Опук. Эпизод первый

По утрам было холодно. Март месяц даже на крымском побережье Черного моря далеко не летняя пора. За ночь морпехи пригревались кое-как в брезентовых бараках, упугуканые в теплые ватные штаны и куртки морской пехоты, тесно, по-братски прижавшись друг к другу, надвинув до глаз шапки-ушанки и завернувшись пологом брезента. Но утром появлялись проблемы.

***
Третья рота выстроила свою брезентовую «казарму» высокой, с поперечными распорками, управившись с сооружением халабуды чуть раньше, и первой роте, к большому ее неудовольствию, пришлось перемещать свой уже готовый каркас на три метра от уреза воды вровень с палаткой третьей роты. Все в армии должно быть выровнено под линейку!
Начало смеркаться, когда дневальный, выставленный у штабной палатки, сигнализируя о прибытии командира батальона, надсадно заорал осипшим голосом:
- Новый суточный наряд, выходи строиться!
Он все орал и орал, а новый наряд все не выходил строиться.
И в крике дневального, пробивающемся сквозь перестук молотков, в резких командах сержантов - палаточных архитекторов, в шорохе трущегося о песок брезента, гомоне десятков голосов, дружном «и-эх!», даже в шуме морского прибоя, - во всем чувствовалась знакомая размеренность службы, обыденный, уверенный порядок, раз и навсегда заведенный и не изменяющийся даже в экстремальных условиях. Опук!

***
Еще в карантине слышат молодые бойцы это диковинное слово. Еще в карантине годки захватывающе рассказывают им о боевом быте полевых учений. На Опуке проходит полжизни морского пехотинца. На Опуке учишься бегать, стрелять, окапываться. Ездить верхом на танке. Спрыгивать с бортика «Ската» - корабля на воздушной подушке, выбегать с аппарели большого десантного корабля. Жить в поле. Мыть посуду морской водой. Еще много чего учишься делать на Опуке. Поначалу он кажется страшным своей неизвестностью, но в то же время романтичным. На Опуке становишься воином, мужчиной.
А во второй раз Опук уже родной. Бойцы знают, где достать соломки в палатку (кажется, труженики сельского хозяйства специально выращивают и пакуют эту солому для наших маневров). Знают, где разжиться дровами для походного костра в полосе прибоя, как быстро разбить громадную палатку для всей роты, где найти колодец с водой у мореманов на точке, как пить эту воду, чтобы не подхватить дизентерию, как не наступить на ядовитую гадюку. И еще много чего знаешь и помнишь. Но не это главное. Конечно, воинов учат на Опуке воевать. И научиться воевать хорошо можно только в поле. Рассказ - показ - тренировка. И проверка, как ты научился.
А в третий раз учения на Опуке проходят примерно так. Рота удаляется в поле на занятие по тактике, один раз разворачивается, причем идеально и быстро, после чего командир дает команду «Внимание, воздух!», и весь личный состав валится на землю отдыхать.
***
Архитекторы третьей роты явно просчитались. Еще не зная, каково ночевать в палатке с высоким потолком вместо большой площади, бойцы не торопились после вечерней поверки на свое лежбище, пошли покурить на берег моря, поболтать, поглазеть на морскую черноту, прорезанную мерцающей на волнах лунной дорожкой. И только попытавшись забраться в палатку, курцы поняли свою опрометчивость. Те, кто залег раньше, оставили в палатке места ровно столько, чтобы пришедшие позже могли только головы спрятать под брезент.
Началось уплотнение. Казалось, все человечество грызется и матюгается в липкой темноте, пропахшей тухлой соломой и брезентом. Примерно через час грызня, наконец, прекратилась. Только у выхода, обозначенного светлой трепыхающейся на ветру полоской света у полога палатки, еще долго слышалось «Аркаш, ну подвинься хоть чуть!»

- Батальон, подъем, выходи строиться на зарядку! - самое страшное и неизбежное, что можно услышать, прозвучало в этот раз как кощунство. Как может человек из теплого пригретого логова, со слипающимися глазами, вылезать на холодный ветер в предрассветные сумерки, ловить сонной физиономией ледяные брызги с моря и гнусные капли срывающегося с неба дождя, делать какие-то матросские пружинки или мельницы, да еще и бегать по мокрому песку!
Резолюция третьей роты на джентльменское предложение дневального была вынесена со всей определенностью и без вариантов откуда-то из дальнего угла палатки:
- За...л!
Толпа одобрительно заерзала, укутываясь в брезент и пряча холодные носы под воротники курток МП.
Дежурный по батальону, старый волк морской пехоты, старший лейтенант Каранов, пройдясь для порядка по ротным палаткам («подъем - подъем!»), предусмотрительно ретировался на камбуз проверить готовность к завтраку.

- Роликин, поднимай роту! - старший лейтенант Даминко явно упивался своей новой должностью начальника штаба батальона. Ни старший возраст Роликина, ни его старшее звание не имели никакого значения для ретивого старлея.
- Ха, сам подними, попробуй! - Рол явно не остался в долгу, даже из офицерской палатки не вышел.
Мимо брезентового одоробла третьей роты прошуршали по песку шаги Дама.
- Стучать пошел, - зловеще констатировал из-под шапки Сорока.
- Роликин, где третья рота? - когда замполит батальона Варонгов говорит таким вкрадчивым голосом, нужно ждать самого гадкого.
Шуршит брезент, слышно, как Рол бубнит что-то зампалу на повышенных тонах, тот шипит, как Змей Горыныч, ему в ответ. Через минуту темнота в палатке посерела от треугольника откинутого полога. Резкими обозленными движениями ротный разрывает-разбуцывает завал у входа из ОЗК (общевойсковых защитных комплектов) и вещмешков, нервно пытается развязать, потом разрывает тесемочки, придерживающие брезентовый полог. Луч карманного фонарика, скользнув по верху палатки, уперся в серые спины, начал шарить в поисках хоть одного человеческого лица. Везде - черные ж-пы без единого движения.
- Третья рота, подъем! - полукрикнул Рол, борясь с желанием истошно заорать, выхватить пистолет и перестрелять этих скотов, подставляющих его, плюющих на приказы своего ротного.
Те, кто был у входа, в сантиметрах от командира, зашевелились, подбирая ноги, по которым тот с наслаждением топтался, запереворачивались на живот, делая вид, что собирают «постель».
- А первая рота не встает, - с надеждой пробубнил Соловей, стоя на коленях спиной к ротному и укладывая свой ОЗК в вещмешок. Лучик фонарика метнулся к матросу-негодяю, даже сквозь шум моря послышался скрежет зубов. Фонарь погас, и тут же Соловей резко уткнулся головой в стенку палатки под ударом офицерского сапога по матросской корме, экипированной ватными штанами. Рол опять включил фонарь и куда менее решительно повторил:
- Третья рота, подъем!
Потоптавшись с минуту возле палатки, капитан зашуршал по направлению к грибку службы, где нашел крайнего:
- Дневальный, третьей роте подъем!

Соловей опять зарылся в брезент, давясь от смеха. А те, кто только что имитировали подъем, оказалось, просто устраивались поудобнее. Тепло палатки, ставшей за ночь родной, не отпускало.
То ли вернувшийся с камбуза Каранов посоветовал, то ли ротный сам додумался, но решение было найдено. Еще до восхода солнца третья рота резво освободила свой брезентовый дом по команде «Выходи строиться на завтрак!» Только до камбуза морские пехотинцы бежали кругами километра три. По песку. С ледяными каплями на лбу. И уже без смеха.

Еще одна военно-морская сказка

Жило-было Управление. И занималось оно всякими-разными военно-морскими делами. Писало бумаги, само письма получало да отвечало на них. Вот в один прекрасный день пришло в это самое Управление письмо, да не письмо, а документ целый, аж на 198 листах. В котором некогда не единожды червонопрапорный флот делился своей печалькой по поводу севшего на банку рейдового буксира, за какой-то надобностью выгнанного в море, где он эту самую банку и нашел. И просил денюшек на спасательную операцию, так как в нынешние коммерческо-капиталистические времена никто пукать за бесплатно не будет, а уж тем более, буксир какой-то с мели стаскивать. Да обосновывал флот как мог свои расходы предстоящие. Такие письма Управление на раз отщелкивало, даже девушко-блондинко из общей части могла бы под чьим-нибудь чутким руководством ответ состряпать. Дескать, так и так, на ваш исходящий наш входящий, в котором мы вам соболезнуем и даже где-то в глубине души скорбим вместе с вами, но даже осознавая всю серьезность ситуации, ничем помочь не можем, так как в государственном оборонном заказе ваши навигационные происшествия предусмотрены не были, а посему скребите по сусекам, изыскивайте резервы, спасайте буксир свой, а уж потом представляйте нам свои фактзатраты для внесения таковых в соответствующую корректуру оборонзаказа. Собственно говоря, именно такой ответ флот и ждал-то, так как коли бы они сами бы, к примеру, денюжку, которая предусмотрена на строительство в военном городке мечети для отправлений религиозного культа военнослужащих, проходящих службу по призыву да по контракту и при этом ислам исповедующих, на поисково-спасательную решили пустить, то ребята с красными просветами и щитомечами на погонах быстро бы им ласты завернули, протоколы оформили и бодро бы отрапортовали об очередной эпохальной победе над коррупцией.
Но у девушко свои обязанности, она не отвечать на письма должна, а по отделам разносить, а там уже пусть на них отвечают кому положено. Всё бы было ничего, но вот, видать, не донесла девушко письмо, и флот, соответственно, ответа не получил, а не получив, стал волноваться и начальству высокому жаловаться. И начальство высокое, услышав боль флотскую, свою бумагу в Управление спустило, да не простую, а с красной буковкой «К» в кружечке, что означает, что документ на контроле и ответ на него по-любому давать придется.
Стали разбираться, куда письмо флотское подевалось. Выяснилось, что день, в который оно пришло, не просто прекрасный был, а еще и предпраздничный, а это как говорится, многое объясняет. Расписана бумага было за минно-торпедным отделом, почему - это уже и не так важно. У нас один замкомэска был, так он если во входящей бумаге было хоть где-то «в связи» написано, её немедля флагманскому связисту адресовывал, так и здесь, может, этот буксир за торпедоловом шел или наоборот его буксировал куда, не важно ж, говорю. Минёры не отпирались, да и подпись их в журнале входящих стояла, куда тут отпираться, только так как бусиры с мели снимать - не их вахта, сказали, что перенаправили они с той же девушко-блондинко бумаженцию на 198 листов в отдел подводников, почему подводникам, опять же непонятно. Может, сокращение РБ им подводническую спецодежду напомнило, может, посчитали, что раз буксир подтопило, то это уже почти ПЛ, я не знаю, а минёры вспомнить не могли. На том б. флоте лодок было полторы единицы, и флот этот отдел подводных лодок интересовал постольку поскольку, а уж буксиры интересовать вообще не могли. Начальник отдела, единственный человек из всего отдела, который сам когда-то служил на лодках, из командировок не вылезал, и в тот день был вообще на каком-то далёком амурском заводе, и про эту бумагу слыхом не слыхивал. Но даже если б эта бумага в его отдел зашла, по его мнению, она бы была немедленно в отдел надводников переправлена. Надводники готовы были побожиться на Библии, Коране и временном положении об Управлении, что до них это бумага не доходила и вообще, раз пароход на мели, может, это в отдел, который базированием или, скажем, гидрографией занимается надо обращаться. Взялись трясти девушко-блондинко, куда бумагу дела, клянется, что занесла куда-то и вроде как отдала, а кому и куда, хоть убей не помнит.
Ну, ситуацию выяснили, высокому начальству отписали, мол, вопрос очень сложный и требует детального изучения, а представленных материалов для такого изучения явно недостаточно, поэтому у флота запрошены дополнительные документы, и как они придут, обязательно вам ответим, как вопрос разрешился, а пока просим снять с контроля. На флот действительно полетела писуля с требованием прислать в трехдневный срок ранее представленные документы в электронном виде в формате PDF, что давало выигрыш во времени месяц минимум.
Стали искать всем миром, даже в гальюн мужской заглядывали, вроде кто-то там видел наполовину разброшюрованный папир какой-то. Искали-искали, и ведь нашли! Нашли в ракетно-артиллерийском отделе, который под подозрение ранее не попадал. Просто когда девушко от минеров вышла, её в коридоре братва рогатая перехватила и к себе на отмечание наступающего праздника затащила. Отметили хорошо, девушка не могла вспомнить не только где документ оставила, но и с кем и как вечер окончила. Поэтому виноватым сделали не девушку, а начальника ракетного отдела.
Буксир за это время разбушевавшейся стихией был с банки снесен и на радость дайверам утоп. Комиссия в составе председателя и членов пришла к выводу, что поднимать и восстанавливать дороже будет, чем новый построить. На том и порешили.
Вот и сказочке конец, кто не поверил - молодец.

ШАШЛЫК ИЗ МОЛОДОЙ СВИНИНКИ


Майор Степаненко* Сергей Викторович (за глаза для всех Степан) был высок, ещё довольно спортивен и очень горласт. Он говорил так, что те, кто его не знали - думали что он орёт. Если же орал же он - то туши свет,
сливай воду,
стройся на подоконнике.
Вешайся, короче.

Никогда не стеснявшийся никому сказать в самой откровенной форме то, что думает и по выпуску много лет прослуживший в морской пехоте - сейчас он в нашей маленькой деревне был не то что бы грозой какой, а уважаемым офицером и авторитетным человеком. После того, как их полк расформировали, а в бывший штаб теперь въехал отдел тыла флота, где он и дослуживал «до старости» начальником отделения вооружения гарнизончика нашего, жизнь его стала относительно размеренной.
Размеренность эта заключалась в том, что кроме квартиры в одной из затерянных между Приморских сопок пятиэтажек, обзавёлся он ещё и дачей. Всё лето он там жил. Да и зимой тоже. Банька, огородик. И пешком чуть больше пяти минут от кабинета - аккурат на полпути между штабом и бухтой. Красота!

Воскресное утро, стоим с ним у входа в штаб. Он курит, довольный, что с дежурства сменился и впереди ещё целый день, который, похоже, выдался солнечным. Я просто стою, принял у него смену и проводить вышел.

Братья Аброськины, весёлые и с какими-то котомками, прутся через бывший полковой плац. Старший, Володька, деревенский футбольный бог, когда-то у Викторыча срочную служил. Вечно безработный, промышлял он, в основном, тем, что раскапывал кабеля медные, оставшиеся от частей ранее в огромном количестве рассеянных по сопкам и сдавал их местному королю металла. Младший же, Лёха, дембельнулся в конце весны и по этому поводу они с братом всё ещё гудят. Хотя уж скоро осень.

Ввиду того, что дачами они соседи и разница в возрасте у Володьки с Викторычем небольшая, общаются они с ним на «ты». По-соседски. Хотя, когда пьяный, обращается Володька к бывшему ротному не иначе как «товарищ командир».

- ЗдорОво, мужики! - подходят и запросто здороваются. У нас деревня - все друг друга знают - Викторыч, пойдём на сопку! Шашлычка пожарим.
- Что, удачно кабелюки вчера нарыл? - говорит, затягиваясь и прищуриваясь, Степан.

А у самого уже улыбка на щеках. Потому как шашлыка поесть под водочку он ещё какой не дурак.

- Только это, Викторыч, у нас всего поллитра с собой. Мясо-то много. А вот выпивки маловато на троих-то будет. На природе-то...
- Даже не вопрос! - бросив сигарету в урну, Степаненко возвращается, вскрывает свой кабинет, отливает из канистры «шила» и счастливый присоединяется к соседям.
- Вить, ты мою предупреди, что я на мероприятии. Буду вечером.
- Само собой! - отвечаю.

Хоть я употребляю мало и исключительно по поводу, но гляжу на них и радуюсь за товарища и соседей его.
Погодка классная. Шашлычок.
Только непонятно почему в сопку, а не на море пошли. Впрочем, как говорится, на вкус и цвет...

Посидели они хорошо. Душевно. Предположительно, крнечно. Шашлык из молодой свининки был хорош! Погода - тоже.
Разговоры...
О жизни.
О службе.
О женщинах. Естественно.

И так они прониклись к друг другу доверием во время этого возлияния, что Викторыч дал младшему ключи с печатью и послал в кабинет за дополнительной поллитрой шила.

Зная, что наш Степан и не на такое способен, я, конечно, позволил Аброськину-младшему вскрыть кабинет, правда, под моим надзором.

А доверие его иссякло враз и полностью в этот же вечер по приходу домой, когда он увидел убитую горем жену.

- Что случилось, Олечка? - глаза Степана, как у быка, начали наливаться кровью, а голос - медленно переходить на рык.
- Ой, Серёжа, ночью то кабанчика уперли, прям из стайки. Наверное, из соседей кто, знали, что в наряде ты. Собаку надо заводить...

И вот тут уж Викторыч действительно орал!

________________________________________________
* Фамилия изменена. персонажи реальны. о нём уже рассказывал в рассказе "Помочь хотели или как морпехи "Приму" продавали"

Про уважение! Было это в далеком 98-м году. Я дослуживал дембель в одном из секретных гарнизонов флотской связи. Обычная база, все хорошо, только как всегда портил лицо части один человек. Начальник котельной прапорщик Кузьмич! Будем и дальше называть его так, тем более что это имя (как герою одного фильма) шло ему как нельзя лучше. Вечно под шафе, в своей неизменной фуфайке и небритый, прапор представлял собой колоритное зрелище. Самое время сказать, что никаким авторитетом в гарнизоне Кузьмич не пользовался, хотя личный состав срочной службы его боготворил! Всегда он нас матросов-срочников баловал и относился к нам как к равным, за что мы его уважали и оберегали как могли. А сейчас собственно и сама история.

Однажды зимой котельная не выдала положенный градус, что привело к ЧП (несколько домов осталось без тепла на несколько часов) и хотя смена трюмных работала как негры, общий прорыв труб свел всю работу на нет. Как всегда, нашли дежурную жопу в лице Кузьмича. Итак: утро, построение части, деж.офицер читает, что приказом ком.части кап.первого ранга тататта (который тоже присутствует на построении) Кузьмич наказан выговором в личное дело! Вызывает его из строя и зачитывает приказ и тут, вместо того чтобы сказать: "Есть выговор", Кузьмич лихо заломив мичманку, заявляет всей базе (а это 200
офицеров и мичманов): А не пошли бы мы все на %уй, после чего разворачивается, отдает честь флагу и тупо уходит. Часть в прострации.

После этого выходит комбат и говорит: "Дежурная смена по местам, а остальные на %уй, как приказал Кузьмич". Мы так и сделали, втайне надеясь что Кузьмичу ничто за это не будет. Правда открылась на День ВМФ, когда по приказу мы оделись в парадное, а офицеры и мичмана были при орденах и кортиках. Вид Кузьмича нас не просто поразил, он поверг нас в шок!

Прапорщик морской пехоты был при параде - одних орденов было 7-м штук, включая иностранные - вьетнамские, а также штук - 20 боевых медалей! Оказалось, что Кузьмич во славу Родины, во Вьетнаме, за здравие мочил америкосов и их союзников! На параде комбат первый отдал ему честь, а за ним и вся часть, после этого никто над ним даже не пытался глумиться. Итог - честь и хвала последним солдатам империи - Никто не забыт, ничто не забыто!

http://anekdot.ru/an/an1202/o120206.html#15

ПОМОЧЬ ХОТЕЛИ или как морпехи "Приму" продавали

Это было ещё в те давние времена, когда камуфляжи были большой редкостью. В армии носили песочки и афганки. А в морской пехоте - ту красивую форму, на смену которой и пришли камуфляжи. Впрочем, они пришли не только в морпехию, а и вообще в нашу жизнь. Куда ни кинь взгляд - кругом камуфляжи, камуфляжи, камуфляжи. Хорошо, что хоть береты чёрные им оставили. Впрочем, не оставь - их бы всё-равно носили. Носили же армейские полковники папахи, когда их уже отменили. А тут-то дело куда более серьёзное.

А ещё был в то время период дефицита. Сейчас молодёжь и не знает слова такого. А тогда он был. То на одно, то на другое. И в тот момент курящие матросы и солдаты срочной службы оказывались в куда более выгодном положении, касаемо табака, чем их сверстники на гражданке.

Потому как срочнику полагалось по десять сигарет без фильтра в сутки. Почему без фильтра и почему именно десять? Да кто ж его знает! Хотя, нет. Знаем. Потому что столько и таких написано в норме пайка. А вот почему в норме так написано - вот это уже нам неведомо.
Хотя нормы пайковые, как известно, научно обоснованы. И экспериментально подтверждены. По крайней мере, так должно быть. И в это мы свято верим.

А вот почему сигареты испокон веку идут по продслужбе - это уже вопрос вопросов, на который ответа вам никто и никогда не даст. Но сейчас мы не об этом кулинарном парадоксе.

Одно дело, когда ты в постоянном месте дислокации и старшина норму эту до тебя, как правило, через день доводит. А на полевом выходе - когда там считать, некогда. Получил боец три пачки на неделю и рад. А в пачке то 20 сигарет. А на семь дней ему ведь 70 сигарет положено. Отсюда у старшины во время полевого выхода неслабая экономия получилась.

Но нормальный и умный старшина этой экономии всегда дельное применение найдёт. Поощрить бойца, к примеру, надо.

Да мало ли чего.

В то лето одни учения сменялись другими, дома почти не бывали. И сигарет наэкономилась коробка - подмышку не каждый обхватит.

Морская пехота, как правило, внушает обывателям восхищение и благоговение. И даже немного страх.
Восхищение и благоговение - потому что кто ж не уважает морпехов! Красивых, сильных, бесстрашных!
А страх - потому что кто ж знает, что им в голову взбредёт, когда они выпимши и количество их равно или более некоей критической массы, когда разум ихний действует спонтанно и коллективно.

В тот день критическая масса состояла из одного молодого высокого плечистого капитана - командира роты и двух мелких, но очень шустрых прапорщиков - старшины и техника. Последний выход этого лета окончен, ротный после получения досрочно капитанской звезды неделю назад всё ещё немного шатается. Настроение у всех троих боевое, приподнятое. А потому как завтра им предстоял путь длиною в день в родные пенаты, где... деревня - он же деревня и есть, а тут-то какой-никакой городишко, то хотелось им погулять, покуражиться.

Коробка «Примы» при входе на местный базар была разом продана по оптовой цене, по этой причине в карманах имелось денег для посещения, к примеру, ресторана. И они шли в нужном направлении, хохоча и дурачась в пределах приличия.

Как известно, в жизни всегда есть место подвигу. И нужно всегда быть готовым его совершить. И морской пехотинец всегда к совершению этого самого подвига готов как никто другой. Вряд ли вы найдёте кого-нибудь более готового.

Ну, если не подвиг свершить, то хотя бы что-нибудь доброе сделать людям - только попроси.

На помощь звала женщина. Судя по голосу - молодая. И даже, наверное, красивая. Орала, что говорят, благим матом - до хрипоты. Предметом её негодования был какой то конкретный парень по имени Лёшка. Видимо, негодяй конченый - так решили друзья.

Голос доносился из открытой форточки второго этажа. Вход или входы в эту типовую двухэтажку был, видимо, с противоположной стороны. Но у героев наших не было времени ни на раздумья, ни на оббегание дома с последующим вычислением местоположения помещения из окна которого и доносились крики о помощи, не прекращавшиеся ни на минуту.
Да и какие же они морпехи, если второй этаж будет им преградой?! Для них, как известно, нет преград!
С быстротой молнии на плечи упёршегося в стену капитана-гиганта взобрался один прапорщик, а к нему второй.

- Ну всё, Лёшка! Чтобы я ещё хоть раз тебя подпустила! Не дождёшься!
- А ну открой! Убью козла на хрен! - заорал прапорщик Колька, сильно, но аккуратно, что чтобы не разбить стекло, несколько раз стукнув в оконную раму - Кому говорю? Открой!

Рама внезапно открылась и женская рука чем-то быстро и сильно ударила Кольку в лоб. Все трое упали на газон, но тут же вскочили. Свирепые и готовые порвать вместе с тем самым Лёшкой и саму его женщину. Хотя крики её всё не прекращались. Задрав головы на открывшееся окно, увидели в нём строгого вида красавицу в белом халате.

- Куда лезете, придурки?! Рожает девка, чего надо?! Чего в окна лезть? Дома или вон на лавочке ждите! - видимо перепутала она Колькину физиономию с лицом того самого Лёшки и вновь захлопнула окно.

Обойдя вокруг здания, наша троица узнала,прочитав табличку на двери, что это больничный корпус. И на втором этаже как раз родильное отделение.