Это был зольник одного паршивого завода. Представьте себе обыкновенные опилки. Вот такие же, но от нехороших химических процессов, их годами сваливали в кучу. Получился громадный пустырь, на котором кое-где даже лопухи росли. С виду пустырь как пустырь... Вот только ходить по нему не рекомендовалось и даже приближаться. Утонете как в болоте. И следов не найдут. Но сегодня «не приближаться» не выходило. Зольник, сука такая, горел.
Может быть, вы видали, как горит торф? Над поросшими кустарником и деревьями пластами недели и месяцы стелется белесый дым, а огня нет. И вдруг в один прекрасный момент прогоревшие слои обрушиваются, и падают в огненную печь кусты, деревья, грибники... У нас ситуация была схожей — над зольником висела удушливая пелена дыма, ничего вроде и не горело, но пожар был налицо. Ну и нас на этот пожар вызвали. А раз вызвали, то мы прибыли — и стали лить воду внутрь зольника. «Карусель» из автоцистерн обеспечивала постоянный подвоз воды, тушение обещало быть долгим, и все расслабились.
Диспозиция: зольник находился сразу за забором химзавода, за насыпью рельсовой колеи, с другой стороны еще имелись небольшой лесок из молодых сосен в рост человека и заросли облепихи. Ствольщики окружили объект со всех сторон и поливали, мне досталась позиция аккурат в сосняке. Да, стояла теплая июльская ночь.
Работа шла по плану, никаких неожиданностей не предвиделось... Когда вдруг что-то хлопнуло, и посреди зольника заревело огромное пламя, он ПРОВАЛИЛСЯ. Рукав у меня был протянут где-то там и почти сразу перегорел. Стало жарко, нет, не так, ЖАРКО. За спиной трещали и обугливались иголки хвои на соснах, а я прикидывал, куда бежать. В один момент языки пламени высотой метров десять-двенадцать качнулись ко мне... Брови сгорели сразу, я упал на землю и только потому избежал серьезных ожогов. Страха вообще не было — это потом, вернувшись домой, пришло понимание, на каком кошачьем волоске балансировал.
Поганая эта субстанция, наподобие опилок, горела, как оказалось, почище нефти. На моих глазах автоцистерна из пятой части рванула с места с хорошей скоростью, а за ней волочились горящие плети рукавов. (Потом на двух «зилках» обнаружат выгоревшую до черноты краску!) Огонь, дым... А бежать-то мне, как оказалось, и некуда. За спиной остались только болотистые пустоши, примыкающие к реке. Туда даже в обычное время соваться не стоит — увязнете. Воды нет, ствол бесполезен. Дышать почти что и нечем. Ситуация прямо на глазах становилась все хуже и хуже. И тут...
Дико скрежеща тормозами, по заводской рельсовой ветке выкатился эшелон. Небольшой тепловозик толкал перед собой ярко-красные цистерны и темные вагоны. С передней платформы била в небо мощная струя воды. Вот «наводчики» сориентировались, прицелились... и огонь на «моем» берегу зольника буквально смыло. Рассыпавшийся с «бронепоезда» десант споро раскатал рукава, четыре универсальных пеногона «Пурга-3М» начали заваливать зольник пеной. Пожарный поезд прибыл к месту событий. За ним уже маячил второй, РЖД расщедрилась, а несколько тысяч тонн воды — это несколько тысяч тонн воды. «Зилками» такое не привезешь, да. Вот не люблю голливудские штампы, но никуда не денешься — кавалерия из-за холмов приехала. Из-за леса выезжает конная милиция...
Мне потом рассказали: огонь уже перекинулся на территорию завода и почти что задел те цеха, которые НЕЛЬЗЯ. Иначе в воздух подымутся аэрозоли, от которых и неистребимые тараканы издохнут. В ту ночь жители города и не подозревали, что случись беда — и просыпаться им бы пришлось как в Бхопале, кашляя и выплевывая куски легких. Наград не было. Подумаешь, в кои-то веки ситуация сложилась так, что на помощь пожарной охране пришлось вызывать поезда РЖД. Дело житейское. А за то, что граждане ночью вынуждены были дышать дымом, нас дополнительно взгрели. Впрочем, так оно обычно и бывает.
Весна 199...года. Союза уже нет. Флот потихоньку начали резать, но пока с оглядкой, не зарываясь, но вполне целенаправленно и уверенно. Бывшие потенциальные противники отпраздновали триумф, наградили друг друга медалями за «За победу в холодной войне» и стали чувствовать себя единственными хозяевами океанских просторов, без тени смущения забредая в наши территориальные воды и даже стали считать вполне нормальным, когда обнаглевшие норвежские моряки стали забрасывать сети, чуть ли не в Кольском заливе. Кому-то в столице, это вполне обоснованно не понравилось и где-то в глубинах штабов, родилась идея, показать друзьям из НАТО, что списывать со счетов, еще не успевший до конца проржаветь российский флот не стоит. И решили, отправить подводный ракетоносец, из тех что поновее, наделать образцово-показательного шума на учения американского флота в Северной Атлантике. И отправить лодку туда путем, которым наши не ходили в Атлантику лет триста, если не врал старопом. А конкретно Датским проливом, дабы подкрасться к супостатам откуда не ждали, всплыть с наглой улыбкой на лице, помахать триколором на глазах мировой общественности и свалить по-английски не прощаясь. А, так как наш корабль, хоть и был самым старым из славной плеяды БДРов, но недавно пришедшим со среднего ремонта, то выполнение этой почетной миссии возложили на наш экипаж.
Всякое мероприятие государственного масштаба, находящееся на контроле, чуть ли не главы государства, решившего утереть нос другу Биллу, очень тяжкое испытание для всего личного состава корабля. По сути, подготовка к самому обычному выходу в море, оборачивается сущим кошмаром. Проверка за проверкой. Флагманские проверяют своих подопечных, дивизия комплексно проверяет весь корабль, каждый раз находя его совсем не готовым, исписывая сотнями замечаний журналы и назначая дату новой проверки. Потом начинаются проверки штабом флотилии, органично дополняя проверки штабом дивизии, и выводя на качественно новый уровень замечания и давая очередные сроки на их устранение. Где-то на второй неделе, народ начинал путаться в проверках, привыкнув к неминуемой отрицательной оценке своих трудов. А если прибавить ко всему этому, параллельную подготовку к самой боевой службе, погрузку продовольствия, вахты и введенное для общего повышения тонуса личного состава, боевое дежурство у пирса, самым острым желанием у всех было побыстрее сбежать в море, от всего этого берегового ужаса. Потом градус проверок повысился. Началось комплексное нашествие проверяющих из штаба Северного флота. Эти, слава богу, хоть по отсекам шастали реже, выливая все свое недовольство уровне подготовки экипажа в центральном посту на личный состав ГКП и командование дивизии и флотилии. И уже после всех местных инспекций, приехала непривычно большая делегация проверяющих из Москвы, подчеркнуть немыслимую важность стоящей перед нами задачи, раздать оплеухи и все равно, неминуемо благословить экипаж на выход в море.
Судя по количеству адмиральских звезд, прибывших на борт корабля, походу нашему придавали очень нешуточное значение. В кои века, группу проверяющих БЧ-5, от Технического управления флота, возглавлял целый контр-адмирал, высокий импозантный мужчина, с седоватыми висками и устоявшимся недовольным выражение лица. Разгромив всех в центральном посту, он выразил пожелание осмотреть аккумуляторные батареи в первом и втором отсеке, после чего не спеша довел до предынфарктного состояния механика в его каюте. Следующим этапом его путешествия оказался Пульт ГЭУ, где в тоске и ожидании, его прибытия его уныло сидели управленцы, комдив раз и старшина команды электриков. Комдиву два, задницу успели разорвать еще в первом отсеке, и он благоразумно рассосался где-то в глубинах отсеков, дабы не попасть под изнасилование еще раз.
- Товарищ, контр-адмирал, на пульте...
Адмирал аристократично отмахнулся от доклада рукой.
- Отставить...
Протиснулся ближе к столу и опустился на диван. Обвел глазами приборы. Постучал пальцами по заботливо пододвинутым для проверки вахтенные журналы. Брезгливым жестом отодвинул в сторону.
- Комдив раз!?
Сашка Нахимов, назначенный на должность всего пару месяцев назад попытался встать.
- Сиди. Докладывай!
- Товарищ контр-адмирал, капитан-лейтенант Нахимов, командир первого дивизиона. Материальная часть...
Адмирал, снова движением руки остановил доклад.
- Комдив, год выпуска из училища, сколько в должности, сколько боевых служб?
- 1988 год выпуска. В должности три месяца, две боевые службы.
Адмирал повернулся ко мне. Что докладывать, я уже понял.
- Капитан-лейтенант Белов, Командир группы дистанционного управления-2. 1987 год выпуска, в должности пять лет, четыре боевые службы.
Адмирал посмотрел на правый борт.
- Капитан-лейтенант Белашев. Командир группы дистанционного управления-1. 1988 год выпуска, в должности пять лет, две боевые службы.
Адмирал снова молча постучал пальцами по столу.
- А старшине команды электриков, нужно отдельное приглашение?
Мефодьич, умевший дремать в любой обстановке, вышел из анабиоза с полпинка.
- Старший мичман Мотор. В должности три года. Одна боевая служба.
Адмирал заинтересованно повернулся к пульту «Кама».
- Гм... Мотор, вам же уже за сорок, да? А что так мало в море ходили?
Мотор ответил спокойно и с достоинством.
- Двадцать лет на торговом флоте. В военно-морском флоте пять лет. Так сложилось.
Адмирал покачал головой.
- Ясно.
И поглядел на механика, да так, что нашего бедного Витаминыча, чуть не размазало по приборам.
- Ну, и с кем ты в море идти собрался, механик!? Комдив два-ребенок! У комдива три усы красивые, возраст щенячий, знания поверхностные! Комдив раз в должности три месяца! Управленцы, хоть еще кое-как... Почему не доложил, что у тебя детский сад в море собрался? Ты же не мальчик, понимаешь, куда и зачем идете?! Государственная задача, бл... куда флагманские смотрели?! Ты куда смотрел?!
Механик молча теребил поясок от ПДУ. Каяться было бесполезно, да и кому хочется набивать экипаж прикомандированными, от которых неизвестно чего ждать. А адмирал, продолжал аргументированно изливать на нас желчь, крепко разбавленную изящным флотским матом.
- Механик, полированная кость, бл... Реакторным кто командует?
Механик еле выдавливает из себя.
- Капитан-лейтенант Бузичкин...
- По глазам твоим вижу, тоже молодая и неопытная недоросль... Хоть командир турбогруппы опытный?
Наш механик Витаминыч, в жизни Александр Вениаминович мужчина холерического типа, легковозбудимый и так же легкоранимый. И по его сжавшимся губам, становится понятным, что отвечать на последний вопрос, ему страшно не хочется, потому-то командир турбинной группы, лейтенант Плюсов, служит всего год, в море был совсем ничего, может с месяц наплаванности и набежит, и обширными познаниями своего немалого хозяйства пока не овладел.
- Молчите, товарищ капитан 2 ранга! Ну, голову даю на отсечение, что-либо литёха зассаный, либо старлей с хронической диареей от испуга! Вы все здесь охренели, товарищи начальники высоких рангов! И старшина команды турбинистов, тоже из Московской школы юных моряков, перевелся на старости лет, бл... пенсию побольше наковырять?
Механик подтянулся. Старшина команды турбинистов у нас был мужчина легендарный. Старший мичман Птушко, Виктор Григорьевич. На службу пришел во второй половине шестидесятых матросом-турбинистом в Гремиху, да так и остался на службе навсегда. Теперь за его плечами было больше тридцати боевых служб, жена, две дочки и репутация самого опытного старшины команды турбинистов. Мужчиной он был колоритным. Высокий, кряжистый, с густой бородой, прореженной редкими сединками, и голосом не уступающим легендарному Левитану, только построже.
- Товарищ адмирал, старшина турбинистов у нас опытный.
- Не знаете вы настоящих опытных... Сколько боевых служб в должности?
Сколько боевых служб у Птушко мы не знали. Точно не знали. А неточно отвечать адмиралу механик не хотел.
- Белов, дай на связь восьмой...
Я щелкнул «Каштаном».
- Восьмой, Пульт... Виктор Григорьевич далеко?
На имени Виктор Григорьевич адмирал замер и уставился на «Каштан». Даже как-то чересчур напряженно.
- Здесь я, куда мне деться? - сочный бас Григорьича, забивал все скрипы и шумы переговорного устройства и звучал спокойно и уверенно. Механик перехватил у меня гарнитуру «Каштана».
- Виктор Григорьевич, не подскажете, сколько вы сделали боевых служб. Проверяющий интересуется.
А по лицу проверяющего, тем временем, расплывалась добрая и какая-то мальчишеская улыбка, начисто стершая хищный адмиральский оскал, да и всю начальственную дурь.
- Александр Вениаминович, да я и не помню толком. Кажется, тридцать семь. Хотя могу и ошибаться. А что?
И тут высокая проверяющая сторона, прытко подскочила с места и буквально вырвав гарнитуру из рук механика, спеша и захлебываясь начал выстреливать слова.
- Григорьич! Это я! Ну...старший лейтенант Витя Рубцов с тридцать третьей! Помните, мы с вами, в семьдесят втором в автономке... Ха-ха-ха...Матрос Кирпонос просрал поднос...Ха-ха-ха... Мы тогда с вами...да, что я... дурку валяю! Вы в восьмом? Григорьич, я сейчас подбегу- поговорим...пять минут...одна нога здесь...
Адмирал отпустил гарнитуру. Достал носовой платок и вытер пот со лба. Встал. Одернул мундир. С улыбкой поглядел на оторопевшего механика.
- Что пригорюнился, мех? Все нормально. За твою корму я теперь спокоен. Я с Григорьичем...эх... На пульте у тебя ребята, вроде подкованные. Насчет реакторного отсека, поверю на слово. Ведь целый каплей, да? Ну, а за комдивами тебе самому придется, всю автономку кал подчищать... но ты справишься. За комдивом два приглядывай. Ему бы в песочницу, да видишь, как угораздило... Все. Я в восьмой. Механик, ты потом из каюты мою фуражку в центральный захвати...
И адмирал унесся в корму со скоростью вздрюченного командиром матроса первого года службы.
После этой проверки, боевая часть пять, оказалась единственной, получившей положительную оценку, чем изумила все штабы, от дивизионного до флотского. После нее, и вплоть до выхода на боевую службы, было еще немало проверок, но нас проверяющие шерстили уже больше по инерции и сквозь пальцы, большую часть сил отдавая люксам и прочим службам. А на вопрос об адмирале, Григорьич, пряча добродушную улыбку в бороду, лишь отговаривался «Лейтенантом его взял. Нормальный турбинист был. Головастый. Но бедовый...». Да, уж точно, были люди в наше время...таких уж не сыскать...
При этом слове сразу всплывают в памяти грузовые дворы товарных станций, торцевые и боковые рампы, отправка техники в ремонт (на «целину», на передачу) как единицами, так и колоннами. А вот у зампотеха нашего батальона эти слова навсегда будут связаны с тихим ужасом. Он к концу вторых суток непрерывной погрузки техники «НЗ» (передавали больше 100 единиц гусеничной и колесной техники) вымотался, сел погреться в кабину ЗИЛ-131 и закемарил. В это время такой же вымотанный механик-водитель гусеничного тягача въехал задним ходом в прожекторную вышку (метров 10 высотой). Вышка разогналась по дуге и упала на капот того ЗИЛа, смяв его вместе с двигателем, как консервную банку. Зампотех остался невредим и даже не сразу проснулся. А позже, созерцая эту картину снаружи, он был потрясен не тем, что остался живым, а тем, что движок 131-го разложило практически на молекулы (коленвал и шатуны остались в целости, остальное - в мелкие клочья имени АЛ9), а лобовое стекло даже не треснуло...
Военный троллинг.
Приезжает молодой лейтенант сдавать технику инженерных войск на рембазу ГСВГ в Вердере. И техника уже пришла по «железке», оприходована приемщиками и определена на площадку ожидания, и формуляры заблаговременно «подшаманены», и магарычи в наличии, и заинструктирован лейтенант на все случаи жизни, и вроде готов ко всем козням и неожиданностям. Но никак поймет, почему на это все никто внимания не обращает, а все «инстанции», не сговариваясь, смотрят на него с сожалением и сочувствием и говорят что-то ужасное вроде «Вам к доктору надо», «а вы у доктора были?», «а доктор вас смотрел?». В конце концов полуобезумевший лейтенант попадает в последний слева кабинет в конце коридора штаба рембазы, где его встречают словами: «Здравия желаю, товарищ лейтенант. Старший писарь отделения технического учета рядовой Доктор. Если Вам нужно сдать формуляры техники в ремонт, то это ко мне»...
Разрешите?
Инженерные войска ВС СССР. Очередная подготовка личного состава к завтрашнему строевому смотру. Ротный, взводные и старшина уйдут домой только после того, как доложат комбату, что готово все и вся. Замполит роты при таких мероприятиях отвечает только лично за себя и уже весь измучился в попытках найти причину убыть домой. В предыдущие месяцы и годы в подобных ситуациях на все его поползновения ротный (убежденный враг политорганов) орал замполиту: «Да идите вы на #уй!!!», что означало категорический отказ. В этот вечер замполит летел домой на крыльях, т.к. ротный не смог найти отрицательного варианта ответа на просьбу: «Товарищ гвардии капитан, разрешите идти на #уй!».
Начало тут: http://www.bigler.ru/showstory.php?story_id=8801
Другие части в выпусках от 08.01.2020 и 10.01.2020
Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает весна... Прохлады сколько угодно, ветра нет, на дворе конец июля, кудрявая дома, за четыре тысяки ка-мэ, а вместо весёлого пенья гудка мочевой пузырь, сволочь! Скорее ноги в берцы и аллюром три креста за кустик. Ляпотаааа...
Нет, точно душа человеческая гнездится под мочевым пузырём! Сколько там на будильнике? Ноль шесть пятьдесят две? Да, обратно в спальник смысла нет - через восемь минут подъём дежурных. Займусь тогда общественно-полезным делом - костерок разожгу. Заодно и погреюсь немного.
- Ты что, идиот? - зевая спросил внутренний голос. - Ещё час спать можно.
- Иди ты в жопу, - некуртуазно отозвался я, ныряя обратно в палатку за кителем.
- Я и так там, - внутренний голос и не думал обижаться. - И там, и там тоже. Я везде. А вот жопе будет комфортнее в тёпленьком, уютненьком спальнике, на мягком самонадувающемся коврике. Тебе что, зря его дарили чтоли? Используй, панимаишь!
- Отставить малодушие! - ответил я, вытаскивая из палатки китель, служивший подушкой и спальник. - Посмотри лучше утро какое!
- Дубак, горы, ту-у-у-ундра, - протянул мой собеседник. - Достал ты меня, мазохист! Уйду я от тебя!
Вот же зануда ленивая! Да пусть валит - невелика потеря. Ага, сигареты и зажигалка там, где и должны быть. Дрова и растопка заготовлены с вечера, так что всех дел это сложить шалашик да поджечь, что я и сделал. Потянуло дымком и одновременно в адмиральской палатке запиликал будильник. Через минуту показался и его превосходительство, вяло кивнул в ответ на моё приветствие, взял каны и повлёк бренное тело к ручью за водой.
Это нормально - без кружки кофе Адмирал с утра не заводится. Пока эта живительная жидкость в него не попала, Володя хмур, неразговорчив, заторможен и раздражителен и потому в команде сложились две традиции: первая - когда дежурит Адмирал на завтрак кофе; когда Адмирал не дежурит часть кипятка оставляется, чтобы его превосходительство и ещё два таких же наркомана могли заварить себе допинга, пока остальные будут поглощать чай и прочую какаву. Хм, а ведь процесс рискует затянуться - пихта никуда не делась. Надо пойти поискать дров получше. Докуриваем и вперёд!
При свете дня топливная проблема решилась значительно проще. Оказалось, что валежник в окресностях стоянки, таки, имеется и надо его только собрать. Ну и собрал, сколько смог упереть. Как оказалось, вовремя - Маша и Адмирал приступили к принудительному дутью по вчерашнему рецепту, но их, увы, только двое, а его высокопревосходительство, как упоминалось выше, не испив утреннего кофею в эффективные насосы не годился. Словом, моё приношение встретили с благодарностью.
Лиственница горит значительно лучше пихты, так что больше проблем у дежурных не ожидается и можно сходить к ручью полирнуть бивни, тоесть, я хотел сказать, зубы почистить. Выудил из рюкзака мыльно-рыльный набор: мыло, зубную щётку, пасту и полотенце. А где же бритва, спросит человек несведущий. А нету - дома осталась. Примета плохая у водников в походе бриться - катамаран в пороге разберёт. Хоть я и не слишком суеверен, но как-то не хочется. И вторая причина - вы когда-нибудь пробовали бриться, размягчая щетину водой, температурой около шести градусов по старику Цельсию? Попробуйте - незабываемое ощущение.
Солнце робко выглянуло из-за Белухи. Снег на вершинах на секунду стал алым, потом из алого золотым, а потом засверкал начищенным серебром. Небо, ещё мгновение назад серое, налилось берлинской лазурью, а облака отбросили на горы резкие, чёткие тени. Горы просыпались: раскрылись навстречу солнцу жёлтые цветы лапчатки, залиловел чертополох, загалдели птахи, где-то рядом солидно прогудел проснувшийся шмель. Я спустился к ручью, сбросил китель и футболку и в таком виде: форма одежды номер два - брюки, голый торс, зашёл неглубоко в воду. Струя с лёгким журчанием перекатилась через носки моих ботинок, прошелестела что-то и потекла себе дальше: сначала в озеро Язевое, потом в реку Бухтарму, из Бухтармы в Иртыш, из Иртыша в Обь, а там и в Ледовитый океан.
Возможно, нам ещё предстоит встретиться - Катунь, до которой осталось несколько километров через водораздел, понесёт нас на север, через семь сотен километров сольётся с Бией и родит Обь, которая примет в себя Иртыш. Вот такие пути у воды, а ведь, может быть этот ручей и Катунь вышли из одного ледника.
Я наклонился, зачерпнул горстями воды и поднёс к губам. От холода заломило зубы, но оно того стоило - сладкая, безумно вкусная вода с еле уловимым ароматом толи земли, толи, цветов, толи мёда, словом, не пойми чего, но очень приятного. Такая вода из-под крана не течёт и в бутылке её не купишь. За ней надо идти к горным ручьям и таёжным ключам, часто идти долго и тяжело, но это окупается - кто хоть раз хлебнёт этой воды, тот знает, что сказки о живой воде говорят святую правду.
Напившись, я снова зачерпнул из ручья и плеснул себе в физиономию. Остатки сна тут же смыло. Я храбро зачерпнул в третий раз и плеснул на себя. В ответ на мой вопль восторга эхо почему-то долго повторяло ноту "ля". Наверное, у горы Белуха душа музыканта.
Свежий и бодрый, как только что сорванный огурец, и, заметим, такой же пупырчатый, я прискакал обратно в лагерь. Там уже подходило к концу приготовление завтрака: Маша выливала банку сгущёнки в почти готовую кашу, а всё ещё хмурый адмирал пересчитывал пайковые бутерброды, которые, он, видимо, только закончил сооружать. Наконец, баланс сошёлся, Володя удовлетворённо вздохнул, зачерпнул из кана с кипятком полную кружку и недрогнувшей рукой всыпал в неё щедрую порцию кофе. Помешал, втянул ноздрями аромат, всыпал ложку сахара, ещё раз помешал, сделал большой глоток, потом второй поменьше, достал сигарету, вставил в рот, чиркнул зажигалкой, затянулся, выпустил клуб дыма и тут свершилось привычное чудо.
Да, я не оговорился, именно чудо или, если так будет угодно, сеанс трансфигурации в походно-полевых условиях. В мгновение морщины у нашего Адмирала разгладились, глаза заблестели, плечи расправились, а на лице заиграла улыбка. Одним текучим движением он подхватил миску и ложку и исполнил на них такое барабанное соло, что сам Ринго Старр обзавидовался бы.
- Лагерь, подъём! - глас Адмирала снова стал зычен, а рука тверда.
- Ём, ём, ём, - отозвалось эхо.
В палатках началось деятельное шевеление. Однако, некоторые упели до сигнала. Это были Алексеич и Белокурая бестия. Они тоже без кофе не заводятся и потому реагируют на его аромат крайне остро, примерно как американский полковник из фильма "Апокалипсис сегодня" на запах напалма по утрам или как соратник Чипа и Дейла Рокки на сыр. Когда Адмирал всыпал кофе в кипяток в результате мудрёных химических реакций родился аромат, который проник в палатки, вытряхнул кофеманов из спальников, втряхнул их в штаны и в сомнамбулическом состоянии выставил из палаток. Походкой бодрых, жизнерадостных зомби они приблизились к кипятку, на одной мышечной памяти совершили все необходимые манипуляции и я стал свидетелем ещё двух чудесных превращений. Пора, пожалуй, и мне кофейку дерябнуть.
Народ быстро расправился с завтраком и принялся сворачивать лагерь. За едой решили, что одна команда, во главе с уже бывавшим тут Адмиралом, пойдёт через перевальчик на место стапеля и перетащит туда лагерное имущество, а вторая двинется за оставленными вещами и потащит их сразу через перевал. Для того что бы никто не заплутал в лагере оставили регулировщика.
Я попал в команду "молодые лоси". Что ж, справедливо - лось я далеко не старый. Закинул на спину пустой рюкзак и потопал вдоль озера к оставленным шмоткам. Им там, в кустах, холодно и одиноко.
Идти было здорово: ещё прохладно, но солнышко уже пригревает, под ботинками похрустывают камушки дороги, по ярко-ярко голубому небу плывут свежеотмытые до стерильной белизны облака, а пейзаж вокруг, в прочем, своими восторгами по поводу пейзажа я уже всем надоел, так что очередную порцию опустим.
Если посмотреть со стороны, то походил я, вероятно, на молодого пса. Кстати, вы знаете как отличить волчий след от собачьего? Волк, обнаружив нечто, бежит к поставленной цели, не размениваясь на посторонние раздражители, а собака всё равно нет-нет, но вильнёт в сторону посмотреть на что-то интересное. Вот и я, как та собака, двигался противоартиллерийским зигзагом, постоянно сворачивая чтобы рассмотреть поближе то красивый камень, то незнакомое растение, то бабочку, то двух солидных шмелей, солидно выясняющих отношения на цветке чертополоха.
Да, прогулка что надо - иди себе, ни о чём не думай, любуйся красотами, слушай птичек да наблюдай за непуганной живностью. Живности, кстати, много: просвистели в воздухе несколько уток, разлеглась на камне ящерица - солнечные ванны принимает, где-то трещит кедровка, но не показывается. Это хорошо, что трещит - значит неподалёку кедрач, а у нас на кедровые орешки далеко идущие планы. Ещё порхают и пересвистываются маленькие пичуги. Опознал зяблика и зарянку, остальные, занятые своими делами, не дали себя рассмотреть. Жаль, но ничего не поделаешь - они тут хозяева, а я, как ни крути, гость.
В июле птицы уже не поют и мне пришлось довольствоваться пересвистом сусликов. Тоже мелодично, надо сказать. Кстати, свистят суслики не ради своего удовольствия. Они таким образом подают сигналы. У каждой колонии есть часовые и, пока остальные заняты добычей пропитания, караульные следят за землёй и воздухом. Так что свист это предупреждение о потенциальной опасности с воздуха - невеликие зверьки восприняли меня, как воздушную цель, взяли на сопровождение и передавали от одного сектора к другому. Словом, демонстрировали грамотно построенную систему охраны и обороны объекта.
Вдруг, почти из-под самых моих ног, с шумом взлетела куропатка. Ближайший часовой среагировал и издал два коротких и резких свиста. Я посмотрел в сторону звука и заметил отважного наблюдателя. Желтовато-бурый зверёк вытянулся столбиком метрах в двадцати от меня и, к моему глубочайшему изумлению, держал правую лапу возле головы, будто отдавая воинское приветствие.
- Охренеть! Службу знает! - мелькнула у меня в голове идиотская мысль. - К пустой голове руку не прикладывают, но хрен его пойми как в Казахстане положено. И "комок" на мне ещё тот - с намертво продавленными следами старлейских звёздочек на погонах. Разглядел, блин!
Повинуясь когда-то усвоенному рефлексу, я вытянулся и вернул приветствие, резко бросив руку к козырьку форменной кепки. Суслик изумлённо пискнул и скрылся в траве. Вот тут-то до меня и дошёл идиотизм ситуации.
- Ну, вы, блин, даёте! - голосом Генерала из фильма "Особенности национальной охоты" прокоментировал внутренний голос. - Совсем у вас, любезный, крыша поехала.
- Это точно! - согласился я, и заржал лошадем.
Согласитесь, было с чего - не кажый день старшие лейтенанты запаса козыряют сусликам, ой не каждый.
После этого случая приступы латентного милитаризма меня уже не посещали и до оставленных вчера шмоток я добрался без приключений. Набил рюкзак, долил из ручья флягу и потопал обратно. Солнце поднялось уже довольно высоко и от утренней прохлады не осталось и следа. Жарило уже дай боже. Километра через два я остановился, снял китель и приторочил к рюкзаку. Ещё метров через пятьсот захотелось снять и футболку.
- Стоп! - сказал я себе. - Так дело не пойдет. Если сейчас пойти на поводу у себя, то закончится это формой одежды номер ноль - трусы в скатку, а этого товарищи могут и не понять. Да и лямки плечи резать будут. Нет, плохая идея. Лучше потерпеть. Но жарит-то как! Хорошо что жрачей нет.
Тут необходимо небольшое лирическое отступление. Жрачами турьё называет комаров, мошку, слепней, оводов, паутов и прочую летающую кровососущую мерзость, жаждущую горячей крови туриста. В походе по Средней полосе России, не говоря уже о Русском Севере, жрачи являются неотъемлемой деталью пейзажа. Стоит вам выйти из машины, которая привезла вас в точку старта, как к вам, со всех крыльев, устремляются оголодавшие насекомые и начинают с жадным урчанием и чавканьем жрать вас и ваших сопоходников.
Помню, в Петрозаводске меня до глубины души поразил магнитик на холодильник. На нём красовались три улыбающихся комара эпических размеров, изображённых на фоне тучи своих более мелких собратьев, а вокруг изображения шла надпись: "Добро пожаловать в Карелию! Мы вас любим и ждём!".
Так что жрачи на маршруте воспринимаются как данность. А ещё они прочно вошли в туристический фольклор. Фразы: "Картина Репина "Жрачи прилетели"; "Что они жрут когда туриста добыть не удаётся?"; "Комар тоже мясо!" и тому подобные звучат, обыкновенно, в каждом походе. Ты ешь кашу с комарами, пьёшь чай с комарами, выкуриваешь этих сволочей из палатки такими химическими коктейлями, по сравнению с которыми зарин, зоман и прочие V-газы кажутся Шанелью номер пять. А на Катуни жрачей не было. Повторяю по буквам: Николай, Елена, Борис, еры, Леонид, Ольга! Изредка на стоянке нас посещали один-два робких комара и, немного попищав, стыдливо скрывались в тайге. Бывают же чудеса на свете!
Словом, дотопал я до лагеря без приключений, перекурил, догрузил рюкзак, уяснил напавление и потопал через перевальчик. Выданное мне направление оказалось звериной тропой, пробирающейся через совершенно тропические заросли жимолости. Я было напрягся - не очень-то хотелось столкнуться нос к носу с медведем или кабаном, но потом заметил, что тропой время от времени пользуются и люди, а ещё сообразил, что по этому пути сегодня не один раз шастали туда-сюда мои сопоходники и не заметить их мог только подслеповатый, глухой и потерявший нюх зверь. Такие в природе не выживают, а те кто выжили давно убрались подальше от производимого нами шума.
Человек,с точки зрения зверя, вообще существо чрезмерно шумное, вонючее и неадекватное, так что разумный обитатель тайги старается держаться от человека подальше, чтобы не расстраиваться и не оскорблять свои органы чувств. Прмерно так, как мы десятой дорогой обходим обблёванного пьяницу. Не самая лестная характеристика для венца творения, но что есть, то есть - остаётся принять этот факт и смириться. Да, кстати, добрый и, главное, бесплатный совет - когда идёте по лесу, в котором могут водиться опасные звери, старайтесь побольше шуметь. Зверь умный и сам уйдёт. Ему с вами встречаться совсем не приятно.
Так что я расслабился и двинулся дальше. Солнце, между тем, начало жарить уж вовсе неприлично. Утренняя бодрящая прохлада давно растворилась в совершенно тропическом мареве. И вот тут я оценил какая полезная ягода жимолость! Признаться, до этого момента, я её особо не любил. Напрасно. Это же мечта прущего в гору по жаре носителя рюкзака! Можно, не снимая мешочек стройности, рухнуть на матёрый куст жимолости, устроиться на пружинистых ветвях не хуже, чем в гамаке, объесть, не пользуясь руками, десяток-другой ягод, потом раскачаться и вуаля - ветки сами поставили тебя на ноги, можно топать дальше.
Вот так, с комфортом я и добрался до перевала, а с него в первый раз увидел Катунь.
Как я давно уже понял, каждый нормальный мужчина в своей жизни, должен хоть раз побывать Дедом Морозом. Где угодно, в семье, на работе, просто в компании приятелей, но обязательно. Чтобы потом, как-нибудь, сидя за столом с друзьями, вспомнить невзначай, как когда-то давно и ему довелось бродить по заснеженным улицами с мешком в руках...
Дедом Морозом, в тот год, я стал совершенно неожиданно. Офицер, добросовестно, и не без удовольствия исполнявший эту роль пару лет подряд, был срочно откомандирован в другой экипаж, и взор начальства упал на меня, лейтенанта, пребывавшего в данный момент без семьи, зимовавшей в далеком Крыму. Отказаться, я по молодости лет не посмел, и 31 декабря с утра, получил под роспись красный кафтан и мешок, шапку, посох, накладную бороду и листок с образцом текста. В комплекте шел молодой мичман Вася с «шестеркой», забитой доверху подарками, заранее собранными родителями, а также Снегурочка. Во «Внучки» мне назначили девушку Нину, супругу еще одного лейтенанта, поставленного на Новый год на вахту, в обмен на твердое обещание, дать ее мужу выходной аж, до третьего января. Девушка была молоденькая, из Питера, симпатичная, бойкая на язык, и как оказалось позже, лишенная любых комплексов. Ровно в 17.30 Василий заехал за мной, потом мы захватили Нину, и начали вояж по поселку. В списке присутствовало 38 адресов, и путь наш начался от нового дома у озера, что было большой стратегической ошибкой. Дело в том, что в бытность свою, наш заместитель, оставшийся на лето, волевым решением выделил в новом доме офицерам и мичманам своего экипажа, единовременно почти двадцать квартир. Склоняли начальники его потом за это нещадно, но обратного хода уже не было, и больше половины адресов, которые нам надо было посетить, находились буквально в трех подъездах одного дома.
И вот в 18.00. мы со Снегурочкой, отрепетировав предстоящие действа, зашли в первый подъезд. Звонок. Дверь открывается. Родители, старательно разыгрывающие удивление. Счастливо-недоверчивые дети. Речь Дед Мороза, заученная мной до запятой. Пара реплик от Снегурочки. Стишок, или еще что-нибудь от ребятни, подарки, доставаемые из мешка, детские улыбки, радость, смех и... рюмка от главы семейства, протягиваемая одновременно с наколотым на вилку огурчиком, или еще какой-нибудь закуской. Я, конечно, предполагал, что так оно и будет, морально был готов, но масштабы «бедствия» полностью осознать, помешала молодость.
Где на третьей или четвертой квартире, Снегурочка, которой стало завидно смотреть, как я закидываю в себя очередной стопарик и захрустываю его огурчиком, встрепенулась. И после всех положенных действий, стишков от детишек и поздравлений семье, дождалась, когда хозяин поднес мне «на посошок», поправила кокошник и скромно, едва слышно спросила: - А мне?
И ее новогоднее желание, незамедлительно исполнилось. В полном объеме, с правильным градусом и с конфеткой «Кара-Кум». И дальше, мы уже пошли дуэтом, в котором я говорил прописанное, а Снегурочка отчаянно и бесшабашно импровизировала.
Где-то на исходе второго подъезда, квартире на пятнадцатой я потерял посох. Вот только был и нету. К слову сказать, потом так и не нашелся. К этому времени, мы уже два раза посидели за столом, откушали холодца, жареной картошечки, и каких-то салатов, для чего мне приходилось периодически снимать надоевшую бороду, благо детей, чтобы не расстраивать, на это время загоняли в другие комнаты. В последней экипажной квартире, из этого дома, там, где обитал, если память не изменяет старый и проспиртованный минер со своим семейством, поздравления закончились тем, что детишки, после традиционных стишков, с энтузиазмом сплясали матросский танец «Яблочко». В ответ Снегурочка, войдя в раж, показала им, как танцуется низкий брейк и порвала свою бутафорскую шубку по шву на спине. А когда мы, покинув квартиру, спустились и уселись в машину к Васе, обнаружилось, что она вдобавок, посеяла где-то и кокошник. Но неунывающая, и к этому времени уже сильно пьяненькая «внучка», к потере отнеслась творчески, и в следующие квартиры на Вертолетке, уже заходила, придерживая спадающий с плеч порванный реквизит, в мичманской фуражке, найденной у заднего стекла в машине. И эта импровизация, к нашему удивлению, имела успех. Взрослые одобрительно посмеивались. Дети хлопали в ладоши. Наливать стали больше. И поэтому, в последние две квартиры, я Снегурочку уже не взял. Она осталась в машине с Васей, во весь голос, и с огромным удовольствием распевая «...муууузыка нааас связала, тайною нааашей стала...». Пела, она, мягко говоря, хреново, но громко, и когда Вася вышел из машины покурить, чтобы это не слышать, попыталась куда-то сбежать. Василий, абсолютно трезвый, этот момент, прошляпил и когда я вышел на улицу, оказалось, что Снегурочки и след простыл. Но не успели мы по-настоящему испугаться, как беглянка вернулась сама, причем с новым посохом, только синего, а не красного цвета, как был у меня до этого. Где она его взяла, выяснить не удалось, но, за те минут пять своего отсутствия, она не только успела раздобыть посох, но и принесла с собой бокал вина, который опрокинула залпом, по-гусарски швырнула его в снег, затем упав на заднее сиденье, с твердым намерением поспать. «Снегурочку» пришлось срочно эвакуировать домой. Доставка тела обошлась без эксцессов, благо высокая жизненная активность у девушки сменилась приступом самобичевания и ипохондрии, что совсем не мешало ей мечтать о бутылке холодненького шампанского из своего холодильника. Дальше, по последним адресам, вблизи своего дома, я пошел уже один. Закидав все оставшиеся подарки в мешок, я отпустил изнервничавшегося Василия домой, и подхватив чужой посох побрел завершать свою новогоднюю миссию.
До своей пятиэтажки, я добрел лишь в самом начале двенадцатого. Отмечать я собирался в соседнем подъезде у друзей, время еще было, и я, как был в праздничном облачении присел на заснеженную ступеньку подъезда и закурил. Хмель выветрился, голова была на удивление свежей, хотя усталость, все-таки чувствовалась. Буквально через минуту, из моего подъезда вышел еще один Дед Мороз, кашлянул и присел рядом на ступеньку.
- С наступающим...
- Взаимно...
Дед Мороз был старше меня, как минимум на десять лет и прикурил не сигарету, а папиросу.
- Уже закончил?
- Да... я в этом подъезде живу...
Старший Дед Мороз тяжело вздохнул, и достал откуда-то из-под атласного синего костюма шильницу. Поболтал ее возле уха.
- Еще есть... Шило. Будешь?
Я кивнул. Мы сделали по паре глотков и снова закурили.
- Тоже семья на Большой земле?
Я кивнул. Он протянул мне флягу.
- С наступающим. Подарок. От Дед Мороза, Деду Морозу...
Встал и не дожидаясь ответа, неторопливо побрел куда-то в соседний двор.
Как оказалось, наш поздравительный вояж, всем понравился, и никаких нареканий не вызвал. Обошли всех. Подарки не перепутали. А заместителю, с рассказов очевидцев, особенно понравилась импровизация Снегурочки с фуражкой, благо малолетних детей он уже не имел и к нему мы не заходили. За что она, в лице ее мужа, удостоилась отдельной похвалы. А фляга эта, кстати до сих пор у меня, и, хотя я ей уже давно не пользуюсь, она числится в реестре неприкосновенных вещей, как раз из тех, что не дают забыть молодость...