И о диверсантах

Посмотрел я фильм "Диверсант", где орлы из армейской разведки, на раз, втроем, крошат взвод немцев в капусту, попутно владея всеми видами оружия и приемами рукопашного боя. Есть и такие, кто бы с этим спорил, да только не я... Но, только диверсанты разные бывают. Хотите, расскажу об одном из них?
Учения, в которых наш полк принимал участие, назывались громко: "Щит-85".
Учебная рота телефонно-телеграфного взвода ЗАС участия в них не принимала, а мирно изучала телеграфный аппарат образца 69 года под чутким руководством
сержанта Порублева.
В классе стояло монотонное клацанье клавиш под аккомпанемент похрапывания "замка".
Вдруг дверь отворилась, и в класс вошел командир взвода. Порублев, накопивший за время службы бесценный опыт просыпания за секунду до появления начальства, браво скомандовал: "смирно", и мы вытянулись возле столов.
- Вольно, бойцы, садись, - сказало начальство. - По плану учений от нас
требуется несколько человек для диверсионной деятельности. Кто на гражданке
занимался борьбой, боксом?
Вопрос был наивный. Как я уже писал ранее, взвод у нас был уфимского призыва.
Кто в те времена из бывшей уфимской шпаны не занимался прикладным мордобоем?
Некоторые вообще ушли в армию, чтобы не сесть на гражданке. А тут еще
подвернулась возможность побыть диверсантом. В глазах у народа заплескалась
романтика, и поднялся почти весь взвод.
- Так, - сказал комзвода - Асадулин, Казиев...
Два монстра шагнули вперед.
- Земелис... Галис..
Еще пара плечистых ребят вышли.
- Ты, ты, - тут взгляд командира обежал класс, скользнул по мне...
Я подобрался, выпятил грудь...
- Отставить, - сказало начальство, - мелковат.
Я обиженно сдулся. Взгляд капитана уперся в моего армейского друга...
- Вильдяев, а вы чем занимались?
- Ничем, - удивленно ответил Эдик.
Он был почти единственный, кто не поднялся и совсем не горел желанием бегать по снежному лесу.
- А ну-ка поднимитесь, - приказал капитан.
И Эдька поднялся во весь рост, на голову возвышаясь над остальными.
- Рост подходящий, - подытожил комвзвода.
- Так, и Вильдяев! Диверсанты, за мной!
И счастливцы вышли из класса.
Про Эдьку я уже когда-то писал. Мы познакомились еще в обезьяннике, потом вместе оказались в Лиепае, в роте авиационных механиков и там подружились, затем нас перекинули в Ригу, в учебку связи. Удивительно добрый, смешной и нескладный Эдик, был из семьи инженера и учительницы. Длинный, тощий, в очках с толстыми стеклами, он поразительно напоминал гостеприимного кролика из бессмертного мультфильма "Винни Пух идет в гости" и был абсолютно не приспособлен к армейской жизни. После школы Эдик мечтал поступить в университет, на географический факультет, но провалил экзамены и оказался в армии. В отличие от разбитных и тертых уфимцев Эдька не умел почти ничего, армия казалась ему полной бессмыслицей, и он удивленно взирал на действительность бытия добрыми, близоруким глазами.
Впрочем, я отвлекся. Итак, "диверсанты" покинули класс, а мы принялись обсуждать сие событие. Как обычно бывает в армейской среде, слухи и версии рождались самые невероятные и, в зависимости от степени фантазии и уверенности сочинителя, либо сразу отвергались, либо принимались абсолютной истиной. У кого-то тут же нашелся старший брат, у которого был друг, который служил в каких-то особых войсках, и он, по пьяни, рассказывал брату, что их учили... и дальше, начиналась легенда.
К концу занятий взвод единодушно решил, что парням повезло, так как их направят на спецподготовку, и будут готовить из них "волкодавов" для борьбы с десантно-штурмовыми батальонами. Версия была озвучена замковзводу, сержанту Порублеву, который вникать в логику рассуждений не стал, а сразу педагогично обозвал нас "долбоебами", приказал не молотить хуйни, и увел на обед, где мы радостно поделили и сожрали порции отсутствующих товарищей.

К вечеру, "диверсанты" вернулись грязные и голодные, все, кроме Эдика. Замок оказался ПРАВ. Все было проще и прозаичнее.
"Диверсантов" отвели в оружейку, где выдали по два рожка холостых патронов. С одних сняли кокарды, с других - шевроны. Больше всех повезло Эдику, с петлиц которого сняли только "вертолетики". По правилам, нарушение формы одежды должно было обозначать диверсанта. После чего поставили задачу. Она была проста.
Двигаться в лесу по направлению к "противнику" и захватить Передвижной Командный Пункт. Как он выглядит, никто не знал, но по слухам представлял собой несколько БТР и вагончики на колесах. На этом "спецподготовка" была закончена.
"Диверсантов" отвезли в лес и сбросили с борта ЗИЛа в снег. Было холодно.
Хотелось жрать, ибо обед «волкодавы» пропустили, а на учениях, по заведенной традиции, не кормили никогда.
Проплутав около часу и набрав снегу в сапоги, злые и голодные бойцы выперлись к какому-то скоплению военных, которые всех «головорезов» тут же взяли в плен.
Рожки с патронами у «волкодавов» оказались не растрачены, а заниматься боксом по пояс в снегу, у них желания не появилось.
По классической схеме Эдька в этот момент гадил в кустах, и потому не
попался вместе со всеми, а вылез несколько позже, и бегом побежал догонять
друзей.
- Тююю.... Ты кто, военный? - удивленно спросили Эдика, когда он в поисках своих стал тыкаться в разные стороны. - Диверсант?
Эдик протер очки и важно кивнул.
- Гыыыы!!! - заржали вокруг, - не пизди, молодой, всех их поймали уже. Иди
давай отсюда!
Эдик закинул автомат за спину и грустно пошел вглубь леса, где стояли несколько БТР и какие-то вагончики на колесах.
- Эй, солдат, - окликнул кто-то, - помоги ящик погрузить.
Из вагончика высунулся майор и деловито приспособил свободного солдата к
погрузочно-разгрузочным работам. Эдька поправил автомат и пошел грузить ящики в кузов ЗИЛа.
- Молодец! Свободен. - Майор выщелкнул сигарету из пачки и прикурил.
- Тов. майор, а куда мне теперь? - спросил Эдик.
- А ты кто? - выстреливая окурком в сугроб, спросил майор.
- Диверсант я. - Застенчиво признался Эдик. - Вот! У меня вертолетиков нет на петлицах...
- Во, бля.... - оторопело сказал майор. - А как ты на КП пришел? КТО?!
Майор соображал быстро.
- Так, солдат, жрать хочешь? - Эдик кивнул и моментально оказался в вагончике.
На стол ему плюхнули банку консервов, кусок хлеба и сыпанули горсть сухих
печенюшек к чаю.
Пока Эдька ел, майор куда-то звонил и сыпал в телефонную трубку "мудаками".
После чего бросил трубку и устало потер лоб.
- Короче, солдат, давай так. Мы отвезем тебя в учебку, а ты не говори, что здесь был. Кстати, твой командир тебя кастрировать обещал, за то, что ты в лесу потерялся. Но с ним я договорюсь. Понял?!
- Понял, - сказал Эдька. - А можно сгущенки к чаю?
И тут же материализовалась сгущенка.
Майор оказался человеком слова, и поздно ночью, когда освободился командирский уазик, Эдьку по-тихому, отвезли в роту. Все это время "волкодав" ел и спал, не вылезая наружу, дабы не попасться на глаза штабному начальству. Когда бойца привезли в роту, он был весь липкий от сгущенки и на вопросы коллег отвечал молчанием. Раскололся Эдька только через месяц, когда я помогал ему сдавать наряд, и мы, в четыре руки шуршали "взлетку" в казарме.
Так что разные они, диверсанты-то. Есть и косая сажень в плечах, да только, по мне грустный очкарик из ВВС на порядок страшнее. А если кто сомневается в этой правдивой истории, так я и фотку могу предъявить. Там, где мы с "диверсантом" в учебной роте, в 85 году.
Ну, а если кто и после этого недоверие выразит, то скажу, что, видимо, не
служили вы в Советской Армии, и не просто в Армии, а в Военно-Воздушных силах. А там и не такие чудеса случались...

(С) scotch_ (zhab)

Пароль

Фамилия его была Исмаилов. Простая такая дагестанская фамилия. Да и сам он ничем не выделялся среди земляков. Классический даг: по-обезьяньи небритый, переваливающийся с ноги на ногу, руки в карманах, ремень распущен. Подшива в сантиметр толщиной пришита черными нитками. Ротный наловчился отрывать подшиву у Исмаилова одним движением указательного пальца правой руки. Как встретит - палец под воротником и резким рывком рвет - «Подшиться!» Через 10 минут Исмаилов гуляет по расположению с новой подшивой, пришитой теми же черными нитками. А чего ему - молодых много, любому сунул комок, в лоб дал для профилактики - подошьет, никуда не денется. Сами даги в бригаде до ручного труда не опускались.
В батальон пришел новый командир - молодой майор, только что из академии, планов громадье, все дела. Батальон начинал работать в 7 утра, заканчивая в третьем часу ночи. Некоторые офицеры даже до Комарово потом спать не ходили - а чего полчаса в один конец тратить, легче в 27 чудильнике переночевать у холостяков.
Одним из нововведений молодого комбата была парольная система. После отбоя в батальон можно было попасть, только зная пароль. Введен был принцип дополняющего числового пароля. То есть на текущий день устанавливается паролем определенное число, допустим «двенадцать». Тот, кто желает пройти в казарменное помещение после отбоя, стучится в запертую дверь. С обратной стороны к ней подходит, как правило, помощник дежурного по батальону или дежурный по одной из рот и говорит, скажем, «пять». Тот, кто стоит на улице должен найти число, дополняющее названное из казармы число до текущего пароля. В математике это называется модулем разности. Скажешь «семь» - и отпирается огромный засов с внутренней стороны казармы. Скажешь «шесть» или иное число - и хрен тебе на рыло. Несмотря на звания и должности. Как-то раз сержант не пустил в казарму комбрига. Так комбат ему выписал 5 суток к отпуску. Естественно, такой кусок халявы не оставил равнодушным личный состав батальона.
В тот день совещание командиров частей и подразделений в бригаде закончилось довольно рано - около полвосьмого вечера. Время летнее - конец августа. Офицеры и прапорщики сидели в курилке и травили анекдоты, истории из службы, рассказы о бабах и тому подобное. И одновременно внимательно следили за зданием штаба бригады. Как только оттуда повалили люди, все встали и побрели в ленкомнату на совещание в батальоне. Пришел комбат. Совещание в батальоне не особо затянулось - задачи были нарезаны всего-навсего к десяти вечера. Отпуская личный состав, комбат назначил пароль на сегодня. Незамысловатый пароль. Дабы люди не перетруждались. «Десять».
Все радостно свалили.
Комбат жил ближе к Комарово. Дойдя практически до дома, вспомнил, что в батальоне ему чего-то было надо. Чего ему было надо, история умалчивает, да и неважно это. Пришлось возвращаться.
Дежурным по батальону заступил старшина радиорелейно-кабельной роты старший прапорщик Лукьянов. Макс в народе. Помощником дежурного на беду заступил рядовой Исмаилов. Время было уже к одиннадцати вечера, команда «Отбой» была подана. В казарме наступила тишина. Макс читал какой-то детектив, Исмаилов в углу дежурки слушал народные дагестанские песни по старому расхлябанному кассетнику, монотонно подпевая, и мастерил себе какую-то мелочь к дембелю. То ли подкладки под значки из белого пластика, то ли аксельбант из белых капроновых нитей с выхолощенными калашниковскими патронами на концах кистей.
В дверь сильно постучали. Макс, подняв правую бровь, тем же глазом посмотрел на Исмаилова и махнул головой по направлению к входу в казарму.
Исмаилов тяжело вздохнул и, кряхтя, направился к двери.
- Шесть! - с жутким акцентом сказал он.
- Четыре, - спокойно сказал с другой стороны комбат. - Открывай!
- Нэ аткрою, - так же спокойно сказал Исмаилов.
- Не понял? - удивился комбат.
- Парол нывэрный! - объяснил свою наглость Исмаилов.
- Чего? - не понял комбат.
- Парол, гавару, нывэрный!
- Исмаилов, ты чего там курил? - поинтересовался комбат, на всякий случай в уме сложив шесть и четыре и получив требуемый пароль. - Шесть плюс четыре будет десять, ты чего - охренел в атаке, человече?
- Нэ будет дэсят!
Макс в дежурке отложил книгу и стал внимательно прислушиваться, изредка тихо хихикая.
- Исмаилов, сука, открывай дверь!
- Ны аткрою! - Исмаилов понял, что вот она, обещанная комбатом проверка с его стороны, и, кажется, светят пять суток к отпуску.
Комбат начал звереть.
- Исмаилов, етит твою мать, дверь открывай, сволочь!
- Ны аткрою! Нильзя!
Комбат дошел до точки кипения.
- Исмаилов, блядь, ты считать умеешь, гандон рваный?
- Умэю!
- Шесть плюс четыре сколько будет? Десять?
- Нэт!
- Ну… Ну… Сука… Выебу щас… Уебище пятнистое! Слышь, харя!
- Слышу, таварыщ майор!
- Дверь открывай, сука сраная!
- Нэ аткрою!
Макс затаился в дежурке, давя хохот.
Комбат принял единственное на тот момент правильное решение.
- Слышь, воин, ебена мать! У тебя на руках сколько пальцев?
Исмаилов надолго замолк.
- Ты чо там - уснул, грызло?
- Дэсят, таварыщ майор!
- Ну слава тебе, Господи, хоть в этом ты с Аллахом скоординировался. Исмаилов, сволочь!
- А?
- Сожми кулаки, уебище! - комбат начал повторяться в эпитетах. В обычном состоянии он себе такого не позволял. Но в экстренных случаях словарный запас у него сокращался.
- Ну, сжял!
- Отогни шесть пальцев!
Исмаилов снова замолк.
- Ну? Отогнул?
- Атагнул!
- Теперь еще четыре отогни, гнида горбоносая! И посчитай, сколько получилось!
Исмаилов снова замолк. Комбат терпеливо ждал окончания вычислительного процесса.
- Вай, таварыщ майор! Сычас аткрою, таварыщ майор! Сычас!
Комбат дождался, пока Исмаилов отодвинет засов, спокойно зашел в казарму, взял своим кулачищем Исмаилова за камуфляжную куртку на уровне верхних карманов, поднял на уровень своего лица и стал методически стучать его спиной о стенку.
- Дежурный!
Макс появился из дежурки.
- Товарищ майор, дежурный по батальону сташ прапщ Лукьянов!
Комбат отпустил Исмаилова и тот, поднявшись с пола, исподлобья смотрел на обоих начальников.
- Лукьянов, завтра наряд не сдадите до тех пор, пока эта сука не сдаст мне зачет по таблице умножения. И не приведи Господи, он ее не сдаст - на вторые сутки пойдете.
- Есть!
Когда я пришел в батальон в полвосьмого утра, они плотно сидели на таблице умножения на три.

Когда топоры плавают...


Те, кому довелось послужить на подводной лодке командиром отсека, знает: такой собачьей должности больше не существует. Гора никому не нужной документации, в основном служащей прикрытием известного места начальников и самого командира отсека. Пять-шесть бравых морячков из всех боевых частей, формально ему не подчиняющихся, которых надо вычислить и поймать по приборке и заставить вылизывать родной отсек. И еще множество мелких "приятных" обязанностей типа развешивания всевозможных бирок и выслушивания визга старпома по поводу и без повода. Песня! И при всем этом такое издевательство сверх твоих должностных обязанностей. Вроде как внеклассные занятия, но с оценками в дневник по полной форме и ремнем по филейной части за их качество. Не соскучишься!
Особую головную боль вызывает вроде бы незначительная мелочь: аварийный инструмент. Всем знакомы алые пожарные щиты с непременным ящиком с песком, ломом, топором и остроугольным ведром на гвозде, незатейливо разбросанные там и тут во всех береговых военных и гражданских организациях. Аналог существует и на флоте. Под гордым названием "Отсечный щит аварийного инструмента". Ну, и несколько с другой комплектацией. Нет песка - есть здоровенная кувалда. Нет ведра - есть асбестовые рукавицы и коврик. Нет багра - зато лом с резиновой изоляцией и симпатичным флотским названием ЛИ-1. Лом изолированный. Ну и всякие чисто корабельные прибамбасы, вроде банки с олифой, гвоздей и прочей крайне необходимой подводнику мелочевки. Включай двухметровые деревянные аварийные брусья. Все это хозяйство должно быть аккуратно разложено по всему отсеку, дабы в минуту опасности подводник свободно и непринужденно выхватил со щита пластырь и заткнул образовавшуюся течь или пробоину. Все как по-писаному! Но жизнь вносит свои коррективы. И они на удивление не запланированы ни в одном руководящем документе Главного штаба ВМФ.
Просто на флоте воруют. Практически все. И большинство не со злого умысла, а просто так, по надобности. Ну взял, ну попользовался и бросил. И так всегда. Исключая, конечно, интендантов с их тайными закромами, тут уж если что вынес, то и сьел. Никуда не денешься - физиология. А насчет остального очень точно выразился мой незабвенный замполит Палов: "воровства в отдаленных поселках подводников нет, есть перемещение материальных ценностей внутри гарнизона от одного военнослужащего к другому...". А на корабле такое дело развито до безобразия. Особенно в отношении тех самых аварийных щитов. Вызывает дежурный по кораблю матросов наверх лед с пирса скалывать, где лом взять? Ясное дело, на щите, да на том, какой поближе к выходу. Взял, вынес, подолбил и забросил подальше, чтобы не тащить обратно и не перенапрягаться. Хилый матросский организм не перегружать. Нужен мичману топорик или пила в гараж, не навсегда, на время, засунул в портфель, унес. Поработал на славу частной собственности, а обратно нести передумал - перемещение материальных ценностей внутри гарнизона... Уже в курсе. Так и уходят из отсеков нажитые его командиром нехитрые ценности, что куда. И гвозди, прикупленные за собственные деньги, и зубила, выкрашенные из дома принесенной краской, и все остальное, включая малые аварийные упоры, придуманные адмиралом Макаровым и не предполагавшим, что они могут с успехом заменять автомобильный домкрат. Да и мало ли что дома пригодится? Вот и прячут к вечеру ближе все свое аварийное имущество командиры отсеков куда подальше от шаловливых рук. До утра. А ночью заползает на корабль невыспавшийся дежурный по живучести с единственной задачей: наскрести пяток замечаний для записи в свой журнал, утром предъявить их НЭМСу и с чистой душой отправиться спать. И если дежурный по кораблю еще не вылез из песочницы и мочит штаны при любом, кто выше его в звании на одну звездочку, то все. Перво-наперво сразу щиты. А там конь не валялся. Ни один, ни в одном отсеке не укомплектован. Дежурное замечание есть. Живчик наскребет еще немного, черканет в вахтенный журнал и дальше двинет. А утром... Командир замечания прочитает, старпома лицом в дерьмо ткнет, даст время на устранение, и в штаб. А старпом, получив спросонья клизму, проснется, озвереет, и начнет сечь вокруг. Командиры отсеков засуетятся, начнут припрятанный на ночь инструмент из сейфов и выгородок вытаскивать, и на место втыкать. Через час все нормально, все на месте. Старпом командиру доложит, тот кивнет, а на вечер вся история повторяется по новой. И так всегда. В один прекрасный момент командиру надоедает ежедневно выслушивать в штабе одно и то же. Он устраивает общекорабельную истерику. Всех на борт, в 22.00. весь экипаж строится на вечернюю поверку, потом оба старпома из носа в корму проверяют готовность отсеков, щиты, печати, чистоту. По полной флотской программе. А потом, после устранения замечаний, может, и домой отпустит. Каждый такой всплеск вынуждает командиров отсеков не прятать кровное добро на ночь. Вот тут-то оно и пропадает в самом большом объеме. Ведь когда экипаж постоянно на борту, и работы больше. А где работа, там и инструмент. Круговорот.
По молодости я одних топоров на собственные средства прикупил десяток, не меньше. Ломы и не считал. Идешь вечером по поселку домой, глядишь, бесхозный лом с лопатой у стенки дома притулились. В руки - и пошел. А утречком на пароход. И в загашник. На будущее. И так постоянно. То купишь, то сопрешь. Надоело. И тут пришла мне в голову одна идея... Правды ради скажу, не моя. От кого-то слышал, даже не помню. Но понравилась она мне сразу. Настоящий советский моряк придумал! Позвал я своего самого надежного отсечного бойца матроса Андреева и поставил генеральную задачу: вот тебе, Андрейка, доски, вот пила, вот нож, вот краска. Сотвори мне из всего этого аварийный инструмент, да не простой, а деревянный. Покрась, номер отсека выведи, и на щит повесь. Андреев идею сразу правильно воспринял, и даже с большим воодушевлением. Ведь за выкраденный из отсека инструмент я его больше всех за уши таскал, как самого старослужащего. Две ночи, подальше от чужих глаз, морячки моего отсека под Андрейкиным руководством пилили, выстругивали и красили в трюме аварийно-деревянную имитацию. А на третье утро мы торжественно водрузили на свежевыкрашенный щит деревянный топор, деревянное зубило, фанерную пилу, рядом пристроили лом из лопатного черенка, заботливо обтянутый резиной, и аварийные упоры. Те, правда, не очень получились, но в чехлах из пластиката даже вблизи казались настоящими. И даже в банку гвоздей деревянных насыпали. Короче, заменили все, кроме асбестовых рукавиц. Да их и не тащит никто. Редко то есть тащат. Выкрасили на славу, по всем инструкциям. Железо, точнее, то, что вместо него - почернили, дерево - красным цветом. Везде белым цветом номер отсека вывели. Я ради такого случая опись новую изобразил. Каллиграфическим почерком, тушью и пером выводил. Старался. Обтянули мы всю эту красоту пластиком и стали наблюдать. Первое время мой щит вскрывали по пять раз за сутки. Хвать, а это муляж! Бросят рядом и все. А то и на место поставят. Со временем привыкли, что мой аварийный инструмент в хозяйстве бесполезен, и постепенно покушения на мой щит прекратились. Моему примеру никто не последовал, то ли по природной лени, то ли по другим причинам, и остальные командиры отсеков продолжали припрятывать на ночь все свое отсечное хозяйство. Мое же было всегда на месте, в полном и идеальном порядке, днем и ночью. Старпом постоянно ставил меня в пример остальным, и я даже забыл, что такое рыскать по окрестным пирсам в поисках завалящего, ржавого топорища. Так продолжалось достаточно долго...
Продовольствие грузили аврально. То есть, как всегда неожиданно и не по плану. Часам к десяти утра из штаба прискакал очумевший от всевозможных ЦУ командир. Выстроил экипаж, взахлеб расписал наши будущие подвиги в глубинах Баренцева моря, и в конце "предложил", домой на обед не ходить, а погрузить пяток КАМАЗов с "хлебом насущным" на будущий победоносный выход. Мы, само- собой, с "радостью" согласились. Что не сделаешь ради нежданной боевой готовности? Окрыленный перспективой смыться в моря от береговой тягомотины, командир взял на себя бразды управления погрузкой продовольствия на борт крейсера. Отстраненный от руля старпом тихо радовался за себя, прячась за спиной у начальника, и посмеивался над неуклюжими действиями давно отвыкшего от такой текучки командира. Экипаж же молодцевато перекидывал ящики и мешки на ракетную палубу для дальнейшего погружения их в ненасытное чрево провизионок. В моем десятом отсеке тоже была провизионка. Деликатесов в ней, естественно, не хранили, а заваливали доверху банками с консервированной картошкой, или в лучшем случае, теми же банками с маринованными помидорами или огурцами. Когда на пирс подъехала машина с этими продуктами, начальник приказал прекратить грузить все остальное и быстренько забросать мой отсек банками, так как трап всего один и тормозиться нам никак нельзя. Борт КАМАЗа откинули, и народ приготовился к массированной бомбардировке моего отсека картофелем. Но, видно, тыловские ребята были не на шутку озабочены сохранностью жестяных емкостей с картофелем - так здорово замотали ящики с ними металлической лентой, что размотать или расцепить их не представлялось возможным. Поступательное движение снеди внутрь корабля тормознулось. Командир занервничал. Вскарабкался в кузов, осмотрелся. Попробовал увлечь собственным примером. Не получилось. Ящичная оплетка не поддавалась. Как истинный полководец начальник принял решение в стиле Александра Македонского, рубить гордиев узел своим мечом. То есть топором. Аварийным. Тем, что ближе. А ближе всего мой, в десятом отсеке. Куда и грузят. Грозный взор отца-командира остановился на матросе, выползающем из люка моего отсека.
- Юноша!!! Рысью вниз, топор с аварийного щита мне!!!
Моряк оказался молодой, необстрелянный минер из породы "меня мама родила лишь назло соседу", мысли его догоняли действия минут через пять, так что я и воздуха вдохнуть не успел, как он уже вынырнул обратно из люка с моим условным топором в руках. Судя по его очумелой физиономии, он чувствовал, что дело нечисто, но почему, понять еще не мог.
- Молодец!!! Кидай на пирс!!!
Моряк уже ощутил, что за топорище у него в руках, и обречённо оглядывался по сторонам, не зная, что делать.
- Тебя что, парализовало? Кидай!!!
Матрос нехотя размахнулся и кинул. То ли от нервной дрожи, то ли рука сорвалась, но топор, описав дугу плавно пролетел мимо пирса и упал в воду. Командир раздосадованно махнул рукой.
- Балда безрукая, новый сам ковать бу...
И замолчал. Идеально черный топор с ярко-красным топорищем и белоснежной надписью "10 отсек" плыл по волнам губы Ягельной так, как будто все топоры только для этого и предназначены. Гордо резать волны, невзирая на стихию и ветра. Пирс начал помаленьку хихикать, потом все громче и громче. Командир сначала набычился для взрыва эмоций, но вдруг сдулся и прыснул сам. Через несколько секунд заливался уже весь пирс, включая водителей машин и гражданских моряков со стоящего рядом буксира. Наверно, плавающих топоров никто из них никогда в жизни не видел. Включая меня самого.
Топор по приказу командира потом отловили. Он еще долго махал им над моей головой, сначала на пирсе, затем в центральном посту. Следующим была очередь старпома, теперь у него в каюте. Самое интересное, что мой топорик мне вернули. Но инструмент заставили выставить настоящий, и первое время проверяли мой отсек каждую ночь. Со временем все это сошло на нет, а вскоре и вовсе заглохло. И я снова выставил свой реквизит. А вы говорите, топоры не плавают! Чушь собачья! Плавают, и еще как!!!

Ещё один рассказ из будущей повести «Пятый тост».

Комсорг

До очередного вылета было ещё не менее часа, и экипаж капитана А. ожидал его в своей комнате. А простите, какого лешего торчать на улице, где жара за сорок, когда прекрасно можно посидеть в помещении под благодатной прохладой кондиционера? В этом и было преимущество их меленького гарнизона: всё рядом, модуль, стоянка. По телевизору ничего интересного не было, читать по надцатому разу какую-либо книгу не хотелось, и старлей Л. лежал на кровати, тупо уперев взор в потолок. Он уже начал было дремать, когда в дверь постучали. Причём, очень деликатно постучали.
- Кто это? - озадачился старлей, - Наши в жизни не постучат, завалят так. Или в лучшем случае, так шарахнут ногой в дверь, что та с петель слетит.
Он приподнялся на локтях и переглянулся с капитаном, тот был заинтригован не меньше его.
- Войдите! - крикнул старлей.
Дверь также деликатно распахнулась, и в комнату вошёл среднего роста, слегка полноватый офицер. На нём был технический комбинезон, но было видно, что к техническому составу он отношения не имеет, уж больно чист и опрятен. А отсутствие загара на лице красноречиво говорило, что большую часть времени его хозяин проводит в кабинете.
- Здравствуйте, я представитель комсомольского актива нашего вертолётного полка, капитан М., - представился вошедший. - Могу я видеть старшего лейтенанта Л.?
- Это я, здравствуйте, - соскочил со своей кровати старлей, ему уже было неудобно за свой вид и поведение перед столь культурным человеком.
- Прекрасно, - близоруко улыбнулся активист, - вы в курсе, что являетесь комсоргом вашего гарнизона?
- Безусловно! - ответил старлей с таким видом, будто всю жизнь только тем и занимался, что был комсоргом, хотя про этот факт он узнал только сейчас.
- Очень хорошо, где мы можем поговорить? - огляделся по сторонам капитан М.
- А идёмте в наш лётный класс, он сейчас свободен, - предложил старлей.
На самом деле, можно было поговорить и здесь, но уж больно сильно хотелось напустить туману перед капитаном А. Дескать, не дело простому командиру вертолёта слушать, о чём будут говорить руководители Всесоюзного и Ленинского.
Старлей проводил активиста до дверей, а сам походкой бывалого райкомовца вышел следом. Уже в дверях он не удержался и взглянул на капитана А., тот с видом морально раздавленного человека продолжал сидеть на своей кровати. Наверное, если бы ему сейчас сообщили, что его лётчик-оператор - наследник престола, он бы воспринял такую новость легче.
- Вот так, находится рядом с тобой человек, ты его другом считаешь, и на тебе, - читалось на его лице.
А ведь ещё вчера капитан выговаривал старлею, почему тот не вступает в партию.
Собственно, старлей ничего против партии не имел, тем более, для карьеры полезно. Но здесь у него было одно непреодолимое препятствие в виде обязательного написания конспекта первоисточников и изучения устава партии.
Тем временем в классе старлей осторожными вопросами пытался выяснить обстановку, чего к чему. Оказалось, что на весь их авиационный отряд всего три комсомольца, двое из них прапорщики, и только он один офицер, а посему вопрос, кому быть комсоргом, решился автоматически. Старлей мысленно поблагодарил себя за то, что увёл активиста из комнаты, любителю позлорадствовать капитану А. нечего знать столь интимную подробность.
Внезапно его осенила мысль: Как же он забыл, в Москве собирается какой-то комсомольский съезд. А раз будет съезд, будут и делегаты. Уж не хотят ли послать туда его?
И старлей уже мысленно представил Москву, торжественную обстановку зала и голос ведущего: Слово предоставляется...
И на трибуну выходит он, боевой офицер, лётчик, тысячи делегатов смотрят на него, а среди них не меньше половины делегаток. И он прочтёт свою речь, которая будет короткая, деловая, суровая, а уж вечером...
- Надо срочно вывести пятна на кителе, - отметил про себя.
От такой перспективы у старлея голова пошла кругом, но он совладал с собой и осторожно, боясь спугнуть фортуну, спросил:
- Я так понимаю, вы к нам прибыли в связи с предстоящим съездом?
- Совершенно верно, - расцвёл в улыбке активист, затем принял серьёзный вид и затараторил:
- Понимаете, комсомольский актив полка решил: преступно отвлекать лётный и технический состав полка от выполнения боевых заданий, и единодушным решением, делегатом был избран я.
От этих слов старлей скис как молоко на солнце: Раскатал губы, понимаете ли, на Москву, размечтался о комсомолках. По всей роже! Продолжай глотать афганскую пыль, старлей, и возить свою задницу над стволами пулемётов. А в Москву поедет вот эта упитанная сволочь, будет там называть себя лётчиком и от твоего имени охмурять девочек, ходить в кабаки.
Старлей явственно представил активиста в новой форме и обязательной у этого типа военных, фуражке-аэродроме.
И такая накатила тоска, не забудь он в комнате пистолет, то наверняка бы разрядил всю обойму в эту довольную жизнью, лоснящеюся физиономию.
А активист, не заметив перемены настроения в старлее, продолжал:
- Так вот, перед убытием я решил посетить все точки нашего полка, проинспектировать, как ведётся комсомольская работа, чтобы на съезде не быть голословным. Давайте посмотрим, товарищ старший лейтенант, на вашу документацию.
Слово "документация" действовало на старлея похлеще, чем слово "изыди" на нечистую силу. Всю злость с него сразу сдуло, захотелось вскочить и бежать, куда глаза глядят.
- Да что же это делается, люди добрые! - взмолился про себя старлей. - Мало им меня в Москву не пустить, так ещё и пустой писаниной замордовать хотят.
- Понимаете... - начал было новоиспечённый комсорг.
- Знаю, знаю, - совершенно искренне вздохнув, перебил его активист, - это прямо бедствие здесь, запущенная документация. Хорошо я догадался точки посетить, а то как бы делегатам в глаза смотрел? Будем исправлять положение. Вот это у вас должно быть.
С этими словами капитан достал из портфеля отпечатанный на машинке список.
Старлей взглянул, и у него потемнело в глазах. Ему и десяти жизней не хватит всё это написать.
Внезапно в коридоре раздались нарочито громкие шаги и с шумом распахнулась дверь. На пороге возникла долговязая фигура капитана А. Судя по его виду, он собирался произнести тираду типа: "Хоть ты и комсорг, но всё же мой правак, а посему..."
Но капитан А. взглянул на активиста, на старлея и сказал просто:
- Пошли, срочный вылет.
Старлей был готов расцеловать своего командира. Он вскочил, кивнул активисту, дескать, извините, служба, и направился к выходу.
- Список возьмите! - всучил капитан М. ему листок.
- Что случилось? - спросил старлей командира.
- Да ничего, - равнодушно отозвался тот, - просто плановый вылет, груз на площадку.
- А чего же ты? - удивился старлей.
- Я чего? Это ты сам чего? - в свою очередь удивился капитан.
Далее он поведал, что, действительно, шёл с намерением «спустить старлея с небес». Но едва переступил порог класса, перед его взором предстала странная картина, в которой старлей всем своим видом походил на молодого вампира, которого загнал в угол опытный инквизитор. Вот и решил спасать.
Старлей искренне поблагодарил капитана А., кстати, это не часто случалось, и в свою очередь поведал подробности беседы с активистом. И для подтверждения своих слов показал список.
- Ни фига себе, - только и смог сказать капитан. Он смотрел на листок, словно это был смертный приговор старлею, собственно, это было не далеко от истины.
- Ну, ты попал...
От этих слов старлей совсем пригорюнился. Всё, жизнь его закончилась.
- Ладно, не дрейфь. Придумаем чего-нибудь, - сказал капитан и стал подниматься в кабину вертолёта. Старлей последовал его примеру.
Весь полёт он думал, как ему выйти из этой ситуации, но так ничего и не придумал. После посадки старлей вылез из кабины и сел на пустой ящик из-под снарядов.
- Ты чего расселся, пошли, - сказал, сказал ему капитан.
- Не пойду, - ответил старлей, - там активист.
Он с тоской смотрел на модуль, окна манили почти домашним уютом, там кровать, прохлада кондиционера.
- И как долго сидеть здесь будешь?
- Пока не стемнеет и он не уснёт.
- А ужинать? - не унимался капитан.
- Обойдусь, - буркнул старлей и сглотнул слюну, у него вдруг засосало в желудке.
- Ладно, подожди, я сейчас, - сказал капитан А. и удалился.
Минут через пять он вернулся:
- Пошли, он уехал к соседям в полк, наверное, решил, что ночевать в нашем гарнизоне опасно.
Воспрянувший духом старлей заспешил за командиром. Весь остаток дня он постоянно озирался по сторонам, старался без нужды не показываться на улице и постоянно вздрагивал, когда кто-нибудь проходил мимо дверей комнаты.
Ночью долго не мог уснуть, не давала покоя мысль о следующем дне. Завтра их экипаж не летает, и старлей лихорадочно соображал, каким важным делом заняться, дабы от него отстал активист. Так ничего не придумав, уснул.
На этот раз выручил случай.
Утром следующего дня на постановке задачи подполковник Х. попросил у старлея полётную карту. И едва он её разложил, возмутился:
- Ну что за карта у вас, товарищ старший лейтенант, мятая, затёртая. А это что? - подполковник ткнул пальцем в жирное пятно. - Вы что, как в той байке, селёдку сюда заворачивали?
- Никак нет! - возмущённо ответил старлей Л. Пятно, действительно, было не от селёдки, этот след оставила банка шпрот.
Нет-нет, старлей шпроты в карту не заворачивал и в качестве скатерти её не использовал. Просто неосмотрительно положил свой планшет на стол, на котором кто-то неаккуратно открывал консервы и поленился убрать за собой.
- Всё равно, заменить, и сегодня же! - приказал подполковник.
Старлей с трудом сдерживал ликование, это же спасение. Краем глаза взглянул на активиста. Пусть только попробует к нему старлею подойти, у него приказ!
Обычно на весь процесс склейки карты и нанесения на неё обстановки старлею требовалось полчаса, ну час от силы с перекурами. Но сегодня был не тот случай. Сначала долго и тщательно подбирались листы, даже слегка пожелтевшие безжалостно отбраковывались. Затем с небывалой аккуратностью обрезались края. Обычный силикатный клей сегодня не устроил старлея, и он полтора часа рыскал по гарнизону в поисках ПВА и таки нашёл его. Когда карта была склеена, старлей в течение получаса просушил её на солнце и принялся наносить тактическую обстановку. Как рисовал сегодня старлей! Нет, не рисовал, творил! Цветные карандаши, линейки, фломастеры так и мелькали в его руках. Без всяких сомнений, Леонардо да Винчи, создавая знаменитую Джоконду, затратил гораздо меньше вдохновения и сил. Когда карта была готова, старлей сложил её так, чтобы основные маршруты всегда были на виду.
Взглянул на часы и поморщился, прошла только половина дня. Старлей вздохнул и принялся создавать точно такую же карту для капитана А. И уже провозился с этим делом до темноты. Уснул он на этот раз быстро, завтра ему летать, а в небе его не достанут.
Увы, утро преподнесло неприятный сюрприз. Капитан А. проснулся охрипшим и с температурой. Пока старлей парился над картами, тот парился в бане и плескался в бассейне и, видать, переплескался или холодного лимонада напился. Хотя, какая разница, от чего заболел капитан, летать они сегодня не будут.
И времени что-либо предпринять у старлея не было, через полчаса начнутся предполётные указания, на которые обязательно заявится активист.
На указания старлей шёл как осужденный к смерти на эшафот. Чутьё его не обмануло, комсомольский вожак уже был там. Увидев старлея, он улыбнулся ему эдакой отеческой, всёпрощающей улыбкой. Наверное, так улыбались средневековые инквизиторы своим жертвам перед тем, как сжечь их на костре. Старлей посмотрел по сторонам и занял место в противоположном конце класса. Сообщение врача об отстранении капитана А. от полётов на три дня прозвучало как отказ верховного прокурора в помиловании. Новоиспечённый комсорг уже было приготовился к самому худшему, когда лучиком надежды прозвучали слова:
- Товарищи офицеры, - обратился к пилотам подполковник Х., - На следующей неделе соседний полк начинает зачистку района. В связи с новым курсом на примирение штурмовой и бомбардировочной авиации не будет, что значит: вся авиационная поддержка ложится на нас. Потому необходимо произвести расчеты боевой зарядки, чтобы компенсировать отсутствие ударной авиации. И ещё произвести ревизию на складе вооружения, там по докладам начальника склада есть запас вооружений для штурмовой авиации, необходимо выяснить, что из этого можем использовать мы. Этим займётся... - подполковник на минутку задумался.
Старлей Л., как бы нечаянно столкнул на пол свой планшет. Тот упал с громким хлопком. Быстро поднял его и с виноватым видом посмотрел на подполковника.
- Вот вы этим и займётесь, товарищ старший лейтенант, - обрадовался подполковник, - вы же сегодня не летаете, вот и займитесь делом, нечего дурака валять.
- Есть! - ответил тот, тщательно скрывая радость в голосе.
После указаний старлея задержал активист.
- Всё у нас не получается нормально побеседовать, документацию проверить, -посетовал он.
- А знаете что, - ответил старлей, - вы через полчаса на склад вооружений приходите, я документы туда с собой захвачу.
- Хорошо, - согласился комсомольский работник.
Никуда не заходя, старлей помчался на склад вооружения. Там он первым делом подошёл к часовому.
- Слушай внимательно, - заговорщицким шёпотом сказал он солдату. - Есть информация: прибыла комиссия проверять службу войск. Так что действуй строго по уставу.
Затем старлей перешёл на шёпот:
- Тут будет один капитан, в очках, ходит в технической форме. Может начать требовать пропустить его или вызвать кого, никаких поблажек! Он в гарнизоне К., уже троих бойцов отправил в пехоту по горам лазить.
От перспективы лишиться спокойного места в роте охраны боец побледнел как мел и стиснул автомат.
- Будем стараться! - заверил он старлея.
- Я верю в тебя, - ответил тот часовому, - ты парень хороший, исполнительный, не хотелось бы потерять тебя.
Полдня старлей выяснял типы и количество ракет, снарядов, проверял правильность комплектации лент. Вторые полдня просто отсиживался. На обед не ходил, опасался нарваться, к тому же у начальника склада был неплохой запас консервов, ну и ещё кой-чего.
Когда вечером он уходил со склада, у ворот дежурил уже другой часовой.
- Спасибо, товарищ старший лейтенант, - тихо сказал он, - что предупредили. Три раза сегодня, гад, приходил, все три смены проверил. А уж угрожал, требовал. Но мы, как положено: «стой, кто идёт», «стой стрелять буду». Всё по уставу.
- Молодцы, - похвалил его старлей, - ведь можете, когда захотите.
Теперь оставалось придумать, что делать завтра. Перебрав все варианты, он пришёл к выводу, лучше всего исчезнуть из гарнизона. Но куда, этого старлей пока не знал. Был один вариант, который он рассматривал как крайний случай, но похоже, этот случай наступил.
Утром капитан А. немало удивился, когда увидел на старлее вместо привычного комбинезона полевую форму, мабуту.
- Ты это куда?
- Да вот, думаю на дальний пост слетать, - ответил старлей. - Где жалуются на постоянные обстрелы, а мы не можем понять откуда. Вот поползаю по окопам, посмотрю что к чему.
- Слушай, а может, лучше напишешь эти планы, конспекты, я помогу, - робко предложил капитан, но взглянув на старлея, понял, с таким же успехом немцы предлагали сдаться защитникам Брестской крепости.
- Тогда вот что, возьми, - капитан вытащил из тумбочки подсумок с запасными магазинами.
- Спасибо, друг! - ответил старлей.
Внезапно дверь с шумом распахнулась и в комнату влетел старлей Н.
- С тебя бутылка за новость! - крикнул он.
- С какой это радости? - возмутился старлей Л.
- Улетел твой начальник назад в К.
- Как улетел? - не поверил старлей.
- Да так и улетел, сел на утренний почтовый рейс и привет. Кстати, ему подполковник Х. представление на орден «Красного знамени» написал.
Старлей Л. обессилено плюхнулся на кровать, на лице заиграла блаженная улыбка.
- А всё же была от него польза, - философски заметил капитан А. - Ты вот карты новые сделал, с номенклатурой боеприпасов разобрался.
- Ну да, конечно, - согласился старлей.

К ЧЕМУ ПРИВОДИТ ИДЕАЛИЗМ ИЛИ ЛЮБОВЬ К СТРАНЕ ВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ПОМИДОРОВ

В Москву ... в Москву ....

Получив денежки в полевом учреждении Госбанка в Чопе, я совершенно явно осознал, что придётся ехать поездом. А это без малого двое суток. И ещё билеты ... На поезд, который привёз нас из Миловиц билетов не было. Сезон отпусков ... все места заняты ещё с территории Чехословакии, а в Чопе очень мало кто сходил с этого поезда. На другие поезда взять билеты тоже шансов не было практически никаких. Во первых в Чопе сходились три границы, а во вторых дефицит этот создавался, безусловно, искусственно.
Времени до прибытия на место у меня оставалось семь суток. И тратить двое из них, при условии немедленного отбытия из Чопа, на дорогу было расточительностью немыслимой. Значит что? Выручай Аэрофлот. Но, успеть на прямой самолет, который летел из Ужгорода (в Чопе не было аэропорта) в Москву было нереально. Оставалось всего двадцать минут до его вылета. Следующий рейс был с пересадкой в Киеве. На него можно было успеть. Доплата за авиабилет тянула на четвертной, такси до Ужгорода ... что-то около того. В Москву самолет прилетал часа в два ночи. Значит из Быково до дома - пятнашка (а это минимум ночью). А у меня всего получилось рублей тридцать пять. Встал вопрос: «Что делать?» Попутчиков не нашлось. Нужен был ещё четвертак, чтобы без проблем.
Набравшись наглости или смелости, это как угодно, я подошёл к одному майору, который вышел из банка. Он был в форме и один. Из чего я сделал вывод, что товарищ едет в командировку или по замене. Как благовоспитанный военнослужащий, я подошел к майору:
- Товарищ, майор, разрешите обратиться?
- ???
Я рассказал майору - в чём проблема и попросил помочь. Клятвенно заверил его, что вышлю завтра же из Москвы деньги на тот адрес, который мне будет указано. Майор не думал, он достал бумажник и протянул мне искомую купюру. Он задал всего один вопрос:
- Четвертного хватит?
- Так точно!
Я записал адрес, и ещё раз горячо поблагодарив Человека, рванул в здание вокзала, где были кассы Аэрофлота. Билеты на транзитные рейсы через Киев были и через десяток минут, я уже договаривался с таксистами.
- Эй, хлопчик, йде ж ты, быв? - сокрушённо покачал головой пожилой дядька. - Токо что два хлопца до Ужгорода подались ... - Дядька искренне сокрушался о том, что мне теперь придётся платить пятнадцать рублей, вместо пяти. Надо сказать, таксисты не делали на нас деньги. Просто столько стоил этот перегон. - Може спитаешь, кто ещё поедет?
Искать и ждать времени не было. До вылета оставалось немногим больше часа, и мы поехали.
Как водится, по дороге зашёл разговор о том, что вот было время, и дядька тоже служил. Но мне, честно говоря, было не разговоров. Время шло и меня заботило только одно - успеем или нет.
Выехали мы из города и через некоторое время дядька «оттянул» ручку счётчика. Зелёный огонёк не горел, и счётчик не работал. Мне то было по барабану, договорились за пятнашку, так договорились, а кто там и кому ... дело не моё.
Он по дороге кого-то подсадил попутно и получил с попутчика то ли трёшку, то ли пятёрку. Я уж было подумал - вот хорошо, сэкономлю. Ага. Несмотря на то, что мужик тоже служил и на то, что кого-то повёз попутно, на мой вопрос «Сколько с меня?» последовало лаконичное «Как договаривались!». Вот так. Ничего личного, бизнес есть бизнес.
Успели мы тик в тик к концу регистрации. Тут меня ждала ещё одна «радость». Тётка, регистрирующая пассажиров, весело улыбаясь (почему - не знаю?), проинформировала меня, что на борт загрузили почту, очень важную, и полетим мы через Ивано-Франковск. И в Киев, к вылету моего самолёта, скорее всего не успеем. Но, успокоила она меня. Через три часа, после моего, летит другой, и они забронируют мне место, если конечно оно есть. И мне надо будет подойти в воинскую кассу, что «прокомпостировать» билет. Так она сказала. Ё-моё!!! Три раза. Ну, везуха.
Загрузились мы в АН-12, помахали крыльями и полетели. Пока сели и разгрузились в Ивано-Франковске, пока вылетели, и долетели до Киева, прошло что-то около пяти часов. А тут ещё от конфеток и «Боржоми» Аэрофлотского, извините, кушать захотелось ... аж до колик. Но это всё мелочи были ... по сравнению с тем, что меня ожидало в Жулянах.
В Киеве два аэропорта Жуляны и Борисполь. Так вот из Жулян в этот день рейсов в Москву больше не было. На тот, на котором я должен был лететь, мы опоздали, конечно. Были рейсы из Борисполя. Мне это разъяснили в кассе, где я попытался «прокомпостировать» билет. А для вылета из Борисполя надо было снова доплатить, и ещё до этого Борисполя добраться. Сколько доплатить за билет, было понятно. Что-то около червонца. А вот, за сколько меня довезут до Борисполя, тётка в кассе сказать не смогла. Но объяснила, что, если я немедленно туда выеду, то спокойно успею на самолёт до Москвы, который прилетает во Внуково. Это было лучше намного. Поскольку от Внуково до дома было рукой подать. Оставалось узнать - скока стоит доехать до этого самого Борисполя. Взяв с тётки страшную клятву - не отдавать пока место, я побежал на стоянку такси. Потому что автобусов, меня устраивающих по времени не было.
Киевские таксисты были мужики деловые и после недолгих препирательств и торговли, а у меня оставалось денег всего ничего, нашёлся парень, который взялся отвезти за червонец, раз такое дело. Хватать то мне хватало, но ...
Короче бросив чемодан в машину, побежал я в кассу. У меня даже мысли не возникло, что пока я буду брать билет, могу остаться без чемодана. Да и не случилось этого, а ведь вполне могло.
Парень домчал меня до Борисполя достаточно быстро. По дороге опять таки зашёл разговор про службу и что к чему. Ну, рассказал я, конечно, как еду и все свои приключения. В ответ парень мне посочувствовал и всю дорогу приговаривал:
- От же с......,- В Борисполе он подъехал прямо к дверям, над которыми висело «Вылет». И, кстати, взял с меня всего пятерку. «Тебе ж ещё в Москве добираться, а потом ты хоть съешь чего-нибудь», так он сказал. Всё-таки были люди.
Но вот незадача, около этих дверей стоял патруль. Я было дёрнулся выходить, но таксист меня осадил.
- Сиди!
Он вышел из машины, достал мой чемодан с заднего сиденья, и только тогда открыл мне дверь.
- От меня не отходи, документов не давай, - мы пошли к дверям. Таксист построил траекторию движения так, что между нами и патрулём оказалось довольно много людей. Начальник патруля сделал стойку и ко мне рванулся один из патрульных, которого таксист практически оттолкнул в сторону, прошипев при этом сквозь зубы: - Отвали, легавый! - после чего он меня схватил за руку и бегом потащил к стойке регистрации. Пока я регистрировался и проходил рамку металлоискателя, он чуть ли не держал патрульного за ремень, но ко мне его близко не подпустил. Как я заметил, там народ врубился, и вокруг них образовалась небольшая группа явно мне сочувствующих. Конечно, может, и не было бы ничего. Ну, проверили бы документы, да и всё. Но видно, парню было виднее, он то повадки киевской комендатуры знал лучше. А так ... я не я и хата не моя. Ничего не видел, никто мне ничего не говорил. А с рейса снять ... оно конечно можно, но хлопотно. Да формально и причин не было.
Оказавшись в накопителе, я снял фуражку и затесался внутрь пассажирского скопления, на всякий случай. Народ то, по-моему, всё понял и вроде как прикрыл, но конечно, если бы надо было меня, ... то вряд ли бы это остановило комендатуру. Но, слава Богу, пронесло. Хотя я, пока не задраили люки, озирался и вздрагивал на каждого проходящего в самолёт. Конечно, страшно было, врать не буду. На последнем броске до Москвы влипнуть в историю ... радости было мало.
Взлетели. Я вздохнул спокойно. Тут то они меня не достанут. Было только жаль, что не попрощался с парнем по человечески. Помню только, что Анатолием его звали. Спасибо брат Толька!!! Выручил. Дай тебе Бог здоровья.
Не знаю, то ли что было написано у меня на лице, а может глаза были очень голодные, но стюардесса принесла мне два бутерброда, чашку чая и шоколадку. Молча поставила передо мной столик и на моё смущенное «спасибо» только улыбнулась. Наверное, поделились девчонки своими запасами. Тогда ведь на внутренних коротких рейсах не кормили. Впрочем, я не знаю - кормят ли сейчас.
И вот, наконец, Внуково. Время ... ночь уже была, т.е. скорее под утро. Я остановился на привокзальной площади и вдохнул ... такой вкусный, пропитанный выхлопами и керосиновым угаром воздух родной московский воздух. К горлу подкатил предательский комок, на глаза ... да что там говорить слеза выползла. Короче ... пошёл я к автобусам, что шли да аэровокзала в Москве. Потому что те, которые шли до метро «Юго-Западная» ночью не ходили.
Подошёл, присоединился к небольшой очереди людей, которые загружались в «Икарус». Заношу ногу на ступеньку. Обеличивающая девушка:
- Солдат, чемодан в багажник поставь!
Я открываю рот, чтобы объяснить девушке, что не поеду до аэровокзала, а сойду у Университета, что мне там до дома два шага ... и вдруг слышу:
- Товарищ сержант, вас вызывает начальник патруля, ... поворачиваю голову, рядом со мной стоит курсант патрульный.
- Брянский волк тебе товарищ, вызывает ... бли-и-ин!!! Ё ..............,- это, конечно не вслух, а про себя, и про девушку очень нехорошо, если бы она не прицепилась, то не успел бы патрульный.
Деваться некуда, на ходу поправляю фуражку, перехватываю чемодан в левую руку, машинально проверяю застегнутость пуговиц. Без малого двое суток прошло, как я покинул батальон. Всё время, сидя или полулёжа в скрюченном состоянии. Форма, конечно, помялась, рожа небритая, да ещё выражение идиотского счастья, можно было счесть, что сержант ...
Подхожу, патрульный сопровождает чуть сзади, чтобы, значит, не сбёг, как под конвоем. Майор и ещё один патрульный с очень большим интересом меня рассматривают. Вскидываю руку в приветствии.
- Товарищ, майор, сержант ..... прибыл, по-вашему ...
- Документы!
Ставлю чемодан, лезу в карман, протягиваю майору военный билет, предписание.
Изучает. Закрывает. Внимательно на меня смотрит.
- Пил?
- Никак нет!
Принюхивается. Дыхнуть не просит. Я и так от волнения дышу часто. Народ в автобус уже загрузился. Он вот-вот тронется, а когда будет следующий ... и понадобится ли мне вообще автобус?
- Видок у тебя, сержант, - майор задумчиво и изучающее оглядывает меня.
- Двое суток в дороге, товарищ майор. На перекладных. Бегом. От борта к борту. Да ещё .... начинаю рассказывать свою эпопею.
- Билет!
Протягиваю.
Изучает. А там ... Ужгород - Киев (Жуляны)-Москва (Быково). Потом дописано: Киев (Борисполь) - Москва (Внуково). Вскидывает на меня глаза. Я начинаю объяснять, не дожидаясь вопроса, но он меня прерывает.
- Ладно, вижу. Не буду портить праздника возвращения. Сколько дома не был?
- Двадцать один месяц десять дней ... одиннадцатый пошёл!
- Иди, ждет тебя автобус, - возвращает документы.
- Спасибо, товарищ майор, - прикладываю руку, хватаю чемодан и влетаю в автобус. Сдавленно водиле, - Спасибо, отец, закрывай быстрее, пока он не передумал.
Шипит пневматика дверей, и автобус трогается.
- Батя, у Университета высадишь? Там до дома всего ничего, а то от аэровокзала денег на такси не хватит.
- Так метро скоро, - ... но, посмотрев на меня, и поняв по моему лицу «какое метро, отец!!!», кивает головой, - конечно.
Кстати девушка, видимо почувствовав свою вину за то, что я чуть не попал в руки патруля, денег с меня за проезд не взяла.
Киевское шоссе свободно и автобус мчит с ветерком. Двадцать минут ... и вот он Университет. Уже рассветает. Родные места, родные улицы, каждый дом знаком до боли. Автобус встаёт, двери распахиваются.
- Спасибо отец!
- Счастливо, сынок!
Мама дорогая. Пустая улица, Запах, нет, ... не запах. Аромат рассветной летней Москвы. Голова кружится, ноги заплетаются. Перехожу Универстетский по диагонали. Останавливаюсь за светофором. Машин ... ни одной. Это сейчас круглые сутки движение, а тогда ... Закуриваю и стою ... Чувствую сейчас зареву. Пешком то мне до Кунцева идти всё-таки прилично. Дом то рядом, а ... Состояние конечно было ...
Со стороны Ленинского едет патрульный «Жигулёнок». Тормозит.
- Тебе куда, служивый? За рулём капитан. ГАИ.
- В Давыдково.
- Грузись, только на Минке высажу. Мне дальше прямо.
- Спасибо, тогда у «Минска».
- Добро.
Залезаю в машину. Помчались.
- В отпуск?
- Да вроде того. Перед учёбой есть пяток дней.
- Тоже хорошо.
Очень я был благодарен капитану, что не донимал он меня никакими больше расспросами и вопросами. Я буквально ... ну очень я соскучился по Москве. Глаз было невозможно оторвать от знакомых с детства пейзажей. Ближе к Поклонной горе каждое дерево было знакомо. Сколько там было исхожено и не было ни одной тропинки в парке Победы, где бы мы не прошли или не проехали на велосипедах. Это сейчас там музейный комплекс. А раньше то был лес. Просто лес.
Приехали.
- Спасибо. Я было полез за деньгами.
- Брось, сержант, матери с отцом поклон передай.
- Спасибо!
- Будь.
Жигулёнок умчался. А я, подхватив чемодан, пошёл домой. От остановки, где меня высадил капитан идти до дома, было, минут семь, десять от силы. Я шёл сорок минут. Останавливался, раз пять, перекурить. Я обнимал, чуть ли не каждый тополь, росший вдоль улицы. Ведь вот тут ..., а вот тут ..., а вот киоск «Мороженое», как мы тут. ... Понимаете, там каждый шаг ... мне же снилась эта дорога ... к дому.
Прошёл здание штаба ГО и ... вот он мой дом. Последние двести метров. Их я пролетел. Около подъезда снова закурил и постоял, судорожно затягиваясь, чтобы дрожь унять, в большей степени. Я стоял и смотрел на свои окна ... Мне трудно передать своё состояние в этот момент. Голова гудела, как колокол. ДОМА!!! ДОМА!!! ДОМА!!! Дыхание перехватило и опять предательские слёзы. Я только в этот момент понял, как мне дорог этот дом, родной подъезд, изученный до последнего камушка и кустика двор ... «песочница новая» поплыло в голове, как бегущая строка, «наша лучше была» ... «а клёны подросли...».
- Ну, всё. Пора, - Я достал из кармана записную книжку и надорвал внутреннюю сторону обложки. Зачем? Да там у меня ключ от дома был вложен. Ещё с учебки. Я, когда из дома уходил ключ взял с собой, он конечно на брелке был, но за брелки в учебке, не приветствовались брелки в кармане у курсантов учебной части. На него, на брелок на одном из первых утренних осмотров покушался мой командир отделения. Я рассказывал про него. Турок, который, Айдаров. Ну, я тогда ключ отцепил, а брелок на его глазах в очко выбросил, в туалете. А ключ заклеил в записную книжку.
Я вошёл в подъезд. Всё-таки здорово, что было ранее утро, и никто не мешал. Ведь это был сон. Сон наяву.
Я наступал на ступеньки очень аккуратно и нежно. Ведь это были родные, с детства знакомые ступеньки. Да и слабость была в ногах, дрожали ноги.
Тихо-тихо я вставил ключ в замок, повернул. Замок щёлкнул. Вошёл, поставил чемодан и оттянув собачку, очень тихо закрыл дверь. Дома никого не должно было никого быть. Родители и собака на даче, брат к жене уже тогда переехал. Но!
- Сынок!!! - В дверях комнаты стоял папа.
- Сынок!!! - Мама ...
- Как чувствовали..., сынок ... - слёзы, объятия.
- Господи, я дома ... Я, НАКОНЕЦ, ДОМА !!! ..............