Стоянка одного из очень южных истребительных полков ПВО. Утро.
На крыле, меланхолично куря, сидит техник самолета. Одним глазом контролирует действия прибывшего на «стажи» курсанта, вторым озирает окрестности в надежде отыскать хоть какое развлечение, третьим... гм, увлекся - хватит с него и двух.
Солнце едва из-за горизонта вывалило - а уже жара. Что ж дальше-то будет - это уже курсант, - сковородка какая-то, млин... Так и печет... До чего ж криво этот блок сделали... Начсклад, сука, стандартную синюю техничку выдал... Нет у него, видите ли, светлых... Сам же и толкнул кому-нибудь, такую рожу на армейских харчах не отъесть... Ему-то что, он в прохладе сидит, на бетонку не вылезает... Пекло. И куртку скинуть нельзя - мгновенно сгореть... Ветер как из печки... Песок. Даже не песок - какая-то песчаная пыль, мелкая, мерзкая... Все здесь в пыли - самолет, стоянка... На зубах, в глазах... Жарко...
- Замри!
Что за чертовщина?.. Жарко...
- Замри, курсант! Стой как стоишь, не шевелись!
А, это старлей... Ну что ему?.. Подъебать решил, а ты стой тут раскорякой, таращась в обшивку?.. Ладно, повеселим местных технарей... Жарко...
- Все, курсант. Ты теперь вниз посмотри.
Ну, что там?..
А на бетонке, проходя между расставленных ног, по пыли след извивающийся, с правой туфли даже сметено немного. И змея как-то лениво удаляется.
- Блллляддддь!...
- Да ты сядь, курсант, не топчись по плоскости - видишь же, написано «не наступать». Хорошо прыгаешь, спортсмен, что ли... Эй, на «тридцать втором»!
- Чего? - с соседнего борта.
- К вам гюрза, поглядывайте.
- Угу...
- Да садись ты! Чего разнервничался? Закуривай... - и, затянувшись папиросиной, меланхолично, - Вот так и служим...

О любви

1.
Утро. Построение в штабном дворике. Перед строем рядом с комэской стоит маленький опухший начальник вещевой части. Он виновато смотрит себе под ноги.
- Товарищи офицеры! - говорит командир эскадрильи. - Мне поступила жалоба от наших женщин. Сегодня ночью, данный старший лейтенант вместе с двумя представителями дружественной нам армии «зеленых» устроил в женском модуле пьяный дебош. Ломился в комнаты, угрожал, словом, делал все, что в таких случаях полагается. Такова версия женщин. Теперь мы обязаны выслушать версию другой стороны. Итак, что вы, товарищ старший лейтенант, делали в два часа ночи в женском модуле?
- Ин-н... - сказал начвещь и запнулся.
- Что? Громче, чтобы все слышали!
- ИНВЕНТАРИЗАЦИЮ ПРОВОДИЛ!

2.
Однажды, придя в баню после трудового дня, летчики обнаружили в большом бассейне плавающий кусок ваты. Они допросили банщика, и тот сознался, что днем купались женщины. Возмущенные явной антисанитарией, летчики нырять в бассейн отказались, и ограничились после парилки малым бассейном, в котором вода была проточной.
О случившемся довели до сведения командира. Наутро, стоя перед строем, командир сказал:
- Это действительно непорядок. Отныне назначаю женским помывочным днем четверг, и к утру пятницы вода в бассейне должна быть обновлена.
- Правильно! - раздалось из строя. - А то спят с кем попало, а мы потом эту воду глотай!
- С кем попало? - удивился командир. - А я-то, грешным делом, думал - с вами...

3.
В Шинданд прибыл известный в Союзе бард Р. На второй день он дал концерт, который проходил прямо за модулем вертолетчиков. Во время концерта певцу поступали записки, и он отвечал на содержащиеся в них вопросы.
Р. озвучивает очередную записку:
- «Саша! Спасибо, что рвете не только струны»...
Слегка задумавшись, со смешком отвечает:
- Пожалуйста. Рвем, а как же, чего не рвать...
За спиной борттехника Ф. кто-то из зрителей не выдерживает:
- Тут второй год не можешь кому-нибудь струны порвать, а он уже на второй день благодарность заслужил!
- Да это липа! - не верит второй зритель. - Сам, небось, написал. Ну ты подумай - откуда у местных непорванные струны?

4.
Официантка Света из летной столовой была красива. Нет, скорее великолепна. А, может быть, зверски хороша. Впрочем, это мнение лейтенанта Ф. разделяли далеко не все. Зеленые глаза, большие губы, небрежная челка, «конский хвост», узкое, гибкое загорелое тело, маленькая грудь, которую туго обтягивала майка, открывающая смуглый плоский живот - все это конечно не могло не возбуждать завтракающих, обедающих и ужинающих. Но далеко не все восхищались в открытую. Очень многие при упоминании прекрасной разносчицы блюд корчили гадкие рожи. Может быть, вызывающе маленькая грудь была камнем преткновения для любителей пышных форм, но существовала еще одна причина настороженного отношения большинства летного состава. Красавица была холодна к проявляемым знакам внимания. Однажды, когда майор Г. протянул ласковую руку к загорелому бедру наливающей чай Светы, она равнодушно сказала:
- Убери руку, а не то сейчас кипятком лысину сполосну. - И слегка качнула в сторону майорского лица большим чайником.
Лейтенант Ф. боялся официантку Свету. Вернее, он боялся, что она может сказать ему грубое слово, и поэтому старался общаться с ней вежливо, используя минимальный набор слов. Заходя утром в столовую, говорил «Доброе утро» - и она отвечала тем же. На его «спасибо» следовало очень доброжелательное «пожалуйста» или «на здоровье». И этого лейтенанту хватало, чтобы надеяться, - она относится к нему не так, как к другим.
Ее усталую презрительность некоторые объясняли тем, что по слухам, Света прибыла в ДРА из Одессы. Якобы там она была завсекцией большого универмага, потерпела большую недостачу, и поэтому была вынуждена бежать сюда, на «дикий юг». Некоторые же предполагали, что официантка страдает от неудовлетворенности личной жизнью.
- У, сука недоебанная, - говорили эти некоторые, когда, с грохотом швырнув тарелки на стол, она удалялась, покачивая бедрами. Особенно бесновался лейтенант С. (который доставал лейтенанта Ф. еще в Белогорске).
- Да что же это такое! - кипятился он. - Как можно мотать нервы боевым летчикам, которые выполняют ответственную работу? Мы должны идти в бой со спокойной душой. А тут навинтят в столовой - аж колотит всего! Нет, пора жаловаться командиру на хамство отдельных официанток!
Однажды, когда Света с надменно поднятой головой несла поднос мимо столика, за которым сидел лейтенант С., он громко сказал:
- Товарищ официантка, подайте, пожалуйста, чайник!
Не поворачивая головы, Света сказала:
- Возьмите на соседнем столе.
- А я хочу, чтобы вы мне подали! - повысил голос лейтенант С. - Это ваша обязанность!
Официантка взяла полный чайник и с силой опустила его на стол. Горячий чай плеснул из носика на колени лейтенанта.
- А-а-а! - закричал лейтенант и вскочил, опрокинув стул. - Что же ты, стерва, делаешь, а? Это ты специально!
И тут Света, наклонившись через стол и глядя в глаза лейтенанта, тихо, но отчетливо сказала:
- Да пошел ты нахуй, козел!
- Что-о? - зашелся от ярости лейтенант. - Товарищ командир! Товарищ командир!
Командир эскадрильи, сидевший за командирским столом вместе с начальником штаба, замкомэской и замполитом, устало вздохнул:
- Ну что вы, лейтенант, все время визжите? Что опять случилось?
- Она меня матом послала, товарищ подполковник!
- А что вы от меня хотите? Чтобы я вашу честь защитил? Не могу, - развел руками командир. - НУ, ВЫЗОВИТЕ ЕЕ НА ДУЭЛЬ, ЧТО ЛИ...

Шведский стол.
Как причудливо порою работает человеческое ассоциативное мышление! Находясь в командировке в славном городе Омске и имея шведский стол на завтрак, входящий в стоимость номера, кстати, довольно достойный, я вспомнил эту историю, которую мне рассказывал мой лучший друг.
Во времена развитого социализма, когда началась разрядка и наши министры обороны стали летать на встречи и переговоры со своими западными коллегами во всякие лондоны, парижи и вены с цюрихами и женевами, их доставка, доблестных министерских тел и свит, происходила следующим образом. Литерный ТУ-154 министра садился где-нибудь на хитровскую, орлишную или иную иноземную (в зависимости от места встречи) бетонку и, не глуша двигатели, высадив министра со свитой, позволив экипажу (все как один офицеры и прапорщики в ГВФ-овской форме) слегка потоптаться по лондонской, парижской и прочей земле, обутой бетоном рулежек (дорогая, вот когда мы приземлились в Лондоне, Париже...), затем взлетал и брал курс на Шперенберг или Миловицы (ГСВГ и ЦГВ, соответственно), где экипаж сидел в получасовой готовности к вылету. Наши ныне наиболее вероятные друзья, а тогда недавние противники и партнеры по переговорам по ОСВ и прочим разным средствам массового убиения мирного населения, в том числе и средней дальности, поступали иначе. Они арендовали стоянку в аэропорту, возводили временный ангар, ставили борт, свою охрану, а экипаж спокойно проводил время в местной гостинице. Но нет ничего вечного под луной! Perestroyka! Glastnost! Gorbatchev! На конечном этапе этого деструктивного процесса возникла нужда у последнего МО СССР сгонять в Вену, на очередной тур переговоров по сокращению средств средней дальности в Европе. К готовящемуся к вылету экипажу прибыли два мордатых полковника из «десятки» 23-го дома (управление ГШ ВВС по внешним связям). Аренда стоянки оплачена, охрана оплачена, гостиница в Вене и еда в гостинице оплачена тоже, радуйтесь, не надо будет торчать на чехословацком аэродроме, командировочные в австрийских шиллингах (это вам не кроны!). Поздней ночью сиятельное тело со свитой было доставлено в Вену. Предстояло 4-5 дней переговоров и соответственно (для экипажа) отдыха на родине Штрауса. Экипаж вышел на завтрак, легонько перекусил «шведским» столом и отправился погулять по столице вальсов. Каково же было их удивление, когда, прибыв на обед в свою гостиницу, они поняли, что родные ВВС оплатили им всего лишь завтрак, да-да, только «шведский», континентальный или как его там завтрак и НЕ БОЛЕЕ!!! При этом двое знакомых полковника в гражданке и другой технический персонал делегации питался трижды в день на халяву. На экипаже решили сэкономить! На экипаже самого МО СССР! Ну что ж, пусть вам будет хуже! Как вы понимаете вопрос о трате командировочных на собственно пропитание перед экипажем не стоял. Но что поделаешь, вот такие были времена. Когда статья о валюте, ценою в «вышку» еще работала, то в условиях повального дефицита всего и всея, тратить эту валюту образно говоря «на унитаз» у советских людей не было принято. Обсудив ситуацию и выработав линию поведения, экипаж делегировал «правака» на получение добра командира. Командир уже выслужил все, что только можно, в ГВФ его брали с распростертыми объятиями.... Он согласился. На следующее утро шоу одного экипажа началось. Вначале недалекие австрийские официанты, вкатывая одну за одной быстро пустеющие тележки с едой, презрительно усмехались, затем по мере роста числа опорожненных тележек их лица вначале стали вытягиваться, а потом и вовсе приобретать изумленно-огорчительное выражение...Вспомнив голодные курсантские годы, члены экипажа методично набивали свои желудки за 24 часа прошедших со времени последнего приема пищи и на 24 часа вперед...На следующее утро на завтраке экипаж встретила испуганная ватага официантов со множеством тележек... Шоу маст гон! Вечером в номер к командиру зашел один из «десяточников». Ты это... скажи своим, командир, пусть завтра утром... не того...короче, с завтрашнего дня для вас обед и ужин оплачены.

Первый день.

навеяно историей Processor от 30.08.05 г.


Станция Червленая. 48 платформ, аппарель торцевая, все машины задом, техника БМП-1 (ширина по гусянкам точно в ширину платформы)... все задом с тихими матами, за штурвалами три зампотеха рот и три прапора, еще шесть офицеров на подруливании, рулят тихонько так, кончиками пальцев. Два сваливания без опрокидывания, постановка на платформу с помощью куска рельса, бревна и двух тросиков для самовытаскивания, а так же известной всем матери. Семь потов. Когда остается восемь машин прилетает разведка, советует их бросить, т.к. в ближайшее время станция подвергнется удару захваченным "Градом"... 72-ки боевого охранения гордо и с достоинством уходят вдаль... Рвем движками стяжки прямо на платформах, на глазах у вытягивающейся от станции колонны батальона. Колеса уходят все, с нами в охранении восемь коробок и БРЭМ-Ч. Движки навзрыде, глохнут, но в итоге рвут неподатливое железо. В 10-15 задроченных туда-сюда движений разворачиваем машины поперек платформ... некогда пятиться через весь состав. Вторая передача, гашетку в пол, на оборотах близких к разносу движка... старт... И с пяти метров (насыпь+платформа) вниз, лезвиями носов в гравий... Первым торсионам пиздец, но машины потихоньку идут... скорее скорее к своим под крыло... На марше у двух отказывает топливная аппаратура, у одной клинит движок... на тросА... вперед... к своим...в темноте по нам работают пулеметы, лопаются троса на одной из сцепок... прикрываю бойца цепляющего запасные троса... клинит автомат.. нет, просто не заметил как израсходовал 45-й рожок одиночным режимом...

При подъезде к лагерю охрипший и осипший от крика комбат запрашивает сигнал опознавания, стоя у бруствера и лично рассовывая по лагерю технику... спрашивает нервно и матом... не узнаю... крою в ответ... он узнает... тоже кроет... узнаю... "ко мне"...

Подхожу... бла-бла-бла... при совершении марша... три машины... ТНВД... клин двигателя... обстрелян... без потерь.. 300-е двое... старший колонны лейтенант...

- Молодец сынок, справился... на командира больше матом не ругайся...

...и вот тут то и отпускает.... коленки трясутся, на глазах почему то слезы, хрен его знает почему... вроде же пронесло... все хорошо... сигарету бы достать, пальцы как у алкаша...

Сознание, того что ты не самый крутой вояка, и мандражишься после боя хуже институтки убивает окончательно... и ты уже готов просто упасть где-нибудь в десант и закрыться...

Но тут в тебя вливают пол-кружки спирта... и чтоб не расслаблялся, говорят что клинанувший двиган к 10.00 утра надо поменять и быть в готовности к совершению марша протяженностью 200 км...

вот такой он был первый день... на той благодатной земле...

Дорога

Серёга жестоко гнал "Ижа". "Ода" отчаянно скрипела на волнах дороги. В унисон ей скрипела жена Ленка, сидящая рядом. "Оду" было жаль, но, сцепив зубы, Серёга давил на газ, заставляя рычать двигателем. На Ленку рычал сам. Мол, хоть ты и числишься хозяйкой, но всё, что надо машине, делаю я, так что сиди и молчи. А то я за рулём, а ты управлять лезешь.
Жадные, похотливые гибоны становились нормальными людьми в форме ГИБДД, как только в ответ на свой вопрос: " Куда спешим?" ответ: "Отца хочу застать живым". Протягивали документы:
- Будьте внимательны и осторожны.
И Серёга летел дальше по дороге, которая иногда казалась нитью между недавним прошлым и недалёким будущим.
Прошлым. В котором мужики из отдела, узнав о болезни отца, "пододвигались" в графике отпусков, чтобы Серёга смог поехать домой, и начальник штаба, упёршийся: "Без заверенной телеграммы не отпущу". Начальник отдела, освобождающий от работ, чтобы Сергей мог быстро всё подписать, и командир части: "Некогда мне сейчас подписывать. Зайди завтра".
В будущем Серёгу ждала встреча с заплаканной матерью. Отец не открывал уже глаз, лишь, когда Сергей коснулся его руки, полубессознательно потянулся к нему. Мать рассказывала, как отец утешал её, уже плохо слушающимися руками утирал ей слёзы, прекрасно понимая, что умирает. Когда Ленка вошла со словами: "Кажется, он не дышит". Бросившись к отцу, Сергей ощутил последние удары пульса, перешедшие в трепет фибриляции.
А пока Серёга гнал машину на грани разумного, чтобы напряжением выгнать мысли из головы. Но некоторые воспоминания прорывались в сознание.
Вот они с отцом идут подавать Серегины документы для службы прапорщиком. Подходя к штабу соединения, встречают двух полковников.
- Ильич, - обращается отец к одному из них. - Возьми моего к себе в отдел, а то запрут в батальон.
- Какой вопрос, Филиппыч! - отвечает тот. - ТВОЕГО - возьму без очереди.
Или вот они уже с отцом-пенсионером приехали на ж/д базу договариваться о погрузке вещей для отправки из городка в Ессентуки. Решив все вопросы, отец зашёл в казарму подразделения, где когда-то командовал. Солдат-дембель препирался с дежурным, явно отлынивая от работы. На увещевания-обещания заявил: "А какой смысл? Наш сегодня пообещает, завтра забудет. Вот раньше говорят, Командир был: как сказал, так и сделал. Залётчик ушёл 31 декабря в 17-30, а остальные строем 15 ноября.
Взводный, дежуривший тогда, хитро улыбнулся:
- Да вот ваш бывший командир.
У отца отвисла челюсть. Прошло три года с тех пор, как он здесь командовал, а солдатская молва помнит.
А вот уже недавно. Ехали с отцом из сада. Останавливает их гаишник. Отец выходит, протягивает документы. Тот, не глядя в них, с улыбкой начинает разговор. Как потом выяснилось, это бывший ученик отца. Парень был из неблагополучной семьи. Отец, работая военруком, уговорил его поступать в военное училище. По окончании училища пацан узнал, что все его бывшие друзья сторчались. И он один из всей компании остался на плаву. За что и благодарил отца, случайно встретив на дороге.
Были и другие воспоминания. О том, как отец, будучи оперативным дежурным, поставил на место проверяющего из главка, четко по уставу выполняя свои обязанности, и игнорируя все требования, кроме уставных. О том, как оказавшись на курсах переподготовки, отец сумел провести занятие с молодыми лейтенантами вместо прихворнувшего полковника. Серёга, чтоб не сойти с ума, гнал их. И всё стремительней гнал "Ижа" по дороге.