4 КУРС И ВЫПУСК

(окончание)

Период между сдачей госов и «выпускным балом» назывался по традиции «голубым карантином», когда всех выпускников насильно переселяли в казарму и ежедневно муштровали на предмет прохождения торжественным маршем, выполнения церемонии выпуска, строевой песни и пр. Ну, с переселением в казарму обломились, наоборот, все курсанты окончательно разбежались, оставив в казарме лишь стойких пофигистов. Но вот со строевой дело было поставлено строго. Ежедневно в 9 утра - построение перед столовой с последующей отработкой аж до обеда элементов торжественной церемонии. Обычно к 10 утра удавалось процентов 80 собрать. Ужасное зрелище, душераздирающее зрелище... Фуражки у всех поголовно без пружин, изрядно засаленные, расписанные внутри и снаружи выпускными пожеланиями, на курсовках старого образца (четыре палочки) вырезаны «дембельские» лозунги, буквы «К» с погон удалены, а на желтых полях нарисованы «лейтенантские» звездочки. Ботинки у кого какие, только не форменные, даже сандалии встречались. Больше всего к этому сборищу подходило определение «банда выпускников».
И это только часть расп... гильдяйских выпускных традиций. Одна из традиций - «дембельская» строевая песня. Репертуар много лет не менялся и строй лейтенантов должен был спеть: «Недаром, недаром во все времена. Победа приходит в сраженьях. Родная Отчизна, родная страна, Мы славим твое возрожденье...». И из года в год шкодливые выпускники после первой строчки хором пели проигрыш: «Па-пибу-пу-пам», отчего все мероприятие разом теряло свой патетический смысл и превращалось в веселый «капустник».
Недаром, недаром
Во все времена.
Па-пибу-пу-пам.
Победа приходит в сраженьях... - драли мы горло, с особым жаром пропевая именно проигрыш. Взмыленные командиры метались вдоль строя, грозя страшными карами, в попытках лишить нас удовольствия немного постебаться над официозом. В конце концов, мы охрипли, немного утомились и решили меж собой по-тихому командиров больше не дразнить.
После обеда нас ждали более приятные хлопоты - сдать вещевое имущество ротным командирам, подписать обходные листы у всех причастных и непричастных, получить новенькую, шитую специально для нас в гарнизонном КБО лейтенантскую форму, первую лейтенантскую зарплату и «подъемные» на проезд к новому месту службы. И так неделю или больше. Командиры рот и батальона лишний раз старались на людях не светиться, ибо одной из выпускных традиций было их вылавливание и вваливание «похвалов» за все годы нашего казарменного «воспитания». Другой традицией было выкидывание из окна ротного телевизора в ночь перед выпуском. Телевизоры приобретались еще на первом курсе вскладчину по одному на роту и казенным имуществом не являлись, а потому и примерно наказывать за них не было оснований. Так, мелкое хулиганство. В тот год 4-я рота, насколько я помню, свой телек подарила «минусам», а наша, 3-я все же выкинула.
Особенно строго в ночь перед выпуском охранялись памятники. Ибо тем двум пилотам, что охраняли самолет и С.М. Кирову возле курсантской столовой, положено было сапожным кремом натирать дочерна сапоги. По этой причине к каждому памятнику приставили по патрулю из «минусов» с целью охраны. Этот патруль тоже был частью выпускных традиций и назывался «100% залет», ибо ни разу предотвратить деяние не удавалось. Вот и в то теплое и солнечное августовское утро все три памятника были достойно подготовлены. Во избежание скоростной отчистки бензином вакса была заменена черной нитрокраской. Для усиления эффекта летчикам были покрашены не только сапоги, но и краги, а от глубины невысказанных чувств бетонная плита, переброшенная через канаву у главного КПП, была украшена фразой: «Кривой - мудак». Сам Кривой, кстати, высказал за это свое «фе», явившись на выпуск в повседневной форме. Слон пропал, а вот оба ротных не только провели с нами весь церемониал, но и пошли потом на праздничный банкет. Все же опыт и уверенность в себе стоят иной раз подороже юношеского максимализма и хулиганского ухарства.
Вручение дипломов проходило в два этапа. Сначала, после Гимна России (тогда это был еще Глинка), вручали дипломы тем, кто был распределен в Российскую армию. Потом, снова после Гимна России (а кто из вас сейчас мелодию украинского вспомнит? То-то. А у нас еще года не прошло от развала страны), вручали дипломы «хохлам». Мне было грустно. Вот так 4 года под одной крышей, а теперь в армии разных стран... навсегда. Из приглашенных гостей за церемонией наблюдали нарядный и подтянутый Командующий ВВС Приволжско-Уральского ВО и одетый почему-то в повседневку выпускник нашего училища летчик-космонавт Ковалёнок. Нашему отделению дипломы вручал Командующий, неопохмеленный Коваленок бОльшую часть времени маялся на трибуне.
И вот все рОздано, настала пора прощаться со знаменем. Весь курс опускается на правое колено и склоняет головы перед знаменем своей альма матер. Под барабанный бой его проносят вдоль длинной шеренги коленопреклоненных офицеров. И когда звучит команда "Встать!" в звенящей тишине на площади раздается мелодичное «дзы-ы-ыннннь». Это ударили разом о бетон железные рубли, положенные каждым под колено перед прощанием. Традиция. Первый рубль - под колено на землю, второй - на сгиб ноги сзади. Осталось одно. «К торжественному маршу... повзводно... дистанция на одного линейного... напра-во... шагом марш». Мы быстро образовываем 4 аккуратных темно-синих коробки с желтой полосой посередине. Прохождение перед трибуной. «Счеоо-о-от... и-и-и РАЗ!» Разом выдыхаем, подбородки вздергиваются вправо-вверх. Наша коробка первая. Грохочем по плацу не хуже роты почетного караула. Шаг - ноги в одну линию. Шаг - вижу грудь четвертого человека. Шаг - фуражки качаются в такт. Малейшая фальшь сразу видна даже не по ногам, по головам, по прыгающей, как поплавок на волнах, одинокой фуре. Но никто не сбивается, проплываем мимо трибуны, глядя поверх гостей в окна третьего этажа. «Счеоо-о-от... и-и-и ДВА!» На счет два все выбрасывают вверх правую руку и на плац, на фуражки второй коробки, на гостей мелодичным звоном осыпаются мелкие монетки. Тоже традиция. Дети кидаются под ноги третьей коробке, суета, детей оттаскивают, кто-то сбивается с шага, но это уже не важно, тон празднику задан. Делаем круг по плацу. Второе прохождение с песней. «Недаром, недаром во все времена, - и в двести с лишним глоток, - Па-пибу-пу-пам!!! Победа приходит в сраженьях...» Всё, мы «отстрелялись» .... 4 года... плохо ли... хорошо... но всё позади. Победа приходит в сраженьях... па пибу пу пам... «Вольно, разойтись», - и толпа лейтенантов и толпа гостей кидаются друг другу навстречу.
Меня тоже ждут. Дед, который 4 с небольшим года назад провожал меня, переходящего плац с гражданским баулом за спиной, теперь встречает с той самой «другой стороны» плаца. Старый майор - штурман ДА спешит навстречу внуку-лейтенанту, летчику ВТА. Тесть ... пехотный подполковник, тоже рад видеть зятя - свежеиспеченного лейтенанта. Вечером он мне подарит шитую ВВСовскую фуражку, которую я проношу не больше месяца, ибо в пограничной авиации, куда меня все же взяли, фуражки другие. Жена... это и её тоже праздник... по праву. Хлопанье по плечу, фотографирование, объятья. Отлавливаю Пивня, фотографируемся вместе, потом с отделением, потом с Коваленком и Командующим, потом друг с другом, потом идем на торжественный концерт в актовый зал ДО. Говорится много хороших слов, выступает вдова Главного маршала авиации Новикова, чье имя носит училище, поздравляют краснодипломников. Концерт. Крайний раз выступает наш ансамбль, потом берет гитару Верцхайзер - взводный 2 взвода нашей роты. Тогда возбужденному и радостному мне было ни к чему, но на видео впоследствии видел, что глаза у него предательски блестят. Провожаем наших родных и идем на «мальчишник».
Банкет проходит в зале первого курса нашей привычной столовой. По дороге первому же «минусу», отдавшему воинское приветствие молодому офицеру, положено подарить рубль. Бумажный. Хорошим тоном считается попросить лейтенанта на этом рубле расписаться, а потом зашить его под погон и хранить до своего выпуска на удачу. Стайка минусов уже дежурит у ворот возле плаца. Одаряю нескольких, вытянувшихся во фрунт, рублями. В столовой в четыре линии вдоль длинной стороны стен уже накрыты линейки столов. Посередине - стол для приглашенных, у дальней стены наподобие трибуны стол командования. Во главе командирского стола новый начальник училища - Безруких Алексей Ипполитович. Ему выпала нелегкая доля быть последним (увы, не крайним) начальником Балашовского ВВАУЛ. Наш выпуск - на 90% его заслуга, ибо хотели всех «выпустить» в запас или оставить на 5 курс. В 2005 году он умер. 12 сентября было 2 года... инсульт. Помолчим...
За столами приглашенных - только те, кого мы, выпускники, официально пригласили сами. Это тоже с подачи полковника Безруких. Инструктора, преподаватели, кое-кто из курсовых командиров. Некоторые из родственников и знакомых курсантов, кто в авиационной форме, скромно занимают места рядом с нами. Напротив меня сел невысокий худощавый полковник - свежеиспеченный Командующий ВТА незалежной Украины. Было шумно, весело, вспоминали полеты, учебу, ходили здоровкаться и пить к инструкторам и преподавателям. После «пятого стакана» меня понесло к генеральскому столу. По пути не совсем трезвый мозг обожгла мысль: «А что я скажу? Тащ полковник, разрешите с вами чокнуться? Подумают, что хамло чокнутое...» И я родил дипломатичный (хоть и корявый) обходной перл: «Товарищ полковник, разрешите с вами поднять бокал (мой бокал был граненый) за наш выпуск». Безруких встал, я не стал тянуться в белой рубашке через салаты и мы сделали в сторону друг друга символический жест. Выпили. Я сделал отмашку головой с одновременным щелчком каблуками (этакая цирковая лошадь) и вернулся на место. Может, мне показалось, но начальник училища был польщен. Впрочем, поощренные моей выходкой, однокашники скоро выстроились к нему в очередь. Не знаю, что было с печенью у Безруких и как он вообще выкручивался, но я бы столько выпить не смог. Впрочем, мой бенефис был впереди. Командующий ВТА Украины достал коньяк и гусарским жестом разлил его по ближним стаканам. Мне досталась где-то треть стакана. Я молодецки махнул его в пасть, коньяк пошел разом в оба горла, я заперхал, оросив остатками коньяка рубашку украинского полковника. Было стыдно и жгло оба горла. Полковник, впрочем, не обиделся, похлопал меня по плечу со словами: «Ничего, ничего, в частях научат...», потряс рубашкой, держа ее за складки, чтобы подсушить и накинул китель. Дальше помню смутно...
После мальчишника надо было идти снова в ДО, где усталые ротные выдавали предписания в части и проездные документы. Я ждал своей очереди на мягких сиденьях возле стены, временами впадая в алкогольный сон, но справился, получив предписание, прочел на нем: «...прибыть в в/ч 2373 г. Петропавловск-Камчатский...». После этого сознание проконтролировало уборку документов во внутренний карман, зевнуло, включило тумблер «Автопилот» в режим «возврат» и отключилось. Вроде, еще и дома, т.е. на квартире какие-то посиделки были.
Раскидало нас не просто изрядно, а прямо-таки распылило по всей огромной, недавно еще единой стране. «Тарапунька со Штепселем» поехали на ридну Украину, Глаз - в Архангельскую область на Ил-76. Впрочем, радость его была очень недолгой, это оказались комплексы А-50 «Шмель», советский АВАКС, летающая микроволновка. И он еще дня три юродствовал по городку, прощаясь с тещами и собирая себе свинец на «новые трусы». 10 человек прямо с курсантской скамьи отправились в Жуковку на факультет испытателей вечными студентами. 54 пограничника разъехались по своим округам. В мой, Северо-Восточный пограничный округ назначили десятерых, в том числе Олега (который со мной за столом на 4 курсе сидел, тот, со сломанной ногой), сЕржанта Ковалева, нашего бывшего «замка», Шурика Петрова (с которым мы «жениться» ходили), но это уже другая история.
А в заключение хочется вспомнить напутствие моего деда, сказанное им перед прощанием, когда меня, уже стриженого налысо, выпустили на полчасика за КПП.
- Будет трудно, порой кому-то из командиров захочется возразить, нахамить или даже ударить, но ты не поддавайся, смотри ему на кокарду, от этого взгляд тупеет, и держи фигу в кармане. Или за спиной. Но молча.
Вот так четыре года и прожил. С фигой в кармане.

Офицерская жена

Когда мой дядя был юн и кучеряв, он поступил в военное училище. Для паренька из деревни вдруг оказаться среди будущих лётчиков было настоящим чудом. Он упивался учёбой, бредил небом и выступал за сборную училища по лёгкой атлетике. И всё было ему подвластно, как бывает подвластно всё в 19 лет. И в 19 лет он увёз из Батайска 16-летнюю школьницу, на которой задумал жениться. Для начала он привёз её в деревню. Привёз никого не спросив и, естественно, и без родительского благословления. Увидев 16-летнюю скуластую казачку, бабушка осерчала "как привёз самостоятельно, так и увози!" Но прабабушка своей властью запретила. "Ты что - ребёнка 16-летнего выгоняешь. Взял в жёны - так пусть теперь и воспитывает сам."
На том и порешили.
В свою первую часть - где-то на Украине - дядя приехал с женой.
- Товарищи офицеры, представляю вам молодого лётчика, он будет проходить у нас дальнейшую службу.
Строй одобрительно загудел.
- Это ещё не всё... Несмотря на молодость, он приехал не один, а с женой. Жену тоже нужно оформить, но как - я пока не знаю, так как она молода и не имеет паспорта.
Строй загоготал.
Командир преувеличил - паспорт был, не было регистрации брака. Дядя был молод и шустр, поэтому не постеснялся попросить у командира выделить ему квартиру.
- Да тебя в милицию надо сдать за растление малолетних, а ты квартиру просишь!
Но, тем не менее, выделил лошадь, подводу и поехал лейтенант с невестой в сельсовет деревни Писки. Там их расписали и расквартировали. Там же появился и мой брат, не раз потом ворчавший: «Все мои друзья родились в Венгрии, Германии, на худой конец, в Монголии, и только я - в деревне Писки, да и то - пока папа служил на аэродроме Скоморохи».
И началось - тревоги, гарнизоны, Прибалтика, Урал, Казахстан. В Архангельске они год жили в трёхкомнатной квартире, которую сами отскребли и отремонтировали. По прошествии года, когда уже сидели и ждали транспорта на Калининград, открыли друг другу тайну этой квартиры - незадолго до их вселения в квартире повесился капитан. И дядя и тётя знали об этом, но берегли друг друга от такой новости.
Научились делать ремонт своими руками, выкидывать всё лишнее, чтоб не захламлять временные жилища. Научились ценить общество друг друга. Как ни странно, командование тоже шло навстречу - как только выдавалась командировка в Пермь, где тётушка заканчивала институт, посылали дядю.
Благодаря своим высоким скулам и миндалевидным глазам тётя Жанна очень походила на татарку, за что и регулярно терпела: в Перми, где татарок много, туземки обращались к ней на татарском. Но, получив ответ на этом же языке - "простите, я не татарка и не понимаю вас", они не отходили, а призывали страшные кары на голову "отступницы". Обладая вполне здравым чувством юмора, Тётя Жанна со смехом пересказывала эти случаи дяде.

Жизнь так и не получилась спокойной и гладкой: в каком-то таёжном гарнизоне жили в деревне, население которого состояло сплошь из власовцев на поселении. Во время Карибского кризиса дядька ночевал в кабине и не знал, когда отменят «готовность N1», но когда приходил домой с аэродрома, всякий раз он заставал горячий обед.
Однажды в Монино его сын и дочь тайком прокрались на соседский огород и быстренько собрали часть урожая: клубнику, смородину, крыжовник. Они, лёжа между грядами, лакомились запретными ягодами, пока не вышел маршал Руденко с тазиком всех сортов ягод и сказал:
- Нечего вам немытые есть - лучше вот этим угощайтесь.
После этого всё удовольствие от воровства ягод пропало.

Он действительно её воспитал, как ему было надо: никогда, например, не ругала дядю, пришедшего домой в состоянии полнейшего изумления. То есть не ругала его, пока он был пьян. Утром-то она воздействовала. Причём ему было стыдно.
Они жили в Ставрополе, далеко от малой своей родинки. Дядя преподавал в училище ПВО, тётя заведовала торговлей. Иногда он клялся, что всё бросит и уедет в деревню, в которой родился - на три месяца. И уезжал. Через неделю начиналось - "как там Жанчик?" "а вот Жанчик бы сейчас..." "я соскучился". Даже скучал по её пирогам, что по мнению его сестёр было просто невозможно - скажем прямо, не в этом был её талант.
Скоро - в ноябре, у них Золотая свадьба. Дядя стихи написал и даже положили их на музыку. Его дочь рассказала мне, что стихи очень красивые и всё про жену. 50 лет прожить с моим дядей - это ведь не хрен собачий. Это ведь любить надо. И как-то все эти 50 лет они и любили друг друга. Вот именно так - как в книгах, без мексиканских сцен и всего прочего. Может, и были размолвки, да о них и не знает никто в нашей большой семье. И не узнает. И я не знаю, как дядя всё это перенесёт.
Потому что завтра я еду на похороны.

Любовь

(альтернативная история, "флот" >>> "Любовь", ничего личного, просто несколько похоже, на мой взгляд...)

Рев реактивных движков, надрывно визжащих на взлетном режиме (именно визжащих! у АН-72 двигатели очень противно скулят и подвывают, как раздолбанная пилорама или пара недорезанных поросят, неприятно продирая глубоко по нервам) наконец-то затихли вдали.
Белоснежный самолет с синей полосой вдоль всего фюзеляжа легко оторвался от бетонки и с весьма приличным набором высоты уверенно попёр в небесную синеву.
Ну все, теперь парни пойдут по замкнутому маршруту, а потом встанут на монотонный «конвейер» и понеслась «взлет-посадка», до «посинения», до «опупения», почти до рвоты у молодого пополнения летчиков. А куда деваться?! Упражнение никто не отменял, зеленых пацанов надо ставить на крыло.
Зато нам замечательно! Сегодня выпала откровенная халява - сиди себе в резерве на земле в перманентном дежурном режиме и плюй на бетонку. Хочешь - загорай, хочешь - спи. Но, от самолета далеко не отходи... Нельзя!
Но, просто сидеть - скучно. Особенно, когда светит солнышко, которое по мере подъема над линией горизонта, постепенно набирает «мощность» и пригревает все сильнее и настойчивей. В Кинга, кости и нарды играть уже не хочется, хочется купаться. Причем, хочется просто отчаянно.
Эх, а рядом - буквально на расстоянии вытянутой руки, через березовую рощицу, расположены три красивейших лесных озера - Медвежьи озера.
Одно - огромное с лодочной станцией и местом всеобщего отдыха, отдаленно напоминающим пляж. Среднее - чуть подальше и самое маленькое, почти у границы нашего аэродрома. Это озерцо самое теплое, и называется «торфяное». Вода в нем всегда на несколько градусов теплее, чем в первых двух и поэтому на его берегах постоянно собирается много местного населения, особенно - девчонок из близлежащего Нового городка.
Осознавая, что у нас есть «почти законные» пару часов с хвостиком, мы решаем метнуться на ближнее озерцо с благой целью быстренько искупаться и возможно даже поиграть в волейбольчик на импровизированном пляже с местными девчонками, всегда загорелыми и в откровенных купальниках. А почему бы и нет?! Чего тут сбегать, когда все рядышком?! А изнемогать от пекла на бетонной сковородке, когда даже к самолету прикасаться противно и небезопасно из-за угрозы обжечься, тоже - не есть правильно. Согласитесь?!
«Охранять» борт остался «старый» майор - штурман, который был определен добровольно-принудительно, методом жребия. На него легла непростая задача надежно обеспечивать наше «хлипкое» алиби. Типа, все ребята здесь, но только вот, сию секунду, отошли в технический домик за какой-то хренью. Буквально вот-вот, Вы - уважаемый, наверное, с ними банально разминулись...
А тем временем, и стар и млад, из экипажа и наземной службы, дружненько ломанулись в лес. Аки партизаны, уверенно, но скрытно пробираясь к заветной цели по идеально протоптанной тропе, выходящее по кратчайшему расстоянию на уютное озеро.
Навстречу попались ребята из соседнего полка, которые уже вдоволь накупались после ночных полетов и неспеша возвращались на аэродром, чтобы на абсолютно законных основаниях, демонстративно убыть домой на заслуженный отдых.
Через пять минут наша банда уже была на озере. Торфяное зеро под названием Черное, как всегда, не обмануло нас в своих ожиданиях. Чуть коричневатая вода, по цвету похожая на слабую чайную заварку была приветливо тепла. А на берегу, тут и там, кучковались многочисленные компашки симпатичных девчонок. Выбор есть и это радовало!
Быстро сбросив комбезы ЛТО (летно-техническое обмундирование) и не теряя времени, ребята окунулись в воды дружелюбного озера, в котором уже плескалась стайка загорелых девчонок, украдкой бросающих в нашу сторону весьма заинтересованные взгляды.
Прекрасно освежившись и попутно зацепившись языком с девчатами, мы, выбравшись на берег, разделились на две группы. «Солидное старичье» осталось обсыхать, усевшись прямо на свои комбезы, загорая на солнышке, а «зеленая молодежь» плавно, но уверенно переселилась на разноцветные покрывала женской фракции пляжа и углубилась в высокоинтеллектуальную игру в карты типа подкидного дурака.
Все развивалось очень даже успешно и стремительно, но назойливый рев автомобильного мотора такого транспортного средства, как УАЗ «армейский абныковенный, тип командирский», заставил нас отвлечься от увлекательного и перспективного занятия по продуктивному охмурению смешливых и аппетитно-загорелых девушек.
По натуральному бездорожью «off road» лесной просеки по-козлиному шустро прыгал до боли знакомый УАЗик начальника штаба нашего полка, который уверенно и неумолимо приближался к озеру.
Пипец! Атас! Туши свет! Спасайся, кто может?! Хаотично метаться по пляжу и скоропостижно топиться в озере, было поздно, нас банально застукали!
Из УАЗика выскочил крайне раздраженный начальник штаба - целый подполковник Степаныч.
- Ага! Вот вы где голубчики?! Ах вы, бля**ская трехомудия...
Затем, мельком посмотрев на симпатичных и полуобнаженных девчонок в откровенных купальниках, выгодно подчеркивающих из упругие прелести, подполковник задорно стрельнул глазами и, сменив тон на более приемлемый, ласково продолжил, сверкая образцовой улыбкой «а-ля-голливуд».
- Ребятки, вежливо попрощались с обворожительными дамами, и быстро запрыгнули в машину, Родина-мать зовет! Подштанники не забудьте! Ком цумир, швайне!
Спасибо тебе «Степаныч», любим, ценим, уважаем! Наша честь была относительно спасена. Девочки поняли, что мы - очень важные фигуры и без нас, Родина находится в страшной опасности. Поэтому сцена расставания была очень теплая, с традиционными жаркими объятиями, страстными поцелуями, обещаниями часто писать (с нашей стороны) и горькими обильными слезами, обещаниями хранить вечную верность и воспитать наших детей достойными людьми в случае чего (со стороны девчонок естественно). Попрощавшись, мы расстались навсегда.
Полдела сделано, лицо сохранили, но «разборки» с начальником штаба предстояли еще те, к бабке не ходи. Ну, хоть не при свидетелях женского пола и то ладно.
«Молодежь» быстро прыгала в машину, посылая откровенно огорченным дамам обильные прощально-воздушные поцелуи. «Старики» степенно натянули штаны и куртки ЛТО, застегиваясь ширинки уже в УАЗике. Степаныч сел на переднее сиденье, тоже с нескрываемо-прощальной тоской неразделенной любви жалостливо улыбнулся повсеместно рыдающим девчонкам, игриво стрельнув глазами, и глубоко вздохнув, сурово приказал водителю.
- Трогай!
УАЗ обиженно взревел и, неумолимо вытрясая наши позвоночники в жопу, а остатки души - вон, резво запрыгал по болотным кочкам в сторону аэродрома. Отъехав на «безопасное» расстояние за пределы слышимости благовоспитанных дам, Степаныч, наконец, перешел к воспитательным процедурам.
- Так! Что за херня?! Бросили самолет и съе**лись на озеро! Совсем охулели?! Ладно, эти сексуально невоздержанные потенциальные маньяки (начштаба кинул презрительно-завистливый взгляд в сторону «молодежи»), но Вы - семейные люди, а все туда же, к девочкам. (начштаба набросился с упреками на фракцию «старослужащих») Силантьев, твою то мать, убеленный сединой старший прапорщик, бегает в самовольную отлучку наравне с этими желторотыми писюневичами. Вас - мудозвонов, там сейчас полковник из Генерального штаба дожидается. Вся дивизия на ушах стоит. А эти рас3,14здяи, самолет свой, можно сказать, дом родной бросили и в бега... Ну, ничего, ЕДВ (единовременное денежное вознаграждение - что-то вроде 13-й и 14-й получки) всех лишу на хрен по итогам года, вот тогда и задумаетесь, как технику бросать... А в дивизии полный пиндец и шухер - приехал грозный полковник из Москвы, из самого Генерального штаба и прямиком в комдиву. А тот давай в полк названивать и требует ваш экипаж разыскать и срочно к нему на ковер представить...
- Мы не бросили. Там штурман остался...
- Ах, штурман?! С этим 3,14здоболом у меня отдельный разговор будет! Почти битый час, мозги мне сушил различными сказками, что вы всем стадом поссать отошли, буквально на пару секунд. Недалеко - за хвост самолета... Вот ..., ну ладно, я ему тоже устрою, уролог недоделанный, лекцию мне читал о проблемах при мочеиспускании, приводящих к затяжкам при опорожнении мочевого пузыря... Нашел «благодарные уши» понимаешь?! Будет теперь, у меня, в перерывах между полетами «вечным дежурным» по штабу... Хорошо, хоть, мудаков из 3-го полка увидел, из леса выходили и вякнули, что вы в сторону «торфянки» прочапали...
Ага! Вот кто нас слил?! Ну ладно, держитесь парни, при случае, должок обязательно вернем, даже с процентами.
Пока начштаба Степаныч выливал на наши бессовестные головы свой праведный гнев, мы с недоумением посматривали друг на друга. Интересно, а кто из нашей бестолковой братии понадобился «полковнику из САМОГО Генштаба». Наконец, Серега - техник по СД (самолет-двигатель), придав своему лицу максимально возможно тупой вид, наивно спросил.
- Степаныч! А кого конкретно, ищет этот, ...ах, какой... важный полковник?! Да еще из самого Генштаба?! С какого рожна мы вообще кому-то понадобились?! Вот меня, например, может искать только моя любимая теща, да и то, с единственной целью - чтобы перевести в разряд евнухов. Сань, ты кому-нибудь в Генштабе нужен?! Вспоминай, может ненароком на ногу, кому наступил или на ботинок нечаянно плюнул?!
- Я вообще не знаю, где этот ваш Генштаб расположен! Ну, уж точно это «палево с грандиозным шухером» не из-за меня! Если бы у меня были такие знакомые, разве я служил бы с этой сраной «дыре» и с таким «дерьмом», как Вы, мои ненаглядные!
Сразу получив дружеским кулаком в бочину, я благоразумно замолчал. Ребята не были предрасположены к шуткам. Все парни, перебирая в голове возможные контакты и своих знакомых, недоуменно пожимали плечами, не понимая, чем мы заслужили такую неожиданную радость в виде повышенного внимания из Москвы.
- А может, кто подвиг, какой совершил?! Ну там, не знаю, бабушку какую, через дорогу перевел?! А это оказалась дорогая мама какого-нибудь полного генерала из числа первых замов министра МО по чему-либо очень важному?! И «ентот» крутой полковник сейчас погоны с очередным званием или пару орденов для неизвестного героя привез, а?! Или может, кто из нас, маршальскую дочку ненароком соблазнил, чисто по ошибке и по не знанию! Не корысти ради, а по чистой любви, так сказать и сейчас его ретивые штабные гонцы по всей стране ищут, чтобы направление в академию вручить?! Колись, мужики! Чистосердечное признание - кратчайший путь в ЗАГС...
Начштабу надоело слушать наши интеллектуальные изыски, а также скрип и скрежет проржавевших от полной ненадобности мозгов и он, искоса посмотрев на бортового механика старшего прапорщика Силантьева, тихо пробурчал.
- Силантьева домогаются! Суровый полковник из Москвы прикатил на черной «Волге». Я лично не видел, но перепуганный дежурный по штабу по телефону сказал, что комдив там, перед ним на цырлах бегает, несмотря, что генерал. Чай, кофе, коньяк?! И знай, только на дежурного орет и подгоняет: «Где Силантьев?! Подать его сюда немедленно!» А нет Силантьева! В бега подался Силантьев! Дезертир! Самолет бросил и за сосунками на пляж усвистел, за голыми сиськами подглядывать. Ну ничего, комдив вам сейчас жопы лично развальцует. Молите Бога, чтобы только лишением ЕДВ обошлось и ли выговорешником?! Это же надо, «на карандаш» полковнику из Москвы попасть?! Прославили дивизию на весь Генштаб, олухи! Теперь регулярными комиссиями из Москвы затрахают!
В процессе данной «обвинительной речи», мы изумленно уставились на молчащего всю дорогу прапорщика. Бортмех был очень классный старикан, немногословный и поразительно добрый. Он относился к молодежи как к своим детям, при этом абсолютно безропотно выполняя любые указания старших по званию, но младших по возрасту «начальников».
Интересно, откуда у обычного неприметного прапора такие крутые связи?! И молчал ведь столько лет, ни разу не пикнул?! А хотя, какой смысл, сейчас все равно шкурку спустят. Эх, попадалово...
Подъезжая к штабу дивизии, мы увидели на плацу нашего генерала, который молодцевато подтягивал живот и держал спинку ровно, а рядом стоял(а) полковник(ца) в юбке - миловидная стройная женщина, немногим за сорок. Обалдеть?! Приехали!
УАЗ позорно взвизгнув «затертыми в хлам» тормозными колодками, остановился перед крыльцом штаба. Начальник штаба первым выпрыгнув из машины и бросился докладывать генералу, что его «монаршее» распоряжение по розыску и доставке «беглецов» выполнено. Пока генерал принимал доклад, полковник(ца) с приятной улыбкой подошла к прапорщику Силантьеву, а мы тем временем, вытянулись по стойке «смирно», подтягивая отвалившиеся до колен челюсти.
- Олег, я в командировку вечером улетаю, в Хабаровск, а утром дверь в квартире захлопнула. Ключи дома остались, дай, пожалуйста, твой комплект. Комиссия вашим «чкаловским» бортом полетит, так что я успею тебе ключи обратно передать или у дежурного оставлю...
Пока шла эта приятная семейная беседа, генерала вызвал к телефону дежурный офицер, а мы отошли в курилку, чтобы не мешать «внутрисемейным разборкам» и попытаться спокойно переварить неожиданный расклад событий, но до нас долетали обрывки разговора.
- Ты зачем меня и ребят подводишь?! Сейчас нас выдерут по самое «немогу»... Парней ЕДВ лишат...
- Я бы тебя не тревожила, но Мишка опять институт прогуливает, засранец, нет его на лекциях. Я сначала к нему в МАИ смоталась. Как полная дура по своей бывшей кафедре летала сраным веником. Оказываются, преподы уже и забыли, как наш сын выглядит. Представляешь?! А нам говорит, что все в порядке. Сессия на носу, а у него хвостов не счесть. Олег, ты разберись с ним вечером! Направь охламона на путь истинный, только не слишком строго, без рук, ладно?!
- Ах, говнюк, наверно опять любовь закрутил?! Ну, я ему пипиську то в узел быстро завяжу... Ладно, понял... Настя, выручай нас, сходи к комдиву, пусть парням амнистию объявит... почему из-за твоей бабской безалаберности с ключами, ребят ЕДВ лишат?! Ключи ведь ты забыла... Сколько раз тебе говорил... Все равно бесполезно... как об стенку горохом... бабы, бабы...
Воровато посмотрев в нашу сторону, семейная парочка прапорщика и полковника украдкой поцеловалась и полковник(ца), получив ключи от квартиры, цокая каблуками скрылась в здании штаба, а наш бортмеханик с извиняющимся видом приблизился к обалдевшей группе «залетчиков», которая стояла в курилке и тянула сигарету за сигаретой.
- Ребята, есть надежда, что Настя сейчас уладит вопрос с ЕДВ и выговорешниками. Не обижайтесь на меня ... и на нее?! Ну, чего с бабы взять, поймите правильно?! Ключи и те, не может в сумку бросить...
- Олег Николаевич, да хрен с ним с ЕДВ. Колись давай по быстренькому, партизан ты наш, а каким это образом, у тебя ТАКАЯ жена взялась?!
- Каким?! Каким?! Всегда была. Мы еще в школе вместе учились. Я в армии «срочку» отслужил, она меня дождалась честь почести, поженились, детки пошли. Семью надо было кормить, я прапорщиком устроился, зарплата приличная, хватало на жизнь. Настя в МАИ доучивалась, потом аттестовалась в армии и карьера пошла помаленьку. Не дура же набитая, умница всегда по жизни, институт с отличием окончила... А ключи, так и не научилась в сумку класть... Эх, бабы, бабы...
В это время из штаба вышла полковник Силантьева и перед тем как сесть в черную «Волгу» подняла вверх руку, сжатую в кулак с оттопыренным большим пальцем. Ура! Амнистия!
Взревев мотором, машина рванула с места, унося в Москву неожиданного полковника из Генштаба, а мы продолжили пытать нашего «тихушника».
- А сам чего не выучился?! Офицером бы стал?! А то, тут тобой командуют все, кому не лень?!
- Ну, поздно учиться... чего людей смешить?! Пока служил, то, да се, позабывал почти все... Да, ладно, не всем же офицерами быть, должен же кто-то и прапором служить?! Тем более, знаете, какая отдушина - приходишь домой после трудного дня, устал как собака, тебя старлей сраный тут отодрал выше крыши, а ты лег дома на диванчик, а вокруг тебя целый полковник на «бреющем» полете носится и ублажает по полной программе... Эх, лепота!
- Мда, неплохо, действительно мечта! Фактически, песня! Слушай Николаич, а чего ты на бетонке жопу свою морозишь?! С такой женой, давно бы уже в штаб какой-никакой перевелся, по лакированным паркетам, да по коврам ходил бы?! Нашла бы жена-полковница, любимому мужу непыльную работенку, а?!
- Нашла бы... да мне не особо и хочется. Я, ребята, авиацию очень люблю и от самолетов никуда не подамся. Прикипел, что ли...
И неожиданно замолчав, седой прапорщик Силантьев - самый старый член экипажа, поднял к чистому небу свои выцветшие от возраста голубые глаза. И как мне показалось, в них блеснула робкая слезинка. А может, всего лишь отразился лучик солнца?! Не уверен. Будем считать, что показалось...

МЕЖСЕЗОНЬЕ (1995 г.)

История первая: Василий.

- Нет, ну что за дела,- огромный, как медведь гризли, Вадик-«Американец» облокотился на каталог запчастей «GM» и тоскливо посмотрел на входную дверь...
- Третий час сидим, а лавку до сих пор ни одна ... не зашла. А у меня, между прочим, полно вредных привычек, и самая хреновая из них - кушать три раза в день. Межсезонье, блин... - он снова выразительно посмотрел на вход в магазинчик...
- Тебя послушать, так ты у нас один такой голодный... Худой, как удочка, Петька- «Француз» вылез из своего угла и поправил на полке фару к «Пежо».- Я, может, еще больше тебя страдаю, у меня, между прочим, запаса сала «на три пальца» на боках нетути. Ты на одних «внутренних резервах» месяц протянешь. Как верблюд в пустыне.... Вон, у «жигулистов» тоже аншлага не наблюдается - выразительно посмотрел в нашу сторону... - И где Василий? Опять от работы отлынивает? Как кормить его, так «шапку по кругу», как пару копеек заработать для коллектива - не допросишься. Васька! А ну марш на сцену, «пайку» отрабатывать!
- Ну что разорались, - мой напарник по бизнесу Толик выносит на руках из подсобки огромного рыжего мохнатого кота. - Несу, несу «кормильца»...
- Вот так, теперь на бочок, и глазки что бы жалостные-жалостные,- Толик не спеша, укладывает откормленную Васькину тушку на прилавок. Заботливо поправляет подстилку, отходит и критически смотрит со стороны... Потом ставит рядом пустую пивную кружку и аккуратно изготовленный на принтере плакатик: «Граждане! Подайте на пропитание коту Василию!» Снова отходит и любуется композицией...
- Не верю, не единому слову не верю...- бормочет про себя Толик.- Не тянешь ты, Вася, на голодающего, никак не тянешь. Халтура...
Васька, явно обиженный пренебрежительным отзывом, внезапно издает такое пронзительно - жалостливо- требовательное «Мяяяяууууу», что все понимают: его скорая голодная смерть будет целиком на совести нашего дружного коллектива...
- Ну, ведь можешь, если захочешь! Молодец, получишь «Оскар» за лучшую кошачью роль - ликует Толик - Верю, верю... но не подам. Извини, дружище.... С первого покупателя получишь.
Василий удовлетворенно зажмуривает глаза и снова погружается в сонную нирвану...
...Входная дверь негромко хлопнула, пропуская в магазин угрюмого широкоплечего субъекта специфической внешности в сопровождении юной блондинки.
- Короче, брателло, меня к вам Жорик прислал...- начал «бритый» ( Жорик- хозяин соседнего автосервиса.) - У меня «восьмера» конкретно накрылась, надо помочь.... Понял, братан? Надо. Помочь. Чтоб скидка там, все как положено. По понятиям, короче.
А глаза ласковые-ласковые... Помянув про себя недобрым словом Жорика со всей его клиентурой («Надо помочь»! Нашел, понимаешь, мать Терезу в моем лице..., беру у «бритого» список и начинаю собирать заказ.
- Ой, котик! Блондинка тянет наманикюренную пухлую ручку к Василию, - а он не тяпнет?
- Не тяпнет - вдруг мрачно говорит Толик, - Не может он. Болеет, бедняга.... Усыплять думаем, да жаль.... Охотник был. Лучший в районе.... А сейчас все, отбегался. Паралич задних конечностей. (Я мысленно хватаюсь за голову!) «Кавказец» покусал...
- Кавказец покусал? Совсем «черные» озверели!- ахает блондинка и поворачивается к спутнику, -Слышишь, мало того, что по улице уже спокойно не пройти, так им и коты наши уже мешать стали...
- Чечены?- деловито спрашивает «бритый», почесывая «ствол» под кожаной курткой - Эти могут.... Вот помню, раз «стрелу» забили...
- Дай денег!- перебивает его блондинка, и ловко выхватив увесистое портмоне, кидает в кружку пару «зеленых» купюр.- Вы это, позаботьтесь о нем... Беееедненький...- рука снова опасно тянется к «парализованному», что бы погладить...
И тут, «подлец» Василий, явно выйдя из роли и не вовремя расслабившись, изящно потягивается, тихонько повизгивает во сне и явственно дергает мохнатыми ЗАДНИМИ лапами...
«Аллилуйя! Славься Господи! Он может ходить!» Все! Звиздец! Приплыли! Сейчас нас тут всех и «положат» вместе с этой рыжей сволочью...- вихрем проноситься в голове.
- Мышечная память.- скорбно и невозмутимо говорит Толик,- Рефлекс, так сказать. Сон, плохой увидел. Про собак, наверное.... Про «фантомные боли» читали, надеюсь? Это когда ног нет, а боль есть.
-А то! - оживился «бритый»- Помню я раз в больничке с «огнестрелом» лежал...
...Через минуту синхронно со звуком закрывшейся двери яростно поворачиваюсь к напарнику:
- Тебя что, тоже «кавказец» в голову укусил?! Паралич у кота, видите - ли.... Да у него из всех болячек только лень хроническая, да обжорство!
- Да ты не кипятись! - Толик переворачивает пивную кружку на прилавок и разглядывает купюры на свет. - Ты же Ваську знаешь, он до обеда как бревно лежать будет. Не первый раз, чай... не последний. Кормилец.... Ну что, господа, кто «гонцом» будет? Василий угощает!

Пыль.


Пыль, что в ней особого, но каждый, кто прошёл Афган, сохранил воспоминания о ней. Собственно на какую-то частицу, мы состоим из этой пыли, сколько её было проглочено. Здесь в Афгане она другая. Неблагодарное дитё войны, афганская пыль. Колёса и гусеницы техники перемалывают в порошок горные породы, порождая её, а она «благодарит» своих «родителей» тем, что абразивом проникает в смазку их двигателей, забивает фильтры, радиаторы. Она вместе со своей союзницей жарой терзает тех, кто ходит с колонами, или до поры до времени тайком лежит на земле, как в засаде, чтобы наброситься на вертолёт, пилот которого, неосторожно выберет это место для посадки.
К вертолётам у пыли любовь особая. Не получилось с наскока поймать на посадке, ничего, она своё возьмёт измором. Медленно но настойчиво, как вода камень, точит она лопатки двигателей, потихоньку воруя мощность. И вот в критическую минуту, когда пилот рванёт ручку шага винта, вертолёт не отзовётся привычным гулом набирающих обороты двигателей. Вместо этого хлопки, словно кашель астматика. Помпаж! Изуродованные пылью лопатки двигателя не в силах загнать воздух в камеру сгорания и тот с шумом выплёвывается обратно. Лётчик сбрасывает шаг в надежде, что с меньшей нагрузкой двигатели «успокоятся», так его учили и так написано в рекомендациях, в общем правильно. Но на этот раз «болезнь» оказалась слишком запущенной. Хлопки нарастают и вот с очередной порцией воздуха двигатель «выплёвывает» остатки лопаток... Потом смятые от удара двигатели увезут в союз, где его изучат, напишут новые рекомендации, а обломки вертолёта будут лежать на краю аэродрома. Первое время они будут как свидетельство трагедии, но пройдёт несколько замен и это будут просто обломки.

Мы только прибыли в Афганистан, нас везут на стрельбище. Армейский Урал с открытым кузовом, грунтовая дорога. Толстый слой пыли, мелкой словно пудра, как вода растекается под колёсами грузовика. Водитель солдат старается ехать как можно медленней, по всё равно пыль клубится за кузовом, мешает дышать, противно скрипит на зубах, смешивается с потом, воротник нового комбинезона мгновенно чернеет и противно прилипает к шее. На полигон мы приехали уже все серые от пыли.

Утром, более сотни вертолётов на аэродроме Кундуз производят газовку двигателей, проверяют исправность систем перед лётным днём. Поднятая винтами с грунтовых стоянок пыль несколько часов висит в воздухе. Стало понятно, почему в жилом городке всё покрыто белёсым налётом.

Пыль, её можно и не замечать, порой кажется, что её и нет, но сегодня в первый раз в Афганистане поднимается на потолок вертолёта. На четырёх тысячах резко обрывается полоса пыльного воздуха, словно выныриваем из воды. Оказывается над Афганистаном тоже синее небо, а не белёсое и выцветшие как казалось там внизу. От величественных, заснеженных хребтов Гиндукуша невозможно оторвать взгляд. А там внизу Афганистан, эго почти не видно сквозь толстый слой пыльного воздуха.

Дальний пост охранения, высокогорье. Восьмёрка садится на крохотный пятачок. Пыль бубликом крутится вокруг винта. Вертолёт почти не видно. Но вот пыль опадает, вертолёт спокойно молотит лопастями на малом шаге, суетятся солдаты разгрузочной команды. Доставка груза, обычное дело оказывается в этих краях.

Внизу ползёт цепочка колоны. Поднятая гусеницами, колёсами пыль, плотно окутывает колону. Чистый воздух достаётся не только головной машине. К сожалению, не только воздух... То здесь, то там, на обочинах, под откосом, изувеченные взрывом остатки техники.

При запуске начал помпажировать пусковой двигатель. У него нет защитных устройств, пыль сожрала его. Хорошо вовремя успел выключить, иначе бы сжёг вертолёт. Делать нечего, иду запускать дежурный борт. Молодцы технари, нашу ласточку починили оперативно.

Я давно оставил попытки вывести пыль из своей кабины. Но вид покрытых «пудрой» пультов продолжает раздражать. Попробовал не закрывать кабину пока винт не выйдет на обороты. И точно, поток воздуха вымел старую пыль и тут же нанёс новую.

Разгрузка восьмёрки затянулась, у нас топливо на исходе, высота и вес позволяют, решаемся тоже сесть. Находим ровный участок на берегу реки. Заходим, внезапно теряем видимость. Пыль набрасывается на нас как кобра, резко и без предупреждения. Спасибо машине, выручила. Сами виноваты, не подумали, что пыль сюда могла нанести река.

Зимой затянули дожди, пыль превратилась в не менее противную грязь. Налипает на обувь, тянется за ногами в модуль. И только стоит ей высохнуть, снова переходит в привычное состояние. Помесив месяц грязь, начинаешь думать, что пыль лучше. Хотя грязь, та же пыль, только с водой.

Пыль, оказывается и к ней можно привыкнуть и не замечать. Приехал в отпуск, мать удивляется, что я и мои вещи пропитаны пылью. А я и не замечал. Хотя, одной ночи на пересылке в Хайратоне, было достаточно, чтобы насквозь пропитаться ей.

Возвращаюсь с отпуска. На ми восьмом пассажиром лечу из Хайратона в Кундуз, внизу под нами пустыня, царство песка и пыли.

Весна, прекрасное время, грязь уже высохла, а пыли ещё нет. Жаль, продлится это недолго. Пройдёт месяц, солнце убьёт зелень, высушит землю, техника перемелет дороги, всё вернётся на круги своя.

Занесло пролётом в один из гарнизонов. Да, зря я называл Кундуз царством пыли.

Что может быть хуже пыли? Пепел. Знакомая площадка, садились не раз. Заходим с ходу и перед самой землёй оказываемся как в молоке. На второй круг уходить поздно плюхаемся в слепую. Повезло, не опрокинулись. Оказывается, чья-то добрая душа решила сжечь сухой бурьян. А через час мы уже забыли про это.

Странно, снова начала раздражать пыль, чем ближе замена, тем сильнее. Впрочем, начинает раздражать всё. Скорей бы отсюда.

Сегодня улетаем в Кундуз. Замена. Два лишних дня проторчали в Файзабаде. Шла пыльная буря. Афганистан и его пыль не хотела отпускать нас.

Через год после Афгана сломался мой фотоаппарат «Зенит». Отнёс в мастерскую.
---Им что, в песочнице забавлялись? Ремонту не подлежит!---вынес вердикт мастер. Хотел последовать его совету. Не получилось. Не смог выбросить верного друга верой и правдой служившего мне там. У нас одинаковое число вылетов. Лежит в шкафу.

Сегодня перебирая вещи, нашёл свою афганскую панаму. И хотя она стирана-перестирана, она всё равно пахнет афганской пылью. Особый этот запах. В курсантскую пору, в заволжских степях тоже было много пыли. Но та пахла полынью, ковылью, простором. Эта, гарью солярки и керосина, пороха, тротила и кажется немного юностью. А может, мне всё просто почудилось и разыгралось воображение. Ведь сколько лет прошло. И всё это просто, пыль.