Снова про Васю

Держа руку у козырька, командир наблюдал за прохождением. Три дня на армейском совещании, да плюс туда, да плюс обратно - и неделя псу под хвост. Особое раздражение у комбрига вызвал последний день, посвященный "Учреждению и порядку награждения знаком ЦК ВЛКСМ "Молодой гвардеец Одиннадцатой пятилетки" Тьфу, бля. Да потом еще и неизбежная отвальная, после которой ныл правый бок, а во рту была противная горечь.
Комбриг слегка повернул голову к начштаба.
- А где этот пропорщик новый, как его, Шлямкин?
- В госпитале.
- Чего так?
- Перелом руки, ключицы, носа, сотрясение мозга, - голос начштаба звучал безмятежно.
- Ох, ни фига... Где это его так? Под машину что ли?
- Никак нет. Это когда ефрейтор Сысоев повесился, - по-прежнему спокойно ответил начштаба.
Комбриг резко дернул головой, и зыбыв болезнено поморщиться, перевел взгляд налево, туда где горланя про не плачь девчонку, гупал сапогами хозвзвод.
Дембель ефрейтор Сысоев ковылял псевдостроевым в конце колонны и изредка не в такт открывал рот. Был он вполне живым, цвета отнюдь не синего и без веревки на шее.
- Женя! Ёб твою мать! - командир повернул голову и на этот раз таки поморщился.
Начштаба понял, что комбрига интересуют детали происшедшего и приступил к рассказу.
А вся история с последующим продолжением выглядела так.
Прапорщик Вася Шлямкин прибыл в бригаду и представился для прохождения и так далее в аккурат накануне отъезда комбрига на упомянутое совещание. Был отправлен в распоряжение начштаба и поставлен на воскресенье помдежем по части. С тем, чтобы без лишней нервотрепки познакомится с бригадой и ее службами. ДЧ, комбат два, предпенсионный и уже даже не пьющий прадедушка Советской Армии, как он сам себя называл, посоветовал Васе походить по части, осмотреться, и ежли вопросы, то прямо к нему, к ДЧ. А он в парке будет, обещал внуку велик отремонтировать.
Через некоторое время два стакана молока, выпитые Васей перед уходом на службу, напомнили о себе некоторыми процессами в желудке.
А так как Вася находился возле штаба, то решил воспользоваться барскими удобствами. Козырнув в ответ дневальному, Вася свернул направо, туда, где в конце полутемного коридора эти самые удобства и располагались.
Между тем, накануне произошли некие неизвестные Васе события. На первом этаже штаба пропала телефонная связь. Как внутренняя, так и городская. Для устранения и был озадачен ефрейтор Сысоев.
Сысоев закончил до армии какое-то радиотехническое ПТУ и в его ведении в бригаде находились все провода до 220 включительно. Тогда же Сысоев определил причину поломки. Над подвесным потолком в штабном туалете отвалилась клеммная колодка. С утра в воскресенье Сысоев приступил к задаче. Посреди туалета из стенки в стенку на расстоянии метра от потолка проходила толстая черная труба.
Канализация второго этажа. Сысоев был человеком обстоятельным и к делу подошел солидно.
Сняв два листа потолка, протянул наверх удлинитель, поставил взятую в канцелярии настольную лампу.
Включил паяльник, разложил инструменты, подстелил ватник, и подтянувшись, сел на трубу верхом.
Причем табуретка, на которой он стоял, опрокинулась. Надев самодельные наушники и настроив крошечный приемник на любимый "Маяк", Сысоев приступил к делу. В наушниках Сонечка Ротару бодро выкрикивала: "Я, ты, он, она!", в недалеком леске уже хрустел сучьями и шелестел ветками приближающийся дембель, жизнь была прекрасна, и Сысоев бодро в такт музыке сучил ногами.
В туалет зашел прапорщик Вася Шлямкин. Опрокинутая табуретка, свисающий с потолка провод и конвульсивно дергающиеся ноги в сапогах заставили Васино сердце сжаться и на несколько секунд замереть. Позже, когда у Васи спрашивали, почему он не посмотрел вверх, Вася, краснея, отвечал, что побоялся увидеть лицо удавленника. Но будучи человеком военным, решительным и поняв, что первым делом надо ослабить давление петли на шею несчастного, Вася схватился за брыкающие ноги и начал толкать их вверх.
Теряющий равновесие Сысоев замахал руками. Левой он тут же напоролся на торчащий из балки гвоздь, а правой ухватился за раскаленное жало паяльника. Дико заорав, Сысоев изо всех сил отлягнулся.
Высокий, обточенный на конус и подбитый титановой пластинкой каблук дембельского сапога с противным шмяком врезался Васе в переносицу. Падая, Вася ударился головой об стену, плечом о табуретку и сухо хрустнула в локте подвернувшаяся под спину рука. Последнее, что успел сделать потерявший сознание Вася, это то, зачем он, собственно, сюда и пришел.
Хирург, которому на стол положили бессознательного и отнюдь не благоухающего Васю, не увидел в этой картине ничего необычного и непривычного. Хирург заметил, что по его, хирурга, мнению, выпускные экзамены в школе прапорщиков следовало бы заменить расстрелом на месте. Позже, когда в букете, исходящем от Васи, хирург не уловил запаха алкоголя, решил, что Вася чего-то наглотался, накурился или нанюхался. И заметил, что, впрочем, расстрелом стоило бы заменить экзамены вступительные, ежели, конечно, таковые в этой богадельне имеются.
В части Шлямкин появился через три недели. С загипсованной рукой и наклейкой на носу. Увидев его, комбриг подошел и осторожно пожал Васе бицепс здоровой руки. Осведомился о здоровье и выразил надежду на удачную дальнейшую службу.
- А Сысоева мы уже уволили. С первой партией ушел, - помолчав, зачем-то добавил командир.

ОднАка! или военно-морская сказка N3

...Старший лейтенант Ачкасов приступал к коитусированию жены. Он засунул заскорузлые на службе ладони под задранную юбку и укрепил их поверх пленительных бёдер. Оставалась мелочь - натянуть упругий зад супруги на себя и тут же на выдохе отстраниться, чтобы далее продолжать возвратно-поступательные движения до победного конца. Но в этот самый момент жена вдруг всхрапнула и басом сказала: «ОднАка...»
Ачкасов дёрнулся. Кулак его вывернулся из-под подбородка и потерявшее упор лицо треснулось носом об стол. «Блядь!», - подумал Ачкасов. И... проснулся.
Напротив старлея в свете настольной лампы желтел круглый лик матроса Бельдыева. Лик выражал неописуемую скорбь.
- ОднАка, - покаянно повторил матрос. - Таварища старшая литинанта, я понимать мала-мала. Товарища литинанта повторить медленно-медленно - Бельдыев станет понимать...»
«...Твою мать!» - мысленно в рифму закончил Ачкасов. Потом потёр ушибленный нос. Потом остро пожалел о так не вовремя прерванном эротическом видении. Потом потянулся за упавшей под стол книжкой. Та называлась очень жизнеутверждающе: «Методическое руководство к учебному пособию «Русский язык» для солдат, слабо владеющих русским языком».
Старлей пролистал первые двенадцать уроков, освещавших такие важнейшие с точки зрения владения русским языком понятия, как «воинские звания», «расположение воинской части», «воинские уставы», «дневальная служба», «строевая подготовка», «материальная часть автомата» и ТыДы. После чего углубился в тему «Боевое Знамя воинской части»:
- Тээээкс... Что тут у нас? «Лексическое наполнение», «грамматический материал», «речевые образцы» и «типовые конструкции»... - Ачкасов поморщился, словно съел что-то кислое.
***
Ах, боже ж ты мой, как всё непутёво получилось!..
Перед самым началом новой автономки на лодке выявился некомплект л/с (ввиду очередной демобилизации всё того же л/с). У командира корабля в предверии многомесячного круиза по Атлантике было и так дел по горло. Посему, когда старпом сообщил кэпу, что берег готов поделиться с атомариной видным представителем отряда приматов-срочников, кэп махнул рукой: «Да хоть ишака пусть шлют! Лишь бы быстро!» Так на лодке появился матрос Бельдыев - в высшей степени странное существо почти двухметрового роста, наделённое китайским разрезом глаз и почти тотальным незнанием русского языка. В документах Бельдыева значилось, что, во-первых, он приписан к минно-торпедной боевой части, а, во-вторых, что он, Бельдыев, чукча.
Призван был Бельдыев из такой перди, что штурман не смог её отыскать даже в восьмитомном атласе СССР.
- Господи!.. - старпом прикрыл левый глаз ладонью, а правым печально воззрился на лунообразное рябое лицо реципиента. - Как ты вообще под призыв попал? Как тебя там в твоём чуме военкомат отыскал?!
Уяснив смысл вопроса, реципиент мимикой и жестами дал понять, что военком за ним прилетал на вертолёте из Уэлена.
- А как ты, чудо дремучее, умудрился школу закончить, ни рожна русского не зная?
Бельдыев пояснил - школы в стойбище отродясь не было. Всему учил отец.
- Но аттестат! Аттестат об окончании средней школы ты как получил?
А никак. Отец где-то в обмен на огненную воду добыл. Как сквозь учебку прошёл? Ну, вот так и прошёл. Ротный научил фразе, которую, по его мнению, должен был знать каждый уважающий себя чукча: «ОднАка»...
Поняв, какого кота в мешке приняли на борт, командир лодки площадно изругал кадровиков, вызвал командира БЧ-3 Ачкасова и приказал «этого оленевода-переростка из отсека не выпускать. Вплоть до возвращения в базу! А там - назначить в наряд по казарме до конца срока службы».
Бельдыев благополучно пересидел всю автономку среди торпедёров, перманентно получая по рукам, когда тянулся ими не туда. Коллеги по отсеку воспринимали его как бесплатный аттракцион «попка-дурак» со всеми вытекающими...
Как только лодка ткнулась в твердь родного причала, Ачкасов лично потащил оленевода на берег. Но не выгорело. У корня пирса старлей, напористо волокущий куда-то за руку рослого узкоглазого матроса, наткнулся на командира дивизии. Каперанг очень некстати решил продемонстрировать свою заботу о личном составе. Остановил нашу парочку и спросил у Бельдыева, как прошло плавание? Знатный торпедист-оленевод на мгновение одеревенел с правой рукой у виска, а потом выдал:
- Таварища капитана первага ранга, дакладываю! ОднАка!..
- Чего?! - вытаращился каперанг.
- ОднАка! - повторно гаркнул Бельдыев и с ощущением полностью выполненного долга замолчал, поедая начальство своим узкоглазьем.
- Чего «одАка»? Ты вообще по-русски-то ещё чего-нибудь знаешь?
- Так точно, таварища капитана первага ранга!
- И?.. - каперанг сдвинул фуражку на затылок, что, как знали все в дивизии, было первым признаком нарастающего недовольства.
У Ачкасова тоскливо заныло под ложечкой. И правильно заныло. Предчувствия старлея не подвели.
Бельдыев наморщил лоб, мысленно перебрал весь освоенный русскоязычный минимум и остановился на рифме, втихую от командира БЧ-3 усвоенной от сослуживцев. Всякий раз, когда торпедёры слышали её из уст Бельдыева, то бурно аплодировали. Стало быть, сделал вывод матрос, и комдив не устоит перед обаянием цитаты:
- Таварища капитана первага ранга! Звать меня никак, ну, а ты - мудак!
- ЧТОООООО?!!!..
Комдив навтыкал всем: и командиру лодки, и старпому, и замполиту, и лично товарищу Ачкасову. Дождавшись, когда за удаляющимся каперангом затихнет эхо матюгов, командир поманил к себе пальчиком замполита и БыЧка-3:
- Вот что, други. Пока наш оленевод не научится внятно изъясняться по-русски и согласно уставу, я вас буду дрючить как кролик крольчиху - без удовольствия, но часто и результативно. Даю вам три дня. На это время сход на берег запрещаю. Через три дня проверю!
...Под предлогом отчёта в политотделе дивизии замполит всё-ж таки слинял разок на берег, притарабанив на лодку «Методическое руководство к учебному пособию «Русский язык». Старпом выкрал у малолетнего сына букварь. Ачкасова и Бельдыева на три дня законопатили в прочный корпус. Форсированное обучение русскому с богатыми вкраплениями непарламентских выражений шло энергично и напористо. Перерывы старлей делал только на шестичасовой сон, трёхразовое питание и пописать-покакать. Особую целеустремлённость командиру БЧ-3 придавала мысль, что на берегу его ждёт вот уже целых 6 месяцев не ёбаная мужем жена...
***
- ...Так, Бельдыев. Продолжаем. Боевое знамя воинской части - это символ воинской чести, доблести и славы. Понял? Повтори!..
- Ээээ... Воинская знамя, однАка...
- Не «воинская», а «воинское». Слово «знамя» - среднего рода. И следи, етить, за падежом. Повтори.
- Среднега рода, однАка.
- Без «однАка». Повтори!
- Без однАка, однАка...
- Твою мать, Бельдыев!
- Твою мать, Бельдыев, однАка!..
Из глубин своей прострации Ачкасов понял, что типовая методика освоения языка не прокатывает. Требовалось какое-то новаторское решение...
- Слышь, Бельдыев, оленевод грёбаный, ты хоть что-то запомнить можешь?
- Могу, таварища старшая литинанта. Что я, чурка нерусский?..
- Тогда скажи мне... Скажи мне, сколько прыщей на носу у комдива?
- Четыри, однАка, таварища старшая литинанта. Вот тута, тута, тута и вот тута...
- Хрена себе... Как ты это ухватил?!
- Я жа охотника, однАка. Глазами всё поймать могу. Показать потом могу...
К концу третьих суток этого трэша Ачкасова и Бельдыева вызвал к себя командир. В каюту к кэпу они ввалились похожие лицами, как братья-близнецы. У обоих глаза были красные и глубоко запавшие.
- Ну-с,.. - кэп листанул букварь и ткнул пальцем в первую попавшуюся букву. - Это что?
- Буква «о», товарища... товарищ командир. - отрапортовал железобетонным голосом Бельдыев.
- А вот тут что нарисовано?
- Олень!
- А выше?
- Окно!
- Это что за буква?
- «Ёб...»! Нет, просто «ё»!
- Что нарисовано?
- Ёжик!..
- Это что?
- «Зэ»!
- Что нарисовано?
- Знамя!
- Что можешь об этом рассказать?
- Боевое знамя - это символ воинской чести, доблести и славы! Обязанность солдата и матроса - оберегать знамя своей части или корабля как зеницу ока! - протараторил Бельдыев.
- Товарищ командир, разрешите? - всунулся между Бельдыевым и кэпом Ачкасов. - А он ещё и стихи может... С выражением.
- Да ну? - поразился командир лодки.
- Так точно, могу. - судя по тональности голоса, Бельдыев был близок к обмороку. - Пушкин. «Мороз и солнце; день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный!..»
- Ачкасов, что это было?! - пятью минутами позже спросил у старлея штурман, подслушивавший у командирской двери снаружи.
- Новейшая методика... Новаторская технология... - слова из БыЧка-3 вылетали отрывисто и дергано, т.к. старлей стремительно втряхивал себя в шинель.
- Гм?.. Я бы так не смог, чтобы за три дня - язык... Ачкасов, определённо, ты - гений.
- Я? Нет, это Бельдыев - гений. - объявил старлей, уже убегая на берег. - ...За короткий срок запомнить зрительно, ничего не понимая в содержании, букварь, устав и том Пушкина... Определенно - гений!..
***
...Старший лейтенант Ачкасов приступал к коитусированию жены. Он засунул заскорузлые на службе ладони под задранную юбку и укрепил их поверх пленительных бёдер. Оставалась мелочь - натянуть упругий зад супруги на себя и тут же на выдохе отстраниться, чтобы далее продолжать возвратно-поступательные движения до победного конца. Но в этот самый момент радиоприёмник на буфете пискнул и голосом Кола Бельды затянул:
«Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам,
Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам.
По хрустящему морозу поспешим на край земли
И среди сугробов дымных затеряемся в дали.
Мы поедим, мы помчимся на оленях утром ранним!..»
Старлей почувствовал, как у него всё опустилось. Он плюнул, сказал: «ОднАка!», - и пошёл на кухню пить водку.

Честнотянуто с http://u-96.livejournal.com

Голодный бунт.

- Всем офицерам, находящимся в жилой зоне! Срочно прибыть в штаб! Внимание! Всем офицерам... Над зоной расходился рев матюгальника.
Интересно, время пять вечера, и вдруг срочный сбор... ЧП что ль какое, да вроде тихо в зоне все. С огорчением прекращаю партию в нарды, хватаю бушлат и вылетаю из кабинета. За забором возле штаба уже кучковались ребята с отдела.
- Мужики, че за дела?
- А хлор его пойми, в зоне вроде тихо, может, у соседей побег?
- Или бес (бесконвойник) ушел?
- Да нет, Паша (нач.отряда бесов) только что мимо проходил, спокойный был, без кипеша.
На крыльцо вылетел замполитр:
- Так, че стоим, че за перекуры, товарищи офицеры? Всем пройти в актовый зал!
Поднимаемся наверх. Почти все в сборе. Хозяина нет. Несколько минут ожидания.
- Товарищи офицеры!
- Вольно!
К трибуне поднимается Хозяин, откашливается, и глядя куда-то вниз, негромко начинает:
- Товарищи офицеры! Сегодня для приготовления обеда осужденным был использован НЗ зоны по муке и хлебу. На ужин пайки не будет... Запас картошки, свеклы и жиров - один день. Хлебокомбинат отгружать хлеб без оплаты отказался в связи с двухмесячным долгом. Я только что приехал из управления, денег ближайшие двое суток не будет...
Дальше Хозяин мог и не продолжать... Вот и до нашей зоны докатилась европедизация... Из-за перевода из структуры МВД в МЮ выделенный на зоны бюджет где-то потерялся. Мы сидели без зарплаты уже два месяца. О том, что деньги нужны в том числе и на прокорм зэков, мы в силу молодости и наличия собственных проблем особо как-то не заморачивались... Чтоб понять специфику проблемы, поясню, что для зэков баланда и суп из семи залуп не являлся основной едой. Основная пища зоны - пайка. Хлеб можно было есть просто так, если найти мамку (запрещ. электроплитку), то можно сделать гренки, нарезать и насушить сухариков и добавлять в кипяток вместе в кубиком бульона. Проще говоря, перед нами вырисовывалась невеселая перспектива наличия двух с половиной тысяч некормленых и очень злых зэков...
Хозяин с плохо скрываемой ненавистью продолжал что-то говорить, потом замолчал, и уже глядя на нас, выдохнул:
- Мужики! Управа запретила мне вводить режим чрезвычайного положения (естестно.. нет у нас в наших человеколюбивых законах такого основания для ЧП - голод в зоне). Я не имею права приказывать, я прошу остаться на рабочих местах для стабилизации положения в зоне. Каждый из вас может сейчас пойти домой, и клянусь, я никому слово плохого не скажу и не попрекну... Но, мужики, если вы их не успокоите, на бунт кинут военизированный спецназ...
Курилка, задумчивый разговор...
- Народ, я в Комилаге видел, как машки-шоу военизированные работают... Там жопа была... Вариант - броня (БТР) заходит в зону, и огонь из калашей по всему, што двишшется.... - это Димыч, тридцатилетний железнозубый пенсионер, перебравшийся после пенсии из северных лесов поближе к теплу.
- А у вас из-за чего кипешнули?
- Да фигня, воровской замут... пришел новый хожяин, начал жону перекрашивать, вот щерные и поднялись...
- Ясно... ну че, мужики, потопали по местам?... (врать не буду, трое из пятнадцати поехали домой, и ничего ни им, ни нам за это не было... просто как-то вычеркнулись они из какого-то непонятного и никому необъяснимого понятия - братство...).
Вечер. Ужин. Столовка.
- Начальник! А пайка где???
- В Караганде! Хлебовозка сломалась! Сегодня сухари свои догрызете, завтра хлеб привезут...
- Не, ну беспредел же начальник...
- Я не понял, если ты такой умный, че за решкой сидишь?
- Не начальник, умный здесь тока ты... У тя даже диплом есть...
Ржач зэков вокруг (пока еще добродушный)...
- Так, ну раз смеетесь, значит, рты пищей не заняты. Отряд! Прекратить прием пищи! Выходим строиться!
Довожу отряд до локалки, захожу в кабинет. Забегает старшина:
- Маратыч! А ты че седня на сутках, а че не предупредил?
- Да, на сутках! Не мельтеши. Так, Ватсон (положенец зоны, был в моем отряде) где?
- Так его опера в штаб дернули.
- Ладно, как придет - ко мне. Пока чай сделай и пропади, поработать надо.
Таак, сидим голову напрягаем...
У меня нерабочий отряд. Если договорюсь с Ватсоном, блатные (человек пятьдесят) минимум сутки борзеть не будут. Красных двадцать, на них старшины хватит, остальные сто с лишним человек - мужики, но они-то самые опасные, пищеблок (консервы, чай, сало и т.д.) у них пустой - эти ор поднимут первыми, к тому же мозгов мало, могут и быкануть...
Составляю список горлопанов, начинаю готовить материалы на ШИЗО (якобы курение в неположенном месте). Да, не по закону! Но эти пустобрехи своими речами поднимут голодный отряд за десять минут... А мне че-то жить еще хочется. Левой рукой настрочил бумаги, ухожу в штаб к хозяину.
Тот уставший, злой, немного потерянный, сидит и гипнотизирует городской телефон.
- Товарищ полковник! Разре...
- Да заходи, что у тебя?
- Материалы на ШИЗО.
- Кто такие?
- Возможные подстрекатели...
- Понятно, что ж, умно... По трое суток хватит?
- А это не от меня зависит...
Ловлю бешеный взгляд хозяина, тот с шумом выдыхает:
- Прав, лейтенант, не от тебя...
Задумывается и проставляет каждому по пять суток.... Блин, значит, хлеба точно явно не трое суток не будет. Захожу в дежурку, по телефону выдергиваю восьмерых зэков и вместе с постановлениями сдаю дежурному.
- Начальник, а за что нас?
- Там написано, узнаете..
- Не, ну начальник...
Возвращаюсь в кабинет, курю, стук в дверь, заходит Ватсон. По его глазам понимаю, что тот уже в курсе...
- Что, Ватсон, присаживайся, разговоры говорить будем...
- Маратыч! Я со своими поговорю, но за мужиков не отвечаю...
- А за них никто не ответит! Окромя меня... Сам что думаешь?
- Цинк (Сигнал, инфо, малява) по зоне я кинул. Скоро мои подтянутся, будем кумекать.
- Они сделают, что ты скажешь, что по делу думаешь?
- По понятиям зону поднимать надо, если ваши накормить не могут, пусть мировая общественность «подогреет», но тока объяснили мне уже, что вашим главным звезды дороже, потому и не будет нам масти, спишут все на захват заложников, маски-шоу с оружием зашлют...
- Кто это такой грамотный у нас?
- Да как раз перед тобой с хозяином общался...
- Понятно, и что?
- Сегодня всех коммерсов за жабры берем, тащим на телефон, пусть с корешами по воле трещат...
- И?
- Ну, глядишь, кто-нить зону и подогреет...
- А если не срастется?
- Маратыч! Удержите мужиков, на пару дней общака хватит, а дальше меня свои на сходняк потащат... У меня корона не вечная...
С Ватсоном мне повезло. Вор староновой формации, поэтому умен, в меру гибок, поэтому для него договор с администрацией не западло...
- Значит, так и порешаем.
- То, что болтунов закрыл, это ты правильно задумал, только и про бичей не забудь, их с воли не греют, они первыми скулеж поднимут, а там отряд и сам настропалится.
- Хорошо, утром разберусь.
Бичей с утра хозяин не подписал - ШИЗО не резиновое, камеры не утрамбуешь. А зоновский телеграф уже работал на полную катушку.
В обед меня в первый раз взяли в заложники. Четверо вломились в кабинет, подняли шум с гамом.
- Начальник! Вызывай прокурора и президента! Беспредел творите!
- Циля! Ты здесь самый крутой, что ли? За захват ты паровозом идешь?
- Аааа...
- Ну вот и все нахрен! С тобой президент общаться не будет, иди положенца спросись или у смотрящего! Кончай балаган!
Через десять минут зашел Ватсон, стрельнул сигарету и объявил, что я теперь должен «общаку» банку тушенки. (цена затыкания четверых ртов).
На вечернюю проверку зэки выходили уже злые... Чтоб избежать галдежа, отвел отряд в клуб, где попытался еще раз объяснить ситуацию и договориться с зэками.
- Мужики! То, что столовка закрыта и склад пустой, сами знаете и видите!
- Начальник! Мы ж чужого не просим, положняк дайте!
- Или отпускайте всех! Че за дела! Беспредел мусорской!
- Так, я не понял, говорливые мои! Вы тут кого мусором называете? Думаете, мне весь этот бардак нужен? Сами видите, я вторые сутки из отряда не вылезаю! Да я щас домой уеду, и по барабану мне, что отряд у колючки положат!
- Да не грози, начальник!
- А я и не грожу! Поднимите бучу, с вами разговаривать не будут! Доложатся наверх, что зона встала, броню подтянут, и всех, кто на коленях стоять не будет, на гусеницы намотают. А мне-то пофигу, справку напишу, а зэков новых пригонят! В России по тюрьмам народу хватает! Мужики! Ну не будьте вы кишкоманами! У вас же в голове мозги, а не ливер!
- А че с пищеблоком-то тянут?
- Блин, мужики, ну это уж не ко мне, это у министра спрашивайте.
- А вот если мы администрацию под нож нагнем, то он, глядишь, и быстрее к нам с хавкой приедет...
Все! Прозвучала все-таки эта фраза. Сейчас начнется...
- Щас! Приедет он! Смысл меня в заложники брать, я и так рядом с вами сижу. Ну подставите вы мне пику под горло, и че? Половину положат, половину отмудохают, а как хлеба не было, так и не будет. У министра патронов до хрена, а вот бабла на пищеблок нет! Он же тоже не дурак, за погоны держится! Никому этот замут с голодом даром не нужен! Потерпите вы немного!
- Сколько терпеть-то?
- Мужики, давайте так! Если вы сейчас бучу поднимете, а потом выяснится, что у вас по тумбочкам хавчик заныкан, то все поймут, что вы с жиру беситесь!
- Да какой хавчик, начальник?
- А то я не знаю? Посылки и дачки каждый день приходят!
- Так греют-то не всех!
- Вы семейками живете? (семейка - маленькое сообщество три-четыре зэка, живут и едят вместе). Вот и делитесь! Короче, мужики, кина не будет! Идем в отряд! У кого вопросы есть - я у себя!
После отбоя в отряде начался замес. Мужики трясли с блатных общак. Вмешиваться не стал. Когда все стихло, перетащил четверых в медсанчасть. Все колото-резаные, но вроде живые. Комок безнадежно испачкан кровью.
В час ночи оскорбленные и униженные блатные завалились ко мне.
- Начальник! В зоне беспредел, в отряде мужики поднялись!
- А вы чего хотели, делиться надо было. А не в долг давать! Кто там у вас такой умный?
- Короче, Маратыч! Базар кончаем. Звони в дежурку!
Двое с заточками подошли сбоку.
- Тааак, что, Рашпиль, решил все-таки в захват заложников поиграть?
- Звони, я сказал.
- Да бога ради! Але, Иваныч! Слушай, я в захвате, в кабинете пока пятеро, паровозом - Рашпиль. Че? Щас спрошу.
- Рашпиль! В дежурке спрашивают, кто на переговоры пойдет?
- Ну... я и пойду.
- Иваныч! Из отряда Рашпиль выйдет! Свет над локалкой выруби, а то бликует. Ага, давай. Отбой!
- Маратыч! А свет зачем вырубаете?
- Так снайперам мешает, они ж на дежурке сидят, им свет в глаза бьет, а темнота им пофигу - прицелы ночные.
- Гонишь! Какие снайпера!
- Приказ хозяина! Если из отряда ночью выходит зэк без сопровождения - огонь на поражение. Рашпиль, я ж предупреждал, все серьезно! Ты кинь цинк по зоне! В четырех отрядах уже урядников захватили...
- И че?
- Че-че, А ниче! Из калиток выйти боятся. Ну, раз ты решился - иди! Или если жить хочешь, пошли вдвоем!
- Ага, чтоб меня в дежурке повязали, а тебя из зоны выпустили?
- Не, ну Рашпиль, тебе не угодишь! Ты определись, че ты хочешь? В заложники ты меня взял! Молодец! Зачем взял, и че требуешь, непонятно. В дежурку ты не идешь! Со мной идти не хочешь. И вообще, поздно уже, и я спать хочу. Ты иди пока думай, а я на диване массу придавлю!
- Начальник! Так за меня братва ж с тебя спросит!
- Уверен? Я братве ничего плохого не сделал! Тебя завалят возле калитки, меня резать и раскрутиться на пожизняк твоим торпедам не резон. Я вас честно предупредил, что на выходе подлянка будет. О, вот и свет вырубили. Так что давай, Рашпиль, уводи своих орлов, и я сделаю вид, что вы мне приснились!
Через пять минут в кабинет зашел Ватсон, угостил куревом, и улыбаясь, заговорил:
- Классно ты, Маратыч, Рашпиля на понт взял! Он теперь в окошко выглянуть боится.
- А я и не понтовался.
- В смысле?
- В прямом!
- Так там че, в натуре снайпера?
- Врать не буду - сам не видел, мне сверху сказали, я вам передал.
- Н-да, Маратыч, с тобой лучше в карты не играть, ты и каталу обуешь.
- Ладно, Ватсон! Поздно уже, я спать ложусь. Если там кто опять решит в заложников поиграть, передай, чтоб не будили, я спросонья злой бываю...
- Слушай, Маратыч, ну мы-то понятно, здесь сидим, ты че здесь потерял?
- Знаешь, Ватсон, если б я знал, я б давно уже ушел бы...
З.Ы. Фуры с хлебом в зону зашли только вечером.
З.З.Ы. Девушка, с которой я тогда жил, в мои отмазки по поводу трехдневного отсутствия поверила только после того, как обнаружила первую седину...

ПСИХОДЕЛИИ...

Психоделия - термин, в общем случае обозначающий круг явлений, связанных с «изменением» и «расширением» сознания, и исследованием устойчивости психики.

Что означало это красивое и вкусное слово «психоделия», не знал никто, но штатный зоновский психолог Гриня, им козырял постоянно, вставляя его к месту и ни к месту, вводя тем самым в ступор любого оппонента. К примеру, только он мог на строгий вопрос хозяина:
- Почему, зэк не склонный к суициду, утром был найден висящим на веревке, с запиской «мама, прости»? - гордо ответить:
- Так психоделия такая у него образовалась товарищ полковник! Тут уж ни начальник отряда, ни психолог не виноват!
В ходе возникшей паузы, хозяин проглотил, что то матерное, и поднатужившись буркнул:
- Ну, ты там тогда че нить напиши для служебки посообразнее....
Вообще психологическая служба (психологические лаборатории) возникла в системах ИУ благодаря трудам профессора Макаренко, который в раннешние времена, достаточно неплохо проработал а воспитательных колониях, и рекомендовал внедрение этой службы во всей системе. Учитывая, что по настоящему хороших психологов в зоне было с гулькин нос, если не считать конечно зэков, должность эта казалась синекурой, и поэтому начальства, что бы не показывать свою неграмотность глубоко в психологическую лабораторию не лезло. Да и честно говоря, для нас отрядников, заключение психолога о зэке как о холерично-импативной личности, отягченной проблемой развития внутреннего эгоцентризма, ни о чем толковом не говорило.....
Поэтому для нас психологическая лаборатория была местом отдыха (злоупотребление спиртными напитками в комнате психологической разгрузки после работы) и развлекухи на компьютере.
Гриню занесенного в зону не самым попутным ветром, как единственного выпускника мужского пола какого-то психологического факультета, наше начальство берегло и ценило. На что он отвечал своей полной взаимностью.... Хотя иногда....
ПСИХОДЕЛИЯ 1.
Время обед. Штаб. Приемная хозяина.
Я завалился в приемную с полной папкой материалов на водворении в ШИЗО. Секретарша Олечка чего-то деловито набивала на клавиатуре, вполуха слушая поползновения дежурного бабника - Руслана.
- Олечка! Салют! Хозяин у себя?
- Привет! Да у себя, только у него психолог.
- Как настроение у хозяина?
- Ой, тут бумагу спустили с управления, он уже минут двадцать Гриню как на ковер выдернул.
Из за плотно закрытой тамбурной двери доносилось порыкивание хозяина. Ну что ж, в принципе мне это и нужно. У хозяина прослеживалась интересная тенденция - в хорошем настроении он вчитывался в каждую бумажку, размышлял о чем то своем, и мог обуреваемый чувством христианского всепрощения ограничится объявлением выговора. А вот если наоборот, настроения у него не было, то тогда прокалывая авторучкой бланк постановления он за пять секунд рисовал немалые сроки для моих зэков.
- Маратыч! А ты знаешь как к хозяину правильно заходить?
- Как, Руслан?
- Не знаешь??? Темнота! В первый год службы ты идешь на ковер, и несешь с собой банку вазелина и коврик, чтоб коленкам помягче было. На второй год, если ты конечно порядочный офицер, у хозяина на полке уже заранее лежат твой персональный коврик с баночкой. А вот на третий год, мозоли уже в коленях, а смазка вырабатывается автоматически!
- Руслан! Ты б при Олечке не пошлил! А то она решит, что тебе только пассивный секс нравится, а отъехавших на зоне, сам знаешь, не уважают.
- Ты кого тут отъехавшим назвал?
В это время дверь кабинета открылась, и оттуда вышел местами потрепанный Гриня. Руслан, увидев потерянное лицо Грини, шепотом, участливо спросил:
- Ну че Гринь? Сильно трахнули?
Гриня улыбнулся, и забыв, что дверь в кабинет хозяина все еще нараспашку, презрительно ляпнул:
- Это разве трахнули! Так по старости лет, вялым по губам провели!
Пауза... Рев начальника:
- Психолог! А ну ка назад!
Гриня влетел обратно, мы с Русланом переглянулись и решили смотаться от греха подальше что б не попасть под компанию с Гриненой психоделией.

ПСИХОДЕЛИЯ 2.

- Маратыч! Привет! Твои же, вчера тестирование проходили?
В кабинет влетел Гриня, прервав идиллический процесс чаепития, курения и игры в нарды с Русланом (тоже урядник)
- Здорово, Гриня! Ну, мои, а че? Чикатилу выявил?
- Маратыч! Ты представляешь! Такие результаты! Такая психоделия! Я сам в шоке!
- Гринь! Выдыхай!!! Присядь чай попей! Не кипешуй, спокойно объясни.
Пока Гриня усаживался и разливал чай, я в очередной раз с тоскою подумал, что зря согласился на провокационную инициативу помочь Грине в психотестировании своего отряда.
- Маратыч! Общая масса осужденных у тебя относительна стабильна, но вот некоторые - уникумы!!!
- А конкретнее?
- Я вчера весь вечер просидел! Специально литературу поднял! В мире только два таких случая было!
- Значит, бог троицу любит.
- Маратыч! Ты не понимаешь! Это ж надо исследовать! Провести дополнительные тесты, это же диссер готовый!!!!
- Ясно, от меня че надо?
- Ты мне можешь кабинет на пару часиков уступить? Я б тут с людьми пообщался бы!
- С кем?
- Гм.. Маратыч, понимаешь по этическим нормам я не имею права открывать тебе личности исследуемых!
- Гриня! Ты грядки не перепутал? Мы не в твоей дурлаборатории! А у меня в отряде! Это ты щас с ними поколдуешь, мне не скажешь, а мне с ними еще работать потом!
- Ну Маратыч! Пожалуйста! С меня литр! Ради науки!!!
В разговор вмешался Руслан.
- Маратыч! Да хрен с ним! Только играть мешает! Пошли ко мне в отряд, заодно у ширпотребщиков пару начек вскроем, а там пока опишем, пока сактируем... Пусть развлекается! А лишний литр нам с тобой не помешает!
- Да ладно пошли! Гриня! Кнопка вызовы старшины сбоку. Он тебе любого зэка в три минуты на беседу выдернет. С зэками особо не балуй, грешно это.
Выйдя в коридор, я объяснил старшине, чего от него требуется, ну и по вредности своей добавил парочку своих пожеланий.
Через два часа в кабинет Руслана постучался и бочком прошел Тайсон (старшина отряда)
- Маратыч, вот.
Я прочитал список из четырех фамилий и вопросительно взглянул на Тайсона. Тот с трудом сдерживая смех, объяснил, что к чему. Я со вздохом матюгнулся, отправил старшину обратно, и набрал внутренний телефон:
- Гриня! Это Маратыч! Как оно?
- Да блин Маратыч, фигня какая то выходит.....
- А теперь слушай сюда! Ты какого хрена сорок минут гонял Мутного по цветному тесту?
- Мутного? А Петренко что ли? Это тест Люшера, он предназначен...
- Гриня!!! Ты идиот! Мутный - дальтоник! Он тебе сейчас там такого наговорит!
- Как?
- А вот так! Дальше. За Клопа спасибо! Он оказывается вчера днюху праздновал, ну и пользуясь кипешом во время теста, герычем ужалился. Поэтому, что он в глюках видел, то и нарисовал. Сегодня его закрою. Мамону ты тоже зря тест дал, он по русски говорит то хреново, а читать вообще не умеет! Уже третий год второгодником в ШРМ числится! Ну и наконец! Ты сейчас с Шаманом общаешься?
- Да.
- Тогда спроси у него, почему у него самая большая в зоне коллекция книг по психологии, в основном по НЛП. И подумай, кто там из вас и кого сейчас тестирует!
- Как?
- Каком кверху! Разгоняй симулянтов! И топай за литром! С тебя сегодня поляна вечером!
- А откуда ты все это знаешь Маратыч???
- Психоделию мою регулярно! Ладно, жди скоро подойдем! Отбой!

ПСИХОДЕЛИЯ 3

Штаб. Актовый зал. Общее оперативное совещание.
Замполитр зачитывает спущенные с управы приказы.
- Учитывая возросший уровень суицидов среди сотрудников ИУ в состоянии алкогольного опьянения (Ага, по пьяни, делать им больше нефиг было! По три месяца народ без зарплаты держат, вот и не выдерживают мужики - уходят) осуществить проведение психотестирования среди сотрудников ИК на предмет выявления склонных к употреблению спиртных напитков по предложенному управлением тесту.
Хозяин подняв голову, приказал:
- Психолог! В недельный срок провести тестирование, о результатах доложить!
- Слушаюсь!
Начальник отдела воспитательной работы, по окончанию совещания, стремясь в очередной раз бляснуть яйцами и исполнительностью собрал толпу урядников и погнал в сторону психологической лаборатории. Кстати с вопросом алкоголя у нашего начальника был свой пунктик. По молодости лет, перепив свою канистру, он закодировался, после чего стал ревностным бойцом за ЗОЖ и трезвость в быту и на службе. Пройдя тестирование, мы разбежались по отрядам и забыли о нем.
Неделю спустя.
Оперативка вяло тянулась, пока замполитр не вытащил из пачки документов очередной пасквиль соседнего РУВД, в котором указывалось на то, что накануне неустановленная группа офицеров в зеленой форме, после распития спиртных напитков в кафе «Солнышко» громко выражалась бранью с использованием выражений «зоновской фени» и размахивало руками. (вранье! не было такого!) На замечания экипажа ППС о недопустимости подобного поведения отреагировали некорректно (а нефиг сержантам матом в адрес офицеров выражаться) обезоружили патруль, приковали трех сержантов отобранными наручниками к служебной машине (а че их бить что ли?) и скрылись в неизвестном направлении. Пистолеты и рацию через час передала в стационарный пункт милиции (стакан проще говоря) девушка, которая заявила, что обнаружила их в пакете висящими на двери данного стационарного пункта милиции (Гульнара очень умная девочка!!!). Просим принять меры по установлению личности и принятию мер...
На гул зала (Не, не наши, наши такого не могли) хозяин рявкнул, и вспомнил о тестировании алкоголиков.
- Психолог! Доложите что там по тестированию.
Гриня, поднявшись на сцену, достал свой блокнот:
- Товарищ полковник, к сожалению, в связи с уклонением сотрудников от тестирования на сегодняшний день обследовано только тридцать процентов личного состава.
- Начальники отделов! Я не понял! Почему приказ не выполнен?
Пока остальные виновато бубнили о нехватке времени, наш начальник, торжествуя и победно глядя вокруг, доложил, что отдел воспитательной работы единственный в колонии полностью прошел тестирование.
Хозяин удовлетворенно хмыкнул, с подозрением оглядел сидящего рядом со мною Руслана, на шее которого виднелось пара ссадин (это не сержанты, это Гульнарка) и кивнул Грине:
- Понятно, а что там у тебя по воспитательному отделу.
- Товарищ полковник, отдел протестирован, результаты разрешите доложить лично!
- Почему?
- Ну, чтоб не сложить у выявленных сотрудников психоделического настроя!
- Давай без фамилий!
- В отделе двадцать человек, обследованы все! Склонных к употреблению спиртных напитков - один!
- Кто???
- Товарищ полковник разрешите доложить лично!
- Хорошо, зайдешь после оперативки.
Мы в шоке оглядывали друг друга, кто ж этот таинственный алкоголик в нашей среде? Не ну так то пьют все, но кто же больше всех?
Дождавшись в курилке Гриню, мы взяли его в оборот.
- Гриня, колись!
- Не могу мужики!
- Гриня, не раздражай нас! Колись, пока бить не начали!
- Ну, мужики, хорош, а! Это секретная информация!
- ГРИНЯ!!!
- Ну ладно, ладно! Тока никому! Начальник это ваш!
- Как??? Он же закодирован!
- Так пить ему все равно подсознательно хочется! Вот и проявился на тесте как склонный к употреблению алкоголя!
- Ржач! А остальные че, нормальные?
Гриня, с грустной улыбкой оглядел нас:
- Мужики! Хозяин спросил, сколько склонных в отделе. Я честно сказал - один! Остальные уже ни склонные, остальные - алкоголики! Вот такая она сложная вешь - психоделия.......

Туман как объективная реальность, данная нам в ощущениях

«Ежик сидел на горке под сосной и смотрел
на освещенную лунным светом долину, затопленную туманом.
Красиво было так, что он время от времени вздрагивал:
не снится ли ему все это?»

Туман бывает разный.
Густой и не очень, высокий и низкий, серый, белый и даже сиреневый. Но в отличие от других природных явлений, он всегда тихий.
Вот, например, просыпаешься рано под первые посвистывания лесных птичек, выкарабкиваешься из палатки на светлое, но еще без солнца утро, и вдыхая свежесть леса, видишь над озером это висящее махровое тихое чудо. Зябко прижав к телу руки и ощущая утреннюю свежесть голыми ягодицами, погружаешься в светлую мглу, подходишь к воде, и ступая в серебристый гладкий шелк, раздвигаешь его руками и мягко паришь в воде-тумане. И никого и ничего вокруг. И тишина. И ты один на всей планете. И нет неба над тобой, и нет земли под тобой. И тишина. И мягкий обволакивающий уют...
Но быстро восходящее солнце переходит из розового в белое и делает окружающий мир все прозрачнее и прозрачнее. И вот уже ты видишь берег, и палатки на нем, и кострище, и торчащие из земли шампуры, и лес, и кончилось очарование невидимости и невесомости. И ты выбираешься из зеркала воды, и бежишь к палатке, в тепло, и присев, залезаешь под просвечивающийся брезент, и едва касаясь, целуешь припухлые губы спящей, и она, не открывая глаз, протянув такие теплые руки, обнимает тебя и затаскивает к себе под одеяло, и ты, прижимаясь всем телом к этим горячим белым выпуклостям и изгибам, шепчешь на ухо: Ты такое пропустила, а она шепчет: Помолчи, - и прижимается сильнее в ответ. И сказка продолжается.
Это был добрый туман.

"Расскажу - не поверят!" - подумал Ежик, и стал смотреть еще
внимательнее, чтобы запомнить до последней травинки всю красоту».

Или вот, например, в пять утра идет подготовка к полетам. Две эскадрильи уже позавтракали, техники подтягивают самолеты со стоянок на стартовую площадку, летчики в «высотке» разбирают плановую таблицу, а курсанты собираются в кружки и, тайно покуривая, со смехом обсуждают подробности вчерашних полетов. Над аэродромом стоит шум разноголосицы, работающих двигателей автомобилей, громкого звяканья бросаемых тормозных колодок и отсоединяемых буксировочных водил. Комэска с командиром полка, отсвечивая ярко-белыми ЗШ, неторопливым и уверенным шагом идут по траве от КДП к старту, переговариваясь на ходу и даже не глядя в полностью прозрачное голубое небо. Идут на разведку погоды над точкой и в пилотажных зонах. Истребитель-спарка готов, заправлен, командир батальона обеспечения доложил о готовности средств, инженер о готовности запланированных самолетов, все идет по плану. И вдруг. Из ниоткуда, огромными белыми клубами, быстро заволакивая все вокруг, появляется Он. Тихий и вездесущий. Густой до того, что из кабины самолета не видно тягача. И сразу наступает тишина. Останавливаются буксировщики, замолкают курсанты, останавливается командир полка, а за ним и комэска. Все ошалело оглядываются вокруг в поисках того, что только что было аэродромом. Командир разворачивается, и ориентируясь по тропинке, таким же уверенным шагом отправляется обратно на КДП, тихо приговаривая: «Ёханый туман». Техники, не раздумывая, тут же зарываются в скомканные на самолетных плоскостях чехлы и засыпают сном младенцев. Курсанты под впечатлением такого изменения действительности начинают вполголоса обсуждать характер явления. Конденсация, сублимация, испарения, охлаждения, - вылетают слова и тут же гаснут в молочно-белой дымке. Комэска, развернув в голове плановую таблицу и произведя нехитрые расчеты, видит, что полетами с курсантами пожертвовать нельзя, а вот два его, с таким трудом запланированных перехвата, наверняка вычеркнут, а вместе с этим автоматически вычеркнутся три литра спирта, и, соответственно, не будет новых бархатных чехлов в салон «Жигуленка», которые уйдут к замполиту. Ёханый туман! - думает он. Начальник группы РЭО, молодой улыбчивый капитан, раскладывает на крышке ящика централизованной заправки доску с нардами и снова начинает вечный бой со своим круглолицым малорослым механиком. Потом, спохватившись, рычит на него:
- Я тебе, мозгоклюю недоученному, сколько раз говорил, сначала работа, потом шеш-беш! Ты где канистры поставил, недоросль?!
- Там где всегда, на видном месте - уверенно отвечает прапорщик, неуверенно оглядываясь.
- Где?! Где это видное место? - уже панически кричит капитан и бежит сквозь белые лохмотья за механиком к двум двадцатилитровым канистрам, мирно стоящим на траве у кромки бетона. Открывает, засовывает щуп и молча показывает механику - не хватает двух литров. Ёханый туман - делает широкие глаза и разводит руками прапорщик.
В это время старый и продубленый техник самолета, пятнадцатилетний капитан-старлей-капитан-старлей аккуратно на бетоне стоянки укутывает в самолетный чехол целлофановый пакет с прозрачной влагой, бережно прикрывает его большой задней заглушкой от двигателя и уходит в эскадрильский домик за подходящей тарой, еще не зная, что через десять минут бегущий в тумане курсант споткнется об водило, упадет на заглушку и раздавит пакет, пропитав вожделенным запасом весь чехол. Ёханый туман! - ругнется, и потирая коленку, побежит дальше.
А комэска, проходя мимо курсантов, остановится и скажет:
- Вот, учили вас, что туманы бывают адвентивные и радиационные. А теперь, когда пропустите по паре полетов, будете знать, что существует еще один вид тумана. Ёханый! - и досадливо махнув рукой, пойдет на метео, узнавать, когда же прекратится это безобразие.
Это был... Ну, в общем, вы поняли, какой это был туман.

«Ежик сорвал травинку, на которой сидел Светлячок, и высоко подняв ее над головой, как со свечой, наклоняясь и вглядываясь себе под ноги, побрел в тумане.
Деревья, как мачты, тонули во мгле.
Светлячок - маленький зеленый маяк, - еле-еле теплясь, покачивался в тумане, освещая дорогу.
Но и он упал в траву и погас».

Той зимой они приземлились уже третий раз за неделю на аэродроме в горах одной маленькой и гордой страны. Страна на подъеме обретенной независимости ввязалась в маленькую победоносную войну с не менее гордой соседкой. Ввязалась и завязла. И теперь, демонстрируя старую истину, что в войне победителей не бывает, сидела в западне энергетической блокады. Окруженная не очень дружелюбными или просто враждебными соседями, доказывала всему миру, а в первую очередь себе, что может перезимовать без топлива и электричества.
Запасшись продуктами земледелия и ощетинившись из форточек закопченными трубами буржуек, на которых готовилась еда, стирались вещи и мылись маленькие дети, столица затихла и примолкла. Город был темен, и что несвойственно ему, тих.
Буржуйки, как и дети, постоянно требовали пищи. Когда-то зеленый, сейчас город ощерился голыми пеньками. Красивый и широкий бульвар от аэропорта был изуродован криво срезанными разновысокими обрубками. Вся жизнь сосредоточилась вокруг аэродрома. Отсюда поступали сахар и масло, здесь можно было разжиться керосином. Топливо это было все - тепло, еда, жизнь.
Ближайший аэродром дозаправки был перегружен бортами и сам задыхался от нехватки керосина, рассылая всем телеграммы: «Топливом не обеспечиваем».
Вот и сейчас, после выключения реверса, командир дал команду на останов двух двигателей, и зарулив на стоянку на двух, сразу же выключили и их. Протопив перед посадкой салон по максимуму, ВСУ не включали, экономили буквально каждый килограмм драгоценного керосина.
- Ну что, Олег, часа за три разгрузят? - спросил, отодвигая кресло, командир.
- Должны, Алексеич.
- Ну пойдем, погуляем. Ставим пока вылет на 4:00 местного, а там посмотрим.
Экипаж пошел в терминал, а Олег, спустившись по открытой рампе к подъехавшим грузовикам, охнул от охватившего непокрытую голову холода. «Однако, новости! - подумал он, прикидывая, сколько же это может быть по Цельсию, - Явно ниже -10». Быстро поговорив с бригадиром грузчиков и растолкав небритых с повисшими жалобно носами и слезящимися глазами просителей керосина, Олег тоже побежал к зданию аэропорта между молчаливо стоящими в темноте ночи лайнерами местных авиалиний. Все пассажирские рейсы давно отменились до лучших времен.
В аэропорт электричество подавалось, горел свет, и в помещениях было более-менее тепло от большого количества разнообразных обогревателей. Независимость была везде и во всем. Каждая аэропортовая служба перешла на личный расчет, и проходя по коридорам, платить приходилось буквально на каждом шагу. Грузосбор, взлет-посадка, обеспечение стоянкой, техобслуживание, метео, медицина.
- Привет, Ваган.
- Привет, Олег.
- Что привезли сегодня?
- Сахар.
- Сколько?
- Сорок восемь тонн.
Чик-чик, калькулятор. Вжик - открыл карман летной кожанки, достал деньги, вжик - положил квитанцию и закрыл карман.
- Здравствуй, Нана.
- А! Здравствуй, Олежек. Как дела, не женился еще?
- Да некогда все, подожду, пока твоя дочка подрастет.
- Старый будешь - улыбается, прищуривая огромные глаза.
- Ай, Нана, мужчина не бывает старый, бывает солидный - улыбается в ответ Олег.
- Ночевать будете?
- Да где тут у вас сейчас заночуешь? Нет, разгрузимся, и сразу домой.
Чик-чик, калькулятор, вжик-вжик, деньги - квитанция.
- Здорово, Олег! Как дела?
- Ай, ара, это у вас дела, а у меня работа.
- Да какие сейчас дела, сам знаешь, - грустнеет Эдик.
- Знаю, - перестает улыбаться и Олег.
- На чем сегодня прилетел?
- На большом.
- Максимальный взлетный 190?
- Нет, на 20 тонн меньше.
- Почему? - поднимает удивленный взгляд.
- Да мы, чтоб меньше керосина к вам тратить, два двигателя дома сняли.
- Серьезно?! - в первый момент покупается Эдик, - Ай, шутишь все - широко улыбается.
Чик-чик, калькулятор, вжик-вжик, пустеют карманы.
В независимом метео ходили командир со штурманом, разглядывая и перебирая женские и мужские туфли местной работы, которые в огромном разнообразии стояли на всех столах и подоконниках.
- Ну что, как дома погода?
- Нормально. Везде рассчитался?
- Здесь да.. Сейчас пойду еще через склад, с заказчиком разберусь, и после выгрузки - вперед и вверх.
- Ну давай. Что-то я смотрю, ты не по погоде оделся, - отметил командир, - а мы походим еще по ларькам, клювом пощелкаем.
- Добро. Встречаемся на самолете.
Олег повернулся к сидящим женщинам, оживленно вполголоса обсуждающим что-то, как всегда, очень важное.
- Девочки, а какая температурка за бортом?
- Девятнадцать минус.
- Однако, - снова поежился Олег, поглядев на свои демисезонные туфли.
Выскочив на улицу, быстро перебежал на склад, забрал накладные, рассчитался за грузчиков, поговорил с получателем. Тот попросил подождать его в машине на стоянке. Снова бегом, нашел поезженную «шестерку», открыл дверь и забрался на заднее сиденье в нагретый и прокуренный салон.
- Добрый вечер, Олег - представился, протянув руку совсем молодому и совсем небритому водителю.
- Добрый вечер, Левон.
- Олег, - поздоровался с другим.
- Арам. Кофе хочешь? Возьми, там термос лежит.
Олег отодвинул два автомата Калашникова с примкнутыми магазинами, небрежно брошенные на пол между сидениями, налил себе кофе, предложил сигареты.
- «Магна»? Нэ надо. «Винстон» хочешь?
- Давай.
Можно было передохнуть. Он откинулся на спинку, посидел, послушал сдержанные рассказы о героизме братьев и дядьев, уловил взглядом две ребристые гранаты, вроде бы в случайно открытом бардачке, еще покурил, отказался от покупки пистолета, дождался получателя, забрал причитающуюся часть оплаты за перевозку, вжик-вжик забил карманы, вылез из машины. Обнялся, попрощался до следующего раза и перебежал к ларькам, тускло мерцающим в темноте разноцветными свечками. Посмотрел на сувенирные кинжалы, послушал рекламу коньяка «послэднего настоящего 30-ти летнего из бочек, с разграбленного знаменитого завода», понюхал закрашенный самогон, забодяженый ванилью, купил шоколадку и снова поднялся на третий этаж терминала.
- Добрый вечер, медицина. Наши подписывали задание?
- Да давно уже на самолет пошли.
Зашел к Нане, передал дочке шоколадку, зашел еще покурить с Эдиком, послушал о тяжком быте, слегка пожаловался на условия у себя дома, мол, канистра бензина стоит как средняя зарплата по стране, услышал в ответ, что у них он хотя бы есть, обнялся, попрощался и напоследок заглянул на метео.
- Девочки, добрый вечер еще раз. Как за бортом?
- Двадцать два.
- Уах!
Олег подошел к широкому окну и замер. Аэродрома не было.
То есть аэродром был, но абсолютно голый. Под ярко звездным черным небом с полной Луной отблескивал только серый бетон, а все самолеты просто исчезли, как и не было никогда. Подавив поднимающуюся панику сумасшествия, он уткнулся носом в стекло, еще раз внимательно посмотрел в ночь и вдруг осознал, что он же на третьем этаже, а бетон начинался почти под окном.
- Девочки, выключите свет, фокус покажу.
Одна пошла к выключателю, другая встала и подошла к Олегу.
- Вай!! Марина, иди сюда!
Олег наслаждался эффектом. Теперь из темной комнаты выглядело это просто фантастически. Сколько хватало взгляда, под черным небом не было ничего. Серо-белое неподвижное море тумана ровным слоем покрывало землю до горизонта, спрятав под собой всю цивилизацию. А сверху ярко светили звезды, споря с Луной.
Красиво встряли - думал он, спускаясь по лестнице. Открыл дверь, выскочил на обжигающий воздух и уперся в серый мрак. Видно было метров на пять. Одет был Олег в турецкий околошерстяной свитер на футболку и кожанку. Теплая куртка вместе с шапочкой остались в кабине. Взяв направление, Олег прикрыл ладонями, обмороженные еще в армии уши и побежал к самолету. Пробежав метров сто, он медленно остановился. Самолета не было. Не было вообще никаких самолетов. Видимость упала метров до трех. Олег посмотрел по сторонам, пробежал пять метров вправо, затем десять влево, и ничего кроме тумана не увидел. Прошел еще вперед, затем назад - все тот же туман. Тогда он решил вернуться к терминалу, прислушался к себе, и выбрав путь, быстрым шагом прошел еще метров пятьдесят. Ничего и никого. Ни машин, ни людей, ни гудящих самолетов. Где-то вдалеке изредка раздавались звуки автомобилей, но так как автостоянка находилась за высоким бетонным забором, звуки искажались, и определить направление можно было только примерно. Мороз давал о себе знать все плотнее, бедра под джинсами, плечи, спина, пальцы рук, уши, пальцы ног очень быстро стали ощущать холод на себе. А туман жил своей жизнью и загустел уже до такой степени, что видно было чуть дальше вытянутой руки. Легкое очарование приключения уступило место заботе о спасении. Олег всегда был согласен с великим Амундсеном, который, погуляв на обоих полюсах, с досадой отметил, что к холоду привыкнуть невозможно.
Тогда Олег решил просто идти прямо, пока не придет куда-нибудь. Решил и пошел. Шел он не очень долго и остановился у края бетона. Дальше была трава. Какой это край стоянки или рулежки - понять было нельзя. И дальше идти было нельзя, не хватало еще уйти за взлетно-посадочную полосу. «Хорошо» - подумал он, и решил найти любую белую полоску рулежной разметки и идти по ней. Карманы рук не грели, расстегнув замок куртки и засунув ладони подмышки, Олег пошел, глядя себе под ноги. И через несколько минут он увидел перед собой скос закрытой рампы транспортника Ан-26.
- Та-ак, рядом с нами никакого 26-го не было, и вообще нигде рядом не было, может, позже сел? - Олег вернулся по полоске обратно до ответвления и быстро пошел по другой. Мороз гнал его вперед, а туман просто поражал воображение. С высоты роста не видно было земли. Приходилось идти, согнувшись крючком и привязавшись взглядом к спасительной линии. Постепенно набрав темп, он уже бежал. Бежать согнувшись, оказывается, было удобно, пока по голове что-то пребольно не ударило. На секунду опешив, Олег схватился за темечко и поднял голову - это была удача, - прямо перед лицом была грязноватая створка рампы родного Ил-76. Он взял правее, держась левой рукой за фюзеляж, уперся в колеса шасси, обошел их и, подойдя к стремянке, поднялся к двери. Дверь была не от его самолета. И на ней стояла пластилиновая печать. Просто чтоб убедиться, что тут никого нет, Олег постучал и спустился на бетон. Вернулся наощупь к хвосту и, снова наклонившись, побежал за белой полоской.
Побегав еще полчаса, он несколько раз стукался головой об «Аны», проскакивал под «Тушками», но нигде не было ни одного человека. Олег замерз до самых внутренностей, пальцев на ногах уже не чувствовал, да и на руках гнулись с трудом. Кричать: «Помогите!» было стыдно, поэтому он крикнул: «Люди». Получилось тихо. Он крикнул громче: «Люди-и!», потом еще и еще раз. Ничего не изменилось Туман, холод и тишина.
Отступать было нельзя, но и куда наступать, было совершенно не ясно.
Подумав, и отмотав в памяти назад все свои метания, Олег решил вернуться вдоль стоянок к месту начала блужданий. Он побежал по перрону вдоль полоски обратно, не отворачивая в полукружия поворотов на стоянки. Добежав до места, где полоска делала последний доворот, он повернул вслед за ней и в очередной раз приложился к створкам. Это был снова Ил-76. Ни на что не надеясь, Олег аккуратно, в белом мраке, обошел шасси и поднялся по стремянке. Это была та дверь. С очагом папы Карло. Ручка двери была выдвинута. Он нажал на нее, но потянуть и открыть дверь рука не слушалась. Он постучал и спустился на пару ступенек вниз, дверь прошла над головой:
- Кто здесь? - раздался из тумана голос борттехника.
Олег молча поднялся в салон, а затем наверх в кабину. В темноте кабины мерцал красноватый свет от гревшего керосинового обогревателя. Экипаж сидел в креслах, укрывшись армейскими синими одеялами, и потихоньку дремал.
- О! - поднял голову командир, - нашлась пропажа, а мы думали, что ты в аэропорту греешься.
Он опустил руку за кресло, и улыбнувшись, достал две жестяные банки.
- А я тебе пивка купил, знаю, ты любишь. Держи, холо-одненькое. Садись, видишь, что творится. Теперь до рассвета зависли. А как ты нас нашел?
Олег молчал и не мог разжать сведенные мышцами челюсти.
Через пару минут он сидел в кресле, прихлебывал горячий чай, и смотрел в окно на молчаливое серое море. И выглядело оно совершенно не страшно.

«А когда тебя не было, ты где-нибудь был?
— Угу.
— Где?
— Там, — сказал Ежик и махнул лапой.
— Далеко?
Ежик съежился и закрыл глаза».