...
Народ не решается... что там за этой страшной белой дверью?...Не придумали ли опять чего каверзного эскулапы?
Наконец первый тяжело вздыхает и заходит...
«Ну как? Чего там делают? Не отрезают ни чего жизненноважного?»
«Ох ребята! Такая девочка - маманегорюй!»
Очередь приободрилась.
Второй:
«Дааа парни... класс... еще бы раз зашел...»
И вот последний обследуемый открывает дверь.
Девушка ...совсем молоденькая...совсем красивенькая...
Диспансеризуемый довольно осклабился - здрасьте мол..
«Проходите за ширму - раздевайтесь!». О как. Сразу прям.
Начинает расстегивать рубашку на мощном торсе.
«Это не обязательно. Снимайте штаны!»
Как...штаны...мы не настолько...
«Давайте быстрее. Сняли штаны и в кушетку уперлись!»
Стыдно то как... пальчики холодные шась-шась...
Короче обследовали. Самым изощренным способом, с особым цинизмом.
На наличие геморроя.
И ведь ни одна сволочь не предупредила.
Все долго искали «первого».
Сцена вторая (гусарская):
Медсестра принимает анализы. На подходе два бравых военных моряка, первый - под 2 метра, широк в груди, эпатажен. Второй метр пятьдесят с фуражкой, худенький и застенчивый.
Медсестра недовольно (ну еще бы весь день с анализами...):
«Ну давайте, чо там у вас?»
Первый, вдруг засмущавшись, раскрывает ладонь - там маленькая скляночка.
Это ж надо исхитриться в такую и попасть и вовремя остановиться!
Медсестра сурово глядит на воина. Издевается? Такую ж склянку открой - сразу все испариться. Эпатажный застенчиво пожимает плечами - не нашел мол не фига больше.
Медсестра тяжело вздыхает (рожает же земля Русская...) и вопросительно смотрит на маленького...
Молодцевато, из-за спины... бутылка от шампанского (с пришпиленной бумажкой с фамилией). Это Вам сударыня!
У медсестры глаза на лоб.
Немного смущенно...не нашел ничего...ну не в... из-под водки же писать...
Эх...Есть в этом что-то гусарское...