Служили два офицера в одной и той же части: капитан-лейтенант Козлобоев (фамилия изменена, далее будет понятно почему) и капитан третьего ранга Хашимов (фамилия тоже изменена).Но товарищами они не были. Наоборот Хашимов жил с женой Козлобоева. Пакостность ситуации добавляло то, что все об этом знали, и у обоих были дети, правда Хашимов со своей семьей находился в полу-разведенном состоянии.
Для полноты картины следует сказать, что они были явной противоположностью. С одной стороны Хашимов: представительный под сороковник дядька, машина, приличная должность, определенное место в околокомандирской тусовке. Другое дело Леха Козлобоев, употреблявший жидкость для протирки масок и загубников, как на службе, за что имел букет взысканий, так и в быту, что заканчивалось скандалами. Пришедший с плавмастерской, он занимал должность с низким разрядом, плюс (вернее минус) лишался премий. Может такое нравиться жене? Наверно нет. Но тем не менее, уйти от мужа к другому, с которым он будет сталкиваться каждый день... Нет, я понять не могу. А ребенок!?
Тем временем Леха ушел из свой (или уже не своей семьи) и прибился к какой-то другой тетке. Обиду он спрятал глубоко, не давая пробиваться наружу. В отношениях с товарищами оставался таким же каким и был: не залупастым, отзывчивым, а по службе в целом исполнительным. Большинство можно даже сказать сочувствовало ему. Для нашей истории важно то, что в части никто не знал его нового места проживания.

Часть, в которой они служили, располагалась в небольшом городе, выросшем в годы первых пятилеток. Вся жизнь города была завязана на два оборонных завода, других заметных предприятий не было. Надо ли пояснять, что весной 97г. работники завода, то есть читай весь город, сосали ... лапу. Только один мазок, просто чтобы живописать ситуацию. В счет долга заводским выдавали не зарплату за какой-то месяц, пусть даже прошлого года, а так, 100 т. руб. раз в несколько месяцев (получка лейтенанта в то время составляла около 100 т. с ''северными'' (ОМ), а задержка на тот момент была месяца два). Как только на заводе выдавали эти крохи, в тот же день цены на все товары повышались на 20-30% не только на рынке, но и в стационарных магазинах. Дорожали вещи, казалось бы не подверженные никакой спекуляции: консервы, чай, кондитерские изделия и даже зубная паста. Проходя мимо прилавков, я всегда мысленно язвил: «Ага, типа, сейчас прямо с проходной работяги кинутся на радостях покупать пряники и опосля чистить зубы». При всем том город всю дорогу голосовал за Ельцина в 91г., 93г., 96г., но это к слову.
Наконец проснулись профсоюзники и постановили организовать общегородской митинг с требованиями. Тогда еще не было шахтеров с касками и ''протестные'' сборища проходили более неформально, без рутины. И в этот момент у командования нашего соединения началось брожение умов. Почему они решили, что воинским частям что-то угрожает? Могли быть конечно самые радикальные призывы, но надо же знать наше население.
В результате в частях было объявлено “осадное-засадное” положение. Офицерам и мичманам приказали с вечера дня накануне митинга жить на территории части. Отделение обороны части увеличили вчетверо, у склада вооружений заступил мичманский караул. Суточный наряд состоял из лиц, назначенных в приказе, а также в дополнение к ним дублеров. Ворота подперли «Уралом».
В ряду подобных им поступил приказ подготовить оповестителей. Оповеститель - это срочник, знающий какую то часть города, адреса офицеров и мичманов, живущих там и свой маршрут, пройдя по которому, он обойдет все адреса. По общему сбору оповестителей посылают к тем, кого нельзя оповестить, допустим, по телефону. По мысли командования, решили в части, оповестители могли бы стать проводниками для каких-то спецгрупп, спасающих семьи военнослужащих от мятежной толпы. А как иначе, ведь офицеры с мичманами и так уже находятся в части со вчерашнего дня, согласно другому приказу.
Узнав, что начальник штаба пообещал непременно проверить выполнение своего приказа, пришлось фактически готовить оповестителей по всем маршрутам. И так получилось, что Козлобоев и Хашимов оказались привязаны к одному маршруту и, соответственно к одному и тому же оповестителю. Прибывший в рубку дежурного по части матрос, и не подозревал о сложной взаимосвязи между своими оповещаемыми.
Дежурный начинает:
- Cлушай, военный. На, получай карточку оповестителя, адреса, район ты знаешь. Сначала оповещаешь семью капитана третьего ранга Хашимова. Затем ползешь на адрес капитан-лейтенанта Козлобоева; и его семью оповещаешь, но его самого там не будет. Поэтому ты узнаешь, где он живет в натуре, дуешь и забираешь его одного, потому что там, где он живет, не его семья. Да, и Хашимова тоже не забудь оповестить, само собой. Понятно?
Оповеститель отвечает, что не понятно.
- Ну, что непонятно?! Узнаешь, где живет Козлобоев, так как с семьей он не живет. Но перед тем как скакать к Козлобоеву, оповещаешь там, где он не живет его семью и Хашимова. А к семье Хашимова ты уже до того забегал по адресу. Всосал?
Матрос сопит, моргает и снова выдавливает отрицательный ответ.
- Повторяю последний раз! Семью Хашимова находишь там, где он не живет. И семью Козлобоева забираешь. А где живет Козлобоев, ты не знаешь. Ты узнаешь этот адрес у его семьи, с которой он не живет. Ту семью в которой он живет, забирать не надо. У него другая семья на самом деле, но там живет Хашимов. И хотя это не его семья, ты ее забрал уже.
В этом месте включается дублер дежурного, пытаясь воздействовать невербально, используя метод наглядности.
- Вспоминай, теща Козлобоева работает в части в парикмахерской...
Оповеститель со спокойной деловитостью обреченного человека рожает такой вопрос:
- А этого, того, ну, который с тещей живет, это значит, оповещать или нет?
На этом месте дежурный за прошедшие сутки, издерганный проверками, требованиями доложить о наличии-отсутствии, заинструктированный кучей всяческих начальников, срывается и дает беспрепятственный выход накопившимся усталости и раздражению. Если выделить сухой остаток из его слов, он требует от оповестителя, если тот выйдет на маршрут оповещения, оповещать всех. При этом упоминает : е.арей-перехватчиков, б...де
й-лебедей, птичек, рыбок, кошек и собачек. Его монолог отчетливо слышится в нескольких метрах за пределами рубки дежурного.
Заставило прерваться появление самого Лехи. Взглянув на его красное лицо и сжатые кулаки можно догадаться о том, что он все прекрасно слышал. В его взгляде читалась работа мысли: то ли вытащить дежурного из-за пульта, то ли мочить прямо на месте. Дежурный то ли от неловкости, то ли от неожиданности выдает нечего не значащие фразы: “ Да ты чего ... я же не это самое ... да я разве ж в самом деле ... ты что подумал, что я ...” Но тут дублер, пытаясь свести ситуацию к шутке, преувеличенно серьезно заявляет: “Леха, не боись, мы с тобой, в обиду не дадим, спасем.” А потом неожиданно добавляет: ”И Светку твою тоже спасем”. И от таких слов Леха ломается. Он садится на баночку рассыльного и начинает рыдать. В голос, что называется. Считается, что плачущий мужчина производит жалкое впечатление. Но когда видишь мужика, прослужившего на плавмастерской, где со слишком тонкой и ранимой душой не выживают, мужика 100 кг весом в шинели, становится тяжело и муторно до невозможности.
Я не захотел оставаться в рубке дежурного. Выгнал рассыльного за какой-то ерундой в строевую часть и направился проверять дежурное подразделение.
А сам день забастовки пролетел тихо и незаметно. В городе на площади собрались, послушали еще раз как им хреново и разошлись. Когда все закончилось, «Урал» подпиравший ворота не захотел заводиться, выпускать мусоровозку и впускать хлебовозку. Начальник гаража долго пытался сдернуть машину, но он был племянником командира и ему никто не сочувствовал.

Прошло более семи лет, я даже сейчас не в состоянии решить, что в той ситуации меня царапает больше. То ли то, что офицер у офицера увел жену. То ли то, что люди в погонах прячутся от своего же народа.

(Мыкола прислал мне эту историю, с просьбой доработать её до "литературного" вида. Мне кажется, лучше, чем у автора, её не сделать, оставил как есть. Stroybat.)

Петр Иванович разгладил ладонью свои лохматые седеющие брови, опустил ее по крючковатому носу вниз, провел по уголкам губ большим и указательным пальцем, хитровато прищурился и вдруг спросил:
- Ты знаешь, что такое Военный совет?
Я, застигнутый врасплох, привел в движение все извилины мозга, имеющиеся в распоряжении, и нерешительно забубнил:
- Ну, это коллективный орган руководства военным оперативным или оперативно-стратегическим объединением...
- Да погоди! - оборвал меня Петр Иванович. - Такое может сморозить любой курсант первого курса военно-морского учебного заведения. А фактически это орган коллективного гомосексуализма.
И, не дав мне опомниться, стал давать доступные объяснения.
Конец 70-х начало 80-х годов прошлого века - были периодом бурного расцвета советского атомного флота. На его развитие шли серьезные финансовые средства из оборонного бюджета. Невероятно, но поговаривали, что командирам ракетоносцев по штату предусматривались автомобили в служебное пользование. Невесть какие, конечно. Грязно-зеленого цвета «уазики», но все-таки. Правда, командиры лодок ими никогда не пользовались и в глаза их никогда не видели, так как тыловые органы распределяли их по своему усмотрению. Ездили на них командиры дивизий подводных лодок, их заместители и начальники штабов. Полагались такие внедорожники и командирам отдельных обеспечивающих частей и подразделений.
На «Волгах» разъезжало командование повыше, особенно оно любило транспорт черного цвета, а, получив, скажем, белый, с нетерпением выжидало, когда же представится случай перекрасить любимицу. Помогали в реализации такого безобидного желания беспощадная эксплуатация автомобилей по жестокому заполярному бездорожью или внезапное ДТП с легкими повреждениями и увечьями, которые происходили из-за неопытности молодых матросов-водителей. Вот тут-то «блондинка» и превращалась в жгучую «брюнетку».
Водители (вот же сучье племя), закрепленные за персональными служебными автомобилями, негласно соревновались между собой, кто лучше нештатный тюнинг организует. Украшали, как могли «мустангов» снаружи и изнутри, встраивали в их панели переносные магнитолы, лепили всевозможные художественные наклейки, подушечки под локотки начальству сооружали, синими казенными одеялами утепляли салон по всему периметру. Короче, действовали так, как позволяла буйная матросская фантазия и предприимчивость.
При всем многообразии и высоте творческого полета водителя-дизайнера неизменным, обязательным атрибутом тюнинга являлась ПЕТЛЯ. Она изготавливалась из крепкого ремня, заботливо обшивалась красным или крышей автомобиля прямо над передним пассажирским сиденьем.
В целях безопасности очень важно было правильно рассчитать размеры такого приспособления. Сделаешь петлю больше, чем следует, после горя не оберешься. Допустим, выйдет размягченное начальство после банкета или после парной и сунет голову вместо руки в петлю. Теперь вообразите, что может произойти при заносе машины или при резком торможении... В страшном сне такое не привидится!
Исходя из таких условий, приходилось изготавливать такую петлю, чтобы, кроме руководящего кулака, в нее больше ничего не пролезало. Все получалось, как нельзя лучше. Садится начальник, руку - в петельку и устойчиво повис родимый. Так и сновали десятки служебных автомобилей с персональными «висельниками» в петлях, доставляя их к месту назначения.
Командующий флотилии никогда не пойдет пешком в штаб дивизии, расположенный на сопке повыше в пятидесяти метрах от штаба флотилии. Он сядет в свою «Волгу» и поедет по дороге протяженностью полтора километра вокруг сопки, заарканив бархатной петлей свою правую руку. И командир дивизии, если его вызвал командующий, не будет преодолевать эти пятьдесят метров по трапу вниз. Он впрыгнет в свое зеленое чудовище и оно покатит его по той же дороге только в обратную сторону. И опять же в петле. Так требовали условия поддержания боевой готовности.
Надо учесть, что по трапу ходить без угрозы для здоровья начальству было небезопасно. Особенно зимой. Добротный, деревянный он спускался несколькими круто изломанными пролетами вниз, к штабу флотилии и внешне напоминал собой аттракцион «американские горки». Пройдя мимо его оранжевого здания метров восемьдесят, попадаешь на другой такой же трап, только больше по протяженности, значительно круче и опаснее. Этот ведет прямо в «зону». Так называется территория, прилегающая к пирсу, с расположенными на ней санпропускниками. Вход через КПП.
И по этим трапам нескончаемым потоком черных шинелей пробираются десятки экипажей подводных лодок, как минимум, двух соединений.
Утром - вниз, на любимую матчасть.
В обед - вверх, на дивизионный камбуз для приема пищи.
После обеда - вниз, снова на лодку.
Вечером - вверх, в казарму, чтобы выполнять вечерний распорядок дня, значит.
Очень рационально и разумно все было продумано - треть времени, отведенного суточным планом боевой подготовки, уходило на переходы вместе с переодеванием в спецодежду и из нее.
Спуск по трапам уже сам по себе - яркое событие в жизни экипажа атомохода.
В декабрьскую утреннюю темень, сквозь завывание пурги до вашего слуха доносится грохот. Это на обледенелые сходни трапа вступили ноги первых подводников. За ними вторых, третьих, четвертых...
И пошли, пошли, пошли: хромовые ботинки офицеров и мичманов, яловые сапоги старшин и матросов. Вот кто-то на шкентеле (в конце строя) неловко шагнул на скользкую ступеньку, закачался, не удержал равновесия и стремительно полетел на передних. Те навалились на идущих впереди. И вот уже весь экипаж, как монолит, в неудержимом едином порыве, вопя, матерясь, покатился на другой экипаж, позволивший себе глупость выйти на тропу подводника минутой раньше. А ниже те, которые еще глупее. Теперь верхние слились с нижними, уплотнились и несется черная лавина человеческих тел, увеличиваясь в размерах, ускоряясь. Нарастает мощность рева сотен глоток, в котором уже не разобрать отдельных слов и выражений по поводу радости от начала служебного распорядка. Ни замедлить, ни остановить такую стихию.
Упавшие с сопки тела густо покрывают заснеженное пространство у входа в зону, над которым их радостно встречает надпись «Стой! Зона радиационной безопасности!».
Поэтому отцы-командиры предусмотрительно-благоразумно дефилируют, осторожненько придерживаясь за перила, позади толпы, изображающей строй.
По той же причине флотилийское начальство не рискует подниматься по трапу вверх для исполнения своих прямых обязанностей по проверке организации службы в казармах. Оно предпочитает машинкой по дороге, вокруг тыла. Дальше, но быстрее и надежнее.
Первые лучи утреннего февральского солнца, выглянувшие из-за сопок, несмело заиграли на серых, еще не избавившихся от темени полярной ночи, водах губы Большая Лопаткина.
Последний экипаж, задержавшийся в казарме по вине нерадивого, многословного старпома, прогрохотал, выбивая обувью дробь, по обоим трапам вниз...
На флотилии закипела боевая подготовка.
А в актовом зале штаба за столом президиума засел в полном составе Военный Совет. К коллективной оргии готово все. Развешаны схемы и таблицы, выполненные за ночь матросами-чертежниками, отражающие рост и падение, проценты и удельный вес, успешные торпедные атаки и безграмотное маневрирование. В сторонке от наглядных пособий стоит молодой стройный лейтенант со стрижкой «молодая нерпа» в готовности по сигналу иллюстрировать содержание доклада длинной указкой.
За трибуной Член Военного совета флотилии, запинаясь на каждом предложении, путая подлежащие и сказуемые, вовсе теряясь перед деепричастными оборотами, излагает доклад. Как подьячие в присутственном месте, верноподданнически скрипят перьями офицеры политотдела.
Ибо высшая степень подхалимажа состоит в том, чтобы добросовестно законспектировать доклад начальника, который ты же ему и подготовил.
Возбуждение постепенно овладевает массами.
Нетерпеливо ерзают задницами по бархатным обивкам стульев новички, их глаза лихорадочно горят в предвкушении удовольствия. Как правило, они в звании капитанов 3 или 2 ранга, попали сюда впервые, по ходу доклада спешно корректируют тезисы выступлений, закладывая в них аргументы, надеясь показать в выгодном свете свою служебную деятельность и рвение. Этим они и подставляются Членам. Те, заслышав нотки славословия, стряхивают из себя сонливость, поднимают лысые или коротко остриженные головы, приходят в состояние эрекции, чем напоминают своих собратьев из штанов. Что тут начинается, страшно представить. Все Члены загоняют ему в зад шпильки, занозы. Да поглубже, да с проворотом.
Выступающий узнает о себе такое, чего и не подозревал. Ему указывают на недостатки и недоработки, грозят неполным служебным соответствием, снижением в воинском звании, партийным взысканием и другими приемами садизма.
Только тертые калачи, капитаны 1 ранга, опытные, не раз участвующие в подобных мероприятиях, расслаблены. Они настроены сами получить удовольствие и доставить его, насколько возможно, Членам и остальным присутствующим. Снисходительны, ироничны, с блуждающим похотливым взглядом выходят они на трибуну. Будут продемонстрированы самобичевание, скотоложство, словоблудие, мастурбация и инцеста в виде самокритики, разоблачения собственных недостатков и промахов. Не обойдется без минета в лестных словах в адрес Членов Военного совета. Непременно найдутся у них и резервы, заимствованные из административной Камасутры, которые помогут в будущем «улучшить, исправить, достигнуть и искоренить...»
Всеобщий экстаз и бурный коллективный оргазм - кульминация заслушивания такого извращенца.
Счастливчик благодарит за внимание и обращается к председательствующему - командующему флотилии со словами словами «Прошу разрешения товарищ... у меня там...».
«Добро» - благосклонно кивает тот головой, и виновник угасающего экстаза выскакивает из зала, перепрыгивая через две ступени внутренней лестницы, спускается вниз, выскакивает из штаба, хлопает дверцей «уазика», чем пугает водителя, уснувшего под рокот работающего двигателя (холодно!). Разместившись на переднем сидении, просовывает руку в красную бархатную петлю и командует: «Вася - вперед!».
Решения Военного совета никогда не выполняется, они аккуратно оформляются, подшиваются в толстые папки и сдаются в архив.
Главное, чтобы на повестки дня заседаний ВС в течение года выносились все животрепещущие вопросы: меры по поддержанию боевой готовности, о состоянии воинской дисциплины, о качестве боевой подготовки, о росте профессионального мастерства, задачи по подготовке к зиме, меры по повышению бдительности и т.д.
Петр Иванович во время рассказа раскраснелся, движения его стали резкими, глаза заблестели. Он явно переживал те, оставшиеся в прошлом ощущения. Умолк, сделав паузу.
- Ну вот, так о чем это я? - спрашивает Петр Иванович и тут же, не дожидаясь ответа, продолжает.
...После очередного такого заслушивания начальник ПРЗ (плавучий ремонтный завод) капитан 1 ранга Семен Николаевич Ветриченко, бывший механик атомохода, грамотный инженер и крепкий хозяйственник, выполнив в соответствии с ранее описанным ритуалом все действия, сел в автомобиль и скомандовал: «В Малую!». В Губе Малая Лопаткина базировались плавмастерские ПРЗ.
Навстречу, оставляя за собой шлейф снежной пыли, подпрыгивая на ухабистой дороге, словно мячик, лихо катил такой же «уазик». Поскольку в снегу была только трехколесная колея, одна из машин должна была свернуть в сторону, чтобы обеспечить безаварийный разъезд.
- Мигни ему! - приказал водителю Семен, не любивший уступать кому-либо дорогу.
Водитель мигнул, но встречный «уазик», не успев отвернуть, задел бампером левое заднее крыло боевого коня Семена Николаевича. После чего его развернуло поперек проезжей части. Двигатель, чихнув раза три, заглох.
Ветриченко выкатился из своего «уазика», обошел его и застыл, как валун у пассажирской дверцы виновника происшествия. Невысокого роста, с наметившимся брюшком, коренастый, он казался осколком, отвалвшимся от ближайшей сопки. Проспиртованная физиономия бульдога и красные, навыкате, глаза выражали готовность к разговору в границах флотской вежливости.
Дверца распахнулась, из нее, путаясь в длинной шинели, вывалился капитан 2 ранга Иосиф Рафаэльский, недавно назначенный заместителем командира РТБ (ракетно-технической базы) по политчасти. Высокий, худой, нескладный он застыл в нелепой позе, продолжая удерживаться правой рукой за свою «висельную» петлю, отличавшуюся только тем, что была она зеленого цвета. От внезапности случившегося пальцы его свело судорогой, а потому всякая возможность освободить их из удавки отсутствовала.
Начало диалога было весьма миролюбивым.
- Куда ты, ...твою мать, несешься, как мышь после аборта? - хрипло спросил Ветриченко.
- Тарищ капитан 1 ранга! На Военный совет спешим! - бодро отрапортовал Иосиф.
- Зачем? - вяло поинтересовался начальник ПРЗ.
- Меня там слушать будут... Назначено. - Замполит заметно волновался, из чего следовало, что к дебюту в роли заслушиваемого на Военном Совете его психологически никто не подготовил.
- Хм... - зашевелились морщины на лице Ветриченко - Тоже мне, соловей выискался. Слушать его будут. Е...ать тебя там будут! Понял?
Капитан 1 ранга смачно плюнул себе под ноги, четко развернулся на каблуках, как крылья ворона, взметнулись полы его черной шинели и он, поскрипывая снегом, зашагал к своему «козлику».
Рафаэльский растерянно смотрел ему вслед...

- Вы думаете, сейчас что-то изменилось? Нет! И не изменится, потому что платонический гомосексуализм - это образ жизни российских чиновников, и военных, и штатских. Достаточно посмотреть по телевизору, что происходит на заседании правительства, послушать министров или губернаторов, когда они отчитываются перед президентом. Только низы не желают их понимать, потому как консервативны. Придерживаются традиционной ориентации, не хотят подставлять свои тощие задницы. - заключил Петр Иванович.
Я не стал с ним спорить.
Что с него взять?
Зануда.

Все молдодые люди, только что закончившие военные училища и пришедшие на флот, по крайней мере на год, лишаются своего ФИО, ибо на означенный период, фамилия им всем, а заодно и имя с отчеством - полупрезрительное "лейтенант".
И посему:
- Лейтенант!
- Я.
- Идите сюда.
- Я здесь.
- И чего вы тяните?
- С чем?
- Вы тут дебила из себя не стройте.
- ???
- Не моргайте на меня глазами, лейтенант,не гоняйте ветер! Вы написали?
- Что?
- Хер во что! Рапорт, конечно.
- Нет. А о чём?
- Нет, дебила, вижу, вы из себя и не думали корчить. Вы - он и есть. О приёме дел и обязанностей, естесственно.
- А как его писать?
- Рукой, бл*ть!
- ???
- Запоминай, лейтенант. Пишешь на имя командира. Рапорт. Я, такой-то грёбанный лейтенант, принял дела и обязанности инженера группы дистанционного управления, номер такой-то. Дивизиона движения. Боевой части пять. Число, подпись.
- Товарищ... А как же... (не успевает закончить)
- Х*як же! (обрывает). Ты пойми, дурошлёп. Деньги тебе будут начислять с того момента, когда выйдет приказ по кораблю. А его напечатают только по твоему рапорту. Бегом давай! Жду три минуты.

*Через три минуты*

- Товарищ, вот написал.
- Так. Ага...ага... Ну и почерк у тебя, лейтенант. Кроме хера в руках держал чо-нибудь?
- ???
- Чо вылупился? Не каллиграфический говорю у тя почерк. Боюсь как бы кэп не завернул. Ну ладно, попробую.
- Товарищ.
- Ну, чего тебе?
- А акт приёма-передачи когда писать?
- От ты грамотей, блин. Я ща обоссусь с тебя. Какой нахер акт?
- Ну как же? нас в училище так учили. У меня же теперь заведование будет и имущество. Водно-химическая лаборатория, например.
- Поросятам хвосты крутить тебя учили! Знаток что ли? Так вот, лейтенант, все свои училищные знания, а заодно и эту лабораторию, да и вместе с собой, убогим, смело можешь засунуть под юбку гордому шотландскому воину с задней стороны! Во-первых, ни у кого и ничего ты принять не можешь. Ибо, не у кого. Небыло у нас до вас инженеров. А во-вторых, дурила, ты уже принял дела и обязанности. Понимаешь??? И дела и обязанности!!! А значит - и всё имущество виместе со своей любимой лабораторией.
- ???
- Что за грусть в очах ясных? Да не ссы ты. Все через это прооходили. Да и мы все тут, твои старшие товарищи. Поможем. Мы ж теперь - одна семья!
- ?!?!
- Вот...Так-то лучше. Свободен. По распорядку.

Вот так принимал дела один из четырёх лейтенантов, пришедших в том году на "Урал", Димка Лепёшкин. Также принимал их и я и ещё два наших одноклассника. А вернее, лейтенант, лейтенант и лейтенант.

А теперь, дорогие мои, те, кто не знает, почитайте воинские уставы и руководящие документы, в тех местах, где объясняется, как должно принимать молодому офицеру свои обязанности и дела.
Прочли?

Посмотрите в иллюминатор. Там - бакланы. Выбросьте всё, что вами только что вычитано из тех умных книг им. Они любят фантастику и будут вам благодарны...

===========================================
Всех с наступающим новым годом!
Всем удачи и счастья!
===========================================

О пользе дедовщины...
Навеяно обсуждением истории от 29.12
Настоящей махровой Дедовщины я отведал в незначительном количестве в короткий промежуток времени ... но сейчас не об этом.
Первые две недели, (КМБ, присяга и пр.) служил я относительно спокойно. Издевательств не было, деньги не отбирали, еду из дома сожрали сами - сержанты даже после долгих уговоров отказались ее взять, так их вздрючили по поводу молодых. Страшилки об избиениях, унижениях, загубленных жизнях казались глупым вымыслом - хотя раем это место назвать не взялся бы никто из нас.
Так вот. Чмурко в шинели, огромной шапке, и Х/б образца времен царя Гороха - я, и еще одно похожее чудище, заступили в свой первый наряд, дневальными по роте. Плохо выучены обязанности дневального, криво пришит отвратительно отстиранный подворотничок...
После отбоя сержант отправляет второго спать, а меня мыть туалет. Особенностей никаких, кроме одной: солдатские сапоги оставляют на красно-белых квадратиках кафельной плитки очень неэстетичные черные полосы. Все бы ничего, но инструмент - щетка д\к и кусок вонючего мыла, эту заразу ну никак не оттирает.
После исполнения танца "маленького, но очень старательного лебедя" убеждаюсь: дежурный пошутил, эти полосы начерчены здесь давно и навсегда, и эта задача - не очень умная шутка, нормального, впрочем, старшего товарища по службе. Обращаюсь к нему: "Товарищ сержант, не отчищается". Подойдя к месту боевых действий, он чешет в затылке: "Как бы тебе правильно объяснить. Тут нажим хитрый нужен. И воды больше, и пена гуще". Берет щетку, и О ЧУДО!!! из-под щетки появляются чистейшие квадраты кафеля.
Танец лебедя сменился на краковяк в исполнении орангутанга с нездоровой психикой. На полу было много воды, мыла, моего пота и полосы, полосы, полосы. Через некоторое время недовольный сержант сделал еще одну попытку научить бестолкового хитрой военной мудрости. Когда через час я с подгибающимися от усталости коленками, попытался объяснить что у меня, наверное, ноги не такие, и может ну его вообще нах, и так сойдет, на лице дежурного отразились нехорошие мысли.
Его вопль рикошетировал от стен, зеркал, умывальников, накрывал со всех сторон, бил по барабанным перепонкам. Если убрать все могучие идиомы из этого акустического шторма ? смысл сводился к следующему, что через ДВАДЦАТЬ минут он будет удивляться чистоте пола в данном помещении, а если этого не ПРОИЗОЙДЕТ!!!... Свою пламенную речь сержант закончил достаточно увесистым тумаком в лоб через шапку. Больно не было, было обидно и страшно. В мгновение из старшего товарища он превратился в безжалостного и бессердечного изувера, страшилки об избиениях, унижениях, загубленных жизнях больше не казались глупым вымыслом.
Мама моя. Ну почему я отказался воспользоваться отсрочками, отмазками, помощью военкома. Какой я был дурак, что хотел пройти эту школу жизни настоящих мужчин... Может упавшая на пол скупая слезинка произвела эффект катализатора, может удар по голове поправил кривые мозги, но после сорока минут "пародии на хромающего носорога" я кое-как довел цвет полос на полу от черного до светло- серого. На полу подленько хихикали два небольших пятна абсолютно чистого кафеля. Дежурный, недовольно бурча под нос всякие непристойные выражения про уродов, которых понабирали в армию, отправил меня спать.
Прошло полтора года. Отлично подогнана форма нового образца, подшива сверкает белизной и идеально пришита, шапка сидит по последнему писку армейской моды, обязанности дежурного может рассказать с любой буквы, абзаца, страницы. Это я, и еще две отрыжки мухосранского военкомата в форме курсантов, заступают в наряд по батарее. Ночью как обычно надо обеспечить уборку туалетов. За грязные полы в туалетах меня будут сношать в особо извращенной форме, и перспектива поспать, как положено с 9 до 13, накроется медным тазом. Это дневальный не должен пропустить ни секунды четырехчасового сна, а дежурный существо ответственное, и отвечать оно будет по полной программе.
Ставится задача дневальному, выдается инструмент. Сижу за столом сочиняю конспекты по строевой и прочие проявления военной бюрократии. Через час из туалета, появляется крайне взмыленное чучело и пытается объяснить глупость моей шутки по поводу полос на кафеле. Параллели я уже провел (вспомнил себя полтора года назад), показывая - объясняю: ?Тут нажим хитрый нужен. И воды больше, и пена гуще...?.
Я знал, что это не поможет, я не был зол на этого нормального парня из российской глубинки, издевательства, что мы с товарищем получили в один из не очень длинных периодов службы (две адские недели командировки в другую часть, через три месяца после призыва), я не собирался переносить на других. Я вообще против насилия над другим человеком но...
Рев раненого в зад Тарзана, заставлял дрожать зеркала и съеживаться под одеялами спящих курсантов. От молний из глаз начали тлеть бычки в помойном ведре. Заранее подготовленным аллегориям позавидовал бы Ходжа Насреддин. Матюгальник на столбе загнулся от осознания собственной никчемности.
После полученного удара в лоб (не сильного), дневальный за час сумел превратить черный налет на полу в жалкое подобие требуемой чистоты. В два ночи я отправил его спать, всячески помянув его кривые ноги. Все в мире циклично - на серенькой от полос плитке, одиноко блестело небольшое чистое пятно...
Обучение другого дневального во втором туалете уже не давило так на совесть. К сожалению, другого способа я не знал...

ЗАЩИТИМ ОТЕЧЕСТВО!
("Братским" взаимоотношениям России и Украины посвящается...)

Морозным, но безветренным зимним утром по натоптанной дорожке от штаба, где останавливался рейсовый автобус, шел в направлении своей лодки к дальнему пирсу офицер средних лет. Сегодня он должен заступить на вахту дежурным по лодке. Делать этого ему совсем не хотелось. Да и когда и кому хочется оставаться на сутки на железе? А сегодня, к тому же, праздник - день рождения нашей кормилицы, нашей лодки, а проще говоря, день корабля. И весь экипаж будет веселиться, и праздновать на берегу. А капитану 3 ранга Мишке Арбузову сидеть здесь. Вот и идет он к своему пирсу медленно и грустно.

- Вовремя, вовремя, молодец, мужчина, уважаю, - кричит ему, завидевший Мишку из далека радостный сменяющийся дежурный Вовка Филиппов, начальник химической службы и тоже кап-три, - Пошли уж в каюту, согрею тебя, у меня есть чем.
Они спустились вниз, зашли в каюту к начхиму. Тот налил по стопкам разбавленный спирт. Сообразили чего-то из еды.
- Ну, давай, с праздником, начхим, - поднял свою рюмку Мишка.
- Ага, давай.

Они чокнулись и выпили. По Мишкиному телу с мороза тут же начало разливаться блаженное тепло. Разлили, не закусывая, по второй.
- Что слышно на берегу? Все ли сегодня в кабак идут? - интересуется Вовка.
- Вроде все.
- А «любимый» мой старпом Марат Интыкбаев тоже пойдет?
- Я не знаю. Вчера нашего механика Женю Петренко видел. Так тот говорил, что вроде все наше начальство собирается. И он сам, и Марат, и заместитель Сергей Витальевич Крупеник.
- А что командирушка наш?
- А что Бровчук? Тоже, естественно, будет. Надо ж кому-то столом руководить.
- Ну да, ну да. Ну, давай по второй. Выпили еще раз, поздравив любимую лодку.
- Ну, давай по третьей за русский флот, и покурим, - говорит Вовка Мишке.
Выпили. Поднялись наверх, закурили.

- Слышь, пока не забыл, - вдруг вспоминает начхим, - Вчера на разводе вахты дежурный по соединению, командир соседней лодки, капитан второго ранга Опанасенко, сказал, что завтра рабочие с завода приезжают по каким-то вашим механическим схемам. По каким и что им конкретно надо, я не знаю. Ты уточни у соседнего командира БЧ-5 Игоря Бойко, он по живучести стоит, должен знать.
- А если не знает?
- Ну, тогда после обеда в базе будет начальник электромеханической службы капитан первого ранга Малий. Вот ему и позвони - он тебе точно скажет.
- Ладно, разберемся.

Они опять спустились вниз - оставалось еще полбутылки.
- Ну, давай выпьем во славу русского оружия и русского ядерного флота.
Они выпили и только теперь стали закусывать.
- Слушай, Вован, сегодня ж не только день нашей лодки, сегодня день защитника отечества. Я слышал, Бровчук хочет позвать командира соединения Еременко. Так что ты уж там держись, не напивайся сильно.
- Еременко? Вот, блин, он бы еще командующего флотилией вице-адмирала Литвиненко позвал, - сказал чуть расстроенный начхим, - На фига он там нужен?
- Ну, давай с днем защитника Отечества!
- Давай!

Они выпили еще. И пошли у них неизбежные мужские военные разговоры. Вспомнили старое, много и с чувством смеялись. Вспомнили и то, как недавно, их штурман, стоящий дежурным по кораблю, Игорь Смоляк, встречая комиссию штаба флота, во главе которой был командующий флотом вице-адмирал Захаренко, видно от избытка переполнявших его чувств, назвал адмирала капитаном второго ранга. Вспомнили многое другое.

Прощаясь до завтра, они стояли на пирсе, обнимались и клялись друг другу в бескрайнем уважении, граничащем временами с любовью.
Через час они, поздравив еще раз и себя и всё соединение с их днем корабля и с 23-им февраля, простились. Один остался у трапа, проводив друга, и вытирал выступившую слезу гордости за Русский флот. Второй, покачиваясь, удалялся по той же, протоптанной тысячами военных ног, тропинке.

Они были счастливы.
А как же, ведь сегодня день рождения их лодки!
Ведь сегодня день защитника Отечества!

Сегодня день защитника России!