Валенки

В армейской литературе воспевается много чего.
И блеск армейского мундира, и чистота его, что не всегда соответствует действительности...
Про фураньки и береты различных цветов написано много, причем высоким, патетическим тоном.
Аксельбанты, галуны, лампасы¸ звезды и звездочки... Эх...
Заведующие вещевыми службами, начальники тылов, заведующие заведующими вещевыми службами и прочая «тыловая сволочь» (согласно Петру Первому) уже давно могли бы писать диссертации на тему «Армейское обмундирование и его трансформация применительно к современным методам войны». Впрочем, наверное пишут, но за грифами секретности чтить сии опусы не дано нам.
Трансформируется обмундирование.
Трансформируется различная обувь - туфли, сапоги, ботинки, берцы...
Только одно не трансформируется - валенки.
Да-да...
Это благоприобретение русского народа, пришедшее из глубины веков, так и остается совершенно не трансформируемым. Время идет, и про валенки уже начисто забыли в городах, а в деревнях их можно наблюдать только на ногах старушек и стариков, жалко влачащих свои разбитые ноги в катаной и стоптанной (реже подшитой), серой или черной обуви... Зато в армии валенки пользуются большой любовью и уважением.

Рискуя быть замеченным в плагиате (для особо интересующихся - Л. Соболев «Две яичницы»), позволю себе два рассказа о валенках, спасших жизнь и здоровье двум людям.
Один из них был безвестным бойцом, а другой известным и даже народным артистом...

ВАЛЕНКИ ПЕРВЫЕ

Валенки стояли в сушилке и источали из себя ядреный запах только что намытого пота на стоптанных подошвах. Они резко отличались от своих собратьев, казавшихся карликами по сравнению с этими монстрами. Наверное, поэтому, чтобы не портить ранжир, старшина заставы приказал поставить их около входа зловонной сушилки...

- Тащ капитан, стыки второго и третьего участка не работают...
- Как так? Сегодня утром Гончаров с третьего участка выходил, докладывал, что все нормально. А?
- Тащ капитан, на пульте лампочка горит... Стыковая...
- Епть... Ну, прислали мне связиста... Ты ведь сам фланг прошел и все ОЛБ* проверил? Это ведь не кабель?
- Так точно, тащ капитан, кабель, если бы ОЛБ, другая лампочка горела бы...
- Млять... Мямля... Мать твою растак... Когда ты научишься не плакать, а докладывать военным голосом?
- Так точно!
- Чего «так точно»?
- Не могу знать!
- Тьфу... дурак... Панагушина ко мне!
....
- Старшего прапорщика Панагушина к начальнику заставы!!!
- Ой, дурак....Ну, дурак...Ну чего орешь-то? Старшина в соседнем помещении.

- Василич, тут такая фигня: что-то со стыком третьего и второго. Возьми, дорогой, шишигу и этого придурка, проскочи на фланг, посмотри что там, а то на усиленной** ведь сидим, не дай-то Бог что случится, дерьма не оберемся...
- Петрович, я за шишигой этой не закреплен...
- Васильич, боец в госпитале. У меня нет других транспортных средств. Ты меня понимаешь?
- Я понял, Петрович.
- Давай. Я пока в отряд не докладываю и, это... - оденьтесь потеплее, не май месяц, не дай Бог застудитесь...
- Есть...

- Зорин!
- Я, тащ старший прапорщик!
- Ты не мог найти валенки поменьше?
- Дык... Тащ старший прапорщик, вы ведь не выдавали мне еще, я приехал только. Одолжил у Осина, он все равно спать ложится сейчас.
- Господи... Полезай в кабину...И откуда мне такие навязываются? Стой, придурок! Оружие где? Ты на прогулку собрался? На усиленной сидим, мать тебя растак!! Триста девяносто вторую*** возьми, дежурному скажешь, что я приказал... Ой, дурак... На границу едет...

Весело фыркнув шишига резво побежала по заснеженной фланговой линейке.

- Тащ прапорщик, я нашел! Вот он обрыв, прямо рядом с опорным изолятором! Стреляли по нему, что ль... Ой...Фу!...Что это? Теплое еще... Волосня какая-то, что ль? Ну и вонь...
- Что там у тебя?
- Да вляпался я во что-то... Воняет... И волосы в говне этом...
-...Зорин... Потише... Это и правда дерьмо...
- Чего?
- Тише, идиот... Тигр это... Наверное, хотел за систему сигануть... пробовал когтем... Говно не совсем замерзло... Он рядом... Тише... Это он кабана завалил и потом волосней кабаньей просрался...
- Делать что? Тащ прапорщик?...
- Давай... Сейчас выйдем на заставу по радиостанции, хрен с ним. Предупредим, что кабель починять будем, и пусть они не обращают внимание на сработки на втором участке...
- Ага...
- Давай, зови заставу...
- Не могу...
- Как не можешь? Дебил! Ты что?
- Я станцию взял и не посмотрел, что антенны нету, товарищ старший прапорщик...
- О-о-о-о.... За что мне такое наказание!!!
- Тише, дурак...
- !?? Ты с кем разговариваешь?!!!
- Тишшшшееее...Простите, тащ старший прапорщик, тигра-то рядом...
- А-а... Точно... Извини...

...Помолчали... Подумали...

- Зорин...
- Я...
- Давай так сделаем, я пятнадцатую-четырнадцатую и тринадцатую - двенадцатую нитки переложу нашими бушлатами и постараюсь вот этим дрыном поднять тринадцатую нитку повыше. Ты тощий. Пролезешь в тыл, и, хоть на скрутку говнянную, жилы из кабеля, срастишь... Вытянуть-то сможешь хоть на сантиметр из оболочки?
- Не знаю, тащ прапорщик... Кабель-то сигнальный... Жилы вон какие... Я на кроссировку попробую под изоляцию... На первое время.. А?
- Делай, мать твою... Да поживее...
- Есть!
- Не ори, дурак!...
- Э-эээ...
- Понял... Делай, Зорин, делай побыстрее, дорогой мой...
......

-...Тащ прапорщик... Не могу пролезть... Автомат мешает и подсумок...
- Мать... Давай автомат мне... Ремень сними... Лезь...
- Есть, тащь прапорщик...
....
- Рррмяу?
- Зорин!!! Беги!!! На дерево!!!
- А-а-а-а!!!!

...Трехметровая желтая кошка кругами ходила под хилым приморским дубом, в кроне которого раскорячился старший прапорщик Панагушин, а на расстоянии двух метров от земли прилип к нему рядовой Зорин.
У Зорина неимоверно большие валенки срывались с корья, и влезть дальше он не мог...

- Мурк? Мать вашу... Мурк?
- Зорин... Ползи...
- Не могу, тащ прапорщик...
- Я приказываю тебе!! Ползи...

... Кошка приподнялась на задние лапы и лениво изобразила правый крюк ...
- А-а-а!!!
- Жив? Дорогой ты мой... Ты жив, Зорин?? Давай руку...
- Жив... Жжжжив....
- Ну вот... Все хорошо... Слава Богу! Милый ты мой!! Теперь она нас не достанет!!

... Тигра брезгливо стряхнула с когтя и обнюхала серый, вонючий от солдатского пота армейский валенок, сыто рыгнула и улеглась под спасителем-дубом, меланхолически поглядывая на потенциальную добычу в виде двух раздетых пограничников, пытающихся принять устойчивое положение в дубовых развилках...

- Чё делать будем?
- Хрен знает...
- Вечер уже... Замерзнем ведь... Бушлаты на системе остались... Валенка одного у меня нет.... Часа четыре протянем... Не больше...
- Так... Давай посмотрим, что мы имеем... Автомат - один... Накуй автомат...Подсумок под системой... Радиостанция - одна... Накуй... Антенны нет...ПШ - два...Теплое белье - два... Бушлаты...Ы-ы-ы... Валенков - три... Портянок - один... Хм...Замерзнешь ведь, Саша...
- Василич, давай я вторую ногу тоже в валенок... Влезет, если подрежем голенище...
- Давай, только чем резать-то? Штык-нож туп как три слонячих жопы, обтянутых брезентом...
- Я его пилкой, господи, спасибо нашим оружейникам...
- Давай...
- Тащ старший прапорщик, вопрос разрешите?
- Давай... чего уж там...
- Пистолет почему не взяли? Усиленная ведь? А?
- Кхм... Кхм... Молчи, сопля... Ща под дуб скину....
- Есть...

...А проклятая тигра не собиралась уходить. Мягко ступая вокруг жалкого деревца, она совершенно по-кошачьи трогала его лапой как бы играя; отпрыгивала и глядела добрыми, зелеными глазами на двух продрогших бедолаг, матерящих ее всеми известными идиоматическими оборотами великого и могучего языка...

- Василич, автомат дай...
- Что? Сдурел?
- Дай, говорю... Пока у меня еще руки шевелятся... Ладно, не хочешь автомат давать, шомпол дай....
-Епть!!! Саня!!! Ай, молодца!!! Ай да сукин ты сын!!! Настоящий связист!!!

... Шомпол от АКС-74 долго не хотел возбуждать ответные резонансные колебания в антенном контуре УКВ-радиостанции...

- Лиса-47...Лиса-47...
- Ш-ш-Шшшшшш...
- Лиса-47! Я Лето-25!! Прием! Прием! Мать вашу за ногу!!!

...Лиса-47 неожиданно откликнулась совершенно чисто:
- Лето-25, вы кто? Почему работаете на этой частоте?
- Саша, а правда, кто это Лето-25?
- Василич, ты думаешь, я знаю? Меня в учебке этому не учили, кизданул первое попавшее в голову, хорошо хоть заставской позывной помню...

Далее совершенно открытым текстом, презирая все кодовые таблицы и достаточно истерически:
- Лиса-47!!! Я ремонтная группа на стыке второго и третьего!!! Погибаем!!! СОС!!! Бля!!! Соооооооооооооооос!

Старшину и Зорина спасли упоминания о втором и третьем стыках.
Когда обалдевший дежурный связист доложил НЗ, что «Сокол-МЗ» заставы принимает на частоте пограничных нарядов непонятные воззвания о втором и третьем участках, НЗ сразу понял, что что-то тут не так...
Он опытным был, этот старый капитан, проведший на заставах далеко не лучшую треть жизни...

Первым на руки начальника заставы упал старшина. Старшина падал, упоенно матерясь и грозя разорвать на куски любую кошку, которая попадется ему на глаза в течении дальнейшей его жизни.
Вторым свалилось юное тело.
Тело периодически взлягивало левой, а может быть и правой, ногами.
Определить это было сложно, ибо обе ноги находились в чудовищном размере валенке... Стоптанном и потном... Руки покоились в брючных карманах ПШ и уже были не в состоянии двигаться...
Под дубом валялись автомат, Р-392 и шомпол...

Мурк...Мурк... Я еще доберусь до вас и до ваших собак...****

... «начальное переохлаждение организма. Обморожения нижних и верхних конечностей нет. Спирт наружно (50 грамм - рядовой Зорин), спирт внутрь (200 грамм - старшина заставы старший прапорщик Панагушин). Угрозы для жизни военнослужащих нет» (Из историй болезни рядового Зорина и старшего прапорщика Панагушина)...

Из приказа командующего Краснознаменным Тихоокеанским Пограничным Округом КГБ СССР генерал-лейтенанта Борученко:
«...проявивших мужество и героизм при обеспечении усиленного режима Государственной Границы СССР наградить...»

ВАЛЕНКИ ВТОРЫЕ

Валенки стояли в сушилке и источали из себя ядреный запах только что намытого пота на стоптанных подошвах. Они резко отличались от своих собратьев, казавшихся карликами по сравнению с этими монстрами. Наверное поэтому, чтобы не портить ранжир, старшина заставы приказал поставить их около входа зловонной сушилки...

- Антоныч, а что с артистами делать-то?
- Николаич, ты их спать уложи.
- Баб я конечно уложу, они никакие уже... Антоныч, что с мужиками делать?
- А что с ними?
- А они что-то прониклись фанатизмом милитаристским......
- Э-э-э....
- Стрелять, грят, давай. Из всех видов группового и стрелкового...Пьяненькие...Чего с них возмешь? И потом, не ты ли сегодня за ужином расписывал прелести советского оружия? Тебя послушать было, так и Плевако, если бы жил в наше время, и тот встал бы на защиту всемирной милитаризации... Поэт оружия....Млин...
- Что, так и сказали штафирки про групповое и стрелковое?
- Да нет, откуда им знать про эти определения? Это я так... Скиздел...
- Куй с ними. Давай... По нашему плану... Начальника склада АТВ и начальника службы поднять. Фаляева, Копылова, Клюева, Зимина, Фатеева и Беленсона... По плану короче, Николаич ...
- Есть!
- Не ори... Часовой на первом посту испугается...
- Есть....

Этот разговор происходил в кабинете начальника отряда, который, сидя за полированным столом, лениво тянул пиво из банки с китайскими иероглифами. Стеклянные глаза мутно глядели на не менее мутного начальника штаба, а в их беседу периодически вмешивались реплики комментатора открывающего «Союзу нерушимому, республик свободных» очередные происки коррупции в торговле, открытыми «Прожектором перестройки».

Командир был сам виноват.
Нет, не в коррупции.

Дело в том, что в отряд прибыла группа артистов театра Вахтангова.
С целью приобщения к прекрасному советских воинов.
Ехали они тяжело, далеко, и долго.

Ехать по Хасанской земле действительно долго.
Начиная от разъезда Барановского, в сторону конечных станций «Хасан» и «Краскино» лежит однопутка. Эта однопутка лежит среди сопок и незамерзающих болот. Пожилая, благожелательная, проводница всегда расскажет вам, что железнодорожные мосты через Суйфун (река Раздольная), Мангугай (река Барабашевка), Амбу (река Тигровая), бетонные водостоки под железнодорожными путями, укрепрайоны на всем пути, ДОТы и ДЗОТы строил генерал Карбышев.
Ближе к полустанкам Кедровый, Барсовый и станции Приморская она покажет вам ощетинившиеся ржавыми пушками, полузаросшие буйной приморской растительностью амбразуры японских укрепрайонов построенных на века из отличного «Портланда - 500»...
Свежему взгляду они не видны - эти пережитки прошедших войн. Но только свежему...
Рассказывать и показывать она будет со знанием дела, ибо всю жизнь прожила на этой убогой Хасанской земле и проездила ее вдоль и поперек, а ее мамка с папкой пережили на себе и Карбышева и Блюхера, и всех правителей Манчжоу-Го вместе взятых...
И тянется состав, состоящий из старенького тепловоза и шести вагонов... Тянется медленно и лениво, как сопля по плацу в исполнении дембелей, неожиданно выгнанных на строевые занятия...

Артисты тоже люди.
Гнетущая обстановка железнодорожного пути сделала свое дело.
Труппа из одиннадцати человек (включая четырех дам) прибыла в пограничный отряд в изрядном подпитии. Февральский вечер юга Приморья угрюмо глянул на столичных знаменитостей последним лучиком солнца из-за сопки ...

Первым опомнился народный любимец и «офицер» сыгравший и Павлика Корчагина и генерала СС Вольфа:
- Товарищ старший лейтенант (это он командиру-полковнику), а нам покушать дадут?
- Товарищ артист (обиженный командир совершенно игнорировал как звание заслуженного, на то время, так и «генеральское» звание Вольфа), сейчас мы вам и покушать ... и поспать...
В разговор неожиданно вмешалась дама:
- Простите, полковник, нам действительно хочется спать...
Кто из нас не помнит обаятельную женщину из «Обыкновенного чуда» ?
Командир грешил чтением не только устава.
Иногда он даже смотрел художественные фильмы.
- Мадам, надеюсь вы проникнитесь нашим суровым армейским бытом и не будете ходатайствовать перед своим мужем о превращении старого полковника в крысу?
- Ах... генерал...
- Мадемуазель...
- ...
- Товарищи артисты! Прошу проследовать вас в офицерскую столовую. Незатейливый ужин советских пограничников, надеюсь, скрасит этот мрачный февральский вечер...

Именно тогда изрядно принявший на грудь командир, под «незатейливую» красную икорку и дары приморской природы, включающие в себя и фазана и кабана и изюбрятину, расписал перед пьяненькими вахтанговцами мощь советского стрелкового и группового оружия.
Пьянка конечно же закончилась плясками, всеобщими заверениями в вечной дружбе, массовой дачей командованию части автографов и питием на брудершафт с «генералом СС Вольфом» и «женой волшебника»...

***
Ровно в 21.25 командир, попрощавшись с дамами, удалился в штаб, в свой кабинет. Смотреть программу «Время».
Командир был старой закалки. Не мог он без новостей.
Просмотр «Времени» для командира был своеобразным ритуалом, в течении которого он выражал свои эмоции громогласно, и, чаще всего, с применением ненормативной лексики, перемежающимися глотками из пивной банки.
Дома, жена и дочка, заткнув уши, уходили на кухню, предоставив папе право нагло глумиться и потешаться над советским строем.
Сегодня команч вволю поматерился в одиночку.
Кто знает, не приди НШ к нему в кабинет с пьянки, и не поведай о пожеланиях штатских, может, и не было бы ничего...

***
Ехать на стрельбище изъявили желание даже дамы.
Маленькая задержка была только с «Павликом Корчагиным». Он на гастроли изволил выдвинуться хоть и в вызывающей зависть местного бомонда отличной дубленке и ондатровой шапке, но обулся, почему-то, в легкие итальянские туфли. Наверное, пофорсить хотел. А февраль-то в Приморье крутенек. Период так называемых китайских морозов сопровождается еще и ветерком...
НШ, бдительно следящий за здоровьем личного состава, приказал обеспечить артиста валенками, что посыльный по штабу и сделал с соответственной скоростью.
КАКИЕ он принес валенки Вы и сами догадываетесь. Благо они стояли в самом пороге сушилки...
Посмеявшись мамонтовскому размеру войлочной обувки, «Корчагин» прямо со своими туфлями и влез в них.
Итак, все готово. Можно выдвигаться...

***
23 часа и 00 минут.
Матерящиеся штатные стрелки в лице офицеров и прапорщиков, обозначенные команчем, поперлись по ввереным им учебным заставам получать как стрелковое так и групповое...
В автопарке суетливо забегали от водогреек к машинам бойчилы и уже через 20 минут вся банда выдвинулась на стрельбище.
Последними прибыл ПАЗик с ревущими благим матом « От героев былых времен...И мальчишкам...Не с пути СВЕРНУТЬ!...» артистами и командованием отряда.

***
Все шло по плану.
Сначала показали взвод в обороне.
Затем, специально наученный диктор из числа подготовленных сержантов стрельбищной команды сладкоречиво вещал ТТХ каждого вида оружия, а стрелок или расчет показывали действие оного по отдельности.
АПМ-90****** поставленные с двух сторон огневого рубежа своевременно подсвечивали, а дамы затыкали уши и своевременно визжали. Все мишени были раздолблены, старшина стрельбищной команды приглушенно матерился, ему на следующий день предстояло приводить в порядок мишенное поле.
Команч сонно сидел на КП и уже не оценивал ситуацию по направлениям стрельбы...

А ситуация складывалась следующим образом.
Мужская половина артистов изъявила горячее желание пострелять.
Согласитесь, что не каждый день штатским выпадает такая возможность, да еще и ночью.
Сначала постреляли из автоматов и, по паре раз, стрельнули в белый свет как в копеечку из подствольника. Посидели за станком ПКСа, затем посидели в кресле «Утеса» и прочувствовали на своей жопе как из перегревшегося ствола словно огурцы, кувырком, вылетают пули (ствол на пулемете менять не стали потому как забыли в суматохе запасной), популяли из АГСа.
Из РПГ-7 стрелять никто не захотел, кроме «Вольфа».
НШ самолично напялил на него беруши,вставил выстрел в трубу, нажал что-то там пару раз за предохранительной скобой и передал ее артисту, небрежно махнув флажком, дав знак на КП поднимать в атаку «танки», а сам, в очередной раз, отвлекся на «жену волшебника» от которой не отходил весь вечер, явно вынашивая некие намерения.
Надо отдать должное даме: флиртовала она артистично и профессионально, чем и запудрила последние мозги подполковнику. Подполковник, как кобель перед сукой, выписывал различные па, что-то нежно бормотал ей на ушко (волшебнице, а не той, что вы подумали), совершенно забыв о своем предназначении на огневом рубеже.

Маленькое отступление.
Стрельба по причине: промерзшая земля (снега в приморье нет), на показных в эту ночь велась из положения «стоя» («станочное» положение агээсовцев и пэкээсовцев в расчет не берется, а на «Утесе» так вообще по-барски раскинулись).

Вероятно, всесоюзный любимец насмотрелся..э-э-э...фильмов...

***
- Красная армия. Черный барон... - командир уже начинал потихоньку доходить до кондиции. Гулянка с артистами, усугубленная китайским пивом, сделала свое грязное дело. Ему было хорошо и хотелось спать.
И только боковым зрением старый и опытный полковник определил непорядок на огневом рубеже.
В полузамутненном мозгу отпечатывались две прожекторных машины, светящих на мишенное поле, две фигуры, одна в белом полушубке, другая в дорогой норковой шубе (полушубок нагло пытался облапить шубу, а шуба всячески уклонялась и, казалось, что веселый женский смех проникает даже через хлипкие стекла КП)...
Самое ужасное было то, что третья фигура, находящаяся на огневом рубеже, пьяно повалилась на землю и начала сопровождение гранатометом двух макетов танков. Манипуляции страшным оружием повергли в ужас руководителя стрельб.
Зеленый выстрел чертил по брустверу, труба бесцельно шныряла от одного макета к другому, но ужас был еще и в том, что «стрелок» лежал ПРЯМО, азартно поигрывая согнутыми в коленях ногами. Ноги выглядели чудовищно, ибо на каждой из них было по огромному валенку...
- Прекратить стрельбу! Стой!...Стой!! Оператор, сигнал!!! - заорал командир и заполошно, как курица оседланная петушком, всплеснул крыльями-руками.

Кто из служивых не знает этот заупокойный сигнал, состоящий из двух протяжных звуков?
Молоденький оператор испуганно вдавил кнопку отбоя, и заунывный вой горна смешался с ухающим звуком выстрела...
Сначала в хлипкое окошечко с мерзким звуком впоролось что-то серое, но не разбив его, упало под КП, потом, где-то высоко и вдалеке ухнул взрыв разорвавшегося на самоликвидаторе выстрела, далее со второго этажа КП со скоростью бешенного поросенка слетел команч и начал ощупывать разутое тело, на котором брюки были распущены на лоскутья и, которое с удивлением взирало на свои импортные, совершенно целые летние туфли...

***
«Павка» оказался настоящим мужиком.
На правах заслуженного артиста СССР он настойчиво доказывал, что контузия обеих его ног произошла из-за несоблюдения мер безопасности с оружием, при этом, артистически-заученно он уверял, что перед стрельбой ознакомился с мишенной обстановкой и твердо помнил, что при появлении в секторе прицела низколетящих целей, крупного рогатого (?), и непарнокопытного скота (?) должен был прекратить стрельбу самостоятельно...

***
Из приказа командующего Краснознаменным Тихоокеанским Пограничным Округом КГБ СССР генерал-лейтенанта Борученко:
«...несоблюдение мер безопасности, ...самоуправство,... допуск к стрельбам посторонних лиц...перерасход квартального лимита боеприпасов...объявить строгий выговор...»

***

Сейчас я с грустью смотрю на любительские фотографии той поры.

Вот начальник заставы капитан Сережа Головизнин чокается рюмкой со старшиной, не ведая еще, что через 6 лет его расстреляет собственный боец...
Вот старшина заставы, носящей поэтическое имя «Синий утес», прижимает к груди своего черного кота и улыбается в объектив, а кот растопырив свои конечности пытается вырваться из медвежьих объятий...
Вот Василий Лановой вполуобнимку с командиром.
Вокруг стоят офицеры, прапорщики и срочники. Лановой улыбается и что-то говорит команчу. И все улыбаются тоже.
На Лановом козырная болгарская дубленка, а у командира потертая офицерская шинель...
Вот Ира Купченко - милое лицо, со всеми узнаваемым носиком, повернуто в профиль к нашему начальнику штаба.
НШ что-то говорит ей, а она смеется, но глаза у нее грустные...

Вот они все передо мной...

Только я уже никогда не пожму руки этим мужикам и не улыбнусь тем женщинам...

----------------------------------------------

* ОЛБ - оконечный линейный блок электросигнализационных комплексов.

* * Усиленная охрана Государственной Границы - приведение в повышенную боеготовность застав, комендатур и отрядов. Изредка даже округов. Ранее усиленным вариантом грешили даже по праздникам, начиная от 1 января и заканчивая коммунистическими. Сейчас только по реальной обстановке на ГГ.

*** Триста девяносто вторая (Р-392) - очень компактная, носимая УКВ-радиостанция. По ценам на середину-конец 80-х годов - стоимость Жигулей шестой модели.

**** Вероятно, мстя за вековую ненависть собак к кошкам, тигры дюже любят полакомиться собачатиной.

***** АПМ-90 - автомобильный посадочный прожектор на базе автомобиля ЗИЛ-130. В авиации применяется редко, а вот в пограничных войсках достаточно часто. Способен осветить цель на расстоянии до семи-девяти километров. Используется в паре с радиолокационными поисковыми станциями наземной разведки «Фара» и «Кредо».

P.S. Имена и фамилии первой части по некоторым причинам изменены.

Кот

Война сама по себе явление отвратительное, и ничего поучительного или героического в ней нет. Растерянные люди, потерявшие веру во все, что существовало в их жизни. Убитые и раненые, которые могли бы нормально жить до самой старости, сумасшедшие, добавляющие гнетущей неразберихи. Уроды всех мастей, активизирующиеся в неспокойное время, мародеры, садисты, преступники. Журналисты, которые днем дерутся за право первыми снять растерзанный труп пятилетнего ребенка, а ночью за «редакционные» напиваются в опустевших отелях до скотского состояния. Комиссии всех рангов и всех ведомств - вестники глобализации, одетые в бронежилеты и каски, всегда наготове, но за 200 км. от ближайшей опасности. Вообщем ничего такого, что могло бы заинтересовать нормального человека.
Еще личное восприятие войны очень зависит от ландшафта. Если вокруг каменистая пустыня, выжженная солнцем на тысячи километров вокруг, люди, живущие по принципу - «убить или быть убитым», нищета и каменный век, война, как это не цинично звучит, выглядит «органичней». Органичней, чем воронки на современной автобусной станции, чем расплавившиеся от трассирующих пуль металлопластиковые фасады бизнес центров, чем развороченные телефонные автоматы с рекламой кредитных карт. Ужасно выглядят запыленные, уставшие беженцы - мужчины и женщины в современной европейской одежде. Больше всего жаль детей, обычных европейских детей, которые еще вчера не знали никаких забот, играли на видео-приставках, смотрели рекламу шоколада и конструкторов, по тем же каналам, что смотрят наши дети. А сегодня они вздрагивают от громких хлопков, больше всего на свете боятся потерять индивидуальный перевязочный пакет и родителей. А еще они с укором смотрят на нас - вот же эти солдатики, в которых они еще вчера играли, они ничем им не могут помочь, только проверяют документы их родителей и на большой карте указывают подконтрольные ООН автомобильные дороги. Вот от всего этого на войне устаешь, и начинаешь искать во всем красоту.
В тот погожий весенний денек я уже минут десять разглядывал вид, открывающийся из окна машины. Холмы, речка, разрезающая поле серебристой лентой, игрушечный лес вдали. Типичная пасторальная картинка, аккуратные домики, выстроившиеся в две шеренги вдоль хорошо заасфальтированной дороги. В таком месте хотелось бы жить, растить детей, заниматься любимым делом, приглашать в гости друзей. Я старался не смотреть на сгоревшую остановку транспорта и на рекламный щит, изрешеченный всевозможными калибрами. Но как бы я не корректировал картинку, в поле зрения все равно попадал этот дом. Он был, вероятно, самым дорогим и большим в этом поселке, добротный забор из красного кирпича, красивые кованые ворота, затейливая ковка на балконных перилах. Все это было основательно сгоревшим, черные проемы окон, пепелища построек во дворе, крыша, обвалившаяся внутрь второго этажа. Интересно, думал я, хозяин сам сжег свой дом, уходя из поселка, или он жертва этнических чисток, или это попадание фугаса? В любом случае все это было очень печально.
От раздумий меня отвлек шум и детские крики. Я вылез из машины и тут же увидел человек 10 ребятишек и Марко. Марко был в ярости - правой рукой он тряс за плечо мальчишку лет восьми, а в левой сжимал какой-то темный комок. Я направился к ним, достаточно хорошо зная Марко, я был уверен, что ситуация неординарная. Несмотря на адриатический темперамент, Марко был скуп на эмоции, особенно на службе.
- «Зачем, зачем ты убил его? Просто скажи мне, ведь он ни в чем не виноват, смотри, какой он был хороший, пушистый, маленький, неужели тебе не жалко?», Марко с трудом подбирал слова, такого сложного для него языка. Лицо его было белое, как маска, губы тряслись, таким я его еще никогда не видел. Лицо мальчика ничего не выражало, он молчал, из его глаз катились слезы, оставляя темные следы на футболке с динозаврами. Марко отпустил мальчишку, сел на корточки и положил комок на землю. Это был мертвый котенок, полосатый с обычной острой мордочкой, и с веревочной петлей на шее.
- «В чем дело?», спросил я детей - «Вы что, замучили кота? Кто же вы после этого?»
Из гурьбы детей вышла девочка лет одиннадцати и скороговоркой выпалила:
- «Йован не виноват, кот вчера убил его папу. А две недели назад кот убил моего дядю, у нас у всех дома есть коты и собаки, мы их любим. Йован больше не будет, пожалуйста, не наказывайте его».
Я был озадачен, Марко ждал от меня перевода, в это время к нам подошел местный староста, который вчера звонил на станцию и вызывал патруль. Мы с Марко прошли в его дом, и он быстро ввел нас в курс дела. Около десяти лет назад к ним в поселок приехал семейный человек, он сразу нашел старосту и взял разрешение на строительство дома. Несмотря на то, что человек исповедовал не ту религию, что остальные жители поселка, к нему относились хорошо. Он был отличным мастером, чинил любые электроприборы, а его жена выращивала восхитительные овощи. Летними вечерами во дворе она тушила их и добавляла специи, секрет которых до конца известен лишь поварам Востока. Иногда на лавочках перед его домом местные старики собирались выпить, он не пил, но всегда добродушно садился рядом и попыхивал душистым табаком. Его дочь играла на маленькой круглой гитаре и очень хорошо училась, все дети ее любили и никогда не давали ей понять, что она тут новенькая. Вообщем поселок приобрел еще одного отличного гражданина, который своевременно вносил деньги на всякие местные улучшения. Дети за глаза называли его «Кот», уж очень он был черноволос, а его торчащие в разные стороны усы и янтарные глаза, делали сходство еще сильнее.
Кот и его семья пострадали от начавшейся войны первыми в поселке. Никто точно не знал, как все произошло, через их поселок шли озлобленные отступающие войска. В тот вечер пьяный командир дал оплеуху старосте, за то, что тот отказался «помочь защитникам отечества материально». Поселок всегда жил небогато, а в то время особенно.
- «Всех бы вас расстрелять, сволочи!», надрывался пьяный командир,
- «Ухватились женам за юбки, твари трусливые, завтра босняки придут и отдерут вас тут, как шлюх, вспомните меня!»
Еще через час, подзаправившись спиртным, он вышел голый по пояс и с автоматом в руках на центральную улицу.
- «Еще эту суку тут пригрели, кто он вам? Почему вы его не повесили? Может, вы ему тут поле пашете, как рабы? Почему у него самый большой дом? Вам не стыдно? Ну, ничего, сейчас я вам помогу...»
Староста дважды пытался в ту ночь препятствовать разбою, но только получил ботинком в лицо от «защитников отечества». Утром, когда отряд ушел из поселка, большой красный кирпичный дом горел.
- «Они изнасиловали его жену и дочь, потом избили их. Его они побрили и заставили пить водку и есть окорок, потом жгли его паяльником», староста сжимал морщинистые руки в кулаки, видно было, что даже сейчас ему больно вспоминать об этом. - «И все такие молодые, не старше тридцати, и все на вид такие образованные из университетов, не то, что мы тут, крестьяне. Вообщем он утром пришел в себя, у него было спрятано где-то ружье, он застрелил свою дочь и жену, поджег дом и ушел».
- «И что же?», спросил я - «Он начал убивать своих односельчан? Где он живет, почему дети думаю, что это он?»
- «Живет он в лесу, там есть еще один поселок, ну вы знаете, он полностью разрушен бомбардировками, похоже, зимой он жил где-то там в подвале. Убил он уже троих, я писал заявление на станцию. Все убитые наши односельчане, все в момент смерти были одеты в форму. Стреляет издалека, даже не всегда выстрел слышно. Вообщем я своему сыну запретил надевать форму дома. Вот когда отъедет на машине километров десять, пусть и переодевается, я вообще форму еще с армии ненавижу, но молодежь сейчас без этого не может, понимаете?»
Я перевел Марко, то, что он не понял, мы связались со станцией и вкратце описали ситуацию дежурному. Через пятнадцать минут мы получили добро от комиссара остаться в поселке. В то же время, нам категорически запрещалось самостоятельно разыскивать «снайпера» и вменялось в обязанности выгонять всех журналистов, которые бессовестно прослушивали эфир и вполне могли примчаться в поисках «жареных» кадров.
После короткого брифинга, мы позвали старосту, и я попросил принести форму его сына. Минут через пять староста вернулся, неся в охапке зеленую форму, за ним в комнату просочился крупный, домашнего вида, парень. Он бурчал по английски, поглядывая на нас с Марко
- «Ну вот, отец, они замажут мне форму или порвут, а мне ни за что не выдадут новой до следующего года»
- «Не грусти, как тебя зовут? Присаживайся», придвинул я стул. - «Если с формой что случится, я привезу тебе со станции новую, и не такую дрянь, как эта, а офицерскую».
- «И Бундесверовские ботинки», с надеждой спросил парень.
- «Ботинки твои я брать, не намерен», со смехом сообщил я ему. - «Сегодня вечером мне нужна твоя помощь. Если ты согласен, то на следующей неделе мы с Марко привезем тебе пару ботинок, вашу офицерскую форму, поясной ремень с «элисовскими» пряжками и подсумки к нему, а чтобы твой папа не волновался, мы добавим еще легкий бронежилет, одним словом - ты будешь просто Терминатор», Марко, услышав знакомое слово, заулыбался. По лицу парня было видно, что он готов на подвиг, уж очень крепкая мотивация. Через пару часов, когда начало уже темнеть, весь план был проработан в деталях, мы поужинали, вымылись и легли спать в «приемной» у старосты.
Рано утром староста, переодетый в мою форму, сел за руль нашей машины и, посигналив, отбыл из поселка. Чуть позже сын старосты с товарищем выехали на поле, граничащее с лесом, на мини-тракторе и сгрузили с прицепа мешки. Два мешка, в одном мешке был аккуратно упакованный Марко, с биноклем и моей СВД (Снайперская Винтовка Драгунова), второй мешок с картошкой уложили поперек, Марко лежал как король, с упором в картошку, укрытый с головой мешковиной. Немного повозившись для вида, ребята с гиканьем унеслись на мини-тракторе назад к домам.
План наш был достаточно простой с тактической точки зрения. Дети, шаставшие в лесу, всегда находили длинные винтовочные гильзы у первых к полю деревьев, там же они любили лежать на подстилках из веток и листвы, значит с позицией Кота мы определились. От Марко до леса было около 200 метров, в бинокль он видел каждый листочек на дереве. От моего «балагана» до позиции было порядка 400 метров, тоже недалеко, мне было из-за чего волноваться. Балаганчик я устроил что надо, на небольшом пригорке прямо посреди поля стоял капитально построенный домик для сельхозинвентаря общей площадью, метров двадцать, обычный кирпичный коробок с крышей из шифера и широким окном (видимо экономили на кирпиче). Этот домик как будто был создан для нас.
Когда стрелки часов показали 12-00, я услышал из радиостанции условное шипение на нашем с Марко канале. Я в ответ тоже нажал на тангенту и, слегка покачиваясь, вышел из домика. Вытащил таз, ведро, вылил в таз воду, начал плескаться, расстегнул зеленый китель, спустил портупею и беспечно умывался, руки мои дрожали, ноги готовы были по первому требованию бросить тело за стену домика, весь слух напряженно ловил сигнал от Марко, но станция молчала. Я вылил воду из таза, не спеша, вытерся полотенцем, унес ведро и таз назад в домик, прижал тангенту и спросил:
- «Ну?»
- «Его нет», прошептал Марко - «В мешке много гнилой картошки, воняет», пожаловался он.
- «Ладно, приступаю к плану «B»», сообщил я и вынес из домика ящик.
Поставил на него жестяные банки, отошел на 10 метров, достал из кобуры пистолет и начал беспорядочно «по-ковбойски» не целясь их расстреливать, грохот, вероятно, стоял еще тот, но я ничего не слышал, лишь ждал сигнала от Марко. Когда я, пошатываясь, пошел ставить, слетевшие банки, станция ожила. Марко, судорожно отжимая тангенту, зашептал
- «Давай, давай, в дом».
Я нарочито медленно пошел к домику, сердце стучало как конголезский барабан, я изо всех сил давал команду телу - не бежать. Зайдя в домик, я взглянул на часы 12-45, подполз к оконному проему и выдвинул в проем чучело в зеленом кителе и тыкво-головой. Через 10 секунд повернул чучело в профиль, махнул рукавом кителя.
- «Смотрит прямо на тебя», предупредил Марко.
- «Можешь снять?», спросил я.
- «Нет, вижу только ствол и оптику, он ко мне еще под таким углом хорошим, попробуй его высунуть», голос Марко был сух, чувствовалось - он готов.
- «Попробую», пообещал я и приложил к тыкве свою руку с биноклем, второй рукой начал медленно поворачивать чучело вокруг оси. Все произошло одновременно, тыква взорвалась прямо у меня перед носом, бинокль выпал из моей отдернувшейся руки, я услышал тихий хлопок и более громкий с позиции Марко, станция голосом Марко поинтересовалась
- «Жив?»
- «Да», я вытирал с лица тыквенное пюре. - «Ты взял его?»
- «Да, но не в голову, угол плохой, он там катается в листве, побежали»

Я выскочил из домика и галопом побежал к позиции Марко, его там уже не было, он заходил на 9 часов к лесу, я, пригибаясь, побежал на 3 часа. Кувыркаясь между коряг, я услышал еще один выстрел, на этот раз пистолетный.
- «Все чисто, я тут», негромко позвал меня Марко.
Я, удерживая на прицеле полянку, пробрался сквозь кусты. Привалившись к стволу, стоял Марко, СВД была закинута за спину, в правой руке он держал пистолет, а в левой «трофейный» манлихер. Кот был без сознания, но жив, кровь толчками выходила из дырки в плече и вытекала темной лужицей из отверстия в животе. Кот был ужасно грязен и оборван, лицо его заросло и обветрилось, ногти на руках были сорваны, я задрал его свитер - вся грудь была в страшных ожогах. Присев рядом с ним на корточки, я похлопал его по щекам, он открыл глаза, они и вправду были неестественно янтарными, лицо его исказила гримаса отвращения, когда он увидел форму, одетую на мне. Я снял китель и остался в одной футболке, достал сигарету из пачки и предложил ему, он с ненавистью посмотрел на меня и отвернулся.
- «Я не серб, я русский, КейФор, весь этот маскарад, чтоб взять тебя. Кури»
Кот недоверчиво посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Марко, и потянул руку за сигаретой. Я подкурил сигарету и передал ему. Он глубоко затянулся, закашлялся и вдруг, на хорошем английском заговорил.
- «Убей меня рус, тебе ведь не жалко? Или пусть снайпер меня добьет»
- «Нет, мы отвезем тебя в госпиталь, тебя вылечат», Марко сел на корточки рядом со мной, но пистолет в кобуру не спрятал.
- «Послушай, камрад, ты ведь испанец?», Кот аккуратно потушил окурок и положил рядом с собой.
- «Да», Марко достал из своей пачки сигарету, также подкурил ее, и, затянувшись, передал Коту.
- «Если вы мужчины, вы убьете меня», взгляд Кота метался с моего лица на лицо Марко.
- «Мы слышали твою историю, не нам тебя судить, но мы отвезем тебя в госпиталь», я уже хотел вызвать станцию, но Марко покачал головой.
- «Послушайте, я отставник, такой же офицер, как вы, я уже прожил свою жизнь, убейте меня. Я ведь на самом деле уже умер, еще тогда когда сжег свой дом», из его янтарных глаз текли крупные слезы, они находили себе путь сквозь иссиня черную бороду и падали в листву.
Мы с Марко отошли на несколько шагов от Кота, Марко молча вытащил обойму из своей Береты и посмотрел на меня, я, представил себе брызжущего слюной комиссара, детей с мертвым котенком, маленькую девочку с круглой гитарой, которую я никогда не видел, и кивнул. Марко передал Берету мне, снял с плеча СВД и, присев на корочки, прицелился в Кота. Я, стараясь не попадать в сектор между Марко и Котом, подошел к нему, все его тело уже била крупная дрожь.
- «Я знаю насколько для тебя важно умереть в бою, но мы пришли сюда не для того, чтоб убивать. Сейчас я дам тебе этот пистолет, там патрон в патроннике, ты можешь взять его, а можешь отказаться, и мы отвезем тебя в госпиталь»
- «Спасибо, пусть Аллах хранит вас и ваши семьи», он неожиданно крепкой рукой принял Берету и что-то вложил мне в ладонь.
Я отвернулся, несколько секунд я слышал бормотанье, а потом птицы вспорхнули с деревьев, гильза кувыркнулась в ветки, я автоматически нагнулся и поднял ее. Марко встал, передал мне винтовку, поднял с земли свой пистолет, вставил обойму и спрятал его в кобуру.

Я разжал ладонь, в ней лежал маленький глиняный кот.

На станции нас уже поджидала французская журналистка, тело ей сфотографировать не дали, в поселке с ней никто разговаривать не стал, поэтому на нас с Марко она бросилась как на последний шанс.
- «Это была дуэль снайперов? Я видела тыкву, Марко расскажи мне», Мари улыбалась самой обольстительной улыбкой.
Марко задумчиво смотрел на красное закатное солнце. Я, отвернувшись от Мари, разглядывал глиняного кота, он был очень смешной, шероховатый и старательно сделанный.
- «Что там у тебя?», Мари переключилась на меня.
- «Пропуск, Мари».
- «Пропуск?»
- «Да, пропуск на приватную вечеринку, которая называется «Удовлетвори Голубя Мира», в программе «амор де труа» (секс втроем франц.), выпивка и плотный ужин», я глянул на Марко, тот улыбнулся краем рта.
- «Какие же вы придурки», Мари спрятала диктофон в карман разгрузки, развернулась на месте и, виляя задом, ушла, - «Придурки!», крикнула она издалека.
- «У меня есть бутылка хорошего вина, мне из дому прислали», Марко взял у меня глиняного кота и в лучах закатного солнца, тот блеснул кроваво-красным.
- «Давай лучше водки, камрад?»
- «Давай».

На столике, рядом с кожаным планшетом стоял маленький смешной глиняный кот. Он, прищурившись, смотрел на нас, а мы на заходящее красное Югославское солнце.

ТАМАГОША

Навеяло обсуждением компьютеров и отношений с ними как с живыми.

Был у меня старый Москвич 2141. Выпуска 92 года. Честно отъездил 8 лет и более 300 тыс км (не вру!!!). Я знал на нем каждый винтик в лицо, ибо самолично чинил его регулярно и постоянно весь. Апофеозом нашей дружбы была замена мною на нем сцепления зимой ночью в яме чужого гаража В ОДИНОЧКУ!!! Кто знает, тот поймет, что такое в одну харю менять сцепление на этом пепелаце.

Так вот, мы его любили - серьезно! - всей семьей и считали одушевленным существом. Даже кликуха у него была - Тамагоша.
Ибо он вел себя ну прямо как тот виртуальный японский зверь. Он мог радоваться, он мог обижаться, у него были приступы меланхолии, он мог говниться, завидовать и даже быть искренним другом.
Например, если я с получки не покупал ему подарок (хоть говна, хоть просто жидкость для омывателя или какую-нибудь тряпочку), он ломался сразу и конкретно.
Если с ним вечером, после постановки в гараж, ласково не прощались и не благодарили за службу, он обижался и утром не заводился.
В то же время, он чувствовал, когда у меня жопа, и не трендел ни капельки. Когда с родителями моими случилось несчастье - авария - и я искал их по всей Дмитровке, а потом мотался то к матери в Склиф, то за отцом в морг Лобненской больницы, то на кладбище, то домой, то к ребенку - он ни разу ни чихнул.
А через год он нас спас. Когда мы ехали из Питера, я как-то глупо тормознул на битуме, и нас развернуло на встречку. Тамагоша взвыл и вынес нас на обочину, прямо перед Камазом, и даже не заглох.
Он честно отслужил нам восемь лет. На нем научилась водить моя жена, на нем я вез ее рожать нашего младшего гоблина, и он ни разу в такие минуты не вякнул своим железным чревом.
А потом, зимой 2000-го он тихонечко сдох. Дополз на двух цилиндрах до школы, куда я вез дочку на танцы, и умер, аккуратно встав на парковку. Дочь ревела, как по умершему родственнику.
Останки его я продал за сто баксов ребятам из гаражей, и им даже удалось на пару дней вывести его из состояния клинической смерти, но потом он просто развалился пополам - лопнул проржавевший кузов.
Уже прошло пять лет, уже давно я не лазил в чрево автомобиля - хрен там что поймешь, в этих иномарках, я тут в Шкоде аккумулятор искал - еле нашел. А своего друга я все еще помню. И до сих пор в гараже валяются какие-то невостребованные им запчасти.

ЖУЛЬКА
У заместителя командира по политчасти крейсера консервации капитана 2 ранга Слабенко была любимая игрушка, автомобиль «Жигули» или «Жулька», как нежно называл ее сам хозяин. Это была первая модель, или проще - «копейка». Она была ярко красного цвета. Вылизана хозяином до последнего молдинга и обвешена всевозможными «прибамбасами», начиная от противотуманных фар величиной с десертную тарелку и заканчивая радиоантенной неумеренных размеров, прикрученной к заднему бамперу. Салон этой «копейки» был переполнен вымпелами и флагами. На лобовом слегка притонированном стекле на присосках торчали: вентилятор, термометр, блокнот, увенчанный обложкой с обнаженной американской актрисой, а на заднем стекле на всю его ширину расправил ядовито-желтые крылья гриф. Чтобы определить какой же модели эта машина, впервые увидевшему ее, надо было долго присматриваться.
Понедельник у зама был всецело посвящен политзанятиям, а начиная со вторника, вся рабочая неделя, если не вызывали в полит.отдел, посвящалась заботам о «Жульке».
«Жулька» была не новая, однако выглядела молодцевато и бегала исправно. Зам отгонял ее в дальний угол причальной стенки и начинал над ней «колдовать» То целый день регулирует клапанные зазоры и зажигание. То весь день уходит на чистку салона с высушиванием и выветриванием чехлов и ковриков. То полдня посвящается мытью машины теплой водой с шампуню. То после покупки очередного «прибамбаса», пару дней уходит на его установку и наладку. Все это «колдовство» он никому не доверял. Делал все сам, хотя подчиненных было предостаточно. Механик крейсера часто подходил к копошащемуся у машины заму, долго молча наблюдал за его телодвижениями, выкуривал до фильтра сигарету и многозначительно изрекал:- Да Виктор Григорьевич, не в тот ВУЗ документы сдали. Надо было к нам, «маслопупым», из вас бы толк получился. Это сразу видно, по тому, как гаечный ключ держите. Если как карандаш для письма кляузы, то сразу видно - «ненашенский», гони такого в шею. А если как вы, Виктор Григорьевич, всей пятерней, значит «нашенский» - «маслопупый»...
Заму было лестно слышать в свой адрес похвалы от многоопытного механика. И он отнекивался:- Ну что вы, Сан Саныч, куда нам «политкаторжанам» с механиками тягаться. Вы вон к своей машине и не подходите. А работает, как часы...
-Да, не берите в голову, Виктор Григорьевич, у меня те же проблемы,- улыбается механик,- Просто, если «лошадка» дурить начинает, я ей из-за спины молоток показываю и говорю - Хочешь? И ведь понимает, падла. Сразу спесь сходит. Не работать начинает, а просто петь...

Добрался зам и до передних тормозных шлангов. Время пришло. Треснули они прямо посередине. Долго вычитывал в «Жулькином букваре» как их снимать и ставить. Купил новые тормозные шланги. Попросил у механика тонкую резиновую трубочку для прокачки тормозной системы, и в очередной вторник, не откладывая в долгий ящик, приступил к этой операции. Все было сделано Виктором Григорьевичем по «Букварю»: и установка этих самых новых шлангов, медная прокладочка сверху штуцера и снизу. И прокачка тормозной системы через трубочку в бутылочку, заполненную тормозной жидкостью, с неоднократным нажатием на тормозную педаль...
Но Букварь-Букварем, а нехватка опыта и адмиральский эффект... могут сыграть злую шутку.
На причал, где был ошвартован крейсер, вела одна дорога. Она заасфальтированной дугой тянулась вдоль бухты и хорошо просматривалась километра на три. Проверяющие могли появиться только оттуда. И пока бригадный УАЗ преодолевал этот 3-х километровый рубеж и подкатывал к кораблю, у любителей заниматься в служебное время личными делами имелось около 2-х- 3-х минут, чтобы успеть свернуть начатое дело и скрыться в недрах корабля. Там, напуская на себя рвение к корабельной службе, быстро пробежаться по кубрикам подчиненного личного состава и изобразить бурную деятельность сдавленными криками, выразительными жестами рук и мимикой лица.

Не успел зам протереть руки от тормозной жидкости, как вдруг в конце видимого участка этой дороги заметил бригадный УАЗ.
Пытаясь уложиться в отведенный 2-х минутный норматив, он быстро сел за руль, с места дал по газам и попытался припарковать «Жульку», как обычно, справа от корабельного трапа. Когда глазомер подсказал заму - надо тормозить, нога вместе с тормозной педалью провалилась до самого пола. Слабенко несколько раз судорожно давил и отпускал тормозную педаль. Педаль предательски проваливалась, но торможения не происходило. Зам краем глаза, как в немом кино, увидел, как мимо него проплыл вахтенный матрос у трапа. В удивленных глазах матроса Виктор Григорьевич уловил борьбу двух начал: то ли приложить руку к головному убору (мимо проезжает должностное лицо), то ли хватать машину за бампер... Когда глаза матроса столкнулись с тоской и отчаянием, застывшими в расширенных зрачках зама, матрос уже не сомневался... Он схватил руками «Жульку» за бампер, пытаясь ее остановить, и заскользил ногами по асфальту. В этот момент зам открыл дверь и выскочил из машины; пробежал рядом с ней до среза причала, с сожалением захлопнул дверь и ... «Жулька», изящно описав дугу, моторным отсеком вошла в воду...
На юте крейсера появился командир, предупрежденный вахтой о появлении комбриговского УАЗа. Рядом с ним заметалась вдруг фигура боцмана, увидевшего «Жульку» в воде. Боцман уже знал, как помочь беде. В его руке оказался манильский конец, и он с концом, не раздумывая, перелез через леерное ограждение и прыгнул с юта крейсера на крышу «Жульки». Крыша с металлическим стоном продавилась, зам изумленно застыл, зачарованно следя за действиями боцмана.
Боцман с крыши перепрыгнул на багажник, он жалобно заскрипел и тоже прогнулся. Боцман лег на него животом и попытался привязать конец веревки к бамперу...
В это время бригадный УАЗ подкатил к трапу крейсера и из него молодцевато выпрыгнул комбриг. Ему навстречу по трапу на причал сбежал командир корабля. Комбриг, молча, пожал ему руку и медленно пошел к срезу причала, где застыла изумленная фигура зама...
-Командир, чем вы тут с замом занимаетесь,- настороженно протянул комбриг. Увидев в воде замовскую машину с извивающемся на ее багажнике боцманом, еще больше насторожился и тихо присвистнул:- Это что за купанье «красного коня»? ...Зам, что ты тут творишь?! Почему машина в воде?! ...Вы что тут совсем очумели?! Я приехал проверять организацию спец. подготовки! А здесь Петров-Водкин! Мать вашу...
-Товарищ комбриг! Василий Васильевич!- затараторил зам, это я... Я не справился с управлением ...ну и случайно уронил...
-Тяни! Бля! Тяни!- заорал боцман, выбрасывая на причал мокрый конец и нервно пританцовывая на заднем номерном знаке "Жульки", - совсем, бля, под воду уйдет!
Сбухтованный конец, пролетев над головой зама, обдал всех дождем брызг, хлестнул по рукаву тужурки комбрига и упал у его ног. Комбриг от неожиданности присел. Зам схватился за конец, и попытался удержать машину, но заскользил к краю причала. Командир тоже вцепился в мокрую веревку и потянул ее на себя.
-Мать вашу,- опасливо оглядываясь по сторонам и стряхивая руками воду с тужурки, пробурчал комбриг. С удивлением и настороженностью наблюдая за двумя старшими офицерами, медленно соскальзывающими с веревкой в руках к краю причала; за боцманом, в момент, когда под воду ушла вся машина, успевшему подпрыгнуть и схватиться за провисший над его головой кормовой швартовый трос с крейсера; и сейчас раскачивающимся на нем на вытянутых руках и судорожно из последних сил дрыгающим ногами, комбриг сам себе с досадой стал выговаривать:- Во, мать вашу, ...опять попал! ... Хоть никуда не выезжай! Стал невольным участником очередного безобразия! Даже приказ о наказании этих крейсерских бездельников написать не могу! Сам участник! ...Нет, даже не участник, а как старшее должностное лицо - руководитель! Руководитель вот этой шайки! Мать вашу...
Комбриг плюнул себе под ноги и, развернувшись, решительно направился к УАЗу,- Могу представить, как они тут без меня развлекаются, если при мне «Жигули» на веревке под воду загнали... Мать вашу...
Сев в УАЗ и натянув недовольно фуражку на самые глаза, он уже не смотрел на бессильные потуги крейсерских офицеров, а тихо про себя повторял, давно забытую, а сейчас вдруг всплывшую из далекого детства присказку из русской народной сказки:- Бабка за дедку, дедка за репку... Мать вашу...
УАЗ с фырканьем развернулся и покатил по асфальтовой дуге вдоль бухты...
«Жульку» в этот же день удалось поднять при помощи подъемного крана, зацепив тросом за ее задний мост.
Но подъем проводили слишком быстро, и лобовое стекло выпало под тяжестью воды скопившейся в салоне.
Механик уже больше никогда не называл зама «нашенским», «маслопупым» Когда разговор заходил о замполите, механик меланхолично замечал:- Зам - он и в Замбии - зам.

ВЫ чей?!
Командир электротехнического дивизиона крейсера, капитан 3 ранга Петров готовился к сходу на берег.
Он вытащил из каютного шкафа свою форму. Аккуратно разложил на диване тужурку, брюки, белую рубашку. Петров принципиально не носил желтые форменные рубашки, считая, что для старшего офицера непрестало носить черт знает что. Из его деревни Панютино, что на Вологодчине, только он выбился в люди. Где Генка Захаров? - рассуждал он перед каютным зеркалом, завязывая, красивым массивным узлом, черный шелковый галстук и обращаясь к своему отражению,- Пасет колхозный скот,- Где Засолин? Отбывает срок за воровство. Где Баев? - ...работяга, точит болты с гайками. И только я, из нашей деревни - старший офицер ВМФ. Командир ЭТД ловит в зеркале отражение своих погон с двумя просветами и любуется, на заказ выточенными, бронзовыми звездами. И хотя, Петров был невысокого роста, специально пошитые ботинки на платформе и фуражка с завышенной тульей, делали его стройным и привлекательным. Он, проверив карманы тужурки и убедившись, что документы, деньги, носовой платок на месте, эадраил иллюминатор, выключил свет и вышел из каюты.
Продвигаясь по крейсерским коридорам на ют корабля, Петров, не спеша, достал из нагрудного кармана тужурки записку с телефоном и адресом знакомой девушки. С ней он планировал провести сегодняшний вечер. Адрес писался в троллейбусе и был несколько неразборчив. Петров пытался разобрать свой почерк и угадать название улицы...
...Навстречу Петрову, как раз на середине камбузного коридора, балансируя в оттянутых руках пищевыми бачками с кашей, семенил матрос, внимательно следя за поведением мясной подливки, готовой выплеснуться из наполненной до краев посуды...
За секунду до столкновения, Петров успел вскрикнуть: - Эй! И чтобы не попасть коленкой в бачок, развел ноги в небольшом шпагате...
Матрос, на выкрик Петрова, оторвал глаза от подливки и, дернув бачки на себя, попытался сдержать инерцию своего движения вперед. Но подлива жила по другим, камбузным, законам и со смаком пролилась на колени, стоящего в шпагате офицера. Стрелки отутюженных петровских брюк, как корабельные форштевни, развели подливу по обеим брючинам...
-Товарищ матрос! ...Как стоите?! ...Носки! ...Пятки! ...Поставьте бачки! Руки по швам! ...Вы что, не знаете Корабельных правил? - перейдя из шпагата в первую балетную позицию, заорал Петров, - Вы должны были за три метра до подхода старшего начальника, развернуться во фронт, врасти в переборку, повернуть голову в мою сторону, и сопровождать мое прохождение поворотом головы!!!
Я...,- было начал оправдываться матрос...
-Молчать! - еще громче заорал Петров, - Кто вам давал разрешение разговаривать? Где ваш гюйс? Где ваш боевой номер? Почему без тельника? У вас есть начальники? И что это за мудаки, что довели матроса до такого состояния?! У вас есть командир отделения? Отвечайте!
-Так точно! - испуганным голосом прошептал матрос...
-Громче говорите! Не слышу! - пронзительно кричит командир ЭТД
На крики в узком проходе коридора собирается толпа зевак из матросов и старшин...
Но Петров, не замечая их, в порыве гнева, продолжает распекать матроса.
-Кто этот урод, что довел вас до такого состояния?
-Гунькин! - тихо произносит фамилию матрос.
-А воинское звание, у этого Гунькина, есть? - ревет капитан 3 ранга.
-Так точно! Старшина 2 статьи Гунькин! - несколько оправившись, и с любопытством приглядываясь к орущему офицеру, произносит матрос.
-Знакомая фамилия? - озадачивается Петров, и на пол тона снижает голос - А из какого вы подразделения?
-Электрик слабого тока, матрос Первомайцев! - уже бодро докладывает матрос.
-Вы, что - мой??? - удивленно выдыхает Петров, на лице его читается смятение, - А почему я вас первый раз вижу? ...Вы сколько на корабле? - уже перейдя на доверительный тон разговора, но еще не доверяя словам матроса, говорит Петров.
-Пол года, товарищ комдив! Когда я пришел, вы были в отпуске. А сейчас я стою вахтенным в КАТС*, она постоянно ломается и командир группы старший лейтенант Каган, приказал мне безвылазно находиться там...
Петров, наконец, замечает толпу зевак с обеих сторон коридора, и нездоровый интерес к своему разговору с Первомайцевым...
Он, уже спокойным голосом, говорит: - Давай бери свои бачки, пошли разбираться, ...когда пришел, ...с чьего разрешения в станции сидишь...
Петров оглядывает свои брюки и ботинки и с грустью в голосе добавляет:- Эх, Вероника! Знала бы ты, как нелегко служить на флоте... Накрылось свиданье!
Командир ЭТД, а за ним матрос Первомайцев, с двумя бачками в руках, направляются в каюту Петрова...
*(КАТС - корабельная автоматическая телефонная станция)

«Командир»


Разные командиры бывают.
Кого-то любят, кого-то не очень, кого-то просто ненавидят - чего уж скрывать.
Нашего - скажем так - любили не очень. Можно даже сказать, что вовсе не любили. Побаивались - да, уважали - да, но не любили.
А я - так вообще слюной брызгал иногда - так с ним контакта не было....
Но вот случай один произошел - и повернулось что-то. И командирские рыки принимать легче стало.
В семьдесят восьмом заходил отряд кораблей в Алжир. Ну, Алжир - это не только страна, и столица у них Алжир, и порт Алжир, соответственно. Хороший порт, молами защищенный.
Так вот, ставили нас туда четыре буксира, и все равно за кран портовый слегка зацепили. Причина-то простая, молы так поставлены, что особо не развернуться, тем более такому, как наш крейсер. Кому поменьше - легче конечно, а нам с нашими двумя с лишком стами метров, высоченной палубой, с ее парусностью, и водоизмещением в шестнадцать тысяч - весьма сложновато.
Вот поставьте на стол левую ладошку ребром, слегка согнув пальцы. Это - северный мол. А правую - тоже ребром - примерно на уровне начала пальцев левой, и перпендикулярно ей. Это - восточный мол.
Вот туда, за восточный мол, нас затащили и поставили кормой к причалу, в аккурат параллельно восточному молу.
Все это, так сказать, диспозиция.
Суперпозиция. Крейсер, паросиловой, стоит кормой к причалу с отдачей обоих якорей. Водоизмещение и длина - смотри выше.
То есть, чтобы выйти, надо отдать кормовые швартовы, выбрать якоря, повернуть направо под углом девяносто градусов, пройти восточный мол, по дуге вдоль северного, и по его окончании повернуть влево, градусов на сто двадцать.. В общем лежачая латинская «S» в обратную сторону.
Наверное, уже утомил подробностями, но что делать, в них-то и дело.
Ну, так вот, визит был официальный, и прошел с блеском.
Посол СССР на борту крейсера официальный прием давал. Послы все были, и по результатам - почти все - в хлам. Правда, инглишмен почти сразу ушел. Однако запомнился тем, что хоть и в гражданском был, но на трап поднялся, по стойке «Смирно» встал на верхней площадке, голову - вверх и влево - флаг поприветствовал. И обратно когда сходил - то же самое. Морская нация, ничего не добавишь. А венесуэльцы - те первыми укачались, так, что жену посла их на руках с парохода выносили.
Последними из «капиталистов» фээргэшник с женой убыли, ну а «соцлагерь» до утра гулеванил.
В общем, оторвались ребята хорошо.
Через день - уходим.
Меня кэп всегда на швартовки ставил - а может, совпадало просто. Но на этом выходе вахтенным офицером как раз я стоял.
На борту - соответственно, штаб эскадры, значит, на «мосту» - все кому нужно и не нужно, во главе с командиров эскадры.
Приготовились к «бою и походу» штатно, за два часа, крейсер, повторюсь, паросиловой, пока главные котлы ввели, пока то, се.
И вот после доклада старпома «Корабль к бою и походу готов», Кэп берет микрофон, включает ПЭЖ (пост энергетики и живучести), и дает команду механику, всех матросов, которым нести вахту у котлов и машин на выходе - подменить и построить на мостике.
Минут через десять - пока подменились - построились.
Кэп прошелся туда-сюда, и говорит:
- Моряки! Я решил выходить из порта без буксиров, самостоятельно. Справимся?
Вопрос конечно интересный, тем более что в машине им пополам, что там решили, исполняй, что машинный телеграф показывает, да и все. Промычал народ что-то типа «Так точно» в неопределенном наклонении...
А кэп продолжает:
- Якоря обтянем втугую, если удастся - выберем максимально. С отдачей кормовых швартовов - корабль начнет набирать инерцию вперед. Как только якоря встанут - я дам ход. К иллюминаторам!
Подошли морячки к иллюминаторам, смотрят - прямо перед носом - мол. С разбегу в него вписываться - ой как не хочется...
- Как пройдем форштевень БПК (у нас слева большой противолодочный стоял) - машины враздрай (то есть одна вперед работает, другая назад, кто морскую терминологию не знает). Возможно, придется сразу работать полными ходами. Разворачиваемся - и пошли. Только если зазеваетесь, или машина вовремя не отработает - на молу сидеть будем. Поняли?
- Так точно!
Да уж.
А Кэп каждого из «машинеров» :
- Ты все понял?
- Так точно!
.....................
- По местам.
Разбежались.
Ну - «Слава КПСС» - это тогда вместо «Помолясь»....
А дальше - как задумано. Обтянули якоря, кормовые отдали, па-а-алетели....
- Якоря встали!
- Обе вперед малый!
- Машины отработали!
- Обе вперед средний!
- Машины отработали!
- Правая назад полный!
- Машина отработала!
- Прошли нос БПК!
- Правая назад малый!
- Якоря чисты, к немедленной отдаче готовы!
- Левая вперед малый!
- Правая стоп!
- Правая вперед малый!
- Машина отработала!
- Руль право десять!
- Корабль катится вправо!
- Правая вперед средний!
- Руль лево двадцать!
- Левая стоп!
- Корабль катится влево!
- Левая вперед малый!
- Штурман, курс!
- Товарищ командир, курс.......градусов!
- Обе вперед средний!
Выскочили! Если только это слово применимо к слону в посудной лавке, лихо развернувшемуся на пятке, и выскочившему из этой самой лавки...
А сзади шапуля - загляденье.
В отступление, на секундочку.
Шапка для паросиловых крейсеров как бы фирменным знаком качества была.
Еще когда в далеком 68-м мы выходили в море на старой, 1939-го года постройки "Славе", и при проходе бонового заграждения нагнетающая вентиляция котельных отделений вдруг начала бешено выть - старые, заставшие еще войну мичмана радовались : «Годки шапочку дают!»
В принципе, когда паросиловой корабль идет - над трубой никакого дыма нет, при хорошей организации и обученности котельных машинистов.
Но!
Традиция на Черноморском флоте была - при последнем проходе бонового заграждения, перед самым увольнением в запас - шапку дать. Попрощаться, так сказать.
То есть так врубить котлы, что шапка черного дыма вылетала из труб корабля.
Причем самое во всем этом безобразии главное было - «отсечь» эту самую шапочку. То есть опять же так котлами управлять, что дымление из труб мгновенно прекращалось. Как отрезанное.
По этим вот признакам и определяли подготовленность котельных машинистов. В этом и был высший класс и высшая подготовка всей четырехлетней службы.
Начальство конечно ругалось, за «шапку» наказывало, но однако ж иногда, неофициально между собой поспоривали, у кого годки четче «шапочку» выдадут.
Да-а-а.
А тут уж, возвращаясь к теме рассказа - не до отсечки было. Весь Алжир в черном дыму. Пароход - он и есть пароход.
А на набережной - весь дипкорпус Алжира, наблюдают.
Командир эскадры по мостику мечется. Вторую сигарету чуть не в засос вытягивает:
- Ну, командир, ну лихо, ну утешил... Есть еще моряки...
Вышли мы. И пошли. А под вечер - телеграмма из Главного Штаба. Цитирую по памяти, уж, может, в чем и ошибаюсь:
«Ретранслирую телеграмму, полученную по дипломатическим каналом Министерства иностранных дел.
«Столица Алжира и дипкорпус с восхищением наблюдали за блестящим маневрированием крейсера. Никогда до этого корабли такого класса не выходили из порта Алжир самостоятельно. Советские моряки за четыре дня визита сделали для укрепления авторитета СССР больше, чем можно было ожидать. Посол СССР в Алжире»
Стоит ради такого служить, а?
И сейчас считаю, что стоит.
И надеюсь, что нынешние моряки тоже служат не только ради зарплаты, но и ради вот таких моментов, когда сделано дело, и сделано хорошо, и сам рад этому.
И чье-то еще доброе слово еще больше греет и радует, и душа поет, и хочется жить и жить.
А командир...
Чем больше лет с той поры проходит, тем понятнее он и ближе становится.
И все плохим казавшееся теперь полным вздором представляется.
А вот такие моменты - все ярче и ярче.
Так, наверное, и должно быть.