«Четыре года рыскал в море наш корсар»....

Ну не четыре, конечно, нет, «всего-то» шесть месяцев... с одним заходом ...
И вот - телеграмма долгожданная: «Вам сняться, следовать, проливы пройти...»
Это значит - все. Окончательно.
Проливы заказаны - уже не продлят, срок определен - так по «Соглашению о статусе Черноморских проливов»... Хороший город Монтрё в Швейцарии, и год 1932 -тоже хороший. Как подписали - так и живем....
То есть - кончилась боевая.
... «В боях и штормах не поблекло наше знамя»....
Не поблекло.
А что?
Задачи - все порешали. И неплохо. Хоть порой и на голодном пайке сидели, и ракеты по погребам врукопашную таскали.... И за авианосцем следили... с нашим-то ходом и локацией. Нет. Не поблекло. Хорошо отслужили. И народ в общем-то не подвел...
«Мы научились штопать паруса, и закрывать пробоины телами»....
Ну конечно - не совсем - а ведь многому научились. Уж по крайней мере, экипаж - тот, что шесть месяцев назад - и тот, что сейчас - разница.
Ладно.
- Мостик - командир!
- Есть!
- Учебная тревога. Корабль экстренно к бою и походу приготовить!
- Есть!
Аж в трансляцию чувствуется, что улыбается. Улыбайся. Кончилась.
Все знают, все ждали.
Дзин... Дзин... Дз-з-з-з-з.....
- Учебная тревога! Корабль экстренно.....
«На нас глядят в бинокли, трубы сотни глаз»....
Что она прицепилась, песня эта....
Глядят...
А ведь и пусть поглядят!
- Мостик - командир! Трансляторщика ко мне!
- Есть
...
- Товарищ командир, матрос Постнов...
-Коля, у тебя Высоцкий есть? Песня про корсара?
- Есть
- Сейчас пойди, приготовь - и по моей команде - по верхней палубе врубишь.
- Есть.
Аж пыль из-под копыт. Улыбается. Ну и хорошо - вместе поулыбаемся.
Пора на мост.
- Смирно! Товарищ...
- Вольно! Давайте, давайте, по плану.
«И видят нас от дыма злых и серых....»
А вот уж фигушки.
Ну а пока - как там... Телеграф сдали. Проверить. Утвердить ход. Машина готова. Часы и курсоуказатели сверены. Локация.
- Штурман, нанеси-ка на планшет позицию в точке поточнее.
- Есть
Переглядываются. Не понимают пока. И хорошо.
Так. Якорь выберем - вперед - потом так... так... - и потом - сюда... Нда-а-а, за песню - не успеем, но...
- Корабль к бою и походу готов!
- Есть! Боевая готовность - два. Машине готовность к даче хода - немедленная, рулевому, радиометристам, боцкоманде от мест не отходить. Экипажу переодеться в первый комплект рабочего платья. Через десять минут - построить по большому сбору.
...
- Товарищ командир. Экипаж по большому сбору построен!
- Есть. Экипаж построить по правому борту, от юта. Интервал - полметра. Офицерам, мичманам - построиться на правом крыле ходового мостика.
- Есть!
- Пошел шпиль.
Построились. Ну -
«Но никогда им не увидеть нас - прикованными к веслам на галерах»....
- Якорь встал!
- Якорь чист!
- Обе вперед средний!
- Сигнал «Благодарю за пожелания» - до места!
- Сигнал до места.
Отреагировали. «Желаю счастливого плавания» на всех в точке...
Ну-ну... ну-ка...
- Рулевой - право десять. Держать на якорь-цепь танкера.
- Есть.
Сейчас, поближе, поравняемся....ну -
- Трансрубка!
- Есть
- Врубай!
И на всю точку, во всю мощь трансляции верхней палубы захрипел торжествующе Высоцкий -
«Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза,»....
-Проходим танкер.
Так, теперь - левее, вдоль сторожевика, и еще левее - к эсминцу -
А Семеныч все рвет душу:
«чтоб не достаться спрутам или крабам»...
А мы - дальше, мимо буксира, плавмастерской...
«Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах - мы покидали тонущий корабль...»
Все. Теперь - курс - норд. Нам - на север. Все время на север.
- Экипаж отпустить. Действовать согласно распорядка.
...
Тогда я не знал, что ухожу с флотилии в последний раз.
И больше не увижу синей воды Средиземного.
И вообще флотилии скоро не будет.
И много чего не будет.
«Мы покидали тонущий корабль....
Но нет, им не послать его на дно. Поможет океан, взвалив на плечи.
Ведь океан-то с нами заодно.
И прав был капитан - еще не вечер».

N163 А.Бешкарев
“Байки старого прапорщика”

Холодильник.
В Афганистане при почти постоянной жаре военнослужащие из стотысячного контингента советских войск пытались любым способом добыть себе прохладу: копали арыки под журчащие ручьи и углубляли пруды-бассейны, накрывали парашютами и маскировочными сетями все что возможно, создавая тень. Умельцы ремонтировали постоянно ломающиеся кондиционеры Бакинского завода и приспосабливали любые электродвигатели под самодельные вентиляторы. Самыми примитивными приспособлениями для выживания в жаре были - сырая простыня, которой накрывались при индивидуальном пользовании и так называемый "вертолет" для коллектива, когда дневальный крутит влажную простыню над головой, разгоняя вязкую пыльную жару в казарме или палатке.
А технарям-связистам достался в конце длинной цепочки обмена разбитый и прострелянный в трех местах финский холодильник "Розенлев". Когда-то, еще до ввода советских войск, он принадлежал нашим специалистам-ирригаторам, работавшим в Афганистане. Через две недели, опять же в результате многочисленных обменов нашелся газ фреон и исправный движок от старого холодильного прилавка из военторговской автолавки, разбитой в начале восьмидесятых годов прямым попаданием мины. Дырки от пуль заклепали, перекошенную дверь выровняли, и открываться она стала за стальную ручку от снарядного ящика. Отсутствующую термоизоляцию заменили кусками пенопласта от упаковок противопехотных мин. Так как полка в холодильнике уцелела всего одна, все остальные заменили железными ящиками из-под пулеметных патронов. Ремонт удался на славу. Холодильник, включая компрессор, рычал как лев, оправдывая часть своего названия. Советский двигатель сильно выступал из не приспособленной для него финской ниши. Но работал, потому что ремонтировался с любовью и инициативой, со славянской смекалкой. И «обмыт» был обильно всеми участниками обменов и ремонта. Единственным недостатком оказалось то, что за два часа работы холодильник полностью заморозил все, что было в него положено: лопнули четыре бутылки с дефицитной минералкой "Боржоми", вздулись железные банки с сухпайным томатным и яблочным соком, десяток луковиц по твердости стали напоминать камни на черноморском пляже. А половинкой сладкой бухарской дыни можно было забивать гвозди, либо отбиваться от душманов.
Оказалось, прапорщик по званию и ремонтник-универсал по специальности Вася Бойко не смог найти замену неисправному терморегулятору. Но, придя на проверку результатов совместного труда и в надежде на дополнительную кружку самогона, посоветовал: "А вы дверцу полностью не закрывайте, и температура в холодильнике будет нормальной". Так и работал тот полувоенный советско-финский холодильник в афганской жаре со спичечным коробком, вставленным между дверцей и корпусом. А чтобы коробок не падал и не терялся, его привязали за ручку на дверце шелковой стропой парашютика от осветительной ракеты. Через год при выводе войск загрузили солдаты этот холодильник в КАМАЗ с остальным армейским имуществом, но в Советский Союз к новому месту дислокации части он не доехал. Где-то потерялся, исчез в песках южных Каракумов то ли еще в Афганистане, то ли уже за Амударьей. Так и стоит где-нибудь под навесом в афганском городишке, либо в узбекском кишлаке и превращает в лед все, что в него запихнут теперешние хозяева. И который год, наверное, сыплются всяческие проклятия на головы советских солдат за купленный у них по дешевке этот старый, покрашенный как танк, дурацкой зеленой краской, холодильник.
1.07.97

Стекольщики
Новенькие модули - сборные домики из многослойной фанеры, поступали в военные части, расположенные в Афганистане из Союза. Их привозили на КамАЗах, а иногда и большими транспортными ИЛами в разобранном виде и уже на месте собирали-монтировали в большие и малые корпуса. В собранные модули проводили электричество, связь, красили снаружи, клеили обои внутри и, как могли, облагораживали их, согласно боевому предназначению.
Уже с десяток дней Федюня с Борисычем работали с новенькими модулями, две недели назад поступившими в часть. Позади разгрузка, монтаж, укрепление в проёмах тяжёлых оконных рам со стёклами. Осталась приятная лёгкая работа - клеить обои, красить полы. И, конечно, эту работу хотелось растянуть на возможно большее время, чтобы передохнуть и отвлечься от бесконечной рутинной службы, чтобы не бегать очумелой тенью по всей части, выполняя очередное поручение скучающего офицера.
В отличном настроении Федюня плюхал в жестяной тазик с разведённым обойным клеем валик, насаженный на длинный деревянный черенок и, распевая весёлую похабную песню про плывущие по реке две дощечки, промазывал, прокатывал первый слой клея на стены, подготавливая их под наклейку обоев.
Борисыч подготавливал обои - аккуратно отрезал бумажную кромочку у раскатанных рулонов, нарезал полотно обоев на нужную длину, подгонял рисунок, отмечая что-то простым карандашом, который, чтобы не потерять, как заправский плотник, после разметки отправлял себе за ухо.
Федюня в очередной раз плюхнул валик в таз с клеем так лихо, что Борисыч отвлёкся от своей работы и, недовольно качая головой, попытался утихомирить разгулявшегося друга:
- Федюня! Поаккуратнее! Чего ты так размахался?
Беспечный Федюня в ответ спел куплет о том, как из Чугуева по волне плыл утюг.
- Не к добру ты чего-то развеселился, - проворчал Борисыч.
- Тю! - лихо сплюнул в таз с клеем окурок с губы Федюня. - Ты чё запуганный такой? Обои клеить - не стёкла вставлять.
Про стёкла Федюня сказал не просто так. На колонну, которая подвозила модули в часть, было нападение. Обошлось без потерь, но душманские пули перебили много стеклянных полотен, которые и без того были в жутком дефиците. Федюне с Борисычем пришлось явить чудеса фантазии и мастерства для того, чтобы из остатков стекла, из запасов, которые ещё оставались в полку, из выпрошенных в других частях обрезков, вырезать нужные стеклянные размеры и повставлять в пострадавшие от нападения рамы.
Поэтому Борисыч, припоминая ломоту в спине от напряжённой работы, предупредил Федюню:
- Ты поосторожней всё-таки!
- Ветер мне фигачит в харю, а я весело ... - Федюня начал было весёлую поговорку, о том, что, несмотря на ветер прямо в лицо, он всё равно упорно идёт к цели, но, поворачиваясь всем корпусом к Борисычу, закончить её не смог. Последние слова поговорки заглушил звон стекла, высаженного концом длинного черенка.
В наступившей тишине на замершую в нелепой позе, съёжившуюся фигурку Федюни обрушился матерный рёв Борисыча.
Легче в Афганской пустыне найти плавательный бассейн, чем кусочек оконного стекла.
Вдобавок ещё накануне над головой у Федюни и Борисыча целый день висел рыжий майор Ерёменко. Он нудил о дефиците, призывал резать стекло осторожно и заклинал, чтобы вставляли в рамы вырезанные полотна без потерь. И вот...
Откричавшись, Борисыч пожалел сникшего Федюню:
- Ладно, весельчак... Что делать будем?...
Вопрос не праздный. Чесали затылки, курили, думали. Федюня искоса с надеждой тихонько поглядывал на Борисыча, понимая, что сам что-то путное предложит навряд ли.
Борисыч хмыкал, качал головой, хмурился. Федюня совсем уж было собрался отнести повинную голову на растерзание огненному гневу майора Ерёменко, как Борисыч толкнул его локтем в бок.
- Эй, стеклобой? Ты слышал, как майор говорил, что следующие модули придут к вертолётчикам?
- Ну?
- Не нукай, не запряг! Когда они ожидают их?
Оживившийся было Федюня сник. Он понял идею друга - выпросить, выклянчить, обменять, украсть в конце концов стекло у соседей, когда они получат свои модули. Получат они их только послезавтра. А Ерёменко домики принимать будет завтра. Завтра-то чего делать? Пока соседи получат стекло, от Федюни с Борисычем майор и пыли не оставит! Федюня аж заскулил:
- Хоть бы в рейд, что ли ночью сорвали!
Борисыч плечом подтолкнул друга:
- Не кисни, матросик! У меня идея есть! - неторополиво прикурив, продолжил, - Ну-ка, скажи мне, модули у нас все стандартные, все одного размера?
-Да. Да ты это лучше, чем я знаешь,- удивлённо подтвердил Федюня.
- Ага! Значит, и оконные рамы во всех модулях одинаковые? - хитро блестел глазами нашедший выход Борисыч.
- Ну конечно, - зашевелилась надежда в сердце Федюни.
- Так вот, слухай сюды!
И друзья горячо зашептались голова к голове, решая, как выкручиваться из ситуации и спасаться от гнева рыжего майора.
Наутро Федюня с Борисычем докладывали о законченной работе. В новеньком модуле были поклеены обои, выкрашены полы и праздничным блеском сияли целые стёкла в оконных рамах.
Даже придирчивый майор Ерёменко, принимавший работу, не смог сдержать довольной улыбки:
- Вот. Можете ведь, когда захотите! Поменяйте перегоревшие лампочки в штабном модуле и в кубрике у замполита Губарева, и можете отдыхать.
-А ключи? - уточнил задачу Борисыч.
- Ключи - вот они. Замполит сейчас в Кабуле, будет только завтра.
- Бог есть и он велик и милостив, в том числе к баранам - стеклобоям, - перекрестился Борисыч, когда они вышли из модуля.
- Федька, быстро!
Замена лампочки сопровождалась ещё и тихоньким постукиванием, потрескиванием штапиков и характерным поскрипыванием вынимаемого из рамы стекла.
- А теперь - бегом! - шепнул Борисыч, и две тени неуклюже, стесняемые стеклянным полотном, заковыляли к штабу. Борисыч подмигнул дневальному:
- Видал? Я своему слову хозяин. Вот, возвращаю в целости и сохранности.
У дневального явно с души свалился камень, когда на вечернее совещание начали собираться офицеры, и у него отпала необходимость выкручиваться с правильным ответом на вопрос «а куда же подевалось стекло?».
Вытягивая шеи, Федюня и Борисыч выглядывали из-за угла, наблюдая, как собираются офицеры на совещание и прислушиваясь, не раздастся ли матерный крик комбата. Да нет, всё было тихо. Значит, никто не заметил следов того, что стекло вынимали и вставляли заново. Уж было совсем набрал воздуха в лёгкие Борисыч, чтобы облегчённо выдохнуть, но, поглядев прямо, обмер и чуть не задохнулся. Прямо на него шёл торопясь на совещание неизвестно как и откуда взявшийся тот самый замполит Губарев, который должен был быть из Кабула только завтра, и в чьём кубрике они с Федюней только что стащили стекло. Борисыч двинул Федюню в бок так, что у того что-то гукнуло внутри.
- Ё! - только и смог выдавить Федюня.
- Пропали, - прохрипел Борисыч. - Федька, сукин сын! Из-за тебя башку нам сорвут сегодня. Думай быстро, где взять до утра стекло. Да так, чтобы через час оно уже у замполита в кубрике стояло!
От испуга и неожиданности Федюня начал заикаться, причитать и метаться из стороны в сторону. Замполит увидит, что нет стекла, поднимет шум, будет нудить о том, что это идеологическая диверсия... Угроза расправы была такой реальной, что Федюня сообразил, как спастись.
- Знаю! - внезапно остановившись, прошептал он.- Знаю! Жалко, правда, денежек, да потерять можно больше.
Пробравшись через небольшой плац, прокравшись за огромной палаткой, в которой располагалась столовая, за большим деревянным сортиром на двадцать очков, они вышли к небольшому пустырю.
- А теперь бегом!
Пробежав по прямой сто метров, отдав все свои запасы афошек, с большим трудом объяснив, что нужно, с подкрадыванием и прочими приключениями, в афганской крепости у сорбозов купили кусок стекла. Стекло было неровное и меньше по размеру, чем нужно, но это было хоть что-то...
Федюня вздыхал и сокрушался о своём банкротстве, Борисычу было досадно - что из-за Федюниной беспечности мучаются, и вопрос ещё не закрыт. Не дай Бог сейчас их ещё прищучит кто-нибудь с этим стеклом, шастающих в неположенное время в неположенных местах! Борисыч чуть рукой не махнул от отчаяния, да руки стеклом были заняты.
Втихаря, обливаясь холодным потом от скрипа стеклореза, от звонкого щелканья при постукивании по линии разделения, замирая при резком «отламывании» отрезанных кусочков, наконец-то, с грехом пополам получили из «афганского» куска более - менее подходящий «прямоугольник». Борисыч посмотрел на полотно, кривобокое оттого, что у стекла была маленькая площадь, и по диагонали остались неровные пустоты, сплюнул от отвращения и приказал:
- Поползли.
Никуда они, конечно, не поползли, а, удерживая некрасивый отрезок, поковыляли в кубрик к Губареву.
Дело мастера боится, и через время кривобокое стекло было установлено на место краденого.
- Дальше чо?- спросил «стеклобой», не смея взглянуть на друга, нахлебавшегося от Федюниных хлопот.
Борисыч пожал усталыми плечами и мотнул головой в сторону палаток - «отдыхать».
- А! Чуть не забыл. Ключи отдай майору, видел, этот-то - замполит приехал. Надо ж ему где-то спать?
Федюня кивнул и убежал.
Борисыч, едва не падая от усталости, добрался до своего места и повалился на койку.
Федюня поспел как раз к окончанию совещания, доложился майору Ерёменко, получил новый приказ, и со всех ног кинулся его выполнять.
Рано утром после подъёма у Федюни было прекрасное настроение в отличие от невыспавшегося хмурого Борисыча.
Он «бумкал» весёлую популярную песенку Челентано, насвистывал и чуть не приплясывал, поглядывая на хмурого друга с видом: «А вот я знаю, так знаю!»
- Чо? - спросил Борисыч, знавший Федюню, как облупленного.
- Борисыч, ты был прав! Бог есть, и он, правда, милостив! Знаешь, что вчера случилось?
- Ясен хрен, не знаю, - окрысился Борисыч. - Я твоей милостью вчера так наломался, что вырубился до утра. Едва - едва хватило сил таки встать и раздеться.
- Я пошёл рыжему ключи отдавать, а он приказал мне... - сделал эффектную паузу перед сюрпризом Федюня. - Приказал мне отдать ключи прапору Мерзликину.
Борисыч вскинул глаза на ликующего друга, не понимая ситуацию до конца.
- Херня какая-то! Куска в майорский кубрик? Зачем?
- Хохма вот в чём. Мы с тобой модуль где закончили вчера? Вон там, - показал рукой Федюня. - А замполитовский? Вон там, - указал он совсем в другом направлении. - В новом модуле будут все старшие офицеры, а конкретно Мерзликина и ещё троих прапоров со складов приказано разместить на бывшее место в кубрик замполита. Отчего замполиту и отложили поездку в Кабул. Это вчера на собрании и решали. Знаешь почему? - не удержался и захохотал Федюня, - Потому что он недалеко от сортира! Замполит всех достал своим нытьём и жалобами на вонь. А Мерзликину по хрену, какой у него запах и какое у него стекло. Он вчера после «переезда» так назюзюкался с радости, что наверняка и не помнит ни черта.
Борисыч выдохнул с облегчением и перекрестился.
Прапорщик Мерзликин с трудом разлепил опухшие веки, сел на койке и, озираясь по сторонам, пытался сообразить, куда же это его занесла нелёгкая военная служба, и откуда так немилосердно дуло всю ночь в поясницу.


Сергей Скрипаль и Геннадий Рытченко.

БЕЛОМОР

> to Бегемот
> А выше всего котировался Ленинградский 1 -ой фабрики им.Урицкого. С логотипом "бабья радость" ( три пера, два яйца). Беломор фабрики им. Клары Цеткин не любил народ. Кислый какой-то был и вообще не то...
(Обсуждение истории Alexl)
----------------------------------------------------
ААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!
Мы с Борей могли, конечно, развернув трактора и прикрывшись от ветра санями спокойно пурговать несколько дней. Но до Перевалки - брошенного посреди Чукотской тундры поселка, через который проходила наша колея, оставалось километров 30, а там вселяйся в любой дом и спи не в тракторе, а как все люди, укрывшись полушубком. На солдатской койке без дужек, застеленной полосатым матрацем с желтым пятном в центре, удивительно повторявшем контуры жаркой Африки. Впрочем, можно было выбрать матрац с Австралией или Северной Америкой. Почему-то все матрацы были с желтым пятном. Вроде и взрослый народ собрался.
Потихоньку, глядя в открытую дверь кабины, - через лобовое стекло видно только пробку радиатора, - не очень быстро, в основном на первой передаче и малом газу, мы пробирались к поселку. Я шел впереди, Боря, прижавшись вплотную, старался не испортить свой радиатор моими санями. Время от времени я останавливался, Боря приползал ко мне, дверь закрывалась, и мы неторопливо дымили Беломором, оттаивая. Надо ли говорить, что это был Беломор фабрики им. Урицкого объединения Лентабак? Думаю, нет, ибо Беломор фабрики Крали Цеткин того же объединения если и курили, то только в конце весны, когда перед навигацией ничего другого не оставалось. Кто ж этого не знает?

Вы когда нибудь курили Беломор? Если нет, значит, настоящая жизнь пронеслась мимо, как сказал настоящий классик.
Беломор курится совсем не так, как сигарета. Да в общем, и не теми. Вот представьте себе - встретились случайно два старых друга. Давно не виделись. Обрадовались, обнялись, по спинам - плечам похлопали. Зашли, - тут рядом, - взяли столик. И через час у одного из уголка рта, едва держась на нижней губе свисает сигарета. А у другого строго параллельно плоскости стола, зажатая клыками, отклоненная от продольной оси морды лица на 45 градусов вправо торчит Беломорина. У вас 1 секунда на раздумья - с кем из них идти в разведку?
Сигарету достают из пачки и суют в рот. Главное - не перепутать, какой стороной вставлять.
Беломорину надо, достав из пачки, слегка размять, обязательно держа за табак, ласково дунуть в гильзу, выдувая из нее крошки табака. Только не надо это делать, как Жеглов в Месте Встречи. Я вырезал бы этот кадр. Большая Неправда в этом кадре. Дуть надо нежно. Как, отпуская, дунули бы вы на красивую первую бабочку, ясным весенним днем доверчиво севшую вам на ладонь.
Можно, конечно, постучать гильзой по пачке, но это, как правило, делают только недавно вознесшиеся от Казбека до вершин Беломора. Со скверными привычками трудно расставаться.
Отпустив бабочку, форматируют гильзу. Правильно отформатированная гильза должна передавать текущее состояние курящего.
Неформатированная гильза может свидетельствовать о крахе всех надежд и иллюзий. Это грань, за которой суицид. Не обращайте внимания, завтра пройдет само. Курящие Беломор - суицидом не балуются.
Слегка сплющенная горизонтально у конца гильза бывает по редким выходным, когда ты с утра позволяешь себе не включать с места пятую передачу, а рассинхронизировав веки, поглядывать одним глазом на слоистые облака, стелящиеся по кухне на нескольких эшелонах, прихлебывая свежесмолотый кофе. От тлеющего конца папиросы вверх поднимается струйка сизого дыма, из гильзы вниз стекает струйка белесого дыма. Курить, не видя дыма, можно конечно. Разные бывают ситуации. Но, как говаривали в прошлом веке, кайф не тот.
Гильза, горизонтально сплющенная у конца и вертикально в десяти - одиннадцати миллиметрах от конца бывает у человека, когда руки его заняты неотложным делом, не терпящим отлагательства. Например, за рулем, штурвалом или в туалете. Букет при этом приобретает слегка горьковатый оттенок, придающий восприятию мира особую четкость, а курящему помогающий не утратить сосредоточенность.
Гильза, многократно сплющенная во взаимно перпендикулярных плоскостях говорит о крайней озабоченности текущими проблемами одновременно с полной неопределенностью в способах их разрешения и в то же время требующих немедленного реагирования. Например, вам осталось отдыхать в местах коллективного охраняемого отдыха еще три года. Причем вчера вероятность, умело управляемая рукой сдающего, показала вам несостоятельность ваших надежд на превращение дефицита вашего бюджета в профицит, и в то же время сегодня вечером вам крайне необходимо погасить проценты по кредитам.
Гильза, конец которой не сплющен, а изжеван говорит о свертывании пространства - времени в точку опоры. Подробное описание требует времени большего, чем время существования нашей цивилизации и по просьбе администрации сайта будет вынесено в отдельную монографию, которая планируется к изданию в издательстве «Наука - не Жизнь».

Пурга вначале была не очень, вполсилы, шли мы, забросив груз на точку, пустые, поэтому добрались мы до Перевалки даже меньше, чем за сутки. Там уже хозяйничали едущие навстречу и тоже застигнутые пургой водила с ЗиЛ-157 Толя по кличке Толя Хохол, да пассажир его, Валера. Валера уже и печку растопил, а Толя Хохол в другой комнате поселился, сам свою печь топит. Ну и хрен с ним. Вселились к Валере.
А пурга разыгралась не на шутку. Повезло нам, вовремя выскочили. Теперь отоспимся. Дизеля на тракторах не глушим, поставили возле крыльца, Толя Хохол машину поодаль поставил и двигатель заглушил, а мы по очереди время от времени выскакивали, проверяя все ли в порядке с дизелями. В кабину залетишь, глянешь: температура - давление масла -давление топлива, потом в другую кабину и назад. Одна беда - курева мало. Унеслась в тундру наша сетка с Беломором влекомая Тихоокеанским циклоном. Сплоховал я, повесил на правую дверь, она никогда не открывается. Да ветер слева был и Боря правую ручку дернул, не зная, что там сетка висит. Осталось по пачке в кармане.
У Толи Хохла было несколько сигарет, сложили мы все в кучку, потом из окурков табак вытряхивали и самокрутки делали. Да еще к самокрутке гильзу приделывали, чтобы губы не обжигая выкурить до последней крупинки. Толя Хохол на перекур к нам приходил, мы без него не курили. Зайдет и причитает «уши пухнут». Покурим - опять к себе уходит. Как не тянули мы, а кончилась последняя крошка табаку.
И наступил голод. Да еще Толя Хохол, изредка заходя, подливал масла в огонь своими пухнущими ушами.
Боре пришла мысль, что в спинках солдатских наших коек могут быть окурки. Действительно было обнаружено месторождение с промышленными запасами, которое принесло нам десятка четыре окурков. Вытряхнув табак на газету, воспряли духом, свистнули Толе Хохлу.
Но и этот табак кончался. Боря ходил с гильзой от окурка в зубах, говорил - так легче.
Вот как-то пошел Валера дизеля проверить, и вернулся сам не свой. Оказалось, что когда он сидел в кабине, увидел Толю Хохла, мелькнувшего в свете фар - пошел к своей машине. Проверил Валера трактора, подошел к машине Толи Хохла, глядь - а сквозь стекло красный огонек светится. Курит Толя Хохол в кабине. У него в бардачке сигареты лежат, от нас прячет.
И тут Толя Хохол заходит. Хлопцы, говорит, уши пухнут...
Увидел я, как Боря гильзу жует, кинулся к нему, но не успел. Толя Хохол ближе стоял.
И свернулось для Толи - Хохла пространство - время.

МЫШЬ

Эта история вполне способна вызвать в мой адрес град упреков со стороны работников санэпидемстанций. А флотские, которые, кажется, инстинктивно ненавидят всех и всяческих грызунов с длинными хвостами, предполагаю, вообще закидают меня пустыми канистрами из-под «шила». Ох, и звону будет...
Произошло это холодной зимой 1997 года в заполярном райцентре N, в общежитии тамошней геофизической экспедиции.
Хорошая была общага. Добрая и искренняя. Каждый из обитателей ее первого «холостого» этажа в трудную или, наоборот, радостную минуту жизни, в хлам пьяный или до неприличия трезвый, среди долгой полярной ночи мог постучаться в любую комнату и попросить, например, водки. Или денег на водку. Или снова самой водки, потому что перепутал комнаты. А ещё мог, напротив, пригласить срочно принять его угощение в виде... опять же, водки. Закуска, впрочем, при этом подразумевалась не всегда, поскольку она, как известно, «градус крадет» (с). Отказывать в любой из перечисленных просьб не только считалось, но и являлось гнусным моветоном.
Этажом выше жили семейные. У них, ясное дело, нравы были построже, но... Некоторые обитатели второго этажа периодически спускались к нам, дабы вкусить радостей жизни и помянуть свое холостяцкое прошлое. Геофизики, знаете ли, это - мировоззрение... А может быть, и карма.
Не подумайте, впрочем, что у нас на первом этаже беспросветная пьянка царила круглый год. Отнюдь! Только, как в песне поётся, «долгой полярной зимой». Кстати, а не спеть ли нам, мужики? И-и - раз!
«Снег, снег, снег, снег,
Снег за окошком кружится...
Он не коснется твоих
Сомкнутых век.
Снег, снег, снег, снег,
Что тебе, милая, снится?
По берегам замерзающих рек -
Снег, снег, снег...»
А ранней весной начинался сезон, и господа геофизики уезжали в поле. Кстати, местная газета, как гласят легенды, вышла одной из вёсен с забавной опечаткой в заголовке: «У геофизиков начался новый половой сезон». Да уж, трахались ребята в поле так, что других допингов, кроме работы, и не требовалось. Так, по полкружки спирта у костра перед сном. И не более того. Потому что - работа. Долг перед Родиной, блин! А также - зарплата. Сдельная. Плюс полевые, пайковые, «тундрово-комариные» и прочие надбавки. А глоток спиртяги на сон грядущий на свежем воздухе - это для молодых здоровых мужиков не пьянка вовсе, а так... легкое снотворное.
А вот зимой у ребят работы почти не было. Жили на голых окладах, которые к тому же выплачивали через пень-колоду. Вот и пили. Не берусь я их за это осуждать, да и другим не посоветую.
Сам-то я, корреспондент районного телевидения, попал в эту общагу в результате договоренности нашего директора с главным геофизическим начальником. Но прижился. Наверное, потому, что после армии сам полтора года прошлялся по профилЯм с рюкзаком аммонала за плечами.
Думаю, что именно тоска по тем славным и счастливым временам, когда водка была крепче, снег - белее, трава - зеленее, а бабы - добрее, позволяла мне с полным пониманием относиться к ночным магнитофонным бдениям моего соседа Игоря, крутившего полярными ночами на полную катушку вокально-инструментальные бредни какого-то Кая Метова. Герду ему в задницу, блин, вместе со Снежной королевой и полным собранием сочинений Ганса Христиана Андерсена! Каю, разумеется, а не соседу... А в шесть утра я совершенно добровольно тащил Игорю полстакана водки или хотя бы двухлитровую банку холодного чая, чтобы он не слишком страдал от весьма похмельного синдрома.
А когда по общаге прошел не лишенный оснований слух о том, что к нам в поселок с какого-то перепугу приедет с концертом аж сама Таня Буланова, именно Игорю я отдал остатки своего фирменного кристиан-диоровского «Fahrenheit», а также одолжил лучший из трех своих галстуков. Уж очень Игорь Таню хотел... И, как настоящий геофизик, в успехе был уверен.
Вот только Таня, зараза, так и не приехала. Вместо неё приехала группа «Любэ», но это, как вы, конечно, понимаете, была неравноценная замена. По крайней мере, для Игоря.
- Песок - неважная замена овсу, писал О”Генри, - сказал я ему.
- Как же, как же... Читали... - вздохнул Игорь. - Ну что, мне тут по случаю нельма обломилась. Выпьем с горя, где же кружка?
- Сам знаешь, где.
Выпили...
Вот так и жили. У нас не было друг от друга ни больших секретов, ни сокровенных тайн. И живший через комнату от меня участковый Пашка прекрасно знал, что жившая через комнату от него Наташка гонит самогон. А когда живший напротив меня Сашка купил поллитру в открывшемся по соседству ларьке и жестоко траванулся, мы всего лишь деликатно попеняли ему на недопустимость употребления спиртного в одну харю, но бить морду ларечнику известной национальности пошли всей общагой. А когда набили, на сцену жизни вышел участковый Павел Александрович, целый прапорщик милиции. Он-то и объяснил недоделанному коммерсанту, что если еще раз, то - ... в бога мать, ... в рот, ... в жопу..., и пошел отсюда на..., и в..., и к..., и вообще, тундрА большая, и люди, которые там случайно теряются, находятся тоже только случайно! А если не случайно теряются, то не находятся вообще!!!
Словом, это было действительно общежитие. Общее житие. Тот самый коммунизм, о котором грезили может, и не самые лучшие, но все-таки - умы.
И все-таки была у меня одна тайна, один секрет от соседей.
У меня была Мышь.
Не собственная, конечно. Но - личная!
Впервые, насколько я помню, она появилась в моей комнате в одну из длинных декабрьских или январских ночей. Я ее не видел. Я ее только слышал. Она долго и шумно копалась в мусорном ведре, шуршала, с Кр еблась и возмущенно попискивала, ругая мои скудные холостяцкие объедки. Короче, всячески препятствовала моему одинокому сну.
Вот ведь напасть! Я даже трезвым преспокойно дрых под беспрестанный аккомпанемент общажного шума, я безмятежно спал в летящем Ан-2 или Ми-8, меня никогда не вырывали из объятий Морфея угрызения совести, но мышь... Точнее, Мышь! Эта воплощенная в маленькое серенькое тельце с тощеньким облезлым хвостиком и бессовестными глазками-бусинками кара господня превращала каждую ночь в неудобосказуемый процесс воспоминаний и размышлений о времени, о себе, о всякой херне... Все равно ведь не уснешь!
Последствия не заставили себя ждать. Через две недели после первого визита хвостатой заразы шеф, ознакомившись с очередным моим опусом, поморщился и заметил:
- Что-то тебя в философию заносит... Это все-таки районные новости, а не беседы при ясной луне!
Я понял, что пора принимать (...мать! ...мать! ...мать!) какие-то меры (...р-р-р-рыыы!!!). И начал думать.
Стандартных вариантов решения мышиной проблемы, в первом приближении, было всего-ничего. Точнее, их было ровно три.
Первый. Изловить Мышь и предать ее лютой или гуманной (это смотря по настроению), но, наверное, вполне заслуженной смертной казни за предумышленные и неоднократные особо циничные попытки доведения до самоубийства ценного человеческого организма, а именно - меня.
Второй. Изгнать Мышь за пределы ареала моего обитания. Качественно изгнать. С гарантией. Чтоб не возвращалась.
Третий. Забить на мышиную проблему и смиренно терпеть, ибо Мышь - такая же божья тварь, как и я, грешный, и тоже имеет право на жизнь и поиск пропитания.
Увы! Системный анализ ситуации показал, что ни один из данных вариантов не является приемлемым.
Ибо отлов и последующее убийство Мыши вступали в неразрешимое противоречие с моими жизненными принципами, главный из которых гласит: «Не убий то, что не будешь есть, и то, что на тебя не нападает». Есть Мышь я не собирался. Не было такой необходимости - худо-бедно, но в рыбе, оленине, а также в хлебе, соли, водке и куреве недостатка не знал даже в самые чёрные времена. А для того, чтобы истолковывать поведение Мыши, как прямую агрессию, не было достаточных правовых оснований: если ловить и мочить всех, кто мешает мне спать - так это с Игоря надо начинать. А еще лучше - с Кая Метова.
Вариант номер два, то есть, изгнание Мыши без причинения ущерба её жизни и здоровью, представлялся практически неразрешимой проблемой. То есть, я, конечно, был слегка в курсе насчет ультразвука, хитровывернутой биохимии и других подобных прибамбасов. Почитывал, знаете ли, в своё время научно-популярные журнальчики типа «Наука и жизнь», «Знание - сила», «Химия и жизнь», и многие прочие. Но, во-первых, ни одна из описанных там технологий не давала стопроцентных гарантий нелетальности, а во-вторых - где мне эти технологии было взять? В Тазовском-то, на самом краешке цивилизации? Опять же - увы...
Третий же вариант - забить и терпеть - был с порога отвергнут, как явно оппортунистский.
- Тупик! - сказал я себе. И пошёл к Игорю. А у него как раз сидели участковый Пашка и самогонщица Наташка. Пришлось тащиться в сарай за нельмой - как раз была моя очередь обеспечивать закусь.
Потом Наташкин самогон в очередной раз кончился, и участковый Пашка, невзирая на отсутствие каких-либо денег, отправился в близлежащий ларек с целью пополнения запасов...
Эй, только не подумайте о нашем участковом плохо! Никаких «оборотней в погонах», никакой коррупции в милицейских рядах! Просто после описанных выше разборок ларечник любому из нашей общаги безропотно выдал бы хоть ящик - не даром, конечно, а под честное слово. Знал, негодяй, что свою спекулянтскую прибыль он завсегда получит, поскольку легко проникающие в интимные тайны планеты Земля господа геофизики не станут разменивать свою честь на его занюханный пузырь. Что интересно, и на меня, журналиста, и на Пашку-мента, живших в геофизической общаге, в общем-то, по случаю, на птичьих правах, эта аура распространялась в полном объеме.
После распития Пашкиной добычи я откланялся, сославшись на необходимость вздремнуть, поскольку завтра - на работу. Впрочем, Пашка и Наташка, судя по их блудливым физиономиям, тоже задерживаться не собирались. Ночь я провел в уже привычной кампании - шуршащая в мусорном ведре Мышь гармонично дополняла доносившиеся из комнаты Игоря вопли обкурившегося павиана Кая Метова. Ансамбль, бля!
Утром я пришел на работу раньше всех. Но, обнаружив на дверях конторы покрытый инеем висячий замок, понял, что вчера, как распоследний склеротик, перепутал четверг с пятницей. Впрочем, была у этой, без сомнения, позорной ситуации и светлая сторона - похмеляться мне предстояло не кофе и не чаем, а, как положено, пивком. Нет, ну не водкой же - в девять утра-то! Тем более что малосольная нельма по моему рецепту готовится всего за полтора часа... А полтора часа можно и на соленых орешках продержаться.
Итак, прохладное пиво (главное, вовремя вынимать его из-за форточки, а то на сорокаградусном морозе оно охлаждается быстро, а замерзает еще быстрее!), мягкое кресло, вкуснющая малосольная нельма... Да еще у Игоря наконец-то в очередной раз сдох магнитофон, так что Кай Метов получил краткосрочный отпуск... А завтра, кстати, воскресенье. Так, может, водочки сепаратно накатить? Так, самую малость? Полстаканчика, а?
...
- Нет, у меня все замечательно. Нет, мне хорошо. Нет, меня ничто не тревожит. И вообще, отстаньте от меня... Что?! Да идите вы на хер! Отвалите, бля, кому говорю!
А и правда, кому я это все говорю-то?! Себе? Что, уже до полярного сияния добухался, придурок?
Отставить пьяный бред! Привести себя в порядок! Сорок пять секунд!
Что нам поведает будильник? Три часа ночи? М-да-а... Ну и нажрались вы вчера, мон шер, аж стыдно за вас, ей-богу! Так, что тут у нас? Под столом - три пустых бутылки из-под водки и дюжина пивных банок. В пепельнице - окурок «Беломора» со специфическим прикусом. Значит, Игорь заходил. Следовательно, без Пашки, Наташки и Сашки тоже вряд ли обошлось.
Странно только, что окурок всего один. И остатков закуси почему-то не наблюдается...
А почему так тихо?
МЫШЬ!
Ей же жрать нечего! Придурок, где твоя совесть?!!! Ты же из последних сил вынес мусор! Ведро же пустое! Она же ГОЛОДНАЯ!!! Рота, подъем, ТРЕВОГА!
...
Я очень смутно помню, как выскребал из сковородки остатки жареной оленины с картошкой, складывал всё это на клок газеты и устанавливал рядом с мусорным ведром. Но с тех пор так и повелось. Каждый вечер животное получало свою пайку и оставалось довольным. И тихим. Проклятое прошлое в виде мусорного ведра было Мышью забыто.
Что ж, найденное в приступе похмельного гуманизма решение оказалось верным. Действительно, ну зачем и без того несчастной животинке ковыряться в помойке, мешая мне спать? Ну, на хрена? Неужели я не прокормлю одного мелкого серого грызуна, кстати, весьма симпатичного? Хер с ним, с «зелёным писом», но ради собственного-то спокойствия, а?
Вот так мы с Мышью тихо-мирно дожили до весны.
...
В один прекрасный майский день меня вызвала комендантша общежития - длинноногая натуральная блондинка Оксана Прокоповна Бойко. В почти ультимативной форме она предложила мне переехать в менее просторную комнату на втором этаже. Комнатка оказалась - загляденье, только что после ремонта. Соответственно, я капитулировал, как фриц в Сталинграде.
В первый же вечер Оксана Прокоповна зашла проведать, как я устроился на новом месте. Совершенно случайно у нее с собой оказалась бутылка шампанского. Я, отвыкший на первом этаже от таких деликатесов, привычно выставил на стол бутылку водки. Но, оценив ситуацию по достоинству, тут же смотался в сарай и выволок на свет божий заначенный для особенных случаев кусок свежемороженого осетра. Что-то в прическе Оксаны Прокоповны подсказало мне, что она очень хочет осетра.
...
В мою комнату вселились участковый Пашка и самогонщица Наташка. Они зарегистрировали свои взаимоотношения в уполномоченных на то официальных органах. Этот очередной гроб мужской свободе обмывался тщательно и неторопливо. Неделю, не меньше, как говаривал один очень умный английский Кролик в переводе Бориса Заходера.
Улучив минутку, я предупредил молодых об обязательствах перед Мышью. Они обещали соответствовать, но...
Она больше ни разу не пришла.
...
Участковый Пашка теперь - Павел Александрович, майор милиции, совершенно безбашенный старший опер областного угрозыска. Дважды побывал в Чечне. Оба раза был ранен, но, к счастью, легко. У них с Наташкой растут дочка Оленька и два сына-близнеца - Иван и Георгий Павловичи. Самогон Наталья Геннадьевна гонит до сих пор, и очень усовершенствовалась в этом, на мой взгляд, весьма почтенном ремесле.
Игорь уехал на Большую землю, но через год вернулся. Еще через полгода он погиб - провалился вместе с трактором под весенний лед Гыданской губы.
Оксана Прокоповна вышла замуж за бросившего пить Сашку.
Ларечник-кваказец открыл еще три магазина. Но паленой водкой больше не торгует.
А что случилось с Мышью, я, конечно, не знаю.
Но, наверное, хочу узнать...

(с) Сапёр, 2006 год.