«Зверюга»...

- А не сходить ли нам на озеро искупнуться? - отец отложил в сторону рубанок и вытер мокрое лицо, размазывая пот по щекам. Летний день был в разгаре и столбик термометра уверенно перешагнул отметку в 30 градусов.
- Сейчас, батя, только вот энту хреновину к той заразе прифигачу - молоток уже не держится в руке, а кровь циркулирует по телу тяжелыми упругими толчками...
Кучка стройматериалов на заднем дворе с нашей помощью превращается в новый сарайчик для садового инвентаря, удобрений и прочих полезных в дачном хозяйстве вещей.
- Все, сейчас помру! Хорош мучиться, еще пол-отпуска впереди. Успеешь в свою казарму, курсант! Отдыхать тоже надо...
- Да бегу уже, бегу- выхожу на крыльцо в плавках и шлепанцах. Даю «отмашку» полотенцем. - Вперед, «гвардия»!
Дорога до озера занимает минут десять и проходит мимо обычной пригородной платформы с незатейливой и облезлой табличкой: «Пл. 54 км.». Дачная публика, заслышав шум подъезжающей электрички на Ленинград, уже собирается в кучки, распространяя вокруг себя стойкий запах клубники и цветов, заботливо выращенных на «шести сотках».
Особнячком на платформе стоит отделение солдат-первогодков под командой загорелого крепыша-лейтенанта. Машинально отмечаю, что полевая форма у него совсем новая, погоны не обмятые, не иначе, парень «по первому году» из училища...
Ну, тут все понятно. Между учебкой в Лемболово и стрельбищем в Васкелово всего-то минут сорок ходьбы. Или двадцать пять минут бега. Но если проявить смекалку и знать расписание, то пять минут комфортной езды в тамбуре «пригородной». Выбор очевиден.
Двери зашипели пневматикой, едва не прищемив замешкавшегося лейтенанта, с размаху «утрамбовавшего» своих бойцов, и электричка, коротко хрюкнув гудком , шустро рванула с места...
Машинально провожаю ее взглядом... и застываю статуей Командора.
АВТОМАТ. Новенький АКМ, забытый кем-то из воинов стоит, сиротливо прислонившись к перилам платформы.
Отец следит за моим взглядом, присвистывает от изумления, подходит и берет в руки детище знаменитого оружейника.
- Знатный зверюга... - взгляд становится задумчивым... Рука по-хозяйски поглаживает ствол и как бы невзначай щелкает предохранителем. - Знатный зверюга... (Мечтательно...) А у нас дрозды расплодились, всю клубнику склевали, сволочи... Вороны снова мыло украли... От кротов опять же житья нет...
Представляю отца, ревностно защищающего грядки, стрельбу очередями под вопли соседей и пернатые тушки, валяющиеся по всему участку...
- Батя, не дури. Патронов все равно нет. Да и летехе уже сегодня ж.. на британский флаг порвут. Жалко мужика. За утерю оружия и отклонение от маршрута огребет он, естественно, на полную. И командир его. И командир командира. А об участи бойца-растяпы вообще лучше и не думать.
...Случайный прохожий испуганно шарахается в сторону и ускоряет шаг. Представляю, как мы выглядим со стороны! Два небритых мужика в плавках и с автоматом. Сюр! Захват электрички с последующим угоном в Турцию... Душманы на отдыхе... Прохожий оглядывается еще раз и на всякий случай переходит на бег...
От греха отсоединяю магазин, передергиваю затвор, делаю «контрольный» вверх и заворачиваю «трещотку» в линялое пляжное полотенце. Кончик ствола с мушкой все равно предательски торчит из свертка.
- Пошли лучше расписание смотреть, когда ближайшая на Сосново пойдет... Чует мое сердце, увидимся мы еще с летехой сегодня... И очень скоро...
Злорадно прикидываю про себя: так, вот сейчас выгрузились, строятся, проверяют снаряжение... Опаньки! Чего ищешь, солдат? Автоматик? Всего-то? Вот радость-то в доме! И куда же он подевался? Хомяк сгрыз?
Еще пару секунд на раздумье... Ну что, осознал в полной мере? А чегой-то лицо у тебя, лейтенант, побледнело? И озноб вдруг в такую жару пробрал... И Забайкальский округ перед глазами вдруг замаячил... На всю оставшуюся службу.
Интересно, даст он бойцу в ухо или удержится? Почему-то чувствую, даст. Но очень быстро и только один раз, ибо времени в обрез. Вернее, его просто нет. А стрелка на часах бежит и бежит себе, потихоньку сводя на нет и так невеликие шансы вернуть пропажу.
Расписание ехидно подсказывает: обратная электричка через полчаса. Спокойно сидеть и ждать на платформе - инфаркт через пять минут гарантирован. Значит, побежит. И очень быстро. Бойцов с оружием бросить не может, значит, и их погонит... Не загнал бы только...
Засекаю время, мысленно командую: «На старт... Внимание... Марш!» и почти физически слышу командирское: «За мнооой!!! Бегооом!!! Бегом, я сказал, е..., б...!!!» Вот и голосок «прорезался»! Вперед, орлы! Даешь рекорд! Посрамим все нормативы, они не для таких ситуаций писаны!
Вся карьера мгновенно валится под откос и единственное, что он может сделать, прибавить. До судорог, до рвоты, до белых мух в глазах, подгоняя пинками отстающих и задавая всем бешеный темп.
Три километра. Из них два - по извилистой тропке вдоль насыпи и последний - по раскаленному асфальтовому шоссе. Солнце жарит нещадно, безветрие... Автоматы, подсумки, сапоги. Особо не побегаешь...
В общем-то не смертельно, не марафонская дистанция, нас, бывало, поутру и на «пятерик» для разминки гоняют... Ничего, привыкли... Вот только приз у тебя, летеха, сегодня особый. Потерять автомат в начале службы - это тебе не кот начхал... Это серьезно.
Да нет, мужик, вроде, крепкий, выдержит. А солдатикам просто деваться некуда, вот и несутся, задыхаясь и отбивая себе бока подсумками...
Прикидываю: вот уже асфальт начался, теперь затяжной подъем... Не отставать! За мной, чудо-богатыри! Только осторожнее, там как раз за поворотом совхозная машина молоко привезла, уже и очередь, наверное, выстроилась. Вы уж там поаккуратнее, не опрокиньте никого с ходу. А то бабульки бидонами закидают.
Ну вот... А я предупреждал! Издалека вижу, служивые, вылетев из-за поворота, аки стая диких кабанов, сносят половину любителей свежих молочных продуктов. Што, ребятки, тормоза отказали? Разгневанные вопли дачников хорошо слышны даже на станции.
Так, не расслабляться, последние пятьсот метров остались. А приз ваш - вот он. У меня. В полотенце завернут. Старое такое, с розочками.
А лейтенант молодца! Бегут колонной, слаженно... Он, как отцу-командиру и положено, несется впереди, задает темп группе, постоянно поправляя ремни от ЧЕТЫРЕХ висящих на плечах «стволов», снятых с отстающих. Ну давай-давай, родной! Ставка в этом забеге не «золото»... Вся служба твоя на кону сейчас. По крайней мере, ты так думаешь.
Все. Финиш. Смотрю на часы: так и есть, все нормативы посрамлены. Пора резервировать место в олимпийской сборной.
Метров с десяти вижу, как все буквально взлетают на платформу, озираются по сторонам, рассыпавшись в разные стороны, прочесывают метр за метром густой кустарник возле перил. Как лейтенант обмахивается фуражкой, задыхаясь и ловя ртом раскаленный воздух, обреченно садится прямо на придорожный камень...
Потом выхожу из-за дерева, негромко окликаю, жду, и... не торопясь разворачиваю полотенце. «Знатный зверюга» маслянисто и успокаивающе поблескивает в свете палящего солнца.
Одновременно отец недвусмысленно показывает пальцем на вывеску: «Гастроном». Лейтенант дышит как загнанная лошадь, но счастливо кивает головой и тянется за бумажником...
...Я выгружаю в холодильник из сумки бутылки «Жигулевского», отец молча стоит рядом и укоризненно посматривает на стаю дроздов, методично уничтожающих наш урожай прямо под носом у совершенно размякшего от жары пушистого «сибиряка» Макса, который в наше отсутствие, похоже, заключил договор о ненападении с местной живностью.
...Потом машет рукой, дескать: «Да подавитесь вы!», тоскливо вздыхает, берет ящик с инструментами и идет на задний двор...

Эфемерный эфир

Эфир эфемерен и нагл. Он - живое ничто, рожденное из ничего. Он трескуч, шипящ, хрипл, но никогда не молчалив. Он обманчив и подл. Гад! Мерзкий, корявый эфиришко! А сын его, коротковолновый микрофонный эфир - упырь с плавающим металлическим голосом робота, живущего где-то в районе Северного полюса, который ловит радиоволну, прогоняет ее через северное сияние, добавляя визг касаток, шорох дрейфующих льдов и железное скрежетание той оси, вокруг которой вращается Земля. А потом он отпускает этого гермафродита в дальнейшее путешествие вокруг шарика, чтобы свести с ума сидящего на боевом посту старшего матроса Девочкина.
- Ты чего лыбишься?! - с опаской спрашивает командир подразделения, зашедший на боевой пост.
- Тащ, вот поймал какой-то ю-эс-эс, записал, а название разобрать не могу! - блекнут глаза матроса. - Я вот думаю...
- Чего ты думаешь?! Сейчас дам в репу - уши отслоятся! Приемник отстроить надо было перед записью, бабуин! Что ты там думаешь, функен-сволочь?!
- Ну, «Дзиминьтун» этот, которого я записал... Вдруг он китайский корабль?
- Девочкин, ты карась совканолевый или якут из Игарки?! У тебя уже второй поход за плечами! Где ты видел китайцев под Сан Диего?! Ну-ка, крутани мне эту запись!
«Трррруууммммм...клик... Сан Диего порт контрол...ю-эс-эс «Джимбльдаун»...
- Как-как? - начинает нервничать офицер.
- Тащ, теперь «Джимбльдаун» слышится...
- Так нет же такого боевика у янков! И в «Джейне» такого нет! Нету! Ну-ка, набери телефон ЗКРа.
- ЗКР слушает.
- Сань, тут засада у нас: американский корабль отметился в эфире; час крутим магнитофон - уши опухли! Называет себя каким-то «Джимом Дауном», а в середине названия «бль» какое-то! Спустись послушать, а?
- Ю-эс-эс хоть, Аркадич?
- Ага! Но в справочнике такого нет.
- Иду...
В лабораторию входит улыбающийся заместитель командира по разведке. В глазах читается: «Сейчас я это быстренько разрулю, проведу мастер-класс и пойду в кают-компанию смотреть фильм»:
- Так... Ну-ка, боец, крутани еще раз!
«Трррруууммммм...клик... Сан Диего порт контрол...ю-эс-эс «Джимбльдаун»...
- Действительно, «Джимбльдаун»... А он еще выходил в эфир?
- Да, тащ. Вот - послушайте.
«Трррруууммммм...клик... ю-эс-эс «Германдаун» коллинг Сан Диего порт контрол...»
- Вот! Все ясно - «Германдаун»!
- Да ну, Сань, какой «Германдаун»?! «Джимбльдаун» слышится! Только ни того, ни другого в справочнике нет...
- Тащ, старший матрос Девочкин, разрешите обратиться? Мне «Дзиминьтун» слышится!
- Молчи, бабуин, ухо собьешь! Крути еще раз!
- Ой... «Галимантаун»...Нет? Как думаешь, Сань?
- Аркадич!!! Ясно же слышно: «Германдаун»! Так в сводку его и дадим!
- А класс «Дауна» этого какой напишем: эсминец, крейсер, фрегат?
- Да-а-а, влетели... Зови еще кого-нибудь со свежим ухом, послушать.
- Хорошо, Сань - старпома позову.
- Старший матрос Девочкин, разрешите обратиться, тащ третьяранга?
- Ну?
- Тащ, там, в сети, еще одна сволочь отметилась - тоже опознать не могу. Послушаете?
Звучит команда по трансляции: «Офицерскому и мичманскому составу, свободному от вахты, собраться в кают-компании офицерского состава для просмотра кинофильма!»
- Ах, ты-ы-ы...ты... давай, крути! Побыстрее, яшку в рот!
«Трррруууммммм... клик... ю-эс-эс «Махлонскинсдэйл» коллинг Лонг Бич порт контрол...»
- Чего-о-о-о-о?!
- Да вот, тащ, тоже такого в «Джейне» нет.
- Другая запись есть?
- Так точно!
«Трррруууммммм...клик... ю-эс-эс «Махлонскинсдэйл» коллинг Лонг Бич порт контрол...»
В помещение заходит старпом с папиросой в зубах:
- Сань, бросай ты эту фигню - пошли фильм смотреть! Сегодня порнуху показывают!
- Да не могу я - в сводку что-то давать надо на этих ю-эс-эсов. А что за порнофильм сегодня?
- «Табор уходит в небо». Чего слушаешь, Девочкин?! Сейчас табором вас всех, балбесов, отжучу! Крути этого «Махлона»!
После десятого прослушивания старпом удивленно поднимает голову, склоненную к динамику, и выдыхает:
- Надо же! Действительно - «Махлонскинсдэйл»!
- Владимыч, - вздыхает ЗКР, - а еще одного послушаешь?
- Давай! - смущается старпом.
«Трррруууммммм...клик... Сан Диего порт контрол...ю-эс-эс «Джимбльдаун»...
- Фуф! - удовлетворенно улыбается старпом, - Тут все ясно - «Джимбльдаун»! Пошли порнуху смотреть!
- Владимыч, нет такого корабля!
- Да ты что-о-о?! Ну, дай их в сводку как неустановленные суда «Джимбльдаун» и «Махлонскинсдэйл» - пусть в Центре поржут!
- Нет, ты иди, а я еще их покручу, - вздыхает ЗКР.
- Ага, давай! Как раз принесешь кэпу сводку на подпись в кают-компанию, а он в темноте ничего и не заметит!
«Трррруууммммм...клик... Джимбль... трум... клик... Герман... трууум... клик... Джимбль... трум... клик... Герман...»
- А-а-а! Бойцы, дайте закурить! - сипит некурящий ЗКР.
«Трррруууммммм... клик... Махлон... трум... клик... Махлонскинс... трууум... клик... Махлонскинсдэйл... трум... клик... Скинсдэйл...»

«Ай, нэ-нэ-э, нэ-нэ-э, ай, нэ-э-э-э-э-нэ-э! Джа, ромалы! Весь табор сегодня гуляет!»
В кают-компании хлопает дверь, на экране мелькает ЗКР среди табора и пробирается между кресел к командиру:
- Тащ командир, сводка - подпишите!
- Все проверил?
- Так точно!
- Ладно, верю!

«Командиру корабля. На ваш исходящий N сообщаем, что отмеченные вами в районе Калифорнийского залива неустановленные суда «Германдаун» и «Махлонскинсдэйл» в составе ВМС США не числятся. По нашим данным, ими являются десантный вертолетоносец корабль-док «Джермантаун» и фрегат УРО класса «О.Х.Перри» «Мэлон С. Тиздейл». По итогам недели ваш корабль занял последние место на соединении. Командира прошу усилить контроль за ведением специальной деятельности. Начальник разведки».
- Товарищ ЗКР, говорит командир. Завтра в 16.00 всему офицерскому составу быть готовым сдать мне зачет по знанию корабельного состава ВМС США. Я тебя, Махлонскинсдэйл, и твоего группера порву на части, потом пропущу через бумагорезательную машину и зарою в хлорке! И рогатому прикажу лично прочистить вам, даунам германским, уши банником! Глаза теперь заливайте компотом, а не моим благородным шилом. Дробь вам на получение спирта! На месяц!

А матрос Девочкин сидит в лопухах, подперев щеку кулаком - он несет вахту.
- П-ш-ш-ш, - шипит коварный эфир в наушниках. И тут он оживает: «Ю-эс-эн-эс Прайвэтферстклэссдивэйнтиуильмз коллинг Наха порт контрол».
- Ой, мама-а-а! - шепчет Девочкин и тянется к телефону. - Тащ, тут кто-то страшный в Наху идет. Послушаете?

Противостояние.

Космическая гонка. Годы полные триумфа и трагизма, горечи поражений и радости побед. Об этом знают все, это давно стало историей. Я хочу поведать о событиях, имевших место в середине восьмидесятых, которые, несмотря на то, что происходили в несопоставимо более короткие сроки и с меньшим размахом, по накалу страстей среди участников, пожалуй, сопоставимы с упомянутой уже космической гонкой. Это было ни много ни мало, а ракетное противостояние между двумя классными отделениями моего славного училища. Училища, которое увы, уже тоже стало историей.

Подготовка к сдаче очередного Государственного экзамена была в самом разгаре. Некоторые курсанты лениво перелистывал конспект или учебник, большинство же справедливо полагая, что госы, по сути, простая формальность, попросту убивало время. Кто писал письмо, кто праздно беседовал, а кто попросту перегнувшись через подоконник, наслаждался теплом уходящего сентября. Казалось, ничего не может нарушить благодушную и немного ленивую атмосферу в аудитории, пропитанную осознанием того, что до выпуска осталось около месяца, что на склад уже завезена новенькая, сшитая по индивидуальным меркам офицерская форма.
- А десятое отделение что-то затевает, - это меланхоличное замечание, произнесённое одним из торчавших в окне курсантом, подействовало как команда.
Все побросали свои занятия и бросились к окнам. Действительно, на улице было соседнее отделение в полном составе. Занято оно было тем, что выстроились полукругом и наблюдало за тем, как трое курсантов возились, устанавливая на земле какие-то предметы. Внезапно троица вскочила и бросилась в стороны. Послышалось шипение, свист и вверх взметнулась струя дыма. Сомнений быть не могло, десятое осуществило запуск ракеты. Как и не было сомнений в том, что это был вызов, и выбор места запуска под окнами помещения, где занималось восьмое отделение, не случаен. Пока возмутители спокойствия, оживлённо переговариваясь, уходили в свою аудиторию, восьмое продолжало молча торчать в окнах. Никто не проронил ни слова, переживая «национальный позор». Но как только улица опустела, все так же молча расселись по своим местам.
- Ну чё, мужики? - уже невозможно установить, кто произнёс эти исторические слова, но после них стало ясно: восьмое отделение принимает вызов и вступает в «космическую» гонку. После этого решения в глазах курсантов вновь появился блеск, и отделение принялось обсуждать сложившуюся ситуацию. Несколько человек, добровольно вызвавшись быть промышленными шпионами, оперативно раздобыли информацию. Выяснилось, что ракета десятого отделения была весьма скромных размеров, в качестве двигателя был использован колпачок от авторучки, топливом служил обыкновенный целлулоид. Но неприятным моментом было то, что ракета успешно летала, и в данный момент проходил подготовку к повторному запуску новый девайс подобной конструкции. Без всяких лишних слов было понятно, что срочно необходим достойный ответ. Оперативное совещание закончилось принятием двух резолюций:
- Сегодня же произвести запуск собственного носителя;
- Носитель непременно должен превосходить по взлётному весу конкурентов.
Для ускорения работ было назначено четыре группы. В первую вошли добровольцы, вызвавшиеся осуществлять технический шпионаж. Второй группе была поручена задача поиска стратегических материалов. Третья должна была осуществлять компоновку и окончательную сборку ракеты. И четвёртая группа, элита, занималась двигателем.
Единогласным решением двигательного КБ было одобрено создание двигателя на базе тюбика из-под зубной пасты. Это обеспечивало как минимум десятикратное преимущество во взлётном весе над действующим носителем десятого отделения. И как только снабженцы доставили необходимые материалы, оба КБ приступили к работе. Менее чем за час ракета была построена, осталось назначить время запуска. Идеальным было на несколько минут опередить конкурентов. И как только от разведчиков поступила необходимая информация о готовности ракеты десятого отделения к запуску, ракетостроители восьмого бросились на улицу, тем самым быстро, но торжественно доставили свой носитель к месту запуска.
Ничего не подозревающее десятое отделение было встречено удачным запуском, удачным и более мощным стартом ракеты. После чего восьмое отделение удалилось, не удостоив вниманием жалкий прыжок крохотного носителя конкурентов. Достигнув аудитории, триумфаторы некоторое время оживлённо обсуждали успешный запуск. Явно не хватало шампанского, настроение было как после запуска первого спутника. Но как только спала первая волна восторгов, было высказано дельное предложение, что не стоит расслабляться. Было принято решение закрепить успех рядом успешных запусков. Вновь в обоих КБ закипела работа, и спустя некоторое время была готова целая серия носителей, запуск которых по причине позднего времени перенесли на следующий день.
Едва окончился завтрак и развод на занятия, как ракетостроители восьмого заторопились на импровизированный космодром. Там они нос к носу столкнулись с конкурентами из десятого. С удовлетворением было отмечено, что враги ограничились простым копированием. Но, к сожалению, тоже была создана целая серия ракет. В течение часа практически в безмолвии производились запуски, обе стороне ревностно следили за каждым запуском оппонентов. И хотя восьмое отделение было по-прежнему на шаг впереди, вчерашней радости не было, конкуренты дышали в затылок. Тем не менее, оба отделения несколько дней соревновались в количестве запусков. Из казармы напрочь исчезла зубная паста, крем для бритья, стали дефицитом офицерские линейки, планшеты.
Противостояние явно заходило в тупик. Требовались новые решения.
На одном из рабочих совещаний была высказана мысль о бесперспективности стратегии соревнования по количеству запусков. Это породило жаркие дебаты, но в итоге было принято беспрецедентное решение, сродни королёвскому, отказаться от дальнейшей эксплуатации хорошо зарекомендовавшего себя носителя и приступить к проектированию новой, более мощной ракеты. Неоценимую помощь оказали в этом снабженцы, они первыми предложили обратить внимание на новинку того времени - алюминиевые баллончики из-под парфюмерии. Это обеспечивало как минимум пятикратный рост взлётного веса. Окрылённые новой идеей, оба КБ справились с задачей раньше графика. Не было даже нужды оповещать конкурентов, те сами к тому времени наладили технический шпионаж.
Старт новой ракеты прошёл успешно. Прекрасным фоном для этого послужили позеленевшие от зависти лица курсантов десятого отделения, наблюдавших за запуском из окон своей аудитории.
Второй раз подряд за краткую историю противостояния восьмое отделение праздновало победу. Опережение конкурентов было насколько бесспорным, что было решено на некоторое время отказаться от разработки новых носителей. Как оказалось впоследствии, это было стратегическим просчётом. Пару дней восьмое отделение проводило запуски новой ракеты в одиночестве. Кто-то высказал предположение, которое всем показалось логичным, что десятое отделение попросту выбыло из борьбы.
На третий день неожиданно поступила информация, что десятое отделение в скором времени осуществит запуск новой ракеты небывалой мощности. На экстренном совещании оба КБ высказали мнение, что это дезинформация. Всё специалисты были единодушны во мнении, что доступный уровень материалов попросту не позволяет осуществить эту идею. Но со стороны разведки поступило новое сообщение: запуск состоится спустя несколько минут. Восьмому не оставалось ничего другого, как прилипнуть к окнам. Действительность превзошла самые худшие ожидания. Оказалось, что десятое отделение построило ракету на основе солдатской фляги, а это более чем в десять раз превосходило новый носитель восьмого. Но на этом удары судьбы не закончились: вдобавок ко всему, ракета конкурентов была многоразовой. Что было тут же продемонстрировано после десятиминутной перезарядки состоялся повторный запуск. После такого удара судьбы восьмое отделение впало в депрессию. Было отчего - одним запуском их обошли на два пункта. Все их прежние достижения были перечёркнуты.
Несколько дней КБ бездействовали, начали высказываться мысли, что неплохо послать гонцов в соседний гастроном (и кажется, это было реализовано). Никто не представлял себе, как превзойти конкурентов. Идея с копированием была сразу категорично отвергнута, - Восьмое отделение не опускается до плагиата!
Выход пришёл с неожиданной стороны: один из курсантов, наводя генеральный порядок в ротной каптёрке (напоминаю, дело шло к выпуску), случайно нашёл кислородный баллончик с Ми-2. В другое время эту штуку равнодушно бы выбросили, но по счастливой случайности этот курсант, которого ротный выбрал для уборки наугад, оказался снабженцем из восьмого отделения. И через десять минут, в обстановке строжайшей секретности, то есть завёрнутый в газету, этот баллон был доставлен в аудиторию, где занималось восьмое отделение.
- Вот она, возможность достойного ответа! - выстроившись полукругом, отделение затаив дыхание смотрело на лежащий на столе баллон. Никогда ещё эта тонкостенная, с рабочим давлением тридцать килограмм, трёхлитровая ёмкость, изготовленная из нержавеющей стали, не казалась им столь совершенной.
Глава двигательного КБ бережно, словно хрупкий хрусталь, взял будущий двигатель в руки. Взвесив на ладони, подумал и произнёс: - Такое дело, пацаны, взлётный вес уже в килограммах будет, здесь без теории уже не обойтись.
В такие минуты дважды повторять не надо. Несколько добровольцев тут же отправились в техническую библиотеку, и на глазах изумлённых библиотекарш смели всю литературу по заданной тематике. Несколько дней отделение занималось теоретическими изысканиями. Даже в повседневных разговорах преобладали такие слова, как критическое сечение, давление в рабочей камере, скорость истечения газов, степень повышения давления, стартовый импульс. Ротный, проходя мимо кубрика, часто останавливался и прислушивался к разговору. Весь его многолетний опыт работы с курсантами говорил: подобные разговоры добром не оканчиваются, но никакого криминала в дебатах курсантов не было, и командир, весь в сомнениях, шёл дальше. По пути, пытаясь убедить свою интуицию, что это в период Государственных экзаменов нормально.
А споры в восьмом отделении развернулись нешуточные. В ходе теоретических изысканий двигательное КБ разделилось на две группы. Одна группа считала, что на первом запуске не следует доводить давление в рабочей камере до критического, дабы уменьшить вероятность взрыва, другая часть настаивала на обратном. По их мнению, баллон способен выдержать значительно большее давление, чем обозначенное на нём, а неудачный старт подорвёт престиж. Окончательную точку в споре поставила ревизия наличествующего запаса топлива, его хватало как раз на один запуск. Делать было нечего, и первая группа, скрепя сердце, согласилась на уменьшение критического сечения сопла. В ходе работы была выявлена ещё одна проблема: прежний стартовый стол из двух кирпичей не мог обеспечить запуск столь крупной ракеты. В срочном порядке была сформирована ещё одна группа, которая занялась строительством стартового сооружения. Кроме того, для безопасности космодром перенесли на новое место, как раз под окна упомянутой библиотеки. Десятое отделение, конечно, догадывалось, что восьмое готовит ответ, но режим секретности был на высоте. Кроме того, конкуренты были уверенны в невозможности превзойти их результат.
Наконец, всё было готово к запуску, и около пяти вечера ракета была доставлена на место запуска. Режим секретности уже был снят, и нескольким представителям десятого великодушно позволили присутствовать при запуске.
Исторический момент, команда "зажигание". Вначале из сопла появилась робкая струйка дыма и знакомое шипение. Но мощность нарастала быстро, и шипение перешло в свист, затем уж в совсем непривычный, незнакомый рёв. Дело принимало серьёзный оборот.
- Ходу мужики! - прозвучала команда. И едва стартовая команда и наблюдатели сделали несколько шагов наутёк, как за спиной раздался взрыв, послушался звон разбитых стёкол. Но и к такому развитию событий была готовность. Быстро убедившись в отсутствии пострадавших, отделение чёрным ходом удалилось в аудиторию.
Вновь организовали экстренное совещание, на котором постановили до выяснения всех обстоятельств вновь ввести режим секретности.
Было понятно, что благодаря крайнему запуску восьмое отделение вошло в историю, осталось только выяснить только, в какую. Остаток дня прошёл в тревожном ожидании.

Утром на построении командир батальона демонстрировал перед строем фрагменты двигателя ракеты. Но по его речи было понятно: никакие суровые санкции виновников не ждут, и восьмое отделение вновь упивалось триумфом. Несмотря на взрыв, они установили новый рекорд высоты, чёму было фактическое подтверждение в виде выбитых стёкол в технической библиотеке, которая располагалась на пятом этаже учебного корпуса. Десятое бросало на них завистливые взгляды.
Сдача Государственные экзаменов к тому времени уже была завершена, и у командования училища было опасение, что две недели, в ходе которых будет подписываться приказ о присвоении офицерских званий, будет достаточно для более серьёзных последствий. Чего доброго, эти деятели доберутся и до Луны.
Потому командование пошло на необычные меры: приказало в течение дня всех курсантов переодеть в офицерскую форму. Расчет был на то, что новая и чистая форма избавит от желания возиться с пиротехникой. Вдобавок, комбат сам подсказал, чем следует заняться:
- Вы ещё не офицеры! - объявил перед строем сверкающим новыми лейтенантскими погонами, - Поэтому всем сидеть в казарме, и никаких самоходов по пивнушкам, кабакам и женским общежитиям! А сейчас - все по казармам, получать первую офицерскую получку.
А через полтора часа, хитро прищурившись, комбат стоял на пороге казармы и делал вид, будто не замечает, как его подчинённые чуть ли не строем через кэпэпэ валят в город шляться по пивнушкам, кабакам и женским общежитиям.

Вот так завершилась эта космическая гонка. Говорят, её ещё долго вспоминали в училище.

Сигизмунд

Он появился на пароходе внезапно и ниоткуда.
Время было послеобеденное, и немногочисленное население танкера ВТН-35 подтягивалось на корму для принятия процедуры дневного перекура. На корму выходили и некурящие, чтобы посмотреть шоу под названием: «втягивание дыма из Трубы» в исполнении боцмана Горыныча. На самом деле боцман был росточка небольшого, да и на вид тщедушен, хотя опыта в матросском ремесле ему было не занимать, но его любимая трубка размером с кулак Майка Тайсона вызывала у окружающих бурный восторг, и иначе как «Труба» на судне не именовалась.
Итак, он сидел на крышке контейнера для сухого мусора и пристально вглядывался в открытую дверь камбуза, совершенно не замечая стоящих поодаль моряков. Раскрасневшийся у плиты кок вышел проветриться и поговорить с народом о наболевшем, вот тут-то и был замечен новый пассажир. Совершенно обычный, буровато-чёрный, с полосатым хвостом, большой круглой головой и загнутыми кончиками ушей, он внимательно глядел на судового повара, и его настороженный взгляд без комментариев говорил о том, кого здесь он считает главным.
Кот смотрел на кока, а кок смотрел на кота. Молчание затянулось на какое-то время, все следили за тем, что могло произойти. Кот сидел, казалось бы, совершенно спокойно, но со стороны чувствовалось, что взведённая в нём пружина может распрямиться в любой момент, включая и момент запуска в него какого-либо предмета с пожарного щита, к чему он явно привык и был всегда готов. Вообще хвостатый производил впечатление зрелого бойца.
Из кают-компании доносились звуки работающего телевизора, шла передача про полярного лётчика Сигизмунда Леваневского.
- Напрасно дежуришь, Сигизмунд, халявы не будет, - совершенно спокойно, как будто обращаясь к человеку, а не к животному, сказал повар. Кот грациозно спрыгнул с контейнера и исчез в щели между фальшбортом и ящиками с ЗИПом, принайтованными к палубе.
Моряки, закончив моцион, уже расходились по работам, как тут, опять непонятно откуда, возник кот с большущей серой крысой в зубах. Опять запрыгнув на облюбованное место, он положил добычу перед собой, после чего расположился рядом, чинно поставив передние лапы вместе и прикрыв глаза. Народ от удивления раскрыл рты, послышались одобрительные слова в адрес охотника. Кок молча удалился и снова вышел на корму с миской жареной рыбы, оставшейся от обеда, и плошкой воды.
- Дракон, я не против, - сказал повар, не без робости почесал кота между ушей, поставил перед ним миски и удалился мыть посуду.
Кот ел с чувством собственного достоинства, и было видно, что жареная рыба ему нравится больше, чем дохлая крыса. Он вылизал миску и заурчал под тёплыми апрельскими лучами.
- Ну, ты герой, Сигизмунд! Пойду к мастеру, замолвлю за тебя словечко, - с уважением сказал боцман и пошёл с докладом к капитану.
Капитан был не против кота с такими деловыми качествами, несмотря на то, что танкер ходил под флагом вспомогательного флота и был приписан к Лен. ВМБ, то есть порядки были вполне военно-морские, хотя и с большей долей либерализма. Судно давно стояло у причала Морского завода, работы было не много. Время было «кооперативное», и корабли истребляли эскадрами, разрезая «на иголки» или, взяв «за ноздрю», тащили в сторону Индии на разделку. В этом случае иголки становились импортными, а выручка более зелёной.
Пожеланий относительно имени животного ни у кого не возникало, и кот так и остался Сигизмундом. Крысы, которые до сего момента ходили по палубе, особо никого не опасаясь, особенно по ночам, были явно огорчены и борзеть перестали, а вскоре и вовсе исчезли. Деловая хватка и профессионализм животного был явно налицо. Экипаж проникся к Сигизмунду таким уважением, что ему было изготовлено специальное место в углу рубки перед окном, в которое последний любил смотреть на переходах. Капитан сидел рядом в кресле и чесал коту башку, что ему особенно нравилось. Если случалось попадать в качку, кот ратопыривался всеми лапами по углам и спал, не проявляя даже намёка на проявления морской болезни.
В общем, Сигизмунд оказался своим парнем. Он как-то очень быстро научился отличать своих от чужих. На стоянке кот частенько составлял компанию вахтенному у трапа, и, сидя на планшире, спокойно пропускал на борт членов экипажа, при этом яростно шипел на посторонних.
Экипаж танкера в основном состоял из людей, специально обученных в учебных заведениях вспомогательного флота ВМФ. Комсостав, как правило, имел за плечами Ломоносовское мореходное училище ВМФ (в простонародье - Ломаныга), а рядовые моряки приходили на судно после Кронштадской мореходной школы того же ведомства. Люди, хоть и считались по сути гражданскими, были приучены к военно-морской дисциплине. После этих учебных заведений они должны были отработать на вспомогательном флоте соответственно 5 и 3 года, после чего не подлежали призыву на срочную службу, но государство оказалось хитрее, и народ был вынужден сидеть на мизерной зарплате до 27 лет. Хотя в качестве компенсации им ещё продовольственный паёк полагался. Моряки постепенно привыкали, и многие так и работали до пенсии на одном судне.
Вся беда была в том, что вспомогательным флотом командовали всё же военные, а у этих ребят в голове тараканы другой породы. Одним из самых неприятных экземпляров из банды руководителей вспомогательного флота был флагманский штурман базы капитан 1 ранга Ромашкин. Отъявленный строевик, болезненно переполненный чувством собственной значимости, считал себя гениальным навигатором и упивался сознанием этого, до изнеможения долбая моряков за всякую ерунду. Все проверки и инспекции судна, как правило, заканчивались безутешными воплями с коротким содержанием: «Шайза, всё пропало, идём ко дну!!!» Его жизненная позиция была проста, как газета «Гудок»: «Куда матроса не целуй, везде задница».
Так что покраска зимой обледенелого фальшборта к приходу очередной инспекции, проверка тумбочек по каютам, наказание моющихся в душе вне расписания, замер остатков груза в танках миллиметровой линейкой на волнении и прочие маразмы имитации флотской службы стали для многих вполне обычными. Особенно штурманам казалось диким требование нашего Магеллана при работе в закрытой части порта и Морском канале постоянно отмечать в вахтенном журнале, какими курсами движется судно и делать прокладку. Постепенно все притерпелись и перестали обращать внимание на древовидность начальства, постоянно озабоченного подготовкой к отражению атаки потенциального агрессора по принципу: «Скажи «Есть!» и делай по-своему, а лучше забей и иди спать.
Все, но не Сигизмунд! Видимо, чувствуя атмосферу напряжённости, при очередной проверке несения дежурно-вахтенной службы он прятался в свою шхеру и злобно шипел оттуда, как рысь, прижав уши, и не выходил на свет божий, пока начальство не покидало борт судна.
В одно из таких посещений кот не успел зашхерится. Он расслабленно дремал в рубке в кресле капитана. Вместо привычного почёсывания, Сигизмунд был в грубой форме, скинут с кресла на палубу налетевшим как вихрь проверяющим руководителем штурманской службы базы. Кот традиционно зашипел и забился за локатор «Печора».
- У, зверюга, нарушает тут, и ещё шипит, гадёныш! - начал гнобить Ромашкин главного судового крысолова. После этой гневной речи он уселся в кресло капитана и начал разнос вахтенной службы.
- Товарищ вахтенный помощник капитана, вы должны встречать меня у трапа с отданием воинской чести и громким докладом, а не ждать, пока я в рубку поднимусь! - наставлял он вахтенного штурмана, который до сего момента в поте лица занимался корректурой карт и навигационных пособий. - А чем у вас занимается в настоящее время вахтенный матрос?
- Мачту красит.
- А что именно в данное время он красит на мачте?
- Не готов точно сказать, товарищ капитан 1 ранга, матрос красит всю мачту.
- Вам замечание, товарищ вахтенный помощник капитана, вы должны чётко знать, что и в какое время делает ваш матрос. Враги не дремлют!
- Да ему уже 50 лет, он сам всё прекрасно знает, сделает - доложит. Он ведь не матрос-срочник, а квалифицированный матрос 1 класса.
Вмиг покрасневший от дерзкого ответа вахтенного штурмана, имевшего наглость забыть о субординации, Ромашкин дополнил измененный гневом цвет лица автоматически включившейся сиреной. В который раз начались вопли по полной схеме с намёком на несоответствие занимаемой должности бедного штурмана и в его лице всего комсостава, причём на мостик была вызвана вся вахтенная смена, включая механика и моториста.
Пламенный борец с флотским бардаком, которым он искренне считал организацию службы на ВТН-35, кричал и махал руками, и не заметил, как смахнул свою фуражку на палубу. Он обещал грязно иметь весь экипаж в сборе и по одиночке во все скважины, а также с полной ответственностью заявлял, что видел родственников всей команды танкера в гробу и более интересных, и даже интимных, местах. В общем, в конце беседы всем стало понятно, что никто кроме него не любит Родину и военно-морскую службу. Ну а весь пароход в целом, естественно, как всегда, не готов к отражению атаки супостата.
И тут некоторые моряки заметили, что Сигизмунд ведёт себя как-то странно. Он крадучись, как на охоте, выполз из-за локатора и начал вдоль переборки пробираться в сторону трапа. Видно традиционно несправедливый разнос для поддержания экипажа в тонусе задел животное за живое. Кот полз вдоль переборки, пока не наткнулся на лежащую на палубе капразовскую фуражку. Хвостатый был почти у выхода, но вдруг развернулся и так же по-пластунски вернулся к головному убору оратора. А воспитатель матросских масс, между тем, оборотов не сбавлял, и с упоением перемывал кости всем подряд без разбора.
Сигизмунд встал на лапы, обнюхал заинтересовавший его предмет, задрал хвост, и, не долго прицеливавшись, метко оправился в фуражку горлопана Ромашкина. Пошкрябал лапой вокруг, повинуясь врождённому инстинкту чистоплотности, подумал, и вдогонку, как будто вспомнив о чём-то не доделанном, добавил туда же ещё часть своего внутреннего содержания. Мелко-мелко потряс кончиком хвоста, как флагом победы, и гордо удалился.
Народ, видевший всю процедуру, начал хватать друг друга за руки, отворачиваться и раздувать щёки от душившего внутреннего хохота. Наименее стойкие со стоном начали сползать вниз по переборке.
В пылу воспитательной беседы Ромашкин подробностей кошачьей жизни не заметил, закончив пламенную речь надменной командой: «Свободны! Всем разойтись по работам!»
Увидел на палубе свой картуз, ещё раз прошёлся по моряцким родственникам и натянул его на лысеющую голову с жидким зачёсом, который судовые шутники прозвали: причёска «Голова босиком». С нижней палубы раздался гомерический хохот, которому проверяющий не придал особого значения, внутренне восхищаясь своим мастерством наводить порядок и ставить всех на свои места.
И уже спустившись по трапу на причал, Ромашкин обернулся и, увидев всю вахтенную смену, выстроившуюся на борту для его проводов и усиленно запиравшую смех внутри организма, добавил на отходе: «Развели тут, понимаешь, псарню, и на причале кошками воняет! Истребить неуставное животное до моего следующего прихода!»
Так Сигизмунд вошёл в историю, и изводить с судна такое справедливое животное даже под страхом лишения премии и увольнения ни у кого рука бы не поднялась.
Прошло совсем немного времени, и суда вспомогательного флота начали заниматься коммерческой деятельностью. Такого удара под дых Ромашкин не перенёс, и, не вписавшись в новую, капиталистическую реальность, через несколько месяцев ушёл на пенсию и устроился сторожем в гаражный кооператив.
Мозги он никому больше не полоскал, ему гораздо больше нравилось в ночное время открывать ворота припозднившимся автолюбителям, получая в знак благодарности с кого пятёрку, а с кого и десяточку. По слухам он даже сделал карьеру, через год став бригадиром сторожей. После повышения он стал появляться в сторожке в старой военно-морской фуражке, которую в своё время щедро пометил Сигизмунд.

Несколько лет спустя, став уже капитаном сухогруза, мне снова удалось побывать на старом бункеровщике. Танкер также бегал по порту и бункеровал суда дизельным топливом и маслом. Экипаж работал на судне давно и постоянно, и не думая о заграничных контрактах. Всем было хорошо и спокойно. Не могут плохо жить люди, которым доверен топливный клапан и целый пароход солярки.
Сигизмунда среди членов экипажа уже не было по физиологическим причинам, но, спустившись по старой памяти в кают-компанию, я заметил на переборке рядом с фотографией Президента страны на мостике боевого корабля, фотографию Сигизмунда, сидящего на ходовом мостике в капитанском кресле.

Краткий словарь специальных терминов.

Лен.ВМБ - Ленинградская Военно-морская база.
ЗИП - запасные части и принадлежности.
Принайтовать (морск.) - закрепить.
Мастер (проф.) - капитан судна.
Дракон (проф.) - боцман.
Планширь (морск.) - деревянная накладка на край фальшборта.
Переборка (морск.) - стена на судне.
Супостат - потенциальный агрессор.

Распред


"Никогда не знают, кто прав,
но всегда известно, кто в ответе"
(Закон Уистлера)

В нашей краснознаменной дивизии, впрочем как и во всех других, существовала одна очень занимательная вахта для офицерского состава - распорядительный дежурный по дивизии. Могу поспорить, что многие бывшие подводники прослезятся, услышав столь дорогое их сердцу слово - распред или распор. И есть от чего. На сутки ты становишся главной задницей штаба. Покорной и беззащитной. Эти сутки сидишь в стеклянном аквариуме у входа в штаб, массируешь руками телефонные трубки, и каждый из штабных "лаперузов" походя имеет или не имеет тебя, в зависимости от настроения. Причем, чем выше должность, тем чаще и сильнее, просто так, от избытка командного патриотизма. А какие причины находят! Например, наш ЗКД "полковник" Попов, будущий адмирал, начальник штаба флота, любитель хорового пения и гармони снимал распреда только за то, что у него при утреннем докладе из под кителя не торчала белоснежная рубашка. Кто вбил в его голову, что белую сорочку надо носить как нательное белье, ума не приложу. Но снимал распредов с вахты Попов исправно, с маниакальной настойчивостью. А так как дежурный по дивизии командир или старпом, заступив, исчезали почти до смены, главным громоотводом становился его помощник-рапсред или мичман-дежурный по штабу. Но в основном, естественно, офицер, по долгу профессионального защитника Родины, наверное.
В тот раз я заступал со своим старпомом капитаном 3 ранга Будиным Борисом Александровичем по прозвищу Мякиш. Мякиш прозвище полностью оправдывал. Офицер он был умный, образованный, знал то ли два, то ли три языка, в том числе японский, в общем, гигант мысли. Но трусливый до абсурда. Не военный совершенно! Принять самостоятельно решение не мог, не хотел, и даже не пытался. А я - лейтенант, боязливый и трусливый по сроку службы, пока еще маленькому. Вот так два перепуганных заступили в пятницу вечером на вахту в самое клоачное место дивизии - штаб на ПКЗ. До утра дожили без потерь. Утром более старший по званию трус смылся в неизвестном направлении, а я остался один на один с разрывающимися телефонами и привередливыми начальниками. Но все же была суббота, комдив взял и не приехал, и почти вся штабная орда, не чувствуя контроля, разбежалась по "делам". Домой попросту. СПНШ, по долгу службы обязанный сидеть до упора, побродил немного по палубам ПКЗ, устал и упал спать в своей каюте. Все стихло и я расслабился.
Часов в одиннадцать заверещал прямой, без наборника, телефон оперативного дежурного, главы всей вахтенной службы флотилии подводных лодок. Я поднял трубку и доложился:
- Распорядительный дежурный в/ч... лейтенант Белов!
- Белов, от вас сегодня вахтенный штурман на буксир РБ-407. Ваших крючкотворцев в строевой части оповещали вчера. Через двадцать минут штурману быть на 13 пирсе. Ясно?
- Так точно!
- Действуй, лейтенант!
Положив трубку, я нашел в папке список вахты на выходные. Напротив вахтенного штурмана в перечне зияла пустота. Матрос-писарь из строевой части фамилию не впечатал. Я понесся в строевую, благо, она была на одной палубе с дежуркой, метрах в десяти. Строевая оказалась под замком и опечатана. Обмозговав положение, я поднялся на штабную палубу и собравшись с духом, постучал в каюту СПНШ. Никто не отвечал. Постучал еще и потихоньку отворил дверь. СПНШ храпел на шконке, зарывшись головой в подушке. Будить не хотелось, можно было нарваться на неприятность. Но будить было необходимо. Родить штурмана я не мог. Аккуратно растолкав начальника, я сбивчиво объяснил суть вопроса. СПНШ приоткрыл один глаз, дохнул на меня корабельным шилом и попросил воды. Выпив стакан, СПНШ закурил, зевнул, поинтересовался, звонил ли комдив, и потушив сигарету, снова упал на подушку. Я снова робко спросил о штурмане. СПНШ посмотрел на меня как на инопланетянина и пробурчал номер войсковой части. Фамилии он не называл, и я справедливо решил, что любого свободного.
В дежурке, найдя нужный номер телефона, я с чувством внутреннего удовлетворения столь оперативным решения вопроса поднял трубку. На том конце провода вежливый голос сообщил мне, что сегодня выходной и найти кого-либо в поселке представляется мало возможным. Это был удар. Меня подвела моя же недогадливость. Мне не врали. По выходным я и сам, перед тем как открыть дверь, подходил к ней на цыпочках, долго высматривал в глазок, кто звонит, и в случай чего открывать посылал жену. А она, проинструктированная донельзя, всем кто в форме говорила, что я уехал на весь день в Мурманск. Это было общепринятой практикой, выходными дорожили все. Особенно лейтенанты первых лет службы.
Время шло. Оперативный был пунктуален. Телефон зазвонил снова и на этот раз дежурный был не так добродушен.
- Лейтенант! Где твой штурман?
- Товарищ кавторанг, тут такое дело... Я вызывал, а их...
Кажется, штурман был и правда очень нужен, и дежурного уже вдули откуда-то выше, так что меня он не дослушал и рявкнул:
- Юношааааааа!!!! Еб....!! Буксир идет к вам на пирс! Где хочешь, молокосос, ищи штурмана, сажай на шаланду и в путь! Тебе двадцать минут: или штурман или тебя сниму и буду звонить комдиву о вашем дежурстве!!! Совсем охренели!
На том конце провода бросили трубку. Я начал грызть ногти. Если снимут, сегодня заступлю снова. На выходные. Не найду штурмана - позвонят комдиву. Ежели тот приедет, порубит всех в капусту: и моего бесследно исчезнувшего старпома-дежурного и поддатого СПНШ, и само-собой меня. А уж старпом и СПНШ потом на мне отыграются. По полной схеме. Положение аховое. Я снова метнулся к СПНШ. В каюте на столе стояла уже ничем не замаскированная фляга, и кавторанг был уже готов дальше некуда. Небоеспособен в полном объеме. А время тикало. К пирсу уже подкатил буксир, с него уже кричали штурмана, а я никак не мог придумать выход из ситуации.
Говорят, духовные и физические силы человека при опасности возрастают многократно. Внезапно во мне проснулся homo sapiens, причем первобытный, в первую очередь думающий о собственной шкуре, заработал инстинкт самосохранения и меня осенило. Вечером мой старпом швартовал корабль капитана 1 ранга Сокирченко. Они вернулись из морей, но установку не выводили, так как в понедельник снова уходили на стрельбы. Раз не выводились, значит, экипаж на борту. И штурмана в том числе.
Трубку в центральном посту поднял сам командир.
- Сокирченко слушает.
Я набрал воздуха, и стараясь придать голосу безразличную официальность, затарахтел:
- Товарищ каперанг! Распорядительный дежурный лейтенант Белов. Комдив приказал срочно, сейчас же от вас вахтенного штурмана на РБ-407. Буксир на нашем пирсе у ПКЗ. Дайте фамилию офицера, мне необходимо доложить оперативному.
Сокирченко возмутился.
- Какого хрена! Мне в понедельник в море, стрелять! Я сейчас позвоню комдиву! Никого не дам! Нашли дойную корову! Комдив у себя?
Врать так врать. Я пошел напролом.
- Товарищ каперанг. Комдив уже уехал, а взять приказал от вас. Куда уехал, не знаю, а в штабе больше никого. Суббота ведь...
Сокирченко бушевал еще минут пять, посылая проклятья всем тупоголовым штабистам и немного успокоившись, спросил:
- Куда идет буксир?
Куда он идет, я не знал. Но ответил бодро и уверенно, зная, что с корабля комдиву домой не позвонишь.
- Да в Оленью губу. Часа полтора туда, и столько же обратно. К ужину будет на борту ваш штурман. Не пропадет.
Сокирченко уже совсем расслабился.
- Чего ж ты сразу не сказал, что такая ерунда. Пиши. Старший лейтенант Голубев. Где буксир? Пусть к 13 пирсу подойдет, заберет его. Побыстрее чтобы. Он мне вечером нужен будет. Решение на переход в полигон готовить.
Я выскочил на верхнюю палубу, договорился с буксиром и принялся звонить оперативному.
- Товарищ кавторанг! Ваше приказание выполнено. Сейчас буксир заберет старшего лейтенанта Голубева с 13 пирса.
- Хорошо, лейтенант. Служи пока.
Мне и самому стало интересно, куда же идет буксир.
- Товарищ кавторанг. А куда буксир направляется?
- Лейтенант. Ты что с Луны свалился? В Гремиху на десять суток, обеспечение буксировки кораблей отстоя. Думаешь, я из-за ерунды тебя строил и свои нервы портил!
Я положил трубку. В иллюминатор было видно буксир, спешащий к выходу из бухты. На борту чернела одинокая фигурка в шинели. Мне стало стыдно.
В обед появился неуловимый старпом, выспавшийся и довольный, и до смены с вахты уже никуда не уходил. Мы пили чай, вели светские разговоры, курили. Но я очень благоразумно сел подальше от телефона, и его поочередно поднимали старпом и дежурный по штабу.
В пять вечера мы благополучно сменились. Проспавшийся СПНШ вызвал "Уазик" и захватил нас в поселок. Выходные мои прошли спокойно в лоне семьи. В понедельник мой командир сказал, что Сокирченко обещал по приходу в базу оторвать мне детородный орган вместе с корнями, или на худой конец сделать обрезание. Когда я рассказал за что, мой начальник изошел хохотом, а потом вставил мне по первое число. С Сокирченко в море отправили нашего штурмана Паринского, вытащив из постели в пять часов утра.
Еще через две недели в экипаж заглянул незнакомый старлей. Узнав, кто здесь Белов, он нашел меня и протянул руку:
- Будем знакомы. Голубев Костя. Очень посмотреть на тебя хотел. Я вообще не обижаюсь, вот только на десять дней без зубной щетки и с тремя сигаретами хреновато из дома уезжать. Но зато с друзьями повидался. Они помогли. Спасибо, старик!
Расстались мы друзьями, поздно вечером, изрядно отметив возвращение блудного штурмана в местном злачном месте под названием " Мутный глаз". От Сокирченко я прятался еще долго. Потом при встрече он мне ничего не оторвал, а только смеялся.

Автор Павел Ефремов. Размещено с разрешения автора.