Расчет

Первое и пятнадцатое число каждого месяца в жизни любого человека ничем не примечательны. Ну подумаешь, начало и середина месяца. Знаковыми эти даты становятся только при совпадении двух обстоятельств. Первое - человек находится за решеткой, второе - человек игровой (играет под интерес в нарды, стиры (карты), шашки, шахматы, да во все что угодно)
В случаях, когда игра идет не на конкретику (чай, курево, пищеблок), а на деньги (которых нет), проигравшему дается месяц времени на расчет. Расчетных дней два - первое и пятнадцатое число. Поэтому месяц получается немного кривой, и календарь расчета выглядит следующим образом: допустим игра была шестого числа, «Мутный» проиграл «Циле» пятьсот рублей. Мутному дается месяц на сбор денег, но отдает он их Циле только пятнадцатого, т.е. в расчетный день. С одной стороны это больше, чем календарный месяц, но таковы правила катрана. За правильностью расчета следит катранщик (смотрящий за игрой). На тот момент это был достаточно авторитетный, но очень хитрый и подлый зэк - Шипа.
Самое смешное, что он, разъясняя мне правила и порядок расчетов, преподносил все в розовом цвете: Мол, проиграл человек, так ему по чесноку время дается, чтоб долг собрать, с воли грев подтянуть и честно рассчитаться как и полагается нормальному арестанту. А типа раньше все было по беспределу: проигрался, за столом долг не отдал, и все - кердык, или на пику сажают, или под хвост баловаться...
Кстати, мое первое знакомство с прокурором по надзору началось именно из-за двух моих переигравшихся балбесов. Мамочка одного из них обратилась по знакомству к прокурору, типа выясните если можно, как там мое чадушко поживает, а то в письмах все больше сигареты и чай просит, говорит, с товарищами делиться приходиться... Ну, прокурор в ходе очередной проверки с важностью спрашивает:
- А как там наш гражданин Тяпкин-Ляпкин поживает? Не притесняют ли его другие зэки нехорошие?
На что наши сотрудники вежливо отвечают:
- Да не, как можно! Даже наоборот! Правда, Тяпкин-Ляпкин недели две как похудел немножко (Словарь Даля в законе: Худой, похудел, прохудился - (блат. арго, феня) Дырявый, стал дырявым, принудительно пассивный гомосексуалист). А так к нему зэки со всем уважением, можно даже сказать, любят, и причем регулярно!
Осерчал прокурор:
- А ну подать сюда Тяпкина-Ляпкина и начальника отряда его! Что это за бардак развели тут!
Доставили под око государево меня и Тяпкина-Ляпкина, а око кричит, гневается, что это здесь такое! Сокрытие преступлений понимаешь! (ст.132 УК РФ Насильственные действия сексуального характера). На что смиренно ему отвечаю, что типа никаких преступлений и рядом не было, а то, что у Тяпкина-Ляпкина шоколадный глаз популярностью пользуется, так мне по приказу и не полагается за ориентацией у спецконтингента следить.
А рядышком Тяпкин-Ляпкин вторит, типа гражданин прокурор, нормально все, просто вышло мне озарение, что жизнь свою я жил неправильно, а судьба мне журналы гламурные читать, да и любовь мужскую познавать.
И прогнал нас с матом и криком прокурор из кабинета, объявив мне выговор за распущенность половую, а Тяпкину-Ляпкину две недели ШИЗО на осознание цели в жизни его непутевой.
Но это все так, хохмы ради, всю изнанку и подлость расчетной системы я понял позднее. Шипа, являясь катранщиком, вел учет всех денежных игр по зоне. И соответственно знал, кто кому и сколько должен. Он же следил за взаимозачетами, т.е. висит на зэке долг сто рублей, а ему самому двести должны, вот Шипа и врубается и объявляет, кто кому в итоге и сколько отдать должен, ну чтоб одна и та же купюра по всей зоне не гуляла. Каждая стабильная система должна приносить свои плоды, и только от организатора зависит, что будет в итоге. Пример:
Молодого выводят на игру, дают выиграть, (а каталы у Шипы были классные), честно с ним рассчитываются, и тот, радуясь фарту, получив в расчет свой выигрыш, снова идет на игру. Второй раз он проигрывает, причем намного больше, чем у него есть. А вот дальше все зависит от его возможностей. Будут греть с воли, станет «дойной коровой», загоняя в расчет барыгам полученные передачи по смешным ценам (сам охренел, когда впервые увидел 20 килограмм сигарет россыпью). А вот если нет... то его будет ждать разговор с Шипой, который, угостив чифиром и сигареткой, отечески подскажет ему, что мол, то что за долг переживаешь, это правильно, сразу видно - арестант порядочный, а вот что голову повесил, так это зря - до расчета еще месяц есть, так что можно за другим столом какого-нить фраера обыграть, а при расчете Шипа долги в ноль и сведет. Так и происходит, и по итогам второго круга за молодым уже закрепляется слава фартового игрока, который может и в большие минуса уйти, но в последний день отыграет все, да еще и с плюсом будет. О том, что он играет против катал Шипы, и то что в котле крутятся деньги самого Шипы, молодой не знает, а наоборот начинает бешено уважать Шипу. Обычно все заканчивается на третьем круге. Молодой, влетев в минуса, начинает бешено играть со всеми подряд, в том числе и с левыми игроками. Если он действительно фартовый, то Шипе даже хорошо, бабло, выигранное со стороны, у него оседает в итоге, а вот если нет...
Второй разговор с Шипой уже жесткий: Или Шипа прикрывает молодого и тот переходит в разряд вечных отработчиков (т.е. по первому требованию обязан выполнить любой его приказ) или же молодой переходит в разряд Машек...
Быть торпедой вроде как неплохо, но тока торпеда-то отмороженная! Приказ-то любым может быть, в том числе и завалить любого зэка или сотрудника администрации, гордо по-пацановски взяв вину на себя. Т.е. светит торпеде в лучшем случае раскрутка лет на пятнадцать, либо оградка на холмик. (Ни один из зэков, поднявших руку на сотрудника ИУ, до конца срока, как правило, не доживал - инстинкт самосохранения срабатывал).
И вставал перед молодым игровым не самый простой выбор наименьшего из двух зол...
Но был и третий выход из ситуации.
Шесть утра, пятнадцатое июня (расчетный день).
Уже рассвело, и солнце сверху смотрело на еще спящую зону. Мы с ОД курили на балконе второго этажа дежурки, дожидаясь завершения смены. В локалке шестого отряда показался зэк, который подойдя к курилке, упал на корты, начал задумчиво смолить.
ОД, перегнувшись через перила, громким поставленным голосом поинтересовался:
- Эй, шестой отряд! Локалка! Молодой! Я не понял! Че за дела! Команды подъем еще не было!
Зэк, замотав головой, увидев, что его обнаружили, улыбнулся, торопливо докурил и как-то суетливо прошел к центру локального участка. Остановившись, он посмотрел на встающее солнце, скинул на землю лепень и вытащил из штанины крючок (острозаточенный и загнутый электрод).
ОД вдруг напрягся:
- Шестой отряд! Малой, не дури!
Зэк уверенным жестом проткнул крючком сгиб локтя, обернулся на дежурку, и глядя на нас, резко дернул крючком вверх. Подцепленная вена оборвалась где-то возле плеча, зэк упал, щедро обливая асфальт локалки кровью.
ОД со стоном:
- Твою мать! Расчет, бля! Маратыч, давай в локалку! Блокируй дверь в отряд!
- А санчасть?
- Да какая нахер санчасть! Он же вену выдернул! Теперь не откачать...
Когда я добежал до локалки, зэк уже не дышал. Накрыв тело лепнем, автоматически считал фамилию на бирке - Павленко, и память услужливо подсказала информацию полугодовой давности: Ст. 158 (кража), срок три года, переведен в зону из воспитательной колонии в связи с достижением восемнадцатилетнего возраста. До конца срока восемь месяцев...
З.Ы. Шипу сжевали через три месяца, положенец, осознав, что бабла и торпед у Шипы больше, чем у него, вступив в сговор с администрацией, обеспечил Шипе сначала два месяца ШИЗО, потом четыре месяца в ПКТ (помещение камерного типа,
место содержания заключенных с особым режимом -КБ), откуда его с открытым туберкулезом этапировали в тубзону.
З.Ы.Ы. Граждане, не играйте в азартные игры.

В связи с неоднократными и настойчивыми требованиями автора текст удален. Подробнее см. в обсуждении текста.

«О прикладной лингвистике и сексе на боевой службе»

В Советском Союзе он был. Секс. Я это знаю точно.
...
Жители Риеки ломились на барказы, которыми их возили на крейсер как... даже не знаю с чем сравнить.... Наверное, и не с чем даже. Барказы, в которые по всем законам больше двадцати человек сажать было нельзя, принимали на борт по шестьдесят, и погрузившись от этого в воду почти по планширь, ползали между кораблем и набережной. А довольные собой югославы, попавшие на корабль, расползались по его палубам, коридорам... Да кто его знает, куда могли попасть любопытные, хоть и стояли везде у дверей, чтобы не сбились они с «маршрута» установленного заранее, вахтенные матросы, и все же, все же...
Все же вечером «большой зам», собрав в своей каюте политрабочих, выхватил из сейфа пачку журналов фривольного по нынешним временам содержания. Так, опять же по-нынешнему, - легкой эротики... Но времена-то были... Ах, какие были времена...
Так вот, произнеся с пеной у рта прочувственную речь о том, что подчиненные его ни черта не делают, чтобы предотвратить распространение буржуазной морали во вверенных им подразделениях, и нацелив их на углубленную работу в этом идеологическом направлении, зам так-таки убрал журналы обратно в сейф, закрыл его и опечатал личной печатью...
В тот же вечер «низа» офицерских и мичманских кают глухо гудели...
А на следующий день был сход на берег. Пятерками. Офицер - мичман - три матроса.
Пройдясь туда-сюда по паре заслуживающих внимание улиц и отметив пару кабачков, в которые, на наш взгляд, можно будет перед самым возвращением заглянуть, мы остановились перекурить.
И тут мичман мой и сообщил, что прямо-таки на самой центральной улице напротив городского собора приметил он вполне себе уличный ларек, в котором и узрел массу «этих самых» книг и журналов. Конечно же, тут же решено было проверить справедливость этого утверждения. И вот, спустя минут пятнадцать, снова мы оказались на центральной площади... И ларек там действительно был... И что там лежало напоказ... Моряков, дабы не развращать неокрепшие умы, мы отогнали за спину продавца, и сказали покурить... А сами предались рассматриванию...
Не знаю, что сподвигло меня оторваться от этого увлекательного процесса и мельком посмотреть на стоящих за спиной продавца в аккурат напротив нас моряков. Не знаю. Но то, что читалось на их лицах, можно было видимо охарактеризовать как смесь дикого ужаса с полным ступором вкупе.
Опять же, не знаю почему, увидев это, я вдруг начал в голос строить мичмана своего, говоря, что нечего тут смотреть, и что все это не соответствует, и мы должны гордо нести честь, и не поддаваться на провокации... И почему мичман не послал меня сразу, а тоже посмотрел на моряков, с трудом оторвавшись от пролистывания симпатичной книжечки, полной фотографий пары - мужчины и женщины - в самых разнообразных позах. Но почему-то он вдруг решительно захлопнул книжку, положил ее на прилавок, сказал что-то типа: «фу, какая гадость» и после этого мы повернулись.
В аккурат перед нами стояла офицерская «тройка» - старпом, зам и особист. Стояли и ухмылялись... Нам осталось только бодро отдать воинскую честь и смыться...
Но книжка мичману понравилась, и, сами понимаете, что найти подобный же уличный киоск и с соблюдением мер предосторожности и маскировки приобрести не составило труда.
Дня через три-четыре, гася все эти дни нетерпение, я все же решил зайти к мичману, чтобы потратить личное время с пользой.
Конечно, как лицу сопричастному к процессу обретения запретного плода, в просмотре мне не было отказано. При этом посетовано было, что понять, что же написано в сопровождающем тексте, к сожалению невозможно, так как хоть и родственный язык, но...
И тут, листая книгу, к удивлению прежде самого себя, да и в не меньшей степени и окружающих, я начал вдруг переводить отдельные слова, которые складывались во вполне понимаемые фразы...
Оказалось, что зачатки знания польского, полученные во время училищного увлечения «Скальдами» да «Но то цо», не прошли даром...
Не прошла мне даром и эта поверхностная попытка перевода.
В тот же день, вернее уже вечер, решением офицерско-мичманского состава ракетно-артиллерийской боевой части я был отстранен от всех вахт, корабельных работ и занятий и посажен под домашний арест в собственной каюте.
Срок ареста был не определен - «переведешь все - выпустим». Впрочем, все сказанное было, конечно, сказано в шутку, и на палубу и в кают-компанию я конечно ходил, и более того, мне даже для улучшения работы головного мозга притащили небольшую бутылочку вонючей сливовицы.
Конечно, перевод, может быть, и не очень дословно-литературный, но, тем не менее, вполне вменяемый был осуществлен в кратчайшие сроки. И ведь, честно сказать, почему бы в конце концов и нет - самому было жутко интересно.
Кроме перевода пришлось параллельно поработать и «по специальности» - так как по должности я отвечал за контрольно-записывающую аппаратуру, а в ее состав входил совершенно великолепный фотоаппарат «Зенит», то думаю, ни у кого не возникает сомнений, что книга была полностью отфотографирована и размножена в необходимом количестве экземпляров.
Радость и благоденствие, впрочем, продолжалось недолго.
Политработники - такие же люди, и ничто, как говорится. Одним из тех, кому было совсем даже не чуждо, был освобожденный секретарь парткома корабля...
И вот в один из вечеров, когда весь экипаж дружно смотрел на палубе фильм, было осуществлено проникновение в каюту «большого зама», вскрытие его сейфа, доставка в нашу каюту тех самых пресловутых журналов, их фотографирование и печать необходимого числа фотографий.
Так что по возвращению с боевой службы «у нас с собой было»...

Так что был он, был...
Завозился в страну помимо всяких таможен и границ...

P.S. Если оценивать с современной точки зрения, то ничего «такого» в этих книгах и журналах не было. Так, невинная эротика, скорее учебного плана, которую сейчас, наверное, в школьных киосках можно встретить...

PPS От всего хорватского языка в памяти почему-то осталось: «narocito duboko prodiranje»...
Молодость....

Тест удален в связи с настойчивыми и неоднократными требованиями автора.
Подробности см. здесь:
http://www.bigler.ru/forum_vb/showthread.php?t=28971&page=6

"Двухсотый"

Особист, помолчи! Видишь, заняты люди работой!
Замполит, не бухти! Покури, отвали на чуток!
Мы опять, мы опять провожаем сегодня «двухсотый»...
И в полётном задании снова записано: «Курс на Моздок»!

В Белом доме - приём,
А в Госдуме - банкет
А мы водку здесь пьём
Из облупленных кружек...
И вчерашний пацан
Поседел в двадцать лет..
А подохнешь - то всё...
Государству не нужен...

Хлещет дождь по щекам и понурясь стоит разведрота
Как же так? Почему? Что случилось? Ответа всё нет...
Да, вчера парень был! А сегодня.. Сегодня - «двухсотый»!
От правительства он получил свой бесплатный билет...

И противно так стало - до боли, до жути, до рвоты...
Государство.. политика.. Свора жующих блядей!
Ну а мы, зубы сжав провожаем сегодня двухсотый...
Будем водкой бухать.. Как смотреть нам в глаза матерей?

Славы мы не искали. Начальство набило нам шишек.
А работа - не сахар... И заказан нам путь к орденам...
Просто мы ТАК хотели вчерашних безусых мальчишек
Возвратить... Ну, вот как уж смогли, матерям....

Вот и всё... Завертелись винты с неохотой
Знать, «летун» запустил, чтоб набрал обороты движок,
Ну, давай! По стакану! Не чокаясь! Мы же «двухсотый»
Столько раз провожали туда... На Моздок... На Моздок...

Что теперь говорить? Не помогут молитвы и сутры...
Только вижу во снах - по росистой траве луговой
Шустро к маме бежит, улыбаясь и солнцу, и утру
Тот пацан... снова юный, безусый и снова живой!

А пока - всё идёт на двуногих зверушек охота,
Сколько там ещё, Господи? Может, отмерил ты срок?
Вот опять, сняв береты, провожаем глазами «двухсотый»
И «вертушка» Хароном везёт скорбный груз на Моздок...

В Белом доме - приём,
А в Госдуме - банкет
А мы водку здесь пьём
Из облупленных кружек...
И вчерашний пацан
Поседел в двадцать лет..
А подохнешь - то всё...
Государству не нужен...


© Штурм